КАК ПРОВАНС СТАЛ МИРНЫМ
Вчера мы путешествовали по совершенно идиллическому Провансу. Шли из городка Вовер (11 тысяч жителей) в городок Галарг (755 жителей). Но это город. У них даже мэр есть. В Вовере мэр — социалист, а в Галарге — правоцентрист, но никакого Национального фронта.
Между ними — сплошные виноградники и парники, где выращивают спаржу и клубнику. Вчера было солнечно, идти было тяжело, тем более что выходили мы из Вовера по трассе, где всё время неслись автомобили.
Идти становилось всё неприятнее и даже огромное поле, заросшее маками, нас поразило, но ситуацию не облегчило. Но вокруг всё было полно доброжелательности. Один пожилой дядечка съехал на обочину, вышел из машины и начал взволнованно объяснять, что тут идти опасно, а для того чтобы выйти на дорогу Сан-Жака, надо будет повернуть направо.
Мы сделали рывок и вскоре правда оказались на пустынной, залитой солнцем дороге.
Я шла и думала, что сегодня моему папе могло бы исполниться 95 лет. Он мог бы работать — из трёх его одноклассников, которые, к счастью, всё ещё живы, двое продолжают заниматься своей наукой и сохраняют чистую и ясную голову.
Думаю, что и папа работал бы и писал, и много бы у него было разных соображений о нашей нынешней жизни, и он бы не перешёл на тёмную сторону силы…
И о Провансе, по которому мы шагаем, ему было бы что сказать. Потому что этот спокойный мир знал множество страшных событий.
Мы жили в Вовере на углу Еврейской улицы. Здесь когда-то, ещё начиная с VIII века, была большая еврейская община. В XII веке на юге Испании, в мусульманских владениях, начали преследовать евреев, и здесь появились переселенцы, принесшие с собой изысканную культуру Аль-Андалуса. Здесь существовала знаменитая школа каббалы, прославленная Авраамом бен Давидом, которого назвали Рабад, и его потомками.
Рабад был одним из создателей Каббалы, мистиком, которому являлся, по его словам, дух пророка Ильи. Он бешено спорил с самым знаменитым еврейским учёным того времени — Моисеем Маймонидом — и объяснял ученикам, что пророк Моисей и «Моисей пророк» — это не одно и то же. Маймонид принёс в еврейскую философию рациональные принципы Аристотеля, и это возмущало Рабада.
Но вот в начале XIV века французский король Филипп IV, которому необходимы были большие деньги для его политики укрепления центральной власти, решил проблему своего долга еврейским финансистам и просто выгнал всех евреев из Франции. Впрочем, он похожим образом освободился и от зависимости от ордена тамплиеров, обвинив рыцарей-монахов в службе дьяволу и упразднив их орден.
Тамплиеров казнили, и их огромные богатства передали ордену госпитальеров, а частично — французской короне.
Потом здешние места знали страшную чуму XIV века и разорение Столетней войны между Францией и Англией, и крестьянское восстание.
Только пережили кризис XIV века, как грянул век XVI с его Реформацией. На юге Франции было очень много последователей учения Кальвина — их здесь называли гугенотами. Религиозные войны бушевали тут почти полвека.
Екатерина Медичи, пытаясь умиротворить страну, организовала путешествие своего сына — Карла IX — по Франции. Побывал он и в Вовере, где «отобедал и переночевал». После его отъезда конфликты продолжились.
Потом Генрих IV закончил религиозные войны, дав большие права гугенотам, но в XVII веке сначала кардинал Ришелье, а потом Людовик XIV эти права отобрали. Теперь уже несладко было гугенотам. Многие покинули Францию, в Галарге, как нам рассказала хозяйка, им приходилось скрываться.
Сегодня в обоих городках есть и протестантская, и католическая церкви, и вроде бы живут они мирно. Правда, судя по ехидным замечаниям нашей хозяйки относительно мусульман, религиозные проблемы здесь просто перешли в другую плоскость.
За XVI–XVII веками наступил, как легко догадаться, XVIII, а с ним — Французская революция. Теперь уже разрушали любые церкви, в Галарге было «общество санкюлотов», хотя в здешних местах, судя по всему, особых ужасов не творилось, но ясно, что эпоха всё равно была кровавой.
(продолжение следует)
Вчера мы путешествовали по совершенно идиллическому Провансу. Шли из городка Вовер (11 тысяч жителей) в городок Галарг (755 жителей). Но это город. У них даже мэр есть. В Вовере мэр — социалист, а в Галарге — правоцентрист, но никакого Национального фронта.
Между ними — сплошные виноградники и парники, где выращивают спаржу и клубнику. Вчера было солнечно, идти было тяжело, тем более что выходили мы из Вовера по трассе, где всё время неслись автомобили.
