Немного цитат из книжки про Венецию Вивальди.

А это про нравы, царившие в венецианских операх

Трамп и классическая музыка. Оказывается, целая серия уже есть.

Бросили все и рванули в Пермь на «Травиату» Уилсона-Курентзиса. И это, конечно, поразительная вещь. То есть невозможно было представить, что это можно сделать с «Травиатой», самой популярной и самой слезоточивой оперой мира. Что ее вообще можно услышать другими ушами.

Это «Травиата», которая в принципе лишена романтического пафоса, хотя раньше казалось, что она целиком из него и состоит. Без розочек из крема, без канкана и рыданий белугой, без шальной шампанской лихости, с которой ее обычно исполняют. Курентзис сразу вытаскивает пружины из того дивана, на котором скачут все травиаты мира, и она не то чтобы обмякает, но становится строгой, аскетичной и сдержанной, практически как месса. Это какое-то удивительное, невероятное превращение, в которое все три часа совершенно не получается поверить. К тому же оказывается, что Виолетта полностью, до деталей срисована с последних концертов Марлен Дитрих. То же платье, та же пластика, те же губы, схваченные не то жалостью, не то презрением, не то судорогой. Вот представьте себе арию Виолетты из первого акта, которая спета как «Where have all the flowers gone» — это так точно и и одновременно так неожиданно, что просто дыхание перехватывает.

Ни Курентзис, ни Уилсон не делают вид, что до них никаких «Травиат» не было, и нужно играть ее как в первый раз. Первый акт — это как раз довольно злая насмешка над многолетней историей ее постановок, где массовка скачет китайскими болванчиками, припадочно трясет головами и падает на несуществующие козетки. Но музыку при этом Курентзис очень аккуратно перебирает, как перебирают запчасти изношенного мотора, а заодно замедляет и приглушает (подозреваю, что таких темпов и таких пауз у «Травиаты» никогда еще не было), Уилсон же своими световыми полями вычищает все лишнее — ни одного предмета, кроме кушетки, появляющейся в последнем акте, на сцене просто нет, одно неоновое сияние чистого разума.

Это аскетичная, но совершенно не хладнокровная постановка. Наоборот, на этом ровном фоне (который именно что фон, ничего лишнего, хотя свет тут становится одним из главных героев) сильнодействующими оказываются каждый жест, всякая каденция, любая затертая до дыр ария. Ну, а когда — очень редко — Уилсон немного подкручивает ручку эмоциональной громкости, сразу чувствуешь себя как на электрическом стуле. Лицо Виолетты в третьем акте, которое на секунду вытягивается в черную гримасу мунковского крика, я, как писала Марина Давыдова, умирать буду — не забуду. Это радикальная вещь, и одновременно — доступней некуда; невозможно представить, что в ней можно не понять и как ее можно не почувствовать. Под конец половина зрителей если не рыдала, то тихонько хлюпала носом.

И при этом круто, что это не просто Уилсон, а именно Уилсон в Перми. Что эту вмороженную в лед «Травиату» показывают именно в -16, в белом кубике пермского оперного, посреди сугробов. Что баррикады из хвороста на сцене рифмуются с воротами Полисского, уилсоновский мертвенно-голубой — с замершей Камой, а Виолетта в финале воздевает руки и принимает позу одного из деревянных ангелов из пермской галереи. Не знаю, имел ли все это в виду Уилсон, и это совершенно неважно.
Но поразительней всего, что эту «Травиату» в последний раз покажут сегодня, и на этом — все. Ни гастролей, ни повторов, ни записей, ни DVD. Зима холодная дохнула, и не осталось и следов.

Пока писал, наткнулся на интервью Надежды Павловой, удивительной Виолетты из этого спектакля, про то, как работает Уилсон.

«Затем приехал Боб, и я бы сказала, что он работал скорее как психолог. Потому что он говорил вещи, сильно воздействующие, такие, что сидишь и не можешь с собой справиться.

Допустим, когда работал другой состав, он меня заставлял сидеть в зале и наблюдать. И в этот момент он мне на ухо рассказывал, как умирала его мама. И ты должна это состояние передать. То есть я слышу музыку, вижу страшный третий акт, и он мне рассказывает абсолютно страшные вещи. Он умеет задеть какие-то струны

<...> Второе, что было сложно – сохранять определенную концентрацию. Как можно меньше драматических выражений внешне. Они должны быть все внутренние – работать голосом, глазами. Единственное, что приветствовалось – улыбка, вне зависимости то того, какое происходит действие. Сначала я не понимала, для чего, и было очень тяжело. Просто поперек меня! Но когда я начала пробовать, находиться на сцене в этом состоянии, я поняла, что, чем больше я улыбаюсь, тем больше мне хочется плакать. И он сказал – вот это ключ».

