В 1928 году была издана первая книга стихов Бориса Корнилова «Молодость». В 1933 году вышли в свет два поэтических сборника. Одна за другой начинают выходить книги.
В 1932 году, в фильме «Встречный» (речь, между прочим, не о каком-то прохожем, а о трудовом плане) на всю страну прогремела «Песня о встречном» на музыку Дмитрия Шостаковича. Сочиненный Корниловым текст до сих остается его самым известным произведением.
Выход поэмы «Триполье» (1933) не просто закрепил всесоюзную славу Корнилова, но и поставил его в один ряд с признанными мэтрами.
В 1934 году на Первом Всесоюзном съезде советских писателей 28-летнего Бориса Корнилова Бухарин назвал «надеждой советской лирики». Борис был назначен на должность штатного поэта газеты «Известия» вместо Демьяна Бедного.
Наконец, поэму «Моя Африка» (1935) упомянул в своей статье французский классик того времени Ромен Роллан (статья была перепечатана в газете «Правда»). Это был триумф.
По мнению критика Никиты Елисеева, на фоне террора, развернувшегося после убийства Кирова 1 декабре 1934 года, Корнилов, и без того склонный к водке и дебошам, начал пить по-черному. «Когда от него требовали объясниться по поводу пьяных скандалов, он молчал. Когда он решался объясниться – … требовалось… покаяние. Когда он начинал каяться, было уже поздно… вопрос о его исключении из Союза писателей был предрешен»: это произошло в октябре 1936-го.
13 мая 1937 года критик Николай Лесючевский (впоследствии главный редактор, председатель правления и директор издательства «Советский писатель») представил в соответствующие органы результаты проведенной по их просьбе «литературной экспертизы» поэтического творчества Корнилова.
Эксперт обнаружил в его стихах множество враждебных, «издевательских над советской жизнью» и даже контрреволюционных мотивов, которые автор «стремится… протащить... под маской воспевания природы».
Это итог. А начиналась экспертиза так: «Прежде всего здесь следует назвать стихотворение “Елка”. В нем Корнилов, верный своему методу двурушнической маскировки в поэзии, дает якобы описание… леса. Но маска здесь настолько прозрачна, что даже неопытному, невооруженному глазу становится… ясна откровенная контрреволюционность стихотворения».
В чем же она состоит? Оказывается, слова «Я в мире темном и пустом… Здесь всё рассудку незнакомо… здесь ни завета, ни закона, ни заповеди, ни души» – не что иное, как циничное описание советской жизни.
Когда поэт предлагает молодой елке жить и не думать, «что где-то смерть, кого-то гонят и слезы льются в тишине», он берет под свою защиту враждебные элементы, причастные к убийству Кирова, ведь это их, разумеется, гонит советская власть. (На всякий случай: «Елка» была написана до убийства, а напечатана лишь в 1964 году. Если Лесючевский имел в распоряжении рукописный текст, то вполне мог знать и о точной дате его написания: осень 1934).
Выводы критика перекочевали прямо в обвинительное заключение по следственному делу – вместе с «Елкой».
Там уже без обиняков сказано, что поэт «призывал к организованному противодействию коллективизации сельского хозяйства и защите кулачества от репрессий Советской власти».
Все это страшные обвинения. Еще страшнее, что поэт, сломленный на допросах, их признал, а перечень своих «ошибок» тоже начал с «Елки».
20 февраля 1938 года Борис Корнилов был расстрелян.
Отца Бориса, Петра Тарасовича, в 1938 году тоже арестовали, в 1939-м он умер в горьковской тюрьме, мать Таисия Михайловна на многие годы стала женой и матерью «врагов народа».
В 1956 году была проведена повторная литературная экспертиза творчества поэта, которая установила, что обвинение «носит безусловно клеветнический характер», а Корнилов – безусловно талантливый поэт.
5 января 1957 года Борис Корнилов был посмертно реабилитирован «за отсутствием состава преступления».
#корнилов
#биография
В 1932 году, в фильме «Встречный» (речь, между прочим, не о каком-то прохожем, а о трудовом плане) на всю страну прогремела «Песня о встречном» на музыку Дмитрия Шостаковича. Сочиненный Корниловым текст до сих остается его самым известным произведением.
Выход поэмы «Триполье» (1933) не просто закрепил всесоюзную славу Корнилова, но и поставил его в один ряд с признанными мэтрами.
В 1934 году на Первом Всесоюзном съезде советских писателей 28-летнего Бориса Корнилова Бухарин назвал «надеждой советской лирики». Борис был назначен на должность штатного поэта газеты «Известия» вместо Демьяна Бедного.
Наконец, поэму «Моя Африка» (1935) упомянул в своей статье французский классик того времени Ромен Роллан (статья была перепечатана в газете «Правда»). Это был триумф.
По мнению критика Никиты Елисеева, на фоне террора, развернувшегося после убийства Кирова 1 декабре 1934 года, Корнилов, и без того склонный к водке и дебошам, начал пить по-черному. «Когда от него требовали объясниться по поводу пьяных скандалов, он молчал. Когда он решался объясниться – … требовалось… покаяние. Когда он начинал каяться, было уже поздно… вопрос о его исключении из Союза писателей был предрешен»: это произошло в октябре 1936-го.
13 мая 1937 года критик Николай Лесючевский (впоследствии главный редактор, председатель правления и директор издательства «Советский писатель») представил в соответствующие органы результаты проведенной по их просьбе «литературной экспертизы» поэтического творчества Корнилова.
Эксперт обнаружил в его стихах множество враждебных, «издевательских над советской жизнью» и даже контрреволюционных мотивов, которые автор «стремится… протащить... под маской воспевания природы».
Это итог. А начиналась экспертиза так: «Прежде всего здесь следует назвать стихотворение “Елка”. В нем Корнилов, верный своему методу двурушнической маскировки в поэзии, дает якобы описание… леса. Но маска здесь настолько прозрачна, что даже неопытному, невооруженному глазу становится… ясна откровенная контрреволюционность стихотворения».
В чем же она состоит? Оказывается, слова «Я в мире темном и пустом… Здесь всё рассудку незнакомо… здесь ни завета, ни закона, ни заповеди, ни души» – не что иное, как циничное описание советской жизни.
Когда поэт предлагает молодой елке жить и не думать, «что где-то смерть, кого-то гонят и слезы льются в тишине», он берет под свою защиту враждебные элементы, причастные к убийству Кирова, ведь это их, разумеется, гонит советская власть. (На всякий случай: «Елка» была написана до убийства, а напечатана лишь в 1964 году. Если Лесючевский имел в распоряжении рукописный текст, то вполне мог знать и о точной дате его написания: осень 1934).
Выводы критика перекочевали прямо в обвинительное заключение по следственному делу – вместе с «Елкой».
Там уже без обиняков сказано, что поэт «призывал к организованному противодействию коллективизации сельского хозяйства и защите кулачества от репрессий Советской власти».
