ПАМЯТИ ПРАВЕДНИКА
Сергей Адамович Ковалев вызывал по отношению к себе сильнейшее раздражение своих противников. Правозащитнику с огромным стажем, ему было не привыкать к потокам ненависти и клеветы, к помоям «народного гнева». Сбор подписей в защиту Синявского и Даниэля, издание «Хроники текущих событий» — все это уже в 60-70-е превратило его из уважаемого ученого, кандидата биологических наук, завотделом в научном институте — в изгоя, лишенного работы, отщепенца, а потом и в политзэка.
Что должно произойти в душе биолога, приученного рассматривать мир, как систему, в которой действуют определенные силы, изменить которые невозможно, — чтобы он вышел из-за письменного стола, оставил свои эксперименты, и пошел бороться против государства, чья мощь, казалось, превосходила его многократно? Наверное, четкая и ясная убежденность в том, что нельзя спокойно смотреть на творящиеся несправедливости. Какой же силы должна была быть эта убежденность? И дело, полагаю, не только в ней.
Всем тем, кто в советское время отваживался выступить против системы, мужества и твердости было не занимать — иначе, как решиться противостоять Левиафану? Но в Ковалеве поражает не столько мужество, которого у него, конечно, было очень много, сколько — простите за пафосность — любовь к людям. То чувство, которое очень сложно сохранить в себе, когда ты много лет идешь против течения, постоянно испытываешь напряжение от того, что тебя преследуют, на тебя клевещут, тебя оскорбляют. Сколько мы знаем примеров, когда люди в такой ситуации или ломаются, или сами превращаются в клонов своих противников, только с обратным знаком.
А Сергей Адамович спокойно, с каким-то невероятным достоинством в течение многих лет продолжал делать то, что он считал нужным — защищать права заключенных — любых, потому что кем бы ты ни был на воле, тебя не должны мучить и унижать на зоне.
Защищать права человека — там, где они нуждались в защите — на посту Уполномоченного или в охваченном огнем Грозном. Защищать русских и чеченцев, защищать заложников в больнице в Буденновске — какие бы мерзости потом про него ни придумывали вояки, он защищал ВСЕХ, и как же ясно видна из сегодняшнего дня его правота, когда в те страшные декабрьские дни 1994 года он пытался сделать обреченное дело — остановить войну, понимая, предчувствуя, в какую незаживающую язву она с годами перерастет. И говорил то, что думал, не задумываясь о последствиях, хотя сразу находились те, кто извращали и перевирали его слова и действия.
Но что бы ни происходило вокруг него, какие бы новые ужасы ни обрушивались на нашу несчастную страну, он продолжал проповедовать любовь. В отличие от некрасовского героя он не хотел «проповедовать любовь враждебным словом отрицанья», он просто проповедовал любовь, нет — он защищал любовь всеми своими действиями и выступлениями.
И умер во сне — смерть праведника. Пусть земля вам будет пухом, Сергей Адамович.
Сергей Адамович Ковалев вызывал по отношению к себе сильнейшее раздражение своих противников. Правозащитнику с огромным стажем, ему было не привыкать к потокам ненависти и клеветы, к помоям «народного гнева». Сбор подписей в защиту Синявского и Даниэля, издание «Хроники текущих событий» — все это уже в 60-70-е превратило его из уважаемого ученого, кандидата биологических наук, завотделом в научном институте — в изгоя, лишенного работы, отщепенца, а потом и в политзэка.
Что должно произойти в душе биолога, приученного рассматривать мир, как систему, в которой действуют определенные силы, изменить которые невозможно, — чтобы он вышел из-за письменного стола, оставил свои эксперименты, и пошел бороться против государства, чья мощь, казалось, превосходила его многократно? Наверное, четкая и ясная убежденность в том, что нельзя спокойно смотреть на творящиеся несправедливости. Какой же силы должна была быть эта убежденность? И дело, полагаю, не только в ней.
Всем тем, кто в советское время отваживался выступить против системы, мужества и твердости было не занимать — иначе, как решиться противостоять Левиафану? Но в Ковалеве поражает не столько мужество, которого у него, конечно, было очень много, сколько — простите за пафосность — любовь к людям. То чувство, которое очень сложно сохранить в себе, когда ты много лет идешь против течения, постоянно испытываешь напряжение от того, что тебя преследуют, на тебя клевещут, тебя оскорбляют. Сколько мы знаем примеров, когда люди в такой ситуации или ломаются, или сами превращаются в клонов своих противников, только с обратным знаком.
А Сергей Адамович спокойно, с каким-то невероятным достоинством в течение многих лет продолжал делать то, что он считал нужным — защищать права заключенных — любых, потому что кем бы ты ни был на воле, тебя не должны мучить и унижать на зоне.
Защищать права человека — там, где они нуждались в защите — на посту Уполномоченного или в охваченном огнем Грозном. Защищать русских и чеченцев, защищать заложников в больнице в Буденновске — какие бы мерзости потом про него ни придумывали вояки, он защищал ВСЕХ, и как же ясно видна из сегодняшнего дня его правота, когда в те страшные декабрьские дни 1994 года он пытался сделать обреченное дело — остановить войну, понимая, предчувствуя, в какую незаживающую язву она с годами перерастет. И говорил то, что думал, не задумываясь о последствиях, хотя сразу находились те, кто извращали и перевирали его слова и действия.
Но что бы ни происходило вокруг него, какие бы новые ужасы ни обрушивались на нашу несчастную страну, он продолжал проповедовать любовь. В отличие от некрасовского героя он не хотел «проповедовать любовь враждебным словом отрицанья», он просто проповедовал любовь, нет — он защищал любовь всеми своими действиями и выступлениями.
И умер во сне — смерть праведника. Пусть земля вам будет пухом, Сергей Адамович.
Wikipedia
Ковалёв, Сергей Адамович
Серге́й Ада́мович Ковалёв (2 марта 1930, Середина-Буда — 9 августа 2021, Москва) — советский диссидент, участник правозащитного движения в СССР и постсоветской России, российский политический и общественный деятель.
О БОГАТОЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ФАНТАЗИИ
Я пишу этот пост в самолете, подлетая к Лиме. Мы начинаем наш проект “Путешествия с Тамарой Эйдельман” с экспедиции по следам инков. Я очень волнуюсь и изо всех сил готовлюсь к лекциям, которые буду читать нашей группе во время путешествия.
Сейчас я готовлюсь к лекции о культурах, которые существовали до инков. Увы, письменности у них не было, так что приходится опираться на данные археологических раскопок.
Задолго до инков на территории нынешней Боливии и Перу существовала очень интересная культура, возникшая вокруг места под названием Тиуанако, которое в древности называли “Камень в центре”.
И такое название не случайно. Тиуанако считали центром мира, инки верили, что здесь неподалеку, из вод озера Титикака, появился великий бог Виракоча. Тиуанако в течение многих веков был местом паломничества. Здесь были возведены храмовые комплексы на мощных платформах, где совершались многочисленные обряды, связанные с культом Солнца, очевидно, приносили в жертву людей и животных, здесь же проходили какие-то совместные пиршества. В общем, это было очень важное место.
К сожалению, прежде чем сюда пришли серьезные ученые, Тиуанако сильно пострадал от различных явлений природы и от черных археологов, искавших здесь великие сокровища, так что о назначении многих зданий ведутся жаркие споры. В частности, одной из особенностей Тиуанако являются мощные порталы - больше всего знамениты так называемые Врата Солнца. Скорее всего через них паломники входили в священную зону, хотя на самом деле мы не можем быть в этом уверены. Ученые даже не знают, где точно стоял этот памятник - он был найден в разрушенном состоянии и затем приведен в порядок.
Но сейчас речь не об этом, а о том, как причудливо работает человеческая фантазия, особенно в том случае, если ты не хочешь следовать твердым правилам научного исследования.
Жил-был в Австрии человек по имени Артур Познанский. Он был военно-морским инженером, много путешествовал, потом переехал в Южную Америку. Здесь он путешествовал по Амазонке, руководил пароходной компанией, воевал на стороне Боливии против Бразилии, занимался добычей полезных ископаемых и умер в Ла-Пасе в 1946 году, окруженный всеобщим уважением.
Но одной навигации и предпринимательства ему было недостаточно - он хотел еще заниматься наукой и написал книгу “Тиуанако - колыбель американского человека”. И вот тут-то он всё всем объяснил. Оказывается, весь этот комплекс был построен как минимум 11, а может быть, и 15 тысяч лет назад. Для сведения, сегодня считается, что строительство здесь началось в начале нашей эры. А 15 тысяч лет люди еще только заселяли этот регион и уж точно ничего грандиозного не строили. И это доказано миллионом археологических находок.
Но кого волнуют такие мелочи? Оказывается, люди, которые создали Тиуанако, были предками всех древних цивилизаций - инков, майя. Майя живут на другом побережье и со здешними местами в контакт не вступали? Да ладно! Конечно вступали!
Но Познанский вызывает у меня даже симпатию своим энтузиазмом, а вот второй “исследователь” Тиуанако - Эдмунд Кисс, выглядит похуже. Он в 20-е годы начал сочинять романы о людях из Атлантиды, - представителям - ха-ха! нордической арийской расы. Тиуанако, утверждал он, построили арийцы.
Можно не удивляться тому, что Кисс в 30-е годы получал для своих изысканий поддержку нацистов, и Гиммлер даже подарил его книгу Гитлеру. В 1939 году ему выделили много денег на новую экспедицию, но началась война, и все заглохо.
Пытаюсь понять, как так получается - смотрит человек на Врата Солнца, где видны явно индейские изображения. А потом пишет, что здесь изображены арийцы. Почему люди видят то, что им хочется видеть? Видят постройки якобы возведенные в такой древности, когда никто ничего подобного не строил. Придумывают арийцев и атлантов. Можно мне ответить, что и сегодня таких людей полно, и не только среди “историков”.
Но история же такая интересная штука. Зачем придумывать?
Я пишу этот пост в самолете, подлетая к Лиме. Мы начинаем наш проект “Путешествия с Тамарой Эйдельман” с экспедиции по следам инков. Я очень волнуюсь и изо всех сил готовлюсь к лекциям, которые буду читать нашей группе во время путешествия.
Сейчас я готовлюсь к лекции о культурах, которые существовали до инков. Увы, письменности у них не было, так что приходится опираться на данные археологических раскопок.
Задолго до инков на территории нынешней Боливии и Перу существовала очень интересная культура, возникшая вокруг места под названием Тиуанако, которое в древности называли “Камень в центре”.
И такое название не случайно. Тиуанако считали центром мира, инки верили, что здесь неподалеку, из вод озера Титикака, появился великий бог Виракоча. Тиуанако в течение многих веков был местом паломничества. Здесь были возведены храмовые комплексы на мощных платформах, где совершались многочисленные обряды, связанные с культом Солнца, очевидно, приносили в жертву людей и животных, здесь же проходили какие-то совместные пиршества. В общем, это было очень важное место.
К сожалению, прежде чем сюда пришли серьезные ученые, Тиуанако сильно пострадал от различных явлений природы и от черных археологов, искавших здесь великие сокровища, так что о назначении многих зданий ведутся жаркие споры. В частности, одной из особенностей Тиуанако являются мощные порталы - больше всего знамениты так называемые Врата Солнца. Скорее всего через них паломники входили в священную зону, хотя на самом деле мы не можем быть в этом уверены. Ученые даже не знают, где точно стоял этот памятник - он был найден в разрушенном состоянии и затем приведен в порядок.
Но сейчас речь не об этом, а о том, как причудливо работает человеческая фантазия, особенно в том случае, если ты не хочешь следовать твердым правилам научного исследования.
Жил-был в Австрии человек по имени Артур Познанский. Он был военно-морским инженером, много путешествовал, потом переехал в Южную Америку. Здесь он путешествовал по Амазонке, руководил пароходной компанией, воевал на стороне Боливии против Бразилии, занимался добычей полезных ископаемых и умер в Ла-Пасе в 1946 году, окруженный всеобщим уважением.
Но одной навигации и предпринимательства ему было недостаточно - он хотел еще заниматься наукой и написал книгу “Тиуанако - колыбель американского человека”. И вот тут-то он всё всем объяснил. Оказывается, весь этот комплекс был построен как минимум 11, а может быть, и 15 тысяч лет назад. Для сведения, сегодня считается, что строительство здесь началось в начале нашей эры. А 15 тысяч лет люди еще только заселяли этот регион и уж точно ничего грандиозного не строили. И это доказано миллионом археологических находок.
Но кого волнуют такие мелочи? Оказывается, люди, которые создали Тиуанако, были предками всех древних цивилизаций - инков, майя. Майя живут на другом побережье и со здешними местами в контакт не вступали? Да ладно! Конечно вступали!
Но Познанский вызывает у меня даже симпатию своим энтузиазмом, а вот второй “исследователь” Тиуанако - Эдмунд Кисс, выглядит похуже. Он в 20-е годы начал сочинять романы о людях из Атлантиды, - представителям - ха-ха! нордической арийской расы. Тиуанако, утверждал он, построили арийцы.
Можно не удивляться тому, что Кисс в 30-е годы получал для своих изысканий поддержку нацистов, и Гиммлер даже подарил его книгу Гитлеру. В 1939 году ему выделили много денег на новую экспедицию, но началась война, и все заглохо.
Пытаюсь понять, как так получается - смотрит человек на Врата Солнца, где видны явно индейские изображения. А потом пишет, что здесь изображены арийцы. Почему люди видят то, что им хочется видеть? Видят постройки якобы возведенные в такой древности, когда никто ничего подобного не строил. Придумывают арийцев и атлантов. Можно мне ответить, что и сегодня таких людей полно, и не только среди “историков”.
Но история же такая интересная штука. Зачем придумывать?
О МИГРАНТАХ, КУХНЕ И ПРЕЗИДЕНТЕ…
Придя всего после долгого пути до Перу, мы отправились гулять по Лиме. Наш отель стоит прямо рядом с океаном — и сразу чувствуется, что это не заливчик какой-нибудь, не маленькое море, а океанище, Тихий, он же Великий.
Мы шли по высокому берегу, перед нами открывалось бескрайнее пространство, и, хотя у берега были видны серферы, но представлялись корабли Франсиско Писарро, злобного основателя Лимы. Еще одна удивительная вещь в Лиме — это кактусы. Они здоровенные, где-то из них высаживают что-то вроде декоративной ограды, где-то они заполняют целые клумбы. Сразу понимаешь, что ты где-то очень далеко от дома.
