Продолжим чтение...
А когда настало время школьного учения, я начал со своим другом Димитрием делать подобающие приготовления к отъезду в Киев — на первый взгляд, якобы для учёбы, а на самом деле — ради исполнения нашего намерения. И в то время как всё уже было готово и мы хотели уезжать, я вдруг, по Божиим неисповедимым судьбам, впал в лихорадку и совершенно не мог, хотя и всей душой желал, уехать вместе со своим другом. Мы твёрдо договорились, что он, убыв прежде меня, будет искать в Киеве способ, каким бы нам можно было уйти из нашего отечества, так чтобы по моём приезде всё без всякой задержки было готово к нашему исходу. Моего же приезда, если даже и случится мне из-за болезни немного задержаться, пусть он ожидает с твёрдой надеждой, нисколько не сомневаясь по причине моего недуга, но всю надежду о моём выздоровлении вместе со мной да возлагает на всемогущего Бога. А обратно в Полтаву, из-за малого промедления моего, никак пусть не возвращается, но с твёрдой надеждой, как я уже говорил, и с радостью ожидает моего приезда к нему. После нашего совета мой друг уехал в Киев, а я остался дома, без всяких сомнений надеясь на то, что он исполнит наш договор.
Вскоре, через немногие дни, по Божию милосердию обретя здравие и как должно приготовившись, уехал в Киев и я. Мать моя провожала меня до самого городка Решетиловки, отстоящего на тридцать вёрст от города Полтавы. Переночевав там, я отправился в путь вместе с решившей ещё немного проводить меня матерью. А когда мы ненадолго остановились в одном месте, моя мать, будто узнав, что я ухожу от неё безвозвратно и что она уже более не увидит меня в сей маловременной жизни, начала со многими слезами умолять меня, прося и всячески увещевая не оставлять её, но пребывать в школьном учении до подобающего времени, а каждое лето приезжать к ней по обычаю, да, по крайней мере, хоть малое время она будет иметь утешение для своей души от лицезрения меня. Также и я, видя такие её неутешные слёзы и точно зная, что я уже более не увижу её в этой жизни, плакал и рыдал от естественной моей любви к ней и, припадая к её ногам, просил её материнского прощения и последнего благословения. Часто со слезами лобызая её святую десницу, я осмотрительно, по наставлению духовника, утешал её благоприятными ей словами. И получив таким образом в дорогу её материнские молитвы и благословение, я разрыдался.
Итак, она поехала к себе домой, одновременно и плача, и утешая себя, имея некую надежду из-за моих слов о моём повиновении ей, а я отправился в путь, хотя и сильно сожалея о своей матери и представляя её будущую нестерпимую печаль и душевную скорбь из-за моего безвозвратного уже ухода, однако при этом и радуясь, и прославляя Бога, несомненно надеясь на Него, что по Своей благодати Он сподобит меня на самом деле исполнить моё намерение.
И вот, в то время как я с таким душевным веселием ехал своей дорогой, совершенно неожиданно я увидел своего друга возвращающимся на возах с некими людьми из Киева назад — и сильно от неожиданности испугался. Также и он, увидев меня, весьма устыдился. Люди эти ненадолго остановились, мы по обычаю поздоровались, и я, отведя его в сторону, начал с великим сожалением вопрошать его, зачем он так поступил и зачем так легко, без всякой причины нарушил нашу столь твёрдую договорённость? Он же, сильно стыдясь, начал, извиняясь, говорить мне:
— Когда я по нашему уговору, оставив тебя дома, приехал в Киев и побыл там несколько дней, тогда, не зная, что делать, начинать ли задуманное нами дело или нет, возмалодушествовав и помыслив, что, может быть, ты и немалое время пребудешь в своём недуге и не сможешь вскоре приехать ко мне в Киев, задумал возвратиться в наш город для того, чтоб увидеть, как ты себя чувствуешь (и если найду тебя всё ещё больным, то ожидать твоего выздоровления, а если здравым, то уже вместе с тобою поехать в Киев) и чтоб увидеть ещё раз свою любимую мать. И я, увидев сих возвращающихся в наш город христолюбцев, упросил их взять с собой и меня. Сие и есть причина моего возвращения домой.
