Придя в дом, в котором жил, я оставался в своём обычном устроении: ходил по святым обителям и встречался с друзьями для бесед о нашем намерении. Когда же в начале сентября месяца по обычаю началось школьное учение, я, боясь, чтобы не случилось какого-либо препятствия моему желанию, оставил школу и не ходил в неё, но прилежно пёкся о том, как бы мне, черничества ради, уйти в удобное место. И вот случилось тогда то, что вместе с возвращающимся в Россию после заключения мира [ Подразумевается мирный договор между Россией и Турцией, под писанный по окончании войны 1735–1739 гг. ] войском приехал в Киев и преосвященнейший господин Антоний, Молдавский митрополит. Он остановился во дворце преосвященнейшего Киевского митрополита, называемом Кудрявец, и однажды, увидев в святом Братском Богоявленском монастыре знакомого мне иеросхимонаха Пахомия, узнал его как рукоположенного им в иеромонаха и, по благословению Его Преосвященства Киевского митрополита, взял его к себе в Кудрявец. Я же часто приходил к иеросхимонаху Пахомию как к своему о Господе наставнику и сподоблялся через него получать благословение Его Преосвященства, целуя святую его десницу. Видя у Его Преосвященства наряду с другими славными, всякого почтения достойными лицами иеромонашеского сана и некоторое число кротких и смиренных по Богу любивших меня славных юных иеродиаконов, я очень радовался в душе, наиболее же, когда удостаивался слушать Божественную Литургию, совершаемую на молдавском языке во время служения её Его Преосвященством со всем его освящённым клиром. Какой радости исполнялась душа моя, когда я слышал воссылаемое Богу славословие на этом благословенном языке! И — дивны судьбы Божии! — с той поры зародилась в моей душе немалая любовь к благословенному молдавскому языку, и к этому народу, и к сей богохранимой земле. И ещё более разгорелось в моей душе желание странничества и монашества.

И вот, пока я всю ту зиму пребывал в таких упражнениях, в конце января случилось со мной небольшое искушение. Один школьник из моего города, видя, что я забросил школьное учение, и сожалея обо мне, пошёл к начальствовавшему тогда над школами Его Преподобию Сильвестру Кулябцу, который после был архимандритом Братского Богоявленского монастыря (в котором и было училище), а после и епископом Санкт-Петербургским, и рассказал ему обо мне подробно, что, мол, учиться я не хочу, а мать моя напрасно тратится на моё иждивение.
Услышав сие, он послал двух учеников из школы привести меня к нему, а когда я пришёл, Его Преподобие начал жестоко допрашивать меня, вопросив:

— Ты почему оставил школьное учение?!

А я, будучи по естеству своему бездерзновенен, особенно перед такими лицами, сам не знаю как, вопреки своему устроению, дерзнул ответить ему, что первая причина, по которой я оставил внешнее учение, — моё непреложное намерение быть монахом. Боясь неизвестного смертного часа, я желаю, если бы сие было возможно, быстрее уйти в такое место, где, с Божией помощью, я смог бы на деле исполнить моё намерение. Вторая же — то, что от внешнего учения я не ощущаю в душе никакой пользы, ибо, слыша в нём вспоминаемых часто эллинских богов и богинь и поэтические басни, от всей души возненавидел такое учение. А если бы и во внешнем учении наставники употребляли слова богоносных Учителей Святой Церкви, наученных Пресвятым Духом, то ученики сподоблялись бы двойной пользы от духовной мудрости и внешнего учения. А поскольку, как напечатано в «Алфавите духовном», «ныне не от Духа Святого, но от Аристотеля, Цицерона, Платона и прочих языческих философов разуму учатся, и из-за сего окончательно ослеплены они ложью, заблудившись в разуме вне пути правого, и учатся только говорению словес, а внутри души у них мрак и тьма, вся же премудрость их лишь на языке» [ Свт. Димитрий Рос товский. Алфавит духовный. Гл. 3,1 ], постольку, по свидетельству сему, от такого учения не ощущая в душе своей пользы, к тому же и опасаясь, как бы от него, как со многими и случается, не впасть мне в развращение ума, я и оставил его. Третья причина: обдумывая, какие плоды может принести сие учение в лицах монашеского чина, и видя, как некие из них, подобно мiрским сановникам, живут в великой славе и всяческом телесном покое, украшаясь драгоценными ризами, и ездят на отборных конях и прекрасных колесницах (не осуждая их, говорю я сие, да не будет!), я боюсь и трепещу, что и сам, если долгое время пробуду в училищах и научусь внешнему учению, став монахом, претерплю из-за немощи своей души не только всё сие, но и в тысячи раз горшее, впав во все душевные и телесные страсти. И всё сие и есть причина, по которой я оставил внешнее учение.

