ВОРОТА В ПРОВАНС
Полтора дня в Марселе — подготовка к Камино. Во-первых, потому что мы гуляли, мы гуляли, наши ноженьки устали. А теперь мы отдохнём — и в поход ещё пойдём.
А чтобы разобраться с «во-вторых», надо понять, что такое Марсель. Я решила выяснить, что это за часть Марселя, где я сняла нам квартиру, погуглила Castellane и с ужасом прочла, что хотя здесь родился Зинедин Зидан, но это самый бедный и самый криминальный пригород Марселя.
Выглядываю в окно — не похоже. Всё спокойно и буржуазно. У входа в нашу квартиру — еврейская мезуза. Перевожу дыхание и читаю следующую фразу: не путать с районом Кастеллан в центре Марселя… Тут всё встало на свои места, но это было очередным напоминанием того, какое непростое место этот город.
Город, который из-за своего положения и удобной гавани всегда был перекрёстком культур. Здесь селились греки, финикийцы, римляне, арабы, германцы… кого тут только не было, и кого тут только нет сегодня.
На берегу моря, в том месте, где вход в гавань в былые времена перекрывали цепью, стоит форт Святого Иоанна. Здесь в XII веке располагались рыцари-госпитальеры. У них останавливались те, кто отправлялся в крестовые походы. В XV веке тут была резиденция короля Рене, правителя Прованса, которому историки в XIX веке присвоят прозвище Добрый.
Трудно сказать, насколько Рене действительно был добр, потому что он беспрерывно ввязывался в самые разные политические интриги — то соперничал с бургундцами из-за Лотарингии (был в плену у бургундского герцога, вышел под честное слово, снова полез в политику, и тогда ему пришлось вернуться в плен по приказанию герцога и сидеть, пока его не выкупили), то с арагонцами за Неаполь. Двух его сыновей, возможно, отравили, его дочь была замужем за английским королём Генрихом VI и больше всего известна по пьесе Шекспира «Ричард III», где она возвращается во Францию, выкупленная французским королём, и проклинает Ричарда за гибель своего мужа и сына. Впрочем, она была та ещё штучка — и Серсея Ланнистер в «Игре престолов» частично списана с неё.
Рене, впрочем, любил искусство, веселье, рыцарство и возродил уже давно забытый рыцарский орден «Провансальского полумесяца», что по-французски звучит очень смешно: орден Круассана. Легенда о том, что Рене и его жена провели медовый месяц, наслаждаясь искусством, вдохновила сразу нескольких прерафаэлитов.
При Рене, впрочем, форт Святого Иоанна в Марселе захватывали арагонцы, а вскоре после его смерти Прованс перешёл к Франции. И поэтому старый форт при Людовике XIV сделали частью крепости, потом он был тюрьмой и во время Великой французской революции: тут много кто сидел и много кто погиб.
Потом тут находились казармы, а в ХХ веке был перевалочный пункт для солдат Иностранного легиона, отправлявшихся в Алжир, во время Второй мировой войны тут располагались фашистские войска, и в 1944 году форт был взорван.
И уже одного этого краткого перечисления имён и событий достаточно, чтобы понять, сколько здесь перемешалось культур и влияний.
Вернёмся к «во-вторых». Почему Марсель — подготовка к Камино? По контрасту. Большой, шумный, разноцветный, грязный, роскошный город с огромными домами эпохи Второй империи — 50–60-х годов, когда он явно изображал из себя второй Париж, с удивительными деревянными дверями, всегда покрытыми сплошной мантией граффити, с фонтанами и статуями, с туристами, нервно прижимающими к себе сумки, со снующими повсюду самокатами и мотоциклами.
Когда я искала, что бы почитать о Марселе, то набрела на «Марсельскую трилогию» Жан-Клода Иззо — криминальный нуар. По одному из этих романов снят фильм, с одним из самых «нуаристых» исполнителей ролей обаятельных преступников или нарушающих закон копов — Аленом Делоном. Образ Марселя как города в стиле «нуар» совершенно затмил образ города, родины Эдмона Дантеса.
Когда поезд Марсель — Арль отошёл от платформы и двинулся вперёд вдоль сиявшего моря, зелёных деревьев, фиолетовых цветов и белых домиков, стало ясно, что Марсель для нас был этакими огромными воротами, за которыми лежит Прованс — совершенно иной мир.
Полтора дня в Марселе — подготовка к Камино. Во-первых, потому что мы гуляли, мы гуляли, наши ноженьки устали. А теперь мы отдохнём — и в поход ещё пойдём.
А чтобы разобраться с «во-вторых», надо понять, что такое Марсель. Я решила выяснить, что это за часть Марселя, где я сняла нам квартиру, погуглила Castellane и с ужасом прочла, что хотя здесь родился Зинедин Зидан, но это самый бедный и самый криминальный пригород Марселя.
Выглядываю в окно — не похоже. Всё спокойно и буржуазно. У входа в нашу квартиру — еврейская мезуза. Перевожу дыхание и читаю следующую фразу: не путать с районом Кастеллан в центре Марселя… Тут всё встало на свои места, но это было очередным напоминанием того, какое непростое место этот город.
Город, который из-за своего положения и удобной гавани всегда был перекрёстком культур. Здесь селились греки, финикийцы, римляне, арабы, германцы… кого тут только не было, и кого тут только нет сегодня.
На берегу моря, в том месте, где вход в гавань в былые времена перекрывали цепью, стоит форт Святого Иоанна. Здесь в XII веке располагались рыцари-госпитальеры. У них останавливались те, кто отправлялся в крестовые походы. В XV веке тут была резиденция короля Рене, правителя Прованса, которому историки в XIX веке присвоят прозвище Добрый.
Трудно сказать, насколько Рене действительно был добр, потому что он беспрерывно ввязывался в самые разные политические интриги — то соперничал с бургундцами из-за Лотарингии (был в плену у бургундского герцога, вышел под честное слово, снова полез в политику, и тогда ему пришлось вернуться в плен по приказанию герцога и сидеть, пока его не выкупили), то с арагонцами за Неаполь. Двух его сыновей, возможно, отравили, его дочь была замужем за английским королём Генрихом VI и больше всего известна по пьесе Шекспира «Ричард III», где она возвращается во Францию, выкупленная французским королём, и проклинает Ричарда за гибель своего мужа и сына. Впрочем, она была та ещё штучка — и Серсея Ланнистер в «Игре престолов» частично списана с неё.
Рене, впрочем, любил искусство, веселье, рыцарство и возродил уже давно забытый рыцарский орден «Провансальского полумесяца», что по-французски звучит очень смешно: орден Круассана. Легенда о том, что Рене и его жена провели медовый месяц, наслаждаясь искусством, вдохновила сразу нескольких прерафаэлитов.
При Рене, впрочем, форт Святого Иоанна в Марселе захватывали арагонцы, а вскоре после его смерти Прованс перешёл к Франции. И поэтому старый форт при Людовике XIV сделали частью крепости, потом он был тюрьмой и во время Великой французской революции: тут много кто сидел и много кто погиб.
Потом тут находились казармы, а в ХХ веке был перевалочный пункт для солдат Иностранного легиона, отправлявшихся в Алжир, во время Второй мировой войны тут располагались фашистские войска, и в 1944 году форт был взорван.
