ОЦЕНИВАЕМ ПЕТРА ПЕРВОГО

Когда мы с учениками заканчивали Петровскую эпоху, то я любила проводить игру. Каждый должен был составить список того, за что Петра можно было хвалить или осуждать.

Потом ребята в группах выбирали самые интересные варианты. При этом я говорила «ужасную» вещь: «На данном этапе меня не интересует ваше мнение. Попробуйте представить себе, за что в принципе Петра можно хвалить или ругать». Это задание казалось мне тренировкой одного важного умения, которого нам всем очень не хватает — способности представить, что может существовать мнение, отличное от нашего.

После этого мы вместе составляли общий список, и я записывала его на доске. Обе колонки списка — и под знаком плюс, и под знаком минус, оказывались обычно очень длинными. Всем было, что сказать о Петре Первом. А еще — очень часто одни и те же вещи кто-то записывал в плюс, а кто-то в минус. Классический пример: можно сказать, что Пётр «в Европу прорубил окно» — и это явно то, за что его хвалят. А можно: «уничтожил традиции, разорвал связь с корнями», — и тогда уже получается осуждение.

После этого начиналась игра.

Я говорила: «А теперь меня интересует мнение каждого из вас», и просила ребят присвоить Петру как человеку и политику рейтинг — от одного до десяти. Если он совсем никудышный, то единица, если идеал правителя — 10. Результаты тоже записывали на доске. Обычно большинство ставило что-то в районе 6-8 баллов, но, к счастью, всегда бывали и крайние оценки. Если их не было, то играть потом оказывалось скучнее.

У меня в классе последние лет десять стояли легкие столики, которые было просто раздвинуть. Мы освобождали пространство в середине класса, ставили там стулья по диагонали — и все садились в зависимости от выставленного ими рейтинга. После этого каждый должен был высказаться и коротко обосновать свою оценку. Я обычно начинала с двух концов. «Почему ты поставила Петру двойку?», «Почему ты поставил десятку?».

А главный фан заключался в том, что в любой момент любой человек, не спрашивая разрешения, мог встать и пересесть — если менял свое мнение о Петре. Надо сказать, что я несколько раз пыталась проводить такие занятия со взрослыми людьми — и обычно получалось плохо. Взрослые не готовы взять — и изменить свое мнение, потому что кто-то что-то сказал. А школьники еще способны на такое и с радостью пересаживались. Некоторые по несколько раз. Некоторые — туда, а потом обратно.

Я всеми силами провоцировала участников. Он говорит: «Пётр построил прекраснейший город». Я: «А город этот на костях, как ты к этому относишься?». Или: «Пётр замучил народ податями и непосильным трудом». Я: «А сколько важного для страны таким образом он смог совершить?.

Вот так мы развлекались, на самом деле говоря об очень серьезных вещах. В конце я подводила итог и никогда не позволяла себе сказать: «А на самом деле было так». Я говорила: «Сегодня победили те, кто ругали Петра, потому что на их сторону пересело больше народу, значит, они были более убедительными».

Если меня спрашивали о моём мнении (а обычно спрашивали), то в середине разговора я отказывалась отвечать, а в конце говорила, какой рейтинг поставила бы я.

Но вот о моём рейтинге Петра я вам не скажу. Пока не скажу.

Вы сначала посмотрите, пожалуйста, новый выпуск нашего нового формата «Не всё так однозначно», где как раз разговор пойдет о Петре Первом и о том, как по-разному его оценивали и оценивают, какие доводы приводят историки, философы, литераторы в поддержку или в осуждение Петра.

Поразмышляйте сами — кто он для вас: жуткий «кумир на бронзовом коне» или великий преобразователь? Убийца и тиран или государь, облагодетельствовавший Россию?

А потом выскажите свое мнение в комментариях. Позже мы результаты голосования подсчитаем (обещаю — без фальсификаций), и в одном из следующих выпусков я их обнародую, а заодно и о своём отношении расскажу.

Смотрите «Не всё так однозначно», размышляйте, возмущайтесь, спорьте, голосуйте!

МНОГОЛЮДНЫЙ КИОТО

Пока мы ехали по японской «глубинке», я волновалась, что впечатлений и ощущений уже так много, что у меня может просто не остаться душевных сил на Киото. И, честно говоря, первые несколько часов, как казалось, подтвердили мои опасения.

В Киото, одном из древнейших и красивейших городов Японии, столько туристов, что просто не продохнуть.

