Истинно решившие служить Господу Богу должны упражняться в памяти Божией и непрестанной молитве к Иисусу Христу говоря умом: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного; в часы же послеобеденные можно говорить сию молитву так: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитвами Богородицы, помилуй мя грешного; или же прибегать собственно к Пресвятой Богородице, молясь: Пресвятая Богородица, спаси нас, или говорить приветствие ангельское: Богородице Дево, радуйся. Таковым упражнением, при охранении себя от рассеяния и при соблюдении мира совести, можно приблизиться к Богу и соединиться с Ним. Ибо, по словам св. Исаака Сирина, кроме непрестанной молитвы, мы приблизиться к Богу не можем.
#прп_Серафим_Саровский
#прп_Серафим_Саровский
В духе древних отцов мыслят и подвижники XX века. Послушливость, по мнению старца Паисия Святогорца, столь благодатное свойство, что может восполнять отсутствие старческого окормления: «Те, которые не имеют возможности жить в подчинении у старца, но имеют доброе расположение и внутренне подчиненный дух, тоже получают обилие благодати Божией». По определению старца Ефрема Филофейского, «послушание - это не только послушание старцу, но и послушание всякой заповеди Божией». А отец Ефрем Катунакский в своих наставлениях подчеркивает: «Не только старцу, но и друг другу будем оказывать послушание».
Ефрем Катунакский вспоминает случай, подтверждающий богоугодность и благодатность взаимной послушливости: «Однажды, помню, я пошел к себе в келью немного помолиться и пришел в истинно благодатное молитвенное состояние. Внезапно приходит брат отец Прокопий, стучит в дверь и говорит: “Отец, огонь под едой потух”. Я подумал, что сейчас, пока я нахожусь под действием благодати, я наслажусь ею, а потом, когда чувство благодати пройдет, пойду на послушание. И я ответил: “Я скоро приду на то послушание, о котором ты говоришь”. Не успел я произнести эти слова, как благодать ушла. Разве это не преслушание? Я преслушался и настоял на своем, хотя отец Прокопий был не старцем, а моим братом [О. Ефрем имеет виду, что, хотя о. Прокопий не был его старцем, которого он обязан был бы слушаться, а был лишь таким же монахом, как и он сам, преслушание в отношении его просьбы все же лишило отца Ефрема того благодатного состояния, в котором он перед этим пребывал.]. Тогда я осудил себя: “Окаянный, ты и преслушался, и благодать потерял!” Поэтому я и говорю: твори послушание — и обрящешь молитву. Молитва зависит от послушания».
«Подвиг послушания, — пишет отец Софроний (Сахаров), — необходим не только по отношению к Богу, но и по отношению к брату, когда сей последний ищет от нас возможного и не противного духу Божией заповеди... Отсекая свою волю перед братом, мы преодолеваем то “рассечение”, которое внесено грехопадением Адама в наше естество... Отсекая свою волю перед Богом, предаваясь на волю Божию, “ненавидя” нашу маленькую “индивидуальную” волю, мы становимся способными вместить и носить в себе действие Божественной воли. Совершенствуясь в послушании, и Богу и брату, мы совершенствуемся в любви, мы расширяем свое бытие».
По мысли святых отцов, «сущность христианского послушания в молитвенном искании воли Божией и следовании ей». В письме к мирянину, написанном «по повелению старца Силуана», отец Софроний указывает путь послушания для тех, кто не имеет старца-наставника. Его отсутствие может быть восполнено послушливостью — смиренным подчинением начальствующим и ближним. «Если вы согласитесь принять к неуклонному руководству то, что сказано», то есть оказывать послушание по отношению к окружающим, отсекать свою волю перед ними, «то, следуя указанным путем, вы увидите, что в старце у вас не будет той потребности. Вы как бы сами себе сделаете старца из владыки и собратий своих... Беседа с единодушным (ищущим спасения) также много помогает». Старец нужен для того, чтобы, во-первых, «отсекать в послушнике-ученике всякое проявление личной греховной - плотской - воли, направляя ее согласно с волей Божией», во-вторых - для того, чтобы «окормлением (то есть наставлениями) возводить ученика от низших ступеней на более высокие. Давать ему делания, соответствующие его духовному возрасту и силам. Первое заменяется для вас — отсечением своей воли пред владыкой и собратьями. Второе — чтением святоотеческих аскетических творений».
Ефрем Катунакский вспоминает случай, подтверждающий богоугодность и благодатность взаимной послушливости: «Однажды, помню, я пошел к себе в келью немного помолиться и пришел в истинно благодатное молитвенное состояние. Внезапно приходит брат отец Прокопий, стучит в дверь и говорит: “Отец, огонь под едой потух”. Я подумал, что сейчас, пока я нахожусь под действием благодати, я наслажусь ею, а потом, когда чувство благодати пройдет, пойду на послушание. И я ответил: “Я скоро приду на то послушание, о котором ты говоришь”. Не успел я произнести эти слова, как благодать ушла. Разве это не преслушание? Я преслушался и настоял на своем, хотя отец Прокопий был не старцем, а моим братом [О. Ефрем имеет виду, что, хотя о. Прокопий не был его старцем, которого он обязан был бы слушаться, а был лишь таким же монахом, как и он сам, преслушание в отношении его просьбы все же лишило отца Ефрема того благодатного состояния, в котором он перед этим пребывал.]. Тогда я осудил себя: “Окаянный, ты и преслушался, и благодать потерял!” Поэтому я и говорю: твори послушание — и обрящешь молитву. Молитва зависит от послушания».
«Подвиг послушания, — пишет отец Софроний (Сахаров), — необходим не только по отношению к Богу, но и по отношению к брату, когда сей последний ищет от нас возможного и не противного духу Божией заповеди... Отсекая свою волю перед братом, мы преодолеваем то “рассечение”, которое внесено грехопадением Адама в наше естество... Отсекая свою волю перед Богом, предаваясь на волю Божию, “ненавидя” нашу маленькую “индивидуальную” волю, мы становимся способными вместить и носить в себе действие Божественной воли. Совершенствуясь в послушании, и Богу и брату, мы совершенствуемся в любви, мы расширяем свое бытие».
