Современная поэзия / Modern poetry
831 subscribers
285 photos
40 videos
4 files
40 links
Канал о современной поэзии и поэтах с любовью Feed Your Soul

Одиночество исчезает там, где есть поэзия.
Шарль Рамю

Мой закрытый канал с поздравлениями в стихах на разные случаи жизни называется «К другим нежно»
Подписка на канал - в директ @Ole_lucoje
Download Telegram
И лоб Ваш властолюбивый Под тяжестью рыжей каски, Не женщина и не мальчик, Но что-то сильнее меня!

Марина Цветаева

16 октября 1914 года в доме Аделаиды Казимировны Герцык-Жуковской, где проходили модные в те времена литературно-музыкальные салонные вечера, знакомятся София Парнок и Марина Цветаева. Два поэта, две уникальные личности.

Тем же октябрьским вечером Цветаева пишет первые строки, посвященные Софии:

Я Вас люблю. — Как грозовая туча Над Вами — грех — За то, что Вы язвительны и жгучи И лучше всех, За то, что мы, что наши жизни — разны Во тьме дорог, За Ваши вдохновенные соблазны И тёмный рок.

Елена Волошина, мать поэта Максимилиана Волошина, писала: «Вот относительно Марины страшновато: там дело пошло совсем всерьез. Она куда-то с Соней уезжала на несколько дней, держала это в большом секрете… Это всё меня очень смущает и тревожит, но мы не в силах разрушить эти чары».

Роман Парнок и Цветаевой, что так внезапно вспыхнул в октябре 1914 года, продолжается весь пятнадцатый год. Они появляются вместе на литературных вечерах, спектаклях, о них говорят две столицы.

Воспоминания Анастасии Цветаевой: «Как эффектны, как хороши они были вдвоем: Марина — выше, стройнее, с пышной, как цветок, головой, в платье старинной моды — узком в талии, широком внизу. Соня — чуть ниже, тяжелоглазая, в вязаной куртке с отложным воротником.
Я была в восторге от Сони. И не только стихами ее… И сама Соня была подобна какому-то произведению искусства, словно — оживший портрет первоклассного мастера, — оживший, — чудо природы! Побыв полдня с ней, в стихии ее понимания, ее юмора, ее смеха, ее самоотдачи — от нее выходил как после симфонического концерта, потрясенный тем, что есть на свете — такое»
.

А Марина Цветаева пишет обжигающе откровенный цикл из 17 стихотворений «Подруга» (впервые он опубликован только в 1976 году).

Как вспоминала Ариадна, дочь Цветаевой: «У мамы есть знакомая, Соня Парнок, она тоже пишет стихи, и мы с мамой иногда ходим к ней в гости. Мама читает стихи Соне, Соня читает стихи маме, а я сижу на стуле и жду, когда мне покажут обезьянку. Потому что у Сони есть настоящая живая обезьянка, которая сидит в другой комнате на цепочке».

Знаменитые слова Марины Цветаевой, которые правда часто цитируют не до конца: «Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное, — какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное, — какая скука! И всё вместе — какая скудость. Здесь действительно уместен возглас: будьте как боги! Всякое заведомое исключение — жуть».

#парнок
#цветаева
#биография
К началу 1916 года неизбежные противоречия между двумя яркими и самодостаточными личностями назрели во всей своей полноте.

"Не могу делать больно и не могу не делать" – напишет Цветаева. Боль от необходимости выбирать между двумя любимыми людьми – мужем и подругой не проходила.

«В феврале 1916 года мы расстались, – напишет Марина. – Почти что из-за Кузьмина, то есть из-за Мандельштама, который не договорив со мною в Петербурге, приехал договаривать в Москву. Мы с ней дружили полтора года. Её я совсем не помню. То есть не вспоминаю. Знаю только, что никогда ей не прощу, что тогда не осталась!»

Софья Парнок уходит от Цветаевой, для которой это была первая крупная катастрофа. Парнок продолжает писать стихи, но их почти не печатают.

После революции София занималась литературно-критической деятельностью, в частности, именно она впервые назвала «большую четвёрку» постсимволистской поэзии — Пастернак, Цветаева, Ахматова, Мандельштам.