А когда настало время школьного учения, я начал со своим другом Димитрием делать подобающие приготовления к отъезду в Киев — на первый взгляд, якобы для учёбы, а на самом деле — ради исполнения нашего намерения. И в то время как всё уже было готово и мы хотели уезжать, я вдруг, по Божиим неисповедимым судьбам, впал в лихорадку и совершенно не мог, хотя и всей душой желал, уехать вместе со своим другом. Мы твёрдо договорились, что он, убыв прежде меня, будет искать в Киеве способ, каким бы нам можно было уйти из нашего отечества, так чтобы по моём приезде всё без всякой задержки было готово к нашему исходу. Моего же приезда, если даже и случится мне из-за болезни немного задержаться, пусть он ожидает с твёрдой надеждой, нисколько не сомневаясь по причине моего недуга, но всю надежду о моём выздоровлении вместе со мной да возлагает на всемогущего Бога. А обратно в Полтаву, из-за малого промедления моего, никак пусть не возвращается, но с твёрдой надеждой, как я уже говорил, и с радостью ожидает моего приезда к нему. После нашего совета мой друг уехал в Киев, а я остался дома, без всяких сомнений надеясь на то, что он исполнит наш договор.
Вскоре, через немногие дни, по Божию милосердию обретя здравие и как должно приготовившись, уехал в Киев и я. Мать моя провожала меня до самого городка Решетиловки, отстоящего на тридцать вёрст от города Полтавы. Переночевав там, я отправился в путь вместе с решившей ещё немного проводить меня матерью. А когда мы ненадолго остановились в одном месте, моя мать, будто узнав, что я ухожу от неё безвозвратно и что она уже более не увидит меня в сей маловременной жизни, начала со многими слезами умолять меня, прося и всячески увещевая не оставлять её, но пребывать в школьном учении до подобающего времени, а каждое лето приезжать к ней по обычаю, да, по крайней мере, хоть малое время она будет иметь утешение для своей души от лицезрения меня. Также и я, видя такие её неутешные слёзы и точно зная, что я уже более не увижу её в этой жизни, плакал и рыдал от естественной моей любви к ней и, припадая к её ногам, просил её материнского прощения и последнего благословения. Часто со слезами лобызая её святую десницу, я осмотрительно, по наставлению духовника, утешал её благоприятными ей словами. И получив таким образом в дорогу её материнские молитвы и благословение, я разрыдался.
Итак, она поехала к себе домой, одновременно и плача, и утешая себя, имея некую надежду из-за моих слов о моём повиновении ей, а я отправился в путь, хотя и сильно сожалея о своей матери и представляя её будущую нестерпимую печаль и душевную скорбь из-за моего безвозвратного уже ухода, однако при этом и радуясь, и прославляя Бога, несомненно надеясь на Него, что по Своей благодати Он сподобит меня на самом деле исполнить моё намерение.
И вот, в то время как я с таким душевным веселием ехал своей дорогой, совершенно неожиданно я увидел своего друга возвращающимся на возах с некими людьми из Киева назад — и сильно от неожиданности испугался. Также и он, увидев меня, весьма устыдился. Люди эти ненадолго остановились, мы по обычаю поздоровались, и я, отведя его в сторону, начал с великим сожалением вопрошать его, зачем он так поступил и зачем так легко, без всякой причины нарушил нашу столь твёрдую договорённость? Он же, сильно стыдясь, начал, извиняясь, говорить мне:
— Когда я по нашему уговору, оставив тебя дома, приехал в Киев и побыл там несколько дней, тогда, не зная, что делать, начинать ли задуманное нами дело или нет, возмалодушествовав и помыслив, что, может быть, ты и немалое время пребудешь в своём недуге и не сможешь вскоре приехать ко мне в Киев, задумал возвратиться в наш город для того, чтоб увидеть, как ты себя чувствуешь (и если найду тебя всё ещё больным, то ожидать твоего выздоровления, а если здравым, то уже вместе с тобою поехать в Киев) и чтоб увидеть ещё раз свою любимую мать. И я, увидев сих возвращающихся в наш город христолюбцев, упросил их взять с собой и меня. Сие и есть причина моего возвращения домой.
— Подобало тебе, превозлюбленный друг, — сказал я ему, — долготерпеливо ожидать моего приезда, ибо через несколько дней я приехал бы к тебе. Но раз ты, возмалодушествовав, возвращаешься главным образом из-за меня, которого, с Божией помощью, ты нашёл едущим по дороге к тебе, то, оставив вторую причину своего возвращения (так как нет никакой необходимости, чтобы ты ещё раз увидел свою мать) и забрав с возов свои вещи, садись на мой воз, потому как он достаточно просторен и может легко вместить нас обоих. Итак, всячески радуясь, отправимся своей дорогой и в этот раз, с Божией помощью без всякого препятствия, исполним наше намерение!