Мы вышли из отеля и пошли осматривать старинные храмы — синтоистские и буддийские, которые тут на каждом шагу. Идти было трудно — просто физически трудно. Тротуары здесь не такие широкие, как в Токио, а толпы примерно такие же. Мы добрались до ближайших к нашему отелю совершенно прекрасных, огромных храмов, походили по невероятно красивому саду, но так как все это надо было проделывать в компании с еще сотнями людей, то я никак не могла настроиться на правильный лад.

Потом все начало потихоньку меняться. Во-первых, мы посетили представление театра Кабуки.

Кабуки — странная штука. Вроде бы похоже на европейский театр: тут тебе и сцена, и занавес, актёры выходят, — а вроде бы и нет. Когда-то в Японии господствовал священный театр Но — где актёры практически не двигаются, лица их скрыты масками, церемониальные одежды плотно закрывают тело. В XVII веке танцовщица, служившая при одном из храмов, Идзумо-но-Окуни, создала новый театр, где двигались быстрее, пели, танцевали, и кабуки быстро стал популярным развлечением.

Правда, люди того времени, похоже, как-то неправильно истолковали появление таких представлений, и театр стал просто настоящим рассадником разврата. Сёгун возмутился и запретил женщинам выступать на сцене. Все роли начали исполнять молодые юноши, но разврат не прекратился, а просто принял новые формы.

Сёгун подумал еще и приказал, чтобы актеры кабуки обязательно были немолодыми людьми. Так с тех пор и пошло.

За прошедшие века театр кабуки много раз менялся. Сегодня это не обязательно представление с ярко раскрашенными лицами поющих и пляшущих актеров. Здесь могут ставить серьёзные пьесы, иногда даже западные. Но всё-таки это театр, погруженный в народную традицию.

А пьеса, которую мы видели, — одна из самых знаменитых. Она воспроизводит знаменитый сюжет, который многократно ставили в пьесах, экранизировали и изображали на гравюрах укиё-э.

Это история о 47 ронинах.

(продолжение — в следующем посте)

47 РОНИНОВ

Эту историю вы наверняка слышали, но все-таки напомню основные события. Между двумя (вполне реальными) самураями, жившими в начале XVIII века, возник конфликт. Один из них — Асано Наганори — пришёл в такую ярость из-за оскорблений, нанесенных ему Кирой Кодзуки-но-Сукэ, что попытался убить его. Всё бы ничего, тем более что Асано и Киру тут же растащили. Но проблема заключалась в том, что Асано посмел обнажить меч в замке сёгуна — такие вещи не прощались.

Бедняге Асано было приказано совершить сэппуку, все его владения были конфискованы. Никто с этим не спорил: тоже мне вздумал — меч из ножен вытаскивать. Однако, самураи, служившие Асано, и ставшие после его гибели ронинами — воинами без господина — обратились к сёгуну с нижайшей просьбой. Они не пытались заступаться за своего господина, об этом даже речи не было. Но почему же Кире тоже не приказали совершить сэппуку?

Их просьба осталась без ответа, но Кира прекрасно понимал, что слуги Асано не оставят его в покое. Он ушёл со службы и поселился в своем доме, откуда почти никогда не выходил. Впрочем, в течение двух лет казалось, что Кире ничто не угрожает. Ронины Асано ничего не делали, разошлись кто куда, а их предводитель — Оиси Кураносукэ — вообще вел себя недостойно самурая. Он развёлся с женой, переехал в Киото, завёл молодую наложницу и демонстративно напивался так, что валялся на улице перед кабаками. Это ронин, так явно пренебрегавший обязанностями вассала, вызывал всеобщее презрение, и один человек даже плюнул на него, но Оиси, казалось, всё было безразлично.

На самом же деле Оиси и остальные ронины тайно готовили месть. За два года они подробно выяснили устройство дома Киры, следили за всеми, кто входил и выходил оттуда, и наконец решили, что готовы к мести. Они ворвались в дом обидчика и долго не могли его найти.

Легенда, конечно, хочет показать, каким Кира был подлецом, поэтому нам рассказывают, что он, во-первых, прятался от нападавших в чулане, а во-вторых, когда его нашли, отказался выполнить просьбу ронинов, предлагавших ему совершить сэппуку. Оиси даже был готов стать секундантом Киры: отрубить ему голову и избавить от мучений.

Но Кира не был готов к сэппуку, и тогда ронины просто отрубили ему голову и отнесли свой трофей на могилу своего господина. По дороге местные жители приветствовали их и всячески выражали своё одобрение.