Идти становилось всё неприятнее и даже огромное поле, заросшее маками, нас поразило, но ситуацию не облегчило. Но вокруг всё было полно доброжелательности. Один пожилой дядечка съехал на обочину, вышел из машины и начал взволнованно объяснять, что тут идти опасно, а для того чтобы выйти на дорогу Сан-Жака, надо будет повернуть направо.
Мы сделали рывок и вскоре правда оказались на пустынной, залитой солнцем дороге.
Я шла и думала, что сегодня моему папе могло бы исполниться 95 лет. Он мог бы работать — из трёх его одноклассников, которые, к счастью, всё ещё живы, двое продолжают заниматься своей наукой и сохраняют чистую и ясную голову.
Думаю, что и папа работал бы и писал, и много бы у него было разных соображений о нашей нынешней жизни, и он бы не перешёл на тёмную сторону силы…
И о Провансе, по которому мы шагаем, ему было бы что сказать. Потому что этот спокойный мир знал множество страшных событий.
Мы жили в Вовере на углу Еврейской улицы. Здесь когда-то, ещё начиная с VIII века, была большая еврейская община. В XII веке на юге Испании, в мусульманских владениях, начали преследовать евреев, и здесь появились переселенцы, принесшие с собой изысканную культуру Аль-Андалуса. Здесь существовала знаменитая школа каббалы, прославленная Авраамом бен Давидом, которого назвали Рабад, и его потомками.
Рабад был одним из создателей Каббалы, мистиком, которому являлся, по его словам, дух пророка Ильи. Он бешено спорил с самым знаменитым еврейским учёным того времени — Моисеем Маймонидом — и объяснял ученикам, что пророк Моисей и «Моисей пророк» — это не одно и то же. Маймонид принёс в еврейскую философию рациональные принципы Аристотеля, и это возмущало Рабада.
Но вот в начале XIV века французский король Филипп IV, которому необходимы были большие деньги для его политики укрепления центральной власти, решил проблему своего долга еврейским финансистам и просто выгнал всех евреев из Франции. Впрочем, он похожим образом освободился и от зависимости от ордена тамплиеров, обвинив рыцарей-монахов в службе дьяволу и упразднив их орден.
Тамплиеров казнили, и их огромные богатства передали ордену госпитальеров, а частично — французской короне.
Потом здешние места знали страшную чуму XIV века и разорение Столетней войны между Францией и Англией, и крестьянское восстание.
Только пережили кризис XIV века, как грянул век XVI с его Реформацией. На юге Франции было очень много последователей учения Кальвина — их здесь называли гугенотами. Религиозные войны бушевали тут почти полвека.
Екатерина Медичи, пытаясь умиротворить страну, организовала путешествие своего сына — Карла IX — по Франции. Побывал он и в Вовере, где «отобедал и переночевал». После его отъезда конфликты продолжились.
Потом Генрих IV закончил религиозные войны, дав большие права гугенотам, но в XVII веке сначала кардинал Ришелье, а потом Людовик XIV эти права отобрали. Теперь уже несладко было гугенотам. Многие покинули Францию, в Галарге, как нам рассказала хозяйка, им приходилось скрываться.
Сегодня в обоих городках есть и протестантская, и католическая церкви, и вроде бы живут они мирно. Правда, судя по ехидным замечаниям нашей хозяйки относительно мусульман, религиозные проблемы здесь просто перешли в другую плоскость.
За XVI–XVII веками наступил, как легко догадаться, XVIII, а с ним — Французская революция. Теперь уже разрушали любые церкви, в Галарге было «общество санкюлотов», хотя в здешних местах, судя по всему, особых ужасов не творилось, но ясно, что эпоха всё равно была кровавой.
(продолжение следует)
КАК ПРОВАНС СТАЛ МИРНЫМ: ПРОДОЛЖЕНИЕ
ХХ век для Франции — это воспоминание о Первой мировой. Нам трудно понять, что за последние сто с лишним лет больше всего людей Франция потеряла именно на этой войне. В каждой деревне — памятник погибшим в 1914–1918 с длинными списками людей.
Впрочем, в Галарге мы обнаруживаем площадь под названием «19 марта 1962 года». На площади — памятник, изображающий рукопожатие. Это был день заключения перемирия в алжирской войне.
Что касается Второй мировой, то юг Франции сначала оставался формально независимым, хотя правительство Виши зависело от немцев. Позже маршал Филипп Петен, «глава Французского государства», и премьер-министр Пьер Лаваль пытались уменьшить собственную ответственность. Но, увы, ясно, что Виши поставляло рабочих на немецкие заводы — в большинстве случаев принудительно. И, что ещё печальнее, была создана Французская милиция, преследовавшая партизан. А депортации евреев с юга начались до того, как эта часть страны была занята немецкими войсками.