Обедали мы в ресторане Maido, входящий в список 50 лучших ресторанов мира. Ресторан это был создан шефом Мицухару Цумура, и там готовят еду «никкей». Никкей — это жители Перу японского происхождения.
Казалось бы, где Перу, а где Япония… Их разделяет все тот же бесконечный океан. Между тем японцы в Перу — это второе по размерам этническое меньшинство. Больше только бразильцев.
В 1899 году корабль «Сакура Ману» привез 790 японцев в Перу. Первые иммигранты работали в основном на плантациях, и это был невероятно тяжкий труд.
Но все-таки в Перу было больше работы, чем дома — и сюда приезжали еще и еще. Ну а дальше — типичная история успеха мигрантов.Те, кто не боятся ехать за океан в неизвестность, обладают множеством полезных качеств, например — решительностью, предприимчивостью. Японские мигранты проявили невероятное трудолюбие. При этом, к ним относились… ну, как у мигрантам. Перуанские банки не давали им кредитов. А они скинулись, создали что-то вроде частных касс взаимопомощи и начали помогать друг другу. От этих касс ведут начало многие успешные японские предприятия в Перу.
Как всегда были люди, проявлявшие невероятную изобретательность. Например, один из них на следующий день после приезда купил на рынке косметику, женские чулки, платочки — и пошел в квартал публичных домов. Он не знал ни слова по-испански и написал на карточках слова вроде Buenos dias и Muchas gracias. Продавал он свои товары дешево, проститутки с удовольствием покупали… и через некоторое время господин Хаяши уже основал собственную компанию.
Мигрантам сразу стали завидовать. Уже в 20-е годы газеты определенного толка с возмущением писали, что «нет такой улицы, где не было бы японского барбершопа» и призывали все их закрыть. Особенно тяжело пришлось японцам в годы Второй мировой войны. Вернее, это были уже никкей, потомки эмигрантов, многие из них даже не говорили по-японски. Но несмотря на это их отправляли в лагеря в США, а в 1940 году в Лиме даже был японский погром.
После войны никкей старались жить тихо, поэтому появление на политическом горизонте сына выходцев из Японии Альберто Фухимори многих обрадовало, но и испугало. Фухимори был ректором Сельскохозяйственного университета, и в 1990 году никто не верил, что он сможет победить на выборах своего соперника — знаменитого писателя Марио Варгаса Льосу. Но Льоса был белым, а Фухимори демонстративно подчеркивал свои японские корни,использовал стереотипы, связанные с японцами, сделав лозунгом своей компании «Честность, технология, труд» и называл себя «Эль Чино» — китаец — прозвищем, которое в Перу дают всем азиатам. К тому же он часто появлялся на публике в индейской одежде.
Сегодня престарелый Фухимори отбывает 25-летний срок в тюрьме за ужасающие нарушения прав человека во время его президентства и за невероятную коррупцию. До этого ему пришлось бежать в Японию, затем он имел глупость приехать в Чили, откуда его выдали в Перу, его судили несколько раз, потом помиловали, потом отменили помилование. Все это, кстати, очень плохо отразилось на отношении ко всем никкей, многие жаловались на оскорбления и даже нападения. Это, впрочем, не противоречит тому, что в стране остается множество поклонников Фухимори — увы, ему нельзя отказать в том, что он действительно боролся с терроризмом и провел неплохие экономические реформы.
А кухня никкей — это пища богов…
Придя всего после долгого пути до Перу, мы отправились гулять по Лиме. Наш отель стоит прямо рядом с океаном — и сразу чувствуется, что это не заливчик какой-нибудь, не маленькое море, а океанище, Тихий, он же Великий.
Мы шли по высокому берегу, перед нами открывалось бескрайнее пространство, и, хотя у берега были видны серферы, но представлялись корабли Франсиско Писарро, злобного основателя Лимы. Еще одна удивительная вещь в Лиме — это кактусы. Они здоровенные, где-то из них высаживают что-то вроде декоративной ограды, где-то они заполняют целые клумбы. Сразу понимаешь, что ты где-то очень далеко от дома.
Обедали мы в ресторане Maido, входящий в список 50 лучших ресторанов мира. Ресторан это был создан шефом Мицухару Цумура, и там готовят еду «никкей». Никкей — это жители Перу японского происхождения.
Казалось бы, где Перу, а где Япония… Их разделяет все тот же бесконечный океан. Между тем японцы в Перу — это второе по размерам этническое меньшинство. Больше только бразильцев.
В 1899 году корабль «Сакура Ману» привез 790 японцев в Перу. Первые иммигранты работали в основном на плантациях, и это был невероятно тяжкий труд.
Но все-таки в Перу было больше работы, чем дома — и сюда приезжали еще и еще. Ну а дальше — типичная история успеха мигрантов.Те, кто не боятся ехать за океан в неизвестность, обладают множеством полезных качеств, например — решительностью, предприимчивостью. Японские мигранты проявили невероятное трудолюбие. При этом, к ним относились… ну, как у мигрантам. Перуанские банки не давали им кредитов. А они скинулись, создали что-то вроде частных касс взаимопомощи и начали помогать друг другу. От этих касс ведут начало многие успешные японские предприятия в Перу.
Как всегда были люди, проявлявшие невероятную изобретательность. Например, один из них на следующий день после приезда купил на рынке косметику, женские чулки, платочки — и пошел в квартал публичных домов. Он не знал ни слова по-испански и написал на карточках слова вроде Buenos dias и Muchas gracias. Продавал он свои товары дешево, проститутки с удовольствием покупали… и через некоторое время господин Хаяши уже основал собственную компанию.
Мигрантам сразу стали завидовать. Уже в 20-е годы газеты определенного толка с возмущением писали, что «нет такой улицы, где не было бы японского барбершопа» и призывали все их закрыть. Особенно тяжело пришлось японцам в годы Второй мировой войны. Вернее, это были уже никкей, потомки эмигрантов, многие из них даже не говорили по-японски. Но несмотря на это их отправляли в лагеря в США, а в 1940 году в Лиме даже был японский погром.
После войны никкей старались жить тихо, поэтому появление на политическом горизонте сына выходцев из Японии Альберто Фухимори многих обрадовало, но и испугало. Фухимори был ректором Сельскохозяйственного университета, и в 1990 году никто не верил, что он сможет победить на выборах своего соперника — знаменитого писателя Марио Варгаса Льосу. Но Льоса был белым, а Фухимори демонстративно подчеркивал свои японские корни,использовал стереотипы, связанные с японцами, сделав лозунгом своей компании «Честность, технология, труд» и называл себя «Эль Чино» — китаец — прозвищем, которое в Перу дают всем азиатам. К тому же он часто появлялся на публике в индейской одежде.
Сегодня престарелый Фухимори отбывает 25-летний срок в тюрьме за ужасающие нарушения прав человека во время его президентства и за невероятную коррупцию. До этого ему пришлось бежать в Японию, затем он имел глупость приехать в Чили, откуда его выдали в Перу, его судили несколько раз, потом помиловали, потом отменили помилование. Все это, кстати, очень плохо отразилось на отношении ко всем никкей, многие жаловались на оскорбления и даже нападения. Это, впрочем, не противоречит тому, что в стране остается множество поклонников Фухимори — увы, ему нельзя отказать в том, что он действительно боролся с терроризмом и провел неплохие экономические реформы.
А кухня никкей — это пища богов…
Сегодняшний выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» — про викингов. Про Лейфа Счастливого и про Харальда Синезубого, про варягов, спускавшихся по рекам древней Руси, и про создателей исландских саг, про скальдов и про воинов…
Какой же это огромный, удивительный и невероятно интересный мир — мир викингов. Далеко на западе, под средневековым английским городом Йорком, скрываются остатки огромного викингского Йорвика, а у нас под Смоленском, в Гнездове, возвышаются скандинавские курганы. На мраморном парапете галереи Айя-Софии скучавший воин из «варангской гвардии» императора нацарапал свое имя — Халвдан, и на мраморном льве, стоявшем когда-то в афинском порту Пирей, тоже остались руны.
На шотландском острове Скай до сих пор вспоминают норвежскую принцессу, выданную замуж за вождя здешнего клана. При этом заправляла всем здесь она — легенда называет ее Saucy Mary — «Аппетитная Мэри». Говорили, что она перекрыла огромной цепью залив между островом Скай и побережьем Шотландии ( может быть, какие-то ее родственники, служившие византийским императорам, рассказывали ей, как в Константинополе перекрывают залив?) — и со всех кораблей, кроме норвежских, брала дань за право прохода. А когда она умерла, ее похоронили в таком месте, где постоянно дуют ветры со стороны Норвегии.
А на Оркнейских островах возвышается собор святого Магнуса, довольно пафосно называемый «Светом Севера». Вот, думаешь, выпендриваются, и ничего-то особенного в нем нет — никаких изысканных украшений, никакой позолоты. А потом заходишь внутрь — и дыхание захватывает — и правда свет севера. А построили его потомки кровожадных викингов.
Мощные драккары с головами драконов, вырезанными на носу, ладьи, которые тянули волоком, переходят от одной речки к другой на пути из варяг в греки, камни с руническими надписями, исландские саги, поразительные серебряные украшения и тяжелые мечи — все это мир викингов, кровавый, суровый, но почему-то все равно невероятно притягательный.
Какой же это огромный, удивительный и невероятно интересный мир — мир викингов. Далеко на западе, под средневековым английским городом Йорком, скрываются остатки огромного викингского Йорвика, а у нас под Смоленском, в Гнездове, возвышаются скандинавские курганы. На мраморном парапете галереи Айя-Софии скучавший воин из «варангской гвардии» императора нацарапал свое имя — Халвдан, и на мраморном льве, стоявшем когда-то в афинском порту Пирей, тоже остались руны.
На шотландском острове Скай до сих пор вспоминают норвежскую принцессу, выданную замуж за вождя здешнего клана. При этом заправляла всем здесь она — легенда называет ее Saucy Mary — «Аппетитная Мэри». Говорили, что она перекрыла огромной цепью залив между островом Скай и побережьем Шотландии ( может быть, какие-то ее родственники, служившие византийским императорам, рассказывали ей, как в Константинополе перекрывают залив?) — и со всех кораблей, кроме норвежских, брала дань за право прохода. А когда она умерла, ее похоронили в таком месте, где постоянно дуют ветры со стороны Норвегии.
А на Оркнейских островах возвышается собор святого Магнуса, довольно пафосно называемый «Светом Севера». Вот, думаешь, выпендриваются, и ничего-то особенного в нем нет — никаких изысканных украшений, никакой позолоты. А потом заходишь внутрь — и дыхание захватывает — и правда свет севера. А построили его потомки кровожадных викингов.
Мощные драккары с головами драконов, вырезанными на носу, ладьи, которые тянули волоком, переходят от одной речки к другой на пути из варяг в греки, камни с руническими надписями, исландские саги, поразительные серебряные украшения и тяжелые мечи — все это мир викингов, кровавый, суровый, но почему-то все равно невероятно притягательный.
YouTube
Викинги: разбойники, воины, поэты
Новый выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» посвящен викингам - знаменитым скандинавским мореплавателям, их миру, из путешествиям, сагам, в которых рассказывалось об их подвигах, скальдам, воспевавшим упоение битвы в своих очень сложных и на удивление…
О СВЯТОМ И О КОНКИСТАДОРЕ
Сегодня мы гуляли по Лиме и видели много удивительных вещей. Центр Лимы, надо сказать, производит довольно странное впечатление — там множество прекрасных зданий, но большая часть из них выглядит полуразваленными и заброшенными. Как нам объяснила наш гид, богатые люди уезжают из центра в пригороды, и роскошные дома пустеют и стоят никому не нужными.
Но зато потом мы пришли в францисканский монастырь, — место поразительной красоты. Почему-то главной туристической достопримечательностью здесь считаются катакомбы, где надо проходить мимо бесконечных ящиков, куда аккуратно сложены черепа сотен монахов, окруженные чистенькими и аккуратненькими костями. Я, честно говоря, пережила бы без этого вида. А вот монастырская библиотека — в старинном зале с деревянным резным потолком и книгами, среди которых есть даже напечатанные Гутенбергом — это да!
Но одна из самых удивительных вещей, которые мы там увидели, это статуя, изображающая святого Франциска Солано, очень много сделавшего в XVI веке для обращения индейцев в христианство, и — в отличие от многих других испанцев — постоянно защищавшего права индейцев. Считается даже, что когда он плыл на корабле в Америку, то корабль разбился о скалы неподалеку от Перу, и все пассажиры и команда убежали на берег, а Франциск три дня оставался на корабле, дожидаясь спасения вместе с 300 рабами, которые, очевидно, были закованы в цепи и не могли уйти.
Но больше всего мне понравилось то, что святого Франциска Солано изображают с небольшой скрипочкой в руке. На самом деле это не совсем скрипка, а пастушеский инструмент с тремя струнами, но дело не в этом. Франциск много проповедовал индейцам, часто ходил по улицам и музицировал. В доколумбовой Америке струнных инструментов не знали, и, наверное, скрипичная музыка производила на всех сильное впечатление. Во всяком случае считается, что Франциск крестил около 200 тысяч человек.
Другой человек, про которого мы услышали вчера, был Херонимо Альяга, один из тех 168 бандитов, которые вместе с Писарро разрушили империю инков. Он принимал участие во всех ужасных событиях этого завоевания. Он вместе с Писарро захватывал верховного инку Атауальпу в битве при Кахамарке, потом вымогал у него золото, присутствовал при его казни, потом защищал Куско от восставших инков — в общем, много что он тут сотворил и за все это получил от Писарро разные награды — в том числе большой кусок земли в самом центре Лимы.
И на этом участке земли он построил себе роскошный дом, поставив его ровно в том месте, где находилось священное для индейцев место. В XVIII веке, правда, дом был разрушен землетрясением, но затем отстроен. И вот что удивительно — в этом доме до сегодняшнего дня живут потомки Херонимо Альяги — восемнадцатое поколение. Вернее, большая часть потомков решила, как и другие богачи, переехать из центра, где, видите ли, теперь слишком много бедняков, пришедших на заработки. Так что основная резиденция семейства Альяга — в богатом и удаленном от центра районе Сан-Исидро. А здесь, «на хозяйстве», нынешний наследник оставил свою тетю, которая живет среди совершенно поразительных интерьеров, портретов своих предков, удивительной мебели из красного дерева, рядом с внутренним двориком, где растет огромное дерево, и рядом с той комнатой, где в застекленной витрине хранится шпага Херонимо Альяги.