Молитва бо истинная есть беседа с Богом: в молитве истинной человек к Богу приходит и приближается, и пред Богом предстоит и беседует с Ним. Коль же сие великое дело есть, кто не признает? За велико люди имеют с земным царем или князем, или иным каким высоким лицем беседовать, и за честь тое себе поставляют; как христианам за велико и за высочайшую честь не поставлять беседование с Богом, Царем небесным, Царем царствующих и Господем господствующих? Столько сие большее и честнейшее дело есть от онаго, сколько Царь небесный отстоит от земного, – отстоит же бесконечно, яко Создатель от создания Своего. убо за велико сие почитаем, человече, и хощем того, то да отступим от неправды, по учению премудраго Павла: «да отступит от неправды всяк именуяй имя Господне» (2Тим. 2, 19) (3:257–258).

#свт_Тихон_Задонский

О ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ
Два пути к Богу
https://vk.com/@raphael_karelin-dva-puti-k-bogu

Он же, как муж премудрейший, сказал мне на сие множество слов, исправляя моё невежество и разъясняя, сколь великую пользу имеют внешние учения.

— То, что ты, — сказал он мне, — доселе, как говоришь, не ощущаешь в душе пользы, то не удивительно, ибо не дошёл ты пока до больших учений. Через некое время, дойдя до них и на деле познав их великую пользу, ты возрадуешься и прославишь Бога, избавившись от того невежества, в котором ныне пребываешь!

И многие другие, подобные этим слова он сказал мне, всячески побуждая меня к школьному учению. Наконец, когда он увидел, что я совсем не преклонился на его увещания, но пребываю в собственном упрямстве, сильно оскорбился и хотел наказать меня за это жестоким биением. А я, помня свою всегдашнюю немощь и побоявшись из-за наказания лишиться и малого своего здравия, пусть и нехотя, но повиновался его воле. Ещё же и о том рассуждал я, что творимое надо мной насилие продлится недолго, а дождавшись, по Божией воле, лета, я буду совершенно без всяких препятствий свободен в исполнении своего намерения. И так как я учился теперь только по привычке, не стало у меня отныне никакого преуспеяния.