Всё это стоило Петену и Лавалю смертных приговоров, и, если знаменитому маршалу его бывший ученик и друг генерал де Голль заменил казнь заключением в крепости, то Лаваль был расстрелян.
В здешних местах оккупация прошла довольно спокойно. И, как пишет воверский краевед, ни один житель города не вступил во Французскую милицию.
Мало того, уже под самый конец оккупации были схвачены два руководителя здешнего сопротивления, и местные жандармы отказались их расстреливать. Жандармов приговорили к смерти и, как и партизан, отправили в Марсель на расстрел. К счастью, через несколько дней город был освобождён, и жизнь и тех и других была спасена.
Вовер знает много человечных историй — о том, как один из его жителей, тайно слушавший радио «Свободной Франции», вещавшее из Лондона, обнаружил у себя в доме молодого немца, пытавшегося подслушать новости, чтобы узнать, что происходит в тех местах, где осталась его семья. После этого француз пускал немца к себе слушать радио.
Когда же фашисты начали отступать, жители Вовера разбирали свои автомобили, прокалывали колёса и, конечно, прятали своих любимых лошадей.
Но в Вовере есть улица Мориса Прива, 25-летнего парня, убитого французами же — членами всё той же Французской милиции — 22 августа 1944 года, когда город уже вот-вот должен был быть освобождён.
И, увы, после освобождения на балконе мэрии брили наголо женщин, спавших с немцами. Как рассказывает всё тот же краевед, это делали молодые парни, и, хотя партизаны, уже создававшие в городе новую власть, пытались их остановить, ничего не вышло.
Жана Сабаделя, поставленного немцами мэром, партизаны выгнали из города. Сабадель отвечал за отправку французов на работу в Германию и к тому же по указанию немцев открыл в городе дом терпимости. Но он же пытался добиться освобождения двух партизан — тех самых, кто его выгнал из города. Можно предположить, что это в какой-то мере была их благодарность, так как мэр-коллаборационист вполне мог как минимум попасть в тюрьму. Или же просто нежелание проливать кровь соседа.
Жан Сабадель уехал в свой дом, но тут стали возвращаться рабочие и партизаны. К Сабаделю явились какие-то вооружённые люди и приказали ему идти с ними. На дворе был сентябрь, и он попросил разрешения закончить сбор винограда. Они разрешили.Сабадель не стал убегать, и, когда виноград был собран, бывшего мэра увели — и больше его никто никогда не видел.
В 1999 году в Вовере были волнения, связанные с убийством 18-летнего араба, которого застрелил житель соседней деревушки, решивший, что парень хочет угнать его автомобиль.
Вот история главных конфликтов здешних мест. История кровавая, но сегодня здешние поля и виноградники выглядят абсолютно идиллически. Можно, значит, перейти от озлобления к нормальной жизни? Ну да, на это понадобились века, но ведь пришли же…
Ясно, что проблемы есть и сегодня, но вокруг — ощущение спокойствия и доброты. О добрых людях Прованса — в следующем рассказе.
ХХ век для Франции — это воспоминание о Первой мировой. Нам трудно понять, что за последние сто с лишним лет больше всего людей Франция потеряла именно на этой войне. В каждой деревне — памятник погибшим в 1914–1918 с длинными списками людей.
Впрочем, в Галарге мы обнаруживаем площадь под названием «19 марта 1962 года». На площади — памятник, изображающий рукопожатие. Это был день заключения перемирия в алжирской войне.
Что касается Второй мировой, то юг Франции сначала оставался формально независимым, хотя правительство Виши зависело от немцев. Позже маршал Филипп Петен, «глава Французского государства», и премьер-министр Пьер Лаваль пытались уменьшить собственную ответственность. Но, увы, ясно, что Виши поставляло рабочих на немецкие заводы — в большинстве случаев принудительно. И, что ещё печальнее, была создана Французская милиция, преследовавшая партизан. А депортации евреев с юга начались до того, как эта часть страны была занята немецкими войсками.
Всё это стоило Петену и Лавалю смертных приговоров, и, если знаменитому маршалу его бывший ученик и друг генерал де Голль заменил казнь заключением в крепости, то Лаваль был расстрелян.
В здешних местах оккупация прошла довольно спокойно. И, как пишет воверский краевед, ни один житель города не вступил во Французскую милицию.
Мало того, уже под самый конец оккупации были схвачены два руководителя здешнего сопротивления, и местные жандармы отказались их расстреливать. Жандармов приговорили к смерти и, как и партизан, отправили в Марсель на расстрел. К счастью, через несколько дней город был освобождён, и жизнь и тех и других была спасена.
