ТЕКСТ
Большая элегия Джону Донну
…
«Нет, это я, твоя душа, Джон Донн. Здесь я одна скорблю в небесной выси о том, что создала своим трудом тяжелые, как цепи, чувства, мысли. Ты с этим грузом мог вершить полет среди страстей, среди грехов, и выше. Ты птицей был и видел свой народ повсюду, весь, взлетал над скатом крыши. Ты видел все моря, весь дальний край. И Ад ты зрел — в себе, а после — в яви. Ты видел также явно светлый Рай в печальнейшей — из всех страстей — оправе. Ты видел: жизнь, она как остров твой. И с Океаном этим ты встречался: со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой. Ты Бога облетел и вспять помчался. Но этот груз тебя не пустит ввысь, откуда этот мир — лишь сотня башен да ленты рек, и где, при взгляде вниз, сей страшный суд совсем не страшен. И климат там недвижен, в той стране. Откуда всё, как сон больной в истоме. Господь оттуда — только свет в окне туманной ночью в самом дальнем доме. Поля бывают. Их не пашет плуг. Года не пашет. И века не пашет. Одни леса стоят стеной вокруг, а только дождь в траве огромной пляшет. Тот первый дровосек, чей тощий конь вбежит туда, плутая в страхе чащей, на сосну взлезши, вдруг узрит огонь в своей долине, там, вдали лежащей. Всё, всё вдали. А здесь неясный край. Спокойный взгляд скользит по дальним крышам. Здесь так светло. Не слышен псиный лай. И колокольный звон совсем не слышен. И он поймет, что всё — вдали. К лесам он лошадь повернет движеньем резким. И тотчас вожжи, сани, ночь, он сам и бедный конь — всё станет сном библейским. Ну, вот я плачу, плачу, нет пути. Вернуться суждено мне в эти камни. Нельзя прийти туда мне во плоти. Лишь мертвой суждено взлететь туда мне. Да, да, одной. Забыв тебя, мой свет, в сырой земле, забыв навек, на муку бесплодного желанья плыть вослед, чтоб сшить своею плотью, сшить разлуку. Но чу! пока я плачем твой ночлег смущаю здесь, — летит во тьму, не тает, разлуку нашу здесь сшивая, снег, и взад-вперед игла, игла летает. Не я рыдаю — плачешь ты, Джон Донн. Лежишь один, и спит в шкафах посуда, покуда снег летит на спящий дом, покуда снег летит во тьму оттуда».
Подобье птиц, он спит в своем гнезде, свой чистый путь и жажду жизни лучшей раз навсегда доверив той звезде, которая сейчас закрыта тучей. Подобье птиц. Душа его чиста, а светский путь, хотя, должно быть, грешен, естественней вороньего гнезда над серою толпой пустых скворешен. Подобье птиц, и он проснется днем. Сейчас — лежит под покрывалом белым, покуда сшито снегом, сшито сном пространство меж душой и спящим телом. Уснуло всё. Но ждут еще конца два-три стиха и скалят рот щербато, что светская любовь — лишь долг певца, духовная любовь — лишь плоть аббата. На чье бы колесо сих вод не лить, оно все тот же хлеб на свете мелет. Ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит? Дыра в сей ткани. Всяк, кто хочет, рвет. Со всех концов. Уйдет. Вернется снова. Еще рывок! И только небосвод во мраке иногда берет иглу портного. Спи, спи, Джон Донн. Усни, себя не мучь. Кафтан дыряв, дыряв. Висит уныло. Того гляди и выглянет из туч Звезда, что столько лет твой мир хранила.
Иосиф Бродский
#бродский
Большая элегия Джону Донну
…
«Нет, это я, твоя душа, Джон Донн. Здесь я одна скорблю в небесной выси о том, что создала своим трудом тяжелые, как цепи, чувства, мысли. Ты с этим грузом мог вершить полет среди страстей, среди грехов, и выше. Ты птицей был и видел свой народ повсюду, весь, взлетал над скатом крыши. Ты видел все моря, весь дальний край. И Ад ты зрел — в себе, а после — в яви. Ты видел также явно светлый Рай в печальнейшей — из всех страстей — оправе. Ты видел: жизнь, она как остров твой. И с Океаном этим ты встречался: со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой. Ты Бога облетел и вспять помчался. Но этот груз тебя не пустит ввысь, откуда этот мир — лишь сотня башен да ленты рек, и где, при взгляде вниз, сей страшный суд совсем не страшен. И климат там недвижен, в той стране. Откуда всё, как сон больной в истоме. Господь оттуда — только свет в окне туманной ночью в самом дальнем доме. Поля бывают. Их не пашет плуг. Года не пашет. И века не пашет. Одни леса стоят стеной вокруг, а только дождь в траве огромной пляшет. Тот первый дровосек, чей тощий конь вбежит туда, плутая в страхе чащей, на сосну взлезши, вдруг узрит огонь в своей долине, там, вдали лежащей. Всё, всё вдали. А здесь неясный край. Спокойный взгляд скользит по дальним крышам. Здесь так светло. Не слышен псиный лай. И колокольный звон совсем не слышен. И он поймет, что всё — вдали. К лесам он лошадь повернет движеньем резким. И тотчас вожжи, сани, ночь, он сам и бедный конь — всё станет сном библейским. Ну, вот я плачу, плачу, нет пути. Вернуться суждено мне в эти камни. Нельзя прийти туда мне во плоти. Лишь мертвой суждено взлететь туда мне. Да, да, одной. Забыв тебя, мой свет, в сырой земле, забыв навек, на муку бесплодного желанья плыть вослед, чтоб сшить своею плотью, сшить разлуку. Но чу! пока я плачем твой ночлег смущаю здесь, — летит во тьму, не тает, разлуку нашу здесь сшивая, снег, и взад-вперед игла, игла летает. Не я рыдаю — плачешь ты, Джон Донн. Лежишь один, и спит в шкафах посуда, покуда снег летит на спящий дом, покуда снег летит во тьму оттуда».
Подобье птиц, он спит в своем гнезде, свой чистый путь и жажду жизни лучшей раз навсегда доверив той звезде, которая сейчас закрыта тучей. Подобье птиц. Душа его чиста, а светский путь, хотя, должно быть, грешен, естественней вороньего гнезда над серою толпой пустых скворешен. Подобье птиц, и он проснется днем. Сейчас — лежит под покрывалом белым, покуда сшито снегом, сшито сном пространство меж душой и спящим телом. Уснуло всё. Но ждут еще конца два-три стиха и скалят рот щербато, что светская любовь — лишь долг певца, духовная любовь — лишь плоть аббата. На чье бы колесо сих вод не лить, оно все тот же хлеб на свете мелет. Ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит? Дыра в сей ткани. Всяк, кто хочет, рвет. Со всех концов. Уйдет. Вернется снова. Еще рывок! И только небосвод во мраке иногда берет иглу портного. Спи, спи, Джон Донн. Усни, себя не мучь. Кафтан дыряв, дыряв. Висит уныло. Того гляди и выглянет из туч Звезда, что столько лет твой мир хранила.
Иосиф Бродский
#бродский
Часть поэмы «Зофья» Иосифа Бродского
Текст не буду выкладывать, очень длинный
Текст не буду выкладывать, очень длинный
Начало зимы
1
Зима приходит вздохом струнных:
«Всему конец».
