Проза — матч целиком, стихотворение — только голы и голевые ситуации.

Вера Павлова

#павлова
#цитата
#поэзия

Под фонарём

Давай под этим фонарём
необычайное с подъёмом –

как если бы мы шли вдвоём
по Кировскому, рядом с домом,
и хлопьями с небес летел
и таял под ногами снег, – как если
бы завернули и желтел
Филатовской больницы (ясли,
мой Вифлеем) фасад, нас ждут, –
как если бы на запах комнат,
где наряжают ёлку, жгут
бенгальские, где нас не помнят,
поскольку мы не в прошлом, нет,
мы есть! – как если бы, в парадной
снег стряхивая, шли на свет
непререкаемый, отрадный –
он из распахнутых дверей
нас ослепит – и мы в прихожей, –
предновогоднее скорей
давай – как если бы на божий
свет шли и вышли, и не врозь
никто ни с кем, и дышим, дышим –

давай прозрачное насквозь
стихотворение напишем.

Владимир Гандельсман

#гандельсман

Я увидел одиночество...
 
Я увидел одиночество.
Это Бог сидел на крыше
И смотрел, как расплываются под подошвой облака.
Он ронял в людей пророчества, чтобы кто-нибудь услышал
То, о чем ребёнок мается в ветхом теле старика.
Бог смотрел на нас задумчиво, как в стихи уставший автор.
Правил, черкал и дописывал, мял в сомнении листок.
Грезил, нервничал, вымучивал и откладывал на завтра
Эту вечную вселенную – совершенство в пару строк… 

Евгений Сенсуалис

#сенсуалис

* * *

общее правило для любой зимы-
не меняй любовников, не бери взаймы,
покупай с запасом спиртные напитки и аспирин,
не принимай ничего близко к сердцу и не засыпай один.
прокатись на троллейбусе, скоро их запретят совсем,
помни, бывает холодно, помни, темнеет в семь,
трубку старайся поднять, после первого же гудка,
у звонящего, с той стороны провода, мерзнет ужасно рука,
голос и без того ленив и простужен, и станут реже еще звонки
скованно и неуклюже - "привет", как лужи, скованные в катки.
общее правило - правилам жить вопреки,
общим планом снимай, как крýжат
сне
жин
ки....

Ксения Рычкова

#рычкова

* * *

Нам бы хватило железа, золота и бетона,
Откуда ладьи, архаика? Причины просты.
В начале той самой войны Аид катился назад,
Поэтому в среднем течении Ахерона
Взорваны все мосты.
 
Мы тогда отбились, отстроились после визита.
Разве что Флегетону так и не дан отбой.
Теперь пылает для красоты –
Всем нравится черный огонь на полнеба, мы-то
не воюем между собой.
 
Заняты. Нам работы хватит до конца света:
Молекулы, фотосинтез, движенья карандаша –
Всё мы, и воздух, и сон,
Когда совсем устаешь, вспоминаешь – тут за углом течет целая Лета.
Выпьешь глоток – и снова можно дышать.
 
Войну она не смывает, не может, сама боится
Того, что ломилось на нас сквозь щели часов и дней…
С кем воевали тогда?  От кого держим границу?
С живыми.
В этих краях нет никого страшней.

Елена Михайлик

26 марта 2022

#михайлик

* * *

береги меня,
с головы до ног кутай в нежность,
мне никак без нее, серьёзно.
обещают, что зима будет снежной,
а ты ведь знаешь, что я постоянно мёрзну.

город будет стоять в снегу да инее,
ты, пожалуйста, береги меня,
от сигаретного дыма,
от хандры,
от внезапных невзгод,
от падений (на улице гололед).

береги меня,
ты обнимешь - и вот я дома,
я хочу твой взгляд, смеясь, на себе ловить.
не нужно звезд - оставим их астрономам,
мне от тебя ничего не надо,
кроме твоей любви.

береги меня, когда я проклинаю судьбу и бога,
когда много молчу, и когда слова мои острее лезвий,
когда я прошу тебя больше меня не трогать,
когда кажусь сама себе бесполезной.

береги меня, от предательств и горячих слез,
от тяжелых сумок, от темноты по ночам.
береги меня, пока я в такой мороз,
выбегаю в домашних тапочках тебя встречать.