Вовер знает много человечных историй — о том, как один из его жителей, тайно слушавший радио «Свободной Франции», вещавшее из Лондона, обнаружил у себя в доме молодого немца, пытавшегося подслушать новости, чтобы узнать, что происходит в тех местах, где осталась его семья. После этого француз пускал немца к себе слушать радио.
Когда же фашисты начали отступать, жители Вовера разбирали свои автомобили, прокалывали колёса и, конечно, прятали своих любимых лошадей.
Но в Вовере есть улица Мориса Прива, 25-летнего парня, убитого французами же — членами всё той же Французской милиции — 22 августа 1944 года, когда город уже вот-вот должен был быть освобождён.
И, увы, после освобождения на балконе мэрии брили наголо женщин, спавших с немцами. Как рассказывает всё тот же краевед, это делали молодые парни, и, хотя партизаны, уже создававшие в городе новую власть, пытались их остановить, ничего не вышло.
Жана Сабаделя, поставленного немцами мэром, партизаны выгнали из города. Сабадель отвечал за отправку французов на работу в Германию и к тому же по указанию немцев открыл в городе дом терпимости. Но он же пытался добиться освобождения двух партизан — тех самых, кто его выгнал из города. Можно предположить, что это в какой-то мере была их благодарность, так как мэр-коллаборационист вполне мог как минимум попасть в тюрьму. Или же просто нежелание проливать кровь соседа.
Жан Сабадель уехал в свой дом, но тут стали возвращаться рабочие и партизаны. К Сабаделю явились какие-то вооружённые люди и приказали ему идти с ними. На дворе был сентябрь, и он попросил разрешения закончить сбор винограда. Они разрешили.Сабадель не стал убегать, и, когда виноград был собран, бывшего мэра увели — и больше его никто никогда не видел.
В 1999 году в Вовере были волнения, связанные с убийством 18-летнего араба, которого застрелил житель соседней деревушки, решивший, что парень хочет угнать его автомобиль.
Вот история главных конфликтов здешних мест. История кровавая, но сегодня здешние поля и виноградники выглядят абсолютно идиллически. Можно, значит, перейти от озлобления к нормальной жизни? Ну да, на это понадобились века, но ведь пришли же…
Ясно, что проблемы есть и сегодня, но вокруг — ощущение спокойствия и доброты. О добрых людях Прованса — в следующем рассказе.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Лошадка, похожая на Пастернака!
Когда мне предложили принять участие в шоу «Петя любит выпить», я, признаться, была немного шокирована. Казалось, что это совсем не моё. Но когда я познакомились с Петей Плосковым и провела с ним вместе несколько часов, то оказалось, что это действительно интересно. Во-первых, потому что Петя — чудесный человек. Во-вторых, с ним невероятно увлекательно разговаривать: он задавал неожиданные вопросы — редкость в наше время. Он был отлично подготовлен к интервью и не раз удивлял меня тем, насколько глубоко разбирается в деталях моей жизни и работы.
Помимо всего прочего, Петя занимается тем, что, как мне кажется, сегодня важнее всего — он поднимает тему насилия. Это та проблема, которую, я уверена, невозможно игнорировать. Сейчас Петя работает над выпуском, посвящённым теме сексуализированного насилия в отношении мальчиков и мужчин. Это очень тяжёлая, болезненная и по-прежнему табуированная тема. Я понимаю, насколько травматичным может быть такой опыт, и с глубоким уважением отношусь к тем, кто находит в себе силы говорить об этом.
Если вы готовы поделиться своей историей — анонимно или нет — вы можете связаться с Петей в директе его Инстаграма.
Моё глубокое убеждение: главная беда России — это искажённые, за последние столетия, ценности. И одна из самых страшных её сторон — высокий уровень терпимости к насилию. Если мы не научимся с этим бороться, мы не справимся ни с одной другой проблемой.
Помимо всего прочего, Петя занимается тем, что, как мне кажется, сегодня важнее всего — он поднимает тему насилия. Это та проблема, которую, я уверена, невозможно игнорировать. Сейчас Петя работает над выпуском, посвящённым теме сексуализированного насилия в отношении мальчиков и мужчин. Это очень тяжёлая, болезненная и по-прежнему табуированная тема. Я понимаю, насколько травматичным может быть такой опыт, и с глубоким уважением отношусь к тем, кто находит в себе силы говорить об этом.
Если вы готовы поделиться своей историей — анонимно или нет — вы можете связаться с Петей в директе его Инстаграма.
Моё глубокое убеждение: главная беда России — это искажённые, за последние столетия, ценности. И одна из самых страшных её сторон — высокий уровень терпимости к насилию. Если мы не научимся с этим бороться, мы не справимся ни с одной другой проблемой.
