* * *

Вишня, миндаль, корица, пара кофейных зёрен. Облако в форме птицы. Горький имбирный корень. Вечер. Закат латунный. Хлеб без вина и соли. Тени людей – скульптуры. Книги на антресоли. Письма в больших конвертах.
Боль под ребром и глубже.

Помнишь, я был [как Вертер] чувством немым простужен?
Время идет кругами. Вьюн овивает сосны. Ветер в оконной раме знает все наши вёсны. Знает все наши зимы, осени и пороги. Помнишь, идет до Рима только одна дорога? Мы уходили в горы, прятались за пшеницей.
Пряный осенний город. Облако в форме птицы.

Если бы знали, черти, как полюбить боялся. Мельницы крутит ветер. Письма слагают пальцы.
Время идет кругами. Я потерял начало. Небо бросает камни.
Вкус сентября и чая.

Мята и сок грейпфрута [привкус солёно-горький]. Здание института. Парты, шкафы и полки. Грозы. Зонты. Ботинки. Мир неопрятно ярок. Время работы рынка. Толстый цветной Икарус.
Вишня, миндаль, корица. Путанный мелкий почерк.
Боже.

Зачем ты снишься
каждой безумной ночью?

Джек Абатуров
(Саша Кириллова)

#кириллова

* * *

Нас пытались лишить этой магии, сжали в цифру, разделили по взглядам, привычкам, гражданствам, гостам. Только магия окружила нас, словно циркуль, городской ойкуменой, которая нам по росту. А для тех, кто готов, в горизонте открыты двери. Ни границ, ни замков, ни паролей, чтоб выйти в чудо. Просто делаешь шаг — и ступаешь на мох и вереск, отключаешь разум и обретаешь чувство. Говоришь с ветрами, на скалах растёшь рябиной, прилетают вороны — мудрость твоя и память, это магия принимает тебя с повинной: «Начинай творить, хорошо, что вернулся, парень». И тогда понимаешь, чему не учили в школе, для чего насаждали шаблоны, вели границы. И свобода твоя, стоявшая комом в горле, обретает крылья и вольное сердце птицы. Ты стоишь на скале, и мир создаётся силой, из тебя идущей — пламенем ли, дождём ли.
Кто-то в небе заметит молнию: «Как красиво!».

Кто-то скажет: «Добро пожаловать, Пробуждённый».

Светлана Лаврентьева

#лаврентьева

То время
Первый романс
 
Помнится время, когда,
Сказки заманчивой краше,
В ночь восходила звезда
Неугасимая наша.
 
Видится – клин журавлей
Синью ночной окрашен.
И над молчаньем полей
Песня рассветная наша.
 
Помнится стужа и зной.
Слышатся высвисты пташьи.
Над ветровою землёй –
Беды и радости наши.
 
Хмарой тяжёлой – смотри:
Свет небосвода погашен.
Но восстаёт впереди
Ясная молодость наша.
 
Нас обгоняя, спешат
Годы, чей бег бесшабашен…
 
Не утомилась душа,
Значит, и горе не наше.

Игорь Романов

#романов

* * *

Господи, как я устала.
Как я устала, Боже.
Снова одно и то же.
Мне сказали, что надо быть проще
И по возможности веселей.
Я смотрю за окно. У меня за окном роща.
И никого из людей.
Я восстав ото сна
осенив (конечно, от слова «осень»)
себя крестным знамением
Говорю едва слышно «Боже.
Когда весна?»
А потом понимаю.
А с чего я взяла,
что она вообще состоится.
И может быть эта осень —
последнее что может со мной случиться.
И, может быть, этот без повода детский плач
(проверка меня «на мать») —
Последнее что услышу.
И что мне дано понять.
И я начинаю жить, чувствовать жизнь заново.
Пою «Изумрудный город»
голосами Клары Румяновой.
Сгребаю в одну коробку и кубики, и посудки.
И снова
меня хватает
ещё на одни сутки.

