ПРО БЕЗОБИДНЫХ МАСОНОВ
Сегодняшний выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» — про масонов. Про безобидных чудиков XVIII века, которые мечтали усовершенствовать человеческую жизнь или искали философский камень, или просто вступали в масонские ложи, чтобы оказаться поближе к сильным мира сего — а их считали и считают страшными заговорщиками, опасными магами, организаторами всех на свете революций, финансовых кризисов и войн…
Удивительно мы устроены. Ну конечно, масоны с упоением играли «в тайну», придумывали особые знаки и слова, проводили странные символические обряды — но как же мы все готовы в любой игре увидеть опасность, в любой тайне — заговор, в любом объединении людей — террористическую организацию.
Наверное, это говорит о повышенной тревожности последних столетий, когда произошло столько перемен, появилось столько новшеств — политических, экономических, технических, что приспособиться к ним оказалось нелегко, и одной из реакций на новый и непривычный мир стали постоянные поиски затаившихся врагов.
Со сторонниками теории заговора, увы, спорить бесполезно. Как замечательно заметил Илья Яблоков, изучающий теории заговора, им невозможно возражать, просто потому, что доказательств, подкрепляющих их измышления, не существует, и именно их отсутствие они и считают главным доказательством — ведь заговор-то тайный, суперзасекреченный. Фармацевтические компании создали СПИД, птичий грипп и, конечно же, коранавирус, ЦРУ взорвало башни-близнецы, масоны свергли царя, Кутузов дал Наполеону уйти из России, потому что был масоном…
«Это же всем известно», «Ну совершенно ясно», «Абсолютно точно» — вот главные доказательства, и против них, действительно, не попрешь…
А масоны… масоны, мне кажется, были очень любопытным порождением XVIII века, того времени, когда люди с одной стороны, невероятно уверовали в силу разума и его возможности все изменить в этом мире, но при этом сохранили веру в чудеса, в удивительные древние сказки и средневековые легенды. Вот из этой смеси рационализма и простодушия и возникло масонство. А революции, кризисы и войны они не создавали, мы сами несем ответственность за их возникновение, и нечего сваливать на масонов.
Сегодняшний выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» — про масонов. Про безобидных чудиков XVIII века, которые мечтали усовершенствовать человеческую жизнь или искали философский камень, или просто вступали в масонские ложи, чтобы оказаться поближе к сильным мира сего — а их считали и считают страшными заговорщиками, опасными магами, организаторами всех на свете революций, финансовых кризисов и войн…
Удивительно мы устроены. Ну конечно, масоны с упоением играли «в тайну», придумывали особые знаки и слова, проводили странные символические обряды — но как же мы все готовы в любой игре увидеть опасность, в любой тайне — заговор, в любом объединении людей — террористическую организацию.
Наверное, это говорит о повышенной тревожности последних столетий, когда произошло столько перемен, появилось столько новшеств — политических, экономических, технических, что приспособиться к ним оказалось нелегко, и одной из реакций на новый и непривычный мир стали постоянные поиски затаившихся врагов.
Со сторонниками теории заговора, увы, спорить бесполезно. Как замечательно заметил Илья Яблоков, изучающий теории заговора, им невозможно возражать, просто потому, что доказательств, подкрепляющих их измышления, не существует, и именно их отсутствие они и считают главным доказательством — ведь заговор-то тайный, суперзасекреченный. Фармацевтические компании создали СПИД, птичий грипп и, конечно же, коранавирус, ЦРУ взорвало башни-близнецы, масоны свергли царя, Кутузов дал Наполеону уйти из России, потому что был масоном…
«Это же всем известно», «Ну совершенно ясно», «Абсолютно точно» — вот главные доказательства, и против них, действительно, не попрешь…
А масоны… масоны, мне кажется, были очень любопытным порождением XVIII века, того времени, когда люди с одной стороны, невероятно уверовали в силу разума и его возможности все изменить в этом мире, но при этом сохранили веру в чудеса, в удивительные древние сказки и средневековые легенды. Вот из этой смеси рационализма и простодушия и возникло масонство. А революции, кризисы и войны они не создавали, мы сами несем ответственность за их возникновение, и нечего сваливать на масонов.
YouTube
Масоны. Чем они занимаются и как правят миром.
История масонских организаций, распространившихся в XVIII веке по всей Европе и породивших множество слухов и совершенно беспочвенных страхов. Зачем создавались масонские ложи и почему их стали воспринимать, как опасных заговорщиков?
Книги:
1. А.Н.Пыпин.…
Книги:
1. А.Н.Пыпин.…
ДО СВИДАНИЯ, БАТОНО РЕЗО…
Как ужасно, ужасно, ужасно жалко Резо Габриадзе.
Сейчас, конечно, все будут вспоминать «Мимино» и «Кин-дза-дза», а для меня он прежде всего создатель сценария великого «Не горюй!» — и дело не только в том, что я с детства обожаю этот фильм, но и в том, что само его название символично и для Георгия Данелии, и для Резо Габриадзе. «Не горюй!» — постоянно обращались они к нам. Не горюй, если нет денег, если над тобой глумится наглый князь, хозяин здешних мест, не горюй, если приходится летать на маленьком вертолетике, а красавица Лариса Ивановна на тебя даже внимания не обращает, не горюй, если твоя жизнь так не похожа на экранную мечту и прекрасная Вивьен Ли улыбается не тебе… Не горюй! Не горюй! Не горюй!
Прекрасная, детская поэтичность так хорошо видна в как будто бы игрушечном здании Театра марионеток, созданном Габриадзе в Тбилиси в 1981 году. Странная башня, словно сложенная из неровно выложенных детскими руками кубиков, чудесные керамические плитки, а внутри — вместо объявления о необходимости выключить телефоны — здоровенный топор, врезающийся в огромный мобильный. И сама идея — создать театр марионеток — как будто бы детская, игрушечная.
Но на самом-то деле за этим стоит абсолютно взрослый, ясный и светлый взгляд на жизнь, девиз которого все тот же — «Не горюй!» И, наверное, очень символично, что последнее, что нам оставил великий мастер, — поразительный мультфильм «Знаешь, мама, где я был?» — снятый его сыном, что тоже придает этому шедевру особый смысл. Фильм, где Габриадзе рассказывает о собственной жизни, превращая ее в сказочную историю о мальчике с копной пушкинских волос и грузинским носом, о котором спорили портреты Ленина и Сталина, который писал любовные письма для местного бандита, а дорога в деревню к дедушке и бабушке казалась ему театральной декорацией невероятной красоты…
Вдруг оказалось, что трудно писать этот текст, потому что слезы душат и все труднее восклицать «Не горюй!». Поэтому в заключение просто помещаю здесь пост, написанный мной в Фейсбуке уже несколько лет назад, когда мы в первый раз организовали поездку в Тбилиси и, конечно же, повели всю группу в театр Габриадзе… Я тогда неожиданно сфотографировала уходившего Мастера…
«В первый же вечер мы пошли в театр. В театре Габриадзе шла пьеса „Осень моей весны“ — совершенно удивительная история птицы по имени Боря Гадай ( кстати, мы долго спорили, какая это птица? Я уверена почему-то, что скворец), который грабит банк, чтобы помочь одинокой и бедной Домне, а потом уходит в загул с фабричными девицами, хотя на самом деле больше всего любит Вивьен Ли. Ну ладно, что я буду вам объяснять, какой хороший спектакль поставил Резо Габриадзе? Скажу только, что Рамаз Чхиквадзе когда-то, много-много лет назад совершенно поразил меня в „Ричарде III“, а теперь вдруг его голос звучит, как голос маленькой птички — и это тоже поразительно. А когда мы стояли перед театром, и наш прекрасный экскурсовод Настя Головкина рассказывала нам о том, как устроена башня театра, из кафе вдруг вышел сам Габриадзе. И был он очень грустный и усталый. Настя молнией кинулась к нему, но он не захотел с нами общаться, только издалека поднял свою кепку и поклонился нам, а потом повернулся и пошел — и видеть это было очень грустно…»
А я тогда сфотографировала его, уходившего, со спины.
И все равно — давайте, провожая великого мастера, вспомним прежде всего финал «Не горюй!», где Бенджамин, несмотря ни на что, уходит с песней. Ну и еще то, что мальчик с копной пушкинских волос ушел от нас в день рождения Пушкина.
Как ужасно, ужасно, ужасно жалко Резо Габриадзе.
Сейчас, конечно, все будут вспоминать «Мимино» и «Кин-дза-дза», а для меня он прежде всего создатель сценария великого «Не горюй!» — и дело не только в том, что я с детства обожаю этот фильм, но и в том, что само его название символично и для Георгия Данелии, и для Резо Габриадзе. «Не горюй!» — постоянно обращались они к нам. Не горюй, если нет денег, если над тобой глумится наглый князь, хозяин здешних мест, не горюй, если приходится летать на маленьком вертолетике, а красавица Лариса Ивановна на тебя даже внимания не обращает, не горюй, если твоя жизнь так не похожа на экранную мечту и прекрасная Вивьен Ли улыбается не тебе… Не горюй! Не горюй! Не горюй!
Прекрасная, детская поэтичность так хорошо видна в как будто бы игрушечном здании Театра марионеток, созданном Габриадзе в Тбилиси в 1981 году. Странная башня, словно сложенная из неровно выложенных детскими руками кубиков, чудесные керамические плитки, а внутри — вместо объявления о необходимости выключить телефоны — здоровенный топор, врезающийся в огромный мобильный. И сама идея — создать театр марионеток — как будто бы детская, игрушечная.
Но на самом-то деле за этим стоит абсолютно взрослый, ясный и светлый взгляд на жизнь, девиз которого все тот же — «Не горюй!» И, наверное, очень символично, что последнее, что нам оставил великий мастер, — поразительный мультфильм «Знаешь, мама, где я был?» — снятый его сыном, что тоже придает этому шедевру особый смысл. Фильм, где Габриадзе рассказывает о собственной жизни, превращая ее в сказочную историю о мальчике с копной пушкинских волос и грузинским носом, о котором спорили портреты Ленина и Сталина, который писал любовные письма для местного бандита, а дорога в деревню к дедушке и бабушке казалась ему театральной декорацией невероятной красоты…
Вдруг оказалось, что трудно писать этот текст, потому что слезы душат и все труднее восклицать «Не горюй!». Поэтому в заключение просто помещаю здесь пост, написанный мной в Фейсбуке уже несколько лет назад, когда мы в первый раз организовали поездку в Тбилиси и, конечно же, повели всю группу в театр Габриадзе… Я тогда неожиданно сфотографировала уходившего Мастера…
«В первый же вечер мы пошли в театр. В театре Габриадзе шла пьеса „Осень моей весны“ — совершенно удивительная история птицы по имени Боря Гадай ( кстати, мы долго спорили, какая это птица? Я уверена почему-то, что скворец), который грабит банк, чтобы помочь одинокой и бедной Домне, а потом уходит в загул с фабричными девицами, хотя на самом деле больше всего любит Вивьен Ли. Ну ладно, что я буду вам объяснять, какой хороший спектакль поставил Резо Габриадзе? Скажу только, что Рамаз Чхиквадзе когда-то, много-много лет назад совершенно поразил меня в „Ричарде III“, а теперь вдруг его голос звучит, как голос маленькой птички — и это тоже поразительно. А когда мы стояли перед театром, и наш прекрасный экскурсовод Настя Головкина рассказывала нам о том, как устроена башня театра, из кафе вдруг вышел сам Габриадзе. И был он очень грустный и усталый. Настя молнией кинулась к нему, но он не захотел с нами общаться, только издалека поднял свою кепку и поклонился нам, а потом повернулся и пошел — и видеть это было очень грустно…»
А я тогда сфотографировала его, уходившего, со спины.
И все равно — давайте, провожая великого мастера, вспомним прежде всего финал «Не горюй!», где Бенджамин, несмотря ни на что, уходит с песней. Ну и еще то, что мальчик с копной пушкинских волос ушел от нас в день рождения Пушкина.
УЧИТЕЛЯ ДЛЯ РОССИИ
В 1952 году, когда мой папа закончил истфак МГУ, никакая работа в Москве ему не светила. В 1952 году у евреев вообще перспективы были мрачные, а если у тебя еще сидит отец, то дело совсем плохо.
С огромным трудом ему удалось устроиться в школу рабочей молодежи в Ликино-Дулеве. Даже здесь понадобилась протекция — его двоюродный дядя возглавлял большое предприятие неподалеку — в Орехово-Зуеве — и пообещал выписать для школы тонну цемента, если его племянника возьмут на работу. Правда, приказ о выдаче цемента он подписал синим карандашом, а все его подчиненные знали, что синяя подпись означает — «не выдавать», реальный смысл имела только красная подпись. Так что папа любил говорить, что знает себе цену: за него заплатили тонну цемента, которую не выдали.
Но так он попал в школу. Три часа ездил из Москвы на электричке — час спал, час читал, час учил иностранные языки. Преподавал он там почти все — кроме истории, еще немецкий язык, астрономию и множество других предметов. Однажды приехал в морозный день, а в классе один ученик — спросил у него домашнее задание и поставил пять, на следующем уроке задание по другому предмету — четыре, а на следующем объяснил новый материал, тот ничего не понял и получил пару.
Работа в Ликино-Дулеве длилась три года, и папа никогда о ней не жалел, потом общался с выпускниками, и с большим энтузиазмом о ней рассказывал. Потом он еще три года преподавал в школе в Москве — там у него было прозвище Поль Робсон — если кто-то видел фотографию этого афро-американца и слышал его мощный голос, то легко поймет — почему.
Потом папа оказался косвенно связан с тайным обществом, созданным студентами и аспирантами истфака — не настолько сильно, чтобы его посадили, как нескольких однокурсников, но достаточно сильно, чтобы выгнали из комсомола и из школы. Работа учителем оказалась закрыта. В Исторический музей тоже не взяли, сказав, что человек, исключенный из комсомола, не может работать на Красной площади. И тогда он нашел работу в музее в Истре — и там начал писать книги.
Так он пришел к науке, но всегда с радостью и благодарностью вспоминал годы в школе. Когда я пошла работать в школу, то у меня дома была большая радость, папа поздравил меня от имени обеих бабушек — одна преподавала английский, другая русский и литературу, и от своего — как старого «шкраба» — школьного работника.
Я тоже стала учителем случайно — а потом оказалось, что для меня преподавание — самое интересное и важное дело в жизни. В университете меня почти не учили тому, как преподавать историю, все хитрости преподавания я осваивала уже «в бою». Конечно, сегодня я знаю, как много значит методика преподавания, много раз я жалела, что меня в вузе по-настоящему этому не учили, но мне повезло -я встретила в своей жизни настоящих учителей, у которых многому научилась. А еще — мне очень хотелось хорошо учить детей.
И поэтому я понимаю, что самый главный (хотя и не единственный) залог успеха для молодого учителя — это желание работать. Настоящее, сильное желание. Ощущение кайфа от того, что ты делаешь. И поэтому я верю в успех программы «Учитель для России», которая уже шесть лет предлагает всем, кто ПО-НАСТОЯЩЕМУ хочет работать в школе — отправиться далеко в глубинку и начать преподавать. И оказалось, что продюсер может интересно преподавать географию, микробиолог — биологию, музейщица — рисование… Они уезжают из больших городов, оставляют привычную жизнь и зарплату — а взамен получают что-то невероятно важное. Наверное, получается не у всех, но как же важны сами попытки, как я рада за тех, у кого получается, и за их учеников, которые вдруг вступают в контакт с непривычными для них людьми, приехавшими «из другого мира» и открывающими окно в этот другой мир.