ДОБРЫЕ ЛЮДИ
Когда мы вышли из Прованса и вошли в Окситанию, то нам показалось, что люди стали реже с нами здороваться и не так часто улыбаться. Мы даже рассуждали о разных характерах двух старинных областей. Потом опять от всех встречных мы стали слышать: Bonjour! А время от времени нам желали: Bon courage! — буквально это значит: хорошей отваги (хорошего куражу?), но имеется в виду: желаю вам сил справиться с вашим трудным делом. Услышав такое, сразу приобретаешь кураж и понимаешь, что оставшиеся семь или пять километров — это просто пустяки.
Окситания — ведь это то самое место, где была так сильно распространена ересь катаров, которые себя называли «добрыми людьми». Катаров уничтожили крестоносцы в XIII веке, но добрые люди, судя по всему, остались. Впрочем, кто знает, может быть, катары где-то здесь ещё бродят. В окситанской деревушке Монтайю, которая, правда, находится южнее, в Пиренеях, — ещё в первой половине XIV века инквизиция разыскивала катаров. Эта старинная трагедия стала счастьем для историков, потому что благодаря исследованию Эммануэля Ле Руа Ладюри «Монтайю, окситанская деревня, 1294–1324» мы знаем о тех, кто здесь жил, какие тут были интриги, с кем крутил романы здешний священник, и многое другое. (Не могу упустить возможность напомнить, что о средневековых деревнях, и о Монтайю в том числе, пойдёт речь в моём образовательном курсе, посвящённом Средневековью.)
А сегодня, когда идёшь среди виноградников или маковых полей, слышишь «Бон кураж!», видишь шпиль церкви на холме, то так и кажется, что те, средневековые добрые люди никуда не исчезли.
А кураж нам был необходим, потому что солнце грело всё сильнее, при этом всё время с левой стороны, поэтому левая рука у меня стала совсем красной, а правая сохраняла обычный цвет.
Когда мы входили в городок Галарг-ле-Монтюё, то уже еле шевелили ногами. А Галарг не случайно называется le Montueux — он стоит на холме. Когда мы наконец добрались до снятой нами комнаты, то мысль была одна — упасть и не вставать.
Не тут-то было.
Нас встретили 70-летняя Иоланда и её 91-летняя мама. Нас сразу спросили, что мы хотим выпить холодного, и сообщили, что аперитив будет в 19:15, а ужин — в 19:30. Аперитив???? До этого, если не считать первого дома у Арля, хозяева общались с нами через Букинг и ещё оставляли в своих квартирах длиннющие списки указаний вроде: не забудьте вынести мусор и помыть посуду.
Тут мы сидели с Иоландой и её мамой, попивали пастис (вот же гадость анисовая, но надо было погрузиться в местный колорит), потом перешли за стол и получили настоящий французский ужин с красным вином в красивых бокалах и сыром на десерт. Всё это время Иоланда весело рассказывала о своей жизни. Я узнала новое выражение. Она сообщила, что её родители давно развелись, мама вышла замуж, а папа avait aimé une dame — «любил одну даму», то есть, очевидно, жил со своей подругой, не заключая брак.
Сама Иоланда 15 лет назад поссорилась с мужем, захотела покурить, а сигарет не было. Она села в машину и поехала за сигаретами, но в их городке тоже ничего не нашла, поехала в Испанию — была в Барселоне, Малаге, потом доехала до Португалии, потом была на севере Испании, в Сантьяго-де-Компостела, а после подумала, что нехорошо как-то — муж уже три недели сидит с детьми — и вернулась в Галарг. Судя по тому, что мужа нигде не было видно, это её путешествие не исправило их отношения. А Иоланда зато с восторгом вспоминала, сколько хороших людей она встретила по дороге, с кем она ужинала и кто приглашал её переночевать.
Потом она рассказала нам всю историю своего городка — как здесь селились римские легионеры (мы теперь знаем, что названия, заканчивающиеся на «-арг», говорят о римском происхождении), как протестанты тут воевали с католиками и сколько ещё здесь всего было интересного.
«Для этого и существует Путь, — сказала она, — чтобы люди общались друг с другом».
(продолжение следует)
Когда мы вышли из Прованса и вошли в Окситанию, то нам показалось, что люди стали реже с нами здороваться и не так часто улыбаться. Мы даже рассуждали о разных характерах двух старинных областей. Потом опять от всех встречных мы стали слышать: Bonjour! А время от времени нам желали: Bon courage! — буквально это значит: хорошей отваги (хорошего куражу?), но имеется в виду: желаю вам сил справиться с вашим трудным делом. Услышав такое, сразу приобретаешь кураж и понимаешь, что оставшиеся семь или пять километров — это просто пустяки.