Александра Ардова
(Александра Смолина)

#ардова

* * *

Пока я по земле хожу
и вижу все, на что гляжу
и что воображаю,
и вспоминая, и любя,
жизнь, все, что знаю
про тебя,
чего не знаю.
И я хочу еще
успеть,
начать
и выдумать,
посметь
и рыбами заполнить сеть,
заделав брешь к закату.
Тут иногда проходит смерть
и тихо говорит: «пометь
вторую дату»

Борис Фабрикант

#фабрикант

* * *

Лежит себе внутри и практически не беспокоит.
Через него со вздохом перелезают сны,
перекатываются эмоций волны,
его оплетают, ища опору подобно корням сосны,
словами как кружевами случайные разговоры,
пока он закованным в броню синьором
виртуозно отражает лобовые атаки с любой стороны.
— Дышать же не мешает? Ну, подумаешь, тянет.
Если уж отрастила на душе камень,
лучше не трогай бяку руками —
это вообще не страшно, это всего лишь память…
Обычная смертная человечья память,
та, что по закону эволюции обязана отваливаться кусками,
освобождая по миллиметру с каждым шагом
место для будущего светлого рая,
в который по умолчанию добираются
за целебным благословенным беспамятством.
Да ко всему привыкаешь,
даже к камню.
Сама же выбрала, поди, носиться с памятью.
Видеть далёкие родные лица
не закрывая глаз —
словно бы в первый или в последний раз
(какая разница!),
не хотя, не смея и не надеясь проститься.

Янина Солдаткина

10 сентября 2023

#солдаткина

Сегодня день рождения поэта Александра Кушнера, я писала о нём в прошлом году, почитать можно по ссылке сверху
⬆️⬆️⬆️

А сегодня только его стихи)

#кушнер
#деньрождения

* * *

"Страданье занимает в нас
Не больше места, чем мы сами
Ему отводим каждый раз" -
Такими жесткими словами
Я утешался целый день,
И, слава богу, был он прожит.
Так пригодился мне Монтень.
И завтра кто-нибудь поможет.

Александр Кушнер

#кушнер

* * *

Отнимать у Бога столько времени,
Каждый день, во всех церквях, — зачем?
И, придя домой, в вечерней темени,
Не спросив: "А вдруг я надоем?”

Боже мой, как мне, лентяю, хочется,
Чтобы Ты немного отдохнул,
Посмотрел, как сад во мраке топчется,
На веранду вынес старый стул!

Почитал кого-нибудь, хоть Тютчева,
Как его сейчас читаю я…
Неужели ничего нет лучшего,
Чем молитва бедная моя?

Александр Кушнер

#кушнер

Ночной парад
 
Я смотр назначаю вещам и понятьям,
Друзьям и подругам, их лицам и платьям,
   Ладонь прижимая к глазам,
Плащу, и перчаткам, и шляпе в передней,
Прохладной и бодрой бессоннице летней,
   Чужим голосам.
 
Я смотр назначаю гостям перелетным,
Пернатым и перистым, в небе холодном,
   И всем кораблям на Неве.
Буксир, как Орфей, и блестят на нем блики,
Две баржи за ним, словно две Эвридики.
   Зачем ему две?
 
Приятелей давних спешит вереница:
Кто к полке подходит, кто в кресло садится,
   И умерший дверь отворил,
Его ненадолго сюда отпустили,
Неправда, не мы его вовсе забыли,
   А он нас — забыл!
 
Проходят сады, как войска на параде,
Веселые, в летнем зеленом наряде,
   И тополь, и дуб–молодец,
Кленовый листок, задевающий темя,
Любимый роман, возвращающий время,
   Елагин дворец.
 
И музыка, музыка, та, за которой
Не стыдно заплакать, как в детстве за шторой,
   Берется меня утешать.
Проходит ремонтный завод с корпусами,
Проходит строка у меня пред глазами —
   Лишь сесть записать.
 
Купавок в стакане букетик цыплячий,
Жена моя с сыном на вырицкой даче,
   Оставленный ею браслет,
Последняя часть неотложной работы,
Ночной ветерок, ощущенье свободы,
   Не много ли? Нет.
 
Кому объяснить, для чего на примете
Держу и вино, и сучок на паркете,
   И зыбкую невскую прыть,
Какую тоску, шелестящую рядом,
Я призрачным этим полночным парадом
   Хочу заслонить?