А он, против моего ожидания, ответил мне так:
— Поскольку я уже так близок к нашему городу, не мешай мне, молю тебя, добраться до дома, увидеть мою мать и сподобиться от неё уже последнего материнского благословения в сию дорогу! Получив его, в тот же час, без всякой задержки я приеду к тебе и надеюсь, что застигну тебя, когда ты будешь ещё в пути.
А он, против моего ожидания, ответил мне так:
— Поскольку я уже так близок к нашему городу, не мешай мне, молю тебя, добраться до дома, увидеть мою мать и сподобиться от неё уже последнего материнского благословения в сию дорогу! Получив его, в тот же час, без всякой задержки я приеду к тебе и надеюсь, что застигну тебя, когда ты будешь ещё в пути.
Добротолюбие 📜 pinned «Продолжим чтение... А когда настало время школьного учения, я начал со своим другом Димитрием делать подобающие приготовления к отъезду в Киев — на первый взгляд, якобы для учёбы, а на самом деле — ради исполнения нашего намерения. И в то время как всё уже…»
Если сегодня мир отчасти тянется к православным и любопытствует о их вере, то это не повод к тому, чтоб нам в угоду миру изображать какую-то таинственную напыщенность, ложную духовность.
Бедная правда лучше выряженной лжи. Мы теперь бедны духовностью как никогда, нам более чем христианам других времен, подходят слова псалма:Спаси мя, Господи, яко оскуде преподобный, яко умалишася истины от сынов человеческих (пс. II).
Мы – нищие духом, и увидеть это ясно, осознать это, в смирении и покаянии понести это – пожалуй, единственное доступное и спасительное делание для нас в наши дни. Ясное осознание духа времени, нашего духовного положения, меры наших возможностей – сохранит нас от неправильных исканий, от напрасной растраты тех жалких сил, которые мы имеем; от банкротства дел наших, от несбыточных мечтательных предприятий и несоответствующих нашему состоянию подвигов.
Нашему времени уже не свойственно обилие духовных яств, то великолепие и благоухание, которыми была исполнена и овеяна жизнь прежних христиан. Нам остались больше немощи и скорби, поэтому и наиболее спасительными для нас будут именно постоянная смиренная молитва и воздыхание об убожестве нашем, самое скромное и уничиженное воззрение на все свои труды и делания, самое снисходительное и милосердное отношение к близким, безропотное, благодарное приятие всего случающегося с нами, всецелое упование на милость Божию и ни в коем случае не надеяние на свои добрые дела, не ожидание в себе чего-либо высокого.
#архимандрит_Лазарь_Абашидзе
Бедная правда лучше выряженной лжи. Мы теперь бедны духовностью как никогда, нам более чем христианам других времен, подходят слова псалма:Спаси мя, Господи, яко оскуде преподобный, яко умалишася истины от сынов человеческих (пс. II).
Мы – нищие духом, и увидеть это ясно, осознать это, в смирении и покаянии понести это – пожалуй, единственное доступное и спасительное делание для нас в наши дни. Ясное осознание духа времени, нашего духовного положения, меры наших возможностей – сохранит нас от неправильных исканий, от напрасной растраты тех жалких сил, которые мы имеем; от банкротства дел наших, от несбыточных мечтательных предприятий и несоответствующих нашему состоянию подвигов.
Нашему времени уже не свойственно обилие духовных яств, то великолепие и благоухание, которыми была исполнена и овеяна жизнь прежних христиан. Нам остались больше немощи и скорби, поэтому и наиболее спасительными для нас будут именно постоянная смиренная молитва и воздыхание об убожестве нашем, самое скромное и уничиженное воззрение на все свои труды и делания, самое снисходительное и милосердное отношение к близким, безропотное, благодарное приятие всего случающегося с нами, всецелое упование на милость Божию и ни в коем случае не надеяние на свои добрые дела, не ожидание в себе чего-либо высокого.
#архимандрит_Лазарь_Абашидзе
109. Вкусить мучение совести здесь или в будущем не всех удел, а одних тех, кои погрешают против веры и любви. Она, держа меч ревности и обличения обнаженным, без жалости мучит повинных. Кто противится греху и плоти, того она утешает; а кто подчиняется им, тех мучение ее преследует, пока не покаются. И если не покаются, мучение переходит с ними в другую жизнь, и там продлится вовеки (перифраз, сокращенно).
прп. Григорий Синаит
прп. Григорий Синаит
Помни сказанное: Непрестанно молитесь (1Фес. 5, 17). Не увеселяйся цветами жизни. Пусть в устах у тебя всегда будет псалом, потому что произносимое имя Божие обращает в бегство бесов. Если и к делу простираешь руки, то пусть язык творит псалом, а ум молится.