По мысли святых отцов, «сущность христианского послушания в молитвенном искании воли Божией и следовании ей». В письме к мирянину, написанном «по повелению старца Силуана», отец Софроний указывает путь послушания для тех, кто не имеет старца-наставника. Его отсутствие может быть восполнено послушливостью — смиренным подчинением начальствующим и ближним. «Если вы согласитесь принять к неуклонному руководству то, что сказано», то есть оказывать послушание по отношению к окружающим, отсекать свою волю перед ними, «то, следуя указанным путем, вы увидите, что в старце у вас не будет той потребности. Вы как бы сами себе сделаете старца из владыки и собратий своих... Беседа с единодушным (ищущим спасения) также много помогает». Старец нужен для того, чтобы, во-первых, «отсекать в послушнике-ученике всякое проявление личной греховной - плотской - воли, направляя ее согласно с волей Божией», во-вторых - для того, чтобы «окормлением (то есть наставлениями) возводить ученика от низших ступеней на более высокие. Давать ему делания, соответствующие его духовному возрасту и силам. Первое заменяется для вас — отсечением своей воли пред владыкой и собратьями. Второе — чтением святоотеческих аскетических творений».
«Желание занять последнее место новоначального послушника, который служит старшим отцам и братиям», — есть «доброе устроение души». Но нужно еще знать «безошибочный путь к тому, чтобы научиться вышеуказанным добродетелям». Состоит он в следующем: «Сами не ищите ни славы, ни бесчестия, ни власти управлять, ни унижения в самовольном служении». Не ищите преимуществ перед ближними, а «имейте в сердце своем готовность с радостью уступить во всем и подчиниться, но в том только и в той мере, в чем и в какой они захотят. Сами же не проявляйте инициативы. Какое они вам место отведут, то и занимайте: последнее, среднее или первое. Сами не набивайтесь ни в чем, но и не противоречьте... Когда поручают дело по вашим силам, — скажите только с поклоном: “благословите” — и все. Не говорите — “я не достоин” или другое что, не отказывайтесь, если и не нравится, не радуйтесь слишком, если по душе».
Конечно, все это «не может заменить вполне старца идеального, совершенного», но такового, «однако, всегда, во все времена, было нелегко найти. Кроме того, современные послушники (самочинные, самонадеянные, умные, нетерпеливые, всезнающие) не способны жить под старцем настоящим». Существует, кроме того, закон духовный, по которому Господь нисходит к истинно подвизающимся. «Когда все же накопятся недоумения и трудности такие, что человек становится совершенно в тупик, то, если он по устроению сердца и по подготовке своей окажется способным, Господь пошлет ему такого человека (старца) или собеседника, который поможет ему и выведет на дорогу».
О духе послушливости в отношении Священного Писания упоминает игумен Никон (Воробьев): «Надо руководствоваться заповедями Евангелия, святых отцов и духовным рассуждением с молитвой. Ваше послушание (да и всех нынешних “подвижников”) заключено в послушании Господу, через послушание Его святым заповедям в каждый момент жизни. Ведь и послушание отцам в этом же заключается, через отцов мы слушаем Господа. Отцы только понятнее к каждому состоянию должны разъяснять заповеди, но нынешние руководители (разумею себя) не умеют этого делать, а лишь заменяют книгу... Читайте и слушайте Евангелие. Люди должны только облегчить послушание Евангелию, а не требовать послушания себе. К послушанию “во всем” теперь никто не способен. Покаяние все заменит».
«Вопрос о послушании как принципе, как делании, как образе жизни является сегодня для Церкви одним из первостепенных», — пишут издатели подворья Троице-Сергиевой Лавры, отвечая на вопрос о том, какие формы послушания приемлемы в наше время для мирянина и инока. «Видимо, общий путь в этом отношении таков. Есть послушание Церкви — ее учению, уставам, канонам, оно обязательно для всех. Есть послушание священноначалию... Вместе с тем человеку необходимо, если можно так выразиться, иметь послушание “в духе”. Прежде всего послушание Богу, доверие Богу, Его всеблагому и всепремудрому Промыслу, смирение перед этим Промыслом и перед людьми, которые всего лишь его орудия. Затем — послушание людям... вообще всем людям, послушание и отсечение своей воли во всем, в чем это только возможно, в чем это не противоречит евангельским заповедям и, следовательно, не душевредно».
Но нужна и рассудительность, оберегающая от уклонения в другую крайность, чтобы не впадать в обольщение, в бездумную доверчивость, «оказывая послушание в том, в чем оно прямо греховно. Об этом действительно необходимо говорить в наше время: “по послушанию” нельзя воспринимать то, что не совместимо с христианским учением. “По послушанию” нельзя грешить, нельзя быть жестоким, нельзя быть безразличным, лицемерным, коварным, подлым, нельзя предавать, — вообще нельзя жить и поступать противно Евангелию».
Конечно, все это «не может заменить вполне старца идеального, совершенного», но такового, «однако, всегда, во все времена, было нелегко найти. Кроме того, современные послушники (самочинные, самонадеянные, умные, нетерпеливые, всезнающие) не способны жить под старцем настоящим». Существует, кроме того, закон духовный, по которому Господь нисходит к истинно подвизающимся. «Когда все же накопятся недоумения и трудности такие, что человек становится совершенно в тупик, то, если он по устроению сердца и по подготовке своей окажется способным, Господь пошлет ему такого человека (старца) или собеседника, который поможет ему и выведет на дорогу».
О духе послушливости в отношении Священного Писания упоминает игумен Никон (Воробьев): «Надо руководствоваться заповедями Евангелия, святых отцов и духовным рассуждением с молитвой. Ваше послушание (да и всех нынешних “подвижников”) заключено в послушании Господу, через послушание Его святым заповедям в каждый момент жизни. Ведь и послушание отцам в этом же заключается, через отцов мы слушаем Господа. Отцы только понятнее к каждому состоянию должны разъяснять заповеди, но нынешние руководители (разумею себя) не умеют этого делать, а лишь заменяют книгу... Читайте и слушайте Евангелие. Люди должны только облегчить послушание Евангелию, а не требовать послушания себе. К послушанию “во всем” теперь никто не способен. Покаяние все заменит».