В московском Большом театре 24 июня 1930 года с триумфальным успехом состоялась премьера оперы Александра Спендиарова «Алмаст» по либретто Парнок.

В её жизни появляются любимые женщины – Людмила Эрарская, Ольга Цубильбиллер. А за полтора года до своей смерти она знакомится с физиком Ниной Веденеевой, которой посвятит самые проникновенные и лиричные строки своих стихов.

Будет в её жизни и дружба с ещё одной известной таганроженкой - Фаиной Раневской.

Умерла Парнок от разрыва сердца в 1933 году. В некрологе Владислав Ходасевич написал: «Ею было издано много книг, неизвестных широкой публике — тем хуже для публики».

«Ну и что что она умерла, не обязательно умирать, чтобы умереть!», - напишет Марина Цветаева в «Письмо к Амазонке».

Возвращение Парнок в литературу состоялось благодаря Софье Поляковой, собравшей её поздние неопубликованные произведения и издавшей в 1979 году в США все 261 стихотворение с подробным предисловием.

#парнок
#цветаева
#биография
Они познакомились в 1888 году в Боржоми, когда ему было 23, а ей 19.

Летом в Боржоми, где отдыхали Гиппиусы, молодёжь была без ума от «высокой, стройной блондинки с длинными золотистыми волосами и изумрудными глазами русалки», Зинаида любила танцевать, увлекалась музыкой, живописью и особенно верховой ездой. И, конечно, сочинительством: вела дневник, писала стихи.

Там, в Боржоми, она встретилась с Дмитрием Мережковским, серьёзным молодым человеком. О нём ей рассказали шёпотом как о буддисте из Индии, который «ходит в халатах и ни с кем не разговаривает». Вскоре она увидела «буддиста» собственными глазами — «худенького молодого человека, небольшого роста, с каштановой бородкой».

Было ему тогда двадцать три года, но он не предавался забавам молодости: гулял в основном один, сочинял пьесу из испанской жизни и штудировал английского философа Герберта Спенсера.
Гиппиус же никакой философией не интересовалась. Молодые люди стали встречаться. Обычно это происходило в тенистом боржомском парке.

22 июля 1888 года в Ольгин день произошло решительное сближение. В ротонде был танцевальный вечер, в зале — духота, теснота, а ночь, как вспоминает Гиппиус, «была удивительная, светлая, прохладная, деревья в парке стояли серебряными от луны. Шли с Д.С. (с Дмитрием Сергеевичем — так Гиппиус называла Мережковского), как-то незаметно оказались вдвоём, на дорожке парка…»

Во время этой прогулки и произошёл откровенный разговор: не «объяснение в любви», не «предложение», а, как пишет Гиппиус, «оба — вдруг стали разговаривать так, как будто давно уже было решено, что мы женимся, и что это будет хорошо».

В сентябре Мережковский уехал из Тифлиса, и тогда они стали писать друг другу каждый день. Это была их единственная разлука после знакомства.

8 января 1889 года, в церкви Михаила Архангела в Тифлисе произошло венчание. Зинаиде Гиппиус — 19, Мережковскому — 23 года. Обряд был коротким и аскетичным.

Дома молодожёнов ждал обычный завтрак, после чего, вспоминала впоследствии Гиппиус, «мы с Д.С. продолжали читать в моей комнате вчерашнюю книгу, потом обедали… Д.С. ушёл к себе в гостиницу довольно рано, а я легла спать и забыла, что замужем».

Утром мама крикнула через дверь: «Ты ещё спишь, а уж муж пришёл. Вставай!»
«Муж? Какое удивление!»
— восклицает Гиппиус.

Молодожёны переезжают в Петербург. Началась семейная, а точнее, литературно-семейная жизнь, без детей. Федор Сологуб говорил: «Вот, например, Мережковский и Гиппиус — они сознательно говорили, что им детей не надо — они были сами в себе — во всей полноте».

В Петербурге они жили в небольшой съемной квартире, которая со временем превратилась в настоящий литературный салон, где Мережковские с удовольствием принимали писателей, поэтов, художников и философов.

Они действительно практически никогда не разлучались, были не только любовниками, но друзьями и единомышленниками.

