Из цикла "Петербуржцы". Если присматриваться к городу, можно обнаружить много неожиданного. Забавные люди петербуржцы. Особенно, если каменные. Вот, например, "халявщики". Обычно атланты стоят внизу и держат чуть ли не весь дом. А эти забрались повыше, чтобы ничего толком не держать.

Одна из лучших дискуссий по моим книгам "Почему Россия отстала?" и "Русская ловушка" получилась с замечательным историком Сергеем Сергеевым. Мы с Сергеем Михайловичем стоим на совершенно разных позициях и спорим по всем ключевым пунктам, но я очень ценю его профессионально написанные книги "Русская нация" и "Русское самовластие". К сожалению, качество записи нашей полемики в Либмиссии оказалось невысоким. Я даже долго думал, предлагать ли вам это смотреть, но все же, решился. В моем вступительном (и плохо записанном) слове идет речь о том, что многие из вас уже знают, а во второй половине дискуссии качество все же становится лучше, а я, отвечая на возражения оппонента, рассказываю некоторые важные и, как мне представляется, неочевидные вещи. https://liberal.ru/povestka/dva-obraza-rossijskoj-istorii

"Журнальный зал" объединяющий статьи, опубликованные во многих ведущих журналах России, составил первую по востребованности читателями десятку публикаций апреля в разделе нон-фикшн. В top-10 вошла и моя статья "Рождение свободы в Европе" (точнее, ее первая часть), опубликованная журналом "Нева". Мне приятна, конечно, востребованность моей работы. А кроме того, эта публикация предоставляет возможность читателям, часто спрашивающим меня о продолжении книг "Почему Россия отстала?" и "Русская ловушка", познакомиться с материалом четвертой главы будущей книги. https://magazines.gorky.media/library/samye-vostrebovannye-novinki-zhurnalnogo-zala-za-aprel-2024-v-kategorii-non-fishn

Последствия смерти Эбрахима Раиси для Ирана

Вчера, 19 мая 2024 года, президент Эбрахим Раиси погиб в вертолётной аварии в Восточном Азербайджане. У этого события несколько последствий.

1. Краткосрочное - временная потеря управления над исполнительной властью. Вообще в Иране уже была подобная ситуация, когда в 1981 г. с перерывом в три недели террористы устроили две атаки сначала на правительство премьера Раджаи, а дальше на правительство премьера Бахонара. Тогда система справилась с проблемой, был выбран новый президент Али Хаменеи, который пробыл президентом два срока. А с 1989 г. стал Верховным руководителем. Так что некоторый опыт решения такого рода проблем у иранской системы власти есть.

2. Долгосрочное - потеря потенциального преемника Али Хаменеи. Раиси шёл на президентские выборы 2021 года как человек, который в будущем мог занять место Али Хаменеи, ради него сильно ограничили конкуренцию на выборах, убрав не только хоть сколько-нибудь потенциально опасных кандидатов-реформаторов и умеренных, но и консерваторов типа Али Лариджани, Али Мотаххари и им подобных. Хаменеи может, конечно, определить как преемника своего сына Моджтабу, только это опасный ход уже лично для него, потому что возникнет вопрос по поводу того, а зачем вообще монархию свергали.

3. Ещё одна важная проблема - время. По закону и.о. президента стал вице-президент Мохаммад Мохбер, а президентские выборы пройдут через 50 дней. И за эти 50 дней элитным группам надо фактически выдвинуть от себя кандидатов и провести какие-то минимальные кампании, что очень сложно. Потенциально кандидатами могут стать те самые люди, которые отказались до или в процессе выборов 2021 года от участия из-за внешнего давления. Вероятны и новички, но тут особо не о чем говорить из-за отсутствия информации. Тот же Мохбер может стать главным кандидатом от консерваторов. Однако у него проблема в том, что он никогда не был публичным политиком, в выборах не участвовал, и всё время был скорее управляющим. И как он себя поведёт во время кампании, во время дебатов на ТВ - неизвестно.

4. В целом иранская система должна справиться с этим кризисом. Президент в Иране не глава государства, а глава исполнительной власти, потому сильно систему трясти не будет. Главное долгосрочное последствие - потеря Хаменеи своего потенциального преемника.