И это лишнее доказательство того, что российские учителя, — не только анекдотические «МарьИванны», которых сегодня обвиняют во всех смертных грехах. Учителя — они очень разные. Есть среди них молодые и энергичные «Учителя для России» — и это просто здорово.
В 1952 году, когда мой папа закончил истфак МГУ, никакая работа в Москве ему не светила. В 1952 году у евреев вообще перспективы были мрачные, а если у тебя еще сидит отец, то дело совсем плохо.
С огромным трудом ему удалось устроиться в школу рабочей молодежи в Ликино-Дулеве. Даже здесь понадобилась протекция — его двоюродный дядя возглавлял большое предприятие неподалеку — в Орехово-Зуеве — и пообещал выписать для школы тонну цемента, если его племянника возьмут на работу. Правда, приказ о выдаче цемента он подписал синим карандашом, а все его подчиненные знали, что синяя подпись означает — «не выдавать», реальный смысл имела только красная подпись. Так что папа любил говорить, что знает себе цену: за него заплатили тонну цемента, которую не выдали.
Но так он попал в школу. Три часа ездил из Москвы на электричке — час спал, час читал, час учил иностранные языки. Преподавал он там почти все — кроме истории, еще немецкий язык, астрономию и множество других предметов. Однажды приехал в морозный день, а в классе один ученик — спросил у него домашнее задание и поставил пять, на следующем уроке задание по другому предмету — четыре, а на следующем объяснил новый материал, тот ничего не понял и получил пару.
Работа в Ликино-Дулеве длилась три года, и папа никогда о ней не жалел, потом общался с выпускниками, и с большим энтузиазмом о ней рассказывал. Потом он еще три года преподавал в школе в Москве — там у него было прозвище Поль Робсон — если кто-то видел фотографию этого афро-американца и слышал его мощный голос, то легко поймет — почему.
Потом папа оказался косвенно связан с тайным обществом, созданным студентами и аспирантами истфака — не настолько сильно, чтобы его посадили, как нескольких однокурсников, но достаточно сильно, чтобы выгнали из комсомола и из школы. Работа учителем оказалась закрыта. В Исторический музей тоже не взяли, сказав, что человек, исключенный из комсомола, не может работать на Красной площади. И тогда он нашел работу в музее в Истре — и там начал писать книги.
Так он пришел к науке, но всегда с радостью и благодарностью вспоминал годы в школе. Когда я пошла работать в школу, то у меня дома была большая радость, папа поздравил меня от имени обеих бабушек — одна преподавала английский, другая русский и литературу, и от своего — как старого «шкраба» — школьного работника.
Я тоже стала учителем случайно — а потом оказалось, что для меня преподавание — самое интересное и важное дело в жизни. В университете меня почти не учили тому, как преподавать историю, все хитрости преподавания я осваивала уже «в бою». Конечно, сегодня я знаю, как много значит методика преподавания, много раз я жалела, что меня в вузе по-настоящему этому не учили, но мне повезло -я встретила в своей жизни настоящих учителей, у которых многому научилась. А еще — мне очень хотелось хорошо учить детей.
И поэтому я понимаю, что самый главный (хотя и не единственный) залог успеха для молодого учителя — это желание работать. Настоящее, сильное желание. Ощущение кайфа от того, что ты делаешь. И поэтому я верю в успех программы «Учитель для России», которая уже шесть лет предлагает всем, кто ПО-НАСТОЯЩЕМУ хочет работать в школе — отправиться далеко в глубинку и начать преподавать. И оказалось, что продюсер может интересно преподавать географию, микробиолог — биологию, музейщица — рисование… Они уезжают из больших городов, оставляют привычную жизнь и зарплату — а взамен получают что-то невероятно важное. Наверное, получается не у всех, но как же важны сами попытки, как я рада за тех, у кого получается, и за их учеников, которые вдруг вступают в контакт с непривычными для них людьми, приехавшими «из другого мира» и открывающими окно в этот другой мир.
И это лишнее доказательство того, что российские учителя, — не только анекдотические «МарьИванны», которых сегодня обвиняют во всех смертных грехах. Учителя — они очень разные. Есть среди них молодые и энергичные «Учителя для России» — и это просто здорово.
Путешествие из России в Россию
ПО-ПРЕЖНЕМУ АКТУАЛЬНО…
Жила-была в Галлии некая очень способная, на все способная дама Локуста. Как и полагается на все способным, она поехала искать счастья в столице, где в моде было разделываться с надоевшими мужьями или политическими противниками с помощью ядов.
Никто из знатных и богатых римлян не мог считать себя в безопасности - поэтому здесь появилась интересная профессия пробователей еды. Эти люди пробовали каждое блюдо непосредственно перед подачей на стол. Это давало защиту от быстрых ядов, но ведь можно было придумать и медленнодействующие.
Поэтому на римских пирах полагалось чокаться так, чтобы вино переливалось из одного бокала в другой - тогда можно было быть уверенным, что человек, с которым ты пьешь, не подлил отраву в твое вино. Хотя можно же чокнуться, а потом свое вино не выпить - значит, они потом еще следили, чтобы приятель осушил до дна свой бокал одновременно с тобой. Веселый пир!
Но отравители продолжали процветать, и Локуста быстро нашла много заказчиков. Говорили, что император Калигула постоянно составлял яды, а после его убийства целый сундук со снадобьями бросили в море, и потом прибой выбрасывал на берег отравленную рыбу. Звучит слишком драматично, чтобы быть правдой, но кто знает…
Следующего императора, дядюшку Калигулы Клавдия, принято считать дурачком. Он выжил при дворе своего племянника только потому, что изображал из себя абсолютно безобидного придурка, и Калигула его не сослал и не казнил, а просто постоянно подвергал насмешкам и издевательствам. Но вообще-то, Клавдий был не так уж глуп - он писал книги, был образованным человеком ( может быть, поэтому его и считали идиотом), да и императором оказался неплохим.
А вот с женами ему не повезло. Его третьей женой была Мессалина, чья распущенность стала нарицательной. На все измены Мессалины Клавдий смотрел спокойно, а вот узнав, что она составляет против него заговор, тут же приказал убить. Но замену он ей нашел еще похлеще. Его новая жена - Агриппина младшая - жаждала власти не столько для себя, сколько для своего сына. А сыном ее был милый юноша по имени Нерон. Клавдий сначала под давлением жены сделал Нерона наследником, но потом призадумался и решил завещать престол своему родному сыну Британнику.
Агриппина, судя по всему, неоднократно прибегала к услугам Локусты, и теперь знала, как поступить. Пробогвателя пищи подкупили, поэтому он попробовал блюдо с любимыми Клавдием грибами, а потом полил его зельем Локусты.
У Клавдия началась рвота, а значит, появилась надежда на спасение, но у Агриппины был запасной вариант, - личный врач императора засунул ему в горло перышко, чтобы усилить рвоту. Вот только перышко было отравленным…
Так Нерон стал императором и быстро начал пользоваться услугами Локусты. Говорят, что Нерон и Локуста экспериментировали на рабах, чтобы создать нужную им концентрацию яда, который потом подсунули популярному Британнику. И здесь тоже понадобился опытный пробователь. Кубок с вином, поднесенный Британнику на пиру, был проверен на яды, но вино оказалось слишком горячим - римляне любили пить подогретое - и молодой человек попросил его остудить. Тут-то ему и добавили холодной воды.
А дальше он корчился в судорогах, а Нерон заявил, что это просто приступ болезни, которой тот якобы страдал с детства. Поэтому и сам император, и вся его застывшая от ужаса родня, включая Агриппину, продолжали пировать, глядя на умиравшего Британника. Считается, что Агриппина была в ужасе, потому что ожидала, что ей тоже подадут яд. Но в тот момент ей повезло. Впрочем, позже Нерон разделался и с матерью. Как только он решил, что та слишком вмешивается в его правление, то приказал ее убить.
А Локуста продолжала смешивать яды по приказанию Нерона. Только потом Нерона свергли, и следующий император приказал казнить Локусту. Как написал один римский историк, ее «вместе с другими подонками, вышедшими на поверхность во времена Нерона» провели в цепях по городу и казнили…
Жила-была в Галлии некая очень способная, на все способная дама Локуста. Как и полагается на все способным, она поехала искать счастья в столице, где в моде было разделываться с надоевшими мужьями или политическими противниками с помощью ядов.
Никто из знатных и богатых римлян не мог считать себя в безопасности - поэтому здесь появилась интересная профессия пробователей еды. Эти люди пробовали каждое блюдо непосредственно перед подачей на стол. Это давало защиту от быстрых ядов, но ведь можно было придумать и медленнодействующие.
Поэтому на римских пирах полагалось чокаться так, чтобы вино переливалось из одного бокала в другой - тогда можно было быть уверенным, что человек, с которым ты пьешь, не подлил отраву в твое вино. Хотя можно же чокнуться, а потом свое вино не выпить - значит, они потом еще следили, чтобы приятель осушил до дна свой бокал одновременно с тобой. Веселый пир!
Но отравители продолжали процветать, и Локуста быстро нашла много заказчиков. Говорили, что император Калигула постоянно составлял яды, а после его убийства целый сундук со снадобьями бросили в море, и потом прибой выбрасывал на берег отравленную рыбу. Звучит слишком драматично, чтобы быть правдой, но кто знает…
Следующего императора, дядюшку Калигулы Клавдия, принято считать дурачком. Он выжил при дворе своего племянника только потому, что изображал из себя абсолютно безобидного придурка, и Калигула его не сослал и не казнил, а просто постоянно подвергал насмешкам и издевательствам. Но вообще-то, Клавдий был не так уж глуп - он писал книги, был образованным человеком ( может быть, поэтому его и считали идиотом), да и императором оказался неплохим.
А вот с женами ему не повезло. Его третьей женой была Мессалина, чья распущенность стала нарицательной. На все измены Мессалины Клавдий смотрел спокойно, а вот узнав, что она составляет против него заговор, тут же приказал убить. Но замену он ей нашел еще похлеще. Его новая жена - Агриппина младшая - жаждала власти не столько для себя, сколько для своего сына. А сыном ее был милый юноша по имени Нерон. Клавдий сначала под давлением жены сделал Нерона наследником, но потом призадумался и решил завещать престол своему родному сыну Британнику.
Агриппина, судя по всему, неоднократно прибегала к услугам Локусты, и теперь знала, как поступить. Пробогвателя пищи подкупили, поэтому он попробовал блюдо с любимыми Клавдием грибами, а потом полил его зельем Локусты.
У Клавдия началась рвота, а значит, появилась надежда на спасение, но у Агриппины был запасной вариант, - личный врач императора засунул ему в горло перышко, чтобы усилить рвоту. Вот только перышко было отравленным…
Так Нерон стал императором и быстро начал пользоваться услугами Локусты. Говорят, что Нерон и Локуста экспериментировали на рабах, чтобы создать нужную им концентрацию яда, который потом подсунули популярному Британнику. И здесь тоже понадобился опытный пробователь. Кубок с вином, поднесенный Британнику на пиру, был проверен на яды, но вино оказалось слишком горячим - римляне любили пить подогретое - и молодой человек попросил его остудить. Тут-то ему и добавили холодной воды.
А дальше он корчился в судорогах, а Нерон заявил, что это просто приступ болезни, которой тот якобы страдал с детства. Поэтому и сам император, и вся его застывшая от ужаса родня, включая Агриппину, продолжали пировать, глядя на умиравшего Британника. Считается, что Агриппина была в ужасе, потому что ожидала, что ей тоже подадут яд. Но в тот момент ей повезло. Впрочем, позже Нерон разделался и с матерью. Как только он решил, что та слишком вмешивается в его правление, то приказал ее убить.
А Локуста продолжала смешивать яды по приказанию Нерона. Только потом Нерона свергли, и следующий император приказал казнить Локусту. Как написал один римский историк, ее «вместе с другими подонками, вышедшими на поверхность во времена Нерона» провели в цепях по городу и казнили…
У ВАС НЕТ ДРУГОГО ГЛОБУСА?
Новый выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» посвящен лидерам Белого движения во время Гражданской войны. Через некоторое время запишем и о красных, и о зеленых... А пока что — о белых. Об этих людях — Колчаке, Деникине, Врангеле, написано, снято, рассказано очень много — и очень много разного.
В советское время все было ясно — благородная и прекрасная Красная армия сражалась против мерзких «беляков». Мальчиш-Кибальчиш не сдавался Буржуину, и понятно, кто был хорош, а кто плох. Мерзкие, подлые, гнусные белые, до костей пропитанные алкоголем и кокаином, творили ужасающие жестокости, а красные герои с ними боролись и побеждали.
В эмиграции существовал другой образ, по сути дела выворачивавший наизнанку советский. Здесь прекрасные, восторженные идеалисты, юные офицеры, красавцы и герои, переносили невероятные мучения Ледяного похода и сражались с мерзостными красными комиссарами, с их подозрительно загнутыми крючковатыми носами и звериной жаждой крови...
Увы... В каждом из этих мифов есть своя доля правды и своя доля сказки. Как заметил один историк, и Красная, и Белая армии состояли из небольшого количества идеалистов и огромного количества жестоких циников. И с этим, увы, трудно поспорить.
Можно добавить еще одно — многие идеалисты, отправлявшиеся защищать мечту о мировой революции или сражаться за веру, царя и отечество, — быстро теряли свой идеализм.
Адмирал Колчак, судя по воспоминаниям, всегда был довольно жестоким человеком. А генерал Деникин, похоже, был спокойным и доброжелательным. Вот только и у того, и у другого в армии творились ужасающие вещи, которые они частично одобряли, а частично, может быть, и нет, но были неспособны остановить. Как так получается? Почему Гражданская война так быстро привела ко всеобщему озверению? На это вопрос есть очень много разных ответов и ни одного окончательного.
Хотела бы я, чтобы белые одержали победу? Наверное, да. А с другой стороны, читаешь рассуждения Колчака и с ужасом видишь, как они напоминают высказывания Муссолини. И не случайно, наверное, многие белые офицеры (но, к счастью, не все), оказавшиеся потом в эмиграции, с симпатией относились к фашизму — как к итальянскому, так и к германскому.
Что же это такое? Налево пойдешь, направо пойдешь... «Белые пришли — грабят, красные пришли — грабят»...
Поневоле вспоминаешь старый советский анекдот о том, как человека собираются выслать из СССР и почему-то предлагают выбрать любую страну, а он думает, думает и спрашивает: «А у вас нет другого глобуса?»
Другого глобуса нет. Значит, надо научиться жить на этом...
Новый выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» посвящен лидерам Белого движения во время Гражданской войны. Через некоторое время запишем и о красных, и о зеленых... А пока что — о белых. Об этих людях — Колчаке, Деникине, Врангеле, написано, снято, рассказано очень много — и очень много разного.
В советское время все было ясно — благородная и прекрасная Красная армия сражалась против мерзких «беляков». Мальчиш-Кибальчиш не сдавался Буржуину, и понятно, кто был хорош, а кто плох. Мерзкие, подлые, гнусные белые, до костей пропитанные алкоголем и кокаином, творили ужасающие жестокости, а красные герои с ними боролись и побеждали.
В эмиграции существовал другой образ, по сути дела выворачивавший наизнанку советский. Здесь прекрасные, восторженные идеалисты, юные офицеры, красавцы и герои, переносили невероятные мучения Ледяного похода и сражались с мерзостными красными комиссарами, с их подозрительно загнутыми крючковатыми носами и звериной жаждой крови...