И уже одного этого краткого перечисления имён и событий достаточно, чтобы понять, сколько здесь перемешалось культур и влияний.
Вернёмся к «во-вторых». Почему Марсель — подготовка к Камино? По контрасту. Большой, шумный, разноцветный, грязный, роскошный город с огромными домами эпохи Второй империи — 50–60-х годов, когда он явно изображал из себя второй Париж, с удивительными деревянными дверями, всегда покрытыми сплошной мантией граффити, с фонтанами и статуями, с туристами, нервно прижимающими к себе сумки, со снующими повсюду самокатами и мотоциклами.
Когда я искала, что бы почитать о Марселе, то набрела на «Марсельскую трилогию» Жан-Клода Иззо — криминальный нуар. По одному из этих романов снят фильм, с одним из самых «нуаристых» исполнителей ролей обаятельных преступников или нарушающих закон копов — Аленом Делоном. Образ Марселя как города в стиле «нуар» совершенно затмил образ города, родины Эдмона Дантеса.
Когда поезд Марсель — Арль отошёл от платформы и двинулся вперёд вдоль сиявшего моря, зелёных деревьев, фиолетовых цветов и белых домиков, стало ясно, что Марсель для нас был этакими огромными воротами, за которыми лежит Прованс — совершенно иной мир.
АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ КИТАЙ
В то время как президент Трамп то обостряет отношения с Китаем, то внезапно подаёт сигналы примирения, весь мир гадает: станет ли Китай новой экономической сверхдержавой? Договорится ли он с Россией — или, наоборот, потопчет всех на своём пути?
И именно в этот момент стоит вспомнить о древнем Китае — о том, какие невероятные возможности были у этой цивилизации задолго до современности. Некоторые из них воплотились, другие — остались нереализованными.
Знаете ли вы, что промышленная революция могла начаться в Китае — задолго до Великобритании? За много веков до того, как Европа вступила на путь модернизации. Но началась ли она?
Предлагаю вам поразмышлять вместе со мной — в режиме сослагательного наклонения. Это, конечно, фантазия. А может, и не совсем. Как и сегодняшние размышления о том, что ждёт Китай и как сложатся его отношения с США и с Россией.
В то время как президент Трамп то обостряет отношения с Китаем, то внезапно подаёт сигналы примирения, весь мир гадает: станет ли Китай новой экономической сверхдержавой? Договорится ли он с Россией — или, наоборот, потопчет всех на своём пути?
И именно в этот момент стоит вспомнить о древнем Китае — о том, какие невероятные возможности были у этой цивилизации задолго до современности. Некоторые из них воплотились, другие — остались нереализованными.
Знаете ли вы, что промышленная революция могла начаться в Китае — задолго до Великобритании? За много веков до того, как Европа вступила на путь модернизации. Но началась ли она?
Предлагаю вам поразмышлять вместе со мной — в режиме сослагательного наклонения. Это, конечно, фантазия. А может, и не совсем. Как и сегодняшние размышления о том, что ждёт Китай и как сложатся его отношения с США и с Россией.
YouTube
Альтернативный Китай: история, которой не было
Знаете ли вы, что промышленная революция могла начаться в Китае — задолго до Великобритании? За много веков до того, как Европа вступила на путь модернизации. Но началась ли она? Приглашаю вас поразмышлять вместе со мной — в режиме сослагательного наклонения.…
ГОРОД ВАН ГОГА
Я и раньше знала, что город Арль — одно из самых прекрасных мест на Земле, но теперь ощутила это с особой силой.
Арль — город, где Ван Гог создал свои величайшие шедевры и где прошли мучительные полтора года его жизни. Может быть, это игра моего воображения, но кажется, что в Арле всё дышит Ван Гогом.
Мы знаем, как он раздражал местных жителей — грязный, угрюмый, пьяный. Сегодня, конечно, Арль гордится Ван Гогом и усиленно торгует сумками с изображением «Звёздного неба» и тому подобными сувенирами. На улицах в разных местах стоят большие щиты с копиями картин, изображающих город, и отрывками из писем художника брату.
Но сколько бы мы ни читали о том, как он тут мучился и как он был всем противен, выглядываешь в окно, смотришь на город, идёшь по улице — Ван Гог, Ван Гог, Ван Гог… Ночное кафе закрыто на ремонт, освещение другое, за столиками других кафе — многочисленные туристы… и всё равно здесь везде Ван Гог. Я не могу объяснить подобное чудо, но это так.
При этом в Арле много чудесного, с Ван Гогом не связанного или связанного только опосредованно.
Это город с мощной и долгой историей. Здесь жили лигуры, потом финикийцы, потом город, который тогда назывался Арелат, достиг небывалого расцвета при римлянах.
В центре — огромный римский амфитеатр, неподалёку — античный театр, бани, выстроенные императором Константином. Но это только первый слой, то, что сразу бросается в глаза. На самом деле античность тут везде, и она удивительным образом прорастает сквозь средневековье и доходит до нашего времени.
Неподалёку от той квартиры, где мы живём, стоит дом XVI века, на нём — рельеф с античными фигурами. Архитекторы посмотрели на возвышающийся поблизости амфитеатр и позаимствовали оттуда образы. Другие «заимствовали» в прямом смысле — тащили античные рельефы и статуи для украшения своих домов.
Церковь Нотр-Дам-ля-Мажор была построена в XII веке на месте церкви, построенной в V веке на месте древнеримского храма. Входишь в неё и думаешь — вот здесь, у меня под ногами было место, где стоял античный алтарь, посвящённый Доброй богине. Голова начинает кружиться.
Собор святого Трофима с его невероятным, фантастическим порталом можно разглядывать часами. Сначала тебя сбивает с ног вид портала, потом заходишь внутрь — и там огромное пространство. Начинается страстная неделя, и все кресты и все изображения святых закрыты тёмно-фиолетовыми тканями, которые снимут только в пасхальную ночь. Вид жутковатый и таинственный. И сразу — вполне современная жизнь. Здесь нам выдают «креденсьяль» — паспорта паломников, идущих по Камино де Сантьяго, берут по 5 евро за паспорт, но при этом каждый паспорт — только лично в руки, один человек взять два не может. Потом наши имена, города, откуда мы приехали, и тот факт, что это наш второй Камино — всё записывают в толстую тетрадку и сообщают, что на портале есть статуя апостола Якова.
Собор был возведён в XII веке, опять же на месте церкви V века. А та, ранняя церковь стояла на том месте, где в римском городе был форум. Это здоровенное общественное пространство занимало место целых двух сегодняшних площадей — площади Форума, той самой, на которой всё никак не отремонтируют кафе Ван Гога, и площади Республики.
Ван Гог не только писал «Ночное кафе», но и стоял перед порталом собора святого Трофима, восхищался и ужасался.
Римский форум был построен так, что из-за наклона земли мог просесть. Поэтому были созданы мощнейшие подземные структуры, поддерживавшие Форум с его постройками. Очень характерно — чтобы посмотреть это подземное чудо, надо заходить через мэрию.
А рядом — чудо средневековое — клуатр, монастырский двор, где колонны украшены статуями и резьбой, глядя на которые ты просто переносишься в какое-то иное измерение.
(продолжение следует)
Я и раньше знала, что город Арль — одно из самых прекрасных мест на Земле, но теперь ощутила это с особой силой.