Кажется, за месяц-другой до окончания школы мне в руки попал роман Бориса Васильева «Не стреляйте в белых лебедей». Сегодня, спустя 45 лет, я отчетливо понимаю, что тот день, что ушел на чтение, во многом изменил мою жизнь, мое представление о советской стране. Именно доступные каждому «совку» «Лебеди» ее изменили, а не «Архипелаг Гулаг», которого я не знал до Перестройки.
«Лебеди» говорили о том, как гибнет добрый человек – лесник, спасающий природу от браконьеров. Более того, роман Васильева говорил нам о том, что этот человек совершенно не вписывается в советскую жизнь, что мается он из-за своей неприспособленности, что беды приносит тем близким людям, о которых на самом деле хотел бы заботиться по мере своих слабых сил. Читая тогда «Лебедей», я вряд ли понимал, что здесь речь идет не просто об отдельном человеческом несчастье, а о несчастье, охватывающем нас всех – убогих «совков», неспособных защитить красоту и справедливость. Но вопрос «Почему?» неизбежно вставал передо мной и вступал в противоречие с пропитывавшей мозги пропагандой. По радио без конца крутили старую песню про то, как вольно дышит человек в советской стране, а на страницах потрясшей меня книги жестоко, цинично, подло уничтожали этого самого «вольнодышащего» человека, лупили тяжелой жердью по спине, били сапогами в живот, в лицо, «били и били, озлобляясь от ударов».
Раньше официальная литература поэтизировала советское общество. Но в 1970-х писатели – в том числе официально одобренные властью и печатаемые огромными тиражами – стали говорить правду. Советский миф мигом развалился. Оказалось, что пропаганду теперь скучно было мастерить самим же ее творцам, а талантливая, со страстью творимая литература формировала представление о провале той системы, где человек не может дышать вольно, получая сапогом в живот. Интересно, что значение этого «антисоветского официоза» до сих пор у нас толком не осознается, и потому мы плохо понимаем истинные причины гибели тоталитарной системы.
Сегодня исполняется сто лет со дня рождения Бориса Львовича Васильева.

Скончался Олег Павлович Мороз. Пишу я об этом сейчас не только для того, чтобы почтить память выдающегося советского и российского журналиста, но в первую очередь потому, что сейчас активно идут споры о девяностых. Именно Олег Павлович больше всего сделал для того, чтобы рассказать читателям о той эпохе.
Если вы хотите получить краткий рассказ, дышащий злобой и содержащий политизированный подбор материала, то книги Мороза точно не для вас. Миллионам зрителей есть, что посмотреть, без трудов Олега Павловича. Но если вы готовы читать большой, но при этом просто, спокойно и без истерик написанный текст, лучше всего обратиться к книгам Мороза. Фактически именно они являются оптимальным учебником для ознакомления с недавним прошлым тех молодых людей, которые толком не знали девяностых. Ясно, что из всего поколения лишь ничтожная доля процента способна работать с этим материалом, но, надеюсь, что сейчас среди тех, кто меня читает, есть такие люди и они найдут книги Олега Мороза. Выходили его труды под разными названиями в разных изданиях, но в целом, существует четыре тома, описывающих всю эпоху: от путча до появления преемника. На мой взгляд они значительно лучше сделаны, чем всякие политизированные фильмы, с одной стороны, и разбросанная по научным журналам наукообразная чушь, с другой.
Олег Павлович был трудяга. Ему не требовалось писать ради индекса цитируемости и высокооплачиваемых ставок в университетах, но он собирал огромный материал о девяностых и трудился для того, чтобы оставить потомкам летопись тех непростых лет. На персональном сайте Олега Мороза вся эта летопись есть. Можно читать и скачивать без ограничений http://www.olegmoroz.ru/index.html
Думаю, было бы хорошо, если бы эта информация разошлась, как можно шире. Я постоянно вижу в сети восклицания, что никто, мол, не рассказывал нам до последнего времени правду о девяностых. Нет, писатели правду рассказывали, но потенциальные читатели ее не искали. Может, хоть сейчас найдут. У нас ведь ценят лишь труды людей, которых уже не вернешь.