Литература и мир идей – это то, что по-настоящему увлекало супругов. Реальная жизнь интересовала их куда меньше. Как иронизировали многие современники, оба они не слишком жаловали бытовые хлопоты и было даже странно из их уст слышать слова “уголь”, “кипяток”, “макароны”.

Чета была сторонником открытых отношений. Мережковский и Гиппиус усиленно разрабатывали идею «тройственного устройства мира», Царства Третьего Завета, которое должно прийти на смену историческому христианству, а на уровне более практически-житейском — старались создать небольшую духовную общину.
Андрея Белого Мережковским так и не удалось завлечь в свою «коммуну», а вот Дмитрий Философов, литературный критик и публицист, в неё угодил.

Образование «тройственного союза» было некоторым вызовом обществу, его литературно-художественным кругам. С духовной общностью люди примирялись легко, но вот с совместным проживанием троих…

11 мая 1907 года Гиппиус пишет Брюсову: «Теперь мы в Париже, пока радуемся ему и нашему оригинальному новому хозяйству (квартира дорогая и громадная, а мебели всего — 3 постели, несколько кухонных столов и 3 сломанных кресла!) и похожи, по настроению, на молодожёнов. Новый способ троебрачности…»

#мережковский
#гиппиус
#биография
Внешний вид супругов также отличался эпатажностью.

Вот, например, как Мережковского описывает Надежда Тэффи в своих воспоминаниях:

«Внешность у Мережковского была особенная. Маленький, худенький, последние годы совсем искривленный, но примечательно не это – его лицо. Оно было мертвенно-бледно, с ярко-красным ртом, и когда он говорил, были виды также красные десны. В этом было что-то жуткое. Вампир.»

А вот что Тэффи вспоминает о Зинаиде Гиппиус:

«В молодости соригинальничала, носила мужской костюм, голову обвязывала брошкой на лбу. С годами эта оригинальничанье перешло в какую-то ерунду. На шею затягивала розовую ленточку, за ухо перекидывала шнурок, на котором болтался у самой щеки монокль.»

«Они так до самой смерти Димитрия Сергеевича и прожили, не расставаясь ни на один день, ни на одну ночь, — пишет Ирина Одоевцева. — И продолжали любить друг друга никогда не ослабевающей любовью. Они никогда не знали скуки, разрушающей самые лучшие браки. Им никогда не было скучно вдвоём. Они сумели сохранить каждый свою индивидуальность, не поддаться влиянию друг друга. Они были далеки от стереотипной, идеальной супружеской пары, смотрящей на всё одними глазами и высказывающей обо всём одно и то же мнение. Они были „идеальной парой“, но по-своему неповторимой идеальной парой. Они дополняли друг друга. Каждый из них оставался самим собой. Но в их союзе они как будто переменились ролями — Гиппиус являлась мужским началом, а Мережковский — женским. В ней было много М — по Вейнингеру, а в нём доминировало Ж. Она представляла собой логику, он — интуицию».

Первым умер Дмитрий Мережковский — 9 декабря 1941 года, в возрасте 76 лет.

По поводу вдовы Юрий Терапиано написал: «З.Н. — окаменелая совсем».

3 июня 1943 года в оккупированном немцами Париже Гиппиус начинает писать книгу о Мережковском. Но закончить её не успела — осенью 1945 года Зинаида Николаевна скончалась.

Оба они похоронены на русском кладбище Сен Женевьев де Буа.

#мережковский
#гиппиус
#биография
Сегодня день рождения поэта, переводчика и эссеиста Германа Власова.

Герман Евгеньевич родился 24 августа 1966 года в Москве.

В 1983 поступал в Институт стран Азии и Африки МГУ, но недобрал полбалла и оказался на филологическом факультете МГУ.

Окончил в 1990 отделение РКИ (Русский как иностранный).

Первая публикация стихов — в журнале «Огонёк» (1992), первая книга вышла в 1998.

Печатал также переводы поэзии с английского, белорусского, грузинского, узбекского, украинского, испанского языков.

Участник студии Игоря Волгина «Луч», лауреат и дипломант Волошинского конкурса (поэзия, перевод), лауреат премии Фазиля Искандера (2021).

В литературном сообществе известен не только как автор книг и публикаций в «толстых» журналах, но и как «человек с фотоаппаратом». На многих фестивалях и поэтических вечерах уже много лет неизменно появляется с камерой. Ему удалось сделать портреты практически всех известных современных поэтов и других людей искусства.

