* * *

И снилось мне, что я ученый,
Что не во сне, а наяву
Я на планете отдаленной
В ином созвездии живу.
И по ночам, раздвинув стену,
Слежу, наморщив мудрый лоб,
За дальней Солнечной системой
В сверхдальнозоркий телескоп.
И вижу в дивном приближенье
Сквозь галактический туман
Венеры скромные селенья,
Каналы мирных марсиан.
Но до восхода, до рассвета,
Который день, который год,
Земля — военная планета —
Душе покоя не дает.
Из бездны мировой вторженья
Не ждут земные племена,—
Но мощь их всевооруженья
Так ослепительно видна!
И к сердцу подступает жалость.
Я стар. Я знаю лучше их,
Чем это иногда кончалось
В иных системах мировых.

Вадим Шефнер

#шефнер

* * *

Убежав с последнего урока
я столкнулся
со своей бабушкой
шедшей домой с рынка

Над ней вьются подмосковные метели
балы в Колонном
Мациевич-Мигуевич на летающей
этажерке

Надо мной —
парашют Осоавиахима
со значка
прикрученного к куртке
черной пуговицей вместо медной шайбы

Мир
рухнул
когда оказалось
что стены моей разбомбленной школы
были в середине красными

Мир
рухнул
когда я увидел
что переулок
который я считал до этого вечным
перерезали
противотанковыми рвами

Мир
рухнул
когда в замерзшем аквариуме я увидел
удивленные глаза
рыбок

Он рухнул
и превратился в бездну
которую невозможно заполнить
ни телами любимых женщин
ни стихами

Владимир Бурич

#бурич

Бухарест

Капитан уехал за женой
В тихий городок освобожденный,
В маленький, запущенный, ржаной,
В деревянный, а теперь сожженный.

На прощанье допоздна сидели,
Карточки глядели.
Пели. Рассказывали сны.

Раньше месяца на три недели
Капитан вернулся—без жены,

Пироги, что повара пекли —
Выбросить велит он поскорее.
И меняет мятые рубли
На хрустящие, как сахар, леи.

Белый снег валит над Бухарестом.
Проститутки мерзнут по подъездам.
Черноватых девушек расспрашивая,
Ищет он, шатаясь день-деньской,
Русую или хотя бы крашеную.
Но глаза чтоб серые, с тоской.

Русая или, скорее, крашеная
Понимает: служба будет страшная.
Денег много и дают— вперед.
Вздрагивая, девушка берет.

На спине гостиничной кровати
Голый, словно банщик, купидон.

— Раздевайтесь. Глаз не закрывайте,
Говорит понуро капитан.
— Так ложитесь. Руки—так сложите.
Голову на руки положите.

— Русский понимаешь?—Мало очень
— Очень мало—вот как говорят.

Черные испуганные очи
Из-под черной челки не глядят.

— Мы сейчас обсудим все толково
Если не поймете — не беда.
Ваше дело — не забыть два слова
Слово «нет» и слово «никогда».
Что я ни спрошу у вас, в ответ
Говорите: «никогда» и «нет».

Белый снег всю ночь валом валит
Только на рассвете затихает.
Слышно, как газеты выкликает
Под окном горластый инвалид.

Слишком любопытный половой,
Приникая к щелке головой.
Снова,
Снова,
Снова
слышит ворох
Всяких звуков, шарканье и шорох
Возгласы, названия газет
И слова, не разберет которых —
Слово «никогда» и слово «нет».

Борис Слуцкий

#слуцкий

* * *

И приходят они из жёлтого невыносимого света,
Открывают тушёнку, стол застилают газетой,
Пьют они под свечами каштанов, под липами молодыми,
Говорят сегодня с живыми, ходят с живыми.

И у молодого зеленоглазого капитана
Голова седая, и падают листья каштана
На его красивые новенькие погоны,
На рукав его формы, новенькой да зелёной.