«Вопрос о послушании как принципе, как делании, как образе жизни является сегодня для Церкви одним из первостепенных», — пишут издатели подворья Троице-Сергиевой Лавры, отвечая на вопрос о том, какие формы послушания приемлемы в наше время для мирянина и инока. «Видимо, общий путь в этом отношении таков. Есть послушание Церкви — ее учению, уставам, канонам, оно обязательно для всех. Есть послушание священноначалию... Вместе с тем человеку необходимо, если можно так выразиться, иметь послушание “в духе”. Прежде всего послушание Богу, доверие Богу, Его всеблагому и всепремудрому Промыслу, смирение перед этим Промыслом и перед людьми, которые всего лишь его орудия. Затем — послушание людям... вообще всем людям, послушание и отсечение своей воли во всем, в чем это только возможно, в чем это не противоречит евангельским заповедям и, следовательно, не душевредно».
Но нужна и рассудительность, оберегающая от уклонения в другую крайность, чтобы не впадать в обольщение, в бездумную доверчивость, «оказывая послушание в том, в чем оно прямо греховно. Об этом действительно необходимо говорить в наше время: “по послушанию” нельзя воспринимать то, что не совместимо с христианским учением. “По послушанию” нельзя грешить, нельзя быть жестоким, нельзя быть безразличным, лицемерным, коварным, подлым, нельзя предавать, — вообще нельзя жить и поступать противно Евангелию».
Встречаются различные формы искажений. Например, когда под видом послушания пытаются снять с себя ответственность и переложить ее на духовника. Или под видом исповеди и совета стремятся возместить недостаток элементарного человеческого общения и внимания. Такие отношения с духовником вырождаются в ненормальную мелочность — обсуждаются пустяковые бытовые вопросы, на каждый шаг испрашивается благословение. Люди забывают, что послушание не исключает ни внутренней активности послушника, ни его личной творческой инициативы.
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
"На небе слышен голос не уст, а сердца" – пишут святые отцы. "Молиться надо искренне, от чистого сердца" – это их завет. Но на молитве между нами и Богом стоят грехи, будто густой туман, будто стена, из какой то плотной и липкой мглы, и в этой мгле ползают как скорпионы наши страсти. Как мы можем искренне призывать имя Господа, если наше собственное сердце – эта черная яма, в глубине которой ничего не видно, только смрад идет из нее от постоянной злобы и плотских вожделений, будто от разлагающегося трупа. Молиться надо искренне; между тем наша молитва совершается где-то вне души и ума, а сердце пребывает в своей жестокости и дикости как неукротимый зверь.
Что нам делать? Как принудить себя к молитве? Вначале надо поблагодарить Бога, что Он еще не отвернулся от нас, что если бы не Его благодать, мы даже не вспомнили бы о молитве. Затем, перед молитвой надо принести покаяние; самое главное – найти свой "любимый" грех, ту страсть, с которой нам больнее всего расстаться; осудить себя за эту страсть, мысленно отринуть ее, вырвать из души, как вырывают гнилой зуб, призвать силу гнева – то, что святые отцы называют раздражительной силой, решить с этих пор бороться с ней; показать эту страсть самому себе в ее самом низком и позорном виде, довести до своего сознания, что эта страсть как змея пьет кровь нашей души, делает нас бессильными и отравленными, что от борьбы с этой страстью зависит наша жизнь и смерть. Если человек примет такое решение, то уже молитва его перестанет быть поверхностной и пустой как шелуха; его душа начнет откликаться на слова молитвы вначале еще глухо, со стоном, как бы шепотом, как говорит очнувшийся от беспамятства больной.
Далее, надо исповедоваться в текучих, повседневных грехах, которые мы совершаем каждый день, от которых душа забрызгана грязью, как одежда у человека, идущего в непогоду по слякоти и лужам. Надо покаяться во всей своей жизни, особенно в гордыне, лжи и лености, которые привели нашу душу в такое мрачное бесчувственное состояние, когда мы не можем молиться. Затем надо исповедоваться Богу в неведомых грехах, которые мы по своей беспечности и нерадению непрестанно творим, когда само неведение становится не оправданием, а осуждением нашего легкомыслия или волевого желания – не знать правды. Надо говорить: "Бог - все, а я – ничто", стараясь довести эту мысль до своего сознания и сердца. Нужно помнить, что сегодняшний день может стать последним днем нашей жизни. Необходимо испросить у Бога благословение на молитву, обратиться к Пресвятой Богородице и архангелу Салафаилу помочь в молитве и затем приступить к молитве, помня, что стоим перед Лицом Божьим, от Которого не скрыто ни одно движение нашего сердца.
Тот, кто начинает молиться сразу же без приготовления, тот похож на воина, который бросился в бой еще не вынув и не приготовив оружия.
#архимандритРафаилКарелин
Что нам делать? Как принудить себя к молитве? Вначале надо поблагодарить Бога, что Он еще не отвернулся от нас, что если бы не Его благодать, мы даже не вспомнили бы о молитве. Затем, перед молитвой надо принести покаяние; самое главное – найти свой "любимый" грех, ту страсть, с которой нам больнее всего расстаться; осудить себя за эту страсть, мысленно отринуть ее, вырвать из души, как вырывают гнилой зуб, призвать силу гнева – то, что святые отцы называют раздражительной силой, решить с этих пор бороться с ней; показать эту страсть самому себе в ее самом низком и позорном виде, довести до своего сознания, что эта страсть как змея пьет кровь нашей души, делает нас бессильными и отравленными, что от борьбы с этой страстью зависит наша жизнь и смерть. Если человек примет такое решение, то уже молитва его перестанет быть поверхностной и пустой как шелуха; его душа начнет откликаться на слова молитвы вначале еще глухо, со стоном, как бы шепотом, как говорит очнувшийся от беспамятства больной.