#прп_Ефрем_Сирин
#прп_Ефрем_Сирин
https://t.me/raphael_karelin/198
Либералы хотят свести нравственность к минимуму, например, справедливому дележу похлебки из общего корыта, и этим успокоить остатки человеческой совести. Но мы чувствуем грех как реальную силу. Мы повсюду встречаемся с этой вездесущей невидимкой и, прежде всего, в своей душе. Есть глубина греха, как бы его онтология, скрытая от глаз, — это ненависть к Богу.
.......................................................
Грех — это оккультное явление, это вызов Богу во имя мнимой свободы, это желание человека осквернить и уничтожить образ Божий в своей душе. Грех — бессмыслен и безобразен, но он привлекателен именно своей бесстыдностью. Почему пользуются таким спросом самые циничные книги и развратные картины? Именно потому, что они созвучны страстям и образам, таящимся в глубине человеческого подсознания.
......................................................
Святые говорят, что спасение начинается со зрения своих грехов. Первое действие благодати это луч, направленный в глубину души, в котором человек видит себя, покрытого струпьями греха, как прокаженного в язвах. Перед ним открываются его страсти, как чудовище, обитающее в сердце. Если душа не борется с грехом, а покоряется ему, то она сама становится демоноподобной и демонообразной. Угрызения совести говорят нам об этом, но только после смерти откроется весь демонизм греха, и душа содрогнется от ужаса, что останется в вечности с грехом, как с несмываемым клеймом отвержения.
Либералы хотят свести нравственность к минимуму, например, справедливому дележу похлебки из общего корыта, и этим успокоить остатки человеческой совести. Но мы чувствуем грех как реальную силу. Мы повсюду встречаемся с этой вездесущей невидимкой и, прежде всего, в своей душе. Есть глубина греха, как бы его онтология, скрытая от глаз, — это ненависть к Богу.
.......................................................
Грех — это оккультное явление, это вызов Богу во имя мнимой свободы, это желание человека осквернить и уничтожить образ Божий в своей душе. Грех — бессмыслен и безобразен, но он привлекателен именно своей бесстыдностью. Почему пользуются таким спросом самые циничные книги и развратные картины? Именно потому, что они созвучны страстям и образам, таящимся в глубине человеческого подсознания.
......................................................
Святые говорят, что спасение начинается со зрения своих грехов. Первое действие благодати это луч, направленный в глубину души, в котором человек видит себя, покрытого струпьями греха, как прокаженного в язвах. Перед ним открываются его страсти, как чудовище, обитающее в сердце. Если душа не борется с грехом, а покоряется ему, то она сама становится демоноподобной и демонообразной. Угрызения совести говорят нам об этом, но только после смерти откроется весь демонизм греха, и душа содрогнется от ужаса, что останется в вечности с грехом, как с несмываемым клеймом отвержения.
Telegram
АРХИМАНДРИТ РАФАИЛ (КАРЕЛИН)
О ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ
Демонизм греха — тайна вечных мук
https://vk.com/@raphael_karelin-demonizm-greha-taina-vechnyh-muk
Демонизм греха — тайна вечных мук
https://vk.com/@raphael_karelin-demonizm-greha-taina-vechnyh-muk
111. Начало умной молитвы есть очистительное действо или сила Духа Святого, и таинственное священнодействие ума, как начало безмолвия – упразднение от всего или беспопечение; средина – просветительная сила (Духа) и созерцание, а конец – исступление или восторжение ума к Богу.
Прп. Григорий Синаит
#ЦСДобротолюбие
Прп. Григорий Синаит
#ЦСДобротолюбие
Народное спасение в том, чтобы сам народ стал лучше. Чтобы он укрепился в вере и порядочности своих отцов. Чтобы отрезвился от опиума современной лжи, которая носит имя истины, но отрицает Истину – Христа.
Чтобы вылечился от воровства, сутяжничества, лжесвидетельства, грабительства, убийства и самоубийства, от разврата, ненависти, злобы и разделения, от нетерпимости в браке от предательства. Бог поможет, и так будет.
#Свт_Николай_Сербский
Чтобы вылечился от воровства, сутяжничества, лжесвидетельства, грабительства, убийства и самоубийства, от разврата, ненависти, злобы и разделения, от нетерпимости в браке от предательства. Бог поможет, и так будет.