И давно ему так не пилось, и давно не пелось.
А от водки тепло, и расходится омертвелость,
Он сегодня на день вернулся с войны с друзьями,
Пусть сегодня будет тепло, и сыто, и пьяно.

И подсаживается к ним пацан, молодой, четвёртым,
и неуставные сапоги у него, и форма потёртая,
птицы поют на улице, ездят автомобили.
Говорит: "Возьмите к себе, меня тоже вчера убили".

Анна Долгарева

#долгарева

* * *

Паренёк худой и бледный
Папироской угостил.
«Доживём ли до победы?» –
Робко так спросил.
Неприметный, безответный,
На судьбу мою похож,
Он такой худой и бледный,
Где тут «доживёшь».
Кто ему ещё ответит?
Мы на лестнице вдвоём.
Как в кино, соврал нелепо:
«Вместе доживём».
Так простились наши деды,
Жизнь прошли не по кривой.
Терпеливо ждут победы,
Кто ещё живой.
От судьбы невыносимой
С полдороги не сбежать.
Научите лгать красиво.
Научите ждать.

Виталий Пуханов

#пуханов

НОЧЬЮ

Приехали ночью, вкопали ЗИС-3. К пяти замаскировали ее.
Не спалось. Я лежал на снегу под двумя задубелыми шинелями.
Слепо светили две звезды, да и те пропали.
Дышал, дышал на руки: от холода одеревенели.
Вспомнил: «Она пришла с мороза раскрасневшаяся...»
Родной для меня это стих! Это Блок!
(Книгу-то взводный, гад, зажилил, — думаю в полусне. —
А ведь нес ее от Кавказа... и всегда... как зеницу ока...)
Натаскиваю, натягиваю шинель, чтобы укрыться с головою.
Рвет ветер! Ко мне сочатся его ледяные потоки.
Медленно вырастает звук порывистый и воющий:
«Мессершмит»? Или может... нет, не «фокке-вульф».
Думаю о судьбе русского свободного стиха:
будущее — за ним. И совсем не бескрылый,
не безвольный, вранье: это стих глубокого дыханья,
яркости, крутизны. Блок давно уже это открыл.
К шести забылся. Резало от ремня и кобуры, неснятых на ночь.
В кармане тихо шелестели часы (трофейные, анкерные).
В семь ноль-ноль на высоте 120 и две десятых
Бешено и мертво застучали немецкие танки.

Михаил Панов

1942

#панов

* * *

Долго блуждал я по лесу, промокнув до нитки,
горсть грибов превратилась в кашу в моей корзинке,
сильно устал, но услышал вдруг запах дыма
и увидел крышу – это был скат овина.
Я прошел по деревне – сплошные красные звезды,
я прошел всю деревню – там жили одни старухи,
наконец докричался – вышла в платочке пестром,
показала дорогу, вскинув худые руки.
– Масловка наша деревня, – она сказала.
– А мужики-то, бабуля – В войну не стало.
И пошла обратно, обутая в теплые чуни.
«Холодно им», – я подумал. – «Оттого и топят в июне».
И зашлепал по лужам, отгоняя грустные мысли,
мимо звезд и фамилий на маленьком обелиске.

Дмитрий Мельников

#мельников

Андромаха — Гектору

Как меня привезли в твой город,
как под руки вели под венец,
как ты был самым красивым, смелым и гордым,
как, лучший боец,
единственная опора,
вёл за собой людей, при каждом приступе стоял твёрдо, —
не помню.

Как отпускала тебя
(а сердце — как будто море разбивалось о скалы),
всему городу и всей вселенной на горе,
как (не) смирялась со своей долей,
как думала, что пока глумятся над твоим телом,
проткнув сухожилия, изваляв труп в песке и помете пегом,
тебе, ещё вчера такому любимому, такому живому,
уже не больно, —
не помню.

Я не помню, не могу, не хочу помнить,
как горела Троя,
а мы прятались в катакомбах,
как по улицам, по кострам,
по дворам и домам
проходили победным строем,
пока нас выволакивали под конвоем…

…Я просто выжила. И сажаю вишню,
которую ты никогда уже не увидишь.