Александр Кушнер

#кушнер
#орфей

Слова

Красиво падала листва,
Красиво плыли пароходы.
Стояли ясные погоды,
И праздничные торжества
Справлял сентябрь первоначальный,
Задумчивый, но не печальный.

И понял я, что в мире нет
Затёртых слов или явлений.
Их существо до самых недр
Взрывает потрясённый гений.
И ветер необыкновенней,
Когда он ветер, а не ветр.

Люблю обычные слова,
Как неизведанные страны.
Они понятны лишь сперва,
Потом значенья их туманны.
Их протирают, как стекло,
И в этом наше ремесло.

Давид Самойлов

1961

#самойлов
#поэзия

* * *

Опять подкараулила его,
как бы случайно встретила в подъезде:
“А заходите в гости как-нибудь,
да хоть сегодня, я как раз сварила
варенье, любите из ревеня?”

Сказал “я постараюсь”. Не зашёл.
Потом лежал и думал, отчего же?
Нормальная же, или даже лучше:
хорошая. Варенье вон сварила,
неясно, правда, из чего. И ноги.

Конечно, плохо спал. Ревень приснился:
лиловый, крупный, с бивнями, усами.
Ревел, волок бесформенную тушу
по лестнице на их седьмой этаж.
Но запах источал приятный, нежный.

Проснулся и решил: зайду сегодня.
Полдня крутился у глазка дверного:
когда уже включаешься в игру,
то ничего не кажется абсурдом.
Напротив, всё осмысленно и ясно.

К примеру спать всегда башкой на запад,
годами в паре метров друг от друга,
но через стену: трубы, арматура,
бетон, шпаклевка, шесть слоёв обоев,
след от гвоздя, рисунок детский, бра.

Вот тоже слово странное какое.
Опасная, загадочная бра.
Она, похоже, ревеня сестра.

Дана Сидерос
(Мария Кустовская)

12 сентября 2023

#сидерос

Налёт и накипь

1.
Боль находит в тебе проёмы,
находит щели
и становится управляющим
в хрупком теле,
заполняя поверхности и пустоты,
боль доходчиво объясняет,
куда ты, кто ты.

Боль обыщет тебя внутри,
а потом снаружи,
незаметно обескуражит,
обезоружит,
выбьет спесь и придурь,
налёт и накипь,
осветит во мраке, повесит знаки,
ты подумаешь, боль сильнее,
но это враки.

2.
Ты — есть то, что держит её, вмещает,
это боль тебя мониторит
и навещает,
без тебя она ноль:
угаснет и обнищает,

но пока ты жив, исповедуй нежно
привкус соли, солода и железа,
тише, тише,
колышется под одеждой:
мне не больно,
не больно,
мне неизбежно.

Анна Сеничева

2023

#сеничева

* * *

"В жаропрочную форму
выложить кабачки внахлёст".
Я в бессилии гнома
жить пытаюсь всерьез.

Вот под шкафом фломастер,
дотянулась - и щелк -
денег хочется, власти,
класс, а вот колпачок.

Дочь назначила менеджером.
Проверяет меня , моя красота.
Мама, что беспорядок повержен?
Ставим галочку, да?

Ставим галочку, ставим,
и пускай в темноте
беззаботно летают
души сделанных дел.

Аня Логвинова

#логвинова

* * *

И чем плотней набивается в уши,
чем невыносимей дерет по коже,
тем лучше, говорю я, тем хуже,
тем, я вас уверяю, больше похоже
на жизнь, в которой трепет любовный
сменяется скрежетом зубовным,
а ритм лирического стихотворения –
не криком, так скрипом сопротивления,
хрипом...

Ян Сатуновский

#сатуновский

Сегодня день рождения поэта - Роальда Мандельштама (16 сентября 1932, Ленинград - 26 февраля 1961, Ленинград)

В прошлом веке в русской литературе было сразу 3 поэта трудной судьбы с одной фамилией — Мандельштам.

Осип Мандельштам, ставший литературной иконой, умер от дистрофии в декабре 1938 в пересыльном лагере во Владивостоке.

Юрий Мандельштам, поэт 1-й волны эмиграции, жил в Париже, умер от голода в 1943 в польском концлагере Явожно.