Все это страшные обвинения. Еще страшнее, что поэт, сломленный на допросах, их признал, а перечень своих «ошибок» тоже начал с «Елки».
20 февраля 1938 года Борис Корнилов был расстрелян.
Отца Бориса, Петра Тарасовича, в 1938 году тоже арестовали, в 1939-м он умер в горьковской тюрьме, мать Таисия Михайловна на многие годы стала женой и матерью «врагов народа».
В 1956 году была проведена повторная литературная экспертиза творчества поэта, которая установила, что обвинение «носит безусловно клеветнический характер», а Корнилов – безусловно талантливый поэт.
5 января 1957 года Борис Корнилов был посмертно реабилитирован «за отсутствием состава преступления».
#корнилов
#биография
Песня о встречном
Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река.
Кудрявая, что ж ты не рада
Весёлому пенью гудка?
Не спи, вставай, кудрявая!
В цехах звеня,
Страна встаёт со славою
На встречу дня.
И радость поёт, не скончая,
И песня навстречу идёт,
И люди смеются, встречая,
И встречное солнце встаёт —
Горячее и бравое,
Бодрит меня.
Страна встаёт со славою
На встречу дня.
Бригада нас встретит работой,
И ты улыбнёшься друзьям,
С которыми труд, и забота,
И встречный, и жизнь — пополам.
За Нарвскою заставою,
В громах, в огнях,
Страна встаёт со славою
На встречу дня.
И с ней до победного края
Ты, молодость наша, пройдёшь,
Покуда не выйдет вторая
Навстречу тебе молодёжь.
И в жизнь вбежит оравою,
Отцов сменя.
Страна встаёт со славою
На встречу дня.
…И радость никак не запрятать,
Когда барабанщики бьют:
За нами идут октябрята,
Картавые песни поют.
Отважные, картавые,
Идут, звеня.
Страна встаёт со славою
На встречу дня!
Такою прекрасною речью
О правде своей заяви.
Мы жизни выходим навстречу,
Навстречу труду и любви!
Любить грешно ль, кудрявая,
Когда, звеня,
Страна встаёт со славою
На встречу дня.
Борис Корнилов
1931
#корнилов
Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река.
Кудрявая, что ж ты не рада
Весёлому пенью гудка?
Не спи, вставай, кудрявая!
В цехах звеня,
Страна встаёт со славою
На встречу дня.
И радость поёт, не скончая,
И песня навстречу идёт,
И люди смеются, встречая,
И встречное солнце встаёт —
Горячее и бравое,
Бодрит меня.
Страна встаёт со славою
На встречу дня.
Бригада нас встретит работой,
И ты улыбнёшься друзьям,
С которыми труд, и забота,
И встречный, и жизнь — пополам.
За Нарвскою заставою,
В громах, в огнях,
Страна встаёт со славою
На встречу дня.
И с ней до победного края
Ты, молодость наша, пройдёшь,
Покуда не выйдет вторая
Навстречу тебе молодёжь.
И в жизнь вбежит оравою,
Отцов сменя.
Страна встаёт со славою
На встречу дня.
…И радость никак не запрятать,
Когда барабанщики бьют:
За нами идут октябрята,
Картавые песни поют.
Отважные, картавые,
Идут, звеня.
Страна встаёт со славою
На встречу дня!
Такою прекрасною речью
О правде своей заяви.
Мы жизни выходим навстречу,
Навстречу труду и любви!
Любить грешно ль, кудрявая,
Когда, звеня,
Страна встаёт со славою
На встречу дня.
Борис Корнилов
1931
#корнилов
Ёлка
Рябины пламенные грозди,
и ветра голубого вой,
и небо в золотой коросте
над неприкрытой головой.
И ничего –
ни зла, ни грусти,
Я в мире темном и пустом,
лишь хрустнут под ногою грузди,
чуть-чуть прикрытые листом.
Здесь всё рассудку незнакомо,
здесь делай всё – хоть не дыши,
здесь ни завета,
ни закона,
ни заповеди,
ни души.
Сюда как бы всего к истоку,
здесь пухлым елкам нет числа.
Как много их...
Но тут же сбоку
еще одна произросла,
еще младенец двухнедельный,
он по колено в землю врыт,
уже с иголочки,
нательной
зеленой шубкою покрыт.
Так и течет, шумя плечами,
пошатываясь,
ну, живи,
расти, не думая ночами
о гибели и о любви,
что где-то смерть,
кого-то гонят,
что слезы льются в тишине
и кто-то на воде не тонет
и не сгорает на огне.
Живи –
и не горюй,
не сетуй,
а я подумаю в пути:
быть может, легче жизни этой
мне, дорогая, не найти.
А я пророс огнем и злобой,
посыпан пеплом и золой, –
широколобый,
низколобый,
набитый песней и хулой.
Ходил на праздник я престольный,
гармонь надев через плечо,
с такою песней непристойной,
что богу было горячо.
Меня ни разу не встречали
заботой друга и жены –
так без тоски и без печали
уйду из этой тишины.
Уйду из этой жизни прошлой,
веселой злобы не тая, –
и в землю втоптана подошвой –
как елка – молодость моя.
Борис Корнилов
1934
#корнилов
Рябины пламенные грозди,
и ветра голубого вой,
и небо в золотой коросте
над неприкрытой головой.
И ничего –
ни зла, ни грусти,
Я в мире темном и пустом,
лишь хрустнут под ногою грузди,
чуть-чуть прикрытые листом.
Здесь всё рассудку незнакомо,
здесь делай всё – хоть не дыши,
здесь ни завета,
ни закона,
ни заповеди,
ни души.
Сюда как бы всего к истоку,
здесь пухлым елкам нет числа.
Как много их...
Но тут же сбоку
еще одна произросла,
еще младенец двухнедельный,
он по колено в землю врыт,
уже с иголочки,
нательной
зеленой шубкою покрыт.
Так и течет, шумя плечами,
пошатываясь,
ну, живи,
расти, не думая ночами
о гибели и о любви,
что где-то смерть,
кого-то гонят,
что слезы льются в тишине
и кто-то на воде не тонет
и не сгорает на огне.
Живи –
и не горюй,
не сетуй,
а я подумаю в пути:
быть может, легче жизни этой
мне, дорогая, не найти.
А я пророс огнем и злобой,
посыпан пеплом и золой, –
широколобый,
низколобый,
набитый песней и хулой.
Ходил на праздник я престольный,
гармонь надев через плечо,
с такою песней непристойной,
что богу было горячо.
Меня ни разу не встречали
заботой друга и жены –
так без тоски и без печали
уйду из этой тишины.
Уйду из этой жизни прошлой,
веселой злобы не тая, –
и в землю втоптана подошвой –
как елка – молодость моя.