Она приводит белорунных
Своих овец,
Своих коней, что ждут ударов,
Как наивысшей похвалы,
Своих волков, своих удавов,
И все они белы, белы.
Есть в осени позднеконечной,
В ее кострах,
Какой-то гибельный, предвечный,
Сосущий страх:
Когда душа от неуюта,
От воя бездны за стеной
Дрожит, как утлая каюта
Иль теремок берестяной.
Все мнется, сыплется, и мнится,
Что нам пора,
Что опадут не только листья,
Но и кора,
Дома подломятся в коленях
И лягут грудой кирпичей —
Земля в осколках и поленьях
Предстанет грубой и ничьей.
Но есть и та еще услада
На рубеже,
Что ждать зимы теперь не надо:
Она уже.
Как сладко мне и ей — обоим —
Вливаться в эту колею:
Есть изныванье перед боем
И облегчение в бою.
Свершилось. Все, что обещало
Прийти — пришло.
В конце скрывается начало.
Теперь смешно
Дрожать, как мокрая рубаха,
Глядеть с надеждою во тьму
И нищим подавать из страха —
Не стать бы нищим самому.
Зиме смятенье не пристало.
Ее стезя
Структуры требует, кристалла.
Скулить нельзя,
Но подберемся. Без истерик,
Тверды, как мерзлая земля,
Надвинем шапку, выйдем в скверик:
Какая прелесть! Все с нуля.
Как все бело, как незнакомо!
И снегири!
Ты говоришь, что это кома?
Не говори.
Здесь тоже жизнь, хоть нам и странен
Застывший, колкий мир зимы,
Как торжествующий крестьянин.
Пусть торжествует. Он — не мы.
Мы никогда не торжествуем,
Но нам мила
Зима. Коснемся поцелуем
Ее чела,
Припрячем нож за голенищем,
Тетрадь забросим под кровать,
Накупим дров, и будем нищим
Из милосердья подавать.
2
— Чтобы было, как я люблю,— я тебе говорю,— надо еще пройти декабрю, а после январю. Я люблю, чтобы был закат цвета ранней хурмы, и снег оскольчат и ноздреват — то есть распад зимы: время, когда ее псы смирны, волки почти кротки, и растлевающий дух весны душит ее полки. Где былая их правота, грозная белизна? Марширующая пята растаптывала, грузна, золотую гниль октября и черную — ноября, недвусмысленно говоря, что все уже не игра. Даже мнилось, что поделом белая ярость зим: глотки, может быть, подерем, но сердцем не возразим. Ну и где триумфальный треск, льдистый хрустальный лоск? Солнце над ним водружает крест, плавит его, как воск. Зло, пытавшее на излом, само себя перезлив, побеждается только злом, пытающим на разрыв, и уходящая правота вытеснится иной — одну провожает дрожь живота, другую чую спиной.
Я начал помнить себя как раз в паузе меж времен — время от нас отводило глаз, и этим я был пленен. Я люблю этот дряхлый смех, мокрого блеска резь. Умирающим не до тех, кто остается здесь. Время, шедшее на убой, вязкое, как цемент, было занято лишь собой, и я улучил момент. Жизнь, которую я застал, была кругом неправа — то ли улыбка, то ли оскал полуживого льва. Эти старческие черты, ручьистую болтовню, это отсутствие правоты я ни с чем не сравню. Я наглотался отравы той из мутного хрусталя, я отравлен неправотой позднего февраля.
Но до этого — целый век темноты, мерзлоты. Если б мне любить этот снег, как его любишь ты — ты, ценящая стиль макабр, вскормленная зимой, возвращающаяся в декабрь, словно к себе домой, девочка со звездой во лбу, узница правоты! Даже странно, как я люблю все, что не любишь ты. Но покуда твой звездный час у меня на часах, выколачивает матрас метелица в небесах, и в четыре почти черно, и вовсе черно к пяти, и много, много еще чего должно произойти.
#быков
#зима
#декабрь
#январь
1
Зима приходит вздохом струнных:
«Всему конец».
Она приводит белорунных
Своих овец,
Своих коней, что ждут ударов,
Как наивысшей похвалы,
Своих волков, своих удавов,
И все они белы, белы.
Есть в осени позднеконечной,
В ее кострах,
Какой-то гибельный, предвечный,
Сосущий страх:
Когда душа от неуюта,
От воя бездны за стеной
Дрожит, как утлая каюта
Иль теремок берестяной.
Все мнется, сыплется, и мнится,
Что нам пора,
Что опадут не только листья,
Но и кора,
Дома подломятся в коленях
И лягут грудой кирпичей —
Земля в осколках и поленьях
Предстанет грубой и ничьей.
Но есть и та еще услада
На рубеже,
Что ждать зимы теперь не надо:
Она уже.
Как сладко мне и ей — обоим —
Вливаться в эту колею:
Есть изныванье перед боем
И облегчение в бою.
Свершилось. Все, что обещало
Прийти — пришло.
В конце скрывается начало.
Теперь смешно
Дрожать, как мокрая рубаха,
Глядеть с надеждою во тьму
И нищим подавать из страха —
Не стать бы нищим самому.
Зиме смятенье не пристало.
Ее стезя
Структуры требует, кристалла.
Скулить нельзя,
Но подберемся. Без истерик,
Тверды, как мерзлая земля,
Надвинем шапку, выйдем в скверик:
Какая прелесть! Все с нуля.
Как все бело, как незнакомо!
И снегири!
Ты говоришь, что это кома?
Не говори.
Здесь тоже жизнь, хоть нам и странен
Застывший, колкий мир зимы,
Как торжествующий крестьянин.
Пусть торжествует. Он — не мы.
Мы никогда не торжествуем,
Но нам мила
Зима. Коснемся поцелуем
Ее чела,
Припрячем нож за голенищем,
Тетрадь забросим под кровать,
Накупим дров, и будем нищим
Из милосердья подавать.
2
— Чтобы было, как я люблю,— я тебе говорю,— надо еще пройти декабрю, а после январю. Я люблю, чтобы был закат цвета ранней хурмы, и снег оскольчат и ноздреват — то есть распад зимы: время, когда ее псы смирны, волки почти кротки, и растлевающий дух весны душит ее полки. Где былая их правота, грозная белизна? Марширующая пята растаптывала, грузна, золотую гниль октября и черную — ноября, недвусмысленно говоря, что все уже не игра. Даже мнилось, что поделом белая ярость зим: глотки, может быть, подерем, но сердцем не возразим. Ну и где триумфальный треск, льдистый хрустальный лоск? Солнце над ним водружает крест, плавит его, как воск. Зло, пытавшее на излом, само себя перезлив, побеждается только злом, пытающим на разрыв, и уходящая правота вытеснится иной — одну провожает дрожь живота, другую чую спиной.
Я начал помнить себя как раз в паузе меж времен — время от нас отводило глаз, и этим я был пленен. Я люблю этот дряхлый смех, мокрого блеска резь. Умирающим не до тех, кто остается здесь. Время, шедшее на убой, вязкое, как цемент, было занято лишь собой, и я улучил момент. Жизнь, которую я застал, была кругом неправа — то ли улыбка, то ли оскал полуживого льва. Эти старческие черты, ручьистую болтовню, это отсутствие правоты я ни с чем не сравню. Я наглотался отравы той из мутного хрусталя, я отравлен неправотой позднего февраля.