Роальд Мандельштам, которого называют «Серебряным веком Питерского андеграунда», свой путь окончил в январе 1961 в ленинградской больнице от кишечного кровотечения, вызванного болезнями и хроническим недоеданием.

Талант и ранняя смерть от туберкулеза – как будто тоже оттуда, из 20-х послереволюционных голодных лет.

Точнее всех роль Роальда и его место в русской поэзии определил поэт Данила Давыдов: «Р. Мандельштам…оказался «агентом влияния» Серебряного века в веке Бронзовом» и «закрыл собственным телом (жизнью, творчеством) дыру времён…».

#роальдмандельштам
#деньрождения

Роальд Чарльзович Мандельштам родился в 1932 году в Ленинграде, в по-настоящему петербургской семье. Отец, Чарльз Горович, разносторонне образованный и обладавший феноменальной памятью человек, инженер, обожавший поэзию, часами наизусть читавший стихи, особенно поэтов Серебряного века, чем и подкупил сердце матери Роальда, Елены Иосифовны, одной из первых красавиц Ленинграда, дочери знаменитого адвоката Мандельштама, которая и сама писала стихи и неплохо рисовала.

Отец родился в Америке, бабушка Роальда не доверяла отечественной медицине (тогда ещё российской, имперской), и рожать уехала в США, вместе с мужем. Там родился её сын, которого назвали Чарльзом. Чарльз Яковлевич прожил в США довольно долго, даже успел стать чемпионом какого-то штата по боксу в наилегчайшем весе. А потом принял решение вернуться в СССР – чтобы продолжить дело революции. Как выяснилось позже, совершенно зря.

Чарльз женился в 1931 году, а 16 сентября 1932 года у него и супруги, Елены Иосифовны Мандельштам, родился мальчик, которого назвали по моде 30-х в честь именитого человека – путешественника Роальда Амундсена.

Родители Роальда расстались, а чуть позже его отца арестовали и сослали в Казахстан.

По второму мужу (после высылки Чарльза мать Роальда снова вышла замуж) Елена взяла фамилию мужа - Томинг. Во времена оккупации при весьма мрачных обстоятельствах нехорошую немецкую фамилию изменили на русское Томина. В 1944 году инженера Дмитрия Томина, её мужа, арестовали – из лагерей он уже не вернулся.

Роальд был записан на фамилию матери, Осипу Мандельштаму он родственником не был, свою фамилию очень не любил, воспринимая ее как издевательство, и даже написал и повесил на дверь квартиры стихотворение:

В квартиру девятнадцать
Вам лучше не являться.
Здесь живу я, Р. Мандельштам,
И я совсем не нужен Вам.
А Мандельштам, что нужен Вам,
Уже давно не здесь, а ТАМ.
 
Роальд был тяжело болен. Еще с детства страдал бронхиальной астмой, а война и блокада подорвали и без того слабое здоровье. В дополнение к астме в 16 лет у него открылся костный и легочный туберкулез. В те годы это было равнозначно приговору. Без денег на лечение, при отсутствии элементарных лекарств и условий он был обречен, но боролся со страшной болезнью, пока оставались хоть какие-то силы.

Первое время в Ленинграде он жил с матерью и сводной сестрой, но вскоре Елену Иосифовну арестовали, предъявив обвинение в том, что она сестра врага народа поэта Осипа Мандельштама. Родство не подтвердилось, но несколько страшных месяцев она провела в «Крестах».

В свои шестнадцать он жил один и был совершенно зрелым человеком, с ясным и твердым взглядом на жизнь. Благодаря бабушке он получил блестящее домашнее образование, хорошо разбирался в русской истории и культуре, особенно в литературе – от Державина до Гумилева с Мандельштамом и Маяковского. Так же хорошо знал и западную культуру от любимой им «золотой, как факел, Эллады» до стихотворений Гарсиа Лорки, которые он с удовольствием переводил.

Книжный юноша, болезнью прикованный к убогой комнате коммунальной квартиры, он был вне литературной среды, не общался с другими поэтами, у него не было связей в литературном мире. Его кругом были художники-авангардисты, «арефьевцы»: А. Арефьев, Р. Гудзенко, Р. Васми, В. Гром, Ш. Шварц, В. Шагин и В. Преловский.