мы же связаны, предначертаны, неделимы,
от твоих поцелуев голова кружится, как от вина.
береги меня.
мне как воздух необходимо
знать и чувствовать,
что нужна.

береги меня, пока мы не стали частью воспоминаний,
старой перепиской,
беобратимым прошлым,
узором на ткани бытия,
пока я такая: смешная, влюбленная и дурная,
от макушки до самых пят твоя.

береги меня в череде важных дел, суете забот,
как дети с придыханием ждут салют,
как подарки под елкой на Новый год,
вот так мне нужно
твоё «люблю».

Аня Захарова

#захарова

* * *

Большая зима приходит к маленьким людям
с охапкой метелей, сутуля по-бабьи плечи,
с трещоткой мороза...
Они говорят: «Мы любим
тепло наших близких и жар раскалённых печек.
Окна обили плёнкой от стужи тёмной,
впрок напекли вчера золотого хлеба»…

Вровень зиме умерший и нерождённый,
дарит она им своё потайное небо,
цветущее, нежное…

Сергей Пагын

#пагын

* * *

Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, –
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет тёплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная –
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше чёрного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.

Это было над Камой крылатою,
сине-чёрною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стёклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.

Я родился – доселе не верится –
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.

Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное – это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда –
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. «Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся».
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.

Борис Рыжий

#рыжий

* * *

Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю. (Евангелие от Луки, 23:39-43)

Дисмас умолк, Иешуа оторвался от губки и, стараясь, чтобы голос его звучал ласково и убедительно, и не добившись этого, хрипло попросил палача:
– Дай попить ему.
М.А. Булгаков. Мастер и Маргарита

…и нам определённо гореть в аду.
И даже если чудом в крещенскую морозную купель
я все-таки зайду,
нырну, три раза окунусь и вынырну с поклоном
на все четыре стороны —
нет, не простится, —
едко шепчет совесть.
Добро и Зло не знает компромисса.
Ты не актёр или актриса,
чтоб без вины озвучивать чужие мысли.
За слова, за слёзы,
за молчание, отчаянье,
за грезы, грозы, стих и прозу
всенепременнейше расплатишься собой.
Не выйдет заслониться немотой.
Кто обманул тебя, что жизнь не черно-бела?
Что мир — он не расколотый, а целый?

Когда, одевшись в Тело,
Бог входит царствовать: в грязь, вонь и смрад, —
нисколечки никто Ему не рад.
Подумаешь, вода вокруг вскипела…
Гляди, Он исцеляет! — Супостат!
Прощающему не уйти обратно:
любви, эмпатии и жертве нет предела…

Вода бежит, студёна и горька.
С той стороны Луны — издалека —
в моем аду приветом ветерка
Его рука, твоя щека
все то, что на века
со мной и мне всего дороже.
Мой Боже!
Для Тебя
ведь нет героев и ничтожеств?
Нет правых, виноватых, нет чудовищ?
Как ненависть мгновенно обезвоживает…
Дай нам напиться, не суди пока!
Помилуй — вдруг нам хватит и глотка?

Янина Солдаткина

16 января 2023

#солдаткина

* * *

я хочу с тобой близости, нежной, как снег
только выпавший, или как дождь над парижем,
или небо. оно опускается ниже,
если спать вперемешку и видеть во сне
город детства в оранжевых каплях слюды,
в янтаре полнолуния, в мареве лета,
в двух косичках упрямых, в штанах из вельвета,
на коленках протертых. пылинки-следы
пребывания нас в данном времени лишь
обнаружат для тех, кто появится после,
неразрывную, тоненькой линией, подпись,
словно строчку на карте по буквам «п а р и ж»;
подчеркнут обреченность тебя на меня
и обратно, взаимностью нас обжигая
до изнанки, она невозможно живая,
и ее невозможно же нам поменять

Яшка Казанова
(Юлия Зыкова)

#казанова

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Существует ли право истории?
Историческая истина?
Историческая свобода, если
Настаивать на исторической необходимости,
Противной Божьему промыслу.
«Историческая необходимость» - уверенно
Заявил мне на семинаре в 80-х годах
Прошлого века молодой аспирант филфака,
Когда речь зашла о сталинских убийствах,
Его беременная жена осторожно молчала.
Так бывает, одиночное убийство
Лишь повод для сочинения детектива,
Убийство массовое – повод для слухов,
Что кто-то именно так творит историю,
И это для уверенности, что мы заслужили
Свою спокойную жизнь за счет чужой
Неизбежной смерти.