Но до этого — целый век темноты, мерзлоты. Если б мне любить этот снег, как его любишь ты — ты, ценящая стиль макабр, вскормленная зимой, возвращающаяся в декабрь, словно к себе домой, девочка со звездой во лбу, узница правоты! Даже странно, как я люблю все, что не любишь ты. Но покуда твой звездный час у меня на часах, выколачивает матрас метелица в небесах, и в четыре почти черно, и вовсе черно к пяти, и много, много еще чего должно произойти.
#быков
#зима
#декабрь
#январь
3
Вот девочка-зима из спального района,
Сводившая с ума меня во время оно,
Соседка по двору с пушистой головой
И в шапке меховой.
Она выходит в сквер, где я ее встречаю,
Выгуливает там собаку чау-чау;
Я медленно брожу от сквера к гаражу,
Но к ней не подхожу.
Я вижу за окном свою Гиперборею,
В стекло уткнувшись лбом, коленом — в батарею,
Гляжу, как на окне кристальные цветы
Растут из темноты.
Мне слышно, как растут кристаллы ледяные,
Колючие дворцы и замки нитяные,
На лиственных коврах, где прежде завывал
Осенний карнавал.
Мне слышится в ночи шуршанье шуб и шапок
По запертым шкафам, где нафталинный запах;
За створкой наверху подглядывает в щель
Искусственная ель;
Алмазный луч звезды, танцующий на льдине,
Сшивает гладь пруда от края к середине,
Явление зимы мне видно из окна,
И это все она.
Вот комната ее за тюлевою шторой,
На третьем этаже, прохладная, в которой,
Средь вышивок, картин, ковров и покрывал,
Я сроду не бывал;
Зато внутри гостят ангина и малина,
Качалка, чистота, руина пианино —
И книги, что строчат светлейшие умы
Для чтения зимы.
Когда настанет час — из синих самый синий,—
Слияния цветов и размыванья линий,
Щекотный снегопад кисейным полотном
Повиснет за окном,—
Ей в сумерках видны ряды теней крылатых,
То пестрый арлекин, то всадник в острых латах,
Которому другой, спасающий принцесс,
Бежит наперерез.
Когда рассветный луч вдоль желтого фасада
Смещался в феврале и было все как надо:
Лимонный цвет луча, медовый — кирпича,
И тень ее плеча,—
Я чувствовал, что с ней мы сплавлены и слиты:
Ни девочка-апрель, что носит хризолиты,
Ни девочка-октябрь, что любит родонит,
Ее не заслонит.
Тот дом давно снесен, и дряхлый мир, в котором
Мы жили вместе с ней, распался под напором
Подспудных грубых сил, бродивших в глубине,
Понятных ей и мне,—
Но девочка-зима, как прежде, ходит в школу
И смотрит на меня сквозь тюлевую штору;
Ту зиму вместе с ней я пробыл на плаву —
И эту проживу.
#быков
#рассвет
#зима
Вот девочка-зима из спального района,
Сводившая с ума меня во время оно,
Соседка по двору с пушистой головой
И в шапке меховой.
Она выходит в сквер, где я ее встречаю,
Выгуливает там собаку чау-чау;
Я медленно брожу от сквера к гаражу,
Но к ней не подхожу.
Я вижу за окном свою Гиперборею,
В стекло уткнувшись лбом, коленом — в батарею,
Гляжу, как на окне кристальные цветы
Растут из темноты.
Мне слышно, как растут кристаллы ледяные,
Колючие дворцы и замки нитяные,
На лиственных коврах, где прежде завывал
Осенний карнавал.
Мне слышится в ночи шуршанье шуб и шапок
По запертым шкафам, где нафталинный запах;
За створкой наверху подглядывает в щель
Искусственная ель;
Алмазный луч звезды, танцующий на льдине,
Сшивает гладь пруда от края к середине,
Явление зимы мне видно из окна,
И это все она.
Вот комната ее за тюлевою шторой,
На третьем этаже, прохладная, в которой,
Средь вышивок, картин, ковров и покрывал,
Я сроду не бывал;
Зато внутри гостят ангина и малина,
Качалка, чистота, руина пианино —
И книги, что строчат светлейшие умы
Для чтения зимы.
Когда настанет час — из синих самый синий,—
Слияния цветов и размыванья линий,
Щекотный снегопад кисейным полотном
Повиснет за окном,—
Ей в сумерках видны ряды теней крылатых,
То пестрый арлекин, то всадник в острых латах,
Которому другой, спасающий принцесс,
Бежит наперерез.
Когда рассветный луч вдоль желтого фасада
Смещался в феврале и было все как надо:
Лимонный цвет луча, медовый — кирпича,
И тень ее плеча,—
Я чувствовал, что с ней мы сплавлены и слиты:
Ни девочка-апрель, что носит хризолиты,
Ни девочка-октябрь, что любит родонит,
Ее не заслонит.
Тот дом давно снесен, и дряхлый мир, в котором
Мы жили вместе с ней, распался под напором
Подспудных грубых сил, бродивших в глубине,
Понятных ей и мне,—
Но девочка-зима, как прежде, ходит в школу
И смотрит на меня сквозь тюлевую штору;
Ту зиму вместе с ней я пробыл на плаву —
И эту проживу.
#быков
#рассвет
#зима
4. Танго
Когда ненастье, склока его и пря
начнут сменяться кружевом декабря,
иная сука скажет: «Какая скука!» —
но это счастье, в сущности говоря.
Не стало гнили. Всюду звучит: «В ружье!»
Сугробы скрыли лужи, «рено», «пежо».
Снега повисли, словно Господни мысли,
От снежной пыли стало почти свежо.
Когда династья скукожится к ноябрю
и самовластье под крики «Кирдык царю!»
начнет валиться хлебалом в сухие листья,
то это счастье, я тебе говорю!
Я помню это. Гибельный, но азарт
полчасти света съел на моих глазах.
Прошла минута, я понял, что это смута,—
но было круто, надо тебе сказать.
Наутро — здрасьте!— все превратят в содом,
И сладострастье, владеющее скотом,
затопит пойму, но, Господи, я-то помню:
сначала счастье, а прочее все потом!
Когда запястье забудет, что значит пульс,
закрою пасть я и накрепко отосплюсь,
смущать, о чадо, этим меня не надо —
все это счастье, даже и счастье плюс!
Потом, дорогая всадница, как всегда,
Настанет полная задница и беда,
А все же черни пугать нас другим бы чем бы:
Им это черная пятница, нам — среда.
5
Из серой тучи тянут нить
Белей белил.
Вот снег сказал: «Пора валить!» —
И повалил.
Не может быть, чтоб просто так
Летел с утра —
Он получил какой-то знак:
Уже пора.
Валить, наверное, пришлось.
О нем давно
Небесный Мамонтов небось
Снимал кино:
О темных связях, воровстве,
Деньгах, еде…
И вот теперь его в Москве —
Как нас везде.
Из тучи, словно из тюрьмы,
Слетает снег.
Он валит так, как валим мы —
Который век?