#Свт_Николай_Сербский
Продолжим чтение
ЦС текст ниже 👇
Я же, неожиданно услышав от него это, ужаснулся в душе, помышляя, сколь сильна любовь к родителям и к мiру сему, что и столь долговременную ревность и горячее желание монашества возмогла она совершенно угасить в моём возлюбленном друге. И я начал прилежно молить его послушаться меня, не ездить к матери, но отправиться со мной по нашему пути. Когда же я увидел, что он совсем не хочет послушаться меня, тогда начал с болью души своей говорить ему:
— О превозлюбленный друг! Я вижу, что от невнимания твоего угасла в твоей душе ревность Божия к трижды блаженному и святому монашескому образу. Ибо ты возлюбил свою мать и мiр сей более, чем Христа, истинного Бога нашего. Мiр сей свяжет тебя неразрешимыми узами так, что если ты и раскаешься со временем, и захочешь из него выйти, то не сможешь, потому что и без принуждения, по собственной воле возьмёшь жену, и будешь связан попечением о ней и о своих детях, и в мiре закончишь свою жизнь, не сподобившись монашеского образа.
В ответ на это он сказал мне:
— Разве кто-нибудь сможет удержать меня в мiру, имеющего непреложное стремление быть монахом: мiр ли сей или, как ты говоришь, любовь к нему или к матери?! Да не будет сего! Потому как я скорее претерпел бы и смерть, нежели повиновался бы желающим препятствовать мне в обретении монашеского образа. Но ведь и мешающего мне никого нет, как и сам ты знаешь. Ещё же и в мiру медлить мне нет ни единой нужды, так что задержкой моей в нём не возможет он удержать меня в себе. Но как только я возьму благословение у своей матери, тотчас же возвращусь к тебе.
Когда я увидел, что он непреклонен в своём неизменном желании и непослушании моему совету, тогда, не имея уже более надежды, что, повинуясь мне, он поедет вместе со мною, я сказал ему такое последнее слово:
— О превозлюбленный мой друг! Да будет так, как говорил ты: что никто не сможет удержать тебя в мiру, но без всякой задержки возвратишься ты ко мне! Я же тебе как и прежде говорил, так и ныне говорю, что, хотя и нет никого понуждающего тебя, но эта тайная любовь к мiру, которую имеешь ты неосознанно в душе своей, та удержит тебя в мiру безысходно до самой твоей смерти. И поверь мне, что уже до последнего своего вздоха ты никогда в сей жизни не увидишь меня. Я же, более не ожидая тебя, пойду своим путём, на котором да наставит меня Христос Господь, мой Спаситель.
И мы, поцеловавшись в последний раз и попрощавшись, разошлись. Итак, он отправился в путь свой, а я, идя своей дорогой, сильно печалился и сетовал о том, что лишился своего любимого друга, с которым разлучил меня завистливый мiр [Предсказание юного Петра сбылось: Димитрий остался в мiру, женился и по рукоположении стал белым священником. Но тем не менее мечту о
монашестве он пронёс через всю жизнь и, желая хотя бы на исходе дней принять постриг, обращался к старцу Паисию за советом по этому вопросу. Но, по всей видимости, сбылось и предсказание Петра о том, что Димитрий никогда не сподобится монашеского образа ].
Приехав в Киев, я отпустил с возом обратно к матери привезшего меня, написав ей, что с Божией помощью и по её материнским молитвам я благополучно добрался до Киева. Потом я стал напряженно размышлять: что мне делать и куда идти? И пришёл мне помысел идти в богохранимый град Чернигов к своему духовнику и по Богу наставнику отцу иеросхимонаху Пахомию (ибо он тогда пребывал там с преосвященным митрополитом, господином Антонием), чтобы принять от него душеспасительный совет: куда мне пойти, дабы проще исполнить моё намерение.
Начав прилежно заботиться об этом, я нашёл одного школьника, сына некоего священника из Новгорода-Северского, имевшего намерение возвратиться к своему отцу в Новгород-Северский через Чернигов. Наняв одного старика, чтобы он отвёз нас в Чернигов по воде, и закупив всё потребное для путешествия, мы сели в его ладью. Призвав Бога на помощь, мы отчалили от берега и, проплыв Днепр, вошли в реку Десну, на которой же и стоит Чернигов. Плывя по этой реке вверх по течению с огромным трудом, через десять дней мы приплыли к небольшому городку, называемому Остёр.