Живёт и работает в Москве.

#власов
#деньрождения
#биография
Геннадий Федорович Шпаликов родился 6 сентября 1937 года в городе Сегежа в Карелии, куда по работе уехали его родители.

Мать была воспитателем в детском саду. А отец Федор Шкаликов работал военным инженером. В 1920-х он изменил свою фамилию — заменил в ней букву «к» на «п».

В 1939 году семья вернулась в Москву, но прожили они там всего несколько лет.

В начале Великой Отечественной войны Шпаликова с матерью и младшей сестрой эвакуировали в Киргизию. А отец ушел на фронт, в январе 1945 года он погиб.

Когда война закончилась, семья вернулась в Москву.

В сентябре 1945 года Геннадий пошел в школу. Уже в первом классе он начал писать стихи о природе — в своих первых произведениях подражал Федору Тютчеву.

В 1947 году мать поэта по совету своего брата — генерала Семена Перевёрткина (командира бравшего рейхстаг 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии) — определила сына в Киевское Суворовское военное училище.

Шпаликов получал отличные оценки по литературе, русскому и иностранным языкам. Точные и естественные предметы он называл «до невозможности адовыми». В свободное от занятий время Шпаликов вел дневник, писал стихи, рассказы и одноактные драмы.

Шпаликов много читал. Изучал он в основном советскую литературу, в дневнике будущий поэт писал: «Слишком увлекаться дребеденью 18–19 веков (исключая, конечно, классиков) не стоит. Знать — надо, но не больше. Теряется чувство времени, нашего времени».

В ранних стихах Шпаликов подражал Владимиру Маяковскому. Он был его любимым поэтом.

Позднее Шпаликов писал в дневнике: «Ровно 25 лет назад застрелился Владимир Владимирович Маяковский. Все мое лучшее — к нему. Покойный не любил признаний, ненавидел всяческие юбилеи… Так пройти по жизни — вот моя мечта».

Летом 1955 года Шпаликов окончил Киевское Суворовское военное училище и вернулся в Москву. Там он поступил в Московское высшее военное командное училище. Однако проучился всего год. На одном из боевых учений он повредил ногу. После этого медицинская комиссия признала его негодным к военной службе.

Несколько месяцев после травмы Геннадий ходил с тростью и лечил ногу. В это время он готовился к вступительным экзаменам, но не мог определиться, где бы хотел учиться, — во ВГИКе или в Литинституте им.Горького.

В итоге документы подал во ВГИК и поступил туда на сценарное отделение, попав в поколение, которое пришло в кино в самом начале 60-х в разгар оттепели, когда казалось, что можно если не все, то многое.

В институте поэт познакомился и подружился с Андреем Тарковским, Андреем Кончаловским, Павлом Финном.

На четвертом курсе института Шпаликов написал сценарий фильма «Причал» о Москве 1950-х. Его одобрили на «Мосфильме». Картину должен был снимать Владимир Китайский, друг Шпаликова по ВГИКу. Но незадолго до начала съемок Китайский покончил с собой. Вскоре после этого Госкино запретил картину.

Шпаликов всё ещё был студентом, когда Марлен Хуциев, совсем недавно снявший «Весну на Заречной улице», позвал его соавтором сценария «Заставы Ильича» - драмы о молодежи, которая вступает во взрослую жизнь. Эта картина могла бы стать громким дебютом начинающего сценариста, но в итоге пришлась не по вкусу партийному руководству.

«Заставу Ильича» почти 3 года переделывали в идейно здоровое произведение, а на экраны выпустили только в 1965 под названием «Мне 20 лет».

И фактическим дебютом для Шпаликова-сценариста стала другая лента — лирическая комедия Георгия Данелия «Я шагаю по Москве».

Песню «А я иду, шагаю по Москве» Шпаликов написал, когда снимали эпизод «Вечер. Засыпают памятники». К тому моменту композитор Андрей Петров уже сочинил музыку, надо было срочно придумать слова. Шпаликов буквально за несколько минут написал припев «А я иду, шагаю по Москве», а затем и куплеты.