Тетю мы не видели — правда, в одной комнате есть семейные фотографии, и на них видно, что она выглядит примерно как английская королева, только помоложе. А ее племянник скромно прогуливался по своим владениям, когда мы там оказались. Мы даже с ним сфотографировались. Похоже, что кровожадность основателя династии уже давно растворилась, во всяком случае выглядел нынешний Альяга вполне добродушно.
Что он думает о «подвигах» своего предка, выяснить не удалось.
Сегодня мы гуляли по Лиме и видели много удивительных вещей. Центр Лимы, надо сказать, производит довольно странное впечатление — там множество прекрасных зданий, но большая часть из них выглядит полуразваленными и заброшенными. Как нам объяснила наш гид, богатые люди уезжают из центра в пригороды, и роскошные дома пустеют и стоят никому не нужными.
Но зато потом мы пришли в францисканский монастырь, — место поразительной красоты. Почему-то главной туристической достопримечательностью здесь считаются катакомбы, где надо проходить мимо бесконечных ящиков, куда аккуратно сложены черепа сотен монахов, окруженные чистенькими и аккуратненькими костями. Я, честно говоря, пережила бы без этого вида. А вот монастырская библиотека — в старинном зале с деревянным резным потолком и книгами, среди которых есть даже напечатанные Гутенбергом — это да!
Но одна из самых удивительных вещей, которые мы там увидели, это статуя, изображающая святого Франциска Солано, очень много сделавшего в XVI веке для обращения индейцев в христианство, и — в отличие от многих других испанцев — постоянно защищавшего права индейцев. Считается даже, что когда он плыл на корабле в Америку, то корабль разбился о скалы неподалеку от Перу, и все пассажиры и команда убежали на берег, а Франциск три дня оставался на корабле, дожидаясь спасения вместе с 300 рабами, которые, очевидно, были закованы в цепи и не могли уйти.
Но больше всего мне понравилось то, что святого Франциска Солано изображают с небольшой скрипочкой в руке. На самом деле это не совсем скрипка, а пастушеский инструмент с тремя струнами, но дело не в этом. Франциск много проповедовал индейцам, часто ходил по улицам и музицировал. В доколумбовой Америке струнных инструментов не знали, и, наверное, скрипичная музыка производила на всех сильное впечатление. Во всяком случае считается, что Франциск крестил около 200 тысяч человек.
Другой человек, про которого мы услышали вчера, был Херонимо Альяга, один из тех 168 бандитов, которые вместе с Писарро разрушили империю инков. Он принимал участие во всех ужасных событиях этого завоевания. Он вместе с Писарро захватывал верховного инку Атауальпу в битве при Кахамарке, потом вымогал у него золото, присутствовал при его казни, потом защищал Куско от восставших инков — в общем, много что он тут сотворил и за все это получил от Писарро разные награды — в том числе большой кусок земли в самом центре Лимы.
И на этом участке земли он построил себе роскошный дом, поставив его ровно в том месте, где находилось священное для индейцев место. В XVIII веке, правда, дом был разрушен землетрясением, но затем отстроен. И вот что удивительно — в этом доме до сегодняшнего дня живут потомки Херонимо Альяги — восемнадцатое поколение. Вернее, большая часть потомков решила, как и другие богачи, переехать из центра, где, видите ли, теперь слишком много бедняков, пришедших на заработки. Так что основная резиденция семейства Альяга — в богатом и удаленном от центра районе Сан-Исидро. А здесь, «на хозяйстве», нынешний наследник оставил свою тетю, которая живет среди совершенно поразительных интерьеров, портретов своих предков, удивительной мебели из красного дерева, рядом с внутренним двориком, где растет огромное дерево, и рядом с той комнатой, где в застекленной витрине хранится шпага Херонимо Альяги.
Тетю мы не видели — правда, в одной комнате есть семейные фотографии, и на них видно, что она выглядит примерно как английская королева, только помоложе. А ее племянник скромно прогуливался по своим владениям, когда мы там оказались. Мы даже с ним сфотографировались. Похоже, что кровожадность основателя династии уже давно растворилась, во всяком случае выглядел нынешний Альяга вполне добродушно.
Что он думает о «подвигах» своего предка, выяснить не удалось.
ЖИТЕЛИ АФГАНИСТАНА ЭТОГО НЕ ЗАСЛУЖИЛИ
Халед Хоссейни написал три замечательных романа. Каждый из них я читала не отрываясь. Правда, от них разрывается сердце.
Хоссейни, сын афганского дипломата, получившего убежище в США, стал в Америке врачом, а потом понял, что хочет писать о судьбе страны, которую он покинул в 15 лет и следующий раз увидел только через четверть века.
Можно сказать, что он про Афганистан ничего не знает — вырос в космополитическом районе Кабула, к тому же его отец работал в Иране, а потом в Париже — получается, что мальчик Афганистана не видел.
Но открываешь его книги и понимаешь, что видел, знает, понимает. У семьи Хоссейни дома остались родные, а сам он — посол доброй воли Управления ООН по делам беженцев, так что информации у него достаточно.
Во всех трех романах — в прославившем его «Бегущим за ветром», в невыносимо трагическом «Тысяче сияющих солнц» и очень страшном, но дающем хоть какую-то надежду «И эхо летит по горам» есть «прежний», европеизированный Кабул — увы, окруженный миром бедных деревень, где жизнь идет по старинке, но все-таки спокойно. А затем начинается ад.
Входили они в этот ад постепенно. В 1973 году король Захир-шах, правивший сорок лет и проводивший реформы, отправился в Италию, и власть захватил его двоюродный брат Мухаммед Дауд, провозгласивший республику и тоже попытавшийся проводить реформы. Король не пытался вернуться в страну, чтобы не развязывать вооруженную борьбу.
Через пять лет Мухаммеда Дауда свергли коммунисты, — они начали с того, что застрелили Дауда со всей его семьей, а потом начали сражаться между собой, одновременно пытаясь остановить движение фундаменталистов.
В 1979 году в борьбу афганских коммунистов вмешались советские коммунисты — так, несмотря на протесты всех вменяемых экспертов по региону, началось советское вторжение в Афганистан, которое, по официальным данным, унесло около 15 тысяч жизней граждан нашей страны.
Исламистские группировки, сражавшиеся против коммунистов в Афганистане, породили Усаму бен Ладена, а затем из студентов религиозных медресе, существовавших на территории Афганистана, стали формироваться новые отряды. Так появилось движение «Талибан», признанное сегодня экстремистским и в нашей стране, и практически по всему миру. Но они не просто экстремисты — они безумцы. Безумцы, упивающиеся собственной жестокостью, возможностью глумиться над женщинами, убивать своих противников, громить музеи, взрывать древние статуи и создавать один из самых ужасающих режимов последних десятилетий. Вот это их упоение жестокостью и всевластием очень хорошо видно в романах Хоссейни.
В 1989 году советские войска ушли, моджахеды тут же начали воевать между собой. Прошло несколько лет, и талибы захватили власть в Афганистане.
После терактов 11 сентября 2001 года США начали войну против Бен Ладена, скрывавшегося в Афганистане. Через год режим талибов пал и 20 лет в стране пытались построить нормальную жизнь. И даже чего-то добились. Работали международные организации, женщины снова получили возможность выходить на улицы, приходила в себя истерзанная войной экономика.
Но талибы продолжали войну, и американцы рассудили, что содержание войск в Афганистане забирает слишком много жизней и денег.
Американцы ушли, талибы захватили Кабул. Можно говорить о том, что западные ценности навязать невозможно, что жители Афганистана находятся на том уровне развития, который создает основу для власти талибов… А что делать поколению, которое сформировалось за последние двадцать лет? Никто не помогает толпам отчаявшихся людей, которые сегодня пытаются бежать из Кабула. Американские войска все еще удерживают аэропорт, но отгоняют людей, пытающихся забраться в последние самолеты. Пассажирские рейсы уже отменены. Говорят, кто-то пытался улететь, прицепившись к самолету снаружи.
Халед Хоссейни последние дни публиковал на своей странице в фейсбуке длинные посты, объясняя, какие бедствия приносит Афганистану режим талибов. Сегодня у него вышел совсем короткий пост: «Жители Афганистана этого не заслужили».
Халед Хоссейни написал три замечательных романа. Каждый из них я читала не отрываясь. Правда, от них разрывается сердце.
Хоссейни, сын афганского дипломата, получившего убежище в США, стал в Америке врачом, а потом понял, что хочет писать о судьбе страны, которую он покинул в 15 лет и следующий раз увидел только через четверть века.
Можно сказать, что он про Афганистан ничего не знает — вырос в космополитическом районе Кабула, к тому же его отец работал в Иране, а потом в Париже — получается, что мальчик Афганистана не видел.
Но открываешь его книги и понимаешь, что видел, знает, понимает. У семьи Хоссейни дома остались родные, а сам он — посол доброй воли Управления ООН по делам беженцев, так что информации у него достаточно.
Во всех трех романах — в прославившем его «Бегущим за ветром», в невыносимо трагическом «Тысяче сияющих солнц» и очень страшном, но дающем хоть какую-то надежду «И эхо летит по горам» есть «прежний», европеизированный Кабул — увы, окруженный миром бедных деревень, где жизнь идет по старинке, но все-таки спокойно. А затем начинается ад.
Входили они в этот ад постепенно. В 1973 году король Захир-шах, правивший сорок лет и проводивший реформы, отправился в Италию, и власть захватил его двоюродный брат Мухаммед Дауд, провозгласивший республику и тоже попытавшийся проводить реформы. Король не пытался вернуться в страну, чтобы не развязывать вооруженную борьбу.
Через пять лет Мухаммеда Дауда свергли коммунисты, — они начали с того, что застрелили Дауда со всей его семьей, а потом начали сражаться между собой, одновременно пытаясь остановить движение фундаменталистов.
В 1979 году в борьбу афганских коммунистов вмешались советские коммунисты — так, несмотря на протесты всех вменяемых экспертов по региону, началось советское вторжение в Афганистан, которое, по официальным данным, унесло около 15 тысяч жизней граждан нашей страны.
Исламистские группировки, сражавшиеся против коммунистов в Афганистане, породили Усаму бен Ладена, а затем из студентов религиозных медресе, существовавших на территории Афганистана, стали формироваться новые отряды. Так появилось движение «Талибан», признанное сегодня экстремистским и в нашей стране, и практически по всему миру. Но они не просто экстремисты — они безумцы. Безумцы, упивающиеся собственной жестокостью, возможностью глумиться над женщинами, убивать своих противников, громить музеи, взрывать древние статуи и создавать один из самых ужасающих режимов последних десятилетий. Вот это их упоение жестокостью и всевластием очень хорошо видно в романах Хоссейни.
В 1989 году советские войска ушли, моджахеды тут же начали воевать между собой. Прошло несколько лет, и талибы захватили власть в Афганистане.
После терактов 11 сентября 2001 года США начали войну против Бен Ладена, скрывавшегося в Афганистане. Через год режим талибов пал и 20 лет в стране пытались построить нормальную жизнь. И даже чего-то добились. Работали международные организации, женщины снова получили возможность выходить на улицы, приходила в себя истерзанная войной экономика.
Но талибы продолжали войну, и американцы рассудили, что содержание войск в Афганистане забирает слишком много жизней и денег.
Американцы ушли, талибы захватили Кабул. Можно говорить о том, что западные ценности навязать невозможно, что жители Афганистана находятся на том уровне развития, который создает основу для власти талибов… А что делать поколению, которое сформировалось за последние двадцать лет? Никто не помогает толпам отчаявшихся людей, которые сегодня пытаются бежать из Кабула. Американские войска все еще удерживают аэропорт, но отгоняют людей, пытающихся забраться в последние самолеты. Пассажирские рейсы уже отменены. Говорят, кто-то пытался улететь, прицепившись к самолету снаружи.
Халед Хоссейни последние дни публиковал на своей странице в фейсбуке длинные посты, объясняя, какие бедствия приносит Афганистану режим талибов. Сегодня у него вышел совсем короткий пост: «Жители Афганистана этого не заслужили».
Twitter
Khaled Hosseini
The people of Afghanistan do not deserve this.
(ЗА)МОРСКАЯ СВИНКА И ДРУГИЕ УДИВИТЕЛЬНЫЕ ВЕЩИ
Когда наш самолет вчера приземлился, то капитан корабля приветствовал нас в «имперском городе Куско». Это звучит, казалось бы, смешно — Куско сегодня даже не столица Перу. Но как только видишь горы, обступившие город, проезжаешь мимо огромного памятника великому правителю инков Пачакутеку, видишь руины инкских храмов, — и понимаешь, да, это город, бывший когда-то центром великой империи, а для инков — центром мира.
Про то, как была устроена империя инков, я еще напишу, а пока что первые впечатления — как водится кулинарные. Вчера мы ели мясо двух очень симпатичных существ — морской свинки и альпаки. Ну что поделать — именно они составляли основу рациона жителей этих мест в течение многих веков. И, кстати, это во многом определило их развитие. В Южной Америке не было тех растений, которые составили основу питания жителей Евразии, прежде всего пшеницы, — земледелие здесь было основано на производстве кукурузы и картофеля — вернее, десятков и сотен сортов этих растений и их родственников. И это уже удивительно. Количество разных клубней просто зашкаливает. А что касается скотоводства, то здесь не было коров и лошадей, что тоже повлияло на многое. Одомашненными животными здесь стали прежде всего четыре очень милых верблюдообразных — хорошо известные нам ламы и альпаки, а еще гуанако и викуньи. При этом из шерсти лам обычно делали грубую ткань и веревки, из шерсти альпак ткань понежнее, а самую изысканную, которую могли носить только инки — из викуньи. Ну и ели их мясо конечно. Много сказано о том, как индейцы были потрясены, увидев испанцев на лошадях и приняв их за двухголовых и шестиногих существ. Но помимо всего прочего, ни лам, ни альпак нельзя было использовать для верховой езды или для перевозки больших грузов. Правда, они очень неприхотливы и для них не надо заготавливать корма. Поэтому здесь никому не пришло в голову придумывать какие-то повозки, и колеса не было. Зато по горным дорогам шли огромные караваны лам, которые вполне могли питаться горной растительностью. Каждая несла маленький груз, но вместе получалось довольно много.