Мы завалили все пути
И все умы.
Не разобрать, не разгрести —
Повсюду мы.
Перевернули кверху дном
Небесный скит.
Снег валит ночью, валит днем.
Москва стоит.
Буксуют белые стада
Ночных авто.
Не успевает никуда
Уже никто.
Под белой шапкой неживой —
Родимый край.
Куда ты валишь, Боже мой?
Ведь здесь не рай.
Куда ты валишься, поток
Сухой воды?
Из новостей у нас, браток,—
Одни суды.
Не покрывай родной простор,
Назад стремись!
Тут если кто еще не вор,
То экстремист.
Над каждым — чаемая жуть,
Незримый грех,
И чтоб согласие вернуть,
Посадят всех.
Но валит снежная крупа,
Давя, слепя…
Ползет недвижная толпа,
Кляня себя.
У всех сосульки на усах,
Как у моржей…
Должно быть, там, на небесах
Еще хужей.
Он валит, валит. Даль пестра,
Вокруг бело,
И гастарбайтеры с утра
Скребут его.
Им надоели холода
И клонит в сон.
Они нападали сюда,
Почти как он.
Гудит который год подряд
Экспертов рать:
Что с ними делать? Слать назад?
Гражданство дать?
Темно с утра, темно с шести,
Темно уму…
Здесь ничего не разгрести
И никому.
Такой сезон у всей страны,
У всех элит.
Осталось только ждать весны.
Или валить.
Дмитрий Быков
#зима
#снег
#быков
Когда ненастье, склока его и пря
начнут сменяться кружевом декабря,
иная сука скажет: «Какая скука!» —
но это счастье, в сущности говоря.
Не стало гнили. Всюду звучит: «В ружье!»
Сугробы скрыли лужи, «рено», «пежо».
Снега повисли, словно Господни мысли,
От снежной пыли стало почти свежо.
Когда династья скукожится к ноябрю
и самовластье под крики «Кирдык царю!»
начнет валиться хлебалом в сухие листья,
то это счастье, я тебе говорю!
Я помню это. Гибельный, но азарт
полчасти света съел на моих глазах.
Прошла минута, я понял, что это смута,—
но было круто, надо тебе сказать.
Наутро — здрасьте!— все превратят в содом,
И сладострастье, владеющее скотом,
затопит пойму, но, Господи, я-то помню:
сначала счастье, а прочее все потом!
Когда запястье забудет, что значит пульс,
закрою пасть я и накрепко отосплюсь,
смущать, о чадо, этим меня не надо —
все это счастье, даже и счастье плюс!
Потом, дорогая всадница, как всегда,
Настанет полная задница и беда,
А все же черни пугать нас другим бы чем бы:
Им это черная пятница, нам — среда.
5
Из серой тучи тянут нить
Белей белил.
Вот снег сказал: «Пора валить!» —
И повалил.
Не может быть, чтоб просто так
Летел с утра —
Он получил какой-то знак:
Уже пора.
Валить, наверное, пришлось.
О нем давно
Небесный Мамонтов небось
Снимал кино:
О темных связях, воровстве,
Деньгах, еде…
И вот теперь его в Москве —
Как нас везде.
Из тучи, словно из тюрьмы,
Слетает снег.
Он валит так, как валим мы —
Который век?
Мы завалили все пути
И все умы.
Не разобрать, не разгрести —
Повсюду мы.
Перевернули кверху дном
Небесный скит.
Снег валит ночью, валит днем.
Москва стоит.
Буксуют белые стада
Ночных авто.
Не успевает никуда
Уже никто.
Под белой шапкой неживой —
Родимый край.
Куда ты валишь, Боже мой?
Ведь здесь не рай.
Куда ты валишься, поток
Сухой воды?
Из новостей у нас, браток,—
Одни суды.
Не покрывай родной простор,
Назад стремись!
Тут если кто еще не вор,
То экстремист.
Над каждым — чаемая жуть,
Незримый грех,
И чтоб согласие вернуть,
Посадят всех.
Но валит снежная крупа,
Давя, слепя…
Ползет недвижная толпа,
Кляня себя.
У всех сосульки на усах,
Как у моржей…
Должно быть, там, на небесах
Еще хужей.
Он валит, валит. Даль пестра,
Вокруг бело,
И гастарбайтеры с утра
Скребут его.
Им надоели холода
И клонит в сон.
Они нападали сюда,
Почти как он.
Гудит который год подряд
Экспертов рать:
Что с ними делать? Слать назад?
Гражданство дать?
Темно с утра, темно с шести,
Темно уму…
Здесь ничего не разгрести
И никому.
Такой сезон у всей страны,
У всех элит.
Осталось только ждать весны.
Или валить.
Дмитрий Быков
#зима
#снег
#быков
ИЗ ИНТЕРВЬЮ ЛЕТЫ ЮГАЙ
13.01.2022
— Есть мнение, что современная поэзия удаляется от читателя, теряет с ним контакт. Согласна ли ты с этим? И если да — можно ли как-то исправить ситуацию?
— Я думаю, что вопрос в желании читателя приблизиться. Если оно есть, то, сколько бы она ни удалялась, он догонит и поймает ее. Вопрос в том, что она может дать? И как читателю узнать, что именно искать в ней?
Думаю, обеим сторонам важно понимать, что читать — это тоже работа, навыки, усилия на освоение азов, а потом более сложных вещей.
— В чем сложность быть поэтом сегодня? И нужен ли вообще сегодня поэт, если «коллективное бессознательное» с успехом воплощает себя в популярных формах культуры — от сериалов до мемов?
— Сложность, наверное, человеческая: с одной стороны, каждый поступок должен быть рассмотрен как потенциальный всеобщий закон, с другой — есть понятие свободы как бесконечного набора развилок и вариантов, когда частный путь принадлежит человеку и не является ничьим делом.
С одной стороны, — русское романтическое ожидание от поэта, что он будет мудр, сформулирует и провозгласит (особенно в нелитературном сегменте) некое общее кредо и требование нести ответственность за текст как за любое публичное высказывание, с другой — творческая необходимость быть соответствующим себе, а ты всего лишь человек, со своим набором бугорков и трещинок.
Но обе эти роли — и формирование (трансляция) эмоциональных матриц, и фиксация частного опыта — вполне себе важны, на мой взгляд. И сериалы, и мемы тоже важны. Я не вижу здесь конкуренции.
— А каким образом поэт может участвовать в формировании эмоциональных матриц?
— Пока человек не знает, чтó можно чувствовать в таких обстоятельствах, он часто не может ничего подобного испытать (какой-то дискомфорт — да, но не выраженную «обиду» или «сладкую грусть»).
Заимствование слов ведет за собой заимствование чувств.
Новые слова формируют новые чувства.
Думаю, это имеет отношение к лингвистическому понятию «эмотива» — высказывания, которое одновременно описывает и создает чувство.
Суть теории эмотивов в том, что человек формирует свое чувство в процессе высказывания, будь то признание в любви к человеку или присяга Родине, и это произнесение вслух меняет и отношение к действительности, и саму действительность.
А лирические стихотворения часто — развернутые эмотивы. Это слова, найденные для какой-то небанальной эмоции в новой ситуации, и они показывают, что можно чувствовать вот так и интерпретировать какое-то событие определенным образом (как повод для стыда и сожаления или счастья и тайной гордости, например).