Вот поэтому, в частности, она так и действует.

http://www.classicalmusicnews.ru/interview/nadezhda-pavlova-uilson-srazu-razgadal-menya-kak-cheloveka/

Ну и давайте еще раз посмотрим эту великую запись

https://www.youtube.com/watch?v=VseETz8C48c

Между тем, в конце февраля в Перми еще одна необычная премьера — опера для 6 женских голосов a cappella сербско-канадского композитора Ани Соколович, которую ставит Антон Адасинский (!) и в которой, в частности, поет Надежда Павлова, Виолетта из «Травиаты». «Фабула повторяет сербский обряд приготовления невесты к свадьбе в кругу близких женщин: матери, сестры, подруг и так далее». Адасинского многие могут помнить еще по группе «Авиа», ну, и его театр «Derevo» многим знаком. Сегодня как раз вышел прекрасный разговор с ним Бориса Барабанова, где он и про оперу кое-что рассказывает.

«Я понял, что предлагается совсем не то, что обычно себе представляешь: знаете, 28 напомаженных людей, монокли, гребни, лорнеты… пыльная форма. Нет, «Свадьба» — это опера с очень большой нелюбовью к самой опере. Это шесть женских голосов а капелла, они существуют в очень сложной ритмически-гармонической структуре причитаний, камланий, заговоров. Пятнадцать семнадцатых, двадцать тридцать вторых… Отличный повод освежить свои знания, я все же знаю музыку, читаю ноты. Это древнеславянская, а точнее, сербская история. Я бы сказал, языческая. И к свадьбе здесь тоже отношение особое. Свадьбы ведь бывают разные. По любви, по прописке, «связать себя узами», переехать в другую страну, объединить капиталы, просто выдать девочку 13-летнюю замуж. Много вариантов этой формы социального давления на человека. То есть у меня есть два желания: поработать с красивой и сложной музыкой и отчитаться о своих мыслях по поводу социальной ячейки под названием «муж и жена»».

http://kommersant.ru/doc/3213024

Ну, и чтобы на некоторое время закрыть тему. Вот тут — примерная программа Дягилевского фестиваля, который я всем очень рекомендую, такого и правда нигде больше в России нет. Там теперь будут не только ночные концерты, но еще и утренники, и даже подводный концерт (хм). А также великий ханенде Алим Касымов в сопровождении MusicAeterna и много чего еще. Уже очень скоро, в мае.
http://diaghilevfest.ru/festival/news/news/show/187

И всем любителям лично Курентзиса — свежий немецкий документальный фильм про него.
https://www.youtube.com/watch?v=8x1Vci1yhsM

Вчера в Московском Доме Музыки Назарь Кожухарь и его Pocket Symphony играли вперемешку ренессансную и современную музыку. И в том числе вот эту вещь Лигети 1968 года, написанную для клавесина. Клавесин с современной музыкой не очень ассоциируется, а зря. Послушайте, классная (и для самого Лигети, по-моему, не слишком характерная).

https://www.youtube.com/watch?v=nroqIcaQBIY

Читаю толстенный том «Шостакович. Pro et contra» (о нем напишу подробней чуть позже), и поэтому слушаю и переслушиваю разного Шостаковича. Ну, все знают про то, что он написал «Нас утро встречает прохладой» (хотя и не все знают, что в официальном ее названии, «Песня о встречном», под встречным подразумевается встречный план).

Но вот я, например, не знал, что он оркестровал популярный фокстрот того времени, и этот факт даже отражен в знаменитой разгромной статье «Правды» «Балетная фальшь» 1936 года. Шостакович услышал запись фокстрота в 1927-м году в доме дирижера Малько и тот, по воспоминаниям, сказал ему «Если ты, Митя, так гениален, как говорят, то пойди в другую комнату, запиши по памяти этот номерок, оркеструй, а я сыграю. Даю тебе на это час». Шостакович справился за 45 минут.

В общем, вот он — вы, скорее всего, знаете оригинал под названием «Tea for two».

https://www.youtube.com/watch?v=XeztLHt_ZNs

Завтра композитор Борис Филановский начинает серию вебинаров с бодрым названием "Хорошие анализы", в рамках которых будет анализировать самые расхожие и заезженные образцы классической музыки — и на этих, знакомых всем примерах объяснять, как мы слышим предельно знакомое, как оно само формирует наше слышание и как выйти из этого круга. Довольно необычное начинание, я и сам собираюсь присоединиться. Стоит это дело 10 евро с носа. Вот группа, где все происходит.
https://www.facebook.com/groups/creative.listening/

Начнется все с «Лунной сонаты». В качестве подготовки — нарезка из разных исполнений
https://www.facebook.com/BeethovenOnlyBeethoven/videos/972537429540803/