Далее, надо исповедоваться в текучих, повседневных грехах, которые мы совершаем каждый день, от которых душа забрызгана грязью, как одежда у человека, идущего в непогоду по слякоти и лужам. Надо покаяться во всей своей жизни, особенно в гордыне, лжи и лености, которые привели нашу душу в такое мрачное бесчувственное состояние, когда мы не можем молиться. Затем надо исповедоваться Богу в неведомых грехах, которые мы по своей беспечности и нерадению непрестанно творим, когда само неведение становится не оправданием, а осуждением нашего легкомыслия или волевого желания – не знать правды. Надо говорить: "Бог - все, а я – ничто", стараясь довести эту мысль до своего сознания и сердца. Нужно помнить, что сегодняшний день может стать последним днем нашей жизни. Необходимо испросить у Бога благословение на молитву, обратиться к Пресвятой Богородице и архангелу Салафаилу помочь в молитве и затем приступить к молитве, помня, что стоим перед Лицом Божьим, от Которого не скрыто ни одно движение нашего сердца.
Тот, кто начинает молиться сразу же без приготовления, тот похож на воина, который бросился в бой еще не вынув и не приготовив оружия.
#архимандритРафаилКарелин
Если человек горяч, дьявол действует так: обманывает быстрым успехом.
В первые же дни наступает блаженное состояние духа. Сердце согревается. Сладкое физическое ощущение теплоты от сердца разливается по всему телу. С первых же слов текут слезы умиления. Стоит на молитве точно не на земле, а на небе.
Проходит еще некоторое время. Молится. Но все исчезло. Нет прежнего. А желание разгорелось. Дьявол . Обманом дал попробовать «сладость».
Молящийся начинает себя, нудится. И дьявол помогает ему: нервное усилие приводит к цели – опять теплота, сладость и слезы.
На следующий день еще холоднее сердце и еще большими усилиями достигается нервное возбуждение. Так идет день за днем. И, силясь вернуть ускользающее, доходит человек до умоисступления.
Чем может помочь руководитель?
Самому, изнутри, определить темп (скорость) молитвенного пути невозможно. Невозможно определить самому, сколько раз надлежит повторить молитву Иисусову – надо ли увеличить время молитвы или остаться при прежнем.
Самому невозможно определить и качество молитвенных состояний.
Вот почему Григорий Синаит предостерегает от созерцательной молитвы. Надо отдать себя руководителю. Даже неопытный руководитель лучше, чем без руководителя вовсе.
Если не умудрит Господь руководителя-духовника и он не сможет верно указать самое полезное для молящегося, он сделает великое благо уже тем, что молящегося, через которую действует дьявол, обезопасит, взяв в свои руки.
#протоиерей_Валентин_Свенцицкий
В первые же дни наступает блаженное состояние духа. Сердце согревается. Сладкое физическое ощущение теплоты от сердца разливается по всему телу. С первых же слов текут слезы умиления. Стоит на молитве точно не на земле, а на небе.
Проходит еще некоторое время. Молится. Но все исчезло. Нет прежнего. А желание разгорелось. Дьявол . Обманом дал попробовать «сладость».
Молящийся начинает себя, нудится. И дьявол помогает ему: нервное усилие приводит к цели – опять теплота, сладость и слезы.
На следующий день еще холоднее сердце и еще большими усилиями достигается нервное возбуждение. Так идет день за днем. И, силясь вернуть ускользающее, доходит человек до умоисступления.
Чем может помочь руководитель?
Самому, изнутри, определить темп (скорость) молитвенного пути невозможно. Невозможно определить самому, сколько раз надлежит повторить молитву Иисусову – надо ли увеличить время молитвы или остаться при прежнем.
Самому невозможно определить и качество молитвенных состояний.
Вот почему Григорий Синаит предостерегает от созерцательной молитвы. Надо отдать себя руководителю. Даже неопытный руководитель лучше, чем без руководителя вовсе.
Если не умудрит Господь руководителя-духовника и он не сможет верно указать самое полезное для молящегося, он сделает великое благо уже тем, что молящегося, через которую действует дьявол, обезопасит, взяв в свои руки.
#протоиерей_Валентин_Свенцицкий
Когда ж вы не можете так, как должно, молиться или приуготовить себя к ней, то неужели надо совсем молитву оставить? Напротив, надо себя нудить к молитве, хотя бы и противилось тому сердце, а Господь, видя такое наше понуждение и насилие к молитве, подает Свою помощь, по словам святых Макария и Петра Дамаскина: «Даяй молитву молящемуся», – кто молится добре простой молитвой, тому дает Господь дар молитвы умной. Помните, дар молитвы, а не собственность твоя, надо сей дар заслуживать не одной молитвой, но и прочими благими делами: смиренномудрием, простотой, терпением, простодушием, а без этих добродетелей, хотя мнит себя кто якобы стяжавшим молитву, но прельщается: не молитва это, но маска молитвы.
#прп_Макарий_Оптинский
#прп_Макарий_Оптинский
Кого мы любим, с тем и беседуем
(из бесед с кавказским пустынником)
Пришлось как-то раз беседовать с одним молодым человеком — студентом. Он верующий, ведет относительно благочестивую жизнь. Но когда у нас зашла речь о молитве, он сказал:
— Я молюсь совсем мало. Да и нужды особой нет: зачем молиться, если все знаешь, все понимаешь? И никаких особых обстоятельств нет, которые побуждали бы на молитву. Если уж будет какая-то особая экстремальная ситуация, тогда буду молиться, а так — зачем? Нет охоты.
— Так что же, — говорю, — ты хочешь молиться «по-мужицки»: пока гром не грянет, мужик не перекрестится?
— Да нет, я, в общем-то, не хочу, чтобы меня постигали какие-то бедствия и скорби. Ну, просто как-то не хочется молиться, да и все…
Что на это сказать? Допустим, родители имеют ребенка. И вот этот ребенок скажет: «Зачем мне говорить с папой и мамой? Если у меня будет какая-то нужда, тогда я буду с ними разговаривать, а так зачем они мне? Я не хочу с ними разговаривать — неинтересно». Разве не оскорбит он таким нелюбовным отношением своих родителей? Оскорбит — и сильно.
Вы никогда не замечали, что когда мы постоим на молитве с холодным чувством, к Богу, то и люди проявляют к нам холодность? А после усердной, теплой молитвы к Богу и отношения людей к нам становятся более теплыми.