Увы... В каждом из этих мифов есть своя доля правды и своя доля сказки. Как заметил один историк, и Красная, и Белая армии состояли из небольшого количества идеалистов и огромного количества жестоких циников. И с этим, увы, трудно поспорить.
Можно добавить еще одно — многие идеалисты, отправлявшиеся защищать мечту о мировой революции или сражаться за веру, царя и отечество, — быстро теряли свой идеализм.
Адмирал Колчак, судя по воспоминаниям, всегда был довольно жестоким человеком. А генерал Деникин, похоже, был спокойным и доброжелательным. Вот только и у того, и у другого в армии творились ужасающие вещи, которые они частично одобряли, а частично, может быть, и нет, но были неспособны остановить. Как так получается? Почему Гражданская война так быстро привела ко всеобщему озверению? На это вопрос есть очень много разных ответов и ни одного окончательного.
Хотела бы я, чтобы белые одержали победу? Наверное, да. А с другой стороны, читаешь рассуждения Колчака и с ужасом видишь, как они напоминают высказывания Муссолини. И не случайно, наверное, многие белые офицеры (но, к счастью, не все), оказавшиеся потом в эмиграции, с симпатией относились к фашизму — как к итальянскому, так и к германскому.
Что же это такое? Налево пойдешь, направо пойдешь... «Белые пришли — грабят, красные пришли — грабят»...
Поневоле вспоминаешь старый советский анекдот о том, как человека собираются выслать из СССР и почему-то предлагают выбрать любую страну, а он думает, думает и спрашивает: «А у вас нет другого глобуса?»
Другого глобуса нет. Значит, надо научиться жить на этом...
YouTube
Колчак, Деникин, Врангель. Гражданская война. Белые.
Новый выпуск "Уроков истории с Тамарой Эйдельман" посвящен вождям Белого движения в Гражданской войне - Колчаку, Деникину, Врангелю. Людям с разными судьбами, разным происхождением и воспитанием, которые оказались во главе белых войск, сражались с красными…
Дорогие друзья,
А подписаны ли вы уже на мой Инстаграм? Заходите, подписывайтесь!
Я стараюсь сделать его увлекательным и интересным для всех. Серьезные размышления пусть останутся на фейсбуке и в телеграм, а там – просто «болтовня», но на исторические темы.
В эту субботу на канале «Уроки истории с Тамарой Эйдельман» выходит лекция о Наполеоне! Да-да, о великом императоре, одной из самых знаменитых – и в то же время самых загадочных фигур в мировой истории. Самое время поболтать о Наполеоне.
Какие книги, посвященные великому императору, вам нравятся? Их существуют тысячи и тысячи - серьезные научные исследования, биографии, мемуары, любовные романы. Я написала в Инстаграме о тех книгах, которые кажутся мне самыми интересными. А что думаете вы?
А завтра будет пост о кино. Наполеонов в кино тоже невероятное количество - и выбрать те три фильма, которые мне кажутся самыми интересными, было нелегко, но я все-таки справилась. А каким будет ваш выбор?
Заходите в мой Инстаграм, подписывайтесь, делайте репосты, лайкайте - будем болтать, обсуждая историю.
А подписаны ли вы уже на мой Инстаграм? Заходите, подписывайтесь!
Я стараюсь сделать его увлекательным и интересным для всех. Серьезные размышления пусть останутся на фейсбуке и в телеграм, а там – просто «болтовня», но на исторические темы.
В эту субботу на канале «Уроки истории с Тамарой Эйдельман» выходит лекция о Наполеоне! Да-да, о великом императоре, одной из самых знаменитых – и в то же время самых загадочных фигур в мировой истории. Самое время поболтать о Наполеоне.
Какие книги, посвященные великому императору, вам нравятся? Их существуют тысячи и тысячи - серьезные научные исследования, биографии, мемуары, любовные романы. Я написала в Инстаграме о тех книгах, которые кажутся мне самыми интересными. А что думаете вы?
А завтра будет пост о кино. Наполеонов в кино тоже невероятное количество - и выбрать те три фильма, которые мне кажутся самыми интересными, было нелегко, но я все-таки справилась. А каким будет ваш выбор?
Заходите в мой Инстаграм, подписывайтесь, делайте репосты, лайкайте - будем болтать, обсуждая историю.
БРЕД ВО ВРЕМЯ ЧУМЫ
На днях увидела фотографии футбольной фан-зоны в Петербурге. Решила что фейк. Стала проверять, нашла много других, где радостная толпа смотрит футбол, в масках — один-два человека.
За прошедший год я три раза была в пансионатах. Один был в Тульской области. Дело было в сентябре, когда был «пересменок» между волнами пандемии. До Тульской области, похоже, пандемия не добралась — на весь пансионат я была единственным человеком в маске — как среди отдыхающих, так и среди обслуживающего персонала.
Потом началась вторая волна, вроде бы все всё прочувствовали. В следующий раз я оказалась в отеле под Переславлем в феврале и захватила свой сертификат о вакцинации. Только им никто не поинтересовался, опять я — ну если не единственная, то одна из немногих, кто в масках. На входе в ресторан проверяют температуру и просят подходить в маске к шведскому столу. В других местах отеля, очевидно, вирус не действует — народ отдыхает.
Только что я была две недели в горах Ингушетии. В горы вирус явно не полезет, он что, дурак что ли? За две недели видела одну маску — на подбородке у поварихи, очевидно, на случай неожиданной проверки. Больше ни у кого. Еще была во Владикавказе, входила в кафе в маске под удивленными взглядами посетителей, в огромном магазине «Метро» опять никого в масках…
Я весь этот год преподаю онлайн, заказываю доставку еды, по Москве перемещаюсь на машине или на велосипеде, спортом занимаюсь на свежем воздухе. Поэтому каждый раз, когда я отступаю от привычных тропинок и вижу толпы, считающие, что им ничто не страшно, у меня просто дыхание перехватывает.
«Я уже переболел», «Я же привита», -радостно отвечают знакомые на мой вопрос о том, почему они без масок. Можно же второй раз заболеть, после прививки тоже болеют, вы же можете быть разносчиками инфекции… Они пожимают плечами и отводят глаза.
В 430 году до нашей эры в Афинах началась страшная эпидемия — обычно ее называют чумой, но у историков медицины есть сомнения. Народ реагировал по-разному, как рассказал историк Фукидид. Сначала люди кинулись в храмы, потом, когда поняли, что боги не помогают, одни впали в уныние, а другие стали предаваться разнузданному веселью. У нас, похоже, большинство сразу перешло к веселью.
Во время Черной смерти — ужасающей эпидемии чумы в XIV веке — все тоже молились, а еще искали виноватых — на первом месте, ясное дело, оказались евреи. Еще во время эпидемий часто подозревали прокаженных, якобы завидовавших здоровым. От более поздних времен осталось множество сведений о том, как винили докторов. Во время холерных бунтов в России в XIX веке считали, что доктора специально отравляют воду…
Похоже, мы впитали все самые идиотские реакции всех эпох. Кто-то прыгает в толпе футбольных болельщиков или любителей рок-концертов. Кафе переполнены. Доктора сегодня чипируют людей по указанию Билла Гейтса. А в дополнение ко всему теперь еще на неделю в Москве введены выходные и закрыто посещение зоопарков, фудкортов и детских игровых центров. Зоопарков! Вот где центр заразы! Вот в чем все дело! Не в театрах и ресторанах, не на толкучках официально организовываемых мероприятий, а в зоопарках!
Конечно проще объявить каникулы за счет предпринимателей, чем устроить настоящий локдаун и выплатить компенсации. Где деньги брать? Они ушли на искусственные сакуры, на новую плитку и на бессмысленно раздутый чиновничий аппарат. Народ не хочет вакцинироваться? А вы им больше рассказывайте про злобных америкосов, и все повсюду будут искать шпионов и вредителей. Вы еще больше «оптимизируйте» медицину и потом удивляйтесь, что люди, лишенные нормального доступа к медицинским услугам, предпочитают лечиться от вируса имбирем. Вы им больше вешайте лапшу на уши по телевизору, а потом удивляйтесь, что вашим призывам не верят. Вложите миллионы в «социальный мониторинг» — учет и контроль это наше все! А как работают перегруженные врачи в поликлиниках и больницах — уже не так важно.
Нас, граждане, не от ковида надо лечить, а от идиотизма.
На днях увидела фотографии футбольной фан-зоны в Петербурге. Решила что фейк. Стала проверять, нашла много других, где радостная толпа смотрит футбол, в масках — один-два человека.
За прошедший год я три раза была в пансионатах. Один был в Тульской области. Дело было в сентябре, когда был «пересменок» между волнами пандемии. До Тульской области, похоже, пандемия не добралась — на весь пансионат я была единственным человеком в маске — как среди отдыхающих, так и среди обслуживающего персонала.
Потом началась вторая волна, вроде бы все всё прочувствовали. В следующий раз я оказалась в отеле под Переславлем в феврале и захватила свой сертификат о вакцинации. Только им никто не поинтересовался, опять я — ну если не единственная, то одна из немногих, кто в масках. На входе в ресторан проверяют температуру и просят подходить в маске к шведскому столу. В других местах отеля, очевидно, вирус не действует — народ отдыхает.
Только что я была две недели в горах Ингушетии. В горы вирус явно не полезет, он что, дурак что ли? За две недели видела одну маску — на подбородке у поварихи, очевидно, на случай неожиданной проверки. Больше ни у кого. Еще была во Владикавказе, входила в кафе в маске под удивленными взглядами посетителей, в огромном магазине «Метро» опять никого в масках…
Я весь этот год преподаю онлайн, заказываю доставку еды, по Москве перемещаюсь на машине или на велосипеде, спортом занимаюсь на свежем воздухе. Поэтому каждый раз, когда я отступаю от привычных тропинок и вижу толпы, считающие, что им ничто не страшно, у меня просто дыхание перехватывает.
«Я уже переболел», «Я же привита», -радостно отвечают знакомые на мой вопрос о том, почему они без масок. Можно же второй раз заболеть, после прививки тоже болеют, вы же можете быть разносчиками инфекции… Они пожимают плечами и отводят глаза.
В 430 году до нашей эры в Афинах началась страшная эпидемия — обычно ее называют чумой, но у историков медицины есть сомнения. Народ реагировал по-разному, как рассказал историк Фукидид. Сначала люди кинулись в храмы, потом, когда поняли, что боги не помогают, одни впали в уныние, а другие стали предаваться разнузданному веселью. У нас, похоже, большинство сразу перешло к веселью.
Во время Черной смерти — ужасающей эпидемии чумы в XIV веке — все тоже молились, а еще искали виноватых — на первом месте, ясное дело, оказались евреи. Еще во время эпидемий часто подозревали прокаженных, якобы завидовавших здоровым. От более поздних времен осталось множество сведений о том, как винили докторов. Во время холерных бунтов в России в XIX веке считали, что доктора специально отравляют воду…
Похоже, мы впитали все самые идиотские реакции всех эпох. Кто-то прыгает в толпе футбольных болельщиков или любителей рок-концертов. Кафе переполнены. Доктора сегодня чипируют людей по указанию Билла Гейтса. А в дополнение ко всему теперь еще на неделю в Москве введены выходные и закрыто посещение зоопарков, фудкортов и детских игровых центров. Зоопарков! Вот где центр заразы! Вот в чем все дело! Не в театрах и ресторанах, не на толкучках официально организовываемых мероприятий, а в зоопарках!
Конечно проще объявить каникулы за счет предпринимателей, чем устроить настоящий локдаун и выплатить компенсации. Где деньги брать? Они ушли на искусственные сакуры, на новую плитку и на бессмысленно раздутый чиновничий аппарат. Народ не хочет вакцинироваться? А вы им больше рассказывайте про злобных америкосов, и все повсюду будут искать шпионов и вредителей. Вы еще больше «оптимизируйте» медицину и потом удивляйтесь, что люди, лишенные нормального доступа к медицинским услугам, предпочитают лечиться от вируса имбирем. Вы им больше вешайте лапшу на уши по телевизору, а потом удивляйтесь, что вашим призывам не верят. Вложите миллионы в «социальный мониторинг» — учет и контроль это наше все! А как работают перегруженные врачи в поликлиниках и больницах — уже не так важно.
Нас, граждане, не от ковида надо лечить, а от идиотизма.
YouTube
Эпидемии, изменившие мир
* Поддержите выходы новых уроков истории на платформе Patreon — https://patreon.com/eidelman
* Подписывайтесь на наш телеграм канал — https://teleg.run/eidelman
* Подписывайтесь на нашу страницу в Facebook — https://www.facebook.com/EidelmanTN/
* Подписывайтесь…
* Подписывайтесь на наш телеграм канал — https://teleg.run/eidelman
* Подписывайтесь на нашу страницу в Facebook — https://www.facebook.com/EidelmanTN/
* Подписывайтесь…
ПРИЗНАНИЕ БОНАПАРТИСТКИ
Сегодняшний выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» — о нем! О великом, прекрасном — или ужасном! О том, кого знают все, кто всем интересен — о Наполеоне!
Я со своими учениками три раза в разные годы устраивала «исторический суд» над Наполеоном — какими бы ни были доводы обвинения, а среди обвинителей есть тяжеловесы вроде Льва Толстого, — императора все равно всегда оправдывали. Вот есть в нем что-то невероятно притягательное. И вроде бы понятно: «Мы все глядим в Наполеоны/Двуногих тварей миллионы/ Для нас орудие одно» — а все равно, есть в его истории что-то, говорящее с каждым из нас.
Для кого-то это история невероятного взлета, для кого-то — поразительных побед, хитрой дипломатии. А может быть — бесшабашных и наглых маршалов, поднявшихся почти в буквальном смысле «из грязи да в князи». Я вот, например, не могу без слез думать о судьбе рыжего Нея…
А еще Жозефина, и стиль ампир, и Аркольский мост, и «солдаты, 40 веков смотрят на вас с вершин этих пирамид!»… Знаю-знаю, что всем этим образам можно противопоставить другие, но что поделать — любовь, знаете ли, чувство иррациональное. Люблю Императора.
Может быть, дело просто в том, что про него очень интересно рассказывать — каким бы он ни был — злобным тираном или великим реформатором. Как бы к нему ни относиться — но вот — высаживается небольшой отряд на французском побережье, и некто, одетый в «треугольную шляпу и серый походный сюртук», выходит навстречу правительственным войскам, рвет на груди рубаху и спрашивает: «Кто из вас хочет стрелять в своего императора?» — Никто. Все переходят на его сторону.
Гремят пушки под Ватерлоо, и так и хочется крикнуть маршалу Груши: «Ну ты что, возвращайся скорее, твои войска могут изменить ход сражения, а значит, и ход истории…» Увы…
Сказки, сказки, прекрасные исторические сказки. Но есть в них какая-то невероятная прелесть, и отказаться от них совершенно невозможно.
Да здравствует Император!
Сегодняшний выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» — о нем! О великом, прекрасном — или ужасном! О том, кого знают все, кто всем интересен — о Наполеоне!
Я со своими учениками три раза в разные годы устраивала «исторический суд» над Наполеоном — какими бы ни были доводы обвинения, а среди обвинителей есть тяжеловесы вроде Льва Толстого, — императора все равно всегда оправдывали. Вот есть в нем что-то невероятно притягательное. И вроде бы понятно: «Мы все глядим в Наполеоны/Двуногих тварей миллионы/ Для нас орудие одно» — а все равно, есть в его истории что-то, говорящее с каждым из нас.