Борис Корнилов
1934
#корнилов
В год шестидесятилетия Бориса Корнилова Фёдор Сухов, поэт-нижегородец, отправил матери поэта — Таисии Михайловне — своё стихотворение. Оригинал хранится в Семёновском музее, мать бережно сохранила как автограф Сухова, так и само письмо, адресованное ей.
ПАМЯТИ БОРИСА КОРНИЛОВА
Скосили лета буйную красу,
Под самый корень взяли да скосили.
Отшмыгавшую острую косу,
Как к горлу нож, придвинули к осине.
И оттого-то вздрогнула она,
Осина эта, вся затрепетала.
Тревожно зашептала тишина,
Живой водой стекая с краснотала.
Серебряно, как рыбьей чешуёй,
Светясь взъерошенной изнанкой листьев,
Грозясь над полем, как над чесучой,
Взлохмаченною тучею пролиться.
Но не было ни грома, ни дождя,
Зато слышней, больней засентябрило.
Под клювом тонконогого дрозда
Пунцово запрокинулась рябина.
Калина кровно сблизилась с зарёй,
С вечернею и утренней прохладой,
Дышала горьким пеплом и золой,
Сходя к речушке тропкою покатой.
Колючею повитая травой,
Хмелела от нахлынувшего ветра,
Не ведая, что под её листвой
Таится горечь скошенного лета.
Федор Сухов
1967
#корнилов
#сухов
ПАМЯТИ БОРИСА КОРНИЛОВА
Скосили лета буйную красу,
Под самый корень взяли да скосили.
Отшмыгавшую острую косу,
Как к горлу нож, придвинули к осине.
И оттого-то вздрогнула она,
Осина эта, вся затрепетала.
Тревожно зашептала тишина,
Живой водой стекая с краснотала.
Серебряно, как рыбьей чешуёй,
Светясь взъерошенной изнанкой листьев,
Грозясь над полем, как над чесучой,
Взлохмаченною тучею пролиться.
Но не было ни грома, ни дождя,
Зато слышней, больней засентябрило.
Под клювом тонконогого дрозда
Пунцово запрокинулась рябина.
Калина кровно сблизилась с зарёй,
С вечернею и утренней прохладой,
Дышала горьким пеплом и золой,
Сходя к речушке тропкою покатой.
Колючею повитая травой,
Хмелела от нахлынувшего ветра,
Не ведая, что под её листвой
Таится горечь скошенного лета.
Федор Сухов
1967
#корнилов
#сухов
ТОНКОЛУНИЕ
Тонколуние. Ветка сжимает в руке цветок.
На ладони цветка спит зеленый блестящий жук.
Среди трав колыхается медленный тихий звук:
Юный папоротник раскручивает виток.
Сочный воздух дрожит зеленым сырым теплом.
Плавно сук качнется, пригнется слегка трава —
Словно серая шаль, бесшумно взлетит сова
И заденет месяц мягким большим крылом.
Тонколуние. Ночь отступает, лежит роса.
Сладковатая капля целует цветок в глаза.
Надежда Князева
#князева
Тонколуние. Ветка сжимает в руке цветок.
На ладони цветка спит зеленый блестящий жук.
Среди трав колыхается медленный тихий звук:
Юный папоротник раскручивает виток.
Сочный воздух дрожит зеленым сырым теплом.
Плавно сук качнется, пригнется слегка трава —
Словно серая шаль, бесшумно взлетит сова
И заденет месяц мягким большим крылом.
Тонколуние. Ночь отступает, лежит роса.
Сладковатая капля целует цветок в глаза.
Надежда Князева
#князева
Шуты
Шуты Её Величества Руси,
Поэты, обожжённые эпохой,
Их век душил, калечил, возносил,
Но шли они сквозь тернии и грохот,
Сквозь грязь и сладкоприторную медь,
… Не зная направлений и дороги...
А сердце в шрамах так любило петь,
И падало кому-то прямо в ноги.
Шуты Её Величества Мечты -
Бесстрашные, в холодном беспристрастье.
Как голос из холодной пустоты,
Как солнце в бесконечности ненастья.
Андрей Голота
2012
#голота
Шуты Её Величества Руси,
Поэты, обожжённые эпохой,
Их век душил, калечил, возносил,
Но шли они сквозь тернии и грохот,
Сквозь грязь и сладкоприторную медь,
… Не зная направлений и дороги...
А сердце в шрамах так любило петь,
И падало кому-то прямо в ноги.
Шуты Её Величества Мечты -
Бесстрашные, в холодном беспристрастье.
Как голос из холодной пустоты,
Как солнце в бесконечности ненастья.
Андрей Голота
2012
#голота
* * *
Выходя из смерти (горя, зимы, кошмара),
замечаешь, как всё тут просто, смешно и тонко:
происходит свет из мокрого тротуара,
тишину побеждает пронзительный смех ребёнка.
Я смотрю, как в густой листве тяжела рябина
(как горит она мышцей сердечною — горько, ало).
И люблю эту жизнь, как любой, кого помотало,
а точнее, как тот, кого немножко убило.
Я люблю её в каждой капле кофе на завтрак,
в каждом звуке, и в каждой секунде, и в этих мурашках.
Вот и ночь на носу, вот он, мир на костях динозавров,
и архангелов лица в водах реки прозрачных.
Август виден за крышами, точно крылатый витязь.
Грей в ладонях своих моё окаменелое сердце.
— Извините, а Юля выйдет? А Юля выйдет?
Выхожу из горя, кошмара, зимы и смерти.
Юлия Мамочева
30 июля 2023
#мамочева
Выходя из смерти (горя, зимы, кошмара),
замечаешь, как всё тут просто, смешно и тонко:
происходит свет из мокрого тротуара,
тишину побеждает пронзительный смех ребёнка.
Я смотрю, как в густой листве тяжела рябина
(как горит она мышцей сердечною — горько, ало).
И люблю эту жизнь, как любой, кого помотало,
а точнее, как тот, кого немножко убило.
Я люблю её в каждой капле кофе на завтрак,
в каждом звуке, и в каждой секунде, и в этих мурашках.
Вот и ночь на носу, вот он, мир на костях динозавров,
и архангелов лица в водах реки прозрачных.
Август виден за крышами, точно крылатый витязь.
Грей в ладонях своих моё окаменелое сердце.
— Извините, а Юля выйдет? А Юля выйдет?
Выхожу из горя, кошмара, зимы и смерти.
Юлия Мамочева
30 июля 2023
#мамочева
* * *
«Ни в горести, ни в счастье
Меня Ты не покинь».
Средневековый мастер
Тачает сапоги.
Остра его иголка,
Стежки его ровны.
Он думает — насколько
Грехи его страшны.
Работает на совесть,
Винится от души.
Он верит, что спасётся,
Коль скоро будет шить.
Ведёт он кропотливо
Замысловатый шов.
«Моя Тебе молитва —
Вот этот сапожок».
Кира Османова
#османова
«Ни в горести, ни в счастье
Меня Ты не покинь».
Средневековый мастер
Тачает сапоги.