История течет, как река, в которой
Играют водовороты крови, ее переливы
Могут дать пищу для художественного
Воображения – но не опасно ли
Купаться в волнах истории, или
Лучше смотреть на все это
С других берегов? Где они
Берега другие? В свирепых очах
Колумба? В ликующем взоре
Летящего космонавта? Во сне дикаря,
Спрятавшего в свою кровь
Свою реку? Чуден Днепр
При тихой погоде. Исторический шквал
В лучшем случае замедляет
Течение мысли. Где история лучше?
Там, где резали сто лет назад, или где
Будут резать лишь через тысячу лет?

Доисторический человек по утрам
Деловито завязывает свой галстук,
Репетируя ежедневно завязывание
Петли на чужой шее. Приходят
Лучшие времена. Уходит
Личное время. В дивный миг перестройки
Добрый один писатель произнес всенародно:
Наконец мы будем жить, как все люди, -
И многие поспешили так жить,
А чуткие власти тут же ему даровали
Еще одну квартиру, дабы он
Не усомнился в сказанном.
Историческая справедливость.
Да минует нас чаша сия.

Вячеслав Куприянов

2019

#куприянов

Девочка на велосипеде

Что есть и что останется - не знаю.

Как тень мелькает за ее спиной
Стремительной, как вспыхивает солнце
На втулке колеса! Она легка,
Как бабочка, и на лету трепещет
Крахмальный фартук белый - догони! -
И колея в черемушник ныряет,
И воздух, воздух хлещет и пьянит,
А я припал к рулю, верчу педали,
Я догоню ее! Но нет, едва ли…

Как ненасытна жизнь в пятнадцать лет!
Записка в книге, зуд велосипедный -
И целый день томишься и во сне
Куда-то сломя голову несешься.
Она на раме, ты в седле - и прядь
Отбившаяся горячит и дразнит,
А повернется - губы и глаза,
Глаза и губы - и колючий шелест,
Желанья полный - рама и седло -
И пустота!.. О разрешенье плоти -
Так выбивает пробку к потолку
И раздраженно пузырится пена!

А мы, душа, другие знали сны.
Но так давно все было, что едва ли
И было с нами… Юность пронеслась,
И пролетели врозь велосипеды.
Лишь имена Simson и Diamant
Еще тоской черемуховой веют.
Послевоенной, злой… И хорошо!
Все хорошо, что прожито как спето
На выдохе одном! Но чтоб теперь,
Теперь столкнуться на перроне: ты ли! -
И как очнуться: круглое лицо.
Прямая, полногрудая фигура,
Затянутая узким ремешком.
Как дачный саквояж, и зонт японский -
Чужое все! - и только твердый взгляд
Как вызов, да еще сухие губы
Надменные… Зачем, зачем всю жизнь
Я догонял тебя! Теперь я знаю,
Что первая любовь обречена,
Но медлю почему-то… Так однажды
Стоял я у киоска Sех-рогпо,

О принце датском смутно вспоминая,
О поцелуе школьном, о письме:
"Я больше не люблю тебя", - а рядом
Вечерний Копенгаген жил, и негр
Глядел в киноглазок, и кто-то шею
Тянул, чтоб оттеснить его, взглянуть,
Увидеть нечто… Есть у нас секреты,
А тайны нет… Как вздрагивает зонт…
Нелепо говорить, молчать нелепо.
И хорошо, что поезд подошел.
- Звони! - и двери стукнулись резиной…
Не может быть, чтоб я тебя любил.
Я все забыл. Я ничего не помню.
Но отчего же так не по себе.
Как будто в чем виновен!.. Нет, довольно.
Довольно с нас и собственных забот!
И мне они дороже тех кошмарных
Счастливых снов, какие только раз
Сбываются, когда мы не готовы
Для счастья… А она еще летит.
Как бабочка, еще летит, мелькая,
Непойманная, легкая такая…
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
А иногда мне хочется шепнуть
Как на духу, почти неслышно: время -
Убийца, а не лекарь…

Олег Чухонцев

1974

#чухонцев

* * *

Ты приезжай ко мне однажды,
И, бросив сумку у дверей,
Останься на ночь.. или даже
На сто и больше январей.
Повесим в шкаф твою рубашку,

Поставим старое кино.
И чай нальем в большие чашки:
Зелёный, черный.. все равно.
Мы вспомним парочку историй -
Из тех, что в детстве, во дворе..
И намечтаем дом у моря,
А, хочешь, лето в ноябре?
Я расскажу тебе - и только -
О чём-то очень дорогом.
И будет снег идти тихонько,
А, может, дождик за окном.
И ты шепнешь - "поспи, родная",
Укутав пледом потеплей..
"Мы все на свете успеваем
За сто и больше январей".