Но ронины прекрасно знали, что их ждёт наказание, — ведь они пошли наперекор воле сёгуна. Теоретически их должны были предать позорной казни — повесить или обезглавить. Но уважение, вызванное их поступком, было так велико, что всем ронинам, включая 15-летнего сына Оиси, Тикара, было разрешено совершить сэппуку. Одного из ронинов, гонца, которого они отправили с докладом властям, почему-то простили, и он дожил до 78 лет, но позже был похоронен рядом с остальными сорока шестью.

А тот человек, который когда-то плюнул на спавшего в грязи Оиси, теперь явился на его могилу и, произнеся небольшую речь, восхвалявшую ронинов, тоже совершил сэппуку. Его похоронили неподалёку.

(продолжение — в следующем посте)

ТЕАТР И ПУСТОЙ ГОРОД

История 47 ронинов не слишком нравилась властям — ведь эти люди нарушили закон, — но они моментально превратились в народных кумиров, и могилы их до сих пор окружены почитанием.

Пьеса, которую мы видели, исходит из того, что все зрители знают историю полностью, и автору, как когда-то Гомеру, достаточно было описать часть истории. На сцене — замок, где живет представитель сёгуна. Сюда приходят ронины — и он их подробно расспрашивает о том, что они сделали.

По ходу дела выясняется, что ронины всеми силами старались соблюдать закон. Например, они не зажигали факелов — это было запрещено по соображениям пожарной безопасности. Чтобы видеть друг друга в темноте они повязали на рукава белые ленты.

Еще, как Оиси Кураносукэ сообщил начальству, они оповестили соседей Киры о том, что происходит, и вообще тщательно старались соблюдать все правила — но не убить обидчика просто не могли.

В финале ронины торжественно уходят через зал, чтобы ждать приговора. Мы все знаем, каким он будет. Оиси Тикара клянется отцу, что не испугается смерти, а другие ронины обещают поддержать мальчика в последние минуты его жизни.

Правда, в замечательном рассказе Акутагавы Рюноскэ «Оиси Кураноскэ в один из своих дней», Оиси, ожидая приговора, с удовлетворением и облегчением думает о том, что он выполнил свой долг, но...

«...в то же время в его памяти, словно сами собой, пробудились воспоминания о былом разгуле. Это были какие-то до странности яркие, красочные воспоминания. В них он снова видел свет большой свечи, ощущал запах ароматического масла, слышал звуки сямисэна...

Вспомнил, как он без всяких колебаний повёл эту разгульную жизнь — ту самую, которая сейчас всплыла у него в памяти. Как он среди этого разгула моментами наслаждался свободой и привольем, совершенно забывая о деле мести. Он был слишком честен, чтобы отрицать тот факт, что обманывал и самого себя. Конечно, ему, понимающему человеческую природу, и во сне не могло присниться, что этот факт аморален. Оттого-то ему и было неприятно, что им восхищаются, считая его разгул лишь средством выполнения долга верности. Это было ему неприятно, и вместе с тем он чувствовал себя виноватым...».

В пьесе, конечно, у Оиси сомнений нет.

На сцене мало что происходит: актёры сидят, ползают на коленях, кланяются. Но это удивительное зрелище: из фигур, костюмов и скупых движений складывается настоящая живопись. Поразительно звучит японский язык — совсем не так, как на улице.

Нам всем выдали наушники, где звучал английский перевод, а японские зрители явно были знакомы не только с сюжетом, но и с актерами, многих из которых встречали аплодисментами. Впрочем, не исключаю, что они аплодировали героям — зал захлопал, когда на сцену вышли все ронины.

После спектакля мы пошли гулять по знаменитому району гейш — Гиону. И даже видели одну гейшу, просто шедшую по улице. Вокруг были чудесные старинные домики, канал, деревья, храмы.

Но было страшновато.

Я бывала во многих туристических местах, но всё-таки такой концентрации туристов не видела давно, и все эти радостные толпы, марширующие за экскурсоводами, несущими флаги, абсолютно лишили меня возможности наслаждаться тем, что я видела.

Но потом мы пошли ужинать.

В девять вечера, когда мы вышли из ресторана, все толпы куда-то исчезли. Перед нами лежал пустой, загадочный город, освещённый фонариками. Мы шли по узким улочкам и Киото вдруг стал совершенно другим — таинственным и поразительным.

Решили теперь гулять как можно больше или рано утром или поздно ночью...

ВАКАНСИЯ: КОПИРАЙТЕР

ещё раз 🙂

Вы создаёте тексты и любите классные истории? Наш отдел SMM ищет копирайтеров для развития блогов на историческую и научно-популярную тематику. Все подробности и анкета — по ссылке.