— Как воспринимают современную поэзию студенты? Есть ли в ней что-то, вызывающее у них интерес?
— Воспринимают по-разному, есть сопротивление непривычному. Я запомнила реакцию на текст «Свобода» Всеволода Некрасова — «это не стихи, но это гениально».
Есть устойчивое представление о том, что «похоже на стихи». Но если этот процесс первичного определения деавтоматизировать, то дальше уже восприятие более свободно.
Есть вещи, которые я приношу. Вызывают отклик стихи на социальную тему (они могут спровоцировать возмущение своей «непоэтичностью» и мрачностью, а могут, наоборот, — пробудить солидарность).
Мы читали тексты Ирины Котовой, и кто-то был в восторге, кто-то в шоке и неприятии «хирургической» жесткости (разрушение штампа «доброй» и развлекательной поэзии), но не было равнодушных.
Скорее, не достигают цели стихи, построенные на игре цитат, — цитаты не считываются, и текст остается пустым, даже если его тщательно прокомментировать, непосредственного и единовременного восприятия не происходит.
Еще есть «мостики» между поэзией и актуальным восприятием. Режиссер и куратор ряда проектов по современной поэзии Роман Либеров недавно записал альбом в честь Осипа Мандельштама, а еще раньше в финале анимационного фильма звучит рэп. Я думаю, что есть люди, которые узнают о Мандельштаме или Бродском из уст их любимого современного исполнителя, когда он делится своим авторитетом с классиком, а не наоборот, и это в чем-то процесс естественный.
#югай
#интервью
#поэзия
#цитата
13.01.2022
— Есть мнение, что современная поэзия удаляется от читателя, теряет с ним контакт. Согласна ли ты с этим? И если да — можно ли как-то исправить ситуацию?
— Я думаю, что вопрос в желании читателя приблизиться. Если оно есть, то, сколько бы она ни удалялась, он догонит и поймает ее. Вопрос в том, что она может дать? И как читателю узнать, что именно искать в ней?
Думаю, обеим сторонам важно понимать, что читать — это тоже работа, навыки, усилия на освоение азов, а потом более сложных вещей.
— В чем сложность быть поэтом сегодня? И нужен ли вообще сегодня поэт, если «коллективное бессознательное» с успехом воплощает себя в популярных формах культуры — от сериалов до мемов?
— Сложность, наверное, человеческая: с одной стороны, каждый поступок должен быть рассмотрен как потенциальный всеобщий закон, с другой — есть понятие свободы как бесконечного набора развилок и вариантов, когда частный путь принадлежит человеку и не является ничьим делом.
С одной стороны, — русское романтическое ожидание от поэта, что он будет мудр, сформулирует и провозгласит (особенно в нелитературном сегменте) некое общее кредо и требование нести ответственность за текст как за любое публичное высказывание, с другой — творческая необходимость быть соответствующим себе, а ты всего лишь человек, со своим набором бугорков и трещинок.
Но обе эти роли — и формирование (трансляция) эмоциональных матриц, и фиксация частного опыта — вполне себе важны, на мой взгляд. И сериалы, и мемы тоже важны. Я не вижу здесь конкуренции.
— А каким образом поэт может участвовать в формировании эмоциональных матриц?
— Пока человек не знает, чтó можно чувствовать в таких обстоятельствах, он часто не может ничего подобного испытать (какой-то дискомфорт — да, но не выраженную «обиду» или «сладкую грусть»).
Заимствование слов ведет за собой заимствование чувств.
Новые слова формируют новые чувства.
Думаю, это имеет отношение к лингвистическому понятию «эмотива» — высказывания, которое одновременно описывает и создает чувство.
Суть теории эмотивов в том, что человек формирует свое чувство в процессе высказывания, будь то признание в любви к человеку или присяга Родине, и это произнесение вслух меняет и отношение к действительности, и саму действительность.
А лирические стихотворения часто — развернутые эмотивы. Это слова, найденные для какой-то небанальной эмоции в новой ситуации, и они показывают, что можно чувствовать вот так и интерпретировать какое-то событие определенным образом (как повод для стыда и сожаления или счастья и тайной гордости, например).
— Как воспринимают современную поэзию студенты? Есть ли в ней что-то, вызывающее у них интерес?
— Воспринимают по-разному, есть сопротивление непривычному. Я запомнила реакцию на текст «Свобода» Всеволода Некрасова — «это не стихи, но это гениально».
Есть устойчивое представление о том, что «похоже на стихи». Но если этот процесс первичного определения деавтоматизировать, то дальше уже восприятие более свободно.
Есть вещи, которые я приношу. Вызывают отклик стихи на социальную тему (они могут спровоцировать возмущение своей «непоэтичностью» и мрачностью, а могут, наоборот, — пробудить солидарность).
Мы читали тексты Ирины Котовой, и кто-то был в восторге, кто-то в шоке и неприятии «хирургической» жесткости (разрушение штампа «доброй» и развлекательной поэзии), но не было равнодушных.
Скорее, не достигают цели стихи, построенные на игре цитат, — цитаты не считываются, и текст остается пустым, даже если его тщательно прокомментировать, непосредственного и единовременного восприятия не происходит.
Еще есть «мостики» между поэзией и актуальным восприятием. Режиссер и куратор ряда проектов по современной поэзии Роман Либеров недавно записал альбом в честь Осипа Мандельштама, а еще раньше в финале анимационного фильма звучит рэп. Я думаю, что есть люди, которые узнают о Мандельштаме или Бродском из уст их любимого современного исполнителя, когда он делится своим авторитетом с классиком, а не наоборот, и это в чем-то процесс естественный.
#югай
#интервью
#поэзия
#цитата
* * *
Собеседник сказал:
— Что у тебя там?
Я готов перебраться в твой город.
Открывай ворота́.
— Не город, — говорю, — сад.
— Сад-огород? Ну так бы и говорила, что пустота.
А ворота размалевала, как будто есть что охранять!
Отвернулся и даже смотреть не стал.
А они простояли открыты всю зиму.
Ничего не осталось:
Воры вынесли инвентарь,
Мыши съели крупу и мыло.
Воры вынесли силы,
Мыши съели все имена,
Ветер выдул цвета.
Лета Югай
(Елена Югай)
#югай
#просебя
#внутреннийсад
Собеседник сказал:
— Что у тебя там?
Я готов перебраться в твой город.
Открывай ворота́.
— Не город, — говорю, — сад.
— Сад-огород? Ну так бы и говорила, что пустота.
А ворота размалевала, как будто есть что охранять!
Отвернулся и даже смотреть не стал.
А они простояли открыты всю зиму.
Ничего не осталось:
Воры вынесли инвентарь,
Мыши съели крупу и мыло.
Воры вынесли силы,
Мыши съели все имена,
Ветер выдул цвета.
Лета Югай
(Елена Югай)
#югай
#просебя
#внутреннийсад
* * *
Ты узор, нерукотворно вышитый,
жизни бережно осиль.
Видишь, как слетает с крыши той,
вьётся пыль
снежная, покуда не рассеется,
в чистокровном воздухе висит,
тянется, и светится, и веется,
как дымит
во дворе котельная и, стало быть,
как на белом – гаревый налёт,
как умеет косо ломом скалывать
вратник лёд?