Янина Солдаткина

9 мая 2023

#солдаткина

* * *

Вот облако в озере гладком стоит
и слушает иволги пенье.
И легче травинки серебряной быт
в прозрачное это мгновенье.

И пёрышко - белая, тонкая тень,
в лазури застыв бестелесной,
для взгляда живого - опора, ступень
меж этой землёй и небесной.

Сергей Пагын

#пагын

* * *

ступень или печать на кирпиче
заговорят и, наконец, расслышу,
что я не более, чем только дым в луче,
протянутом сквозь пальмовую крышу,

что мир еще неназван и раздет,
зато чудесно цел и обитаем
и я объемный, я прилежный свет, блуждающий, но пристальный к деталям

то обращенный внутрь, где города
ложатся в прах, как воинство хромое,
то с силою развёрнутый туда,
где мой ребенок забегает в море

и как янтарь, поет в его руке.
закат пролит, и хлопок неба порист.
и я расплачусь, будто вдалеке
сигналит легкий беспечальный поезд:

последний, уходящий по холму.
я в нём не еду: водами колеблем,
цветок на горизонте никнет стеблем,
склоняясь к отраженью своему.

Вера Полозкова

22 января 2018

#полозкова

* * *

Здравствуйте.
Извините, что к вам обращаюсь.
Моя фамилия Лот.
Если коротко,
у нас был ночной прилёт,
и все побежали,
ну и мы с супругой
рванули из-под обстрела.
Мы уже понимали,
что главное — не смотреть назад,
но вокруг нас был такой невозможный ад,
что она,
наверное,
просто запутавшись,
посмотрела.
Мне самому нелегко поверить,
что это моя жена,
и я не про внешность,
не про все эти чёртовы эталоны,
хотя она у меня восхитительно сложена,
и даже была моделью,
не курила и не пила…
Все меняются с возрастом,
но всё же это была
модель человека,
а не колонны.
Вы простите, что в личку,
я которую ночь без сна,
и я знаю, что это, конечно, не та страна,
чтоб просить о помощи,
но прошу, подскажите какой-нибудь алгоритм,
что мне делать,
если моя жена…
если, в общем, теперь она
никуда,
никуда
не проходит по габаритам?
Мы не просим много,
она же как дерево,
ей не нужна еда,
и я обойдусь,
подумаешь, не беда,
что попишешь, такая у нас любовь.
И мы можем вместе стоять
смирно стоять
молча стоять
вечно стоять
в любой отдалённой роще…
Просто в Европе
всё очень строго насчёт столбов,
А тут,
как нам объяснили,
пока попроще.

Женя Беркович

июль 2022

#беркович

Сегодня день рождения поэта Юлии Друниной (10 мая 1924, Москва - 21 ноября 1991, Московская область), участницы Великой Отечественной войны, написавшей в 1943 году наверно одно из самых известных и сильных военных стихотворений:

Я только раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.

#друнина
#деньрождения

Юлия Владимировна Друнина родилась 10 мая 1924 года в Москве в интеллигентной семье. Мама работала в библиотеке, давала музыкальные уроки, владела несколькими иностранными языками, а отец преподавал историю детям в той школе, в которую впоследствии пошла учиться маленькая Юля. Жила семья небогато в коммунальной квартире.

Вся биография Юлии тесно связана с литературой. Способность к стихосложению проявилась у девочки в детстве. Она писала стихи о природе, о любви, о своих мыслях и чувствах. Девочка активно занималась в литературном кружке, много раз принимала участие в различных конкурсах юных поэтов.

В конце 1930-х годов ее стихотворение «Мы вместе за школьной партой сидели» на одном из литературных конкурсов было признано лучшим, напечатано в издании «Учительская газета» и передано по радио.

На утро после выпускного в 1941-м Юля, как и все её одноклассники, услышала, что началась война.