С новой лекцией — в США!

Денвер, Пало-Альто, Лос-Анджелес, Сиэтл, Вашингтон, Чикаго, Бостон — с нетерпением жду встречи с вами в марте!

Помните ликование, охватившее мир, когда рухнула Берлинская стена? Сколько счастья, сколько радости, сколько надежд! Железный занавес рушится, холодная война закончена, мы будем теперь жить в новом, свободном мире…

Прошло три с лишним десятилетия — где они, наши мечты и надежды? Диктаторов в мире все больше, свободы все меньше. Кровавые войны, неожиданные и пугающие результаты выборов в самых, казалось бы, свободных и мирных странах, коррупция, разъедающая и диктатуры, и демократии.

Куда мы катимся? Как этому противостоять?

У меня нет одного точного ответа на эти вопросы. Есть примеры из истории и есть новые и новые вопросы. Вот их-то я и хотела бы обсудить со своими зрителями.

Приходите! Купить билеты можно по ссылке.

БЕСКОНЕЧНАЯ КРАСОТА. ЗОЛОТОЙ ПАВИЛЬОН

Мы говорили с участниками нашей «культурной экспедиции» о том, что каждый день в Японии приносит нам какой-то сильный эмоциональный удар. Ни один день пока не оставил нас равнодушными.

А вчера таких ударов было несколько, и практически каждый сбивал с ног.

Утро началось с поездки в «Золотой павильон». Когда-то, в XIII веке, здесь был построен монастырь, а рядом находилась загородная усадьба одного из родов могучего клана Фудзивара. В XIV веке главу рода обвинили в подготовке покушения на императора, естественно, казнили, владения конфисковали, и всё здесь пришло в упадок.

А на рубеже XIV-XV веков эти места получил во владение тогдашний сёгун Асикага Ёсимицу. Он как раз якобы отошел от дел, передал управление страной сыну, но на самом деле внимательно следил за происходившим и держал бразды правления в своих руках. Ему нужна была резиденция.

Асикага Ёсимицу приказал построить себе в здешних местах, окруженных прекрасными горами, загородный дом, а рядом с ним — буддийский храм «Золотой павильон» — Кинкакудзи.

Храм состоит из трёх этажей. Первый — Зал очищения или Зал воды дракона. Не забудем, что дракон на Дальнем Востоке — это не европейский злобный, пышущий пламенем дракон, а благодетельное существо, чья стихия — вода.

Второй этаж — Пещера милосердия или Пещера звуков прибоя. Третий — Вершина пустоты. Перед нами ведь — памятник дзэн-буддизма, внимательно всматривающегося в пустоту.

После смерти первого хозяина его сын, в соответствии с завещанием, создал здесь буддийский монастырь — Рокуондзи, Храм оленьего сада. Рядом с Золотым павильоном появились постройки с не менее поэтическими названиями — Зал сиреневых облаков, Павильон небесного зеркала и так далее.

Но Золотой павильон, покрытый сусальным золотом и лаком, возвышающийся на фоне гор, посреди сада, отражающийся в прекрасном озере, — всегда оставался центром монастыря и поражал своей красотой.

В 1950 году молодой послушник поджёг Золотой павильон и попытался покончить с собой. Его спасли — чтобы посадить в тюрьму, где он и умер от туберкулеза, а вот храм сгорел. Но это же Япония, здесь регулярно разбирают старинные храмы, а потом возводят их заново. Кинкакудзи восстанавливали много лет — и теперь он снова сияет, а его крыша увенчана фениксом, символом возрождения из пламени.

Слава Кинкаку-дзи возросла еще больше, когда в 1956 году вышел страшный, злой и гениальный роман Юкио Мисимы «Золотой храм», написанный от лица послушника Мидзогути, сжигающего храм. Эта книга, по словам ее переводчика, Григория Чхартишвили, — «попытка обосновать возможность жизни без Прекрасного, попытка спастись, уничтожив, удалив из мира Красоту».

Но подходя к Кинкаку-дзи, понимаешь, что удалить из мира Красоту невозможно, даже в самые темные времена.

Мы подъехали к Золотому павильону и пошли к нему по извилистой дороге, среди кленов с красными листьями. Дорога проложена так, что храм сначала остаётся скрытым от взгляда. Я шла, смотрела на туристов. Их было ещё не так много в утренний час, но все равно достаточно для того, чтобы начать раздражаться. А потом дорога повернула — и перед нами оказался храм на берегу озера. И уже ничего больше не имело значения — кто рядом с тобой идет, кто где и как фотографируется. Был только сияющий на солнце храм, его отражение в озере и листья клёнов. И это была такая берущая за душу красота, что казалось, ничего сильнее в этот день мы уже не испытаем.