Для кого-то это история невероятного взлета, для кого-то — поразительных побед, хитрой дипломатии. А может быть — бесшабашных и наглых маршалов, поднявшихся почти в буквальном смысле «из грязи да в князи». Я вот, например, не могу без слез думать о судьбе рыжего Нея…
А еще Жозефина, и стиль ампир, и Аркольский мост, и «солдаты, 40 веков смотрят на вас с вершин этих пирамид!»… Знаю-знаю, что всем этим образам можно противопоставить другие, но что поделать — любовь, знаете ли, чувство иррациональное. Люблю Императора.
Может быть, дело просто в том, что про него очень интересно рассказывать — каким бы он ни был — злобным тираном или великим реформатором. Как бы к нему ни относиться — но вот — высаживается небольшой отряд на французском побережье, и некто, одетый в «треугольную шляпу и серый походный сюртук», выходит навстречу правительственным войскам, рвет на груди рубаху и спрашивает: «Кто из вас хочет стрелять в своего императора?» — Никто. Все переходят на его сторону.
Гремят пушки под Ватерлоо, и так и хочется крикнуть маршалу Груши: «Ну ты что, возвращайся скорее, твои войска могут изменить ход сражения, а значит, и ход истории…» Увы…
Сказки, сказки, прекрасные исторические сказки. Но есть в них какая-то невероятная прелесть, и отказаться от них совершенно невозможно.
Да здравствует Император!
YouTube
Наполеон
Новый выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» посвящен одному из самых знаменитых и противоречивых персонажей мировой истории — Наполеону Бонапарту. Кто он — великий гений или ужасающий злодей? Благодетель Европы — или тиран? Споры о Наполеоне не умолкают…
ПОВТОРЕНИЕ АЗБУЧНЫХ ИСТИН
Извините за учительское занудство, давайте повторим азбучные истины, то, что стоит знать и помнить всем.
22 июня 1941 года — ЭТО НЕ НАЧАЛО ВОЙНЫ.
Война, которую правильно называть Второй мировой, началась 1 сентября 1939 года. Советский Союз вступил в нее 17 сентября 1939 года, когда советские войска в соответствии с преступным сговором, заключенным между Сталиным и Гитлером 23 августа 1939 года, вторглись в Польшу с востока, после чего Польша была разделена между Советским Союзом и Германией.
22 июня — это день, когда Гитлер решил переиграть своего союзника и напал на Советский Союз. Напал, безусловно, вероломно — пакт о ненападении-то был подписан на десять лет. Напал, безусловно, не неожиданно — Сталин получил много предупреждений — и от политиков, и от разведчиков, но не поверил им.
Поражения лета 1941 года в любом случае были вызваны совершенно не «вероломством» Гитлера, а тем, что в предыдущие годы сталинский террор уничтожил множество командиров, что новая техника, разрабатывавшаяся на шарашках сидевшими инженерами, не вводилась в строй, что советские винтовки были хуже немецких автоматов, советские самолеты летали медленнее немецких, советские танки были менее мощными.
А бороться с этими проблемами Сталин стал типичным для него путем — натравливая СМЕРШевцев на людей, со страшными усилиями выходивших из окружения, угрожая арестом семьям тех, кто сдается в плен, прославляя подвиги самоубийственных героев — вместо того, чтобы вести войну так, чтобы эти подвиги не понадобились, а потом еще создавая заградотряды, которые сзади стреляли по своим же…
И еще раз, и еще, и еще: Сталин не выиграл войну, Сталин сделал очень многое для того, чтобы наша страна войну проиграла. Войну выиграли мужественные солдаты и командиры, сражавшиеся на фронте, те самые, «кто в пехотном строю/смело входили в чужие столицы/но возвращались в страхе в свою». Те, кого называли фронтовиками — прежде, чем штабные крысы и партийные начальнички придумали слово «ветеран», которым можно называть любого человека, жившего во время войны, даже если он и близко к фронту не приходил.
Нас сегодня пытаются заставить забыть правду о войне. У нас пытаются отнять эту память и превратить ее в череду парадов и гуляний ряженых в пилотках. И если мы поддадимся на это, то в исторической памяти нашей страны возникнет огромное и очень страшное черное пятно, которое постепенно будет затягивать в себя все новые и новые поколения, внушая им, что настоящая память о войне, это кричать «Деды воевали!» «Можем повторить».
Настоящая память — это совсем другое, это скорбь и желание мира, это надежда на то, что подобное никогда не повторится.
Извините за учительское занудство, давайте повторим азбучные истины, то, что стоит знать и помнить всем.
22 июня 1941 года — ЭТО НЕ НАЧАЛО ВОЙНЫ.
Война, которую правильно называть Второй мировой, началась 1 сентября 1939 года. Советский Союз вступил в нее 17 сентября 1939 года, когда советские войска в соответствии с преступным сговором, заключенным между Сталиным и Гитлером 23 августа 1939 года, вторглись в Польшу с востока, после чего Польша была разделена между Советским Союзом и Германией.
22 июня — это день, когда Гитлер решил переиграть своего союзника и напал на Советский Союз. Напал, безусловно, вероломно — пакт о ненападении-то был подписан на десять лет. Напал, безусловно, не неожиданно — Сталин получил много предупреждений — и от политиков, и от разведчиков, но не поверил им.
Поражения лета 1941 года в любом случае были вызваны совершенно не «вероломством» Гитлера, а тем, что в предыдущие годы сталинский террор уничтожил множество командиров, что новая техника, разрабатывавшаяся на шарашках сидевшими инженерами, не вводилась в строй, что советские винтовки были хуже немецких автоматов, советские самолеты летали медленнее немецких, советские танки были менее мощными.
А бороться с этими проблемами Сталин стал типичным для него путем — натравливая СМЕРШевцев на людей, со страшными усилиями выходивших из окружения, угрожая арестом семьям тех, кто сдается в плен, прославляя подвиги самоубийственных героев — вместо того, чтобы вести войну так, чтобы эти подвиги не понадобились, а потом еще создавая заградотряды, которые сзади стреляли по своим же…
И еще раз, и еще, и еще: Сталин не выиграл войну, Сталин сделал очень многое для того, чтобы наша страна войну проиграла. Войну выиграли мужественные солдаты и командиры, сражавшиеся на фронте, те самые, «кто в пехотном строю/смело входили в чужие столицы/но возвращались в страхе в свою». Те, кого называли фронтовиками — прежде, чем штабные крысы и партийные начальнички придумали слово «ветеран», которым можно называть любого человека, жившего во время войны, даже если он и близко к фронту не приходил.
Нас сегодня пытаются заставить забыть правду о войне. У нас пытаются отнять эту память и превратить ее в череду парадов и гуляний ряженых в пилотках. И если мы поддадимся на это, то в исторической памяти нашей страны возникнет огромное и очень страшное черное пятно, которое постепенно будет затягивать в себя все новые и новые поколения, внушая им, что настоящая память о войне, это кричать «Деды воевали!» «Можем повторить».
Настоящая память — это совсем другое, это скорбь и желание мира, это надежда на то, что подобное никогда не повторится.
О БОЕВОЙ ЯРОСТИ КУХУЛИНА — И НЕ ТОЛЬКО О НЕЙ.
Сегодняшний выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» посвящен кельтам, — тем многочисленным и, увы, уже по большей части исчезнувшим народам, которые когда-то населяли большую часть Европы, и от которых нам остались удивительные огромные шейные гривны, мощные мечи, легенды о друидах, собирающих в полнолуние омелу и поклоняющихся дубам, сказки о феях и лепреконах и саги, наполненные какой-то зашкаливающей мощью.
Когда Кухулин, великий герой ирландских саг, приходил в боевую ярость, то «все суставы, сочленения и связки его начинали дрожать… Его ступни и колени выворачивались… Все кости смещались, и мускулы вздувались, становясь величиной с кулак бойца. Сухожилия со лба перетягивались на затылок и вздувались, становясь величиной с голову месячного ребенка… Один глаз его уходил внутрь так глубоко, что цапля не могла бы его достать; другой же выкатывался наружу на щеку… Рот растягивался до самых ушей. От скрежета его зубов извергалось пламя. Удары сердца его были подобны львиному рычанию. В облаках над головой его сверкали молнии, исходившие от его дикой ярости. Волосы на голове спутывались, как ветки терновника. От лба его исходило „бешенство героя“, длиною более, чем оселок. Шире, плотнее, тверже и выше мачты большого корабля била вверх струя крови из его головы, рассыпавшаяся затем в четыре стороны, отчего в воздухе образовывался волшебный туман, подобный столбу дыма над королевским домом».
Что это? Жуткое карикатурное описание какого-то древнего Джокера? О нет! Это великая литература, полная такой экспрессии, которая в более поздние времена будет мало кому доступна.
Впрочем, культура кельтов — это далеко не только саги о великих воинах и коварных королевах, — это целый мир, этакая полу-Атлантида, частично ушедшая под воду, а частично сохранившаяся и постоянно просвечивающая не только в ирландской и валлийский культурах, но и во многих других. Не было бы воинственных кельтов, с их легендами, с их магией, обрядами, с их странными постройками, — насколько беднее была бы мировая культура…
Сегодняшний выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» посвящен кельтам, — тем многочисленным и, увы, уже по большей части исчезнувшим народам, которые когда-то населяли большую часть Европы, и от которых нам остались удивительные огромные шейные гривны, мощные мечи, легенды о друидах, собирающих в полнолуние омелу и поклоняющихся дубам, сказки о феях и лепреконах и саги, наполненные какой-то зашкаливающей мощью.
Когда Кухулин, великий герой ирландских саг, приходил в боевую ярость, то «все суставы, сочленения и связки его начинали дрожать… Его ступни и колени выворачивались… Все кости смещались, и мускулы вздувались, становясь величиной с кулак бойца. Сухожилия со лба перетягивались на затылок и вздувались, становясь величиной с голову месячного ребенка… Один глаз его уходил внутрь так глубоко, что цапля не могла бы его достать; другой же выкатывался наружу на щеку… Рот растягивался до самых ушей. От скрежета его зубов извергалось пламя. Удары сердца его были подобны львиному рычанию. В облаках над головой его сверкали молнии, исходившие от его дикой ярости. Волосы на голове спутывались, как ветки терновника. От лба его исходило „бешенство героя“, длиною более, чем оселок. Шире, плотнее, тверже и выше мачты большого корабля била вверх струя крови из его головы, рассыпавшаяся затем в четыре стороны, отчего в воздухе образовывался волшебный туман, подобный столбу дыма над королевским домом».
Что это? Жуткое карикатурное описание какого-то древнего Джокера? О нет! Это великая литература, полная такой экспрессии, которая в более поздние времена будет мало кому доступна.
Впрочем, культура кельтов — это далеко не только саги о великих воинах и коварных королевах, — это целый мир, этакая полу-Атлантида, частично ушедшая под воду, а частично сохранившаяся и постоянно просвечивающая не только в ирландской и валлийский культурах, но и во многих других. Не было бы воинственных кельтов, с их легендами, с их магией, обрядами, с их странными постройками, — насколько беднее была бы мировая культура…
YouTube
Кельтские мифы
Новый выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» посвящен культуре кельтов, древних народов, когда-то населявших большую часть Европы, предков ирландцев, валлийцев, шотландцев, бретонцов. Эти народы не только обладали фантастическим умением работать с металлами…
ТОЛПА - ЛУЧШИЙ СПОСОБ БОРЬБЫ С ЗАРАЗОЙ
Юбилейный год - прекрасная традиция, существующая в католической церкви. Он считается годом милосердия и прощения, когда грешникам отпускаются все их грехи.
Вообще-то, эта идея существовала еще в Ветхом завете, но в христианском мире она получила распространение с конца XIII - начала XIV века. Очень характерно, что примерно в это же время начинает укрепляться идея чистилища - представления о том, что не все грешники будут обречены на вечные муки, что можно отмолить душу, добиться прощения - пусть не сейчас, пусть через сотни лет, но все-таки смогут и грешники вздохнуть спокойно.
XIV век был очень сложным и тревожным временем. Происходили сильнейшие климатические изменения - зимы становились все холоднее, а летом все чаще шли дожди, европейцы, еще не знавшие ни картофеля, ни кукурузы, оказывались перед угрозой голодной смерти. Все быстрее развивались города, расширялась торговля - возникали совершенно новые экономические явления. Старинные, веками существовавшие экономические отношения рушились - ослабевали цеха, объединявшие ремесленников, крестьяне жаждали все большей свободы.
В городах зарождались, развивались и получали все большие привилегии университеты, укреплялось более рациональное и светское мышление, в Италии уже сияла культура Возрождения.
Все эти столь разные - в чем-то прекрасные, а в чем-то ужасные - изменения, естественно, вызывали рост тревожности. Сложно жить, когда вокруг все меняется. А потом еще на общий неспокойный фон наложилась Черная смерть - ужасающая эпидемия чумы.
В общем, четырнадцатый век был не лучше, а может, и хуже двадцать первого.
И в этих обстоятельствах любое проявление милосердия и прощения, конечно, было прекрасным. Правда, последствия этих проявлений бывали разными…
В 1299 году множество пилигримов, пришедших в Рим, убедили папу римского, что, мол, сто лет назад тоже приходило много народу, и тогдашний папа всем даровал отпущение грехов. Решили повторить. И тогда Бонифаций VIII объявил, что те, кто будут в течение 1300 года посещать базилику святого Петра или святого Павла в Риме в течение тридцати дней для римлян и пятнадцати для пришлых, - получат отпущение грехов. Правда, надо было еще искренне раскаяться и покаяться в своих грехах.
Кающиеся потянулись со всех сторон, среди них было множество знаменитостей, например - великий художник Джотто или Данте. Изначально предполагалось, что такие события будут происходить раз в сто лет, но первая половина XIV века была настолько ужасной, что следующий юбилейный год провозгласили в 1350 году - как раз в тот момент, когда в Европе бушевала Черная смерть.
Естественно, тысячи людей ринулись в Рим, чтобы умолять Господа остановить эпидемию или во всяком случае замолить собственные грехи перед лицом неминуемой гибели. Результат был предсказуем: в тот момент, когда в других местах чума уже потихоньку шла на спад, в Риме, переполненном паломниками, умирало по 600-800 человек в день. Те из них, кто успевал отправиться в обратный путь, разносили заразу в другие места…
Я вот думаю - может, организаторы «Алых парусов» в Питере тоже считают, что, собрав кучу народа в одном месте они отгонят заразу? Что если молодые люди потопчутся в огромной толпе, посмотрят на кривляющихся перед ними исторических персонажей, то тут-то и будет все счастье? При этом сегодня губернатор Санкт-Петербурга заявил, что к людям, нарушающим санитарные нормы, следует относиться с «нулевой толерантностью».
С логикой-то у нас похуже, чем у людей XIV века… И там хоть в грехах своих каялись, а не устраивали бессмысленные тусовки.
Юбилейный год - прекрасная традиция, существующая в католической церкви. Он считается годом милосердия и прощения, когда грешникам отпускаются все их грехи.
Вообще-то, эта идея существовала еще в Ветхом завете, но в христианском мире она получила распространение с конца XIII - начала XIV века. Очень характерно, что примерно в это же время начинает укрепляться идея чистилища - представления о том, что не все грешники будут обречены на вечные муки, что можно отмолить душу, добиться прощения - пусть не сейчас, пусть через сотни лет, но все-таки смогут и грешники вздохнуть спокойно.