ЦС текст ниже 👇
Я же, неожиданно услышав от него это, ужаснулся в душе, помышляя, сколь сильна любовь к родителям и к мiру сему, что и столь долговременную ревность и горячее желание монашества возмогла она совершенно угасить в моём возлюбленном друге. И я начал прилежно молить его послушаться меня, не ездить к матери, но отправиться со мной по нашему пути. Когда же я увидел, что он совсем не хочет послушаться меня, тогда начал с болью души своей говорить ему:
— О превозлюбленный друг! Я вижу, что от невнимания твоего угасла в твоей душе ревность Божия к трижды блаженному и святому монашескому образу. Ибо ты возлюбил свою мать и мiр сей более, чем Христа, истинного Бога нашего. Мiр сей свяжет тебя неразрешимыми узами так, что если ты и раскаешься со временем, и захочешь из него выйти, то не сможешь, потому что и без принуждения, по собственной воле возьмёшь жену, и будешь связан попечением о ней и о своих детях, и в мiре закончишь свою жизнь, не сподобившись монашеского образа.
В ответ на это он сказал мне:
— Разве кто-нибудь сможет удержать меня в мiру, имеющего непреложное стремление быть монахом: мiр ли сей или, как ты говоришь, любовь к нему или к матери?! Да не будет сего! Потому как я скорее претерпел бы и смерть, нежели повиновался бы желающим препятствовать мне в обретении монашеского образа. Но ведь и мешающего мне никого нет, как и сам ты знаешь. Ещё же и в мiру медлить мне нет ни единой нужды, так что задержкой моей в нём не возможет он удержать меня в себе. Но как только я возьму благословение у своей матери, тотчас же возвращусь к тебе.
Когда я увидел, что он непреклонен в своём неизменном желании и непослушании моему совету, тогда, не имея уже более надежды, что, повинуясь мне, он поедет вместе со мною, я сказал ему такое последнее слово:
— О превозлюбленный мой друг! Да будет так, как говорил ты: что никто не сможет удержать тебя в мiру, но без всякой задержки возвратишься ты ко мне! Я же тебе как и прежде говорил, так и ныне говорю, что, хотя и нет никого понуждающего тебя, но эта тайная любовь к мiру, которую имеешь ты неосознанно в душе своей, та удержит тебя в мiру безысходно до самой твоей смерти. И поверь мне, что уже до последнего своего вздоха ты никогда в сей жизни не увидишь меня. Я же, более не ожидая тебя, пойду своим путём, на котором да наставит меня Христос Господь, мой Спаситель.
И мы, поцеловавшись в последний раз и попрощавшись, разошлись. Итак, он отправился в путь свой, а я, идя своей дорогой, сильно печалился и сетовал о том, что лишился своего любимого друга, с которым разлучил меня завистливый мiр [Предсказание юного Петра сбылось: Димитрий остался в мiру, женился и по рукоположении стал белым священником. Но тем не менее мечту о
монашестве он пронёс через всю жизнь и, желая хотя бы на исходе дней принять постриг, обращался к старцу Паисию за советом по этому вопросу. Но, по всей видимости, сбылось и предсказание Петра о том, что Димитрий никогда не сподобится монашеского образа ].
Приехав в Киев, я отпустил с возом обратно к матери привезшего меня, написав ей, что с Божией помощью и по её материнским молитвам я благополучно добрался до Киева. Потом я стал напряженно размышлять: что мне делать и куда идти? И пришёл мне помысел идти в богохранимый град Чернигов к своему духовнику и по Богу наставнику отцу иеросхимонаху Пахомию (ибо он тогда пребывал там с преосвященным митрополитом, господином Антонием), чтобы принять от него душеспасительный совет: куда мне пойти, дабы проще исполнить моё намерение.
Начав прилежно заботиться об этом, я нашёл одного школьника, сына некоего священника из Новгорода-Северского, имевшего намерение возвратиться к своему отцу в Новгород-Северский через Чернигов. Наняв одного старика, чтобы он отвёз нас в Чернигов по воде, и закупив всё потребное для путешествия, мы сели в его ладью. Призвав Бога на помощь, мы отчалили от берега и, проплыв Днепр, вошли в реку Десну, на которой же и стоит Чернигов. Плывя по этой реке вверх по течению с огромным трудом, через десять дней мы приплыли к небольшому городку, называемому Остёр.