А еще здесь одомашнили морскую свинку, которую и сегодня с одной стороны содержат как домашнего питомца, а с другой с удовольствием едят — особенно по праздникам.
Я, кстати, вдруг впервые задумалась — а почему она морская, если живет на суше? Как нам рассказал наш прекрасный гид Эльмер, испанцы, увидев этого зверька, которого здесь называют куй, тут же решили, что он похож на поросенка. Так он стал свинкой — а на русской языке — заморской, привезенной из-за моря. А потом «за» куда-то подевалось, вот мы и считаем этих зверьков морскими.
В монастыре святого Франциска в Лиме висит огромная картина, созданная местным художником и изображающая Тайную вечерю. На ней все как полагается — Христос, Иуда, апостолы. Вот только в центре картины, на большом блюде изображена еда, которую, по мнению индейца-художника, должны были есть апостолы в Иудее — это морская свинка.
Такие замечательные соединения разных культур тут видны на каждом шагу. Большинство жителей Лимы считают себя католиками, но это не мешает им обращаться к шаманам и соблюдать старинные обряды. А в монастыре святого Доминика, который испанцы воздвигли прямо на руинах древнего инкского храма Солнца — Кориканчи — есть небольшая картинная галерея. Там есть изображение распятия, где опять же все вроде бы написано так, как полагается. Вот только у Христа лицо индейца, одет он не в привычную нам по множеству картин и статуй набедренную повязку, а в одежду инков. Рядом с распятием стоят дева Мария и апостол Иоанн, и у Иоанна как-то странно раздута одна щека — присматриваешься и понимаешь, что так же раздуты щеки у сегодняшних жителей Перу, жующих листья коки. На этой картине апостол жует коку!!!
А когда я проснулась сегодня утром и вышла на балкон, то на небе увидела совершенно незнакомые мне созвездия… Путешествие продолжается!
Когда наш самолет вчера приземлился, то капитан корабля приветствовал нас в «имперском городе Куско». Это звучит, казалось бы, смешно — Куско сегодня даже не столица Перу. Но как только видишь горы, обступившие город, проезжаешь мимо огромного памятника великому правителю инков Пачакутеку, видишь руины инкских храмов, — и понимаешь, да, это город, бывший когда-то центром великой империи, а для инков — центром мира.
Про то, как была устроена империя инков, я еще напишу, а пока что первые впечатления — как водится кулинарные. Вчера мы ели мясо двух очень симпатичных существ — морской свинки и альпаки. Ну что поделать — именно они составляли основу рациона жителей этих мест в течение многих веков. И, кстати, это во многом определило их развитие. В Южной Америке не было тех растений, которые составили основу питания жителей Евразии, прежде всего пшеницы, — земледелие здесь было основано на производстве кукурузы и картофеля — вернее, десятков и сотен сортов этих растений и их родственников. И это уже удивительно. Количество разных клубней просто зашкаливает. А что касается скотоводства, то здесь не было коров и лошадей, что тоже повлияло на многое. Одомашненными животными здесь стали прежде всего четыре очень милых верблюдообразных — хорошо известные нам ламы и альпаки, а еще гуанако и викуньи. При этом из шерсти лам обычно делали грубую ткань и веревки, из шерсти альпак ткань понежнее, а самую изысканную, которую могли носить только инки — из викуньи. Ну и ели их мясо конечно. Много сказано о том, как индейцы были потрясены, увидев испанцев на лошадях и приняв их за двухголовых и шестиногих существ. Но помимо всего прочего, ни лам, ни альпак нельзя было использовать для верховой езды или для перевозки больших грузов. Правда, они очень неприхотливы и для них не надо заготавливать корма. Поэтому здесь никому не пришло в голову придумывать какие-то повозки, и колеса не было. Зато по горным дорогам шли огромные караваны лам, которые вполне могли питаться горной растительностью. Каждая несла маленький груз, но вместе получалось довольно много.
А еще здесь одомашнили морскую свинку, которую и сегодня с одной стороны содержат как домашнего питомца, а с другой с удовольствием едят — особенно по праздникам.
Я, кстати, вдруг впервые задумалась — а почему она морская, если живет на суше? Как нам рассказал наш прекрасный гид Эльмер, испанцы, увидев этого зверька, которого здесь называют куй, тут же решили, что он похож на поросенка. Так он стал свинкой — а на русской языке — заморской, привезенной из-за моря. А потом «за» куда-то подевалось, вот мы и считаем этих зверьков морскими.
В монастыре святого Франциска в Лиме висит огромная картина, созданная местным художником и изображающая Тайную вечерю. На ней все как полагается — Христос, Иуда, апостолы. Вот только в центре картины, на большом блюде изображена еда, которую, по мнению индейца-художника, должны были есть апостолы в Иудее — это морская свинка.
Такие замечательные соединения разных культур тут видны на каждом шагу. Большинство жителей Лимы считают себя католиками, но это не мешает им обращаться к шаманам и соблюдать старинные обряды. А в монастыре святого Доминика, который испанцы воздвигли прямо на руинах древнего инкского храма Солнца — Кориканчи — есть небольшая картинная галерея. Там есть изображение распятия, где опять же все вроде бы написано так, как полагается. Вот только у Христа лицо индейца, одет он не в привычную нам по множеству картин и статуй набедренную повязку, а в одежду инков. Рядом с распятием стоят дева Мария и апостол Иоанн, и у Иоанна как-то странно раздута одна щека — присматриваешься и понимаешь, что так же раздуты щеки у сегодняшних жителей Перу, жующих листья коки. На этой картине апостол жует коку!!!
А когда я проснулась сегодня утром и вышла на балкон, то на небе увидела совершенно незнакомые мне созвездия… Путешествие продолжается!
КОЛХОЗ ИМЕНИ ИИСУСА ХРИСТА
«Посмотрите, — сказал нам наш гид Эльмерт, — как хорошо колхозники используют террасы, построенные инками».
Эльмерт прекрасно говорит по-русски: он учился в Донецке, работал в Мариуполе инженером, вывез оттуда русскую жену. Так что можно не сомневаться, что слово колхозник ему хорошо знакомо — и он его использовал не по ошибке.
«У нас колхозы обычно называются именами святых, — продолжал Эльмерт, — этот колхоз носит имя Иисуса Христа».
Вот уж поистине — все смешалось в доме у перуанцев. Инки, колхоз, Христос…
Инки покрыли склоны гор ступенями, на которых можно было разводить кукурузу или картофель. Впрочем, почему можно было? Мы вчера проезжали город Писак, находящийся в Священной долине инков на берегу реки Урубамбы. Здесь сохранился город инков, построенный на склоне гор на высоте около 2900 метров. До сегодняшнего дня прекрасно видны дома инков, укрепления и идущие по всему склону прекрасно укрепленные террасы. А неподалеку от археологической зоны видны террасы, которые жители Писака обрабатывают и сейчас.
Это было великое изобретение, возводился каменный каркас огромной террасы, внутрь насыпали большие камни, потом камешки поменьше, а затем привезенную из плодородных долин землю. Так площадь для производства продовольствия резко возрастала. Неслучайно вся империя инков была покрыта огромными башнями — складами, где хранились кукуруза, сушеный картофель и другие продукты.
А откуда взялись колхозники? Конечно, не стоит представлять наш советский колхоз — думаю, Эльмерт все-таки имел в виду кооператив. Но существование многочисленных коллективных хозяйств — тоже черта жизни Перу.
60-е годы в Латинской Америке прошли под знаком возникновения множества левых и крайне левых движений и постоянного страха правителей перед повторением в их стране кубинского варианта. В Перу тоже стали появляться коммунистические организации, но перемены произошли не из-за них. В 1968 году армия совершила очередной переворот, отстранив от власти ( правда мирным путем) демократически избранного президента.
Генерал Хуан Веласко Альварадо тут же начал политику, которая в Европе ассоциировалась бы не с генералами, а с революционерами. Он национализировал целые отрасли промышленности, ввел жесткие ограничения на иностранные инвестиции, проводил масштабную социальную политику, установил хорошие отношения с Кубой, покупал вооружение у СССР, а главное — национализировал огромные земли, принадлежавшие помещикам, Вот тогда-то в Перу и стали появляться многочисленные кооперативы.
Насколько успешной была политика левого генерала, мнения расходятся. С одной стороны, страна безусловно совершила большой рывок в экономике, с другой — внешний долг и инфляция возрастали. Ну и, конечно же, с правами человека тоже было плоховато — правда, не так ужасно, как будет потом при президенте Фухимори, который, наоборот, провел мощную приватизацию, разгромил маоистские террористические течения, — и, надо сказать, тоже добился быстрого экономического развития страны.
Вот так Перу и бросает то влево, то вправо, при том, что все эти реформы на самом деле неправильно описывать исключительно в европейских терминах. Все реформаторы здесь вспоминают индейские корни — недаром Альварадо пытался сделать кечуа вторым государственным языком и уравнять его с испанским, а Фухимори регулярно появлялся в индейской одежде.
И сразу вспоминаются правители инков, в империи у которых не было ни денег, ни торговли, крестьяне трудились на государственных полях, ремесленники получали сырье и заказы от государства и в каждой области регулярно устраивались общественные пиршества — из тех запасов, которые в таком изобилии производились на горных террасах.
Когда генерала Веласко свергли другие военные, то он не пытался удержаться силой, заявив, что «перуанцы не могут сражаться друг с другом». Через несколько лет он умер, и перед похоронами крестьяне шесть часов несли по Лиме на плечах гроб с его телом.
Вот и пойми, что правильно, а что нет…
«Посмотрите, — сказал нам наш гид Эльмерт, — как хорошо колхозники используют террасы, построенные инками».
Эльмерт прекрасно говорит по-русски: он учился в Донецке, работал в Мариуполе инженером, вывез оттуда русскую жену. Так что можно не сомневаться, что слово колхозник ему хорошо знакомо — и он его использовал не по ошибке.
«У нас колхозы обычно называются именами святых, — продолжал Эльмерт, — этот колхоз носит имя Иисуса Христа».
Вот уж поистине — все смешалось в доме у перуанцев. Инки, колхоз, Христос…
Инки покрыли склоны гор ступенями, на которых можно было разводить кукурузу или картофель. Впрочем, почему можно было? Мы вчера проезжали город Писак, находящийся в Священной долине инков на берегу реки Урубамбы. Здесь сохранился город инков, построенный на склоне гор на высоте около 2900 метров. До сегодняшнего дня прекрасно видны дома инков, укрепления и идущие по всему склону прекрасно укрепленные террасы. А неподалеку от археологической зоны видны террасы, которые жители Писака обрабатывают и сейчас.
Это было великое изобретение, возводился каменный каркас огромной террасы, внутрь насыпали большие камни, потом камешки поменьше, а затем привезенную из плодородных долин землю. Так площадь для производства продовольствия резко возрастала. Неслучайно вся империя инков была покрыта огромными башнями — складами, где хранились кукуруза, сушеный картофель и другие продукты.
А откуда взялись колхозники? Конечно, не стоит представлять наш советский колхоз — думаю, Эльмерт все-таки имел в виду кооператив. Но существование многочисленных коллективных хозяйств — тоже черта жизни Перу.
60-е годы в Латинской Америке прошли под знаком возникновения множества левых и крайне левых движений и постоянного страха правителей перед повторением в их стране кубинского варианта. В Перу тоже стали появляться коммунистические организации, но перемены произошли не из-за них. В 1968 году армия совершила очередной переворот, отстранив от власти ( правда мирным путем) демократически избранного президента.
Генерал Хуан Веласко Альварадо тут же начал политику, которая в Европе ассоциировалась бы не с генералами, а с революционерами. Он национализировал целые отрасли промышленности, ввел жесткие ограничения на иностранные инвестиции, проводил масштабную социальную политику, установил хорошие отношения с Кубой, покупал вооружение у СССР, а главное — национализировал огромные земли, принадлежавшие помещикам, Вот тогда-то в Перу и стали появляться многочисленные кооперативы.
Насколько успешной была политика левого генерала, мнения расходятся. С одной стороны, страна безусловно совершила большой рывок в экономике, с другой — внешний долг и инфляция возрастали. Ну и, конечно же, с правами человека тоже было плоховато — правда, не так ужасно, как будет потом при президенте Фухимори, который, наоборот, провел мощную приватизацию, разгромил маоистские террористические течения, — и, надо сказать, тоже добился быстрого экономического развития страны.
Вот так Перу и бросает то влево, то вправо, при том, что все эти реформы на самом деле неправильно описывать исключительно в европейских терминах. Все реформаторы здесь вспоминают индейские корни — недаром Альварадо пытался сделать кечуа вторым государственным языком и уравнять его с испанским, а Фухимори регулярно появлялся в индейской одежде.
И сразу вспоминаются правители инков, в империи у которых не было ни денег, ни торговли, крестьяне трудились на государственных полях, ремесленники получали сырье и заказы от государства и в каждой области регулярно устраивались общественные пиршества — из тех запасов, которые в таком изобилии производились на горных террасах.
Когда генерала Веласко свергли другие военные, то он не пытался удержаться силой, заявив, что «перуанцы не могут сражаться друг с другом». Через несколько лет он умер, и перед похоронами крестьяне шесть часов несли по Лиме на плечах гроб с его телом.
Вот и пойми, что правильно, а что нет…
ОБРЕЧЕНА ЛИ РОССИЯ НА ПУГАЧЕВА?
Сегодняшняя лекция — об одном из самых знаменитых событий российской истории — о восстании Пугачева и о самом Пугачеве.
Пугачев в нашей истории и культуре давно стал символом. «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный» — эти пушкинские слова повторяют каждый раз, когда речь заходит о переменах — любых. О революции, гражданской войне, о мирных реформах. Любые перемены, любое ослабление стабильности — и над нами как будто нависает тень «Пугача» — странного уроженца станицы Зимовейской, которая по легенде за сто лет до него была еще и родиной Стеньки Разина, второго стереотипного дикого бунтаря.
Если Разин у нас ассоциируется прежде всего с несчастной княжной, то Пугачев — с диким бураном, посреди которого он появился перед Петрушей Гриневым и Савельичем, с трагической судьбой обитателей Белогорской крепости, со злоключениями Маши Мироновой.
Образ бурана, метели, вихря, сметающего все на своем пути, кровавой бани, жуткой мельницы, перемалывающей человеческие судьбы, прочно закрепился в нашей культурной памяти.