XIV век был очень сложным и тревожным временем. Происходили сильнейшие климатические изменения - зимы становились все холоднее, а летом все чаще шли дожди, европейцы, еще не знавшие ни картофеля, ни кукурузы, оказывались перед угрозой голодной смерти. Все быстрее развивались города, расширялась торговля - возникали совершенно новые экономические явления. Старинные, веками существовавшие экономические отношения рушились - ослабевали цеха, объединявшие ремесленников, крестьяне жаждали все большей свободы.
В городах зарождались, развивались и получали все большие привилегии университеты, укреплялось более рациональное и светское мышление, в Италии уже сияла культура Возрождения.
Все эти столь разные - в чем-то прекрасные, а в чем-то ужасные - изменения, естественно, вызывали рост тревожности. Сложно жить, когда вокруг все меняется. А потом еще на общий неспокойный фон наложилась Черная смерть - ужасающая эпидемия чумы.
В общем, четырнадцатый век был не лучше, а может, и хуже двадцать первого.
И в этих обстоятельствах любое проявление милосердия и прощения, конечно, было прекрасным. Правда, последствия этих проявлений бывали разными…
В 1299 году множество пилигримов, пришедших в Рим, убедили папу римского, что, мол, сто лет назад тоже приходило много народу, и тогдашний папа всем даровал отпущение грехов. Решили повторить. И тогда Бонифаций VIII объявил, что те, кто будут в течение 1300 года посещать базилику святого Петра или святого Павла в Риме в течение тридцати дней для римлян и пятнадцати для пришлых, - получат отпущение грехов. Правда, надо было еще искренне раскаяться и покаяться в своих грехах.
Кающиеся потянулись со всех сторон, среди них было множество знаменитостей, например - великий художник Джотто или Данте. Изначально предполагалось, что такие события будут происходить раз в сто лет, но первая половина XIV века была настолько ужасной, что следующий юбилейный год провозгласили в 1350 году - как раз в тот момент, когда в Европе бушевала Черная смерть.
Естественно, тысячи людей ринулись в Рим, чтобы умолять Господа остановить эпидемию или во всяком случае замолить собственные грехи перед лицом неминуемой гибели. Результат был предсказуем: в тот момент, когда в других местах чума уже потихоньку шла на спад, в Риме, переполненном паломниками, умирало по 600-800 человек в день. Те из них, кто успевал отправиться в обратный путь, разносили заразу в другие места…
Я вот думаю - может, организаторы «Алых парусов» в Питере тоже считают, что, собрав кучу народа в одном месте они отгонят заразу? Что если молодые люди потопчутся в огромной толпе, посмотрят на кривляющихся перед ними исторических персонажей, то тут-то и будет все счастье? При этом сегодня губернатор Санкт-Петербурга заявил, что к людям, нарушающим санитарные нормы, следует относиться с «нулевой толерантностью».
С логикой-то у нас похуже, чем у людей XIV века… И там хоть в грехах своих каялись, а не устраивали бессмысленные тусовки.
МЕЧТА О БЕЛОВОДЬЕ
В 1867 году в предгорьях Алтая, на реке Белокуриха, был основан курорт, где я сегодня и пишу этот текст. Здесь радоновые источники, отдыхающие пьют минеральную воду. Вечером организуются мероприятия вроде «Обаяние баяна» и устраиваются дискотеки. У входа в санаторий на лавочке сидит памятник Славскому, создателю атомной промышленности, который удивительным образом, кроме закрытых городов вроде Озерска, еще и строил здесь санатории. Вокруг — леса и гранитные скалы — красота.
А я сижу на балконе, смотрю на лес на холме и думаю — когда-то, может быть в XVII или в XVIII веке сюда пришли люди, спасавшиеся от преследований и верившие, что где-то есть свободная жизнь. Им было ясно, что такая жизнь невозможна в больших городах, рядом с вечно ворующим и не дающим вздохнуть начальством — и они уходили — в Сибирь, на Алтай. Говорят, что целая полоса названий, заканчивающихся на «иха» тянется сюда, на Алтай, с севера, от Архангельска и Вологды. Вот она — дорога тех, кто хотел жить свободно.
Но от властей, как из мафии, — так просто не уйдешь. Уже в 1683 году они учредили «крепкие заставы», чтобы не давать просто так переселяться в Сибирь. Сибирь осваивать, конечно, нужно, — только с разрешения, после получения бумажки.
Но мечта о свободной жизни сохранилась. Почему речка, на которой основан курорт, называется Белокуриха? Белая курья — белая заводь, белая река. Белый цвет — символ свободы и счастья. Люди искали здесь сказочную страну Беловодье, где не забирают в солдаты и не мучают налогами, не заставляют верить так, как угодно начальству.
Как пишут историки старообрядчества: «С переходом демидовских заводов в казну и прикреплением первых насельников края к заводам начинается бегство из этих первоначально свободных земель вглубь страны. Таким образом, наиболее смелые и отважные бегут из заводов в горы и поселяются в ущельях верхнего течения Бухтармы и ее притоков, а также в глубине Алтая, на реке Катуни. Там, на Бухтарме и на Катуни, среди неприступных и неизвестных сибирской администрации хребтов и возникли убежища преследуемых и недовольных, искавших независимости и свободы».
Власти шли за людьми, а люди уходили все дальше — «в камень», в горы. Передавали тексты с описанием точного пути к счастью: «на Екатеринбурх, да Томск, на Барнаул, вверх по реке Катурне на Красный Яр, деревня Ака, тут часовня и деревня Устьба. В Устьбе спросить странноприимца Петра Кириллова, зайти на фотеру»… Дальше маршрут тоже расписан совершенно точно — ходу «сорок дней с роздыхами», потом еще четыре дня, и там уже «Опоньское государство» среди океана моря, на ста островах с горами, — и там Беловодье.
Удивительно, сколько раз люди пытались добраться до сказочной «Опонии» — через горы, леса и пустыни, через Монголию и Китай, добирались до Афганистана и Индии. И даже, когда на западе, в Буковине, появилось поселение Белая Криница — в общем-то, опять Беловодье, — не верили, что счастливая страна так близко, все равно шли тысячи километров на восток. Еще в XIX веке все бросали — дома, хозяйство, скотину. Кто-то погибал в пути от жажды и болезней, кто-то возвращался обратно. «Но немного им и осталось дойти-то, Дальше идёт море глубокое, и на том его берегу стоит крепость страшная, и живут в ней праведники, сохранившие веру истинную, бежавшие от бергальства <то есть от горных работ>, от солдатства . Попасть к ним можно, перейдя это море, а по морю вывешена дорога фертом (лошади по брюхо, на одни сутки пути). Слух идёт, что и сейчас живут они там, хранят древнее благочестие».
И еще в начала ХХ века ученым в верховьях Бухтармы рассказывали, что «великий князь Константин Николаевич, увидя, что неправда на Руси царит, ушел на Беловодье, на острова, и увел туда с собой сорок тысяч мужских и женских и что теперь этот народ живет там и податей не платит».
В общем, не надо мне рассказывать, что в России свобода никому не нужна. Всегда есть люди, мечтающие о вольной жизни и готовые ради нее идти через пустыни и горы.
В 1867 году в предгорьях Алтая, на реке Белокуриха, был основан курорт, где я сегодня и пишу этот текст. Здесь радоновые источники, отдыхающие пьют минеральную воду. Вечером организуются мероприятия вроде «Обаяние баяна» и устраиваются дискотеки. У входа в санаторий на лавочке сидит памятник Славскому, создателю атомной промышленности, который удивительным образом, кроме закрытых городов вроде Озерска, еще и строил здесь санатории. Вокруг — леса и гранитные скалы — красота.
А я сижу на балконе, смотрю на лес на холме и думаю — когда-то, может быть в XVII или в XVIII веке сюда пришли люди, спасавшиеся от преследований и верившие, что где-то есть свободная жизнь. Им было ясно, что такая жизнь невозможна в больших городах, рядом с вечно ворующим и не дающим вздохнуть начальством — и они уходили — в Сибирь, на Алтай. Говорят, что целая полоса названий, заканчивающихся на «иха» тянется сюда, на Алтай, с севера, от Архангельска и Вологды. Вот она — дорога тех, кто хотел жить свободно.
Но от властей, как из мафии, — так просто не уйдешь. Уже в 1683 году они учредили «крепкие заставы», чтобы не давать просто так переселяться в Сибирь. Сибирь осваивать, конечно, нужно, — только с разрешения, после получения бумажки.
Но мечта о свободной жизни сохранилась. Почему речка, на которой основан курорт, называется Белокуриха? Белая курья — белая заводь, белая река. Белый цвет — символ свободы и счастья. Люди искали здесь сказочную страну Беловодье, где не забирают в солдаты и не мучают налогами, не заставляют верить так, как угодно начальству.
Как пишут историки старообрядчества: «С переходом демидовских заводов в казну и прикреплением первых насельников края к заводам начинается бегство из этих первоначально свободных земель вглубь страны. Таким образом, наиболее смелые и отважные бегут из заводов в горы и поселяются в ущельях верхнего течения Бухтармы и ее притоков, а также в глубине Алтая, на реке Катуни. Там, на Бухтарме и на Катуни, среди неприступных и неизвестных сибирской администрации хребтов и возникли убежища преследуемых и недовольных, искавших независимости и свободы».
Власти шли за людьми, а люди уходили все дальше — «в камень», в горы. Передавали тексты с описанием точного пути к счастью: «на Екатеринбурх, да Томск, на Барнаул, вверх по реке Катурне на Красный Яр, деревня Ака, тут часовня и деревня Устьба. В Устьбе спросить странноприимца Петра Кириллова, зайти на фотеру»… Дальше маршрут тоже расписан совершенно точно — ходу «сорок дней с роздыхами», потом еще четыре дня, и там уже «Опоньское государство» среди океана моря, на ста островах с горами, — и там Беловодье.
Удивительно, сколько раз люди пытались добраться до сказочной «Опонии» — через горы, леса и пустыни, через Монголию и Китай, добирались до Афганистана и Индии. И даже, когда на западе, в Буковине, появилось поселение Белая Криница — в общем-то, опять Беловодье, — не верили, что счастливая страна так близко, все равно шли тысячи километров на восток. Еще в XIX веке все бросали — дома, хозяйство, скотину. Кто-то погибал в пути от жажды и болезней, кто-то возвращался обратно. «Но немного им и осталось дойти-то, Дальше идёт море глубокое, и на том его берегу стоит крепость страшная, и живут в ней праведники, сохранившие веру истинную, бежавшие от бергальства <то есть от горных работ>, от солдатства . Попасть к ним можно, перейдя это море, а по морю вывешена дорога фертом (лошади по брюхо, на одни сутки пути). Слух идёт, что и сейчас живут они там, хранят древнее благочестие».
И еще в начала ХХ века ученым в верховьях Бухтармы рассказывали, что «великий князь Константин Николаевич, увидя, что неправда на Руси царит, ушел на Беловодье, на острова, и увел туда с собой сорок тысяч мужских и женских и что теперь этот народ живет там и податей не платит».
В общем, не надо мне рассказывать, что в России свобода никому не нужна. Всегда есть люди, мечтающие о вольной жизни и готовые ради нее идти через пустыни и горы.
КАК ПЕРЕВОДИТСЯ PRIVACY?
Услышала сегодня историю, которая пронзила мою душу. Доктор, отправлявший меня на целебный душ, в обнаружил, что при заезде в санаторий меня записали как существо мужского пола.
Пока мне меняли пол (в документах — поясняю на всякий случай), он рассказал, что несколько лет назад приехала женщина, которая должна была жить в двухместном номере. Через неделю (!!!) она сказала, что номер хороший, только сосед очень храпит. Она неделю жила в одном номере с мужчиной, и оба они считали, что так и надо. Если бы он не храпел, то так бы весь срок и прожили…
В принципе, лет 500-600 назад это никого бы не удивило. Крестьянская изба — что на Руси, что в Европе, — не место для уединения. Да и в городах долго не было никаких отдельных комнат ни у кого, кроме хозяина и хозяйки.
И то — Тристан, изнывая от любви к Изольде, крадется в ее спальню. Она лежит на супружеской постели с мужем, королем Марком. Королем, не деревенским мужиком. Но вокруг, на полу, прямо в королевской спальне спят воины короля Марка. В результате Тристан в отчаянии пытается через них перепрыгнуть…
Не случайно Жак Ле Гофф писал, что лето в средневековой Европе — «пора любви» — можно уединиться в лесу или хотя бы на сеновале… Другая замечательная мысль, обнаруженная мной в книге Олега Воскобойникова «Средневековье крупным планом», — человек, придумавший провести от очага, находившегося в центральном зале замка, трубы по стенам для обогрева других комнат, создал возможность частной жизни. Люди смогли расходиться по своим углам, а не сидеть все время друг у друга на виду, поближе к огню.
Века с XVI–XVII постепенно, в разных странах с разной скоростью начинает прокладывать себе дорогу обособленное поведение автономного человека.
Сидят уже не на лавках, а на стульях — в личном пространстве каждого. Раньше-то стул был только у главы семьи и считался чем-то важным. Когда викинги отправлялись на поиски нового поселения, то брали с собой «колонки» от стула — очевидно, у хозяина дома было что-то вроде балдахина, и кидали их в воду — где их прибьет море, там и надо жить.
Едят уже не руками, а вилкой. Есть уморительное описание того, как англичане с удивлением смотрели на итальянца, цеплявшего кусочки мяса каким-то странным приспособлением. А дальше у каждого уже будет своя посуда, свои приборы, свое обособленное место за столом.
И комнат в домах будет все больше, и уже не будут спать вповалку, а появится возможность то уходить « к себе», то возвращаться в места, предназначенные для общения.
И все эти перемены будут ничуть не менее важны, чем политические изменения, обеспечивавшие права человека, или распад средневековых цехов и крестьянских общин и начало свободной торговли.
И в нашей стране, вообще-то, этот процесс тоже идет — пусть медленно и непросто. Когда Столыпин предоставил крестьянам право свободного выхода из общины, то для кого-то это было неприемлемо, а для кого-то оказалось благословением. И сегодня кто-то все еще оплакивает развал колхозов, а кто-то пытается строить фермерское хозяйство.
А когда были построены такие неудобные, маленькие, тесные «хрущобы», то миллионы людей получили возможность жить, зная, что соседи не будут смотреть, что у тебя в кастрюле и кто пришел к тебе в гости, и как у тебя складываются отношения в семье, — и, кстати, не узнают, какие радиопередачи ты слушаешь на своей — пусть крохотной, но своей! — кухне, на своем транзисторном радиоприемнике ВЭФ. И это было великим раскрепощением, имевшим не меньшие последствия, чем осуждение Сталина.
Конечно, нам еще далеко идти по этому пути. У переводчиков регулярно возникают проблемы с переводом английского слова privacy. Приватность? — как-то старомодно звучит. Частная жизнь? — вызывает ассоциации со сплетнями и супружескими изменами. Privacy — это своя собственная, никому не подконтрольная жизнь, и для такого понятия еще не выработалось в русском языке общеупотребимое слово.
Ничего, еще выработается…
Услышала сегодня историю, которая пронзила мою душу. Доктор, отправлявший меня на целебный душ, в обнаружил, что при заезде в санаторий меня записали как существо мужского пола.
Пока мне меняли пол (в документах — поясняю на всякий случай), он рассказал, что несколько лет назад приехала женщина, которая должна была жить в двухместном номере. Через неделю (!!!) она сказала, что номер хороший, только сосед очень храпит. Она неделю жила в одном номере с мужчиной, и оба они считали, что так и надо. Если бы он не храпел, то так бы весь срок и прожили…
В принципе, лет 500-600 назад это никого бы не удивило. Крестьянская изба — что на Руси, что в Европе, — не место для уединения. Да и в городах долго не было никаких отдельных комнат ни у кого, кроме хозяина и хозяйки.