Тогда казалось, что карьера его пошла в гору. «Я шагаю по Москве» прошел все бюрократические инстанции, открывал только что построенный кинотеатр «Россия» на Пушкинской площади Москвы, одноименная песня оказалась очень популярной — ее впоследствии не раз перепевали популярные исполнители.

Ну а сам фильм оказался одним из символов оттепели.

#шпаликов
#биография
В 1966-м вышло еще два фильма по сценарию Шпаликова — военная драма «Я родом из детства» и «Долгая счастливая жизнь», которая также стал его дебютом в качестве режиссера.

Фильм с Инной Гулая (тогда недавно ставшей женой Шпаликова) и Кириллом Лавровым получил премию на международном фестивале в Бергамо, но в СССР вызвал неоднозначную реакцию критиков.

«Долгая счастливая жизнь» отличается от других кинопроизведений Шпаликова тем, что в этой картине, рассказывающей о том, как два человека, жаждущие любви, оказываются неспособными к ней (если быть точным, герой испугался своего чувства), угадывается драма самого Шпаликова.

Друг Шпаликова, киновед Армен Медведев, вспоминал: «Я видел, что он выпил и сидел жутко расстроенный. Зал проголосовал ногами против его фильма «Долгая счастливая жизнь». А для меня эта картина связана с его лирикой. Блистательная картина, совершенно обойденная вниманием, никак не реабилитированная: формально вроде бы она вышла в прокат и просто не понравилась творческой общественности. А это было новое кино, которое принес на экран Геннадий».

Конечно, много лет спустя «Долгую счастливую жизнь» уже хвалили — в том числе как финальную точку в оттепельном кино, но тогда негативных отзывов хватило, чтобы «Мосфильм» отказал Шпаликову в следующей заявке.

У него начались простои — сценарии не брали в работу, а фильмы по тем, что взяли, прокатывались минимальным числом копий; фактически у Шпаликова в 70-е вышло две картины по написанным им сценариям — «Ты и я» Ларисы Шепитько и «Пой песню, поэт…» Сергея Урусевского про Сергея Есенина, в главной роли Сергей Никоненко.

Он все чаще работал в стол, продолжал писать сценарии — только фильмы по ним не снимали. Он сочинял повести и рассказы и даже задумал большой роман «Три Марины» о Марине Цветаевой, Марине Освальд, жене убийцы Джона Кеннеди, и «просто Марине». Однако книгу писатель не закончил.

Геннадий Шпаликов был женат два раза.

Со своей первой супругой Наталией Рязанцевой он познакомился во ВГИКе. Она была младше поэта на год и тоже училась на сценарном отделении.

Поженились они в марте 1959 года. Поэт посвятил Рязанцевой несколько стихотворений, в том числе «В Ленинграде»:

«Любимая, все мостовые,
все площади тебе принадлежат,
все милиционеры постовые
у ног твоих, любимая, лежат»

В 1962 году они расстались. Шпаликов позднее вспоминал: «Мы ничего не сделали, чтобы жить вместе, держась друг друга».

Со своей второй женой — актрисой Инной Гулой — Шпаликов познакомился в начале 1960-х.

Режиссер Юлий Файт вспоминал: «У Гены появилась, как он назвал ее, «шведская девушка». Инна Гулая ходила с длинными светлыми волосами, потому и называлась она «шведской девушкой». И к этому времени уже прославилась замечательными актерскими работами, была прелестна, и их встреча была таким счастьем для Гены!».

Поженились Гулая и Шпаликов в 1962 году. Через год у них родилась дочь Дарья, но разрыв с Гулая (они расстались из-за алкоголизма Шпаликова) завершился трагедией.

В ноябре 1974 года поэт покончил с собой — ему было всего 37 лет.

В предсмертной записке он написал: «Вовсе это не малодушие — не могу я с вами больше жить. Не грустите. Устал я от вас. Даша, помни. Шпаликов».

Среди рукописей поэта нашли и его последнее стихотворение:

«Не прикидываясь, а прикидывая,
Не прикидывая ничего,
Покидаю вас и покидываю,
Дорогие мои, всего!
Все прощание — в одиночку,
Напоследок — не верещать.
Завещаю вам только дочку —
Больше нечего завещать»


Похоронили Шпаликова на Ваганьковском кладбище в Москве.