Остра его иголка,
Стежки его ровны.
Он думает — насколько
Грехи его страшны.
Работает на совесть,
Винится от души.
Он верит, что спасётся,
Коль скоро будет шить.
Ведёт он кропотливо
Замысловатый шов.
«Моя Тебе молитва —
Вот этот сапожок».
Кира Османова
#османова
* * *
Все словари, что люди прочитали,
но до конца осмыслить не смогли;
все мельницы, что медленно взлетали,
со стуком отрываясь от земли;
весь хлеб, что, выпекая, песни пели
работницы ячменному зерну,
все жернова, что сдержанно скрипели, —
отныне производят тишину.
Ветра на старых мельницах сломали
маховики и крылья, оттого
разбавлено ненужными словами
поэзии крутое вещество.
Теперь и книги выглядят иначе —
они на полках теплятся едва;
и ничего не весят и не значат
ни жернова, ни крылья, ни слова.
Ганна Шевченко
#шевченко
Все словари, что люди прочитали,
но до конца осмыслить не смогли;
все мельницы, что медленно взлетали,
со стуком отрываясь от земли;
весь хлеб, что, выпекая, песни пели
работницы ячменному зерну,
все жернова, что сдержанно скрипели, —
отныне производят тишину.
Ветра на старых мельницах сломали
маховики и крылья, оттого
разбавлено ненужными словами
поэзии крутое вещество.
Теперь и книги выглядят иначе —
они на полках теплятся едва;
и ничего не весят и не значат
ни жернова, ни крылья, ни слова.
Ганна Шевченко
#шевченко
* * *
мужчина созданный нейросетью
распечатал на 3D-принтере недостающее ребро
встроил в код лицензионную копию бога
которого звали мария
он думал их синтез позволит менять реальность
обрести безграничную мудрость и власть над природой
но мария был написан на другом языке —
их слияние разрушало код
было всё сложнее обновить бога
а без этого падал модуль безусловной веры
(по мнению аналитиков с 97,6 до 2,4%)
и он больше не может понять
кому будет готовить ужин
помешивая чай
кого приглашать
в круиз по средиземноморью
обнимая тебя
одной восьмимиллиардной моей руки
Владимир Коркунов
#коркунов
мужчина созданный нейросетью
распечатал на 3D-принтере недостающее ребро
встроил в код лицензионную копию бога
которого звали мария
он думал их синтез позволит менять реальность
обрести безграничную мудрость и власть над природой
но мария был написан на другом языке —
их слияние разрушало код
было всё сложнее обновить бога
а без этого падал модуль безусловной веры
(по мнению аналитиков с 97,6 до 2,4%)
и он больше не может понять
кому будет готовить ужин
помешивая чай
кого приглашать
в круиз по средиземноморью
обнимая тебя
одной восьмимиллиардной моей руки
Владимир Коркунов
#коркунов
* * *
Покатилось лето пóд гору.
Август. Тихие деньки.
Подложив туман под голову,
Сонно бредят родники.
Млечный Путь клешнёю рачьей
Тихо движется к рассвету,
Осторожно поворачивая
Ворот медленного лета.
Осторожней, осторожнее
Вейте, ветры, надо мной,
Чтобы месяц новорожденный
Не пугался тьмы ночной.
Давид Самойлов
#самойлов
Покатилось лето пóд гору.
Август. Тихие деньки.
Подложив туман под голову,
Сонно бредят родники.
Млечный Путь клешнёю рачьей
Тихо движется к рассвету,
Осторожно поворачивая
Ворот медленного лета.
Осторожней, осторожнее
Вейте, ветры, надо мной,
Чтобы месяц новорожденный
Не пугался тьмы ночной.
Давид Самойлов
#самойлов
* * *
Яблоня плодоносит лет пятьдесят,
если хватает сил.
Мой дед, посадивший сад,
его уже пережил.
Мы вдвоем в запустелом сидим саду,
август, трава ничком.
Поднимаю и на скамейку кладу
антоновку с битым бочком.
Дед выпрямляется, гладит кору
яблонь, кора жестка.
Верю, приговоренные к топору
они узнают старика.
Жалко тебе их? Кивает: да.
Ветер доносит дым;
он все понимает и смотрит туда
куда-то. И мы молчим.
Григорий Медведев
#медведев
Яблоня плодоносит лет пятьдесят,
если хватает сил.
Мой дед, посадивший сад,
его уже пережил.
Мы вдвоем в запустелом сидим саду,
август, трава ничком.
Поднимаю и на скамейку кладу
антоновку с битым бочком.
Дед выпрямляется, гладит кору
яблонь, кора жестка.
Верю, приговоренные к топору
они узнают старика.
Жалко тебе их? Кивает: да.
Ветер доносит дым;
он все понимает и смотрит туда
куда-то. И мы молчим.
Григорий Медведев
#медведев
* * *
Даниле Давыдову
Мне стыдно оттого, что я родился
кричащий, красный, с ужасом — в крови.
Но так меня родители любили,
так вдоволь молоком меня кормили,
и так я этим молоком напился,
что нету мне ни смерти, ни любви.
С тех самых пор мне стало жить легко
(как только теплое я выпил молоко),
ведь ничего со мною не бывает:
другие носят длинные пальто
(мое несбывшееся, легкое мое),
совсем другие в классики играют,
совсем других лелеют и крадут
и даже в землю стылую кладут.
Все это так, но мне немножко жаль,
что не даны мне счастье и печаль,
но если мне удача выпадает,
и с самого утра летит крупа,
и молоко, кипя или звеня,
во мне, морозное и свежее, играет —
тогда мне нравится, что старость наступает,
хоть нет ни старости, ни страсти для меня.
Дмитрий Воденников
#воденников
Даниле Давыдову
Мне стыдно оттого, что я родился
кричащий, красный, с ужасом — в крови.
Но так меня родители любили,
так вдоволь молоком меня кормили,
и так я этим молоком напился,
что нету мне ни смерти, ни любви.
С тех самых пор мне стало жить легко
(как только теплое я выпил молоко),
ведь ничего со мною не бывает:
другие носят длинные пальто
(мое несбывшееся, легкое мое),
совсем другие в классики играют,
совсем других лелеют и крадут
и даже в землю стылую кладут.
Все это так, но мне немножко жаль,
что не даны мне счастье и печаль,
но если мне удача выпадает,
и с самого утра летит крупа,
и молоко, кипя или звеня,
во мне, морозное и свежее, играет —
тогда мне нравится, что старость наступает,
хоть нет ни старости, ни страсти для меня.
Дмитрий Воденников
#воденников
* * *
Когда речная запоёт вода о резеде, дороге и рябине, моя строка замрёт на середине, на том, как луч скользит сливово-синий и ластится к оранжевым стогам...
Я продиктую адрес по слогам, но здесь таксисты ни черта по-русски, фонарь на станции мне улыбнётся тусклым и поспешит за мною по следам.