Арль — город, где Ван Гог создал свои величайшие шедевры и где прошли мучительные полтора года его жизни. Может быть, это игра моего воображения, но кажется, что в Арле всё дышит Ван Гогом.
Мы знаем, как он раздражал местных жителей — грязный, угрюмый, пьяный. Сегодня, конечно, Арль гордится Ван Гогом и усиленно торгует сумками с изображением «Звёздного неба» и тому подобными сувенирами. На улицах в разных местах стоят большие щиты с копиями картин, изображающих город, и отрывками из писем художника брату.
Но сколько бы мы ни читали о том, как он тут мучился и как он был всем противен, выглядываешь в окно, смотришь на город, идёшь по улице — Ван Гог, Ван Гог, Ван Гог… Ночное кафе закрыто на ремонт, освещение другое, за столиками других кафе — многочисленные туристы… и всё равно здесь везде Ван Гог. Я не могу объяснить подобное чудо, но это так.
При этом в Арле много чудесного, с Ван Гогом не связанного или связанного только опосредованно.
Это город с мощной и долгой историей. Здесь жили лигуры, потом финикийцы, потом город, который тогда назывался Арелат, достиг небывалого расцвета при римлянах.
В центре — огромный римский амфитеатр, неподалёку — античный театр, бани, выстроенные императором Константином. Но это только первый слой, то, что сразу бросается в глаза. На самом деле античность тут везде, и она удивительным образом прорастает сквозь средневековье и доходит до нашего времени.
Неподалёку от той квартиры, где мы живём, стоит дом XVI века, на нём — рельеф с античными фигурами. Архитекторы посмотрели на возвышающийся поблизости амфитеатр и позаимствовали оттуда образы. Другие «заимствовали» в прямом смысле — тащили античные рельефы и статуи для украшения своих домов.
Церковь Нотр-Дам-ля-Мажор была построена в XII веке на месте церкви, построенной в V веке на месте древнеримского храма. Входишь в неё и думаешь — вот здесь, у меня под ногами было место, где стоял античный алтарь, посвящённый Доброй богине. Голова начинает кружиться.
Собор святого Трофима с его невероятным, фантастическим порталом можно разглядывать часами. Сначала тебя сбивает с ног вид портала, потом заходишь внутрь — и там огромное пространство. Начинается страстная неделя, и все кресты и все изображения святых закрыты тёмно-фиолетовыми тканями, которые снимут только в пасхальную ночь. Вид жутковатый и таинственный. И сразу — вполне современная жизнь. Здесь нам выдают «креденсьяль» — паспорта паломников, идущих по Камино де Сантьяго, берут по 5 евро за паспорт, но при этом каждый паспорт — только лично в руки, один человек взять два не может. Потом наши имена, города, откуда мы приехали, и тот факт, что это наш второй Камино — всё записывают в толстую тетрадку и сообщают, что на портале есть статуя апостола Якова.
Собор был возведён в XII веке, опять же на месте церкви V века. А та, ранняя церковь стояла на том месте, где в римском городе был форум. Это здоровенное общественное пространство занимало место целых двух сегодняшних площадей — площади Форума, той самой, на которой всё никак не отремонтируют кафе Ван Гога, и площади Республики.
Ван Гог не только писал «Ночное кафе», но и стоял перед порталом собора святого Трофима, восхищался и ужасался.
Римский форум был построен так, что из-за наклона земли мог просесть. Поэтому были созданы мощнейшие подземные структуры, поддерживавшие Форум с его постройками. Очень характерно — чтобы посмотреть это подземное чудо, надо заходить через мэрию.
А рядом — чудо средневековое — клуатр, монастырский двор, где колонны украшены статуями и резьбой, глядя на которые ты просто переносишься в какое-то иное измерение.
(продолжение следует)
ГОРОД ВАН ГОГА. ПРОДОЛЖЕНИЕ
Когда мы налюбовались всеми чудесами и сидели без сил на ступеньках ещё одной церкви, стоящей на площади, то из здания мэрии — оно же вход в подземелья — выходила свадьба. Трудно сказать, какие были корни у жениха и невесты. Жених был иссиня-чёрного цвета, а поджидавшие новобрачных друзья были с невероятными дредами. Невеста выглядела как уроженка Северной Африки.
Когда они вышли, то встречавшие начали бить в барабаны, и жених с невестой, мать — наверное, жениха — в каком-то фантастическом платье золотого цвета, друзья с дредами и подружки в развевающихся нарядах — все стали плясать.
Юг Франции, вообще-то, место довольно расистское, но это был такой классный танец, что все, кто были на площади, восторженно аплодировали. И это африканское буйство только подчёркивало вечную смесь культур, составляющую основу жизни Арля.
А уже за пределами старого центра расположено место, которое теперь для меня стало символом Арля и его красоты. Называется оно Alyscamps — что на провансальском языке означает «Елисейские поля». Много веков здесь находилось кладбище.
Народу в римском городе Арелате было много, рядом проходила большая дорога, и тут много кого хоронили. В IV веке тут появилась могила местного чиновника, казнённого за то, что он отказался подписывать смертные приговоры христианам. А вскоре наступила христианская эпоха, и это захоронение стало местом поклонения.
Потом здесь же похоронили святого Трофима, первого епископа Арля, и теперь все хотели покоиться рядом с ним. Саркофаги укладывали в три слоя, а лодочники на Роне хорошо наживались, перевозя сюда тела тех, кто умер в других местах, но тоже хотел престижного захоронения.
А кладбище стало тем местом, где собирались паломники, отправлявшиеся в Сантьяго-де-Компостела и, в отличие от нас, проходившие отсюда весь путь — 1560 километров — а потом ещё и обратный.
В XII веке святого Трофима перенесли в собор его имени, место стало менее престижным и постепенно пришло в упадок. Его, конечно, громили во время революции и просто растаскивали камни на стройматериал.
К концу XIX века тут уже остались только руины средневековой церкви, прекрасная тополиная аллея и множество саркофагов.
Сюда приходили Ван Гог и Гоген — и писали картины…
Сегодня в Арле было дождливо, туристы прятались под зонтиками кафе, и до Alyscamps кроме нас дошли ещё человек пять-шесть. Привели ещё здоровенный класс, но школьники быстро ушли, и вся эта красота практически досталась нам одним.
Саркофаги… Тополя… Мысль о том, что вот здесь — прямо здесь — стоял Ван Гог с мольбертом, а добропорядочные граждане с возмущением на него косились…
Церковь, хоть и полуразрушенная, сохранила прекрасную акустику. Современные инсталляции, расставленные по аллее и в церкви, оказались абсолютно уместными. А мы решили проверить акустику и, встав в середине церкви, включили григорианский хорал. Кроме нас его слушала ещё одна-единственная туристка и два голубя…
Я не знаю, как ещё описать свой восторг. В этом городе прекрасно всё — дождь, лужи на улицах, кофе, голуби, руины, средневековые статуи, ВАН ГОГ, ВАН ГОГ, ВАН ГОГ.
Когда мы налюбовались всеми чудесами и сидели без сил на ступеньках ещё одной церкви, стоящей на площади, то из здания мэрии — оно же вход в подземелья — выходила свадьба. Трудно сказать, какие были корни у жениха и невесты. Жених был иссиня-чёрного цвета, а поджидавшие новобрачных друзья были с невероятными дредами. Невеста выглядела как уроженка Северной Африки.