И сплошь и рядом встречается, что если родители становятся холодными к Богу, то и дети остывают в своей естественной любви к родителям. Но это почему-то не берется во внимание. А Господь сказал: «Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7:2).
Кого мы любим, с тем и беседуем, с тем и общаемся. Или даже если сидим молча, все равно радуемся, чувствуя присутствие любимого. Так же и пред Богом: если нам «скучно» с Ним на молитве, следовательно, мы потеряли к Нему любовь. Мы оскорбляем нашего Небесного Отца и, фактически, теряем с Ним тот контакт, который нам же в первую очередь и требуется. Не Богу нужен этот контакт, а нужен нам для нашей вечной жизни. И если мы не установим его, подобно электрической лампочке с электросетью, то что с нами будет? Если лампочка не включается в электросеть, она становится ненужной, и ее выбрасывают на мусорник. Так и мы, если не соединимся с Богом, то, как негодная лампочка, будем выброшены на мусорник духовный, который называется «ад» и «вечная мука».
#монах_Константин
(из бесед с кавказским пустынником)
Пришлось как-то раз беседовать с одним молодым человеком — студентом. Он верующий, ведет относительно благочестивую жизнь. Но когда у нас зашла речь о молитве, он сказал:
— Я молюсь совсем мало. Да и нужды особой нет: зачем молиться, если все знаешь, все понимаешь? И никаких особых обстоятельств нет, которые побуждали бы на молитву. Если уж будет какая-то особая экстремальная ситуация, тогда буду молиться, а так — зачем? Нет охоты.
— Так что же, — говорю, — ты хочешь молиться «по-мужицки»: пока гром не грянет, мужик не перекрестится?
— Да нет, я, в общем-то, не хочу, чтобы меня постигали какие-то бедствия и скорби. Ну, просто как-то не хочется молиться, да и все…
Что на это сказать? Допустим, родители имеют ребенка. И вот этот ребенок скажет: «Зачем мне говорить с папой и мамой? Если у меня будет какая-то нужда, тогда я буду с ними разговаривать, а так зачем они мне? Я не хочу с ними разговаривать — неинтересно». Разве не оскорбит он таким нелюбовным отношением своих родителей? Оскорбит — и сильно.
Вы никогда не замечали, что когда мы постоим на молитве с холодным чувством, к Богу, то и люди проявляют к нам холодность? А после усердной, теплой молитвы к Богу и отношения людей к нам становятся более теплыми.
И сплошь и рядом встречается, что если родители становятся холодными к Богу, то и дети остывают в своей естественной любви к родителям. Но это почему-то не берется во внимание. А Господь сказал: «Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7:2).
Кого мы любим, с тем и беседуем, с тем и общаемся. Или даже если сидим молча, все равно радуемся, чувствуя присутствие любимого. Так же и пред Богом: если нам «скучно» с Ним на молитве, следовательно, мы потеряли к Нему любовь. Мы оскорбляем нашего Небесного Отца и, фактически, теряем с Ним тот контакт, который нам же в первую очередь и требуется. Не Богу нужен этот контакт, а нужен нам для нашей вечной жизни. И если мы не установим его, подобно электрической лампочке с электросетью, то что с нами будет? Если лампочка не включается в электросеть, она становится ненужной, и ее выбрасывают на мусорник. Так и мы, если не соединимся с Богом, то, как негодная лампочка, будем выброшены на мусорник духовный, который называется «ад» и «вечная мука».
#монах_Константин
Единственное условие
Послушание, как добровольное подчинение по иерархическому принципу, служит незаменимым средством для достижения победы над самостью через отвержение своеволия и обретение смирения. Суть этого принципа точно и ясно выражена в афонском изречении: «Лишь бы не по-нашему!» Послушание является упражнением, постепенно выводящим человека из рабства своеволию, а значит — из-под действия враждебных сил. Это способ исцеления души, который в конце концов приводит жизнь человека в полное согласие с Божественной волей. Нашу поврежденную в Адаме природу мы не можем исправить и восстановить сами, поэтому человек вынужден самоустраниться и дать возможность действовать Богу. Добровольный отказ от своей воли в итоге упраздняет самость. Осуществляется весь этот труд через посредника, которым является пастырь.
«Причиною... нашего повреждения, — учат свв. Каллист и Игнатий Ксанфопулы, — было Адамово самоверие, самочиние и непослушание, от коих оставление и преступление заповеди». Исходя из этого послушание есть «наиболее результативный способ умерщвления падшей воли и разума... Послушание есть самый простой и действенный способ совлечения падшего человека... Духовный подвиг един и органичен. Послушание в этом подвиге занимает исключительное место. Послушание — это обет монаха, хранить который он обязан до самой смерти... Послушание — это позвоночный столб всего монашеского организма. Все добродетели и подвиги поверяются послушанием». В Добротолюбии дается формулировка закона, по которому для исихаста открывается возможность духовного роста: «Истинное послушание служит основанием, законною дверью для истинного безмолвия».
Сердечная молитва, учит прп. Симеон, недосягаема вне послушания. «Без послушания невозможно быть совести чистой», без него не избавиться от рабства заботам и попечениям, без него, наконец, недостижимо смирение. Верное начало полагает тот, кто «всю печаль свою возвергнет на Бога и на духовного отца своего, так что перестанет уже... творить волю свою... если, впрочем, найдет духовного отца истинного, который сам не состоит в прелести... Таково начало истинной жизни духовной! И которые не полагают такого начала, всуе трудятся, сами не зная того».