Мы где-то там...
Мы в тамбурах и танцах, нас двери просят к ним не прислоняться, а мы вальсируем и ждём проводника. И всё бы ничего, но этот август такой холодный и такой безликий. Белели гроздья поздней ежевики и маялась немая пустельга.
Бетонные платформы-берега,
замрите, я считаю — рельсы, рельсы.
Шипит динамик изнутри: «Развейся, дорога лечит от любых депрессий»...
Потише, я считаю — шпалы, шпалы.
Я так бессмысленно замёрзла и устала, и по губам читает проводница:
«Пожалуйста, позвольте прислониться».
Анна Сеничева
#сеничева
Когда речная запоёт вода о резеде, дороге и рябине, моя строка замрёт на середине, на том, как луч скользит сливово-синий и ластится к оранжевым стогам...
Я продиктую адрес по слогам, но здесь таксисты ни черта по-русски, фонарь на станции мне улыбнётся тусклым и поспешит за мною по следам.
Мы где-то там...
Мы в тамбурах и танцах, нас двери просят к ним не прислоняться, а мы вальсируем и ждём проводника. И всё бы ничего, но этот август такой холодный и такой безликий. Белели гроздья поздней ежевики и маялась немая пустельга.
Бетонные платформы-берега,
замрите, я считаю — рельсы, рельсы.
Шипит динамик изнутри: «Развейся, дорога лечит от любых депрессий»...
Потише, я считаю — шпалы, шпалы.
Я так бессмысленно замёрзла и устала, и по губам читает проводница:
«Пожалуйста, позвольте прислониться».
Анна Сеничева
#сеничева
Поэма происхождения
(Поэма птиц)
Запущенная словом свыше земля
начинает крутиться.
Ее глаза, слезящиеся с непривычки,
обрастают ресницами:
горные системы раздвигают моря,
дрейфующая суша причаливает и сбрасывает якоря
там, где ещё вчера
на вольном просторе вальяжно плыла
несущая трех слонов черепаха
(мир ее вымышленному праху).
Все более заметно круглея,
бывшее земноводное мутирует в континент Пангею
(имя «Пангея» волшебно до дрожи и судорог,
имя-оберег, имя-морок, имя сущностное —
настойчиво требует его срифмовать).
В бесформенном теле Пангеи
медленно зарождается будущие
Америки, Антарктида, Австралия,
омываемые ладонями океанов
(по новому счёту их, океанов, оказывается пять).
Пока же, дерзко презрев формальности,
цветущим лавром произрастает Лавразия,
уверяя, что все выходит спонтанно.
(Неужели не странно
огромному куску тверди получить прозвище
сказочной восточной царицы?)
Первые организмы пытаются не заблудиться
в ее обширнейшем лоне,
постепенно потесняя с трона
неживую природу с углём, нефтью и другими сокровищами…
Динозавры открывают эпоху чудовищ,
сами не замечая, как неторопливо, ощупью
мутируют в птиц.
(В темное время суток они, разумеется, ещё чудища,
взглянешь — не забудешь,
но, расправляясь ближе к полудню,
их уже по-настоящему птичьи перья и крылья
тянут и тянут ввысь
без всякого дополнительного усилья).
К моменту, когда ранние Homo,
путешествуя из Африки в Азию и Европу,
мутируют в первых людей,
они уже знают: мир движется, потому что меняется.
Мальчик становится взрослым,
перетерпев инициацию
и вернувшись из преисподней,
девочка становится женщиной,
преисполнившись любви и отчаяния,
а земля замирает в ожидании
реализации всевозможных человечьих затей…
Все наследники индоевропейцев слышали про лебедей,
которые
получаются не из гадких, как можно подумать, утят,
а из воронов,
и несут солнце к зениту, а после — вспять,
не давая земле передышки,
запрещая остановиться,
пока в подземном пространстве вороны,
одетые, как и положено гробовщикам, во все чёрное,
тащат тяжёлую
солнечную колесницу
обратно к порогу утра,
совершенно не замечая как будто,
что вестники смерти
в предрассветном свете
сами светлеют,
распускают крылья и удлиняют шеи,
снова мутируя и претворяясь в белых лебёдушек —
символов жизни, посланников дня,
походя отменя
саму идею уничтожения.
Кажется, Тот, Кто запустил некогда землю
сформулировал предельно отчётливо
и всеобъемлюще:
рождаясь и умирая,
никто навеки не исчезает.
И Пангея с Лавразией, и археоптериксы,
и причудливые иероглифы Мезоамерики,
и австралопитеки с неандертальцами —
их ДНК все ещё шевелятся в наших пальцах,
пёстрым узором натянуты мы меж пяльцами
экватора и полюсов.
И в каждом временном земном постояльце
соединяются тысячи причин и основ.
…Когда надо мною склоняется
твое лицо,
я вижу всех юношей и отцов,
всю череду поколений,
все травы, листья, растения,
соцветия цветов и плодов
вплоть до широкой улыбки просыпающейся Пангеи,
ты будешь смеяться, но даже отпечаток шагов
первочерепахи по первокосмосу…
…я слышу создающий нас Его голос…
Янина Солдаткина
29-31 июля 2023
#солдаткина
(Поэма птиц)
Запущенная словом свыше земля
начинает крутиться.
Ее глаза, слезящиеся с непривычки,
обрастают ресницами:
горные системы раздвигают моря,
дрейфующая суша причаливает и сбрасывает якоря
там, где ещё вчера
на вольном просторе вальяжно плыла
несущая трех слонов черепаха
(мир ее вымышленному праху).
Все более заметно круглея,
бывшее земноводное мутирует в континент Пангею
(имя «Пангея» волшебно до дрожи и судорог,
имя-оберег, имя-морок, имя сущностное —
настойчиво требует его срифмовать).
В бесформенном теле Пангеи
медленно зарождается будущие
Америки, Антарктида, Австралия,
омываемые ладонями океанов
(по новому счёту их, океанов, оказывается пять).
Пока же, дерзко презрев формальности,
цветущим лавром произрастает Лавразия,
уверяя, что все выходит спонтанно.
(Неужели не странно
огромному куску тверди получить прозвище
сказочной восточной царицы?)
Первые организмы пытаются не заблудиться
в ее обширнейшем лоне,
постепенно потесняя с трона
неживую природу с углём, нефтью и другими сокровищами…
Динозавры открывают эпоху чудовищ,
сами не замечая, как неторопливо, ощупью
мутируют в птиц.
(В темное время суток они, разумеется, ещё чудища,
взглянешь — не забудешь,
но, расправляясь ближе к полудню,
их уже по-настоящему птичьи перья и крылья
тянут и тянут ввысь
без всякого дополнительного усилья).
К моменту, когда ранние Homo,
путешествуя из Африки в Азию и Европу,
мутируют в первых людей,
они уже знают: мир движется, потому что меняется.