Ксения Забкова

2014

#забкова

* * *

Холодное дыхание зимы.
Снег падает, лишая перспективы.
Святители, глядящие из тьмы,
все умерли, лишь мы покуда живы.

Я так хочу тебя поцеловать,
услышать запах солнечного света,
что вся святоотеческая рать
не даст мне столько жизни, сколько этот

единственный блаженный поцелуй,
как будто ты, скользнувшая за вьюгу,
под чёрное руно летейских струй,
от губ моих не отнимаешь руку.

Дмитрий Мельников

#мельников

* * *

Господь меня поднимет из земли
Сейчас, как в будущем последнем.
Я — невзошедшее зерно,
Но есть ещё во мне
Всевозрождающая сила.
Куда её вложить?
Я прожил всё, что выпало на долю,
И не любому выпадает этот мрак,
Когда лежишь в земле заиндевелой
Ни мёртвый, ни живой,
Не нужный ни себе, ни людям,
Лежишь и горько любишь эту землю,
Не давшую тебе произрасти.

И стыдно за любовь,
Но разве может
Сознание глухое
Любовь остановить?
Она всего сильней умеет
Жить.

Но крепкая рука несёт в сады иные
И мне тепло, и верю я сильней,
Жаль только, что оттаявшее сердце
Не о побегах долгожданных бьётся —
О запустении земли неблагодарной,
О вечном запустении её.

Ксения Савина

#савина

В день рождения американского поэта Эдгара Алана По публикую последнее написанное им стихотворение в переводе Константина Бальмонта

ANNABEL LEE

It was many and many a year ago,
In a kingdom by the sea,
That a maiden there lived whom you may know
By the name of Annabel Lee;
And this maiden she lived with no other thought
Than to love and be loved by me.

I was a child and she was a child,
In this kingdom by the sea,
But we loved with a love that was more than love —
I and my Annabel Lee —
With a love that the wingèd seraphs of Heaven
Coveted her and me.

And this was the reason that, long ago,
In this kingdom by the sea,
A wind blew out of a cloud, chilling
My beautiful Annabel Lee;
So that her highborn kinsmen came
And bore her away from me,
To shut her up in a sepulchre
In this kingdom by the sea.

The angels, not half so happy in Heaven,
Went envying her and me —
Yes! — that was the reason (as all men know,
In this kingdom by the sea)
That the wind came out of the cloud by night,
Chilling and killing my Annabel Lee.

But our love it was stronger by far than the love
Of those who were older than we —
Of many far wiser than we —
And neither the angels in Heaven above
Nor the demons down under the sea
Can ever dissever my soul from the soul
Of the beautiful Annabel Lee;

For the moon never beams, without bringing me dreams
Of the beautiful Annabel Lee;
And the stars never rise, but I feel the bright eyes
Of the beautiful Annabel Lee;
And so, all the night-tide, I lie down by the side
Of my darling — my darling — my life and my bride,
In her sepulchre there by the sea —
In her tomb by the sounding sea.

Edgar Poe

1849


АННАБЕЛЬ-ЛИ

Это было давно, это было давно,
В королевстве приморской земли:
Там жила и цвела та, что звалась всегда,
Называлася Аннабель-Ли,
Я любил, был любим, мы любили вдвоем,
Только этим мы жить и могли.

И, любовью дыша, были оба детьми
В королевстве приморской земли.
Но любили мы больше, чем любят в любви, —
Я и нежная Аннабель-Ли,
И, взирая на нас, серафимы небес
Той любви нам простить не могли.

Оттого и случилось когда-то давно,
В королевстве приморской земли, —
С неба ветер повеял холодный из туч,
Он повеял на Аннабель-Ли;
И родные толпой многознатной сошлись
И ее от меня унесли,
Чтоб навеки ее положить в саркофаг,
В королевстве приморской земли.