Прп. Григорий Синаит говорит о том, что вне послушания бесполезно и опасно пытаться обрести навык молитвы Иисусовой: «Научить других сему чину (то есть непрестанной Иисусовой молитве) не всех возможно. Послушливых [Не по простому обычаю так названных, но в повиновении находящихся у духовного отца, с отсечением своей воли и разума. - Прп. Макарий Оптинский] простецов и неграмотных — да; потому что послушание, ради смирения, — ко всякой добродетели способно. Непослушливым же, простецы ли они или ученые, не преподается сия наука, чтоб не впали в прелесть; ибо самочинный не может избежать самомнения, которому обычно сопутствует прелесть, как говорит св. Исаак. Некоторые же, не помышляя об имеющем быть вреде, всякого прилучающегося учат своими усилиями держать память Божию (то есть Иисусову молитву) для того, чтобы ум навык сей памяти и возлюбил ее, что невозможно, особенно для привыкших жить по своему чину. Ибо так как ум их нечист по причине нерадения и высокомудрия и не предочищен слезами, то они узревают паче срамные образы помыслов, нежели молитву».
В другом поучении прп. Григория сказано: «Для разленившихся к исполнению заповедей и возжелавших изгнать мутное омрачение нет лучшего и пригоднейшего врача, как нерассуждающее с верою во всем послушание. Оно есть живительное, многосоставное врачевство добродетелей для тех, кои пьют его, и нож, зараз очищающий язвины ран. Предпочетший в вере и простоте действовать сим ножом зараз отсек все страсти и в безмолвие не только доспел, но чрез послушание и совершил его вполне, обретши Христа и подражателем Его и рабом соделавшись».
Послушание, как добровольное подчинение по иерархическому принципу, служит незаменимым средством для достижения победы над самостью через отвержение своеволия и обретение смирения. Суть этого принципа точно и ясно выражена в афонском изречении: «Лишь бы не по-нашему!» Послушание является упражнением, постепенно выводящим человека из рабства своеволию, а значит — из-под действия враждебных сил. Это способ исцеления души, который в конце концов приводит жизнь человека в полное согласие с Божественной волей. Нашу поврежденную в Адаме природу мы не можем исправить и восстановить сами, поэтому человек вынужден самоустраниться и дать возможность действовать Богу. Добровольный отказ от своей воли в итоге упраздняет самость. Осуществляется весь этот труд через посредника, которым является пастырь.
«Причиною... нашего повреждения, — учат свв. Каллист и Игнатий Ксанфопулы, — было Адамово самоверие, самочиние и непослушание, от коих оставление и преступление заповеди». Исходя из этого послушание есть «наиболее результативный способ умерщвления падшей воли и разума... Послушание есть самый простой и действенный способ совлечения падшего человека... Духовный подвиг един и органичен. Послушание в этом подвиге занимает исключительное место. Послушание — это обет монаха, хранить который он обязан до самой смерти... Послушание — это позвоночный столб всего монашеского организма. Все добродетели и подвиги поверяются послушанием». В Добротолюбии дается формулировка закона, по которому для исихаста открывается возможность духовного роста: «Истинное послушание служит основанием, законною дверью для истинного безмолвия».
Сердечная молитва, учит прп. Симеон, недосягаема вне послушания. «Без послушания невозможно быть совести чистой», без него не избавиться от рабства заботам и попечениям, без него, наконец, недостижимо смирение. Верное начало полагает тот, кто «всю печаль свою возвергнет на Бога и на духовного отца своего, так что перестанет уже... творить волю свою... если, впрочем, найдет духовного отца истинного, который сам не состоит в прелести... Таково начало истинной жизни духовной! И которые не полагают такого начала, всуе трудятся, сами не зная того».
Прп. Григорий Синаит говорит о том, что вне послушания бесполезно и опасно пытаться обрести навык молитвы Иисусовой: «Научить других сему чину (то есть непрестанной Иисусовой молитве) не всех возможно. Послушливых [Не по простому обычаю так названных, но в повиновении находящихся у духовного отца, с отсечением своей воли и разума. - Прп. Макарий Оптинский] простецов и неграмотных — да; потому что послушание, ради смирения, — ко всякой добродетели способно. Непослушливым же, простецы ли они или ученые, не преподается сия наука, чтоб не впали в прелесть; ибо самочинный не может избежать самомнения, которому обычно сопутствует прелесть, как говорит св. Исаак. Некоторые же, не помышляя об имеющем быть вреде, всякого прилучающегося учат своими усилиями держать память Божию (то есть Иисусову молитву) для того, чтобы ум навык сей памяти и возлюбил ее, что невозможно, особенно для привыкших жить по своему чину. Ибо так как ум их нечист по причине нерадения и высокомудрия и не предочищен слезами, то они узревают паче срамные образы помыслов, нежели молитву».
В другом поучении прп. Григория сказано: «Для разленившихся к исполнению заповедей и возжелавших изгнать мутное омрачение нет лучшего и пригоднейшего врача, как нерассуждающее с верою во всем послушание. Оно есть живительное, многосоставное врачевство добродетелей для тех, кои пьют его, и нож, зараз очищающий язвины ран. Предпочетший в вере и простоте действовать сим ножом зараз отсек все страсти и в безмолвие не только доспел, но чрез послушание и совершил его вполне, обретши Христа и подражателем Его и рабом соделавшись».
Прп. Макарий Оптинский в своем «Предостережении желающим проходить умную молитву» пишет о послушании как единственном условии, дозволяющем приблизиться к умному деланию: «Кто имеет возможность и произволение жить по наставлению прп. Симеона Богослова, тот, без сомнения, со смирением и надеждою на помощь Божию, может коснуться обучения деланию сердечной молитвы». Послушание проявляется в смирении: «Делатель сей также должен иметь в виду и цель молитвы истинную», то есть не искать дарований и утешений духовных. «Праведные подвижники не искали дарований, но, напротив, некоторые из них молились Богу о том, чтобы отъяты были от них и данные уже дарования. “Если же некоторые из них, — говорит святой Исаак, - и принимали дарования, то принимали по нужде (для общей пользы) или по простоте своей”».