Пристально во всё вживись:
в перекличку огненную фар, в
бег служивого – как, съёжившись,
дышит в шарф.
Несказанное лови, бесшумное.
Я в разрыв проникну временной
и, пока не выдворен, вдышу моё
в то, что мной
станет после жизни, и с удвоенной
силой ты увидишь вдалеке
гаснущий мой вечер, упокоенный
здесь, в строке.
Владимир Гандельсман
#гандельсман
#поэзия
#жизнь
#смысл
Ты узор, нерукотворно вышитый,
жизни бережно осиль.
Видишь, как слетает с крыши той,
вьётся пыль
снежная, покуда не рассеется,
в чистокровном воздухе висит,
тянется, и светится, и веется,
как дымит
во дворе котельная и, стало быть,
как на белом – гаревый налёт,
как умеет косо ломом скалывать
вратник лёд?
Пристально во всё вживись:
в перекличку огненную фар, в
бег служивого – как, съёжившись,
дышит в шарф.
Несказанное лови, бесшумное.
Я в разрыв проникну временной
и, пока не выдворен, вдышу моё
в то, что мной
станет после жизни, и с удвоенной
силой ты увидишь вдалеке
гаснущий мой вечер, упокоенный
здесь, в строке.
Владимир Гандельсман
#гандельсман
#поэзия
#жизнь
#смысл
* * *
Спящей ночи трепетанье…
А. Пушкин
Вой ветра или чей-то плач?
Я подошёл к ограде –
в саду безмолвно стыла ночь,
и вcё затихло вроде.
Сверкнул светильник из-за туч
и тоже стих бесследно.
О чём ты, стих, заводишь речь?
О ком ты? Здесь безлюдно.
В ночной квартире я один.
Один. Чего ты хочешь?
Угомонись. Средь этих стен
ведь только ты и хнычешь.
Как поводырь, меня провёл…
Провёл? Но я не слеп и
я не был там, где ветер выл,
и не слыхал ни всхлипа.
И я не рад тебе, не рад,
как если б ты постылым
мотивом мне пророчил труд,
который не по силам.
Владимир Гандельсман
#гандельсман
#пушкин
#поэзия
Спящей ночи трепетанье…
А. Пушкин
Вой ветра или чей-то плач?
Я подошёл к ограде –
в саду безмолвно стыла ночь,
и вcё затихло вроде.
Сверкнул светильник из-за туч
и тоже стих бесследно.
О чём ты, стих, заводишь речь?
О ком ты? Здесь безлюдно.
В ночной квартире я один.
Один. Чего ты хочешь?
Угомонись. Средь этих стен
ведь только ты и хнычешь.
Как поводырь, меня провёл…
Провёл? Но я не слеп и
я не был там, где ветер выл,
и не слыхал ни всхлипа.
И я не рад тебе, не рад,
как если б ты постылым
мотивом мне пророчил труд,
который не по силам.
Владимир Гандельсман
#гандельсман
#пушкин
#поэзия
ИЗ ИНТЕРВЬЮ МАРИИ ГАЛИНОЙ
10.11.2018
— С точки зрения стороннего наблюдателя самая странная ситуация сейчас сложилась с поэзией. Тиражи упали до нескольких сотен, а то и нескольких десятков экземпляров, на слуху только пара имен — да и эти авторы, по большому счету, известны в основном как эстрадные исполнители. Тем не менее стихи — пишут, фестивали — проводят, премии — вручают. Поделитесь инсайдом: чем вообще живет современная русскоязычная поэзия?
— Нормальная с моей точки зрения ситуация, ненормальная она была в советское время, когда книги поэтов выходили тысячными тиражами. И ведь не потому, что вокруг сплошь все были любителями поэзии, а в силу сенсорной депривации, когда книги заменяли все остальное.
Тем более что сейчас есть социальные сети, а в соцсетях действует обратная связь, что для поэта на самом деле насущно необходимо и естественно.
Отчуждение поэта от текста посредством тиражирования этого текста на бумаге — очень позднее историческое явление. А в нынешней ситуации книга — визитная карточка или новостной повод, не больше. Ну и для автора может быть важно издать свои тексты большой подборкой, тем самым закрыть определенный этап и идти дальше.
Как мне кажется, механизм бытования поэзии отличается от механизма бытования прозы. Поэзия — это абсолютно бесполезное, аристократическое занятие и именно потому очень престижное.
Поэзия ведь не ставит перед собой никаких утилитарных целей — развлечь читателя или озолотить автора. Это чистое искусство, работа текста напрямую с сознанием реципиента, читателя, слушателя. И, как любое чистое искусство, она имеет своих покровителей и приносит свои бонусы.
На самом деле у поэзии довольно узкая аудитория — большей частью те же поэты или филологи.
Поэзия — фронтир культуры, какое-то прощупывание неосвоенных, топких областей. Иногда, впрочем, бывает счастливое попадание и эти области оказываются плодородны и желанны. Тогда она становится классикой, аудитория расширяется, часто несколько насильственным образом — посредством школьной программы, скажем.
А то, что называют эстрадной поэзией, скорее ближе как раз к беллетристике, там есть некое внепоэтическое целеполагание — вызвать реакцию зала, понравиться многим, возможно, рассказать о чем-то очень важном, но внепоэтическом, житейском.
#галина
#интервью
#поэзия
#цитата
10.11.2018
— С точки зрения стороннего наблюдателя самая странная ситуация сейчас сложилась с поэзией. Тиражи упали до нескольких сотен, а то и нескольких десятков экземпляров, на слуху только пара имен — да и эти авторы, по большому счету, известны в основном как эстрадные исполнители. Тем не менее стихи — пишут, фестивали — проводят, премии — вручают. Поделитесь инсайдом: чем вообще живет современная русскоязычная поэзия?
— Нормальная с моей точки зрения ситуация, ненормальная она была в советское время, когда книги поэтов выходили тысячными тиражами. И ведь не потому, что вокруг сплошь все были любителями поэзии, а в силу сенсорной депривации, когда книги заменяли все остальное.
Тем более что сейчас есть социальные сети, а в соцсетях действует обратная связь, что для поэта на самом деле насущно необходимо и естественно.
Отчуждение поэта от текста посредством тиражирования этого текста на бумаге — очень позднее историческое явление. А в нынешней ситуации книга — визитная карточка или новостной повод, не больше. Ну и для автора может быть важно издать свои тексты большой подборкой, тем самым закрыть определенный этап и идти дальше.
Как мне кажется, механизм бытования поэзии отличается от механизма бытования прозы. Поэзия — это абсолютно бесполезное, аристократическое занятие и именно потому очень престижное.
Поэзия ведь не ставит перед собой никаких утилитарных целей — развлечь читателя или озолотить автора. Это чистое искусство, работа текста напрямую с сознанием реципиента, читателя, слушателя. И, как любое чистое искусство, она имеет своих покровителей и приносит свои бонусы.
На самом деле у поэзии довольно узкая аудитория — большей частью те же поэты или филологи.
Поэзия — фронтир культуры, какое-то прощупывание неосвоенных, топких областей. Иногда, впрочем, бывает счастливое попадание и эти области оказываются плодородны и желанны. Тогда она становится классикой, аудитория расширяется, часто несколько насильственным образом — посредством школьной программы, скажем.