Юля записалась в добровольную санитарную дружину и отправилась на фронт в качестве санинструктора, а чтобы её взяли "приписала" себе 1 год, ведь ей было всего 17 лет.

Осенью она рыла окопы под Москвой, попала под обстрел, отстала от основной группы. Примкнула к пехотному отряду. Они вместе две недели выходили из окружения. Так случилось, что именно в этот момент Юля встретила свою первую любовь. В будущем она никогда не говорила о том, как его звали, а в своих стихах того периода скромно называла его «Комбат». В мирной жизни, как и Юлин отец, он был учителем. Любовь была недолгой. Командир батальона погиб в тяжелых боях на подступах к Москве. А Юле после долгих мытарств вместе с несколькими бойцами удалось вырваться из окружения и вернуться в Москву.

Вместе с родителями она эвакуировалась в сибирский городок, хотела вернуться на фронт, но отец был против. Он умер от инсульта зимой 42-го и Юля сразу отправляется на фронт медицинской сестрой. Близкие фронтовые товарищи называли ее Друней.

В 1943 году Юля была тяжело ранена — осколок снаряда вошел в шею слева и застрял всего в паре миллиметров от сонной артерии. Не подозревая о серьезности ранения, она просто замотала шею бинтами и продолжала работать. Скрывала, пока не стало совсем плохо. Очнулась уже в госпитале и там узнала, что была на волосок от смерти.

Вылечившись от ранения, на полученное денежное довольствие Юля купила черное шелковое платье. Надела поверх него китель с медалью, отправилась сдавать экзамены в литературный институт, но не поступила. Всю первую пенсию по инвалидности потратила на три порции мороженого.

Потерпев неудачу при поступлении, снова отправилась на фронт.

Однажды столкнулась с пленным молодым немцем. Даже хотела обработать его раны, но получила удар сапогом в живот.

Одна из близких подруг Юлии, Зинаида Самсонова вынесла с поля боя 50 раненых. В одном из сражений она погибла. И Юлия, в память о подруге посвятила ей стихотворение «Зинка». Это произведение стало самым известным из ее военных стихотворений.

Незадолго до конца войны снова была сильно контужена и комиссована, после чего возвратилась в столицу.

За время войны Юлия Владимировна прошла путь от рядового санинструктора до старшины медицинской службы, хотя она с детства слыла трусихой и боялась вида крови.

За службу в армии Юлия Друнина была награждена: Орденами Красной Звезды, Отечественной Войны 1й степени, а также 3 медалями.

Война, ворвавшаяся в юность Юлии, оставила в ее душе неизгладимый след. Она написала множество стихов о военных годах, наполненных невыразимым горем, страхом, постоянными лишениями и страданиями.

Во время войны Юля сильно похудела. Чтобы казаться толще, надевала на себя много одежды. Несколько лет носила военную одежду, кирзовые сапоги.

После возвращения с фронта и получения инвалидности в 1944 году Юля просто стала посещать лекции Литературного института, и никто не посмел выгнать калеку-фронтовика. Здесь познакомилась с будущим мужем Николаем Старшиновым, поэтом. Он тоже был фронтовиком, инвалидом. Родилась дочь Елена. Поэтому институт закончила только в 52-ом году. Стихи тогда не писала. С первым мужем прожила 15 лет.

#друнина
#биография

Друнина обладала очень привлекательной внешностью. Ее расположения безрезультатно добивались известные поэты Антокольский и Щипачев. За это они препятствовали появлению её стихов в литературных журналах.

После войны о Юлии Друниной стали говорить, как об одной из самых молодых талантливых поэтов военного времени. Популярный советский журнал «Знамя» в 1945 году опубликовал ее несколько стихов, а уже спустя 3 года вышел ее первый сборник, «В солдатской шинели». В общей сложности Друнина выпустила несколько поэтических сборников, несколько ее стихов вошли в школьную программу, а композитор Александра Пахмутова на ее стихи написала песни: «Походная кавалерийская» и «Ты – рядом».