И то — Тристан, изнывая от любви к Изольде, крадется в ее спальню. Она лежит на супружеской постели с мужем, королем Марком. Королем, не деревенским мужиком. Но вокруг, на полу, прямо в королевской спальне спят воины короля Марка. В результате Тристан в отчаянии пытается через них перепрыгнуть…
Не случайно Жак Ле Гофф писал, что лето в средневековой Европе — «пора любви» — можно уединиться в лесу или хотя бы на сеновале… Другая замечательная мысль, обнаруженная мной в книге Олега Воскобойникова «Средневековье крупным планом», — человек, придумавший провести от очага, находившегося в центральном зале замка, трубы по стенам для обогрева других комнат, создал возможность частной жизни. Люди смогли расходиться по своим углам, а не сидеть все время друг у друга на виду, поближе к огню.
Века с XVI–XVII постепенно, в разных странах с разной скоростью начинает прокладывать себе дорогу обособленное поведение автономного человека.
Сидят уже не на лавках, а на стульях — в личном пространстве каждого. Раньше-то стул был только у главы семьи и считался чем-то важным. Когда викинги отправлялись на поиски нового поселения, то брали с собой «колонки» от стула — очевидно, у хозяина дома было что-то вроде балдахина, и кидали их в воду — где их прибьет море, там и надо жить.
Едят уже не руками, а вилкой. Есть уморительное описание того, как англичане с удивлением смотрели на итальянца, цеплявшего кусочки мяса каким-то странным приспособлением. А дальше у каждого уже будет своя посуда, свои приборы, свое обособленное место за столом.
И комнат в домах будет все больше, и уже не будут спать вповалку, а появится возможность то уходить « к себе», то возвращаться в места, предназначенные для общения.
И все эти перемены будут ничуть не менее важны, чем политические изменения, обеспечивавшие права человека, или распад средневековых цехов и крестьянских общин и начало свободной торговли.
И в нашей стране, вообще-то, этот процесс тоже идет — пусть медленно и непросто. Когда Столыпин предоставил крестьянам право свободного выхода из общины, то для кого-то это было неприемлемо, а для кого-то оказалось благословением. И сегодня кто-то все еще оплакивает развал колхозов, а кто-то пытается строить фермерское хозяйство.
А когда были построены такие неудобные, маленькие, тесные «хрущобы», то миллионы людей получили возможность жить, зная, что соседи не будут смотреть, что у тебя в кастрюле и кто пришел к тебе в гости, и как у тебя складываются отношения в семье, — и, кстати, не узнают, какие радиопередачи ты слушаешь на своей — пусть крохотной, но своей! — кухне, на своем транзисторном радиоприемнике ВЭФ. И это было великим раскрепощением, имевшим не меньшие последствия, чем осуждение Сталина.
Конечно, нам еще далеко идти по этому пути. У переводчиков регулярно возникают проблемы с переводом английского слова privacy. Приватность? — как-то старомодно звучит. Частная жизнь? — вызывает ассоциации со сплетнями и супружескими изменами. Privacy — это своя собственная, никому не подконтрольная жизнь, и для такого понятия еще не выработалось в русском языке общеупотребимое слово.
Ничего, еще выработается…
НЕ СОГЛАСНА Я С ТОБОЙ, МОНТЕСКЬЕ!
С нами за столом здесь, в Белокурихе, сидит женщина из Якутии. Вернее, стоит. Она не может сидеть — у нее грыжа позвоночника. И она живет в Якутии, а приехала лечиться на Алтай.
Она добиралась 10 часов на ракете по реке до какого-то пункта, откуда потом еще несколько часов ехала до Новосибирска на автобусе, лежа на заднем сиденье. Из Новосибирска она летела, занимая полулежа два места в самолете.
Что-то мне подсказывает, что вряд ли есть прямой рейс «Новосибирск — Горно-Алтайск», наверное, как водится в нашей стране, она летела через Москву. Сейчас, кажется, с местными рейсами стало получше, но помню, как лет десять назад, выходя в Москве из самолета, прилетевшего из Иркутска, я услышала, что трансферным пассажирам, летящим в Новосибирск надо пройти туда-то… То есть люди, летевшие из Иркутска в Новосибирск, делали пересадку в Москве…
Добравшись до Горно-Алтайска, моя соседка еще час с лишним ехала до санатория и теперь лечится. Кстати, лечится она от последствий ковида. Пройдет лечение — и пустится в обратный путь.
Даже одно описание этого пути вызывает у меня ужас. Но ясно, что пугают тут не столько расстояния, сколько то, что в Якутии, очевидно, ей лечиться негде. А расстояния — ну, конечно, тоже пугают, но одновременно вызывают восхищение.
Все эти бесконечные пространства — бескрайние степи, тайга, горы, пустыни, тундра — сколько же всего есть интересного и разнообразного в нашей огромной стране.
Монтескье, правда, сразу бы возразил, что, может, природные красоты у нас и есть, но зато именно они определяют деспотический характер российской власти: v«В Азии всегда были обширные империи; в Европе же они никогда не могли удержаться. Дело в том, что в известной нам Азии равнины гораздо обширнее и она разрезана горами и морями на более крупные области; а поскольку она расположена южнее, то ее источники скорее иссякают, горы менее покрыты снегом и не очень многоводные реки составляют более легкие преграды. Поэтому власть в Азии должна быть всегда деспотической, и если бы там не было такого крайнего рабства, то в ней очень скоро произошло бы разделение на более мелкие государства, несовместимое, однако, с естественным разделением страны».
Можно, конечно, начать придираться к великому философу и сообщить ему задним числом, что в Азии горы еще как покрыты снегом, а уж многоводность сибирских рек европейцам и не снилась.
С другой стороны, что-то в этом рассуждении есть. Бесконечность пространств вызывает пренебрежение к ресурсам — вырубим этот лес, пойдем дальше, истощим это поле, сместимся в другое место — а там, где не берегут ресурсы, не берегут и людей — вот вам и основа деспотизма. В Голландии или Швейцарии, где за освоение каждого сантиметра земли ведется упорная борьба, люди тоже становятся на вес золота. Здесь не скажут, что бабы новых нарожают…
Но можно ведь на наши пространства посмотреть и совсем по-другому. Как раз бесконечная Сибирь давала возможность уходить туда староверам, не желавшим подчиняться давлению государства и официальной церкви, и лихим казакам, хотевшим жить по своей воле, и многим другим «гулящим» людям. И всюду, где есть много земель и огромные расстояния, есть и возможность уйти от надоевшей жизни и въедливого начальства и начать новую, свободную жизнь, — проявив при этом огромные духовные и физические силы.
Была у американских историков теория о том, что фронтир — вечно передвигающаяся, подвижная граница, проходящая по лесам и прериям, — это важнейшая основа демократии, место, где формируется мощный слой независимых и свободных людей. Сегодня вроде бы она уже считается устаревшей.
А я смотрю на потомков тех, кто обживал российский фронтир, — на стойких сибиряков, суровых поморов, на жителей Дальнего Востока ( почему Хабаровск так независимо себя ведет? Привет, Хабаровск!), и думаю: как же здорово, что в нашей стране есть столько мест, где люди могли ( и могут?) проявить себя в свободных условиях.
Но женщину из Якутии жалко ужасно…
С нами за столом здесь, в Белокурихе, сидит женщина из Якутии. Вернее, стоит. Она не может сидеть — у нее грыжа позвоночника. И она живет в Якутии, а приехала лечиться на Алтай.
Она добиралась 10 часов на ракете по реке до какого-то пункта, откуда потом еще несколько часов ехала до Новосибирска на автобусе, лежа на заднем сиденье. Из Новосибирска она летела, занимая полулежа два места в самолете.
Что-то мне подсказывает, что вряд ли есть прямой рейс «Новосибирск — Горно-Алтайск», наверное, как водится в нашей стране, она летела через Москву. Сейчас, кажется, с местными рейсами стало получше, но помню, как лет десять назад, выходя в Москве из самолета, прилетевшего из Иркутска, я услышала, что трансферным пассажирам, летящим в Новосибирск надо пройти туда-то… То есть люди, летевшие из Иркутска в Новосибирск, делали пересадку в Москве…
Добравшись до Горно-Алтайска, моя соседка еще час с лишним ехала до санатория и теперь лечится. Кстати, лечится она от последствий ковида. Пройдет лечение — и пустится в обратный путь.
Даже одно описание этого пути вызывает у меня ужас. Но ясно, что пугают тут не столько расстояния, сколько то, что в Якутии, очевидно, ей лечиться негде. А расстояния — ну, конечно, тоже пугают, но одновременно вызывают восхищение.
Все эти бесконечные пространства — бескрайние степи, тайга, горы, пустыни, тундра — сколько же всего есть интересного и разнообразного в нашей огромной стране.
Монтескье, правда, сразу бы возразил, что, может, природные красоты у нас и есть, но зато именно они определяют деспотический характер российской власти: v«В Азии всегда были обширные империи; в Европе же они никогда не могли удержаться. Дело в том, что в известной нам Азии равнины гораздо обширнее и она разрезана горами и морями на более крупные области; а поскольку она расположена южнее, то ее источники скорее иссякают, горы менее покрыты снегом и не очень многоводные реки составляют более легкие преграды. Поэтому власть в Азии должна быть всегда деспотической, и если бы там не было такого крайнего рабства, то в ней очень скоро произошло бы разделение на более мелкие государства, несовместимое, однако, с естественным разделением страны».
Можно, конечно, начать придираться к великому философу и сообщить ему задним числом, что в Азии горы еще как покрыты снегом, а уж многоводность сибирских рек европейцам и не снилась.
С другой стороны, что-то в этом рассуждении есть. Бесконечность пространств вызывает пренебрежение к ресурсам — вырубим этот лес, пойдем дальше, истощим это поле, сместимся в другое место — а там, где не берегут ресурсы, не берегут и людей — вот вам и основа деспотизма. В Голландии или Швейцарии, где за освоение каждого сантиметра земли ведется упорная борьба, люди тоже становятся на вес золота. Здесь не скажут, что бабы новых нарожают…
Но можно ведь на наши пространства посмотреть и совсем по-другому. Как раз бесконечная Сибирь давала возможность уходить туда староверам, не желавшим подчиняться давлению государства и официальной церкви, и лихим казакам, хотевшим жить по своей воле, и многим другим «гулящим» людям. И всюду, где есть много земель и огромные расстояния, есть и возможность уйти от надоевшей жизни и въедливого начальства и начать новую, свободную жизнь, — проявив при этом огромные духовные и физические силы.
Была у американских историков теория о том, что фронтир — вечно передвигающаяся, подвижная граница, проходящая по лесам и прериям, — это важнейшая основа демократии, место, где формируется мощный слой независимых и свободных людей. Сегодня вроде бы она уже считается устаревшей.
А я смотрю на потомков тех, кто обживал российский фронтир, — на стойких сибиряков, суровых поморов, на жителей Дальнего Востока ( почему Хабаровск так независимо себя ведет? Привет, Хабаровск!), и думаю: как же здорово, что в нашей стране есть столько мест, где люди могли ( и могут?) проявить себя в свободных условиях.
Но женщину из Якутии жалко ужасно…
Telegram
Уроки истории с Тамарой Эйдельман
МЕЧТА О БЕЛОВОДЬЕ
В 1867 году в предгорьях Алтая, на реке Белокуриха, был основан курорт, где я сегодня и пишу этот текст. Здесь радоновые источники, отдыхающие пьют минеральную воду. Вечером организуются мероприятия вроде «Обаяние баяна» и устраиваются…
В 1867 году в предгорьях Алтая, на реке Белокуриха, был основан курорт, где я сегодня и пишу этот текст. Здесь радоновые источники, отдыхающие пьют минеральную воду. Вечером организуются мероприятия вроде «Обаяние баяна» и устраиваются…
КЕМ ТЫ БУДЕШЬ В ГРЯДУЩИХ СРЕДНИХ ВЕКАХ?
Алексей Пивоваров разговаривал со мной для выпуска «Редакции», посвященного Средним векам. Начали мы с того, как история Средневековья отразилась в «Игре Престолов», а потом очень быстро перешли на сегодняшний день.
Почему так? Увы, это совершенно ясно: наша жизнь - и не только российская - все больше напоминает Средние века. Культ силы и усиление религиозного фундаментализма во всех религиях, суеверия и иррациональные страхи, эпидемии и пренебрежение человеческими жизнями - можно найти еще много разных перекличек.
Джордж Мартин, создавая мир «Игры престолов», прихотливо смешал в нем самые разные эпохи, но «базовым» временем, к которому он уже дальше добавлял все, что хотел, стало именно Средневековье. «Если ты играешь в игру престолов, то либо побеждаешь, либо погибаешь» - эту идею очень удобно показывать, конструируя свои Средние века и одновременно обсуждая вполне современные проблемы: власть и люди, подлость и благородство, милосердие - и отсутствие его.
Средневековье может быть очень красивым - книжные миниатюры и легенды о Граале, культ Прекрасной дамы и готические соборы, а может быть страшным, кровавым, грязным. Почему-то нынешнее Средневековье все больше кажется кровавым и грязным, и это грустно.
Кем окажется каждый из нас в Средние века? Жестоким крестоносцем или фанатичным проповедником? Жестоким феодалом или восставшим крестьянином, уничтожающим все на своем пути? А может быть, прекрасным поэтом, просветленным философом, веселым жонглером, последователем Франциска Ассизского, несущим людям радость и добро?
Решать каждому из нас.
А пока что - смотрите новый выпуск «Редакции».
Алексей Пивоваров разговаривал со мной для выпуска «Редакции», посвященного Средним векам. Начали мы с того, как история Средневековья отразилась в «Игре Престолов», а потом очень быстро перешли на сегодняшний день.
Почему так? Увы, это совершенно ясно: наша жизнь - и не только российская - все больше напоминает Средние века. Культ силы и усиление религиозного фундаментализма во всех религиях, суеверия и иррациональные страхи, эпидемии и пренебрежение человеческими жизнями - можно найти еще много разных перекличек.
Джордж Мартин, создавая мир «Игры престолов», прихотливо смешал в нем самые разные эпохи, но «базовым» временем, к которому он уже дальше добавлял все, что хотел, стало именно Средневековье. «Если ты играешь в игру престолов, то либо побеждаешь, либо погибаешь» - эту идею очень удобно показывать, конструируя свои Средние века и одновременно обсуждая вполне современные проблемы: власть и люди, подлость и благородство, милосердие - и отсутствие его.
Средневековье может быть очень красивым - книжные миниатюры и легенды о Граале, культ Прекрасной дамы и готические соборы, а может быть страшным, кровавым, грязным. Почему-то нынешнее Средневековье все больше кажется кровавым и грязным, и это грустно.
Кем окажется каждый из нас в Средние века? Жестоким крестоносцем или фанатичным проповедником? Жестоким феодалом или восставшим крестьянином, уничтожающим все на своем пути? А может быть, прекрасным поэтом, просветленным философом, веселым жонглером, последователем Франциска Ассизского, несущим людям радость и добро?
Решать каждому из нас.
А пока что - смотрите новый выпуск «Редакции».
YouTube
Почему «темные века» снова стали актуальными? / Редакция
«Тест-драйв» от Альфа-Капитал https://is.gd/AJmkgl
«Мы катимся в Средневековье» — такую фразу мы слышим всё чаще по поводу разных событий: новых законов, споров о вакцинаци, растущем уровне хейта.