Когда Александр II пытался подготовить общественное мнение к грядущим реформам, то намекал московскому дворянству, что лучше уступить самим, согласиться с освобождением крестьян, не дожидаться пугачевщины. Точно так же и сегодня мы воспеваем стабильность, задумчиво повторяем «лишь бы не было войны», выбираем загнивание и сомнительный покой, только чтобы не оказаться в новом вихре пугачевщины.
Что же — вполне логичный выбор. Но только он означает, что из порочного круга выхода нет. Мы не знаем, верили ли те, кто шли за Пугачевым, что они действительно воюют за государя императора, но ясно, что они крушили все вокруг, потому что не могли дальше выдерживать пресс угнетения и рабства. А подавляли восстание просвещенные, разумные люди — и делали это с дикой, средневековой жестокостью. Кровавое колесо совершило очередной круг.
Но давайте все-таки вспомним и о том, что появление Пугачева — это не просто пробуждение некоей исконной кровавой жестокости русского народа, что об «избавителе» мечтали и уходившие в леса староверы, и те, кто искал прекрасную страну Беловодье, — эти люди не были участниками страшного бурана, они хотели совершенно иного.
А еще были и те, кто работали не покладая рук, — пахали землю, создавали новые города. Еще один стереотип, каким-то образом связанный с нашим восприятием Пугачева. Русский народ ничего не делает, все только хочет лежать на печи как Емеля, а если уж с печи слезет, то только чтобы всех поубивать. Пусть уж лучше лежит. Количество тех, кто по-настоящему трудился — будь то на уральских заводах или в богатых сибирских деревнях огромно. Были и те, кому, как Савве Васильевичу Морозову, удалось вырваться из крепостного гнета, начать свое дело, и заработать свои миллионы просто трудом, трудом, трудом.
Кстати, далеко не все уральские заводы поддержали пугачевский бунт — были даже такие, которые мужественно держали оборону против повстанцев, не все значит стремились к бессмысленному и беспощадному разрушению.
В общем, вывод — для меня по крайней мере — простой. И сам Пугачев, и все те страшные события, которые с ним связаны, открывают многие удивительные, глубинные явления, постоянно присутствующие в нашей истории. Но рядом с кровавой и разрушительной силой, воплощенной в пугачевщине — и в ее подавлении — были и есть в истории России совершенно другие черты, совершенно иные люди. И, мне кажется, не стоит сводить развитие России к постоянному пугачевскому бунту — или страху перед ним. Были и есть в нашей стране люди, которые хотят не разрушать, а менять, не уничтожать, а развивать, те, кто пашут землю и строят, учат и лечат, пишут книги и снимают фильмы. Те, кто помнят принцип, которому следовал Андрей Петрович Гринев, не желавший ни перед кем пресмыкаться, — береги честь смолоду.
Сегодняшняя лекция — об одном из самых знаменитых событий российской истории — о восстании Пугачева и о самом Пугачеве.
Пугачев в нашей истории и культуре давно стал символом. «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный» — эти пушкинские слова повторяют каждый раз, когда речь заходит о переменах — любых. О революции, гражданской войне, о мирных реформах. Любые перемены, любое ослабление стабильности — и над нами как будто нависает тень «Пугача» — странного уроженца станицы Зимовейской, которая по легенде за сто лет до него была еще и родиной Стеньки Разина, второго стереотипного дикого бунтаря.
Если Разин у нас ассоциируется прежде всего с несчастной княжной, то Пугачев — с диким бураном, посреди которого он появился перед Петрушей Гриневым и Савельичем, с трагической судьбой обитателей Белогорской крепости, со злоключениями Маши Мироновой.
Образ бурана, метели, вихря, сметающего все на своем пути, кровавой бани, жуткой мельницы, перемалывающей человеческие судьбы, прочно закрепился в нашей культурной памяти.
Когда Александр II пытался подготовить общественное мнение к грядущим реформам, то намекал московскому дворянству, что лучше уступить самим, согласиться с освобождением крестьян, не дожидаться пугачевщины. Точно так же и сегодня мы воспеваем стабильность, задумчиво повторяем «лишь бы не было войны», выбираем загнивание и сомнительный покой, только чтобы не оказаться в новом вихре пугачевщины.
Что же — вполне логичный выбор. Но только он означает, что из порочного круга выхода нет. Мы не знаем, верили ли те, кто шли за Пугачевым, что они действительно воюют за государя императора, но ясно, что они крушили все вокруг, потому что не могли дальше выдерживать пресс угнетения и рабства. А подавляли восстание просвещенные, разумные люди — и делали это с дикой, средневековой жестокостью. Кровавое колесо совершило очередной круг.
Но давайте все-таки вспомним и о том, что появление Пугачева — это не просто пробуждение некоей исконной кровавой жестокости русского народа, что об «избавителе» мечтали и уходившие в леса староверы, и те, кто искал прекрасную страну Беловодье, — эти люди не были участниками страшного бурана, они хотели совершенно иного.
А еще были и те, кто работали не покладая рук, — пахали землю, создавали новые города. Еще один стереотип, каким-то образом связанный с нашим восприятием Пугачева. Русский народ ничего не делает, все только хочет лежать на печи как Емеля, а если уж с печи слезет, то только чтобы всех поубивать. Пусть уж лучше лежит. Количество тех, кто по-настоящему трудился — будь то на уральских заводах или в богатых сибирских деревнях огромно. Были и те, кому, как Савве Васильевичу Морозову, удалось вырваться из крепостного гнета, начать свое дело, и заработать свои миллионы просто трудом, трудом, трудом.
Кстати, далеко не все уральские заводы поддержали пугачевский бунт — были даже такие, которые мужественно держали оборону против повстанцев, не все значит стремились к бессмысленному и беспощадному разрушению.
В общем, вывод — для меня по крайней мере — простой. И сам Пугачев, и все те страшные события, которые с ним связаны, открывают многие удивительные, глубинные явления, постоянно присутствующие в нашей истории. Но рядом с кровавой и разрушительной силой, воплощенной в пугачевщине — и в ее подавлении — были и есть в истории России совершенно другие черты, совершенно иные люди. И, мне кажется, не стоит сводить развитие России к постоянному пугачевскому бунту — или страху перед ним. Были и есть в нашей стране люди, которые хотят не разрушать, а менять, не уничтожать, а развивать, те, кто пашут землю и строят, учат и лечат, пишут книги и снимают фильмы. Те, кто помнят принцип, которому следовал Андрей Петрович Гринев, не желавший ни перед кем пресмыкаться, — береги честь смолоду.
YouTube
Восстание Пугачёва
Новый выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» посвящен Емельяну Пугачеву. Знаменитому бунтовщику и самозванцу, вдруг решившему выдать себя за «чудом спасшегося» императора Петра Федоровича. Но было ли это решение совершенно неожиданным? Пугачев был одним…
ОПОЗОРЕННЫЙ СВЯТОЙ
Вчера мы приехали в Икитос — центр Перуанской Амазонии. Из окна автобуса Икитос выглядел страшновато — нищие, грязные дома, жуткий трафик, состоящий на 90 процентов из мотоциклов и велорикш.
В отеле я открыла любимый роман Жюля Верна «Жангада», и обнаружила, что действие там начинается в «деревне Икитос». Мое отношение к тому, что за окном, немного изменилось.
Икитос был центром Перуанской Амазонской компании (ПАК), добывавшей каучук. И писал об этих местах не только Жюль Верн, но и Роджер Кейсмент.
Кейсмент родился в 1864 году в Дублине, и в молодости его не слишком интересовали ирландские проблемы. В 20 лет он оказался в Конго.
Большая часть бассейна Конго находилась в личном владении бельгийского короля Леопольда. Кейсмент сначала искренне верил, что европейцы несут африканцам прогресс. Потом он увидел, что творится, — и решил, что мириться с происходящим не будет.
Он повстречался в Конго еще с одним европейцем, сначала верившим в миссию белых людей. Джозеф Конрад,побывав в Конго, написал «Сердце тьмы» — одну из самых мрачных книг о том, что происходит с цивилизованным человеком, получающим неограниченную власть в ситуации беззакония. Именно «Сердце тьмы» станет основой «Апокалипсиса сегодня» Копполы.
В 1904 году, уже став британским дипломатом, Кейсмент подготовил для парламента доклад, основанный на материалах, собранных во время его путешествий по Конго. Хорошо документированное описание ужасов, творившихся в Конго в местах добычи каучука, было передано бельгийскому правительству. Король Леопольд был вынужден произвести расследование, а затем отказаться от личного владения Конго.
А Кейсмент стал консулом в Перу и провел масштабное расследование действий ПАК. В Амазонской сельве, где индейским племенам кое-как удавалось сохранять подобие независимости, шла добыча каучука — наступала эпоха автомобилей. Кейсмент забрался в самые джунгли, проинтервьюировал индейцев и надсмотрщиков на плантациях и подробно описал, как людей заставляют работать бесплатно, бьют, мучают, оставляют умирать в колодках. Эти разоблачения вызвали скандал, который в конце концов привел к закрытию ПАК — на какое-то время индейцев оставили в покое.
А Кейсмент разочаровался в империалистических идеях и вспомнил о своих ирландских корнях. Он сблизился с ирландскими националистами и, когда началась Первая мировая война, решил, что Ирландия добьется независимости с помощью Германии. Он вел в Берлине тайные переговоры о поставках оружия ирландским повстанцам, а в 1916 году, за несколько дней до начала Пасхального восстания в Дублине, немецкая подводная лодка высадила его на побережье Ирландии. И его почти сразу арестовали.
В отличие от дублинских повстанцев, он не совершил никаких преступлений на британской земле. Судьи долго решали, где в тексте закона об измене 1351 года должна стоять запятая. В конце концов запятую поставили так, чтобы деятельность за пределами Британии тоже считалась изменой. Кейсмент сказал, что его «повесили из-за запятой».
Конан-Дойль, хорошо знавший Кейсмента, начал собирать подписи в его защиту. Джозеф Конрад подписать отказался. Отказался и скульптор Герберт Уорд, многолетний друг Кейсмента — он даже изменил имя своего сына, названного в честь Кейсмента. Многие письмо подписывали, но правительство опубликовало отрывки из дневников Кейсмента, доказывавшие его гомосексуальность — и общественное мнение от него отвернулось.
Кто-то считает «Черные дневники» подлинником, кто-то — подделкой. Марио Варгас Льоса, написавший роман о Кейсменте, полагает, что в дневнике в основном были записаны его сексуальные фантазии. А вообще-то — какая разница?
Кейсмент был повешен в августе 1916 года. Священник, общавшийся с ним в тюрьме, заявил, что это святой человек, и молиться следует не за него, а ему.
В 1965 году ирландцы добились разрешения торжественно перезахоронить его тело в Дублине. Хулио Арана, создатель ПАК, умер в полной бедности. Икитос сегодня — центр туризма.
Вчера мы приехали в Икитос — центр Перуанской Амазонии. Из окна автобуса Икитос выглядел страшновато — нищие, грязные дома, жуткий трафик, состоящий на 90 процентов из мотоциклов и велорикш.
В отеле я открыла любимый роман Жюля Верна «Жангада», и обнаружила, что действие там начинается в «деревне Икитос». Мое отношение к тому, что за окном, немного изменилось.
Икитос был центром Перуанской Амазонской компании (ПАК), добывавшей каучук. И писал об этих местах не только Жюль Верн, но и Роджер Кейсмент.
Кейсмент родился в 1864 году в Дублине, и в молодости его не слишком интересовали ирландские проблемы. В 20 лет он оказался в Конго.
Большая часть бассейна Конго находилась в личном владении бельгийского короля Леопольда. Кейсмент сначала искренне верил, что европейцы несут африканцам прогресс. Потом он увидел, что творится, — и решил, что мириться с происходящим не будет.
Он повстречался в Конго еще с одним европейцем, сначала верившим в миссию белых людей. Джозеф Конрад,побывав в Конго, написал «Сердце тьмы» — одну из самых мрачных книг о том, что происходит с цивилизованным человеком, получающим неограниченную власть в ситуации беззакония. Именно «Сердце тьмы» станет основой «Апокалипсиса сегодня» Копполы.
В 1904 году, уже став британским дипломатом, Кейсмент подготовил для парламента доклад, основанный на материалах, собранных во время его путешествий по Конго. Хорошо документированное описание ужасов, творившихся в Конго в местах добычи каучука, было передано бельгийскому правительству. Король Леопольд был вынужден произвести расследование, а затем отказаться от личного владения Конго.
А Кейсмент стал консулом в Перу и провел масштабное расследование действий ПАК. В Амазонской сельве, где индейским племенам кое-как удавалось сохранять подобие независимости, шла добыча каучука — наступала эпоха автомобилей. Кейсмент забрался в самые джунгли, проинтервьюировал индейцев и надсмотрщиков на плантациях и подробно описал, как людей заставляют работать бесплатно, бьют, мучают, оставляют умирать в колодках. Эти разоблачения вызвали скандал, который в конце концов привел к закрытию ПАК — на какое-то время индейцев оставили в покое.
А Кейсмент разочаровался в империалистических идеях и вспомнил о своих ирландских корнях. Он сблизился с ирландскими националистами и, когда началась Первая мировая война, решил, что Ирландия добьется независимости с помощью Германии. Он вел в Берлине тайные переговоры о поставках оружия ирландским повстанцам, а в 1916 году, за несколько дней до начала Пасхального восстания в Дублине, немецкая подводная лодка высадила его на побережье Ирландии. И его почти сразу арестовали.
В отличие от дублинских повстанцев, он не совершил никаких преступлений на британской земле. Судьи долго решали, где в тексте закона об измене 1351 года должна стоять запятая. В конце концов запятую поставили так, чтобы деятельность за пределами Британии тоже считалась изменой. Кейсмент сказал, что его «повесили из-за запятой».
Конан-Дойль, хорошо знавший Кейсмента, начал собирать подписи в его защиту. Джозеф Конрад подписать отказался. Отказался и скульптор Герберт Уорд, многолетний друг Кейсмента — он даже изменил имя своего сына, названного в честь Кейсмента. Многие письмо подписывали, но правительство опубликовало отрывки из дневников Кейсмента, доказывавшие его гомосексуальность — и общественное мнение от него отвернулось.
Кто-то считает «Черные дневники» подлинником, кто-то — подделкой. Марио Варгас Льоса, написавший роман о Кейсменте, полагает, что в дневнике в основном были записаны его сексуальные фантазии. А вообще-то — какая разница?