Еще один ежегодный "ритуал" помимо пеших походов в Петергоф, о которых недавно писал. "Навещаю" дом своего прадеда на Крестовском острове. В этот раз видел, что даже квартира там продается. Но всего моего состояния не хватит, чтобы купить квартиру в столь элитном районе Петербурга в доме, который весь принадлежал моей семье до 1917 года.

Мне было очень приятно увидеть, как много соболезнований и теплых слов в адрес Олега Павловича Мороза было высказано в ответ на мой «некролог».
Я часто вижу, как поднимается волна ненависти в ответ на благодарность в адрес реформаторов, а также ученых и журналистов, пишущих о реформах. А порой вижу, как интеллигентные люди, разбирающиеся в новейшей истории нашей страны, пишут в ответ на такую волну, что народ у нас жлобский и неблагодарный. И то, и другое очень меня огорчает. Но комментарии к моему посту об Олеге Павловиче были интеллигентными и благодарными. А больше всего порадовало множество репостов, благодаря которым информация о книгах Мороза разойдется достаточно широко.
Но были и огорчения. Хотя я специально оговорил, что книги Олега Павловича для тех, кто способен много читать, были гаденькие комментарии со стороны публики, никогда раньше про этого автора не слышавшей, но теперь заглянувшей на сайт и быстро вынесшей обвинительный вердикт. Не поленюсь еще раз объяснить, почему я ценю книги Олега Мороза и для кого они предназначены. У нас есть миллионы людей, не отличающих августовского путча (1991) от августовского кризиса (1998), путающих массовую приватизацию с залоговыми аукционами, ничего на знающих о причинах скачка цен в январе 1992 г. и слышавших про деятелей девяностых лишь что-то типа «Ельцин пил», «Гайдар недопонял», «Чубайс украл». Значительная часть этих людей ничего толком не знают в силу возраста. Процентов десять из них хотят разобраться. А процентов десять от этих десяти еще и умеют читать. В целом по стране таких людей получится не так уж мало: десятки, а то и сотни тысяч. Вот для них книги Мороза очень полезны. Том за томом, страница за страницей он описывает происходившие события. Читатель получает факты. С оценками автора порой можно не соглашаться. Я тоже не всегда согласен с тем, что писал Олег Павлович. Но кроме него никто такой титанической работы пока на себя не взял.

Фестиваль тюльпанов на Елагином. Красота немыслимая. Но самое интересное сочетание получилось, когда над тюльпановым морем склонилась черемуха. Как будто бы душу в них вдохнула.

У той моей статьи из "Невы", что вошла в top-10 публикаций нон-фикшн в Журнальном зале за апрель, было окончание в следующем номере. Читайте. Глядишь и за май будет у нее хороший результат. https://magazines.gorky.media/neva/2024/4/rozhdenie-svobody-v-evrope-2.html

Из цикла "Петербуржцы". Скульптурная композиция в моем любимом бистро. "Бизнес и силовики в начале нулевых". Веселый колобок еще думает, что от дедушки Примакова ушел...

Вчера в магазине "Подписные издания" на Литейном в Петербурге подписал для будущих покупателей 10 книг "Почему Россия отстала?" и "Русская ловушка". Так что их можно теперь приобрести с автографом.