Мальчик становится взрослым,
перетерпев инициацию
и вернувшись из преисподней,
девочка становится женщиной,
преисполнившись любви и отчаяния,
а земля замирает в ожидании
реализации всевозможных человечьих затей…
Все наследники индоевропейцев слышали про лебедей,
которые
получаются не из гадких, как можно подумать, утят,
а из воронов,
и несут солнце к зениту, а после — вспять,
не давая земле передышки,
запрещая остановиться,
пока в подземном пространстве вороны,
одетые, как и положено гробовщикам, во все чёрное,
тащат тяжёлую
солнечную колесницу
обратно к порогу утра,
совершенно не замечая как будто,
что вестники смерти
в предрассветном свете
сами светлеют,
распускают крылья и удлиняют шеи,
снова мутируя и претворяясь в белых лебёдушек —
символов жизни, посланников дня,
походя отменя
саму идею уничтожения.
Кажется, Тот, Кто запустил некогда землю
сформулировал предельно отчётливо
и всеобъемлюще:
рождаясь и умирая,
никто навеки не исчезает.
И Пангея с Лавразией, и археоптериксы,
и причудливые иероглифы Мезоамерики,
и австралопитеки с неандертальцами —
их ДНК все ещё шевелятся в наших пальцах,
пёстрым узором натянуты мы меж пяльцами
экватора и полюсов.
И в каждом временном земном постояльце
соединяются тысячи причин и основ.
…Когда надо мною склоняется
твое лицо,
я вижу всех юношей и отцов,
всю череду поколений,
все травы, листья, растения,
соцветия цветов и плодов
вплоть до широкой улыбки просыпающейся Пангеи,
ты будешь смеяться, но даже отпечаток шагов
первочерепахи по первокосмосу…
…я слышу создающий нас Его голос…
Янина Солдаткина
29-31 июля 2023
#солдаткина
Сегодня день рождения поэта Бахыта Кенжеева, ему исполнилось 73 года.
В литературных кругах поэта Бахыта Кенжеева называют одним из столпов современной русской поэзии. Автор более 20 книг стихов и прозы, лауреат литературных премий «Антибукер», «Москва-транзит», Русской премии, дважды номинировался на Нобелевскую премию по литературе.
#кенжеев
#деньрождения
В литературных кругах поэта Бахыта Кенжеева называют одним из столпов современной русской поэзии. Автор более 20 книг стихов и прозы, лауреат литературных премий «Антибукер», «Москва-транзит», Русской премии, дважды номинировался на Нобелевскую премию по литературе.
#кенжеев
#деньрождения
Бахыт Шукуруллаевич родился 2 августа 1950 года в Чимкенте (Казахстан), когда ему исполнилось 3 года, семья переехала в Москву.
Прямая речь Кенжеева: «В паспорте у меня написано, что я родился в Чимкенте, но мама меня всегда уверяла, что это произошло в Москве. Тайна эта покрыта мраком».
Национальная идентичность – важный момент в биографии. Ещё в юности, получая свой первый паспорт, Бахыт Кенжеев выбрал национальность отца – «казах».
Прямая речь: «Я - наполовину казах, наполовину русский. Казахским языком не владею, поэтому я, несомненно, русскоязычный писатель. И в Америке я «русский». Там же не различают, еврей ты, казах или русский. Если ты говоришь на русском языке, значит - «русский». В России я, конечно, казах».
Отец поэта был учителем английского языка, мать библиотекарем.
Прямая речь: «Я учился в очень хорошей школе. Мой папа, который, между прочим, по крови — ишан Южного Казахстана (это верховный священник), фактически был в Москве иммигрантом, и ему было очень трудно, это я сейчас понимаю. Но когда он узнал, что во Вспольном переулке открывается английская спецшкола, он перевернул горы, чтобы меня туда устроить. Там я учился с детьми больших людей, отчего у меня возникли жуткие комплексы бедности. Надеюсь, что я их уже преодолел — не потому, что стал богатым, а потому что не нужно быть богатым…»
Во время учебы в школе, хоть и писал стихи, но выбрал своей профессией химию и поступил на химический факультет МГУ.
Молодой учёный, писавший стихи и одновременно работавший младшим научным сотрудником на кафедре коллоидной химии МГУ, однажды всё-таки решил сосредоточиться на литературном творчестве. Так лирик Кенжеев победил Кенжеева-химика.
Прямая речь: «Я очень любил стихи, носился с ними, читал то, что было доступно советскому подростку: Вознесенского, Евтушенко, был еще у меня томик Северянина и томик Надсона. Кстати, я все хочу о них написать, потому что оба они считаются массовыми поэтами и среди так называемого моего круга к ним принято относиться с негодованием. Но это неправильно. Во-первых, Северянин не массовый, а Надсон под конец жизни стал вырываться в настоящую поэзию. И совсем копья ломаются вокруг Асадова, потому что его считают демоном, воспитателем дурного вкуса и советской морали. У меня руки опускаются, когда я это слышу».
Кенжеев дебютировал как поэт в коллективном сборнике «Ленинские горы: Стихи поэтов МГУ». В юности публиковался в периодической печати («Комсомольская правда», «Юность», «Московский комсомолец», «Простор»), однако первая книга его стихов пролежала в архивах Союза писателей Казахстана 20 лет и была издана только в 1996 году.
В начале семидесятых Кенжеев стал одним из учредителей поэтической группы «Московское время» (вместе с Алексеем Цветковым, Александром Сопровским и Сергеем Гандлевским).
Прямая речь: «В МГУ открылась литературная студия «Луч» под руководством Игоря Волгина. В ее стенах никогда не говорили о политике и гражданском долге поэта, что по тем временам был подвигом, и там царила потрясающая атмосфера. Игорь Леонидович был без преувеличения гениальным преподавателем: ему было всего лет двадцать пять, но нам он казался старичком. Он был последним приличным поэтом, которого приняли в Союз писателей. В этой студии я встретил моих будущих ближайших друзей: Александра Сопровского, Сергея Гандлевского —и в какой‑то момент подтянулся Алеша Цветков. И началась эта безумно прекрасная жизнь. Я страшно горжусь тем, что мои друзья написали стихи, вошедшие в золотой фонд русской поэзии. Сначала организовали дома у нашей поклонницы Лены литературные семинары, которые назывались «Ленинские субботники»: там читали стихи, делали доклады. Потом напечатали антологию «Московское время» — название это придумал Сопровский. И так же назвали наше объединение».
#кенжеев
#биография
Прямая речь Кенжеева: «В паспорте у меня написано, что я родился в Чимкенте, но мама меня всегда уверяла, что это произошло в Москве. Тайна эта покрыта мраком».
Национальная идентичность – важный момент в биографии. Ещё в юности, получая свой первый паспорт, Бахыт Кенжеев выбрал национальность отца – «казах».