Нам стало интересно, действительно ли «скатываться в Средневековье»…
«Мы катимся в Средневековье» — такую фразу мы слышим всё чаще по поводу разных событий: новых законов, споров о вакцинаци, растущем уровне хейта.
Нам стало интересно, действительно ли «скатываться в Средневековье»…
О ВЕСЕЛОЙ ЦАРИЦЕ
Сегодняшний выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» — еще об одной женщине на престоле, еще об одной русской царице — Елизавете Петровне.
Что прежде всего приходит в голову, когда о ней заходит речь? «Веселая царица была Елисавет, Поет и веселится, Порядка только нет» — Алексей Константинович Толстой всегда умел высказаться и ехидно, и умно.
Веселая царица, балы, маскарады, наряды — 15 тысяч платьев, оставшихся после ее смерти, отмененная смертная казнь ( не совсем правильно, просто она не подписывала смертные приговоры), роскошь дворцов Растрелли…
Все это безусловно так. Но вообще-то, при Елизавете управлением занимались достаточно умные люди, чтобы обеспечить большой рывок России вперед, при Елизавете был основан Московский университет и зарождалась великая русская литература, появился публичный театр. Можно ли все это считать заслугой невежественной и легкомысленной правительницы? Вроде бы нет, — а, может быть, и да…
А еще история елизаветинского царствования — это и история о том, как ловко можно использовать в своих целях пропаганду и сделать вид, что твое правление отличается от царствования ненавистной кузины Анны Иоанновны как день от ночи, — а если присмотреться, то можно увидеть очень много сходных черт.
Еще это череда невероятных по своей запутанности и ожесточенности придворных интриг и время, когда действовали яркие, энергичные, циничные, но очень интересные люди, выросшие уже в послепетровскую эпоху.
В общем — это время, заслуживающее разговора о нем.
Сегодняшний выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» — еще об одной женщине на престоле, еще об одной русской царице — Елизавете Петровне.
Что прежде всего приходит в голову, когда о ней заходит речь? «Веселая царица была Елисавет, Поет и веселится, Порядка только нет» — Алексей Константинович Толстой всегда умел высказаться и ехидно, и умно.
Веселая царица, балы, маскарады, наряды — 15 тысяч платьев, оставшихся после ее смерти, отмененная смертная казнь ( не совсем правильно, просто она не подписывала смертные приговоры), роскошь дворцов Растрелли…
Все это безусловно так. Но вообще-то, при Елизавете управлением занимались достаточно умные люди, чтобы обеспечить большой рывок России вперед, при Елизавете был основан Московский университет и зарождалась великая русская литература, появился публичный театр. Можно ли все это считать заслугой невежественной и легкомысленной правительницы? Вроде бы нет, — а, может быть, и да…
А еще история елизаветинского царствования — это и история о том, как ловко можно использовать в своих целях пропаганду и сделать вид, что твое правление отличается от царствования ненавистной кузины Анны Иоанновны как день от ночи, — а если присмотреться, то можно увидеть очень много сходных черт.
Еще это череда невероятных по своей запутанности и ожесточенности придворных интриг и время, когда действовали яркие, энергичные, циничные, но очень интересные люди, выросшие уже в послепетровскую эпоху.
В общем — это время, заслуживающее разговора о нем.
YouTube
Елизавета Петровна: веселая царица, порядка только нет
Новый выпуск «Уроков истории с Тамарой Эйдельман» посвящен императрице Елизавете Петровне, дочери Петра Первого, женщине, прожившей жизнь, полную неожиданных поворотов, окруженной множеством интересных людей, находившейся в центре невероятных интриг. Иногда…
Я не буду ничего писать про личные качества Владимира Меньшова — я просто ничего о них не знаю. Я не буду ничего писать про политические взгляды Владимира Меньшова, потому что не хочу участвовать в той уже, увы, традиционной вакханалии на костях, которая, очевидно, сейчас развернется.
Но я могу сказать, что мне нравится фильм «Москва слезам не верит», мне кажется, что в этой доброй сказке рассказано много верного и о нашей жизни, и о советской эпохе, и о женских судьбах.
Мне нравится фильм «Любовь и голуби» — еще одна сказка, только грустная, рассказывающая о человеческом одиночестве. Кстати, как прекрасно играют в обоих фильмах.
И я невероятный фанат фильма «Ширли-мырли». Увы, так и не исполнилась моя мечта — я хотела когда-нибудь подробно и неторопливо смотреть его со своими учениками и выявлять с ними те черты 90-х годов, которые так четко и ясно запечатлел этот фильм.
Вот квартира проводницы, вся состоящая из украденных на работе вещей, включая полку из вагона. ( Олег Ефремов: «Дай бог каждому!») Вот активисты и любители музыки, которые не хотят допустить, чтобы Иннокентий Шниперсон покинул родину и уехал в Америку. Вот идиоты милиционеры — «Президент только что присвоил мне звание полковника». Вечно сидящий в участке и активно во всем участвующий Суходрищев ( «Всех отпустить? И Суходрищева?) — и даже он слышал про сталинские репрессии : «Прекратите пытки! Тут вам не 37-й год»… Вот Васька Кроликов, который даже где-то у себя на зоне слыхал про масонов, жаждущих погубить Россию. Вот Роман Алмазов, борец за права цыганского народа, который начинает свой разговор в отделении со слов: «Можно позвонить? Как куда? На Би-би-си, на Голос Америки» — и приводит милиционеров в ужас.
Фильм с одной стороны состоит из бесконечной череды цирковых реприз и смешных сценок, прекрасно разыгранных замечательными актерами, но постепенно понимаешь, что все здесь выстраивается очень четко и логично.
За каждой из этих фантасмагорических и уморительных деталей на самом деле стоят совершенно конкретные приметы нашей жизни 90-х годов — безумная мечта о «загранице» и ужас перед страшными иностранцами, слухи о жидомасонах и разговоры о величии русского народа, «Осло, Глазго, Роттердам», «Шниперсон выбирает Россию!», бандиты и менты, менты и бандиты — и всеобщая мечта — улететь к такой-то матери на Канары, развалиться на пляже — и больше ничего не делать.
И давайте сегодня вспомним не высказывания или политические взгляды Владимира Меньшова, а то, что он снял несколько проникновенных фильмов, ставших истинно народными, и лишний раз напомнил нам, что все люди братья.
Покойтесь с миром, Владимир Валентинович.
Но я могу сказать, что мне нравится фильм «Москва слезам не верит», мне кажется, что в этой доброй сказке рассказано много верного и о нашей жизни, и о советской эпохе, и о женских судьбах.
Мне нравится фильм «Любовь и голуби» — еще одна сказка, только грустная, рассказывающая о человеческом одиночестве. Кстати, как прекрасно играют в обоих фильмах.
И я невероятный фанат фильма «Ширли-мырли». Увы, так и не исполнилась моя мечта — я хотела когда-нибудь подробно и неторопливо смотреть его со своими учениками и выявлять с ними те черты 90-х годов, которые так четко и ясно запечатлел этот фильм.
Вот квартира проводницы, вся состоящая из украденных на работе вещей, включая полку из вагона. ( Олег Ефремов: «Дай бог каждому!») Вот активисты и любители музыки, которые не хотят допустить, чтобы Иннокентий Шниперсон покинул родину и уехал в Америку. Вот идиоты милиционеры — «Президент только что присвоил мне звание полковника». Вечно сидящий в участке и активно во всем участвующий Суходрищев ( «Всех отпустить? И Суходрищева?) — и даже он слышал про сталинские репрессии : «Прекратите пытки! Тут вам не 37-й год»… Вот Васька Кроликов, который даже где-то у себя на зоне слыхал про масонов, жаждущих погубить Россию. Вот Роман Алмазов, борец за права цыганского народа, который начинает свой разговор в отделении со слов: «Можно позвонить? Как куда? На Би-би-си, на Голос Америки» — и приводит милиционеров в ужас.
Фильм с одной стороны состоит из бесконечной череды цирковых реприз и смешных сценок, прекрасно разыгранных замечательными актерами, но постепенно понимаешь, что все здесь выстраивается очень четко и логично.
За каждой из этих фантасмагорических и уморительных деталей на самом деле стоят совершенно конкретные приметы нашей жизни 90-х годов — безумная мечта о «загранице» и ужас перед страшными иностранцами, слухи о жидомасонах и разговоры о величии русского народа, «Осло, Глазго, Роттердам», «Шниперсон выбирает Россию!», бандиты и менты, менты и бандиты — и всеобщая мечта — улететь к такой-то матери на Канары, развалиться на пляже — и больше ничего не делать.
И давайте сегодня вспомним не высказывания или политические взгляды Владимира Меньшова, а то, что он снял несколько проникновенных фильмов, ставших истинно народными, и лишний раз напомнил нам, что все люди братья.
Покойтесь с миром, Владимир Валентинович.
РАССКАЗ ДЛЯ САШИ
Несколько дней назад моя внучка Саша гуляла в берлинском парке со своей мамой и увидела там бронзовую фигуру. Саша с интересом разглядывала странного дядечку, но он не двигался, и она побежала играть.
Саша еще не знает, что такое памятник, и, конечно, не знает, что это был памятник Карлу фон Осецкому.
Осецкий, как и многие люди, прошедшие через Первую мировую войну, был убежденным противником войны и милитаризма. В Германии 20-х годов, где демократия рассыпалась на глазах, а националистические группировки росли как грибы после дождя, он пытался противостоять приближавшемуся ужасу.
В 1929 году авиаконструктор и журналист Вальтер Крайзер опубликовал в журнале «Вельтбюне», главным редактором которого был Осецкий, большую статью о тайных связях между военными и авиационной промышленностью и о существовании специального подразделения М (от слова Militär — военный), готовившего военных летчиков.
Это было явным нарушением Версальского договора. Мало того, представители военного министерства признали на суде, что опубликованная информация соответствовала действительности. Но именно поэтому Крайзера и Осецкого осудили. «Я знаю, что любой журналист, критикующий рейхсвер, должен быть готов к обвинению в предательстве, — писал Осецкий, — но на этот раз произошло очаровательное новшество: мы вышли из зала суда не предателями, а шпионами».
В промежуток между вынесением приговора и апелляцией у осужденных еще была возможность скрыться, и Крайзер бежал во Францию, а позже переехал в Бразилию. А Осецкий остался, хотя его уговаривали бежать. 10 мая 1932 года он явился в берлинскую тюрьму Тегель. У входа его поджидали сторонники и читатели, попытавшиеся уговорить журналиста не отдавать себя тюремной системе. Осецкий провел в тюрьме несколько месяцев и вышел по амнистии.
Маленькое отступление: из знаменитых адвокатов, защищавших Осецкого, один покончил с собой через несколько месяцев после прихода Гитлера к власти, другой эмигрировал и умер в 1943 году в Нью-Йорке, третий уехал во Францию, пытался в 1941 году получить в Марселе американскую визу и умер от инфаркта, так ее и не дождавшись, а четвертый визу получил, но корабль, на котором он с женой плыл в Америку, был потоплен немецкой подводной лодкой.
А Осецкий, выйдя из тюрьмы, продолжал писать о нарастающем милитаризме, национализме, антисемитизме, — на дворе между тем был 1933 год. Сразу после поджога Рейхстага он был арестован и провел несколько лет в лагере. Представитель Красного креста, видевший его в 1935 году, описал бледного, дрожавшего арестанта с заплывшим глазом, выбитыми зубами, сломанной и плохо зажившей ногой. Известно, что Осецкого избивали и морили голодом.
В 1936 году Осецкому присудили Нобелевскую премию мира. Страх перед нацистской Германией был уже так велик, что два члена Нобелевского комитета ушли в отставку, так как они одновременно были государственными чиновниками, а король не посмел явиться на вручение награды.
Осецкого, впрочем, тоже на вручении не было, он был уже настолько болен, что под давлением мировой общественности его поместили в больницу. Власти требовали, чтобы он отказался от премии, но Осецкий смог передать на волю сообщение о том, что принимает награду, символизирующую «взаимопонимание между народами». Через полтора года он умер в больнице.
А ведь между 22 декабря 1932 года, когда его выпустили из тюрьмы, и арестом 28 февраля 1933 года еще было время. Еще можно было попробовать уехать и продолжать писать из безопасного места.
Я думаю о другом узнике, который сел в Берлине в самолет и полетел на родину, где его ждал арест, пародия на суд и пытки в колонии. И вообще о тех, кто жертвует своей жизнью, потому что считают, что это сможет что-то изменить, или просто потому что неспособны поступить по-другому.
Потом смотрю на фотографию маленькой девочки, разглядывающей памятник Карлу фон Осецкому. Надеюсь, что ее поколению не надо будет делать такой выбор.
Несколько дней назад моя внучка Саша гуляла в берлинском парке со своей мамой и увидела там бронзовую фигуру. Саша с интересом разглядывала странного дядечку, но он не двигался, и она побежала играть.
Саша еще не знает, что такое памятник, и, конечно, не знает, что это был памятник Карлу фон Осецкому.
Осецкий, как и многие люди, прошедшие через Первую мировую войну, был убежденным противником войны и милитаризма. В Германии 20-х годов, где демократия рассыпалась на глазах, а националистические группировки росли как грибы после дождя, он пытался противостоять приближавшемуся ужасу.
В 1929 году авиаконструктор и журналист Вальтер Крайзер опубликовал в журнале «Вельтбюне», главным редактором которого был Осецкий, большую статью о тайных связях между военными и авиационной промышленностью и о существовании специального подразделения М (от слова Militär — военный), готовившего военных летчиков.
Это было явным нарушением Версальского договора. Мало того, представители военного министерства признали на суде, что опубликованная информация соответствовала действительности. Но именно поэтому Крайзера и Осецкого осудили. «Я знаю, что любой журналист, критикующий рейхсвер, должен быть готов к обвинению в предательстве, — писал Осецкий, — но на этот раз произошло очаровательное новшество: мы вышли из зала суда не предателями, а шпионами».
В промежуток между вынесением приговора и апелляцией у осужденных еще была возможность скрыться, и Крайзер бежал во Францию, а позже переехал в Бразилию. А Осецкий остался, хотя его уговаривали бежать. 10 мая 1932 года он явился в берлинскую тюрьму Тегель. У входа его поджидали сторонники и читатели, попытавшиеся уговорить журналиста не отдавать себя тюремной системе. Осецкий провел в тюрьме несколько месяцев и вышел по амнистии.
Маленькое отступление: из знаменитых адвокатов, защищавших Осецкого, один покончил с собой через несколько месяцев после прихода Гитлера к власти, другой эмигрировал и умер в 1943 году в Нью-Йорке, третий уехал во Францию, пытался в 1941 году получить в Марселе американскую визу и умер от инфаркта, так ее и не дождавшись, а четвертый визу получил, но корабль, на котором он с женой плыл в Америку, был потоплен немецкой подводной лодкой.
А Осецкий, выйдя из тюрьмы, продолжал писать о нарастающем милитаризме, национализме, антисемитизме, — на дворе между тем был 1933 год. Сразу после поджога Рейхстага он был арестован и провел несколько лет в лагере. Представитель Красного креста, видевший его в 1935 году, описал бледного, дрожавшего арестанта с заплывшим глазом, выбитыми зубами, сломанной и плохо зажившей ногой. Известно, что Осецкого избивали и морили голодом.