Всем известно, научный текст – скучный, но глубокий, а публицистический – легкий, но поверхностный. Я немало в своей жизни занимался наукой и публицистикой, а потому должен сказать, что всё на деле сложнее, чем в массовых представлениях.
Скажем, с конца 1980-х гг. публицистика, посвященная анализу советской жизни, оказалась глубже и умнее научных текстов, поскольку основная масса «ученых» продолжала публиковать пронизанную идеологией наукообразную ерунду, тогда как узкий круг интеллектуалов использовал газеты и «толстые журналы» для того, чтобы, не мудрствуя лукаво, хотя бы назвать вещи своими именами.
Со временем наука подтянулась к публицистике, сформировались новые поколения, способные осмыслять реальность, а не интерпретировать догмы, но пореформенную российскую жизнь наука по-настоящему глубоко осмыслить не смогла. Поэтому можно считать, что в девяностых и начале нулевых она сильно не отличалась от публицистики в социальных науках. За более сложными и длинными текстами стояли примерно те же мысли, что за газетными статьями.
Затем в науке случился крен в сторону западных стандартов: математические модели, количественные оценки. С одной стороны, налицо была попытка сделать науку и впрямь глубже публицистики, но с другой – предельно формализованные тексты вновь стали отрываться от жизни, но уже не по идеологическим причинам, а по требованиям «цеховых стандартов». Публиковали то, что считали наукой научные начальники, а не то, на что был запрос общества.
А сейчас намечается новый поворот. Желание понять, что же произошло с нами за 40 лет, стимулирует отход от проформы к реальности. Но отход этот осуществляется двумя путями. Первый – публицистический. Он состоит в поиске виновных. На него есть массовый запрос, и поскольку виновные существуют, публицистика будет активно этот запрос удовлетворять. Второй подход требует научных исследований. Виновных найти нетрудно, но трудно объяснить, как возникла система, в которой большие группы людей смогли использовать объективно возникшие трудности для удовлетворения собственных интересов за счет общества.
Запрос на науку велик лишь в узких кругах. А ученые круги, способные его удовлетворить, увы, еще уже.

Бескрылые выражения 10.
1. В связи с ростом продолжительности жизни Моисею пришлось еще 20 лет петлять по пустыне, чтобы умер последний, кто помнил рабство.
2. Наука устроена так, что в ней каждый докапывается до своих мышей. Тем приятнее порой встретить единоМЫШЬленника.
3. Литераторы делятся на баснописцев и кваснописцев. Баснописцы обычно выводят мораль. Кваснописцы, как правило, аморальны.
4. У нас говорили «живот свой сохранить», а американцы – «спасти свою задницу». Видно, что Россия – особая цивилизация.
5. «Пойдет направо – песнь заводит, налево – сказку говорит». И впрямь: правые поют воодушевляющие песни, левые – рассказывают народу сказки. Все же главным политологом для нас остается Пушкин.

Давно я живу на свете. Много наслушался всяких разговоров о нашей жизни. Как правило, мнения сводятся к четырем стандартным картинам мира.
Картина первая. Наш хороший народ стремился к справедливости и ради этого пошел на реформы. Однако, слепо доверившись реформаторам, он оказался предан всякими нехорошими предателями, прорвавшимися к власти и деньгам ради достижения своих корыстных целей. Необходимо, чтобы хороший народ вели за собой хорошие вожди, и тогда Россия станет хорошей.
Картина вторая. Реформаторы, происходящие из числа лучших интеллектуалов страны, бескорыстно стремились осуществить демократические преобразования, но нехороший народ (тупой, быдловатый, неблагодарный и рабский по природе) хотел халявы, социализма и диктатуры. Поэтому все преобразования провалились и будут проваливаться впредь, поскольку народ переменить нельзя.
Картина третья. Наш хороший, мудрый и чтущий традиционные ценности народ построил особую цивилизацию, недостижимую для других народов. И это вызвало зависть нехороших людей, правящих в нехороших местах мира. Они стремятся наш народ закабалить, но, к счастью, мудрость народа позволяет ему призывать к власти хороших людей, способных дать отпор нехорошим врагам.
Картина четвертая. Народ у нас нехороший. И правители у нас нехорошие. И враги нехорошие. И вообще весь мир устроен нехорошо. И все перемены ведут только к худшему, поскольку нынешние власти уже насытились, а будущие начнут воровать вновь. Поэтому ничего не надо менять. Никогда мы хорошо не жили и привыкать к хорошему не следует. От хорошего всегда бывает нехорошо.
На каждую из этих картин мира существует массовый спрос, поскольку они просты, понятны и не требуют многабукав. Неудивительно, что «художники», рисующие их повсеместно, пользуются большой популярностью. Нарисовать иную картину сложно. Она непроста настолько, что требует многабукав и часто не до конца понятна даже самим ее авторам, поскольку истинная картина мира – это сложный пазл, который нужно собирать годами. Но есть еще в мире уголки, где такой пазл собирают. До тех пор, пока его не сметет толпа, перебегающая от одной картины мира к другой.