Кейсмент был повешен в августе 1916 года. Священник, общавшийся с ним в тюрьме, заявил, что это святой человек, и молиться следует не за него, а ему.
В 1965 году ирландцы добились разрешения торжественно перезахоронить его тело в Дублине. Хулио Арана, создатель ПАК, умер в полной бедности. Икитос сегодня — центр туризма.
АМАЗОНСКИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ
Наша группа вышла из джунглей Амазонки, проведя там три незабываемых дня.
Мы подходили на лодках к тому месту, где сливаются Укаяли и Мараньон и река начинает уже называться Амазонкой. Мы видели остров, куда на ночевку прилетают тысячи попугаев — они летели над нашими головами с невероятным треском. Мы стояли рядом с огромным холмом, созданным такими «муравьишками», что даже находиться рядом с ними было страшновато. Под этим холмом, они прорыли огромные галереи, но лучше туда не попадать. Мы выходили ночью на лодках на Укаяли, чтобы посмотреть на звезды, и видели незнакомые созвездия.
Мы видели деревья, которые уходили в небо, и вообще не было понятно, где они заканчиваются. Мы, вообще-то, жили на деревьях. Наш удивительный Treehouse Lodge (это не реклама, а просто вопль восхищенной души) состоит из одиннадцати домиков. На огромных деревьях построены деревянные площадки, вернее, они построены ВОКРУГ ствола на высоте 10-20 метров. Добираться сюда надо по подвесным мостикам. Над площадкой — крыша, покрытая ветками и листьями, вместо стен — москитные сетки и шторы. Внутри — вполне комфортный гостиничный номер с душем, туалетом, правда без телевизора и (ура!) без вайфая.
И для меня самым удивительным в Амазонии была возможность проснуться ночью, насладиться прохладой и начать слушать джунгли. Как сказал один наш гид, «ночью джунгли оживают». Днем, когда наваливается жуткая влажная жара, вокруг почти совсем тихо. А в ночи вокруг тебя начинается жизнь — поют цикады, кто-то ухает, квакает так, что воображаешь лягушку размером с дом, кто-то пищит, кто-то поет.
Лежа в кровати под москитной сеткой рядом с вентилятором, я пыталась представить себе, что должны ощущать люди, постоянно окруженные этими деревьями, птицами, муравьями, рядом с реками, разливающимися на десятки километров и поднимающимися на несколько метров?
Сотрудники Treehouse Lodge ведут себя принципиально экологично. Они, например, защищают черепах. Черепаховые яйца и только что вылупившиеся черепашки всегда были любимой едой индейцев Амазонки. У TL есть грант — они перепрятывают отложенные черепахами яйца на специальном пляже, где их не могут выкопать, и здесь черепашки спокойно вылупляются и подрастают. Это еще что! Они не пользуются репеллентами, что, на мой взгляд, вообще смерти подобно — потому что… репелленты вредны для обитателей леса! Вот это вообще героизм.
А как было в древности? Как здесь тысячелетиями жили миллионы людей, не подозревавших о репеллентах и вайфае? Всем нам в какой-то момент в школе рассказывали, что религия возникла из-за страха человека перед дикой природой. Ходя по амазонскому лесу, я поняла, насколько упрощенно звучит эта фраза. Конечно, духов леса и реки побаивались, но мне кажется, главное чувство здесь в лесу — что тебя окружает некая сила, намного сильнее и могущественнее тебя. Эта сила может быть благодатной, а может — вредоносной, и это во многом зависит от твоего поведения. Но она вокруг тебя, повсюду, и ты — ее часть. Об этом написано во многих книгах, но здесь, рядом с лианами и гигантскими муравейниками, очень остро это чувствуешь.
А что должны были чувствовать первые европейцы, шедшие в XVI веке по этим лесам в поисках Эльдорадо? Что чувствовал Франсиско де Орельяно, первым прошедший по всей Амазонке? Орельяно двигался из Перу под командой Гонсало Писарро — одного из братьев Франсиско Писарро, захватившего империю инков. Искали они, конечно, золото. Когда большая часть участников их экспедиции умерла или разбежалась, а еда кончилась совсем, то Орельяно с несколькими десятками людей отправили вперед по реке на поиски пищи. А они уже не вернулись обратно и проплыли по всей Амазонке.
Пытаюсь себе представить, что они ощущали, вылезая утром из своих потрепанных шатров и глядя на невероятную красоту вокруг? Ужас и отчаяние? Отвращение? Думали ли они только о том, где же это чертово Эльдорадо, или хоть когда-то оказывались способны восхититься тем, что видели? Кто бы знал…
Наша группа вышла из джунглей Амазонки, проведя там три незабываемых дня.
Мы подходили на лодках к тому месту, где сливаются Укаяли и Мараньон и река начинает уже называться Амазонкой. Мы видели остров, куда на ночевку прилетают тысячи попугаев — они летели над нашими головами с невероятным треском. Мы стояли рядом с огромным холмом, созданным такими «муравьишками», что даже находиться рядом с ними было страшновато. Под этим холмом, они прорыли огромные галереи, но лучше туда не попадать. Мы выходили ночью на лодках на Укаяли, чтобы посмотреть на звезды, и видели незнакомые созвездия.
Мы видели деревья, которые уходили в небо, и вообще не было понятно, где они заканчиваются. Мы, вообще-то, жили на деревьях. Наш удивительный Treehouse Lodge (это не реклама, а просто вопль восхищенной души) состоит из одиннадцати домиков. На огромных деревьях построены деревянные площадки, вернее, они построены ВОКРУГ ствола на высоте 10-20 метров. Добираться сюда надо по подвесным мостикам. Над площадкой — крыша, покрытая ветками и листьями, вместо стен — москитные сетки и шторы. Внутри — вполне комфортный гостиничный номер с душем, туалетом, правда без телевизора и (ура!) без вайфая.
И для меня самым удивительным в Амазонии была возможность проснуться ночью, насладиться прохладой и начать слушать джунгли. Как сказал один наш гид, «ночью джунгли оживают». Днем, когда наваливается жуткая влажная жара, вокруг почти совсем тихо. А в ночи вокруг тебя начинается жизнь — поют цикады, кто-то ухает, квакает так, что воображаешь лягушку размером с дом, кто-то пищит, кто-то поет.
Лежа в кровати под москитной сеткой рядом с вентилятором, я пыталась представить себе, что должны ощущать люди, постоянно окруженные этими деревьями, птицами, муравьями, рядом с реками, разливающимися на десятки километров и поднимающимися на несколько метров?
Сотрудники Treehouse Lodge ведут себя принципиально экологично. Они, например, защищают черепах. Черепаховые яйца и только что вылупившиеся черепашки всегда были любимой едой индейцев Амазонки. У TL есть грант — они перепрятывают отложенные черепахами яйца на специальном пляже, где их не могут выкопать, и здесь черепашки спокойно вылупляются и подрастают. Это еще что! Они не пользуются репеллентами, что, на мой взгляд, вообще смерти подобно — потому что… репелленты вредны для обитателей леса! Вот это вообще героизм.
А как было в древности? Как здесь тысячелетиями жили миллионы людей, не подозревавших о репеллентах и вайфае? Всем нам в какой-то момент в школе рассказывали, что религия возникла из-за страха человека перед дикой природой. Ходя по амазонскому лесу, я поняла, насколько упрощенно звучит эта фраза. Конечно, духов леса и реки побаивались, но мне кажется, главное чувство здесь в лесу — что тебя окружает некая сила, намного сильнее и могущественнее тебя. Эта сила может быть благодатной, а может — вредоносной, и это во многом зависит от твоего поведения. Но она вокруг тебя, повсюду, и ты — ее часть. Об этом написано во многих книгах, но здесь, рядом с лианами и гигантскими муравейниками, очень остро это чувствуешь.
А что должны были чувствовать первые европейцы, шедшие в XVI веке по этим лесам в поисках Эльдорадо? Что чувствовал Франсиско де Орельяно, первым прошедший по всей Амазонке? Орельяно двигался из Перу под командой Гонсало Писарро — одного из братьев Франсиско Писарро, захватившего империю инков. Искали они, конечно, золото. Когда большая часть участников их экспедиции умерла или разбежалась, а еда кончилась совсем, то Орельяно с несколькими десятками людей отправили вперед по реке на поиски пищи. А они уже не вернулись обратно и проплыли по всей Амазонке.
Пытаюсь себе представить, что они ощущали, вылезая утром из своих потрепанных шатров и глядя на невероятную красоту вокруг? Ужас и отчаяние? Отвращение? Думали ли они только о том, где же это чертово Эльдорадо, или хоть когда-то оказывались способны восхититься тем, что видели? Кто бы знал…
Treehouse Lodge
Treehouse Lodge | A Unique Treehouse Hotel In the Peruvian Amazon
Stay at the only all-inclusive Treehouse Lodge in the Peruvian Amazon. Our treehouse hotel has 12 unique treehouses in the jungle. Book now!
«МУРЧАЛКИН» — ЗАБОТЛИВЫЙ СЕРВИС
В Национальной библиотеке Франции хранится эстамп под названием «Подлинный портрет кота великого князя Московии». Считается, что его сделал чешский художник Вацлав Холлар в 1663 году.
Если эта датировка верна, то перед нами — котик, которого любил, почесывал за ушком и гладил царь Алексей Михайлович, отец Петра Первого. Мы не знаем, правда ли это, видел ли художник этого кота, или же просто до него дошли слухи, что в Московии у царя есть домашний любимец (или правильнее — дворцовый?), но, по-моему, это невероятно трогательная история. Смотришь на портрет Алексея Михайловича, царя, так долго правившего Россией, правителя, при котором произошел церковный раскол, восстание Стеньки Разина, много войн, освоение Сибири, — и так трудно себе представить, что у него был любимый кот. А вот оказывается был.
Потому что самые разные люди в разных странах и в разные эпохи любили своих котов, собак, хомячков и других домашних любимцев — и с ними всегда было трудно расставаться. Когда Одиссей вернулся на Итаку после двадцати лет, проведенных под Троей и в странствиях, то его сначала никто не узнал — кроме верного старого пса Аргуса, которого великий герой воспитывал до своего отъезда на войну. Старый, забытый всеми Аргус лежал на навозной куче, но увидев своего хозяина, завилял хвостом — и умер, счастливый, что все-таки успел повидаться.
Конечно, сегодня мы не покидаем своих домашних любимцев так надолго, как Одиссей, и надеемся увидеть их по возвращении целыми, здоровыми и веселыми. Именно поэтому я с большой радостью пишу этот рекламный пост, чтобы рассказать вам о «Мурчалкине», который называет себя «заботливым сервисом для котов и кошек».
Захожу на сайт «Мурчалкина», и тут же автоматически начинаю пищать «ми-ми-ми-ми-ми». Ну посудите сами: здесь предлагают «Передержку для котиков» — когда за котиком, чьи хозяева в отъезде, будут ухаживать 24 часа в сутки, отдельно оговорено, что с ним будут играть, кормить по расписанию и присылать хозяевам отчеты. Ну как тут не замимимикать? А если вы не хотите вырывать своего любимца из привычной обстановки, то можно заказать «няню для котиков», которая будет приходить, кормить, играть, менять наполнитель в лотке.
Еще у «Мурчалкина» есть консультации зоопсихолога, и услуги для собак, и — еще одна услуга, после которой умиление начинает уже зашкаливать: передержку для хомячка, птиц, рыбок, хорька, енота, попугая…
Как же хорошо, когда есть люди, готовые позаботиться о твоем любимце! Просто начинаешь чувствовать себя царем Алексеем Михайловичем — сидишь во дворце, играешь с любимым котиком, а когда надо отправиться в поход, то отправляешь его на передержку к «Мурчалкину». А по кодовому слову «от Тамары Эйдельман» первое знакомство с сервисом — бесплатно.
#реклама
В Национальной библиотеке Франции хранится эстамп под названием «Подлинный портрет кота великого князя Московии». Считается, что его сделал чешский художник Вацлав Холлар в 1663 году.
Если эта датировка верна, то перед нами — котик, которого любил, почесывал за ушком и гладил царь Алексей Михайлович, отец Петра Первого. Мы не знаем, правда ли это, видел ли художник этого кота, или же просто до него дошли слухи, что в Московии у царя есть домашний любимец (или правильнее — дворцовый?), но, по-моему, это невероятно трогательная история. Смотришь на портрет Алексея Михайловича, царя, так долго правившего Россией, правителя, при котором произошел церковный раскол, восстание Стеньки Разина, много войн, освоение Сибири, — и так трудно себе представить, что у него был любимый кот. А вот оказывается был.
Потому что самые разные люди в разных странах и в разные эпохи любили своих котов, собак, хомячков и других домашних любимцев — и с ними всегда было трудно расставаться. Когда Одиссей вернулся на Итаку после двадцати лет, проведенных под Троей и в странствиях, то его сначала никто не узнал — кроме верного старого пса Аргуса, которого великий герой воспитывал до своего отъезда на войну. Старый, забытый всеми Аргус лежал на навозной куче, но увидев своего хозяина, завилял хвостом — и умер, счастливый, что все-таки успел повидаться.
Конечно, сегодня мы не покидаем своих домашних любимцев так надолго, как Одиссей, и надеемся увидеть их по возвращении целыми, здоровыми и веселыми. Именно поэтому я с большой радостью пишу этот рекламный пост, чтобы рассказать вам о «Мурчалкине», который называет себя «заботливым сервисом для котов и кошек».
Захожу на сайт «Мурчалкина», и тут же автоматически начинаю пищать «ми-ми-ми-ми-ми». Ну посудите сами: здесь предлагают «Передержку для котиков» — когда за котиком, чьи хозяева в отъезде, будут ухаживать 24 часа в сутки, отдельно оговорено, что с ним будут играть, кормить по расписанию и присылать хозяевам отчеты. Ну как тут не замимимикать? А если вы не хотите вырывать своего любимца из привычной обстановки, то можно заказать «няню для котиков», которая будет приходить, кормить, играть, менять наполнитель в лотке.
Еще у «Мурчалкина» есть консультации зоопсихолога, и услуги для собак, и — еще одна услуга, после которой умиление начинает уже зашкаливать: передержку для хомячка, птиц, рыбок, хорька, енота, попугая…
Как же хорошо, когда есть люди, готовые позаботиться о твоем любимце! Просто начинаешь чувствовать себя царем Алексеем Михайловичем — сидишь во дворце, играешь с любимым котиком, а когда надо отправиться в поход, то отправляешь его на передержку к «Мурчалкину». А по кодовому слову «от Тамары Эйдельман» первое знакомство с сервисом — бесплатно.