Валаамский игумен Ионафан
[Ионафан Валаамский (Дмитриев; 1816-1891), игумен. Родился в Москве, остался сиротой в младенческом возрасте, до 31 года работал на механическом заводе, затем, навсегда оставив мир, ушел на Валаам (1847). Пострижен в рясофор (1851) и в мантию (1854), рукоположен в иеромонаха (1855). Находился под духовным руководством опытного делателя Иисусовой молитвы старца Памвы (+ 1856) и духовного своего отца игум. Дамаскина (Кононова), который, провидя в о. Ионафане своего преемника, особо занимался его воспитанием. О. Ионафан был назначен наместником (1879), а по кончине игум. Дамаскина (1881) настоятелем мон-ря. Деловитый строитель и хозяйственник, он вместе с тем отличался доступностью и теплотой: «во всей наружности и речи его чувствовалось что-то отеческое, что сразу располагало и влекло к нему, возбуждая полнейшую симпатию... Не обладая даром красноречия, он никогда не прибегал к изысканной форме изложения своих мыслей, но говорил всегда чрезвычайно просто и ясно». При этом он «крепко хранил и точно соблюдал уставы святых отцов и устав древней, вверенной его надзору обители». Особенное внимание он уделял монастырской библиотеке, которая пополнилась при нем более чем 1500 томами. Энергичная разносторонняя деятельность о. Ионафана много способствовала умножению братства и процветанию древней обители. Почил старец 20.01.1891. См.: Валаамский Патерик, т. 1]
особо ценил послушническое служение за присущую ему жертвенность. «Храня высокую нравственность братства, — рассказывают об отце игумене, — он выше всего ставил послушание, если оно всегда, как в легких, так и трудных делах, с охотой, безропотно и с готовностью, не из страха или не из уважения к лицу, но ради Бога, без всякого промедления исполняло волю начальства. Такое послушание он считал величайшей жертвой, какую только можно требовать от человека, — жертвой собственной волей и собственным разумом; по его мнению, только способный к такому самопожертвованию может, исполняя данные обеты, повиноваться правилам и узаконениям иночества, настоятелю и всей братии. Поэтому он был врагом и карателем непослушания и самочиния, неутомимо преследуя и строго наказывая ослушников».
Валаамский игумен Ионафан
[Ионафан Валаамский (Дмитриев; 1816-1891), игумен. Родился в Москве, остался сиротой в младенческом возрасте, до 31 года работал на механическом заводе, затем, навсегда оставив мир, ушел на Валаам (1847). Пострижен в рясофор (1851) и в мантию (1854), рукоположен в иеромонаха (1855). Находился под духовным руководством опытного делателя Иисусовой молитвы старца Памвы (+ 1856) и духовного своего отца игум. Дамаскина (Кононова), который, провидя в о. Ионафане своего преемника, особо занимался его воспитанием. О. Ионафан был назначен наместником (1879), а по кончине игум. Дамаскина (1881) настоятелем мон-ря. Деловитый строитель и хозяйственник, он вместе с тем отличался доступностью и теплотой: «во всей наружности и речи его чувствовалось что-то отеческое, что сразу располагало и влекло к нему, возбуждая полнейшую симпатию... Не обладая даром красноречия, он никогда не прибегал к изысканной форме изложения своих мыслей, но говорил всегда чрезвычайно просто и ясно». При этом он «крепко хранил и точно соблюдал уставы святых отцов и устав древней, вверенной его надзору обители». Особенное внимание он уделял монастырской библиотеке, которая пополнилась при нем более чем 1500 томами. Энергичная разносторонняя деятельность о. Ионафана много способствовала умножению братства и процветанию древней обители. Почил старец 20.01.1891. См.: Валаамский Патерик, т. 1]
особо ценил послушническое служение за присущую ему жертвенность. «Храня высокую нравственность братства, — рассказывают об отце игумене, — он выше всего ставил послушание, если оно всегда, как в легких, так и трудных делах, с охотой, безропотно и с готовностью, не из страха или не из уважения к лицу, но ради Бога, без всякого промедления исполняло волю начальства. Такое послушание он считал величайшей жертвой, какую только можно требовать от человека, — жертвой собственной волей и собственным разумом; по его мнению, только способный к такому самопожертвованию может, исполняя данные обеты, повиноваться правилам и узаконениям иночества, настоятелю и всей братии. Поэтому он был врагом и карателем непослушания и самочиния, неутомимо преследуя и строго наказывая ослушников».
«Послушание, — говорил схимитрополит Зиновий (Мажуга), - выше любви, так как любовь без послушания оказывается страстью, а послушание, очищая душу человека, ведет ее к любви духовной. В гордом и непослушном сердце нет и не может быть любви, — это самообман».
Минуя подвиг послушания, нет возможности достичь высоких степеней созерцания, нельзя обрести чистую молитву, так как для получения этого дара необходимо иметь очищенный ум. «Монашество, — по определению отца Софрония (Сахарова), — прежде всего есть чистота ума. Без послушания невозможно достигнуть ее, и потому без послушания нет монашества. Непослушник — не монах, в подлинном смысле этого звания». При этом «цель старца совсем не в том, чтобы освободить ученика от ответственности, но в том, чтобы научить послушника подлинной христианской жизни и подлинной христианской свободе, для чего необходимо через подвиг послушания преодолеть в себе страсть любоначалия и властолюбия. Человек, порабощающий своего брата-сочеловека или хотя бы посягающий на его свободу, тем самым неизбежно губит и свою свободу, потому что самый факт такого посягательства есть уже отпадение от той божественной жизни-любви, к которой призван человек. Одно из главнейших препятствий к достижению того состояния, к которому зовет нас заповедь Христа, есть — наша самость, эгоизм. Послушание есть лучший путь к победе над этим последствием первородного греха в нас».
Когда афонский подвижник Ефрем Катунакский вспоминал годы обучения у благодатного своего наставника, то он так выразился: «Наш старец Иосиф был истинный исихаст и делатель умной молитвы. Но не исихазм и умную молитву он нам преподал в первую очередь, а преподал нам послушание и общежитие».
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Минуя подвиг послушания, нет возможности достичь высоких степеней созерцания, нельзя обрести чистую молитву, так как для получения этого дара необходимо иметь очищенный ум. «Монашество, — по определению отца Софрония (Сахарова), — прежде всего есть чистота ума. Без послушания невозможно достигнуть ее, и потому без послушания нет монашества. Непослушник — не монах, в подлинном смысле этого звания». При этом «цель старца совсем не в том, чтобы освободить ученика от ответственности, но в том, чтобы научить послушника подлинной христианской жизни и подлинной христианской свободе, для чего необходимо через подвиг послушания преодолеть в себе страсть любоначалия и властолюбия. Человек, порабощающий своего брата-сочеловека или хотя бы посягающий на его свободу, тем самым неизбежно губит и свою свободу, потому что самый факт такого посягательства есть уже отпадение от той божественной жизни-любви, к которой призван человек. Одно из главнейших препятствий к достижению того состояния, к которому зовет нас заповедь Христа, есть — наша самость, эгоизм. Послушание есть лучший путь к победе над этим последствием первородного греха в нас».