Когда они вышли, то встречавшие начали бить в барабаны, и жених с невестой, мать — наверное, жениха — в каком-то фантастическом платье золотого цвета, друзья с дредами и подружки в развевающихся нарядах — все стали плясать.
Юг Франции, вообще-то, место довольно расистское, но это был такой классный танец, что все, кто были на площади, восторженно аплодировали. И это африканское буйство только подчёркивало вечную смесь культур, составляющую основу жизни Арля.
А уже за пределами старого центра расположено место, которое теперь для меня стало символом Арля и его красоты. Называется оно Alyscamps — что на провансальском языке означает «Елисейские поля». Много веков здесь находилось кладбище.
Народу в римском городе Арелате было много, рядом проходила большая дорога, и тут много кого хоронили. В IV веке тут появилась могила местного чиновника, казнённого за то, что он отказался подписывать смертные приговоры христианам. А вскоре наступила христианская эпоха, и это захоронение стало местом поклонения.
Потом здесь же похоронили святого Трофима, первого епископа Арля, и теперь все хотели покоиться рядом с ним. Саркофаги укладывали в три слоя, а лодочники на Роне хорошо наживались, перевозя сюда тела тех, кто умер в других местах, но тоже хотел престижного захоронения.
А кладбище стало тем местом, где собирались паломники, отправлявшиеся в Сантьяго-де-Компостела и, в отличие от нас, проходившие отсюда весь путь — 1560 километров — а потом ещё и обратный.
В XII веке святого Трофима перенесли в собор его имени, место стало менее престижным и постепенно пришло в упадок. Его, конечно, громили во время революции и просто растаскивали камни на стройматериал.
К концу XIX века тут уже остались только руины средневековой церкви, прекрасная тополиная аллея и множество саркофагов.
Сюда приходили Ван Гог и Гоген — и писали картины…
Сегодня в Арле было дождливо, туристы прятались под зонтиками кафе, и до Alyscamps кроме нас дошли ещё человек пять-шесть. Привели ещё здоровенный класс, но школьники быстро ушли, и вся эта красота практически досталась нам одним.
Саркофаги… Тополя… Мысль о том, что вот здесь — прямо здесь — стоял Ван Гог с мольбертом, а добропорядочные граждане с возмущением на него косились…
Церковь, хоть и полуразрушенная, сохранила прекрасную акустику. Современные инсталляции, расставленные по аллее и в церкви, оказались абсолютно уместными. А мы решили проверить акустику и, встав в середине церкви, включили григорианский хорал. Кроме нас его слушала ещё одна-единственная туристка и два голубя…
Я не знаю, как ещё описать свой восторг. В этом городе прекрасно всё — дождь, лужи на улицах, кофе, голуби, руины, средневековые статуи, ВАН ГОГ, ВАН ГОГ, ВАН ГОГ.
ПРОСЁЛКИ ПРОВАНСА
Ну что же, время в Арле было прекрасно, но пора в путь! Мы достали палки для хайкинга, собрали рюкзаки — и вперёд!
Вообще-то пилигримы, выходившие из Арля, держали путь к городку Сен-Жиль, да и сегодня многие туристы проходят этот отрезок за один день. Но для нас всё-таки двадцать с лишним километров — не вариант. И мы разбили этот переход на два дня.
Сначала нам надо было добраться до первого места нашей ночёвки — деревенского дома где-то на полпути.
Мы перешли Рону по мосту Тренкетай. Его дважды писал Ван Гог, и мы прошли по набережной по тем местам, где он стоял с мольбертом.
А квартал Тренкетай, куда нас привёл мост, — это место, где люди жили — рядом с рекой! — с античных времён. Там много всего происходило, и, в частности, где-то здесь в 1208 году был убит Пьер де Кастельно, папский легат, прибывший на юг, чтобы бороться с учением катаров, которое церковь считала ересью, а практически все жители юга — от бедных крестьян до графа Раймунда VI Тулузского — исповедовали, кто тайно, а кто открыто.
Пьер де Кастельно потребовал, чтобы все сеньоры здешних мест стали бороться с катарами — и почти все согласились, и только Раймунд Тулузский отказался. В результате Кастельно отлучил его от церкви и объявил лишённым всех владений. И вскоре после этого папский посланник был убит в Тренкетае… конюшим графа Раймунда.
Эта смерть приведёт к ужасающим последствиям и для графа, и для всего Юга. Разъярённый папа римский отправит в Прованс и Окситанию войско крестоносцев, Юг будет подвергнут страшному разорению, а Раймунду придётся несколько раз униженно каяться, на какое-то время убегать в Арагон, вынужденно участвовать в крестовом походе, потом выступать против крестоносцев, опять оказаться отлучённым, каяться в Риме перед папой — с огромным трудом он сможет сохранить часть своих владений для сына.
Прованс ассоциируется у нас с палящим солнцем, лавандовыми полями и яркими красками Сезанна и Ван Гога. Но на дворе апрель, и перед нами был другой Прованс — без бесконечных туристических автобусов, с небом, покрытым тучами, моросящим дождиком — красив он был невероятно. Но это не была жаркая южная красота — ассоциации со средней полосой России возникали постоянно.
Но… «Хоть похоже на Россию, только всё же не Россия» — за ними были видны кипарисы, огромные ивы, а дома вдалеке были построены из желтоватых камней.
В одном из таких домов была наша первая остановка. Просторный каменный дом, сад, лошади, конечно же, улитки, кошки. Кроме нас — больше никаких постояльцев…
Просто рай. Тут, правда, выяснилось, что я забыла прочитать внимательно условия проживания, и ужин надо было заказывать за 24 часа. Ресторан? Магазин? «Ну что вы, у нас тут деревня, — улыбнулся наш очаровательный хозяин, — могу сделать вам на ужин омлет».
Ну что ж, спасение утопающих, как известно, — дело рук самих утопающих. И вот уже Uber везёт нам обед из ресторана в Арле и за 15 минут доставляет наш заказ в то место, куда мы так долго топали с рюкзаками.
А омлет вечером был прекрасным. И это был не тот омлет, который мы себе представили, а вкуснейшая испанская тортилья. Здешние места тесно связаны с севером Испании.
Я, как известно, любитель сослагательного наклонения в истории и часто представляю себе, что, если бы события пошли чуть-чуть по-другому, то рядом с нынешними Испанией и Францией вполне могло бы существовать государство, объединившее Каталонию, Арагон и Окситанию (то бишь — север Испании и юг Франции), а может быть, ещё и Галисию и Португалию. Все эти регионы тесно связаны друг с другом и обладают очень похожими языками.
В начале XIII века такой вариант был вполне реален. Тот самый Раймунд Тулузский в борьбе против Севера объединился с правителем Каркассона Роже де Тренкавелем и со своим родственником — знаменитым королём Педро Арагонским. Что-то вполне могло из этого получиться, но перед решающей битвой Педро, как утверждали его враги, всю ночь пьянствовал и предавался другим греховным занятиям — и в результате был убит. После этого Арагон в провансальско-окситанские дела уже не лез.
Ну что же, время в Арле было прекрасно, но пора в путь! Мы достали палки для хайкинга, собрали рюкзаки — и вперёд!