#реклама
Мурчалкин
Передержка кошек 🐈 в Москве, отдать кота на передержку в домашних условиях
Домашняя передержка кошек в Москве. Пробное знакомство, уход и транспортировка животного, кормление, игры. Услуги передержки кошек с видео отчетностью! У нашего сервиса хороший рейтинг и отзывы.
МАЧУ ПИКЧУ- СЧАСТЬЕ…
В завершение рассказов о нашем путешествии по Перу, история о том, как мы шли на Мачу Пикчу.
Всю неделю, прошедшую после нашего восхождения, я не могла придумать как об этом написать. Если я напишу, что ощущения наши описать невозможно, то это будет выглядеть до отвращения банально. Но это правда. Это. Невозможно. Описать. Но я все-таки попробую.
Мачу Пикчу, одна из резиденций Верховного инки, священное место, где совершались важные обряды, находится высоко в горах. Построен этот город так, что он открывается тебе только после мучительного пути в гору.
Испанцы, подло убившие Верховного инку Атауальпу, в течение нескольких десятилетий пытались сочетать беззастенчивый грабеж с использованием инкского аппарата управления. Незадолго до того, как Писарро явился в Перу, здесь шла война между двумя братьями — Атауальпой и Уаскаром. Победителем оказался Атауальпа, убивший Уаскара и тех его родных, которых он успел поймать. А Писарро, казнив Атауальпу, нашел уцелевших потомков Уаскара, сделал одного из них Верховным инкой и стал править за его спиной.
Но Манко Капак не захотел быть покорной марионеткой испанцев. Он попытался бежать, его поймали, глумились, унижали. И тогда он решил сыграть на главной слабости своих тюремщиков — жадности. Он заявил, что знает, где спрятана золотая статуя его отца. Ему поверили и отправили за золотой статуей. Манко Капак бежал, собрал огромное войско и начал войну с испанцами. Он чуть-чуть их не разгромил, но все-таки не сумел — и ушел далеко в горы. Здесь возникнет Новоинкское царство с центром в городе Вилькабамба, но в 1572 году испанцы захватили в плен последнего инку Тупака Амару, казнили его и уничтожили все следы инкской государственности.
А горные крепости инков лежали в руинах и зарастали джунглями, и о них быстро забыли. Именно поэтому оставленный Мачу Пикчу (в отличие от Вилькабамбы, которую разрушили сами инки) и сохранился так хорошо.
И только во второй половине XIX — начале ХХ века инкские крепости стали расчищать и раскапывать. И в 1911 году Хайрем Бингэм добрался до Мачу Пикчу. Сегодня любят подчеркивать, что, вообще-то, индейцы знали о существовании этого места и до него. Это правда, но если бы не Бингем, археологи, историки — и туристы — так в Мачу Пикчу бы и не оказались. Он, конечно, вел себя с сегодняшней точки зрения не блестяще. Индейцев считал людьми второго сорта, древности всеми правдами и неправдами вывозил из страны. И все равно спасибо ему за то, что открыл для нас это чудо.
Когда мы 13 километров шли в гору, поднимаясь по Тропе инков (по короткой тропе!), я, конечно, не раз задавала себе вопрос о том, почему я решила, что в моем возрасте осилю этот подъем? Но отступать было некуда — вступив на Тропу, сойти уже нельзя. Пришлось ползти в гору, утешая себя тем, что открывающиеся вокруг красоты я иначе бы не увидела.
Потом с высоты окружающих гор нам открылся Мачу Пикчу. А на следующий день, в шесть утра мы уже ходили по древнему городу, опередив большую часть туристов, которые только еще ехали сюда. А в семь утра над горами стало подниматься Солнце — и тут я умолкаю, потому что просто не могу описать то, что мы испытали.
Те, кто додумались построить крепость в окружении этих гор, так, чтобы лучи Солнца в определенные дни и часы падали на определенные постройки, те, кто обработали здесь скалы и придали некоторым постройкам форму виднеющихся вдалеке гор, те, кто молились здесь Солнцу, были удивительными людьми. Это не были ни инопланетяне, ни атланты, — а просто жители здешних мест. Конечно, эти постройки стали возможны потому, что инки не боялись расходовать человеческие силы и труд так, как им было нужно. Но каких же удивительных высот — и в прямом, и в переносном смысле — они достигли. И как жалко, что потом может явиться неграмотный свинопас Франсиско Писарро и разгромить всю эту красоту. И какое счастье, что часть ее все-таки уцелела.
В завершение рассказов о нашем путешествии по Перу, история о том, как мы шли на Мачу Пикчу.
Всю неделю, прошедшую после нашего восхождения, я не могла придумать как об этом написать. Если я напишу, что ощущения наши описать невозможно, то это будет выглядеть до отвращения банально. Но это правда. Это. Невозможно. Описать. Но я все-таки попробую.
Мачу Пикчу, одна из резиденций Верховного инки, священное место, где совершались важные обряды, находится высоко в горах. Построен этот город так, что он открывается тебе только после мучительного пути в гору.
Испанцы, подло убившие Верховного инку Атауальпу, в течение нескольких десятилетий пытались сочетать беззастенчивый грабеж с использованием инкского аппарата управления. Незадолго до того, как Писарро явился в Перу, здесь шла война между двумя братьями — Атауальпой и Уаскаром. Победителем оказался Атауальпа, убивший Уаскара и тех его родных, которых он успел поймать. А Писарро, казнив Атауальпу, нашел уцелевших потомков Уаскара, сделал одного из них Верховным инкой и стал править за его спиной.
Но Манко Капак не захотел быть покорной марионеткой испанцев. Он попытался бежать, его поймали, глумились, унижали. И тогда он решил сыграть на главной слабости своих тюремщиков — жадности. Он заявил, что знает, где спрятана золотая статуя его отца. Ему поверили и отправили за золотой статуей. Манко Капак бежал, собрал огромное войско и начал войну с испанцами. Он чуть-чуть их не разгромил, но все-таки не сумел — и ушел далеко в горы. Здесь возникнет Новоинкское царство с центром в городе Вилькабамба, но в 1572 году испанцы захватили в плен последнего инку Тупака Амару, казнили его и уничтожили все следы инкской государственности.
А горные крепости инков лежали в руинах и зарастали джунглями, и о них быстро забыли. Именно поэтому оставленный Мачу Пикчу (в отличие от Вилькабамбы, которую разрушили сами инки) и сохранился так хорошо.
И только во второй половине XIX — начале ХХ века инкские крепости стали расчищать и раскапывать. И в 1911 году Хайрем Бингэм добрался до Мачу Пикчу. Сегодня любят подчеркивать, что, вообще-то, индейцы знали о существовании этого места и до него. Это правда, но если бы не Бингем, археологи, историки — и туристы — так в Мачу Пикчу бы и не оказались. Он, конечно, вел себя с сегодняшней точки зрения не блестяще. Индейцев считал людьми второго сорта, древности всеми правдами и неправдами вывозил из страны. И все равно спасибо ему за то, что открыл для нас это чудо.
Когда мы 13 километров шли в гору, поднимаясь по Тропе инков (по короткой тропе!), я, конечно, не раз задавала себе вопрос о том, почему я решила, что в моем возрасте осилю этот подъем? Но отступать было некуда — вступив на Тропу, сойти уже нельзя. Пришлось ползти в гору, утешая себя тем, что открывающиеся вокруг красоты я иначе бы не увидела.
Потом с высоты окружающих гор нам открылся Мачу Пикчу. А на следующий день, в шесть утра мы уже ходили по древнему городу, опередив большую часть туристов, которые только еще ехали сюда. А в семь утра над горами стало подниматься Солнце — и тут я умолкаю, потому что просто не могу описать то, что мы испытали.
Те, кто додумались построить крепость в окружении этих гор, так, чтобы лучи Солнца в определенные дни и часы падали на определенные постройки, те, кто обработали здесь скалы и придали некоторым постройкам форму виднеющихся вдалеке гор, те, кто молились здесь Солнцу, были удивительными людьми. Это не были ни инопланетяне, ни атланты, — а просто жители здешних мест. Конечно, эти постройки стали возможны потому, что инки не боялись расходовать человеческие силы и труд так, как им было нужно. Но каких же удивительных высот — и в прямом, и в переносном смысле — они достигли. И как жалко, что потом может явиться неграмотный свинопас Франсиско Писарро и разгромить всю эту красоту. И какое счастье, что часть ее все-таки уцелела.
ДРЕВНИЕ БОГИ — ПОТЕРЯННЫЕ И НАЙДЕННЫЕ
Новый выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» посвящен верованиям древних славян. Увы, мы знаем о них куда меньше, чем, скажем, о мифах древних греков или римлян. Впрочем, это не значит, что славянские мифы менее интересны и их нельзя изучать.
Древним грекам (и нам вместе с ними) повезло — греческие мифы были записаны множеством авторов еще в древности, а затем легли в основу бесконечного множества произведений литературы и искусства. А со славянскими мифами сложнее — ни обитатели Руси, ни жители Балкан или Прибалтики ничего не записали до принятия христианства. А значит, мы знаем о славянских богах и древних обычаях только от христианских монахов, которым, естественно, не нравились «идолы», или от путешественников, проезжавших по славянским землям.
В результате, конечно, наши сведения расплывчаты и дают возможность для многочисленных фантазий. Если, например, в книге о славянских мифах вы прочитаете, что было такое божество — Лель — то можете смело ее закрывать, в ней воспроизводятся выдумки XVIII–XIX веков.
Но любой недостаток можно превратить в достоинство. То, что славянские древности так плохо сохранились, делает их изучение особенно интересным и охоту за ними особенно азартной. Есть же еще археологические древности, а главное — невероятное количество различных этнографических сведений, сохранившихся вплоть до наших дней обычаев, изучив которые, можно добраться до тех представлений, которые существовали у славян много веков назад.
Славянские боги никуда не делись — они остались с нами — в виде древних легенд и обычаев, вроде бы приуроченных к христианским праздникам, а на самом деле — куда более древним. Они превратились в леших и домовых, в русалок и кикимор, а иногда — в христианских святых.
В общем, на самом-то деле не так уж мало мы знаем о славянских мифах и богах, а главное — их поиски невероятно увлекательны сами по себе. Вот об этом и поговорим.
Новый выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» посвящен верованиям древних славян. Увы, мы знаем о них куда меньше, чем, скажем, о мифах древних греков или римлян. Впрочем, это не значит, что славянские мифы менее интересны и их нельзя изучать.
Древним грекам (и нам вместе с ними) повезло — греческие мифы были записаны множеством авторов еще в древности, а затем легли в основу бесконечного множества произведений литературы и искусства. А со славянскими мифами сложнее — ни обитатели Руси, ни жители Балкан или Прибалтики ничего не записали до принятия христианства. А значит, мы знаем о славянских богах и древних обычаях только от христианских монахов, которым, естественно, не нравились «идолы», или от путешественников, проезжавших по славянским землям.
В результате, конечно, наши сведения расплывчаты и дают возможность для многочисленных фантазий. Если, например, в книге о славянских мифах вы прочитаете, что было такое божество — Лель — то можете смело ее закрывать, в ней воспроизводятся выдумки XVIII–XIX веков.
Но любой недостаток можно превратить в достоинство. То, что славянские древности так плохо сохранились, делает их изучение особенно интересным и охоту за ними особенно азартной. Есть же еще археологические древности, а главное — невероятное количество различных этнографических сведений, сохранившихся вплоть до наших дней обычаев, изучив которые, можно добраться до тех представлений, которые существовали у славян много веков назад.
Славянские боги никуда не делись — они остались с нами — в виде древних легенд и обычаев, вроде бы приуроченных к христианским праздникам, а на самом деле — куда более древним. Они превратились в леших и домовых, в русалок и кикимор, а иногда — в христианских святых.
В общем, на самом-то деле не так уж мало мы знаем о славянских мифах и богах, а главное — их поиски невероятно увлекательны сами по себе. Вот об этом и поговорим.
YouTube
Славянские мифы
Новый выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» посвящен религии древних славян — и жителей древней Руси, и тех народов, которые обитали у побережья Балтийского моря, и на Балканах. Увы, до нас не дошли мифы древних славян, записанные ими до принятия христианства —…
ЖИЗНЬ ПРИНЦЕССЫ
30 августа 1844 года у султана Занзибара родился тридцать шестой ребенок. Это была девочка, но вряд ли султан огорчился, так как сыновей у него было достаточно. Дочку назвали Салама бинт Саид, все называли ее Сальме, она жила со своей черкесской матерью в одном из отцовских владений и даже смогла научиться тому, чему ее никто не собирался учить — Сальме умела читать и писать.
Молодая принцесса унаследовала несколько плантаций после смерти сначала отца, потом матери, и могла бы жить спокойно, но между ее братьями началась борьба за власть. Сначала Сальме поддержала своего брата Баргаша, пытавшегося отнять власть у Маджида, хотя в душе симпатизировала Маджиду. Но так уж вышло — одна из ее сестер убедила девушку встать на сторону бунтовщиков. Сальме даже была секретарем у Баргаша — вот где пригодилась ее грамотность.
Выступление Баргаша было подавлено, его отправили на два года в Бомбей, а Сальме помирилась с Маджидом и переехала к нему в Стоунтаун. Здесь она у нее начался роман с немецким торговцем Рудольфом Рюте и она забеременела.
Сальме бежала на английском корабле, в Адене приняла христианство, получила имя Эмили и вышла замуж за своего возлюбленного. У них родился сын, который очень быстро умер.
Увы, на этом ее злоключения не закончились. Эмили и Рудольф поселились в Гамбурге, у них родилось еще трое детей, но в 1870 году Рудольф попал под конку и погиб. Эмили осталась почти без средств к существованию.
Тем временем на Занзибаре происходили важные перемены. Султан Маджид умер, и правителем стал Баргаш, который все еще не мог простить сестре ее предательства — не говоря уж о переходе в другую веру. Баргаш был последним султаном, который еще худо-бедно сохранял независимость Занзибара, лавируя между великими державами, хотевшими прибрать к рукам очень удобно расположенный остров. Работорговля формально была запрещена, но Баргаш смотрел сквозь пальцы на то, что из глубин Африки по-прежнему шли караваны с рабами. Занзибар был важным перевалочным пунктом на их пути. Но вот как прихотливо все складывается в истории — доходы, которые султан получал от работорговли, он направлял на модернизацию Стоунтауна — прокладывал дороги, построил водопровод, общественные бани. Даже сегодня Стоунтаун интересен не только, как место рождения Фредди Меркюри, но и тем, что Восток здесь с примесью Запада.