Когда афонский подвижник Ефрем Катунакский вспоминал годы обучения у благодатного своего наставника, то он так выразился: «Наш старец Иосиф был истинный исихаст и делатель умной молитвы. Но не исихазм и умную молитву он нам преподал в первую очередь, а преподал нам послушание и общежитие».
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
2. Каким образом следует читать молитву.
Одни из отцов так произносили [молитву]: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя; другие же [читали] половину ее: Иисусе, Сын Божий, помилуй мя, что более легко по бессилию ума. От себя без Духа [Святого] ни один [человек] не может призвать Господа Иисуса чисто и совершенно, если не будет молиться в Духе Святом, более лепеча, как младенец, неспособный произнести [слов] раздельно. Однако часто не следует переменять призывания имен по лености, но [важно] произносить их с постоянством и продолжительно. Сверх того, одни учат говорить молитву устно, другие — мысленно. Я же полагаю — тем и другим [способом], потому что иногда по изнеможению ум не в состоянии произносить молитву, иногда — уста. По этой причине надлежит молиться двояко: и устами и умом. Тихо и невозмутимо надобно взывать, чтобы голос, приводя в смятение чувство и сосредоточенность ума, не воспрепятствовал молитве. Пока ум, навыкая в [этом] деле, не получит силы от Духа и не усовершится, до тех пор не научится безраздельно и твердо молиться. Тогда, [то есть в силе Духа], не будет необходимости произносить [молитву] устно, да и невозможно, потому что достаточно сил к выполнению [молитвенного] упражнения одним здоровым умом.
Перевод: #епископ_Вениамин_Милов
2. Как произносить молитву
Из отцов одни говорили, что надо произносить полную молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий помилуй мя», или: «Господи Иисусе Христе помилуй мя», или, что надо переменять и говорить то полно, то сокращенно. Не должно однако же часто переменять слова молитвы, поблажая лености, но с пожданием в показание терпения. – Еще – одни учат устно произносить молитву, а другие – мысленно умом. Я же то и другое полагаю. Ибо иногда ум изнемогает произносить молитву сам по себе, от уныния, иногда уста утомляются делать это. Потому обоими надо молиться, и устами и умом. Однако же тихо и без смятения надо взывать к Господу, чтобы глас не расстроил внимания ума и не пресек молитвы, пока ум навыкнет деланию сему и прияв силу от Духа, станет крепко молиться сам в себе. Тогда не будет нужды произносить молитву устно, да и невозможно, – потому что достигший сего довольствуется вполне умным деланием молитвы и не имеет желания отставать от ней.
Перевод: #свт_Феофан_Затворник
#прп_Григорий_Синаит
#ЦСДобротолюбие
Одни из отцов так произносили [молитву]: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя; другие же [читали] половину ее: Иисусе, Сын Божий, помилуй мя, что более легко по бессилию ума. От себя без Духа [Святого] ни один [человек] не может призвать Господа Иисуса чисто и совершенно, если не будет молиться в Духе Святом, более лепеча, как младенец, неспособный произнести [слов] раздельно. Однако часто не следует переменять призывания имен по лености, но [важно] произносить их с постоянством и продолжительно. Сверх того, одни учат говорить молитву устно, другие — мысленно. Я же полагаю — тем и другим [способом], потому что иногда по изнеможению ум не в состоянии произносить молитву, иногда — уста. По этой причине надлежит молиться двояко: и устами и умом. Тихо и невозмутимо надобно взывать, чтобы голос, приводя в смятение чувство и сосредоточенность ума, не воспрепятствовал молитве. Пока ум, навыкая в [этом] деле, не получит силы от Духа и не усовершится, до тех пор не научится безраздельно и твердо молиться. Тогда, [то есть в силе Духа], не будет необходимости произносить [молитву] устно, да и невозможно, потому что достаточно сил к выполнению [молитвенного] упражнения одним здоровым умом.
Перевод: #епископ_Вениамин_Милов
2. Как произносить молитву
Из отцов одни говорили, что надо произносить полную молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий помилуй мя», или: «Господи Иисусе Христе помилуй мя», или, что надо переменять и говорить то полно, то сокращенно. Не должно однако же часто переменять слова молитвы, поблажая лености, но с пожданием в показание терпения. – Еще – одни учат устно произносить молитву, а другие – мысленно умом. Я же то и другое полагаю. Ибо иногда ум изнемогает произносить молитву сам по себе, от уныния, иногда уста утомляются делать это. Потому обоими надо молиться, и устами и умом. Однако же тихо и без смятения надо взывать к Господу, чтобы глас не расстроил внимания ума и не пресек молитвы, пока ум навыкнет деланию сему и прияв силу от Духа, станет крепко молиться сам в себе. Тогда не будет нужды произносить молитву устно, да и невозможно, – потому что достигший сего довольствуется вполне умным деланием молитвы и не имеет желания отставать от ней.
Перевод: #свт_Феофан_Затворник
#прп_Григорий_Синаит
#ЦСДобротолюбие
Правильно твое замечание, что “от молитвы ничего не ждать”. При молитве надо себя держать на большом непотребстве и, если появятся теплота и слезы, не мечтать о себе что-то высокое; пусть они приходят и уходят без нашего принуждения, но не смущайся, когда они пресекаются, иначе и не бывает.
Молитва – самый трудный подвиг, и она до последнего издыхания сопряжена с трудом тяжкой борьбы.
#Схиигумен_Иоанн_Алексеев
Молитва – самый трудный подвиг, и она до последнего издыхания сопряжена с трудом тяжкой борьбы.
#Схиигумен_Иоанн_Алексеев