Когда пришло лето, я оставил учебу и уехал к матери в Полтаву, которая, увидев меня, исполнилась неизречённой радости и со слезами благодарила Бога за то, что по прошествии столь длительного времени, она едва дождалась увидеть меня. И я сам также сильно возрадовался, с Божией помощью сподобившись увидеть её, ведь я весьма по Богу любил её и почитал как свою мать. Пребывая у себя дома, я упражнялся в чтении святых книг, а ещё у меня были и некие очень душеполезные слова, возбуждающие душу к ревности Божией и к монашескому подвигу, которые я выписал на пользу своей душе в Киеве из взятых у иеросхимонаха Пахомия книг. Часто читая их, немалое поощрение к монашескому житию почерпнул я из них.Был у меня и единодушный друг из прежних моих товарищей, также приехавший из Киевских училищ к своей матери, по имени Димитрий, и долгое время в Киеве живший со мной в одном доме. Он часто приходил ко мне и наша беседа и совет были ни о чём другом, как о том, каким бы образом возможно было нам, уйдя не только из мiра, но и из отечества нашего монашества ради в странничество, сподобиться по нашему желанию святого монашеского образа. И когда я так упражнялся, я задумал откровенно объявить о своём решении матери, которая, хоть и давно знала о нём, но лишь отчасти. И потому она надеялась, что я по окончании, хотя и не совершенном, школьного учения оставлю своё намерение быть монахом и, поженившись по христианскому закону и став священником, буду наследником своего отца. О ней же, как о своей матери, подобает мне иметь попечение, и я буду подпорой её старости и желанным для неё утешением. Более же всего она жаждала, чтоб не упразднился и сам род наш. Ибо у неё было двенадцать детей и всех их, кроме меня, предпослала она ко Христу. А я остался у неё единственным из них, чтоб в старости по Богу окормлять и утешать её и наследовать наш дом. И не было никого иного восстановить род Величковских. И вот, когда я объявил ей, имеющей такую надежду, что моё желание монашества непреложно, трудно описать, какая печаль и скорбь постигли её душу. Ибо она сетовала и тужила, а часто и плакала, увещая меня не оставлять её, дабы не прервался и род наш (что и случилось), и говорила мне, что сие неизбежно последует, если я изойду из мiра в монашество. Я же, видя таковую её печаль и скорбь, хотя и сильно любил её как свою мать и соболезновал о ней в душе, но, однако, в намерении своём был непреклонен. Я по силе своей увещевал её, прося и моля не скорбеть о моём желании, но, скорее, радоваться об этом, и веселиться, и прославлять Бога, давшего мне Своей благодатью такой помысел, и просил надежду о своём окормлении полагать на Его всемогущий Промысл.

Увидев, что она никак не может утешиться, но день ото дня её скорбь растёт, я известил о своём решении и об её скорби своего духовника. Он посоветовал мне, ради утешения матери и чтоб она не предалась ещё большей печали, разговаривать с ней осмотрительнее и, на первый взгляд, по её воле. Приняв от своего духовника такой совет, я так и поступал, не дерзая уже более напоминать ей о своём желании, но говорил с ней такими словами, которые были угодны ей и утешали её душу. Я объявил ей, что подобает мне сначала окончить школу, чтоб не быть мне крайним невеждой, не умеющим промолвить и единого слова Христову народу. Но да буду я не только в священстве, но и в образовании, насколько возможно, наследником прадеда, деда и отца, которые, будучи учёными, трудились в проповеди Божия слова! А потом, после окончания учебы, если благоволит Бог, то удостоит Он и меня, хотя и недостойного, как степени их, так и труда в проповеди христианского учения. Мать моя, услышав от меня такие и подобные этим слова, немало в душе утешилась в своей печали, ибо надеялась, что со временем её мечта исполнится.

Нищим свойственно просить, а обнищавшему грехопадением человеку свойственно молиться.
Молитва – обращение падшего и кающегося человека к Богу. Молитва – плач падшего и кающегося человека перед Богом. Молитва – излияние сердечных желаний, прошений, воздыханий падшего, убитого грехом человека перед Богом.

#свт_Игнатий_Брянчанинов

108. Без делания и жительства плача невозможно претерпеть вара безмолвия. Плачущий и помышляющий об ужасах, предшествующих смерти и последующих за нею, прежде чем они самым делом наступят, не может не иметь терпения и смирения, – кои суть два основания безмолвия. А без них вступивший в безмолвие будет всегда совоспитанницей своему нерадению иметь самомнение, от коих размножаются пленения и парения, ввергающие нас в расслабление. Отсюда далее дщерь нерадения – невоздержание тело делает вялым и бессильным, а ум омраченным и ожестелым. Тогда и Иисус скрывается, народу мыслей и помыслов, сущу на умном месте.