Когда Баргаш приезжал с визитом в Лондон, Эмили пыталась добиться возвращения отнятых у нее плантаций на Занзибаре. Увы, брат даже не захотел с ней встретиться. Не принял он ее и тогда, когда вместе с немецкой миссией она прибыла на Занзибар.
Бедную женщину какое-то время пытались использовать германские власти, не оставлявшие попыток сделать Занзибар «своим». Поговаривали, что Бисмарк хотел сделать ее сына султаном. Но в 1890 году, уже после смерти Баргаша, Германия подписала договор с Великобританией. Танганьика — земли на материке — отходили Германии, а Занзибар — Англии. После этого Эмили уже не была нужна немецким дипломатам. Приходилось выкручиваться самой.
И тут снова пригодилась любовь к словесности. Эмили Рюте написала «Воспоминания арабской принцессы из Занзибара», которые принесли ей немного денег — в ту колониальную эпоху Африка всем была интересна. Дальше она зарабатывала в основном уроками арабского языка.
Только через много лет, в 1922 году, очередной султан выделил ей небольшое пособие. Правда, дети Эмили вполне вписались в европейскую жизнь. Ее сын стал журналистом. После прихода Гитлера к власти он отказался от германского гражданства и переехал в Англию. Дочки удачно вышли замуж, и последние годы до своей смерти в 1924 году Эмили прожила у родителей одного из зятьев.
И если представить себе Занизибар 1844 года и Германию 1924-го, то начинает просто кружиться голова при мысли о том, какую невероятную одиссею проделала эта женщина, как она переместилась из одного мира в совершенно другой. Жаль только, что с мужем они прожили всего несколько лет. Надеюсь, это были счастливые годы.
30 августа 1844 года у султана Занзибара родился тридцать шестой ребенок. Это была девочка, но вряд ли султан огорчился, так как сыновей у него было достаточно. Дочку назвали Салама бинт Саид, все называли ее Сальме, она жила со своей черкесской матерью в одном из отцовских владений и даже смогла научиться тому, чему ее никто не собирался учить — Сальме умела читать и писать.
Молодая принцесса унаследовала несколько плантаций после смерти сначала отца, потом матери, и могла бы жить спокойно, но между ее братьями началась борьба за власть. Сначала Сальме поддержала своего брата Баргаша, пытавшегося отнять власть у Маджида, хотя в душе симпатизировала Маджиду. Но так уж вышло — одна из ее сестер убедила девушку встать на сторону бунтовщиков. Сальме даже была секретарем у Баргаша — вот где пригодилась ее грамотность.
Выступление Баргаша было подавлено, его отправили на два года в Бомбей, а Сальме помирилась с Маджидом и переехала к нему в Стоунтаун. Здесь она у нее начался роман с немецким торговцем Рудольфом Рюте и она забеременела.
Сальме бежала на английском корабле, в Адене приняла христианство, получила имя Эмили и вышла замуж за своего возлюбленного. У них родился сын, который очень быстро умер.
Увы, на этом ее злоключения не закончились. Эмили и Рудольф поселились в Гамбурге, у них родилось еще трое детей, но в 1870 году Рудольф попал под конку и погиб. Эмили осталась почти без средств к существованию.
Тем временем на Занзибаре происходили важные перемены. Султан Маджид умер, и правителем стал Баргаш, который все еще не мог простить сестре ее предательства — не говоря уж о переходе в другую веру. Баргаш был последним султаном, который еще худо-бедно сохранял независимость Занзибара, лавируя между великими державами, хотевшими прибрать к рукам очень удобно расположенный остров. Работорговля формально была запрещена, но Баргаш смотрел сквозь пальцы на то, что из глубин Африки по-прежнему шли караваны с рабами. Занзибар был важным перевалочным пунктом на их пути. Но вот как прихотливо все складывается в истории — доходы, которые султан получал от работорговли, он направлял на модернизацию Стоунтауна — прокладывал дороги, построил водопровод, общественные бани. Даже сегодня Стоунтаун интересен не только, как место рождения Фредди Меркюри, но и тем, что Восток здесь с примесью Запада.
Когда Баргаш приезжал с визитом в Лондон, Эмили пыталась добиться возвращения отнятых у нее плантаций на Занзибаре. Увы, брат даже не захотел с ней встретиться. Не принял он ее и тогда, когда вместе с немецкой миссией она прибыла на Занзибар.
Бедную женщину какое-то время пытались использовать германские власти, не оставлявшие попыток сделать Занзибар «своим». Поговаривали, что Бисмарк хотел сделать ее сына султаном. Но в 1890 году, уже после смерти Баргаша, Германия подписала договор с Великобританией. Танганьика — земли на материке — отходили Германии, а Занзибар — Англии. После этого Эмили уже не была нужна немецким дипломатам. Приходилось выкручиваться самой.
И тут снова пригодилась любовь к словесности. Эмили Рюте написала «Воспоминания арабской принцессы из Занзибара», которые принесли ей немного денег — в ту колониальную эпоху Африка всем была интересна. Дальше она зарабатывала в основном уроками арабского языка.
Только через много лет, в 1922 году, очередной султан выделил ей небольшое пособие. Правда, дети Эмили вполне вписались в европейскую жизнь. Ее сын стал журналистом. После прихода Гитлера к власти он отказался от германского гражданства и переехал в Англию. Дочки удачно вышли замуж, и последние годы до своей смерти в 1924 году Эмили прожила у родителей одного из зятьев.
И если представить себе Занизибар 1844 года и Германию 1924-го, то начинает просто кружиться голова при мысли о том, какую невероятную одиссею проделала эта женщина, как она переместилась из одного мира в совершенно другой. Жаль только, что с мужем они прожили всего несколько лет. Надеюсь, это были счастливые годы.
КАК Я СТАЛА УЧИТЕЛЕМ
Сорок один год назад мне и в голову не могло прийти, что я буду работать в школе. Не то чтобы мне эта мысль была неприятна — она просто не приходила в голову.
Сегодня я думаю, что это довольно странно: обе моих бабушки были учительницами, одна преподавала русский язык, а другая — английский. Мой папа после университета шесть лет работал учителем — сначала три года в школе рабочей молодежи в Ликине-Дулеве, а потом еще три года в московской школе — и очень любил вспоминать это время.
Но я об этом вообще не думала. Сегодня, когда школьники чуть ли не с первых классов начинают размышлять о том, где они будут работать и сколько зарабатывать, странно представить, что можно было учиться в университете и не думать о том, что ты будешь делать дальше. Но именно так я жила — и, честно говоря, по-моему, не только я.
На моем курсе, безусловно, были люди, хотевшие заниматься наукой, — некоторые из их стали замечательными учеными. Но таких явно не было большинство. Меня же в студенческие годы больше всего волновал вопрос, как попасть на очередной спектакль в Театр на Таганке. Билеты купить в кассе было просто невозможно, поэтому мы с подругами все время «стреляли лишние билетики». Помню, что на «Гамлета» с Высоцким я купила билет с рук за 10 рублей — это было невероятное транжирство с моей стороны. Стипендия в университете была тогда 40 рублей.
Другим любимым нашим местом был кинотеатр «Иллюзион» — до эпохи видеомагнитофонов было еще далеко, не говоря уж о ютьюбе, а в «Иллюзионе» можно было посмотреть прекрасные фильмы — Феллини, Бергмана, Тарковского — и многих других.
Вот так и проходила моя студенческая жизнь, но летом после четвертого курса женщина, пришедшая к моему отцу по какому-то делу, спросила меня, где я учусь, а потом как само собой разумеющееся добавила: «Ну, в школе ты, конечно, работать не хочешь».
И вот в этот момент я вдруг подумала: «А почему бы нет?»
Следующий раз эта женщина (о, как бы я хотела вспомнить ее имя, найти ее и поблагодарить) появилась в моей жизни через полгода, чтобы сообщить, что в 45 школе, которой руководил легендарный директор Леонид Исидорович Мильграм, заболела учительница, — и они ищут замену. Так я неожиданно, в начале третей четверти, оказалась в школе, где надо было преподавать сразу в шестых, седьмых, восьмых, девятых и десятых классах. Это была та еще коррида. Конечно, было трудно держать дисциплину, особенно если вспомнить, что некоторым моим ученикам было 17 лет, а мне — 23. Конечно, оказалось, что четыре с половиной года в университете не принесли мне знаний, нужных для преподавания, и надо было часами готовиться к урокам. Было ужасно тяжело, но при этом невероятно интересно.
Вот так все и началось. Вскоре у меня появились дети, и моя мама стала меня убеждать, что лучше бы мне было работать поближе к дому. И тут выяснилось, что совсем рядом с нашим домом находится школа №67 — куда меня вскоре и взяли. Увы, расчет моей мамы на то, что я буду меньше времени тратить на дорогу и поэтому больше быть дома, совершенно не оправдался. Я оказалась в школе, где было очень интересно жить — и учителям, и ученикам.
Уроки, уроки, уроки, репетиции спектаклей, турслеты, байдарочные походы, поездки на каникулах, чаепития, посещения театров — так я и жила в течение многих лет, и это было прекрасно, даже несмотря на то, что уроки у нас начинаются в 8 утра ( это еще что — в 90-е годы они начинались в 7-30).
Сегодня меня часто спрашивают, почему я ушла из школы. Ответ очень простой — пришла пора что-то изменить. Жизнь в школе была очень хороша, но возраст берет свое, на многое из того, что доставляло мне такое удовольствие, уже не хватает сил, теперь мне интереснее заниматься своим ютьюб-каналом. Но несмотря ни на что, я знаю, что прожила в школе 40 счастливых лет, приобрела прекрасных друзей — коллег и выпускников, и ни разу не пожалела о том, что на пятом курсе отправилась преподавать.
Сорок один год назад мне и в голову не могло прийти, что я буду работать в школе. Не то чтобы мне эта мысль была неприятна — она просто не приходила в голову.
Сегодня я думаю, что это довольно странно: обе моих бабушки были учительницами, одна преподавала русский язык, а другая — английский. Мой папа после университета шесть лет работал учителем — сначала три года в школе рабочей молодежи в Ликине-Дулеве, а потом еще три года в московской школе — и очень любил вспоминать это время.
Но я об этом вообще не думала. Сегодня, когда школьники чуть ли не с первых классов начинают размышлять о том, где они будут работать и сколько зарабатывать, странно представить, что можно было учиться в университете и не думать о том, что ты будешь делать дальше. Но именно так я жила — и, честно говоря, по-моему, не только я.
На моем курсе, безусловно, были люди, хотевшие заниматься наукой, — некоторые из их стали замечательными учеными. Но таких явно не было большинство. Меня же в студенческие годы больше всего волновал вопрос, как попасть на очередной спектакль в Театр на Таганке. Билеты купить в кассе было просто невозможно, поэтому мы с подругами все время «стреляли лишние билетики». Помню, что на «Гамлета» с Высоцким я купила билет с рук за 10 рублей — это было невероятное транжирство с моей стороны. Стипендия в университете была тогда 40 рублей.
Другим любимым нашим местом был кинотеатр «Иллюзион» — до эпохи видеомагнитофонов было еще далеко, не говоря уж о ютьюбе, а в «Иллюзионе» можно было посмотреть прекрасные фильмы — Феллини, Бергмана, Тарковского — и многих других.
Вот так и проходила моя студенческая жизнь, но летом после четвертого курса женщина, пришедшая к моему отцу по какому-то делу, спросила меня, где я учусь, а потом как само собой разумеющееся добавила: «Ну, в школе ты, конечно, работать не хочешь».
И вот в этот момент я вдруг подумала: «А почему бы нет?»
Следующий раз эта женщина (о, как бы я хотела вспомнить ее имя, найти ее и поблагодарить) появилась в моей жизни через полгода, чтобы сообщить, что в 45 школе, которой руководил легендарный директор Леонид Исидорович Мильграм, заболела учительница, — и они ищут замену. Так я неожиданно, в начале третей четверти, оказалась в школе, где надо было преподавать сразу в шестых, седьмых, восьмых, девятых и десятых классах. Это была та еще коррида. Конечно, было трудно держать дисциплину, особенно если вспомнить, что некоторым моим ученикам было 17 лет, а мне — 23. Конечно, оказалось, что четыре с половиной года в университете не принесли мне знаний, нужных для преподавания, и надо было часами готовиться к урокам. Было ужасно тяжело, но при этом невероятно интересно.
Вот так все и началось. Вскоре у меня появились дети, и моя мама стала меня убеждать, что лучше бы мне было работать поближе к дому. И тут выяснилось, что совсем рядом с нашим домом находится школа №67 — куда меня вскоре и взяли. Увы, расчет моей мамы на то, что я буду меньше времени тратить на дорогу и поэтому больше быть дома, совершенно не оправдался. Я оказалась в школе, где было очень интересно жить — и учителям, и ученикам.
Уроки, уроки, уроки, репетиции спектаклей, турслеты, байдарочные походы, поездки на каникулах, чаепития, посещения театров — так я и жила в течение многих лет, и это было прекрасно, даже несмотря на то, что уроки у нас начинаются в 8 утра ( это еще что — в 90-е годы они начинались в 7-30).
Сегодня меня часто спрашивают, почему я ушла из школы. Ответ очень простой — пришла пора что-то изменить. Жизнь в школе была очень хороша, но возраст берет свое, на многое из того, что доставляло мне такое удовольствие, уже не хватает сил, теперь мне интереснее заниматься своим ютьюб-каналом. Но несмотря ни на что, я знаю, что прожила в школе 40 счастливых лет, приобрела прекрасных друзей — коллег и выпускников, и ни разу не пожалела о том, что на пятом курсе отправилась преподавать.
Яндекс Дзен
Как я стала учителем, чтобы что-то поменять, а в итоге в 60 стала блогером
Сорок один год назад мне и в голову не могло прийти, что я буду работать в школе. Не то чтобы мне эта мысль была неприятна — она просто не приходила в голову. Сегодня я думаю, что это довольно странно: обе моих бабушки были учительницами, одна преподавала…