Ленинградские подростки, пережившие блокаду, обладающие незаурядным талантом художников, вылетевшие из художественных учебных заведений за «западничество и формализм», они создавали свой живописный непарадный Ленинград.

«Арефьевский круг» объединился вокруг Александра Арефьева и стоял у истоков послевоенного неформального искусства. Обаятельный, общительный и остроумный Роальд Мандельштам, легко вписавшийся в эту компанию, был среди них единственным поэтом. Они познакомились на квартире у Рихарда Васми, точнее, в его единственной комнате, в 1948. Он пришёл, этот шестнадцатилетний мальчик, и читал свои стихи таким же юным художникам – и был им интересен.

#роальдмандельштам
#биография

Влияние Роальда на друзей-художников было огромным.

Они слушали его стихи как завороженные. У него они и собирались потом, назвав его узкую и длинную комнату в коммуналке под самой крышей «Салоном отверженных», а себя «Орденом нищенствующих живописцев», спорили об искусстве, истории, говорили и о политике.

Роальд почти не выходил из дома. Он лежал на кровати – и писал, пытался как-то устроиться в этой жизни, учиться. После школы поступил на Восточное отделение факультета иностранных языков университета, изучал китайский язык, потом в Политехнический, но ни там, ни там курса не закончил, не смог учиться из-за своих многочисленных болезней, утратив возможность свободно передвигаться.

Его университетами стали залы Эрмитажа и Публичной библиотеки Салтыкова-Щедрина. При этом он писал курсовые работы для друзей, готовил их к экзаменам по любому предмету, в том числе и по медицине. А друзья рисовали его портреты.

Судьбы всех участников арефьевской группы непросты. Александр Арефьев, русский художник, был исключён в 1949 году из художественной школы, отчислен в 1953 году из медицинского университета, провёл три года в лагерях, умер в 47 лет в эмиграции, во Франции, в 1978 году. Вадим Преловский повесился в 1954 году. Владимир Шагин, чьи работы сейчас в Третьяковке, на протяжении 7 лет (61…68) находился на принудительном лечении в психбольнице. Рихард Васми был отчислен из архитектурного техникума, работал колористом на картонажной фабрике, разрисовщиком косынок, клееваром, лаборантом в Ботаническом институте, кочегаром, маляром. Шолом Шварц более или менее работал и зарабатывал (маляром, реставратором), позже его картины выставлялись на выставках в Париже, Берлине. Родион Гудзенко отсидел 10 лет в лагере за то, что пытался бежать во Францию в 50-х.

Роальд очень любил ночные прогулки по городу. Опираясь на костыль, часами мог бродить по улицам, то один, то с друзьями. Глухие переулки, питерские парадные – ничего не пропускала «болтайка» – как называли себя Роальд и его друзья-художники. Прогулки по ночному городу вылились в цикл стихов «Песни ночного города», и может быть, это лучшее из всего написанного Роальдом Мандельштамом.

Но болезнь отнимала и эту возможность. Он почти не выходил из дому, писал, лежа на кровати. Но стихи друзьям читал всегда только стоя. Он не позволял себе проваливаться в болезнь.

Живя практически без денег, он каждый день надевал белоснежную накрахмаленную рубашку. У него их было семь – по числу дней недели. Это было вызовом, определенным знаком свободомыслия. Все его творчество было вызовом и поражало немыслимой и непозволительной в то время свободой.
 
Магия его стихов и обаяние личности привлекали к нему многих. Одним из его друзей был композитор Исаак Шварц. Он читал стихи Роальда своему коллеге, сыну писателя Алексея Николаевича Толстого, композитору Дмитрию Толстому. Тот, в свою очередь, познакомил Мандельштама со своей матерью, поэтессой Натальей Крандиевской. Стихи Роальда она оценила очень высоко, но напечатать их в те времена было нереально.

Чтобы как-то поддержать Роальда, у которого из источников дохода были только деньги, присылаемые отцом, и пенсия по инвалидности матери, Шварц, который получил заказ Большого театра написать музыку к балету «Накануне», предложил ему написать либретто к этому балету. Постановщику балета Леониду Якобсону либретто понравилось. Эскизы декораций взялся написать художник из «Арефьевского круга» Родион Гудзенко. Они были великолепны, и балет должен был стать событием в культурной жизни.