Вообще-то пилигримы, выходившие из Арля, держали путь к городку Сен-Жиль, да и сегодня многие туристы проходят этот отрезок за один день. Но для нас всё-таки двадцать с лишним километров — не вариант. И мы разбили этот переход на два дня.
Сначала нам надо было добраться до первого места нашей ночёвки — деревенского дома где-то на полпути.
Мы перешли Рону по мосту Тренкетай. Его дважды писал Ван Гог, и мы прошли по набережной по тем местам, где он стоял с мольбертом.
А квартал Тренкетай, куда нас привёл мост, — это место, где люди жили — рядом с рекой! — с античных времён. Там много всего происходило, и, в частности, где-то здесь в 1208 году был убит Пьер де Кастельно, папский легат, прибывший на юг, чтобы бороться с учением катаров, которое церковь считала ересью, а практически все жители юга — от бедных крестьян до графа Раймунда VI Тулузского — исповедовали, кто тайно, а кто открыто.
Пьер де Кастельно потребовал, чтобы все сеньоры здешних мест стали бороться с катарами — и почти все согласились, и только Раймунд Тулузский отказался. В результате Кастельно отлучил его от церкви и объявил лишённым всех владений. И вскоре после этого папский посланник был убит в Тренкетае… конюшим графа Раймунда.
Эта смерть приведёт к ужасающим последствиям и для графа, и для всего Юга. Разъярённый папа римский отправит в Прованс и Окситанию войско крестоносцев, Юг будет подвергнут страшному разорению, а Раймунду придётся несколько раз униженно каяться, на какое-то время убегать в Арагон, вынужденно участвовать в крестовом походе, потом выступать против крестоносцев, опять оказаться отлучённым, каяться в Риме перед папой — с огромным трудом он сможет сохранить часть своих владений для сына.
Прованс ассоциируется у нас с палящим солнцем, лавандовыми полями и яркими красками Сезанна и Ван Гога. Но на дворе апрель, и перед нами был другой Прованс — без бесконечных туристических автобусов, с небом, покрытым тучами, моросящим дождиком — красив он был невероятно. Но это не была жаркая южная красота — ассоциации со средней полосой России возникали постоянно.
Но… «Хоть похоже на Россию, только всё же не Россия» — за ними были видны кипарисы, огромные ивы, а дома вдалеке были построены из желтоватых камней.
В одном из таких домов была наша первая остановка. Просторный каменный дом, сад, лошади, конечно же, улитки, кошки. Кроме нас — больше никаких постояльцев…
Просто рай. Тут, правда, выяснилось, что я забыла прочитать внимательно условия проживания, и ужин надо было заказывать за 24 часа. Ресторан? Магазин? «Ну что вы, у нас тут деревня, — улыбнулся наш очаровательный хозяин, — могу сделать вам на ужин омлет».
Ну что ж, спасение утопающих, как известно, — дело рук самих утопающих. И вот уже Uber везёт нам обед из ресторана в Арле и за 15 минут доставляет наш заказ в то место, куда мы так долго топали с рюкзаками.
А омлет вечером был прекрасным. И это был не тот омлет, который мы себе представили, а вкуснейшая испанская тортилья. Здешние места тесно связаны с севером Испании.
Я, как известно, любитель сослагательного наклонения в истории и часто представляю себе, что, если бы события пошли чуть-чуть по-другому, то рядом с нынешними Испанией и Францией вполне могло бы существовать государство, объединившее Каталонию, Арагон и Окситанию (то бишь — север Испании и юг Франции), а может быть, ещё и Галисию и Португалию. Все эти регионы тесно связаны друг с другом и обладают очень похожими языками.
В начале XIII века такой вариант был вполне реален. Тот самый Раймунд Тулузский в борьбе против Севера объединился с правителем Каркассона Роже де Тренкавелем и со своим родственником — знаменитым королём Педро Арагонским. Что-то вполне могло из этого получиться, но перед решающей битвой Педро, как утверждали его враги, всю ночь пьянствовал и предавался другим греховным занятиям — и в результате был убит. После этого Арагон в провансальско-окситанские дела уже не лез.
ПРОСЁЛКИ ПРОВАНСА. ПРОДОЛЖЕНИЕ
Мы переночевали под пение птиц в старинном доме и утром отправились в сторону Сен-Жиля, а значит, всё больше углублялись в ту удивительную область, которая называется Камарг.
Камарг — это странная местность, покрытая болотами и солончаками, она окутана древними легендами, и здесь сажают рис и разводят знаменитых камаргских лошадей и быков. Комары тут тоже не случайно — и ох, какие откормленные…
Изображения лошадей и быков встречали нас у каждого дома, который мы проходили, но мы шли и шли по полям, то под солнцем, то под дождиком и даже не понимали, что двигаемся по волшебной стране.
Мы рассуждали об истории и географии, об образовательном курсе по Средневековью, который мы сейчас готовим. О том, как правильно поступали разные великие историки, ходившие пешком по тем землям, о которых они писали.
Тут нам навстречу выехала машина, казалось, вышедшая из какого-то фильма про французскую глубинку. Машина была ровно такой, на какой должен ездить здешний фермер, и сидел там дядечка, выглядевший как стереотипный фермер юга Франции — немолодой, но энергичный, морщинистый, с обветренным и плохо выбритым лицом, с утра уже явно пропустивший стаканчик.
«Что? В Сантьяго-де-Компостела идёте? — радостно спросил он. — А я оттуда еду, ничего там хорошего нет». Он сам радостно захохотал над своей шуткой и объяснил нам, что видел сегодня уже много пилигримов. Это нас порадовало — мы волнуемся, что здесь пилигримов меньше, чем в Испании. Дядечка нас успокоил, пожелал хорошего пути и укатил.Мы пошли дальше.
А потом вдруг прямо рядом с дорогой мы увидели ИХ. Это было так неожиданно и прекрасно, что мы закричали от восторга. На поле паслись ОДИННАДЦАТЬ БЕЛЫХ ЛОШАДЕЙ. Знаю-знаю, белых лошадей не бывает, их надо называть серыми. Но они были БЕЛЫМИ. Это были те самые камаргские лошади, рождённые из ветра-мистраля и морской пены и происходящие от волшебного жеребца, который спас тонувшего человека и сказал, что будет не слугой его, а другом.
Действительно, никто не знает, откуда взялись эти создания с белыми гривами. Кто-то думает, что они родственники берберских скакунов, кто-то считает, что их сюда привели германские племена в поздней античности, кто-то — что кельты. Есть даже те, кто считает их прямыми потомками тех лошадей, на которых охотились первобытные люди в ту древнюю эпоху, которую археологи называют Солютре.
Но главное — это то, что камаргские лошади ни на кого не похожи, их разводят только здесь. В XVIII веке их даже запрещалось вывозить за пределы провинции. Разводят их в полудиком состоянии, и они уже давно стали символом свободы и независимости.
Наши одиннадцать никуда не бежали. Они стояли, как будто в каком-то зачарованном состоянии, неподвижно, устремив взгляд куда-то в даль. Даже на робко предложенные им кусочки багета отреагировали только трое, остальные так и стояли, как стражи на входе в волшебную страну, не повернув в нашу сторону головы, не взглянув на нас, погружённые до поры до времени в магический сон.Потом мы видели ещё много лошадей, но эти были совершенно особыми, ни на кого не похожими.