Первый сборник стихов поэта под названием «Избранное» вышел только через пять лет после его смерти, в 1979 году.

#шпаликов
#биография
Роальд Чарльзович Мандельштам родился в 1932 году в Ленинграде, в по-настоящему петербургской семье. Отец, Чарльз Горович, разносторонне образованный и обладавший феноменальной памятью человек, инженер, обожавший поэзию, часами наизусть читавший стихи, особенно поэтов Серебряного века, чем и подкупил сердце матери Роальда, Елены Иосифовны, одной из первых красавиц Ленинграда, дочери знаменитого адвоката Мандельштама, которая и сама писала стихи и неплохо рисовала.

Отец родился в Америке, бабушка Роальда не доверяла отечественной медицине (тогда ещё российской, имперской), и рожать уехала в США, вместе с мужем. Там родился её сын, которого назвали Чарльзом. Чарльз Яковлевич прожил в США довольно долго, даже успел стать чемпионом какого-то штата по боксу в наилегчайшем весе. А потом принял решение вернуться в СССР – чтобы продолжить дело революции. Как выяснилось позже, совершенно зря.

Чарльз женился в 1931 году, а 16 сентября 1932 года у него и супруги, Елены Иосифовны Мандельштам, родился мальчик, которого назвали по моде 30-х в честь именитого человека – путешественника Роальда Амундсена.

Родители Роальда расстались, а чуть позже его отца арестовали и сослали в Казахстан.

По второму мужу (после высылки Чарльза мать Роальда снова вышла замуж) Елена взяла фамилию мужа - Томинг. Во времена оккупации при весьма мрачных обстоятельствах нехорошую немецкую фамилию изменили на русское Томина. В 1944 году инженера Дмитрия Томина, её мужа, арестовали – из лагерей он уже не вернулся.

Роальд был записан на фамилию матери, Осипу Мандельштаму он родственником не был, свою фамилию очень не любил, воспринимая ее как издевательство, и даже написал и повесил на дверь квартиры стихотворение:

В квартиру девятнадцать
Вам лучше не являться.
Здесь живу я, Р. Мандельштам,
И я совсем не нужен Вам.
А Мандельштам, что нужен Вам,
Уже давно не здесь, а ТАМ.

 
Роальд был тяжело болен. Еще с детства страдал бронхиальной астмой, а война и блокада подорвали и без того слабое здоровье. В дополнение к астме в 16 лет у него открылся костный и легочный туберкулез. В те годы это было равнозначно приговору. Без денег на лечение, при отсутствии элементарных лекарств и условий он был обречен, но боролся со страшной болезнью, пока оставались хоть какие-то силы.

Первое время в Ленинграде он жил с матерью и сводной сестрой, но вскоре Елену Иосифовну арестовали, предъявив обвинение в том, что она сестра врага народа поэта Осипа Мандельштама. Родство не подтвердилось, но несколько страшных месяцев она провела в «Крестах».

В свои шестнадцать он жил один и был совершенно зрелым человеком, с ясным и твердым взглядом на жизнь. Благодаря бабушке он получил блестящее домашнее образование, хорошо разбирался в русской истории и культуре, особенно в литературе – от Державина до Гумилева с Мандельштамом и Маяковского. Так же хорошо знал и западную культуру от любимой им «золотой, как факел, Эллады» до стихотворений Гарсиа Лорки, которые он с удовольствием переводил.

Книжный юноша, болезнью прикованный к убогой комнате коммунальной квартиры, он был вне литературной среды, не общался с другими поэтами, у него не было связей в литературном мире. Его кругом были художники-авангардисты, «арефьевцы»: А. Арефьев, Р. Гудзенко, Р. Васми, В. Гром, Ш. Шварц, В. Шагин и В. Преловский.

Ленинградские подростки, пережившие блокаду, обладающие незаурядным талантом художников, вылетевшие из художественных учебных заведений за «западничество и формализм», они создавали свой живописный непарадный Ленинград.

«Арефьевский круг» объединился вокруг Александра Арефьева и стоял у истоков послевоенного неформального искусства. Обаятельный, общительный и остроумный Роальд Мандельштам, легко вписавшийся в эту компанию, был среди них единственным поэтом. Они познакомились на квартире у Рихарда Васми, точнее, в его единственной комнате, в 1948. Он пришёл, этот шестнадцатилетний мальчик, и читал свои стихи таким же юным художникам – и был им интересен.