А то, что называют эстрадной поэзией, скорее ближе как раз к беллетристике, там есть некое внепоэтическое целеполагание — вызвать реакцию зала, понравиться многим, возможно, рассказать о чем-то очень важном, но внепоэтическом, житейском.
#галина
#интервью
#поэзия
#цитата
* * *
это тени деревьев дрожат на снегу
это сосны пытаются небо рассечь
это я немогунемогунемогу
облачаться в привычную речь
это я становлюсь голубой и любой
не дитя не жена и не мать
тридцать лет я училась сказать про любовь
а теперь обучаюсь молчать
сотвори меня боже из этого льда
что так бел и безбрежен и нем
и снегирь загорается словно звезда
что ведёт пастухов в вифлеем
Лемерт
(Анна Долгарева)
#долгарева
#лемерт
#просебя
#рождество
это тени деревьев дрожат на снегу
это сосны пытаются небо рассечь
это я немогунемогунемогу
облачаться в привычную речь
это я становлюсь голубой и любой
не дитя не жена и не мать
тридцать лет я училась сказать про любовь
а теперь обучаюсь молчать
сотвори меня боже из этого льда
что так бел и безбрежен и нем
и снегирь загорается словно звезда
что ведёт пастухов в вифлеем
Лемерт
(Анна Долгарева)
#долгарева
#лемерт
#просебя
#рождество
* * *
карнавальное
напыление
в магазинчике
темноты
преходящий
огонь
минус
десять
градусов
слёз
плюс
лес
вы
находитесь
здесь
Андрей Черкасов
#черкасов
карнавальное
напыление
в магазинчике
темноты
преходящий
огонь
минус
десять
градусов
слёз
плюс
лес
вы
находитесь
здесь
Андрей Черкасов
#черкасов
* * *
что я могу?
в любой
день
идти
над слабым
огнём
в слабом
растворе
солидарности
по слабым
местам
в этом году
в этом городе
в этом месяце
в этом году
ещё раз
что я могу?
Андрей Черкасов
#черкасов
что я могу?
в любой
день
идти
над слабым
огнём
в слабом
растворе
солидарности
по слабым
местам
в этом году
в этом городе
в этом месяце
в этом году
ещё раз
что я могу?
Андрей Черкасов
#черкасов
ИНФОРМАЦИЯ О ТЕХНИКЕ НАПИСАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
Пару дней назад мне попалось стихотворение Андрея Черкасова (первое из размещённых), и поскольку я решила публиковать здесь сразу по 3-4 произведения одного автора, чтобы можно было составить какое-то представление о его творчестве, то сегодня с утра я стала читать его стихи и увидела как интересно менялся его творческий метод. Решила об этом написать.
Начинал он с такого:
За спиной ничего, за душой ты
На страшном языке темноты,
Ничего не видя.
Я беру тебя за руку, мы идём.
Вокруг нас глухой лес, впереди молчаливый дом,
Всюду ночь нависла.
Воздух чёрен, птицы ещё черней,
Наверху луна со следами ветвей,
Мне стыдно —
Я боюсь идти, где же свет в конце,
Дом, в котором тень на твоём лице,
И лица не видно?
Потом перешёл к манере, которая представлена в первых двух опубликованных стихотворениях.
А сейчас, уже много лет, он пишет следующим образом: берет различные тексты, от «Апрельских тезисов» Ленина до паблика ВКонтакте, и обрабатывает их при помощи особой техники — блэкаута.
Блэкаут позволяет превращать любой текст в визуальное произведение путем вычеркивания всего лишнего, так что на странице остаются только отдельные слова или выражения, между которыми устанавливается особого рода связь — совсем не такая, что была в исходном тексте.
У Черкасова вместо вычеркивания - удаление и стирание, так что слова и фразы повисают в сплошном белом пространстве, заставляют концентрировать на себе внимание.
Варианты от автора:
- текст пропускается через частотный анализатор. Условие попадания в «сцепку» — прямое соседство слов в документе с результатами анализа. Текст двигается последовательно — от наименее частотных слов к наиболее частотным;
- текст перенабирается на смартфоне с использованием подсказок автозамены. В ход идут не первые предлагаемые автозаменой варианты, т.е. происходит некий отбор — иногда синтаксический, иногда «смысловой», если здесь можно говорить о смысле как таковом;
- текст монтируется из фрагментов, извлеченных из машинно-сгенерированных оптимизационных постов, которыми наполнена одна из групп ВКонтакте.
И получается, например, такое:
1.
светофор
лягушка
полосатый опоссум
всё
на местах
пластыри
— цветы жизни
2.
класс
замечательно
честное слово
язык-снеговик
носорог
кризис лапландский
ритм
кто там?
Андрей Черкасов последовательно продолжает то, что в русской поэзии делал Всеволод Некрасов, стремящийся за рутинными выражениями повседневного языка обнаружить присутствие иной, более глубокой реальности.
Но если Некрасов искал эту реальность в устном языке, то Черкасов обращает внимание на письменный язык, на те случайные эффекты и сдвиги, которые можно увидеть, если долго вглядываться в самый, казалось бы, тривиальный текст.
Информация про Некрасова из статьи на Арзамасе:
Всеволод Некрасов — отец русской конкретной поэзии. Такая поэзия работает с небольшим набором понятных каждому слов, избегает связывать их в предложения, но стремится сделать каждое слово осязаемым, конкретным. Это достигается разными способами: например, повторением одних и тех же или близких слов для того, чтобы языковая привычка отступила и сознание смогло снова уловить стершийся смысл слова. Самое известное стихотворение Некрасова именно такое:
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть свобода
Другой способ — использовать слова для создания особого рода графических картин. Именно таким было стихотворение одного из родоначальников конкретной поэзии немецкого поэта Ойгена Гомрингера «Тишина» (по-немецки «Schweigen»)
schweigen schweigen schweigen
schweigen schweigen schweigen
schweigen schweigen
schweigen schweigen schweigen
schweigen schweigen schweigen
«Вот» Некрасова доводит эту тенденцию до логического завершения: перед нами одно слово, где в среднюю букву вписана точка.
#черкасов
#некрасов
#какпишетпоэт
#техника
#блэкаут
#конкретнаяпоэзия
Пару дней назад мне попалось стихотворение Андрея Черкасова (первое из размещённых), и поскольку я решила публиковать здесь сразу по 3-4 произведения одного автора, чтобы можно было составить какое-то представление о его творчестве, то сегодня с утра я стала читать его стихи и увидела как интересно менялся его творческий метод. Решила об этом написать.
Начинал он с такого:
За спиной ничего, за душой ты
На страшном языке темноты,
Ничего не видя.
Я беру тебя за руку, мы идём.
Вокруг нас глухой лес, впереди молчаливый дом,
Всюду ночь нависла.
Воздух чёрен, птицы ещё черней,
Наверху луна со следами ветвей,
Мне стыдно —
Я боюсь идти, где же свет в конце,
Дом, в котором тень на твоём лице,
И лица не видно?
Потом перешёл к манере, которая представлена в первых двух опубликованных стихотворениях.