И кто может описать скорби наши, мои особенно, которые претерпели мы в этом путешествии?! Во-первых, от холода, ибо был октябрь месяц и было тогда очень холодно. Бывшие со мной были достаточно одеты и не испытывали таких трудностей, а я всё оставил в Киеве, взяв из одежды лишь немногое. Всю дорогу я трясся от холода, особенно когда шёл дождь со снегом и я весь промокал. А если ночью, оттащив ладью подальше от берега и разведя большой костер (повсюду было множество дров), я немного и согревался, то все равно не полностью. Ибо грелся только с одной стороны, а другая от холода замерзала. И так всю ночь я вертелся у огня и лишь ненадолго мог уснуть. А спутники мои, имея достаточно одежды, спали спокойно. Во-вторых, [претерпели скорби] из-за утруждения греблей, ибо на плывущей вверх по течению ладье надо было постоянно работать вёслами. Спутники мои были несравненно сильнее меня и легче могли переносить сию работу, а я, от природы немощный телом и от рождения никогда не трудившийся, напрягался сверх сил, так что от такового труда и всё тело моё, особенно руки и ноги, болело неимоверно, как от сильного избиения. В-третьих, от безмерного нападения вшей, от которого страдал только я, спутников же моих покрывал от этого Бог. На всём моём теле было бесчисленное множество вшей, и во всякую ночь, когда спутники мои крепко спали, я тряс свою одежду над огнём и, так от них избавляясь, на малое время обретал покой.Четвёртая же и наибольшая скорбь — страх утонуть, ибо та ладья, в которой мы плыли, была столь мала, что едва могла удержать нас троих, лишь на три или четыре пальца возвышаясь над водой. Когда же на реке бывало волнение, в неё вливалось множество воды, и мы спасались от потопления, усердно вычерпывая её из ладьи.
Однажды же случилось нам наскочить на мель посреди реки, так что наша ладья со всем содержимым едва не опрокинулась. Мы выскочили на мель в одежде и, стоя на песке по колени в воде, держали нашу ладью и выливали из неё воду. Быстрым течением реки песок вымывался из-под наших ног и толкал нас вниз по течению. Посморев туда, мы сразу увидели чуть ниже нас огромный омут, к которому приближались из-за непостоянства песка. Великий страх и трепет напали на нас, что в тот же миг пожрёт нас водная пучина, и от великого страха мы едва не сошли с ума. Бог же благодатью Своей призрел на нас, и, немного осмелев, мы закричали друг другу, [побуждая друг друга] идти по отмели вверх против течения. Так с великим, из-за течения, трудом едва смогли мы отступить вверх от той пропасти, влача горе́ с собою и ладью. Вылив из неё воду, мы с трудом сели в неё и так, по милости Божией, спаслись от потопления.
Однажды же случилось нам наскочить на мель посреди реки, так что наша ладья со всем содержимым едва не опрокинулась. Мы выскочили на мель в одежде и, стоя на песке по колени в воде, держали нашу ладью и выливали из неё воду. Быстрым течением реки песок вымывался из-под наших ног и толкал нас вниз по течению. Посморев туда, мы сразу увидели чуть ниже нас огромный омут, к которому приближались из-за непостоянства песка. Великий страх и трепет напали на нас, что в тот же миг пожрёт нас водная пучина, и от великого страха мы едва не сошли с ума. Бог же благодатью Своей призрел на нас, и, немного осмелев, мы закричали друг другу, [побуждая друг друга] идти по отмели вверх против течения. Так с великим, из-за течения, трудом едва смогли мы отступить вверх от той пропасти, влача горе́ с собою и ладью. Вылив из неё воду, мы с трудом сели в неё и так, по милости Божией, спаслись от потопления.
https://t.me/filokalia/359
Дорогие братья и сестры, продолжим чтение Автобиографии прп. Паисия
Дорогие братья и сестры, продолжим чтение Автобиографии прп. Паисия
Письмо епископу Воронежскому Епифанию
Ваше высокопреподобие! Всечестный отец!
Услышав, что вы соболезнуете о моем окаянстве и изменении в образе моей жизни, в прославление имени Бога и Господа нашего Иисуса Христа, прошу вас, яко подражателя Иисусу Христу, творящего волю Его и пекущегося о душеспасении, аки пастыря и отца, пособствующего тому всеми средствами: простите меня! Я слаб, бессилен и немощен; жизнь моя лишь одно мгновение! Я вынужден совестию сказать: все прошло, но грехи – со мною!..