#роальдмандельштам
#биография
Влияние Роальда на друзей-художников было огромным.

Они слушали его стихи как завороженные. У него они и собирались потом, назвав его узкую и длинную комнату в коммуналке под самой крышей «Салоном отверженных», а себя «Орденом нищенствующих живописцев», спорили об искусстве, истории, говорили и о политике.

Роальд почти не выходил из дома. Он лежал на кровати – и писал, пытался как-то устроиться в этой жизни, учиться. После школы поступил на Восточное отделение факультета иностранных языков университета, изучал китайский язык, потом в Политехнический, но ни там, ни там курса не закончил, не смог учиться из-за своих многочисленных болезней, утратив возможность свободно передвигаться.

Его университетами стали залы Эрмитажа и Публичной библиотеки Салтыкова-Щедрина. При этом он писал курсовые работы для друзей, готовил их к экзаменам по любому предмету, в том числе и по медицине. А друзья рисовали его портреты.

Судьбы всех участников арефьевской группы непросты. Александр Арефьев, русский художник, был исключён в 1949 году из художественной школы, отчислен в 1953 году из медицинского университета, провёл три года в лагерях, умер в 47 лет в эмиграции, во Франции, в 1978 году. Вадим Преловский повесился в 1954 году. Владимир Шагин, чьи работы сейчас в Третьяковке, на протяжении 7 лет (61…68) находился на принудительном лечении в психбольнице. Рихард Васми был отчислен из архитектурного техникума, работал колористом на картонажной фабрике, разрисовщиком косынок, клееваром, лаборантом в Ботаническом институте, кочегаром, маляром. Шолом Шварц более или менее работал и зарабатывал (маляром, реставратором), позже его картины выставлялись на выставках в Париже, Берлине. Родион Гудзенко отсидел 10 лет в лагере за то, что пытался бежать во Францию в 50-х.

Роальд очень любил ночные прогулки по городу. Опираясь на костыль, часами мог бродить по улицам, то один, то с друзьями. Глухие переулки, питерские парадные – ничего не пропускала «болтайка» – как называли себя Роальд и его друзья-художники. Прогулки по ночному городу вылились в цикл стихов «Песни ночного города», и может быть, это лучшее из всего написанного Роальдом Мандельштамом.

Но болезнь отнимала и эту возможность. Он почти не выходил из дому, писал, лежа на кровати. Но стихи друзьям читал всегда только стоя. Он не позволял себе проваливаться в болезнь.

Живя практически без денег, он каждый день надевал белоснежную накрахмаленную рубашку. У него их было семь – по числу дней недели. Это было вызовом, определенным знаком свободомыслия. Все его творчество было вызовом и поражало немыслимой и непозволительной в то время свободой.
 
Магия его стихов и обаяние личности привлекали к нему многих. Одним из его друзей был композитор Исаак Шварц. Он читал стихи Роальда своему коллеге, сыну писателя Алексея Николаевича Толстого, композитору Дмитрию Толстому. Тот, в свою очередь, познакомил Мандельштама со своей матерью, поэтессой Натальей Крандиевской. Стихи Роальда она оценила очень высоко, но напечатать их в те времена было нереально.

Чтобы как-то поддержать Роальда, у которого из источников дохода были только деньги, присылаемые отцом, и пенсия по инвалидности матери, Шварц, который получил заказ Большого театра написать музыку к балету «Накануне», предложил ему написать либретто к этому балету. Постановщику балета Леониду Якобсону либретто понравилось. Эскизы декораций взялся написать художник из «Арефьевского круга» Родион Гудзенко. Они были великолепны, и балет должен был стать событием в культурной жизни.

Но закончилось все так, как и должно было закончится: Якобсона отстранили от постановки, либреттиста и художника заменили на идеологически выдержанных. Кто сейчас помнит балет «Накануне»?
Это была единственная попытка арефьевцев и Роальда вступить в творческий союз с государством.

Они просто хотели «делать искусство», не оглядываясь на установки партии. Они работали малярами, кочегарами, картонажниками и клееварами, но упорно отстаивали свое право на свободу творчества.

#роальдмандельштам
#биография