Половины такого блаженства узнать
Серафимы в раю не могли, —
Оттого и случилось (как ведомо всем
В королевстве приморской земли), —
Ветер ночью повеял холодный из туч
И убил мою Аннабель-Ли.

Но, любя, мы любили сильней и полней
Тех, что старости бремя несли, —
Тех, что мудростью нас превзошли, —
И ни ангелы неба, ни демоны тьмы,
Разлучить никогда не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
Обольстительной Аннабель-Ли.

И всегда луч луны навевает мне сны
О пленительной Аннабель-Ли:
И зажжется ль звезда, вижу очи всегда
Обольстительной Аннабель-Ли;
И в мерцаньи ночей я все с ней, я все с ней,
С незабвенной — с невестой — с любовью моей —
Рядом с ней распростерт я вдали,
В саркофаге приморской земли.

Эдгар По
Перевод Константина Бальмонта

1921

#по
#бальмонт

«Сидим на поэтическом вечере, поэтам задают вопрос, банальный и прекрасный:

«Что для вас поэзия?»

Отвечают интересно, иногда путано. Я задал его себе.
Думаю, для меня поэзия это разговор с пустотой. С пустотой своей и мира.

А для вас?»

Артемий Семичаевский

#семичаевский
#поэзия
#цитата

* * *

Такое утро, что спать и спать,
а дворник шаркает снегом рыхлым.
Я не хочу покидать кровать,
оставьте дрыхнуть.

Такое утро: темным-темно,
звенит будильник, проснулись двери.
Горит напротив ещё окно,
как дальний берег.

Наверно, кто-то из класса Б
над школьной формой завис устало
и покорился своей судьбе, —
несчастный малый.

Вот мама ставит на кухне чай,
и каждый звук нестерпимо звонок.
Прощай, подушечка, сон, прощай, —
встаёт ребёнок.

И кто придумал идти в ночи,
забыв гуашь, растеряв перчатки?
В рюкзак нагружены кирпичи,
а, нет, тетрадки.

Сегодня пятница, ветер лих.
Ещё рывок и ещё немного:
почти дожили до выходных,
почти свобода.

Анна Сеничева

#сеничева

Январь
 
Январь опустел, опустил рукава,
Ладони упрятал в тепло,
И то, что не выпало на Покрова,
Крещенье с лихвой намело.
 
Завозятся птицы под крышей. Метель
Прорвётся в оконный проём.
Так холодно в доме, что даже постель
Уже не согреем вдвоём.
 
Мой ангел, не слушай своих голубей,
Всё – сплетни. Приляг на бочок.
Щелчок затворившейся двери слабей,
Чем устричных створок щелчок.

Андрей Ширяев

#ширяев

Nascentes Morimur
 
Примерно двадцать лет тому назад
Я был в ирландской маленькой деревне,
Где церковь посреди неё, напротив,
Была несоразмерно велика –
И поселению, и своему погосту.
 
А тот –  всего, наверно, в четверть акра –
Приподнимался, так же, как и церковь,
Стеной булыжной, вроде крепостной,
Над деревенским уровнем изрядно,
Так, чтобы было видно всей деревне
Надгробия и кельтские кресты.
 
И клали там О’Конноров, О’Нилов
И прочих Дохерти веков, наверно, десять
В семейные гробницы штабелями,
Где под землёй раз в сто их было больше,
Чем над.
 
А я люблю по кладбищам бродить!
Когда, войдя в калитку, пробирался,
Как по бемолям между белых клавиш,
Меж плит с трудом ступая, то земля
Лоснилась как мазут и густо пахла
Не тленом, нет – гумном и урожаем,
 
А дальше хлебом, солодом и хмелем –
Неприхотливым деревенским счастьем,
А как глаза закроешь – всей зелёной
Ирландией, но с сильным послевкусьем
Конца.
 
Потом я поселился в Би&Би,
Где розовые рюшечки на окнах,
Но запах чёрного с подошв кроссовок
Меня преследовал. Весь вечер драил их
Гостиничным из тюбиков шампунем,
Однако странный запах оставался.
 
На утро я покинул bed and breakfast
И ту деревню, после – и Ирландию,
(Где «больше не бывать»), но этот запах
Теперь всегда со мной как наваждение,
Как смерть, что и страшит, и привлекает,
И отвратительна,
И плодотворна,
Изящна,
И ужасна,
И везде.

Арсений Загаевский

#загаевский