В Союз писателей её приняли в 1947 году. Это стало признанием поэтического таланта и неплохой материальной поддержкой.

В 1954 поэтесса окончила сценарные курсы при Союзе Кинематографистов. Во время обучения познакомилась с известным деятелем кино Алексеем Каплером, который был старше ее на 20 лет, влюбилась. Он отсидел в сталинских лагерях. Шесть лет они скрывали отношения, потом развелись со своими супругами и поженились. Прожили вместе около 20 лет. Юлия очень тяжело пережила смерть второго мужа.

Через несколько лет она снова попыталась устроить личную жизнь. Избранником оказался чиновник, занимавший достаточно высокий пост. Но он не смог заменить покойного мужа.

В 1967 Друнина побывала в ГДР и ФРГ, Западном Берлине. В ответах на вопросы немецких журналистов утверждала, что весь смысл войны для граждан СССР был в защите женственности и материнства.

Её стихи часто публиковали в различных журналах и газетах. Друнина написала и прозаическое произведение – повесть «Алиска», в которой рассказывалось о принесенном домой из леса лисенке. В 1979 году выпустила книгу автобиографического содержания под названием «С тех вершин».

Кроме написания собственных, Юлия Владимировна переводила стихи болгарских, казахских, татарских поэтов.

В 80е годы она выступала в советской прессе с публицистическими статьями, в которых описывала свою тревогу по поводу неудач перестроечного периода, ломки системы ценностей. Также поэтесса защищала права Советской Армии, ветеранов Великой Отечественной Войны и войны в Афганистане.

Когда родилась внучка, Друнина не хотела, чтобы ее называли бабушкой. В 60 лет научилась водить автомобиль, получила водительские права.

В 1990-м Юлия Владимировна была избрана народным депутатом Верховного Совета, с воодушевлением начала работу, намереваясь отстаивать права бывших фронтовиков и афганцев, но в скором времени покинула депутатский корпус, осознав бесполезность этой должности для практических действий.

В августе 91-го защищала Белый Дом. Своей общественной деятельностью пыталась отстоять льготы ветеранам войны и боевых действий.

Даже спустя десятилетия по военной привычке Юлия делила окружающих на своих и чужих, чувства - на любовь и ненависть, а цвета - на черное и белое. И когда вначале 90-х перевернулось с ног на голову все, чем она жила, что любила, во что верила, поэтесса просто не смогла этого пережить: «Как летит под откос Россия, не могу, не хочу смотреть».

Осенью 1991 года Юлия Друнина покончила с собой. Она была подавлена развалом Советского Союза, разрушением тех идеалов и страны, за которые сражалась. В предсмертной записке она написала:

«Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно только имея крепкий личный тыл… Правда, мучает мысль о грехе самоубийства, хотя я, увы, не верующая. Но если Бог есть, он поймет меня. 20.11.91».

Друнина открыла в своем автомобиле выхлопную трубу, после чего заперлась в гараже.

Последней просьбой Юлии, которую она озвучила в предсмертной записке, было похоронить ее на столичном Старокрымском кладбище, около Алексея Каплера. Дочь Елена увезла гроб с телом матери в Крым, где похоронила. При жизни Юлии отношения с дочерью не складывались.

#друнина
#биография

Зинка

1

Мы легли у разбитой ели.
Ждем, когда же начнет светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
На продрогшей, гнилой земле.

- Знаешь, Юлька, я - против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня - лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.

Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет...
Знаешь, Юлька, я - против грусти,
Но сегодня она не в счет.

Отогрелись мы еле-еле.
Вдруг приказ: «Выступать вперед!»
Снова рядом, в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.

2

С каждым днем становилось горше.
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.

Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам
Через смертные рубежи.

Мы не ждали посмертной славы.-
Мы хотели со славой жить.
...Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?

Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав...
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.

3

- Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.

У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом стоит весна.

И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
...Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала?!