Но закончилось все так, как и должно было закончится: Якобсона отстранили от постановки, либреттиста и художника заменили на идеологически выдержанных. Кто сейчас помнит балет «Накануне»?
Это была единственная попытка арефьевцев и Роальда вступить в творческий союз с государством.

Они просто хотели «делать искусство», не оглядываясь на установки партии. Они работали малярами, кочегарами, картонажниками и клееварами, но упорно отстаивали свое право на свободу творчества.

#роальдмандельштам
#биография

Ровльду становилось все хуже. Он испытывал страшную боль даже лежа неподвижно. Каждое движение было пыткой. Спасал только морфий, без которого он уже не мог обходиться.

Он умирал дважды. В 1956 году ему стало совсем плохо и он попал в больницу в таком тяжёлом состоянии, что врачи заранее подготовили и оформили справку о смерти. И придя однажды в больницу, его друзья услышали, что Роальд умер.

Все остальное было каким-то чудовищным трагифарсом, о котором потом сам Мандельштам рассказывал со свойственной ему иронией. Справка о смерти есть, а тела в морге нет. Наконец обнаружили «дорогого покойника» живым и даже неплохо себя чувствовавшим.

Эту справку Роальд часто показывал потом своим друзьям, рассказывая о том, «когда я первый раз умер».

Роальд Мандельштам умер 26 февраля 1961 года, оставив после себя около четырехсот стихотворений, больше половины из которых – варианты. Ему было 28 лет. Хоронили его на Красненьком кладбище четверо: трое художников-арефьевцев и сестра Елена.

Тяжело переживавший эту кончину Арефьев несколько месяцев, ночуя в кладбищенских склепах, сознательно вёл на кладбище бродячий образ жизни вместе с Шагиным.

Позже, в 1990-е гг. в могилу Мандельштама был подхоронен прах художника Арефьева, умершего во Франции, а в сентябре 1998 года прах художника Васми. В мае 2012 года на их общей могиле был поставлен памятник.

До сих пор неизвестно, где хранятся рукописи поэта. Ходили слухи, что их сожгли родственники после его смерти, но иногда из личных архивов его друзей и знакомых всплывают какие-то неизвестные раньше стихи, черновики, наброски.

Сохранилось много стихов у Михаила Шемякина, который познакомился с Роальдом незадолго до его смерти. Он и опубликовал впервые стихи Мандельштама в «Аполлоне-77» спустя пятнадцать лет после его смерти. Потом стихи появились в «Антологии Голубой лагуны» Константина Кузьминского, еще одного из хранителей и яростных поклонников творчества Мандельштама. Он утверждает, что собранный им полный архив поэта находится в Институте современной русской культуры в Техасе и надеется, что он будет издан.

В начале 80-х в Израиле вышла маленькая книжка «Избранное», собравшая написанные на клочках и подаренные друзьям стихи Мандельштама.

После 1991 года стали публиковать стихи Роальда и в России.

#роальдмандельштам
#биография

* * *

Не придёт, но, может быть, приснится,
Так светла и так же далека,
А над ней взрываются зарницы,
Проплывают дымом облака.
 
Озорной и опьяневший ветер
Из садов темнеющих занёс
Лепестки невиданных соцветий
В шёлковое золото волос.
 
Но как только ночь придёт в больницу,
Я в бреду её не узнаю —
Девочку, которая мне снится,
Золотую звёздочку мою.
 
А она приходит осторожно
И садится рядом на кровать,
И так хочется ей сон тревожный
От упрямых глаз моих прогнать.
 
Собирает бережной рукою
Лепестки неконченных поэм
И полна бессильною тоскою,
И укор в глазах глубок и нем.
 
Плачет надо мной, совсем погибшим,
Сброшенным в бездарнейшую грусть,
А себе я снюсь бездомным нищим
И чему-то страшному смеюсь.
 
И всю ночь летят куда-то птицы,
И, не зная, как она близка,
Безнадёжно уронив ресницы,
Я зову её издалека.
 
Роальд Мандельштама

#роальдмандельштам