В 1936 году Осецкому присудили Нобелевскую премию мира. Страх перед нацистской Германией был уже так велик, что два члена Нобелевского комитета ушли в отставку, так как они одновременно были государственными чиновниками, а король не посмел явиться на вручение награды.
Осецкого, впрочем, тоже на вручении не было, он был уже настолько болен, что под давлением мировой общественности его поместили в больницу. Власти требовали, чтобы он отказался от премии, но Осецкий смог передать на волю сообщение о том, что принимает награду, символизирующую «взаимопонимание между народами». Через полтора года он умер в больнице.
А ведь между 22 декабря 1932 года, когда его выпустили из тюрьмы, и арестом 28 февраля 1933 года еще было время. Еще можно было попробовать уехать и продолжать писать из безопасного места.
Я думаю о другом узнике, который сел в Берлине в самолет и полетел на родину, где его ждал арест, пародия на суд и пытки в колонии. И вообще о тех, кто жертвует своей жизнью, потому что считают, что это сможет что-то изменить, или просто потому что неспособны поступить по-другому.
Потом смотрю на фотографию маленькой девочки, разглядывающей памятник Карлу фон Осецкому. Надеюсь, что ее поколению не надо будет делать такой выбор.
Я ЧИТАЮ ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН…
Я очень люблю Дюма. А еще я очень люблю Вальтер Скотта. Я все понимаю про то, что это не история, но я и читаю эти книги не как исторические исследования.
Когда я была молодой и грозной учительницей, то почему-то задавала своим ученикам какие-то дикие задания, например — прочитать за неделю главу из «Истории государства Российского» Карамзина или лекцию Ключевского. Самое удивительное, что они читали — или по крайней мере некоторые из них.
А потом вдруг в какой-то момент я поняла, что, может быть, человека два и делают это с интересом, а остальных это только отпугивает. А вот роман, где есть любовь, интрига, приключения — это ведь читать веселее.
И я стала задавать читать «Двадцать лет спустя» и «Дочь Монтесумы», «Тиля Уленшпигеля» и «Арапа Петра Великого». Ой-ой-ой — скажете вы. Да ведь сегодня никто уже не читает Дюма, и вся эта старая дребедень давно недоступна сегодняшним детям.
А вот и нет!
Естественно, в каждом классе были те, кто с трудом продирался через эти книги, но были и те, кому это было нужно и интересно, и даже, бывало, что приходили родители и говорили: «Спасибо, что задали Дюма, теперь мой ребенок с удовольствием читает».
Но там же все неправильно! Ну во-первых не все, а во-вторых, в этом-то главный интерес. Читаем, скажем, все того же Дюма, а потом сравниваем с тем, что пишут историки про кардинала Ришелье. Смотрим, в чем главные отличия. Сочетаем приятное с полезным: приятное — развитие критического мышления и аналитических навыков, полезное — читать Дюма всегда полезно!
Именно поэтому, когда меня попросили написать для сайта Storytel о своих любимых исторических романах, я с радостью это сделала. Вот, делюсь с вами тоже.
Я очень люблю Дюма. А еще я очень люблю Вальтер Скотта. Я все понимаю про то, что это не история, но я и читаю эти книги не как исторические исследования.
Когда я была молодой и грозной учительницей, то почему-то задавала своим ученикам какие-то дикие задания, например — прочитать за неделю главу из «Истории государства Российского» Карамзина или лекцию Ключевского. Самое удивительное, что они читали — или по крайней мере некоторые из них.
А потом вдруг в какой-то момент я поняла, что, может быть, человека два и делают это с интересом, а остальных это только отпугивает. А вот роман, где есть любовь, интрига, приключения — это ведь читать веселее.
И я стала задавать читать «Двадцать лет спустя» и «Дочь Монтесумы», «Тиля Уленшпигеля» и «Арапа Петра Великого». Ой-ой-ой — скажете вы. Да ведь сегодня никто уже не читает Дюма, и вся эта старая дребедень давно недоступна сегодняшним детям.
А вот и нет!
Естественно, в каждом классе были те, кто с трудом продирался через эти книги, но были и те, кому это было нужно и интересно, и даже, бывало, что приходили родители и говорили: «Спасибо, что задали Дюма, теперь мой ребенок с удовольствием читает».
Но там же все неправильно! Ну во-первых не все, а во-вторых, в этом-то главный интерес. Читаем, скажем, все того же Дюма, а потом сравниваем с тем, что пишут историки про кардинала Ришелье. Смотрим, в чем главные отличия. Сочетаем приятное с полезным: приятное — развитие критического мышления и аналитических навыков, полезное — читать Дюма всегда полезно!
Именно поэтому, когда меня попросили написать для сайта Storytel о своих любимых исторических романах, я с радостью это сделала. Вот, делюсь с вами тоже.
Storytel
Исторические романы, которые стоит прочитать: выбор Тамары Эйдельман — блог Storytel
Исторический роман – жанр, который требует от автора не только литературного таланта, но и внимательности и даже дотошности: без изучения эпохи, о которой пишешь, убедительной книги не создать. Впрочем, далеко не всегда в таких произведениях отражены реальные…
ДРЕВНОСТЬ И СОВРЕМЕННОСТЬ
На выходных мы уехали из санатория и отправились путешествовать по Алтаю. По дороге нам встречались удивительные вещи — и особенно удивительным было сочетание сегодняшнего дня и далекого-далекого прошлого.
Мы выезжаем на Чуйский тракт — машины идут от Новосибирска и Бийска до границы с Монголией, а там дорога тянется до Китая и Пакистана.
Сколько веков по этому пути шли купцы, воины, монахи, ученые. Мы не знаем, когда возникла эта дорога, но есть предположение, что она существовала еще как ответвление Великого шелкового пути. В нескольких местах здесь есть следы в скалах, где много веков назад были закреплены механизмы, позволявшие переправляться через реки.
Не совсем понятно, когда по этому пути, вернее, еще тропе, пошли русские купцы — скорее всего, только в начале XIX века, но вот уже повезли кирпичный чай — «чуйские кирпичи», шкурки сурка — и другие здешние ценности. Вели на лошадях и на телегах, переправлялись через бурные реки на лодках, так же, как сегодня сюда привозят монгольские шерстяные носки и пакетики с травами.
И вот уже в путь отправляются путешественники и искатели восточной мудрости, в ХХ веке ломают спины зэки, потом появляются туристы. Современность, казалось, забивает древность — ничего подобного. Смотришь на заросшие лесом горы, идущие вдоль дороги, пересекаешь реки, читаешь названия деревень и понимаешь, что вот это место назвали русские, а в этом непонятном названии явно монгольские корни, а название этой речки вызывает ассоциации с уральскими языками. И тогда становится ясно, какое удивительное здесь всегда было, есть и, надеюсь, будет смешение культур, языков, верований.
К вопросу о верованиях. Наша цель — парк Уч-Энмек в Каракольской долине. Вот уж где все смешалось.
Каракольская долина — рай для археологов. Здесь остались следы множества древних культур и найдено огромное количество курганов, стел, наскальных рисунков. Это было священное место, где жители Алтая хоронили своих покойников. Сразу вспоминается Стоунхендж, тоже раскинувшийся на равнине — правда, не окруженной горами, — но тоже ставший центром многочисленных обрядов и захоронений.
Долина буквально покрыта курганами, некоторые из них раскопаны — можно подняться по усыпанному камнями склону и заглянуть в конусообразную яму — как в колодец, ведущий в древность. Что происходит в душе историка, читающего на въезде, что курганные захоронения принадлежат к пазырыкской культуре, — описать невозможно. В Пазырыкской долине были сделаны одни из самых поразительных археологических находок в нашей стране. Именно в Пазырыкских курганах нашли самый старый в мире ковер (из сохранившихся), и огромную колесницу, и вождя, покрытого татуировками, и мумию «принцессы Укока» и еще очень много удивительных и красивых вещей.
Пусть здесь не Пазырык, но ведь родственники! От одной мысли кружится голова. Потом понимаешь, что рядом еще множество нераскопанных курганов, и повсюду стоят наклоненные каменные столбы — балбалы. Большинство ученых склоняется к тому, что в этих столбах обитают души умерших. Мы стоим на залитой солнцем равнине, рядом с покрытыми лесом, а где-то и снегом горами, а перед нами — души людей, живших тысячи лет назад.
Тут подъезжает экскурсия и мы успеваем подслушать, что рядом с курганами хоронили расстрелянных в 1920–30-е годы. Где обитают их души?
А рядом — диснейленд. Здесь сторонники бурханизма и тенгрианства — религий, использующих древние представления для эзотерических поисков, — ставят свои памятники. На въезде в парк — каменная скульптура, сделанная сегодня по старинным образцам. Дальше — дольмен из трех каменных плит, менгир — вертикальная каменная стела и балбал. Все сделаны сегодня. Смешно? Да. Но красота гор так велика, что игрушечные святилища становятся настоящими. Перед одним из камней — монетки, брошенные туристами или молящимися. Почему-то эти игрища не раздражают — современные изыски покрываются патиной древности. Может быть, через сто лет они уже станут естественной частью окружения?
На выходных мы уехали из санатория и отправились путешествовать по Алтаю. По дороге нам встречались удивительные вещи — и особенно удивительным было сочетание сегодняшнего дня и далекого-далекого прошлого.
Мы выезжаем на Чуйский тракт — машины идут от Новосибирска и Бийска до границы с Монголией, а там дорога тянется до Китая и Пакистана.
Сколько веков по этому пути шли купцы, воины, монахи, ученые. Мы не знаем, когда возникла эта дорога, но есть предположение, что она существовала еще как ответвление Великого шелкового пути. В нескольких местах здесь есть следы в скалах, где много веков назад были закреплены механизмы, позволявшие переправляться через реки.
Не совсем понятно, когда по этому пути, вернее, еще тропе, пошли русские купцы — скорее всего, только в начале XIX века, но вот уже повезли кирпичный чай — «чуйские кирпичи», шкурки сурка — и другие здешние ценности. Вели на лошадях и на телегах, переправлялись через бурные реки на лодках, так же, как сегодня сюда привозят монгольские шерстяные носки и пакетики с травами.
И вот уже в путь отправляются путешественники и искатели восточной мудрости, в ХХ веке ломают спины зэки, потом появляются туристы. Современность, казалось, забивает древность — ничего подобного. Смотришь на заросшие лесом горы, идущие вдоль дороги, пересекаешь реки, читаешь названия деревень и понимаешь, что вот это место назвали русские, а в этом непонятном названии явно монгольские корни, а название этой речки вызывает ассоциации с уральскими языками. И тогда становится ясно, какое удивительное здесь всегда было, есть и, надеюсь, будет смешение культур, языков, верований.
К вопросу о верованиях. Наша цель — парк Уч-Энмек в Каракольской долине. Вот уж где все смешалось.
Каракольская долина — рай для археологов. Здесь остались следы множества древних культур и найдено огромное количество курганов, стел, наскальных рисунков. Это было священное место, где жители Алтая хоронили своих покойников. Сразу вспоминается Стоунхендж, тоже раскинувшийся на равнине — правда, не окруженной горами, — но тоже ставший центром многочисленных обрядов и захоронений.
Долина буквально покрыта курганами, некоторые из них раскопаны — можно подняться по усыпанному камнями склону и заглянуть в конусообразную яму — как в колодец, ведущий в древность. Что происходит в душе историка, читающего на въезде, что курганные захоронения принадлежат к пазырыкской культуре, — описать невозможно. В Пазырыкской долине были сделаны одни из самых поразительных археологических находок в нашей стране. Именно в Пазырыкских курганах нашли самый старый в мире ковер (из сохранившихся), и огромную колесницу, и вождя, покрытого татуировками, и мумию «принцессы Укока» и еще очень много удивительных и красивых вещей.
Пусть здесь не Пазырык, но ведь родственники! От одной мысли кружится голова. Потом понимаешь, что рядом еще множество нераскопанных курганов, и повсюду стоят наклоненные каменные столбы — балбалы. Большинство ученых склоняется к тому, что в этих столбах обитают души умерших. Мы стоим на залитой солнцем равнине, рядом с покрытыми лесом, а где-то и снегом горами, а перед нами — души людей, живших тысячи лет назад.
Тут подъезжает экскурсия и мы успеваем подслушать, что рядом с курганами хоронили расстрелянных в 1920–30-е годы. Где обитают их души?
А рядом — диснейленд. Здесь сторонники бурханизма и тенгрианства — религий, использующих древние представления для эзотерических поисков, — ставят свои памятники. На въезде в парк — каменная скульптура, сделанная сегодня по старинным образцам. Дальше — дольмен из трех каменных плит, менгир — вертикальная каменная стела и балбал. Все сделаны сегодня. Смешно? Да. Но красота гор так велика, что игрушечные святилища становятся настоящими. Перед одним из камней — монетки, брошенные туристами или молящимися. Почему-то эти игрища не раздражают — современные изыски покрываются патиной древности. Может быть, через сто лет они уже станут естественной частью окружения?
Недавно я поговорила с журналистами, ведущими в Чикаго на радио NVC (Народная волна Чикаго), программу Политинформания.
Два брата-близнеца — Геннадий и Эдуард Бруммеры — почти час задавали мне всевозможные вопросы — о преподавании истории, об ученых-историках, о декабристах и народовольцах, о моем папе — в общем, было о чем поговорить.
А начали мы с того, почему так важно изучать историю. И действительно? Сколько раз я слышала рассуждения о том, что, мол, история — это не наука, история ничему не учит, зачем нам изучать прошлое, давайте разбираться в настоящем.
Конечно, история не наука в том смысле, в каком наука физика — в истории эксперимент поставить, конечно, можно, вот только повторить его в тех же условиях уже трудновато.
Конечно, история ничему не учит в прямом смысле слова. Как было бы легко жить: прочитал про французскую революцию — и точно знаешь, что надо делать или не делать во время российской революции.
Но вообще-то (спойлер) — история безусловно наука, и безуслово учит очень многому… что я имею в виду?
Слушайте в моем интервью.
Два брата-близнеца — Геннадий и Эдуард Бруммеры — почти час задавали мне всевозможные вопросы — о преподавании истории, об ученых-историках, о декабристах и народовольцах, о моем папе — в общем, было о чем поговорить.
А начали мы с того, почему так важно изучать историю. И действительно? Сколько раз я слышала рассуждения о том, что, мол, история — это не наука, история ничему не учит, зачем нам изучать прошлое, давайте разбираться в настоящем.
Конечно, история не наука в том смысле, в каком наука физика — в истории эксперимент поставить, конечно, можно, вот только повторить его в тех же условиях уже трудновато.
Конечно, история ничему не учит в прямом смысле слова. Как было бы легко жить: прочитал про французскую революцию — и точно знаешь, что надо делать или не делать во время российской революции.
Но вообще-то (спойлер) — история безусловно наука, и безуслово учит очень многому… что я имею в виду?
Слушайте в моем интервью.
YouTube
Тамара Эйдельман: невыученные уроки истории ✅ ПолитИнформания
📌 Почему историю важно изучать?
📌 "Герои прошлых лет" сегодня. Декабристы и Софья Перовская.
📌 Мифы или историческая правда?
📌 Россия, невыученные уроки истории.
📌 Преподование истории в России. Учебники.
📌 Истрическая наука и пропаганда.
📌 Карамзин, Костомаров…
📌 "Герои прошлых лет" сегодня. Декабристы и Софья Перовская.
📌 Мифы или историческая правда?
📌 Россия, невыученные уроки истории.
📌 Преподование истории в России. Учебники.
📌 Истрическая наука и пропаганда.
📌 Карамзин, Костомаров…