#прп_Григорий_Синаит

У апостола сказано: Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь, за все благодарите... (1Сол. 5:16–18). Но должно ли непрестанно молиться и возможна ли такая заповедь? Это и вы готовы спросить, и я, по мере сил, постараюсь защитить.
Молитва есть прошение благ, воссылаемое благочестивыми к Богу. Прошения же, без сомнения, не ограничиваем словами; ибо не думаем, что Бог имеет нужду в словесном напоминании, но знает полезное, когда мы и не просим. Поэтому что же говорим мы? То, что надо не в словах заключать молитву, а, напротив, поставлять более силу молитвы в душевном произволении и в добродетельных делах, непрерывно продолжаемых целую жизнь. Ибо сказано: едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию (1Кор. 10:31). Сидишь за столом – молись; вкушаешь хлеб – воздавай благодарение Давшему; подкрепляешь вином немощь тела – помни Подавшего тебе дар сей на веселье сердцу и в облегчение недугов. Миновала ли потребность в снедях? Да не прекращается памятование о Благодетеле. Надеваешь хитон – благодари Давшего; облекаешься в плащ – усугуби любовь к Богу, даровавшему нам покровы, пригодные для зимы и лета, сохраняющие жизнь нашу и закрывающие наше безобразие. Прошел ли день? Благодари Даровавшего нам солнце для отправления дневных дел и Давшего огонь освещать ночь и служить для прочих житейских потреб. Ночь пусть доставит тебе другие побуждения к молитве. Когда воззришь на небо и устремишь взор на красоту звезд, молись Владыке видимого и поклонись наилучшему Художнику всяческих, Богу, Который все премудро сотворил (Пс. 103:24). Когда увидишь, что вся животная природа объята сном, опять поклонись Тому, Кто и против воли нашей посредством сна разрешает нас от непрерывности трудов и через малое успокоение опять приводит в бодрость сил. Поэтому ночь да не вся будет у тебя собственным и исключительным уделом сна; не попускай, чтобы от сонного бесчувствия сделалась бесполезной половина жизни, напротив, ночное время да разделится у тебя на сон и на молитву. Даже и самые сны да будут упражнением в благочестии; ибо и сонные представления часто бывают как бы отголосками дневных забот: каковы житейские наши занятия, таковы по необходимости и сновидения. Таким образом непрестанно будешь молиться, не в словах заключая молитву, но через все течение жизни приближаясь к Богу, чтобы жизнь твоя была непрерывной и непрестанной молитвой.

#Свт_Василий_Великий

- Почему человек духовно падает?

- Чтобы снова встать. Если он не упадет, то никогда не встанет, никогда не укрепится в вере. Господь допускает все наши падения только для того, чтобы укрепить нас в вере.

#прп_Гавриил_Ургебадзе

И чтобы ты знал, что, когда мы сами нерадимы, то, хотя бы праведники или пророки были нашими заступниками, нам от того не бывает никакой пользы (их добродетель обнаруживается, конечно, и в этом случае, но нам от того не будет никакой пользы по причине собственной нашей худой жизни), вот – послушай, как Бог всяческих говорит к освященному от чрева [матери] пророку Иеремии: ты не молись за этот народ, ибо Я не услышу тебя (Иер. 7:16). Заметь человеколюбие Господа: Он предупреждает об этом пророка, чтобы тот, не будучи услышан в своих молитвах, не подумал, будто это произошло от собственной его вины. Потому-то и раскрывает ему заранее нечестие народа и запрещает молиться [за него], чтобы и сам пророк знал крайнее их [иудеев] нечестие, да и они научились бы, что пророк нисколько не поможет им, если сами они не хотят делать своего дела. Зная это, возлюбленные, будем, конечно, прибегать к ходатайству святых и просить, чтобы они молились о нас, но не будем надеяться только на их ходатайство, а и сами будем надлежащим образом исполнять наши обязанности и позаботимся о своем исправлении, чтобы ходатайства [святых] за нас не лишались своей силы.

#свт_Иоанн_Златоуст