Окситания — ведь это то самое место, где была так сильно распространена ересь катаров, которые себя называли «добрыми людьми». Катаров уничтожили крестоносцы в XIII веке, но добрые люди, судя по всему, остались. Впрочем, кто знает, может быть, катары где-то здесь ещё бродят. В окситанской деревушке Монтайю, которая, правда, находится южнее, в Пиренеях, — ещё в первой половине XIV века инквизиция разыскивала катаров. Эта старинная трагедия стала счастьем для историков, потому что благодаря исследованию Эммануэля Ле Руа Ладюри «Монтайю, окситанская деревня, 1294–1324» мы знаем о тех, кто здесь жил, какие тут были интриги, с кем крутил романы здешний священник, и многое другое. (Не могу упустить возможность напомнить, что о средневековых деревнях, и о Монтайю в том числе, пойдёт речь в моём образовательном курсе, посвящённом Средневековью.)
А сегодня, когда идёшь среди виноградников или маковых полей, слышишь «Бон кураж!», видишь шпиль церкви на холме, то так и кажется, что те, средневековые добрые люди никуда не исчезли.
А кураж нам был необходим, потому что солнце грело всё сильнее, при этом всё время с левой стороны, поэтому левая рука у меня стала совсем красной, а правая сохраняла обычный цвет.
Когда мы входили в городок Галарг-ле-Монтюё, то уже еле шевелили ногами. А Галарг не случайно называется le Montueux — он стоит на холме. Когда мы наконец добрались до снятой нами комнаты, то мысль была одна — упасть и не вставать.
Не тут-то было.
Нас встретили 70-летняя Иоланда и её 91-летняя мама. Нас сразу спросили, что мы хотим выпить холодного, и сообщили, что аперитив будет в 19:15, а ужин — в 19:30. Аперитив???? До этого, если не считать первого дома у Арля, хозяева общались с нами через Букинг и ещё оставляли в своих квартирах длиннющие списки указаний вроде: не забудьте вынести мусор и помыть посуду.
Тут мы сидели с Иоландой и её мамой, попивали пастис (вот же гадость анисовая, но надо было погрузиться в местный колорит), потом перешли за стол и получили настоящий французский ужин с красным вином в красивых бокалах и сыром на десерт. Всё это время Иоланда весело рассказывала о своей жизни. Я узнала новое выражение. Она сообщила, что её родители давно развелись, мама вышла замуж, а папа avait aimé une dame — «любил одну даму», то есть, очевидно, жил со своей подругой, не заключая брак.
Сама Иоланда 15 лет назад поссорилась с мужем, захотела покурить, а сигарет не было. Она села в машину и поехала за сигаретами, но в их городке тоже ничего не нашла, поехала в Испанию — была в Барселоне, Малаге, потом доехала до Португалии, потом была на севере Испании, в Сантьяго-де-Компостела, а после подумала, что нехорошо как-то — муж уже три недели сидит с детьми — и вернулась в Галарг. Судя по тому, что мужа нигде не было видно, это её путешествие не исправило их отношения. А Иоланда зато с восторгом вспоминала, сколько хороших людей она встретила по дороге, с кем она ужинала и кто приглашал её переночевать.
Потом она рассказала нам всю историю своего городка — как здесь селились римские легионеры (мы теперь знаем, что названия, заканчивающиеся на «-арг», говорят о римском происхождении), как протестанты тут воевали с католиками и сколько ещё здесь всего было интересного.
«Для этого и существует Путь, — сказала она, — чтобы люди общались друг с другом».
(продолжение следует)
ДОБРЫЕ ЛЮДИ: ПРОДОЛЖЕНИЕ
На следующий день мы пошли погулять по городку и действительно поразились, что это крошечное местечко, где живёт чуть больше 3 тысяч человек, обладает такой историей. Тут были и средневековые улочки, и дома, украшенные обломками старинных церквей, пострадавших во время былых конфликтов. На многих домах висели таблички, рассказывавшие о живших здесь людях. Был тут, например, шотландец Томас Бернет, торговавший в XVIII веке в Монпелье, женившийся на уроженке Галарга, посидевший в тюрьме во время якобинского террора, но уцелевший. Позже он стал мэром Галарга, выкупил остатки замка прежних сеньоров и подарил их городу, чтобы перестроить их в протестантский храм.
Рядом с Галаргом в античные времена проходила большая дорога, носившая имя императора Домициана, и неподалёку есть остатки римского моста. Туда мы и пошли, не обращая внимания на завывания мистраля. То, что вокруг было дивно красиво, можно, наверное, не пояснять. Вдоль города идёт большая каменная дамба, защищающая его нижнюю часть от наводнений — бедствия здешних мест. Повсюду объявления: во время наводнения дорогу заливает.