Франц Кафка. Исследование одной смерти
Ровно сто лет назад 3 июня 1924 г. немецкий писатель, австрийский чиновник, еврейский страдалец и гражданин Чехословакии Франц Кафка, наконец-то, добился того, к чему целенаправленно стремился всю жизнь. Он умер. Незадолго до кончины Кафка произнес слова, которые могли породить, наверное, только его уста: "Доктор, дайте мне смерть, иначе вы убийца".
Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью
Так шутили в советскую эпоху интеллектуалы, перефразируя начало известной песни про авиаторов. Кафка вошел в нашу жизнь как писатель, создавший потрясающий по своей глубине образ бюрократической машины, управляющей обществом.
Сын Томаса Манна - Клаус - примерял кафкианскую одежку на Германию. Мы какое-то время полагали, что эта "амуниция" особо хороша для стран победившего социализма. Но по мере того, как эта система преобразуется в рыночную, становится ясно, что кафкианский мир всеобъемлющ, что он прослеживает связи, в значительной степени определяющие параметры всего ХХ столетия.
Образ данного мира - это и история строительства Китайской стены, и воспоминания некоего русского о дороге на Кальду, построенные Кафкой на материалах двух восточных деспотий. Но прежде всего - это роман "Замок", который Кафка писал, но забросил за пару лет до смерти. Вырос роман, естественно, не из советской действительности, а из бюрократического мира империи Австро-Венгерской, в состав которой до 1918 г. входили чешские земли.
"Замок" сух, растянут, трудно перевариваем, как сухи, растянуты и трудно перевариваемы сами бюрократические отношения. По-иному построен более ранний роман "Процесс" - динамичный, тревожный, живой. "Процесс" - это человек в новом мире, "Замок" - это сам мир, в котором человек - лишь песчинка.
Кафка увидел совершенно неожиданный для начала века характер связей между людьми, совершенно неожиданный механизм мотивации их деятельности. Причем именно увидел своим особым зрением, поскольку даже из бюрократического опыта, который лично у него имелся, невозможно было сделать столь глубоких выводов: мир просто еще к тому времени не предоставил для этого достаточно материала.
Как раз когда писался "Процесс", Вальтер Ратенау начал выстраивать в Германии военно-промышленный комплекс с его новой системой связей. Как раз когда писался "Замок", Ратенау был убит. Новый мир только строился, но Кафка его уже видел.
Ратенау был из редкой породы прагматиков, в то время как "передовые мыслители", рассуждавшие тогда о борьбе классов или рас, почти не находили в своих интеллектуальных построениях места для бюрократии. Кафка же показал ее как форму всей жизни общества, пронизал новыми отношениями всю вертикаль власти и подчинения: от замка до деревни.
Объяснить причины открытия, сделанного Кафкой, можно тем, что он был гений. С этим обычно никто не спорит. Но, думается, такого объяснения все же мало.
Точнее было бы сказать, что Кафка совершил подвиг. В прямом смысле слова, без всяких преувеличений. Это была медитация наоборот, восхождение не к вечному блаженству, а к вечной муке. Физически ощутив ужас мира, он смог его понять.
"Только неистово писать ночами - вот чего я хочу. И умереть от этого или сойти с ума..." (из письма Фелице).
Годами он доводил себя до такого состояния, в котором для него закрывался мир, видимый обычному человеку, и открывалось нечто совершенно иное. Он убил себя, но перед смертью увидел такое, что, возможно, оправдало принесенную жертву.
Пляска свиней
"Я совершенно несуразная птица. Я - Kavka, галка (по-чешски - Д.Т.)... мои крылья отмерли. И теперь для меня не существует ни высоты, ни дали. Смятенно я прыгаю среди людей... Я сер, как пепел. Галка, страстно желающая скрыться среди камней". Так характеризовал себя Кафка в беседе с одним молодым литератором.
Впрочем, это была, скорее, шутка. Но не потому, что в действительности он видел мир в светлых тонах. Напротив, все было гораздо хуже. Птицей, пусть даже с отмершими крыльями, Кафка себя не ощущал. Скорее, склизким насекомым, трясущимся от страха грызуном или даже нечистой для всякого еврея свиньей.