Вторые знаменитые обитатели Камарга — это чёрные быки, очевидно, являющиеся прямыми наследниками тех, кого изображали первобытные люди на стенах пещер, которых так много на юге Франции.
С быками мы, к счастью, не встретились. Их тоже разводят на воле и, говорят, что характер у них ого-го. Впрочем, их можно понять. Главное их предназначение — принимать участие в здешних камаргских боях быков. Тут нравы получше, чем в Испании, и быков не убивают. Им просто вешают на лоб кокарду, которую люди пытаются сорвать. Но кому понравится, когда тебя выводят на арену, дразнят, бегают вокруг тебя?
В общем, к счастью, мы с быками не встретились, а вот солончаки, рисовые поля, где фламинго клюют зерно, болота (комары!) сопровождали нас весь день, пока мы не дошли до города Сен-Жиль и не рухнули, очень гордые собой и тем, что сегодня прошли 14 километров…
Вот только печати на наших паспортах паломников ставить было негде. Завтра этим займёмся.
Мы переночевали под пение птиц в старинном доме и утром отправились в сторону Сен-Жиля, а значит, всё больше углублялись в ту удивительную область, которая называется Камарг.
Камарг — это странная местность, покрытая болотами и солончаками, она окутана древними легендами, и здесь сажают рис и разводят знаменитых камаргских лошадей и быков. Комары тут тоже не случайно — и ох, какие откормленные…
Изображения лошадей и быков встречали нас у каждого дома, который мы проходили, но мы шли и шли по полям, то под солнцем, то под дождиком и даже не понимали, что двигаемся по волшебной стране.
Мы рассуждали об истории и географии, об образовательном курсе по Средневековью, который мы сейчас готовим. О том, как правильно поступали разные великие историки, ходившие пешком по тем землям, о которых они писали.
Тут нам навстречу выехала машина, казалось, вышедшая из какого-то фильма про французскую глубинку. Машина была ровно такой, на какой должен ездить здешний фермер, и сидел там дядечка, выглядевший как стереотипный фермер юга Франции — немолодой, но энергичный, морщинистый, с обветренным и плохо выбритым лицом, с утра уже явно пропустивший стаканчик.
«Что? В Сантьяго-де-Компостела идёте? — радостно спросил он. — А я оттуда еду, ничего там хорошего нет». Он сам радостно захохотал над своей шуткой и объяснил нам, что видел сегодня уже много пилигримов. Это нас порадовало — мы волнуемся, что здесь пилигримов меньше, чем в Испании. Дядечка нас успокоил, пожелал хорошего пути и укатил.Мы пошли дальше.
А потом вдруг прямо рядом с дорогой мы увидели ИХ. Это было так неожиданно и прекрасно, что мы закричали от восторга. На поле паслись ОДИННАДЦАТЬ БЕЛЫХ ЛОШАДЕЙ. Знаю-знаю, белых лошадей не бывает, их надо называть серыми. Но они были БЕЛЫМИ. Это были те самые камаргские лошади, рождённые из ветра-мистраля и морской пены и происходящие от волшебного жеребца, который спас тонувшего человека и сказал, что будет не слугой его, а другом.
Действительно, никто не знает, откуда взялись эти создания с белыми гривами. Кто-то думает, что они родственники берберских скакунов, кто-то считает, что их сюда привели германские племена в поздней античности, кто-то — что кельты. Есть даже те, кто считает их прямыми потомками тех лошадей, на которых охотились первобытные люди в ту древнюю эпоху, которую археологи называют Солютре.
Но главное — это то, что камаргские лошади ни на кого не похожи, их разводят только здесь. В XVIII веке их даже запрещалось вывозить за пределы провинции. Разводят их в полудиком состоянии, и они уже давно стали символом свободы и независимости.
Наши одиннадцать никуда не бежали. Они стояли, как будто в каком-то зачарованном состоянии, неподвижно, устремив взгляд куда-то в даль. Даже на робко предложенные им кусочки багета отреагировали только трое, остальные так и стояли, как стражи на входе в волшебную страну, не повернув в нашу сторону головы, не взглянув на нас, погружённые до поры до времени в магический сон.Потом мы видели ещё много лошадей, но эти были совершенно особыми, ни на кого не похожими.
Вторые знаменитые обитатели Камарга — это чёрные быки, очевидно, являющиеся прямыми наследниками тех, кого изображали первобытные люди на стенах пещер, которых так много на юге Франции.
С быками мы, к счастью, не встретились. Их тоже разводят на воле и, говорят, что характер у них ого-го. Впрочем, их можно понять. Главное их предназначение — принимать участие в здешних камаргских боях быков. Тут нравы получше, чем в Испании, и быков не убивают. Им просто вешают на лоб кокарду, которую люди пытаются сорвать. Но кому понравится, когда тебя выводят на арену, дразнят, бегают вокруг тебя?
В общем, к счастью, мы с быками не встретились, а вот солончаки, рисовые поля, где фламинго клюют зерно, болота (комары!) сопровождали нас весь день, пока мы не дошли до города Сен-Жиль и не рухнули, очень гордые собой и тем, что сегодня прошли 14 километров…
Вот только печати на наших паспортах паломников ставить было негде. Завтра этим займёмся.
МОЙ ВЫСОЦКИЙ
Мне очень трудно писать о Высоцком. Лекцию записывать тоже было нелегко. Для меня Высоцкий — это огромный кусок жизни. Театр на Таганке — важнейшее для меня место. Фильмы. Песни. Рассказывать о Высоцком, все равно, что рассказывать о себе, чуть ли не исповедоваться.
Поэтому я решила спрятаться за самим Высоцким и просто сделать подборку из самых важных для меня цитат.
Самое главное — о любви.
«У нее все свое — и белье, и жилье —
Ну, а я ангажирую угол у тети.
Для нее — все свободное время мое,
На нее я гляжу из окна, что напротив».
Это начало самой любимой моей песни Высоцкого, я подробно говорю о ней в лекции.
Любовь у него всегда на пределе — как, впрочем, и вся жизнь.
«Девушка, милая, как вас звать?» — «Тома».
Как у меня замирало сердце в школьные годы от этой строчки…
«Семьдесят вторая». Жду, дыханье затая…
«Быть не может, повторите, я уверен — дома!..
Вот уже ответили. Ну здравствуй, это я».
Что еще я люблю? Иронию по отношению у себе, к миру, к самым мучительным вопросам бытия…
«Вот вам авария: в Замоскворечье
Трое везли хоронить одного —
Все, и шофер, получили увечья,
Только который в гробу — ничего».
И там же:
«Бабы по найму рыдали сквозь зубы,
Дьякон и тот верхней ноты не брал,
Громко фальшивили медные трубы,
Только который в гробу не соврал».
«Здесь и вправду ходит кот,
Как направо — так поет,
Как налево — так загнет анекдот,
Но ученый сукин сын —
Цепь златую снес в торгсин,
И на выручку один — в магазин».
И финал:
«Ты, уймись, уймись, тоска.
Душу мне не рань,
Раз уж это присказка —
Значит, дело дрянь».
А иногда эта ирония сменяется невероятным, экзистенциальным трагизмом:
«Ни философский камень больше не ищу,
Ни корень жизни — ведь уже нашли женьшень.