За дамбой — луг, а за ним мощный римский мост через речку, которая выглядит очень мирно, и совершенно не понятно, как она может тут всё заливать. Рядом — большой щит, на котором подробно объясняется, как тут берегут природу, расчищают и подстригают камыши, следят за берегами и построили «убежища» для летучих мышей, ящериц и птиц…
Мы под большим впечатлением от всего увиденного отправились к Иоланде за своими рюкзаками. Настроение было так себе, потому что мистраль продолжал выть и регулярно начинался дождь. Но мы же пилигримы!
И тут Иоланда заволновалась, стала объяснять нам, что дорога до нашего следующего пункта идёт по шоссе, это опасно, и вообще: «Я вас довезу». И Иоланда тут же отвезла нас в следующее место, оказавшееся совершенно райским.
Называлось оно «Слушайте птиц» — Écoutez les oiseaux и находилось на улице Гнезд. Никакой улицы мы не заметили, потому что вокруг были оливковые деревья, агавы и вишни. И это был супердом для путешественников. Нет-нет, ничего особенно роскошного, но просто там было абсолютно всё, что может понадобиться. Здесь всё было так чудесно продумано, с такой заботой о квартирантах, что мы сразу почувствовали себя дома. Хозяева принесли нам на подносе вкуснейший ужин, сказали, что завтрак оставят в прихожей в 7:30, а мы его возьмём, когда захотим. И хозяева были такие чудесные, и их толстая мохнатая собака такая добрая — казалось, мы в каком-то сказочном домике.
Птиц, к сожалению, не было слышно, потому что выл мистраль, а потом пошёл дикий ливень, но от этого в домике было только уютнее.
Утром солнце уже снова палило во всю мощь, и мы с очень большим сожалением покинули это райское местечко. Теперь наш путь лежал в городок Сан-Женьес-де-Мург — в честь того самого мученика, который в римские времена в Арле отказался подписывать смертные приговоры христианам и был казнён, а его могила положила начало популярности кладбища Alyscamps.
Сейчас тут живёт чуть больше двух тысяч человек. Как практически во всех городках, через которые мы проходили, здесь видна высокая башня с городскими часами. Когда-то появление часов означало конец Средних веков — люди переставали определять время «по солнышку», а сегодня эти башни с часами и странной надстройкой для колокола — похожей на силуэт купола, очерченный тонкими балками — создают, наоборот, ощущение старины.
Колокол здесь отбивает время дважды — в пять часов раздаётся пять ударов, а через минуту — ещё пять. Есть разные объяснения этой традиции. Самое реалистичное — если ты не успел посчитать количество ударов, то тебе даётся второй шанс. Но есть и романтическое — дескать, первый раз колокол отбивает время, а второй — призывает к молитве.
Мы переночевали в Сан-Женьес-де-Мург, прислушиваясь к бою часов и любуясь невероятным видом, а потом двинулись дальше. И опять люди нам улыбались и говорили «бонжур» и «бон кураж», и было ясно, что в Окситании тоже полно хороших людей. Не меньше, чем в Провансе.
На следующий день мы пошли погулять по городку и действительно поразились, что это крошечное местечко, где живёт чуть больше 3 тысяч человек, обладает такой историей. Тут были и средневековые улочки, и дома, украшенные обломками старинных церквей, пострадавших во время былых конфликтов. На многих домах висели таблички, рассказывавшие о живших здесь людях. Был тут, например, шотландец Томас Бернет, торговавший в XVIII веке в Монпелье, женившийся на уроженке Галарга, посидевший в тюрьме во время якобинского террора, но уцелевший. Позже он стал мэром Галарга, выкупил остатки замка прежних сеньоров и подарил их городу, чтобы перестроить их в протестантский храм.
Рядом с Галаргом в античные времена проходила большая дорога, носившая имя императора Домициана, и неподалёку есть остатки римского моста. Туда мы и пошли, не обращая внимания на завывания мистраля. То, что вокруг было дивно красиво, можно, наверное, не пояснять. Вдоль города идёт большая каменная дамба, защищающая его нижнюю часть от наводнений — бедствия здешних мест. Повсюду объявления: во время наводнения дорогу заливает.
За дамбой — луг, а за ним мощный римский мост через речку, которая выглядит очень мирно, и совершенно не понятно, как она может тут всё заливать. Рядом — большой щит, на котором подробно объясняется, как тут берегут природу, расчищают и подстригают камыши, следят за берегами и построили «убежища» для летучих мышей, ящериц и птиц…
Мы под большим впечатлением от всего увиденного отправились к Иоланде за своими рюкзаками. Настроение было так себе, потому что мистраль продолжал выть и регулярно начинался дождь. Но мы же пилигримы!
И тут Иоланда заволновалась, стала объяснять нам, что дорога до нашего следующего пункта идёт по шоссе, это опасно, и вообще: «Я вас довезу». И Иоланда тут же отвезла нас в следующее место, оказавшееся совершенно райским.