А мы испытали ещё много всего.

РЁАНДЗИ. САД КАМНЕЙ

После Золотого павильона, от которого так не хотелось отрываться, мы поехали в другой знаменитый буддийский храм — Рёандзи. Тот самый знаменитый храм, душа которого — сад камней, созданный в начале XVI века дзэн-буддийским монахом. Сад, состоящий из покрытой песком площадки, на которой расположены 15 камней. Но из каждой конкретной точки сидя (и, очевидно, медитируя) можно увидеть только 14.

Но храм Рёандзи — это не только сад камней. Это и пруд, по которому уже много веков беззаботно плавают утки, и огромный сад вокруг пруда, и невесомый буддийский храм, где нет ничего золотого и пышного, а всё крайне просто. Главные элементы, из которых он состоит, — это дерево, камни и струящаяся вокруг вода.

Я пыталась понять, что произвело на меня большее впечатление — сияющий в своей гордой красоте Золотой павильон, или строгий Рёандзи. Не знаю. Не могу определить. Они оба так прекрасны, и так непохожи друг на друга, что, отдав предпочтение одному, сразу начинаешь думать о другом.

После этих двух мест мне казалось, что ничего более поразительного увидеть уже невозможно.

Возможно.

ГОРА АРАСИЯМА И ПОЖАР КЛЁНОВ

Мы поехали на гору Арасияма, в тот район, где так любили гулять средневековые аристократы прекрасной, изысканной, утонченной эпохи Хэйан. Той самой эпохи, которая ценила в жизни только красоту и мимолетные наслаждения — а больше ничего.

Арасияма находится на берегу реки Кацура, в которой, не обращая никакого внимания на толпы туристов, спокойно занимаются своими делами белоснежные цапли и черные бакланы. Это красиво. Но проталкиваться среди сотен гуляющих было не слишком приятно.

«Ну вот, — подумала я, — после таких дивных мест приехали смотреть какую-то попсу», — и уныло побрела вслед за всеми в гору. Но чем выше мы поднимались, тем прекраснее становились клёны вокруг. То самое «Момиджи» — охота за красными листьями, продолжается по всей Японии. И сейчас главный её пик, а главное место, славное клёнами на всю страну, — это как раз Киото.

Вокруг нас были клёны, клёны, клёны. А еще бамбук. У бамбука происходила настоящая первомайская демонстрация туристов, и мы углубились дальше в горы. Здесь на горах раскинулся огромный парк или роща, — не знаю, как точнее назвать это место. И, поднявшись повыше, мы оказались в тишине, спокойствии.

Нет, мы оказались в настоящем раю. Внизу была видна река, за ней — горы с какими-то строениями и буддийским храмом. Все было окружено деревьями. Нет — все было окружено невероятной картиной, в которой сочетались зеленый, желтый, оранжевый и красный цвета листьев.

Здесь же находится загородная вилла, принадлежавшая знаменитому японскому актеру Дэндзиро Окоти. Само имя мне ничего не сказало, а потом я посмотрела в Википедии и ахнула: это ведь он играл Сугату Сансиро в одном из первых фильмов Курасавы — великом «Гении дзюдо».

Дэндзиро Окоти построил свою виллу... Ох, нет у меня слов, чтобы описать, среди какой красоты он её построил. Когда я читала в многочисленных китайских и японских стихах о «пламени клёнов», то не очень понимала, о чем идет речь. А стоишь на горе в Арасияме и видишь извивающуюся линию листвы огненного цвета. Поворачиваешься в другую сторону, там другие оттенки, и еще, и еще. Вокруг тебя — огромный и прекрасный пожар. Листья уже начали опадать, поэтому кое-где здесь еще и на земле расстелен ковер из разноцветных листьев.

Когда мы наконец с ужасной неохотой оторвались от созерцания клёнов и пошли вниз, то толпы на бамбуковой тропе уже разошлись. Огромные стволы бамбука тут сомкнулись и создали что-то вроде огромной готической арки, по которой можно пройти. Темнело. Казалось, что всё покрыто туманом, хотя на самом деле это было просто загадочное сияние (да-да!) бамбука. А потом я оглянулась — и увидела, что в конце аллеи нас провожает пожар клёнов.

Сказать больше ничего не могу. Все слова бессмысленны.