Не напрягаюсь, не стремлюсь, не трепещу
И не пытаюсь поразить мишень».
«И ни церковь, и ни кабак —
Ничего не свято!
Нет, ребята, все не так!
Все не так, ребята…»
А ведь были еще театр и кино.
Не буду хвастаться, рассказывая о том, что я дважды смотрела «Гамлета» на Таганке (сказала она и тут же похвасталась). Но для меня Высоцкий в театре — это не только (а может, не столько) Гамлет, и не надрывный крик Хлопуши, который так все любят вспоминать, и уж точно не карикатурный Керенский. Не могу забыть как в «Вишневом саде» Высоцкий-Лопахин ликовал, когда ему достался сад, а потом протягивал руки к Демидовой-Раневской и говорил: «Отчего же, отчего вы меня не послушали?».
Это был спектакль Эфроса, и я, кстати, вижу здесь доказательство того, что Любимов — при всей моей огромной любви к нему — не раскрыл по-настоящему выдающийся актерский талант Высоцкого. Эстетика Таганки не предполагала полноценного использования актера такого огромного дарования. «Вишневый сад» для меня — пример того, сколько еще поразительных ролей могло бы у него быть…
Кино? Ну сразу в ушах звучит: «Вор должен сидеть в тюрьме» и резкий жест Глеба Жеглова, когда он говорит «Я сказал!».
А я вспоминаю загнанного в угол Брусенцова в «Служили два товарища», «интеллигента» Ибрагима в «Сказе про то, как царь Петр арапа женил» и романтического Гуана в «Маленьких трагедиях» Швейцера.
Сколько же еще всего могло бы быть…
Ну что ж, слава богу, что есть то, что он успел нам подарить…
Мне очень трудно писать о Высоцком. Лекцию записывать тоже было нелегко. Для меня Высоцкий — это огромный кусок жизни. Театр на Таганке — важнейшее для меня место. Фильмы. Песни. Рассказывать о Высоцком, все равно, что рассказывать о себе, чуть ли не исповедоваться.
Поэтому я решила спрятаться за самим Высоцким и просто сделать подборку из самых важных для меня цитат.
Самое главное — о любви.
«У нее все свое — и белье, и жилье —
Ну, а я ангажирую угол у тети.
Для нее — все свободное время мое,
На нее я гляжу из окна, что напротив».
Это начало самой любимой моей песни Высоцкого, я подробно говорю о ней в лекции.
Любовь у него всегда на пределе — как, впрочем, и вся жизнь.
«Девушка, милая, как вас звать?» — «Тома».
Как у меня замирало сердце в школьные годы от этой строчки…
«Семьдесят вторая». Жду, дыханье затая…
«Быть не может, повторите, я уверен — дома!..
Вот уже ответили. Ну здравствуй, это я».
Что еще я люблю? Иронию по отношению у себе, к миру, к самым мучительным вопросам бытия…
«Вот вам авария: в Замоскворечье
Трое везли хоронить одного —
Все, и шофер, получили увечья,
Только который в гробу — ничего».
И там же:
«Бабы по найму рыдали сквозь зубы,
Дьякон и тот верхней ноты не брал,
Громко фальшивили медные трубы,
Только который в гробу не соврал».
«Здесь и вправду ходит кот,
Как направо — так поет,
Как налево — так загнет анекдот,
Но ученый сукин сын —
Цепь златую снес в торгсин,
И на выручку один — в магазин».
И финал:
«Ты, уймись, уймись, тоска.
Душу мне не рань,
Раз уж это присказка —
Значит, дело дрянь».
А иногда эта ирония сменяется невероятным, экзистенциальным трагизмом:
«Ни философский камень больше не ищу,
Ни корень жизни — ведь уже нашли женьшень.
Не напрягаюсь, не стремлюсь, не трепещу
И не пытаюсь поразить мишень».
«И ни церковь, и ни кабак —
Ничего не свято!
Нет, ребята, все не так!
Все не так, ребята…»
А ведь были еще театр и кино.
Не буду хвастаться, рассказывая о том, что я дважды смотрела «Гамлета» на Таганке (сказала она и тут же похвасталась). Но для меня Высоцкий в театре — это не только (а может, не столько) Гамлет, и не надрывный крик Хлопуши, который так все любят вспоминать, и уж точно не карикатурный Керенский. Не могу забыть как в «Вишневом саде» Высоцкий-Лопахин ликовал, когда ему достался сад, а потом протягивал руки к Демидовой-Раневской и говорил: «Отчего же, отчего вы меня не послушали?».
Это был спектакль Эфроса, и я, кстати, вижу здесь доказательство того, что Любимов — при всей моей огромной любви к нему — не раскрыл по-настоящему выдающийся актерский талант Высоцкого. Эстетика Таганки не предполагала полноценного использования актера такого огромного дарования. «Вишневый сад» для меня — пример того, сколько еще поразительных ролей могло бы у него быть…
Кино? Ну сразу в ушах звучит: «Вор должен сидеть в тюрьме» и резкий жест Глеба Жеглова, когда он говорит «Я сказал!».
А я вспоминаю загнанного в угол Брусенцова в «Служили два товарища», «интеллигента» Ибрагима в «Сказе про то, как царь Петр арапа женил» и романтического Гуана в «Маленьких трагедиях» Швейцера.
Сколько же еще всего могло бы быть…
Ну что ж, слава богу, что есть то, что он успел нам подарить…
YouTube
Лица и маски Владимира Высоцкого
Гамлет, альпинист, опер, урка, бард, романтик, звезда... У каждого был как будто свой собственный, личный Высоцкий. С ним можно было спорить, ругать начальство и смеяться над незатейливым советским бытом. Им можно было вдохновляться. Сегодня я расскажу вам…
РАЗГОВОРЫ О ВАЖНОМ: МЕДИЦИНА РОССИИ
Уже завтра, в понедельник, в российских школах пройдут новые «Разговоры о важном».
Если я спрошу вас, с чего начинается посвящённая медицине презентация, которую завтра учителя во всех школах России должны будут показать детям, вы, наверное, легко догадаетесь: с Путина!
Как провести это занятие без пропаганды? О чём стоит упомянуть?
Читайте в моём новом разборе по ссылке.
Уже завтра, в понедельник, в российских школах пройдут новые «Разговоры о важном».
Если я спрошу вас, с чего начинается посвящённая медицине презентация, которую завтра учителя во всех школах России должны будут показать детям, вы, наверное, легко догадаетесь: с Путина!
Как провести это занятие без пропаганды? О чём стоит упомянуть?
Читайте в моём новом разборе по ссылке.
Tamara-Eidelman
Разговоры о важном: Медицина России
Как нам вылечить медицину?
ГОРОДКИ ПРОВАНСА
Даже не знаю, с чего начать — со средневековой архитектуры, с виноградников, с колючих кустарников или с кафе на площади…
Совершив бросок в 14 километров, мы добрались до городка Сен-Жиль, о котором НИКОГДА ВООБЩЕ НЕ СЛЫШАЛИ. Высшее историческое образование, десятки лет преподавания — и не слышали никогда и ничего.
А между тем выяснилось, что Сен-Жиль в средние века был популярнейшим центром паломничества. Французская Википедия сравнивает его по значению с Римом, Иерусалимом и Сантьяго-де-Компостелла, впрочем, здесь они, кажется, слегка увлеклись.