А сейчас, уже много лет, он пишет следующим образом: берет различные тексты, от «Апрельских тезисов» Ленина до паблика ВКонтакте, и обрабатывает их при помощи особой техники — блэкаута.
Блэкаут позволяет превращать любой текст в визуальное произведение путем вычеркивания всего лишнего, так что на странице остаются только отдельные слова или выражения, между которыми устанавливается особого рода связь — совсем не такая, что была в исходном тексте.
У Черкасова вместо вычеркивания - удаление и стирание, так что слова и фразы повисают в сплошном белом пространстве, заставляют концентрировать на себе внимание.
Варианты от автора:
- текст пропускается через частотный анализатор. Условие попадания в «сцепку» — прямое соседство слов в документе с результатами анализа. Текст двигается последовательно — от наименее частотных слов к наиболее частотным;
- текст перенабирается на смартфоне с использованием подсказок автозамены. В ход идут не первые предлагаемые автозаменой варианты, т.е. происходит некий отбор — иногда синтаксический, иногда «смысловой», если здесь можно говорить о смысле как таковом;
- текст монтируется из фрагментов, извлеченных из машинно-сгенерированных оптимизационных постов, которыми наполнена одна из групп ВКонтакте.
И получается, например, такое:
1.
светофор
лягушка
полосатый опоссум
всё
на местах
пластыри
— цветы жизни
2.
класс
замечательно
честное слово
язык-снеговик
носорог
кризис лапландский
ритм
кто там?
Андрей Черкасов последовательно продолжает то, что в русской поэзии делал Всеволод Некрасов, стремящийся за рутинными выражениями повседневного языка обнаружить присутствие иной, более глубокой реальности.
Но если Некрасов искал эту реальность в устном языке, то Черкасов обращает внимание на письменный язык, на те случайные эффекты и сдвиги, которые можно увидеть, если долго вглядываться в самый, казалось бы, тривиальный текст.
Информация про Некрасова из статьи на Арзамасе:
Всеволод Некрасов — отец русской конкретной поэзии. Такая поэзия работает с небольшим набором понятных каждому слов, избегает связывать их в предложения, но стремится сделать каждое слово осязаемым, конкретным. Это достигается разными способами: например, повторением одних и тех же или близких слов для того, чтобы языковая привычка отступила и сознание смогло снова уловить стершийся смысл слова. Самое известное стихотворение Некрасова именно такое:
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть
Свобода есть свобода
Другой способ — использовать слова для создания особого рода графических картин. Именно таким было стихотворение одного из родоначальников конкретной поэзии немецкого поэта Ойгена Гомрингера «Тишина» (по-немецки «Schweigen»)
schweigen schweigen schweigen
schweigen schweigen schweigen
schweigen schweigen
schweigen schweigen schweigen
schweigen schweigen schweigen
«Вот» Некрасова доводит эту тенденцию до логического завершения: перед нами одно слово, где в среднюю букву вписана точка.
#черкасов
#некрасов
#какпишетпоэт
#техника
#блэкаут
#конкретнаяпоэзия
«Вот» — очень важное слово ХХ века, часто им передают немецкую приставку da-, которая стала знаменитой в философии Мартина Хайдеггера. Немецкий философ писал о том, что есть особый способ переживания времени, который можно назвать Dasein, или вот-бытие, когда внутри единого и неделимого мгновения мы способны почувствовать всю полноту бытия.
Стихотворение Некрасова работает так же, как индийские мандалы — ритуальные геометрические узоры, смотря на которые можно достичь наивысшей концентрации и почувствовать единство с мирозданием.
#некрасов
#какпишетпоэт
#техника
#конкретнаяпоэзия
#вот
Стихотворение Некрасова работает так же, как индийские мандалы — ритуальные геометрические узоры, смотря на которые можно достичь наивысшей концентрации и почувствовать единство с мирозданием.
#некрасов
#какпишетпоэт
#техника
#конкретнаяпоэзия
#вот
Всё то, чего коснется человек…
Всё то, чего коснется человек,
Приобретает нечто человечье.
Вот этот дом, нам прослуживший век,
Почти умеет пользоваться речью.
Мосты и переулки говорят,
Беседуют между собой балконы,
И, у платформы выстроившись в ряд,
Так много сердцу говорят вагоны.
Давно стихами говорит Нева.
Страницей Гоголя ложится Невский.
Весь Летний сад — Онегина глава.
О Блоке вспоминают Острова,
А по Разъезжей бродит Достоевский.
Сегодня старый маленький вокзал,
Откуда путь идет к финляндским скалам,
Мне в сотый раз подробно рассказал
О том, кто речь держал перед вокзалом.
А там еще живет петровский век
В углу между Фонтанкой и Невою…
Всё то, чего коснется человек,
Озарено его душой живою.
Самуил Маршак
#маршак
#предметы
#просебя
#смысл
#душа
Всё то, чего коснется человек,
Приобретает нечто человечье.
Вот этот дом, нам прослуживший век,
Почти умеет пользоваться речью.
Мосты и переулки говорят,
Беседуют между собой балконы,
И, у платформы выстроившись в ряд,
Так много сердцу говорят вагоны.
Давно стихами говорит Нева.
Страницей Гоголя ложится Невский.
Весь Летний сад — Онегина глава.
О Блоке вспоминают Острова,
А по Разъезжей бродит Достоевский.
Сегодня старый маленький вокзал,
Откуда путь идет к финляндским скалам,
Мне в сотый раз подробно рассказал
О том, кто речь держал перед вокзалом.
А там еще живет петровский век
В углу между Фонтанкой и Невою…
Всё то, чего коснется человек,
Озарено его душой живою.
Самуил Маршак
#маршак
#предметы
#просебя
#смысл
#душа
Рике
Сохрани эту ночь у себя на груди,
в зимней комнате ежась, ступая, как в воду,
ты вся — шелест реки,
вся — шуршание льдин,
вся — мой сдавленный возглас и воздух.
Зимний воздух и ветер. Стучат фонари,
как по стеклам замерзшие пальцы,
это все — наизусть,
это все — зазубри,
и безграмотной снова останься.
Снова тени в реке, слабый шелест реки,
где у кромки ломаются льдины,
ты — рождение льдин,
ты — некрикнутый крик,
о река, как полет лебединый.
Сохрани эту ночь, этот север и лед,
ударяя в ладони, как в танце,
ты вся — выкрик реки, голубей разворот
среди белого чуда пространства.
Леонид Аронзон
#аронзон
#ночь
#нежность
#любовь
Сохрани эту ночь у себя на груди,
в зимней комнате ежась, ступая, как в воду,
ты вся — шелест реки,
вся — шуршание льдин,
вся — мой сдавленный возглас и воздух.
Зимний воздух и ветер. Стучат фонари,
как по стеклам замерзшие пальцы,
это все — наизусть,
это все — зазубри,
и безграмотной снова останься.
Снова тени в реке, слабый шелест реки,
где у кромки ломаются льдины,
ты — рождение льдин,
ты — некрикнутый крик,
о река, как полет лебединый.
Сохрани эту ночь, этот север и лед,
ударяя в ладони, как в танце,
ты вся — выкрик реки, голубей разворот
среди белого чуда пространства.
Леонид Аронзон
#аронзон
#ночь
#нежность
#любовь