Юлия Друнина

1944

#друнина

Целовались

Целовались.
Плакали
И пели.
Шли в штыки.
И прямо на бегу
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.

Мама!
Мама!
Я дошла до цели…
Но в степи, на волжском берегу,
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.

Юлия Друнина

1947

#друнина

Ёлка

На втором Белорусском еще продолжалось затишье,
Шел к закату короткий последний декабрьский день.
Сухарями в землянке хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам из сожженных дотла деревень.

Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала.
Показалось — конца не предвидится этой войне.
Захотелось домой, поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье — совсем не до грусти в огне!)

Показалась могилой землянка в четыре наката.
Умирала печурка. Под ватник забрался мороз…
Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята:
— Почему ты одна? И чего ты повесила нос?

Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.
Посмотрела на небо — ракета ль сгорела, звезда?
Прогревая моторы, ревели немецкие танки,
Иногда минометы палили незнамо куда.

А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,
То застыла не веря: пожарами освещена
Горделиво и скромно красавица елка стояла!
И откуда взялась среди чистого поля она?

Не игрушки на ней, а натертые гильзы блестели,
Между банок с тушенкой трофейный висел шоколад…
Рукавицею трогая лапы замерзшие ели,
Я сквозь слезы смотрела на сразу притихших ребят.

Дорогие мои д`артаньяны из ротной разведки!
Я люблю вас! И буду любить вас до смерти, всю жизнь!
Я зарылась лицом в эти детством пропахшие ветки…
Вдруг обвал артналета и чья-то команда: «Ложись!»

Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу…

Сколько было потом новогодних сверкающих елок!
Их забыла, а эту забыть не могу…

Юлия Друнина

#друнина

Судный час

Покрывается сердце инеем —
Очень холодно в судный час…
А у вас глаза как у инока —
Я таких не встречала глаз.

Ухожу, нету сил.
Лишь издали
(Все ж крещеная!)
Помолюсь
За таких вот, как вы, —
За избранных
Удержать над обрывом Русь.

Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!

Юлия Друнина

1991

#друнина

* * *

Жила-была девочка, девочка-веточка.
О чём эта веточка думала тоненько?
А кто его знает, о чём она думала,
Ведь нету ветвистого думника, сонника,
Известно одно – было ясное солнышко
И Радость ей в сердце пушистое дунула.

И листья забились, и листья расправились,
А зимы забылись, а зимы расплакались:
– Куда нас так рано? И птицы не пели,
И веточку мы зазнобить не успели...

Росла себе веточка, горя не ведала,
И этим, наверно, сестрёнок обидела:
– Ты самая светлая? Ты самая светлая?
Чтоб мы тебя больше в подругах не видели!

Они разговаривать с ней перестали,
И так зароптали, и так зароптали,
Что крона, как мама, от жалоб отчаявшись,
Не то возмущаясь, не то восхищаючись,
Вопрос на повестку весеннюю вынесла:
– Какая красивая веточка выросла!

Вячеслав Киктенко

#киктенко

Сарафан

Как май сиренев и богат на сны…
Под заморозки поздние дымы
уютны, словно старая овчина.

Сойдёшь с крыльца в холодную траву,
вдыхаешь вместе с дымом синеву
и думаешь: ну, снова на плаву –
всё чин по чину.

И зябки, зыбки запахи земли,
но ветер, прилетая из дали,
несёт пыльцу, и бабочек, и веру.

И ты, как однолетние цветы,
глядишь на краткость дней без суеты
и, открывая дверцы шифоньера,

перебираешь милый дачный хлам,
берёшь весёлый пёстрый сарафан
с подсолнухами. Как тебе, смотри-ка?

И даже с парой дырок в подоле
нет никого красивей на земле, –
ну разве что цветущая клубника…

Из детских снов на взрослую меня
сойдёт покой – звенящая октава.

Так истончилось неба полотно,
что светится луна средь бела дня.
Вон там, смотри, где облако дыряво...

Полина Орынянская

2018

#орынянская
#май