Называлось оно «Слушайте птиц» — Écoutez les oiseaux и находилось на улице Гнезд. Никакой улицы мы не заметили, потому что вокруг были оливковые деревья, агавы и вишни. И это был супердом для путешественников. Нет-нет, ничего особенно роскошного, но просто там было абсолютно всё, что может понадобиться. Здесь всё было так чудесно продумано, с такой заботой о квартирантах, что мы сразу почувствовали себя дома. Хозяева принесли нам на подносе вкуснейший ужин, сказали, что завтрак оставят в прихожей в 7:30, а мы его возьмём, когда захотим. И хозяева были такие чудесные, и их толстая мохнатая собака такая добрая — казалось, мы в каком-то сказочном домике.
Птиц, к сожалению, не было слышно, потому что выл мистраль, а потом пошёл дикий ливень, но от этого в домике было только уютнее.
Утром солнце уже снова палило во всю мощь, и мы с очень большим сожалением покинули это райское местечко. Теперь наш путь лежал в городок Сан-Женьес-де-Мург — в честь того самого мученика, который в римские времена в Арле отказался подписывать смертные приговоры христианам и был казнён, а его могила положила начало популярности кладбища Alyscamps.
Сейчас тут живёт чуть больше двух тысяч человек. Как практически во всех городках, через которые мы проходили, здесь видна высокая башня с городскими часами. Когда-то появление часов означало конец Средних веков — люди переставали определять время «по солнышку», а сегодня эти башни с часами и странной надстройкой для колокола — похожей на силуэт купола, очерченный тонкими балками — создают, наоборот, ощущение старины.
Колокол здесь отбивает время дважды — в пять часов раздаётся пять ударов, а через минуту — ещё пять. Есть разные объяснения этой традиции. Самое реалистичное — если ты не успел посчитать количество ударов, то тебе даётся второй шанс. Но есть и романтическое — дескать, первый раз колокол отбивает время, а второй — призывает к молитве.
Мы переночевали в Сан-Женьес-де-Мург, прислушиваясь к бою часов и любуясь невероятным видом, а потом двинулись дальше. И опять люди нам улыбались и говорили «бонжур» и «бон кураж», и было ясно, что в Окситании тоже полно хороших людей. Не меньше, чем в Провансе.
Послушайте, какую песню памяти Алексея Навального написала Катя Чемберджи, хороший человек и хороший музыкант
YouTube
Schlaflied für einen Engel - Колыбельная для ангела
Lied für Stimme und Klavier
Musik und Text: Katia Tchemberdji
Sabine Lässig - Gesang
Katia Tchemberdji - Klavier
Musik und Text: Katia Tchemberdji
Sabine Lässig - Gesang
Katia Tchemberdji - Klavier
НОВЫЙ КУРС «ИСТОРИЯ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ»
Думаете Средние века грязные, мрачные и суеверные? А как же величественные соборы, древние университеты, рыцарские турниры, традиции вольных городов и монашеских орденов?
В начале июня мы отправимся в настоящее приключение – в мир замков и королевских дворов, монастырей и шумных ярмарок, университетов и портов, полных тайн и открытий. Мы заглянем в каждый уголок этой эпохи, чтобы понять, как жили люди, о чем мечтали, что ели, во что верили, чего боялись, кого любили.
💭 Почему именно Средневековье?
Это было не только время рыцарства и куртуазной любви, великих путешествий и культурных обменов, мощных городов и интеллектуальных открытий. Это было время, когда рождалась Европа.
Мой новый курс — это возможность узнать, как формировались привычные нам сегодня вещи: от системы образования до представлений о власти и справедливости.
Переходите по ссылке и дарите себе незабываемое путешествие в одну из самых загадочных и романтичных эпох. До встречи в Средневековье!
🧑💻 Курс стартует 2 июня
Думаете Средние века грязные, мрачные и суеверные? А как же величественные соборы, древние университеты, рыцарские турниры, традиции вольных городов и монашеских орденов?
В начале июня мы отправимся в настоящее приключение – в мир замков и королевских дворов, монастырей и шумных ярмарок, университетов и портов, полных тайн и открытий. Мы заглянем в каждый уголок этой эпохи, чтобы понять, как жили люди, о чем мечтали, что ели, во что верили, чего боялись, кого любили.
💭 Почему именно Средневековье?
Это было не только время рыцарства и куртуазной любви, великих путешествий и культурных обменов, мощных городов и интеллектуальных открытий. Это было время, когда рождалась Европа.
Мой новый курс — это возможность узнать, как формировались привычные нам сегодня вещи: от системы образования до представлений о власти и справедливости.
Переходите по ссылке и дарите себе незабываемое путешествие в одну из самых загадочных и романтичных эпох. До встречи в Средневековье!
🧑💻 Курс стартует 2 июня