Но факт тот, что сюда приходили поклониться останкам святого Жиля, о популярности которого можно судить по широчайшему распространению в то время этого имени.
Святой Жиль жил не то в VI, не то в VII, не то в XII веке. Уровень достоверности понятен. Но легенды, которые о нём рассказывали, очень симпатичны. Он родился в Афинах, стал монахом и бродил по Галлии/Франции в сопровождении одной только лани, чьим молоком и питался.
Однажды в лесу лань встретил охотившийся там вестготский король Вамба и погнался за ней. Та прибежала к хозяину, и он её обнял в тот момент, когда Вамба выпустил стрелу. Стрела пронзила Жилю руку, но лань была спасена, а Вамба раскаялся и больше так плохо себя не вёл.
И вот теперь весь город покрыт очень трогательными изображениями святого, обнимающего лань рукой, в которую воткнулась стрела, попадаются магазинчики типа La Biche fleurie — «Цветущая лань» и т. д. Мощи святого Жиля привлекли огромное количество людей, и к тому же город, стоящий на берегу одной из притоков Роны, стал портом, откуда корабли выходили в Средиземное море и везли крестоносцев на восток.
В XI веке в течение 50 лет здесь даже чеканили свою монету, и в городе в те времена было более 100 менял — так много сюда приходило людей из разных мест.
Ну а в середине XIII века у Сен-Жиля появляется мощный конкурент. Людовик IX нуждался в собственном порте на Средиземном море, не зависящем ни от каких местных феодалов. Он возвёл мощные укрепления и построил порт рядом с местом, где до этого только добывали соль, и которое называлось поэтому Эг-Морт — Мёртвая вода. Эг-Морт перебил значение Сен-Жиля как порта.
Культ святого сохранялся, но народу стало уже меньше. Город, правда, ещё славился своими винами, которые возили к папам в Авиньон. Потом наступил XVI век, религиозные войны — юг Франции был очень сильно гугенотским. Аббатство было разрушено, мощи святого затерялись — и только в XIX веке был снова найден его саркофаг. Потом был ещё удар Французской революции…
Сегодня в Сен-Жиле около 14 тысяч жителей, паломники сюда приходят, им тут рады, но что-то, толп не видно. А здесь — маленький, но очень симпатичный средневековый центр города, собор, оставшийся от аббатства, руины старого собора.
Нас, с нашими паспортами пилигримов, пустили бесплатно в крипту — и тут мы просто онемели. Собор был хорошим, интересным, мало чем отличающимся от других провинциальных построек. Руины — как руины. Улочки милые. И тут мы спускаемся в подземелье и оказываемся в огромнейшей крипте с романскими и готическими (да-да, одни переходят в другие) сводами, с многочисленными статуями, которые воздвигали верующие в разные века. (Трогательная надпись на одной из них гласит, что она сделана по заказу «Кружка рабочих-католиков Арля». Вот вам и рабочий класс.)
Здесь же — жуткий колодец, куда, как гласит латинская надпись, кальвинисты в 1562 году сбросили католических священников. Тут же лежат косточки, чтобы уж точно никаких сомнений, и почему-то висит ведро.
То ли размеры крипты на нас повлияли, то ли колодец, то ли тот факт, что кроме нас там никого не было, но впечатление было огромное.
Но пора было двигаться дальше.
Даже не знаю, с чего начать — со средневековой архитектуры, с виноградников, с колючих кустарников или с кафе на площади…
Совершив бросок в 14 километров, мы добрались до городка Сен-Жиль, о котором НИКОГДА ВООБЩЕ НЕ СЛЫШАЛИ. Высшее историческое образование, десятки лет преподавания — и не слышали никогда и ничего.
А между тем выяснилось, что Сен-Жиль в средние века был популярнейшим центром паломничества. Французская Википедия сравнивает его по значению с Римом, Иерусалимом и Сантьяго-де-Компостелла, впрочем, здесь они, кажется, слегка увлеклись.
Но факт тот, что сюда приходили поклониться останкам святого Жиля, о популярности которого можно судить по широчайшему распространению в то время этого имени.
Святой Жиль жил не то в VI, не то в VII, не то в XII веке. Уровень достоверности понятен. Но легенды, которые о нём рассказывали, очень симпатичны. Он родился в Афинах, стал монахом и бродил по Галлии/Франции в сопровождении одной только лани, чьим молоком и питался.
Однажды в лесу лань встретил охотившийся там вестготский король Вамба и погнался за ней. Та прибежала к хозяину, и он её обнял в тот момент, когда Вамба выпустил стрелу. Стрела пронзила Жилю руку, но лань была спасена, а Вамба раскаялся и больше так плохо себя не вёл.
И вот теперь весь город покрыт очень трогательными изображениями святого, обнимающего лань рукой, в которую воткнулась стрела, попадаются магазинчики типа La Biche fleurie — «Цветущая лань» и т. д. Мощи святого Жиля привлекли огромное количество людей, и к тому же город, стоящий на берегу одной из притоков Роны, стал портом, откуда корабли выходили в Средиземное море и везли крестоносцев на восток.
В XI веке в течение 50 лет здесь даже чеканили свою монету, и в городе в те времена было более 100 менял — так много сюда приходило людей из разных мест.
Ну а в середине XIII века у Сен-Жиля появляется мощный конкурент. Людовик IX нуждался в собственном порте на Средиземном море, не зависящем ни от каких местных феодалов. Он возвёл мощные укрепления и построил порт рядом с местом, где до этого только добывали соль, и которое называлось поэтому Эг-Морт — Мёртвая вода. Эг-Морт перебил значение Сен-Жиля как порта.
Культ святого сохранялся, но народу стало уже меньше. Город, правда, ещё славился своими винами, которые возили к папам в Авиньон. Потом наступил XVI век, религиозные войны — юг Франции был очень сильно гугенотским. Аббатство было разрушено, мощи святого затерялись — и только в XIX веке был снова найден его саркофаг. Потом был ещё удар Французской революции…
Сегодня в Сен-Жиле около 14 тысяч жителей, паломники сюда приходят, им тут рады, но что-то, толп не видно. А здесь — маленький, но очень симпатичный средневековый центр города, собор, оставшийся от аббатства, руины старого собора.
Нас, с нашими паспортами пилигримов, пустили бесплатно в крипту — и тут мы просто онемели. Собор был хорошим, интересным, мало чем отличающимся от других провинциальных построек. Руины — как руины. Улочки милые. И тут мы спускаемся в подземелье и оказываемся в огромнейшей крипте с романскими и готическими (да-да, одни переходят в другие) сводами, с многочисленными статуями, которые воздвигали верующие в разные века. (Трогательная надпись на одной из них гласит, что она сделана по заказу «Кружка рабочих-католиков Арля». Вот вам и рабочий класс.)
Здесь же — жуткий колодец, куда, как гласит латинская надпись, кальвинисты в 1562 году сбросили католических священников. Тут же лежат косточки, чтобы уж точно никаких сомнений, и почему-то висит ведро.
То ли размеры крипты на нас повлияли, то ли колодец, то ли тот факт, что кроме нас там никого не было, но впечатление было огромное.
Но пора было двигаться дальше.