Прямая речь: «Я - наполовину казах, наполовину русский. Казахским языком не владею, поэтому я, несомненно, русскоязычный писатель. И в Америке я «русский». Там же не различают, еврей ты, казах или русский. Если ты говоришь на русском языке, значит - «русский». В России я, конечно, казах».
Отец поэта был учителем английского языка, мать библиотекарем.
Прямая речь: «Я учился в очень хорошей школе. Мой папа, который, между прочим, по крови — ишан Южного Казахстана (это верховный священник), фактически был в Москве иммигрантом, и ему было очень трудно, это я сейчас понимаю. Но когда он узнал, что во Вспольном переулке открывается английская спецшкола, он перевернул горы, чтобы меня туда устроить. Там я учился с детьми больших людей, отчего у меня возникли жуткие комплексы бедности. Надеюсь, что я их уже преодолел — не потому, что стал богатым, а потому что не нужно быть богатым…»
Во время учебы в школе, хоть и писал стихи, но выбрал своей профессией химию и поступил на химический факультет МГУ.
Молодой учёный, писавший стихи и одновременно работавший младшим научным сотрудником на кафедре коллоидной химии МГУ, однажды всё-таки решил сосредоточиться на литературном творчестве. Так лирик Кенжеев победил Кенжеева-химика.
Прямая речь: «Я очень любил стихи, носился с ними, читал то, что было доступно советскому подростку: Вознесенского, Евтушенко, был еще у меня томик Северянина и томик Надсона. Кстати, я все хочу о них написать, потому что оба они считаются массовыми поэтами и среди так называемого моего круга к ним принято относиться с негодованием. Но это неправильно. Во-первых, Северянин не массовый, а Надсон под конец жизни стал вырываться в настоящую поэзию. И совсем копья ломаются вокруг Асадова, потому что его считают демоном, воспитателем дурного вкуса и советской морали. У меня руки опускаются, когда я это слышу».
Кенжеев дебютировал как поэт в коллективном сборнике «Ленинские горы: Стихи поэтов МГУ». В юности публиковался в периодической печати («Комсомольская правда», «Юность», «Московский комсомолец», «Простор»), однако первая книга его стихов пролежала в архивах Союза писателей Казахстана 20 лет и была издана только в 1996 году.
В начале семидесятых Кенжеев стал одним из учредителей поэтической группы «Московское время» (вместе с Алексеем Цветковым, Александром Сопровским и Сергеем Гандлевским).
Прямая речь: «В МГУ открылась литературная студия «Луч» под руководством Игоря Волгина. В ее стенах никогда не говорили о политике и гражданском долге поэта, что по тем временам был подвигом, и там царила потрясающая атмосфера. Игорь Леонидович был без преувеличения гениальным преподавателем: ему было всего лет двадцать пять, но нам он казался старичком. Он был последним приличным поэтом, которого приняли в Союз писателей. В этой студии я встретил моих будущих ближайших друзей: Александра Сопровского, Сергея Гандлевского —и в какой‑то момент подтянулся Алеша Цветков. И началась эта безумно прекрасная жизнь. Я страшно горжусь тем, что мои друзья написали стихи, вошедшие в золотой фонд русской поэзии. Сначала организовали дома у нашей поклонницы Лены литературные семинары, которые назывались «Ленинские субботники»: там читали стихи, делали доклады. Потом напечатали антологию «Московское время» — название это придумал Сопровский. И так же назвали наше объединение».
#кенжеев
#биография
В 1982 году поэт переехал в Канаду.
Прямая речь: «Есть люди, которые считают, что я специально женился на канадке, чтобы уехать за границу, но это не так. Мы с Лорой познакомились в Москве, где она училась по обмену. Когда я предложил Лоре выйти за меня замуж, она сказала: «Я не уверена в своих чувствах, но знаю, что ты хочешь уехать за границу. Давай заключим фиктивный брак? Я тебя вывезу, и мы останемся добрыми друзьями». Я сказал: «Нет, либо всерьез, либо никак». Через какое‑то время она все-таки решила выйти за меня замуж по-настоящему, и я сообщил ей: «Знаешь, я не хочу, чтобы хоть какая‑то сволочь сказала, что я женился на тебе по расчету. Поэтому остаемся в Москве, я помогу тебе найти работу».
Прямая речь: «А через два года жизни в Москве потом произошло следующее: посадили одного писателя, и мы с друзьями выступили в его защиту. Надо сказать, что наша с Лорой квартира была маленьким островком свободы: у нас паслись лучшие писатели Москвы, бывала запрещенная литература. И вот Лора поехала в Ленинград на выходные, а в пять утра в субботу, когда она была в поезде, в квартиру ворвались пять человек габэшников и начали все перерывать. Они изъяли у меня два мешка всякой антисоветчины и пишущую машинку.
А потом меня начали таскать в КГБ на допросы и однажды сказали такую фразу: «Бахыт Шкуруллаевич, мы от вас устали. У вас в силу наличия жены есть выбор: вы можете уехать или на восток, или на запад. Выбирайте, и поскорее». Тут я перепугался и подал заявление на выезд насовсем».
В Канаде Бахыт Кенжеев познакомился и подружился с Сашей Соколовым (автором романов «Школа для дураков» и «Между собакой и волком»), который дал ему рекомендацию для работы на русскоязычном «Радио Канада».
Прямая речь: «Физически мы с ним встретились в Вермонте — в русской школе Норвичского университета. Это абсолютно эпохальное, легендарное заведение, куда съезжалась русская интеллигенция со всей Северной Америки, — летняя школа русского языка для американцев. Там было человек двести студентов и человек сорок преподавателей, но они с раскрытыми объятиями принимали всех нормальных людей, которые говорили по-русски: это помогало им создать вокруг студентов атмосферу России. Я ездил туда как вольноопределяющийся гость и друг этой школы. Там была чудесная, невероятная атмосфера, и я с тоской вспоминаю о том времени, когда проводил там каждое лето.
Осмелюсь сказать, что мы с Сашей некоторое время дружили. Дружба, как мне кажется, это чувство тепла, которое возникает, когда ты вспоминаешь о человеке и о последней с ним встрече. Именно это важно, а не то, о чем вы разговаривали. Ведь когда ты встречаешься с мамой, ты не будешь обсуждать с ней теорию относительности или вопросы русской культуры, а спросишь, как у нее получаются эти невероятно вкусные котлеты. Будь ты хоть Эйнштейн, хоть Пушкин, именно это составляет главное счастье твоей жизни. Я когда‑то очень любил интеллектуальные разговоры, но потом понял, что все это неважно.
Умные или глупые, мы все равно рано или поздно умрем, а до этого нужно оставаться более-менее счастливыми и более-менее порядочными людьми».
С 2006 года Кенжеев живет в Нью-Йорке.
Прямая речь: «Сложно оставаться безучастным к политике, если живешь в Америке и пишешь стихи на русском языке».
Прямая речь: «Много Мандельштам заработал своими стихами? Только пулю в затылок».