Человеку предлежат два пути: или вечно спастись, или вечно погибнуть! Воздаяние будет (Пс 61, 13); и час смертный от каждого сокрыт, чтоб быть ему всегда готовым. Из сего каждый произволяюший, усматривая столько опасностей для своей жизни и страшась вечной погибели, избирает себе путь спасения; советуясь с опытными и опасно проходящими сию временную жизнь, от многих свидетельствуемыми, – истинно богодухновенными мужами, решается уже, содействуемый волею Божией и Промыслом Божиим, принять на себя посильный подвиг и предается весь невозвратно во имя Бога и Господа нашего Иисуса Христа – в вере, надежде и любви. При сем углубляет в своей памяти и относящееся к сему апостольское слово: (см. Рим 3,20) – и другое, предъявленное чрез пророка и царя Давида: (Пс 26, 1). Потом, сознав себя паче всех великим грешником и достойным всякого мучения, изгнания и лишения и, яко омерзелый и недостойнейший не только зреть вселенную и услаждаться сим зрелищем, но и быть в обществе братий, уединяется и оплакивает до самого гроба грехи свои, всегда имея их в памяти, и так пребывает в неизменяемой надежде на любовь и милость Божию.
А разуметь, что такое в мире наша жизнь, и быть беспечным – это заблуждение! Надеяться на пролитую за нас Кровь пострадавшего Господа и не избегать случаев к соблазнам и грехам – это страшное небрежение...
Желать быть святым и благочестно жить есть долг каждого человека: ибо грешные не блаженствуют! Если они во времени не раскаются и достойно не оплачут грехов своих, то вечно будут мучимы. Надлежит паче повиноватися Господу, нежели человекам (см. (см. Иак 4, 6). А от грехов и случаев ко грехам удаляться, чтобы не слышать поносных слов и не видеть прелестей, есть каждого произволение, как пишет вселенной учитель: «Идеже есть произволение, тамо возбраняющее ничтоже есть».
За сим именем Иисуса Христа прошу вашего высокопреподобия молитв об укреплении меня во святой воле Божией, да премилосердый и всемогущий Бог очистит меня скверного, простит грехи и недостойного удостоит всегда, неизменяемо и вечно быти храмом Божиим! Простите!
#свт_Георгий_Задонский
Ваше высокопреподобие! Всечестный отец!
Услышав, что вы соболезнуете о моем окаянстве и изменении в образе моей жизни, в прославление имени Бога и Господа нашего Иисуса Христа, прошу вас, яко подражателя Иисусу Христу, творящего волю Его и пекущегося о душеспасении, аки пастыря и отца, пособствующего тому всеми средствами: простите меня! Я слаб, бессилен и немощен; жизнь моя лишь одно мгновение! Я вынужден совестию сказать: все прошло, но грехи – со мною!..
Человеку предлежат два пути: или вечно спастись, или вечно погибнуть! Воздаяние будет (Пс 61, 13); и час смертный от каждого сокрыт, чтоб быть ему всегда готовым. Из сего каждый произволяюший, усматривая столько опасностей для своей жизни и страшась вечной погибели, избирает себе путь спасения; советуясь с опытными и опасно проходящими сию временную жизнь, от многих свидетельствуемыми, – истинно богодухновенными мужами, решается уже, содействуемый волею Божией и Промыслом Божиим, принять на себя посильный подвиг и предается весь невозвратно во имя Бога и Господа нашего Иисуса Христа – в вере, надежде и любви. При сем углубляет в своей памяти и относящееся к сему апостольское слово: (см. Рим 3,20) – и другое, предъявленное чрез пророка и царя Давида: (Пс 26, 1). Потом, сознав себя паче всех великим грешником и достойным всякого мучения, изгнания и лишения и, яко омерзелый и недостойнейший не только зреть вселенную и услаждаться сим зрелищем, но и быть в обществе братий, уединяется и оплакивает до самого гроба грехи свои, всегда имея их в памяти, и так пребывает в неизменяемой надежде на любовь и милость Божию.
А разуметь, что такое в мире наша жизнь, и быть беспечным – это заблуждение! Надеяться на пролитую за нас Кровь пострадавшего Господа и не избегать случаев к соблазнам и грехам – это страшное небрежение...
Желать быть святым и благочестно жить есть долг каждого человека: ибо грешные не блаженствуют! Если они во времени не раскаются и достойно не оплачут грехов своих, то вечно будут мучимы. Надлежит паче повиноватися Господу, нежели человекам (см. (см. Иак 4, 6). А от грехов и случаев ко грехам удаляться, чтобы не слышать поносных слов и не видеть прелестей, есть каждого произволение, как пишет вселенной учитель: «Идеже есть произволение, тамо возбраняющее ничтоже есть».
За сим именем Иисуса Христа прошу вашего высокопреподобия молитв об укреплении меня во святой воле Божией, да премилосердый и всемогущий Бог очистит меня скверного, простит грехи и недостойного удостоит всегда, неизменяемо и вечно быти храмом Божиим! Простите!
#свт_Георгий_Задонский