Признанный классик советует молодым поэтам помнить не только о славе, но и о хлебе насущном. Литература - занятие для души. На жизнь Бахыт Кенжеев зарабатывает синхронными переводами, в том числе для Международного валютного фонда.
Прямая речь: «Последний человек, который зарабатывал поэзией хорошие деньги, - Пушкин. Но у него был сумасшедший кногоиздатель Александр Смирдин, который, кстати, разорился на том, что платил сумасшедшие гонорары. Надо быть Пушкиным. Надо жить в правильную эпоху».
#кенжеев
#биография
Прямая речь: «Есть люди, которые считают, что я специально женился на канадке, чтобы уехать за границу, но это не так. Мы с Лорой познакомились в Москве, где она училась по обмену. Когда я предложил Лоре выйти за меня замуж, она сказала: «Я не уверена в своих чувствах, но знаю, что ты хочешь уехать за границу. Давай заключим фиктивный брак? Я тебя вывезу, и мы останемся добрыми друзьями». Я сказал: «Нет, либо всерьез, либо никак». Через какое‑то время она все-таки решила выйти за меня замуж по-настоящему, и я сообщил ей: «Знаешь, я не хочу, чтобы хоть какая‑то сволочь сказала, что я женился на тебе по расчету. Поэтому остаемся в Москве, я помогу тебе найти работу».
Прямая речь: «А через два года жизни в Москве потом произошло следующее: посадили одного писателя, и мы с друзьями выступили в его защиту. Надо сказать, что наша с Лорой квартира была маленьким островком свободы: у нас паслись лучшие писатели Москвы, бывала запрещенная литература. И вот Лора поехала в Ленинград на выходные, а в пять утра в субботу, когда она была в поезде, в квартиру ворвались пять человек габэшников и начали все перерывать. Они изъяли у меня два мешка всякой антисоветчины и пишущую машинку.
А потом меня начали таскать в КГБ на допросы и однажды сказали такую фразу: «Бахыт Шкуруллаевич, мы от вас устали. У вас в силу наличия жены есть выбор: вы можете уехать или на восток, или на запад. Выбирайте, и поскорее». Тут я перепугался и подал заявление на выезд насовсем».
В Канаде Бахыт Кенжеев познакомился и подружился с Сашей Соколовым (автором романов «Школа для дураков» и «Между собакой и волком»), который дал ему рекомендацию для работы на русскоязычном «Радио Канада».
Прямая речь: «Физически мы с ним встретились в Вермонте — в русской школе Норвичского университета. Это абсолютно эпохальное, легендарное заведение, куда съезжалась русская интеллигенция со всей Северной Америки, — летняя школа русского языка для американцев. Там было человек двести студентов и человек сорок преподавателей, но они с раскрытыми объятиями принимали всех нормальных людей, которые говорили по-русски: это помогало им создать вокруг студентов атмосферу России. Я ездил туда как вольноопределяющийся гость и друг этой школы. Там была чудесная, невероятная атмосфера, и я с тоской вспоминаю о том времени, когда проводил там каждое лето.
Осмелюсь сказать, что мы с Сашей некоторое время дружили. Дружба, как мне кажется, это чувство тепла, которое возникает, когда ты вспоминаешь о человеке и о последней с ним встрече. Именно это важно, а не то, о чем вы разговаривали. Ведь когда ты встречаешься с мамой, ты не будешь обсуждать с ней теорию относительности или вопросы русской культуры, а спросишь, как у нее получаются эти невероятно вкусные котлеты. Будь ты хоть Эйнштейн, хоть Пушкин, именно это составляет главное счастье твоей жизни. Я когда‑то очень любил интеллектуальные разговоры, но потом понял, что все это неважно.
Умные или глупые, мы все равно рано или поздно умрем, а до этого нужно оставаться более-менее счастливыми и более-менее порядочными людьми».
С 2006 года Кенжеев живет в Нью-Йорке.
Прямая речь: «Сложно оставаться безучастным к политике, если живешь в Америке и пишешь стихи на русском языке».
Прямая речь: «Много Мандельштам заработал своими стихами? Только пулю в затылок».
Признанный классик советует молодым поэтам помнить не только о славе, но и о хлебе насущном. Литература - занятие для души. На жизнь Бахыт Кенжеев зарабатывает синхронными переводами, в том числе для Международного валютного фонда.
Прямая речь: «Последний человек, который зарабатывал поэзией хорошие деньги, - Пушкин. Но у него был сумасшедший кногоиздатель Александр Смирдин, который, кстати, разорился на том, что платил сумасшедшие гонорары. Надо быть Пушкиным. Надо жить в правильную эпоху».
#кенжеев
#биография
* * *
Любому веку нужен свой язык. Здесь Белый бы поставил рифму "зык". Старик любил мистические бури, таинственное золото в лазури, поэт и полубог, не то что мы, изгнанник символического рая, он различал с веранды, умирая, ржавеющие крымские холмы.
Любому веку нужен свой пиит. Гони мерзавца в дверь, вернется через окошко. И провидческую ересь в неистовой печали забубнит, на скрипочке оплачет времена античные, чтоб публика не знала его в лицо — и молча рухнет на перроне Царскосельского вокзала.
Еще одна: курила и врала, и шапочки вязала на продажу, морская дочь, изменница, вдова, всю пряжу извела, чернее сажи была лицом. Любившая, как сто сестер и жен, веревкою бесплатной обвязывает горло — и никто не гладит ей седеющие патлы.
Любому веку... Брось, при чем тут век! Он не длиннее жизни, а короче. Любому дню потребен нежный снег, когда январь. Луна в начале ночи, когда июнь. Антоновка в руке, когда сентябрь. И оттепель, и сырость в начале марта, чтоб под утро снилась строка на неизвестном языке.
Бахыт Кенжеев
#кенжеев
Любому веку нужен свой язык. Здесь Белый бы поставил рифму "зык". Старик любил мистические бури, таинственное золото в лазури, поэт и полубог, не то что мы, изгнанник символического рая, он различал с веранды, умирая, ржавеющие крымские холмы.
Любому веку нужен свой пиит. Гони мерзавца в дверь, вернется через окошко. И провидческую ересь в неистовой печали забубнит, на скрипочке оплачет времена античные, чтоб публика не знала его в лицо — и молча рухнет на перроне Царскосельского вокзала.
Еще одна: курила и врала, и шапочки вязала на продажу, морская дочь, изменница, вдова, всю пряжу извела, чернее сажи была лицом. Любившая, как сто сестер и жен, веревкою бесплатной обвязывает горло — и никто не гладит ей седеющие патлы.
Любому веку... Брось, при чем тут век! Он не длиннее жизни, а короче. Любому дню потребен нежный снег, когда январь. Луна в начале ночи, когда июнь. Антоновка в руке, когда сентябрь. И оттепель, и сырость в начале марта, чтоб под утро снилась строка на неизвестном языке.
Бахыт Кенжеев
#кенжеев