Закат. Вечерний Петербург сегодня. Когда снимал с крыши здания, видел перед собой родной город. А сейчас гляжу на фото и кажется, будто там ночной Рим, и я снимал его с одного из семи холмов.

Из разговоров в комментариях ФБ (вопрос о дате Пасхи в год распятия)

- Вот нашли бы протокол допроса у Пилата, и все вопросы бы отпали - там дата была бы точная и время, Бюрократия - великая сила. Но его почему-то никто не ищет

- это шутка? или вы всерьез?

- Я долго рылся в библеистике, пытаясь понять историю вопроса, и до сих пор остаюсь в недоумении - никаких следов - не протоколов даже а хотя бы попыток их поиска.

- а как вы представляете себе поиски этого протокола? Запрос в архив МВД провинции Иудея?

- там вряд ли что осталось,. Я бы начал с метрополии - архивов Рима, Ватикана, туда все отправлялось.

- нет, я не могу поверить, что это не розыгрыш. То есть в архивах Ватикана есть такой большой шкаф с табличкой: материалы судебных процессов в провинции Иудея при прокураторе Понтии Пилате (а рядом много-много других шкафов с материалами из других провинций и за другие периоды). И никто, никто, никто за двадцать веков не удосужился туда заглянуть!

С тех пор, как вышла книга «Почему Россия отстала?», меня спрашивают, действительно ли она отстала? Вот сфера, о которой мало знают, если не погружены в нее целиком: отсталость в переводах литературы по социальным наукам. Сорок лет прошло с начала перестройки, но наши издательства до сих пор восполняют провалы, возникшие за годы марксистской идеологии, государственной цензуры и нерыночной экономики. Причем, нельзя сказать, что издательства переводят старые книги с ленцой. Работают они очень интенсивно. Я едва успеваю покупать и читать то, что появляется на прилавках и относится к сфере моих интересов. Но отставание было слишком уж велико.
Вчера купил только что переведенную и изданную книгу Джерома Блума «Барин и крестьянин в России IX – XIX веков». Автор опубликовал ее в 1961 г. С тех пор ссылки на нее появлялись в научной литературе постоянно. Она стала одним из важнейших источников знаний о социально-экономических отношениях в России для специалистов по исторической социологии, которые обычно работают с материалами на ряде западных языков, но не на русском, а потому сведения о нашей стране получают не от российских историков. Вряд ли я узнаю от Блума что-то новое для себя, но очень интересно взглянуть на историю России через те «очки», которыми пользовались несколько поколений зарубежных ученых.
«Центрполиграф», как обычно, для экономии удалил при переводе все ссылки на источники и список литературы. Это грустно, но терпимо. В РНБ есть англоязычный подлинник: если понадобится что-то уточнить, доберусь до него. Хуже другое. У «Центрполиграфа» есть удивительная страсть дописывать названия переводимых книг даже в том случае, когда покупателю и так все ясно. В данном случае какой-то «мастер» заголовков потрудился и дописал: «Влияние исторических событий на земельные отношения во времена Киевской Руси, в монгольский период и в последние 150 лет крепостного права». Тем самым из русской истории выпали XVI – XVII века, которые у Блума, естественно, описаны, но «мастер заголовков» умудрился проглядеть третью главу книги.

Много лет назад, когда я еще лишь заканчивал аспирантуру, и «на дворе» стоял 1990 год – предпоследний год существования СССР, неожиданный жизненный поворот привел меня в журналистику. Надо было написать статью для главной городской газеты «Ленинградская правда» о сути тех экономических экспериментов, которые при совсем уж печальном развитии политических событий в Москве должны были хотя бы моему городу помочь смягчить острый хозяйственный кризис. Тема была сложная. В сути проблемы я неплохо разбирался, но совершенно не имел опыта изложения материала для по-настоящему массовой читательской аудитории. Поскольку мой текст представлял собой не столько личный взгляд, сколько исследовательский подход большой рабочей группы, коллеги посоветовали проконсультироваться с опытным журналистом и дали телефон Аркадия Соснова. Сегодня, наверное, немногие знают это имя (особенно за пределами Петербурга), но тогда Аркадий Яковлевич был одним из ведущих журналистов Ленинграда, причем (что очень важно!) человеком ищущим и небезразличным, человеком, который стремился разобраться по-настоящему в тех сложных переменах, которые происходили в нашей стране, и готов был писать о серьезных преобразованиях.
Аркадий любезно согласился поработать со мной, причем в целом текст одобрил. Однако предложил чуть-чуть усовершенствовать стиль. И мы его действительно усовершенствовали. Когда правка закончилась, от первоначального варианта осталось совсем немного. Я с удивлением обнаружил, что один и тот же по содержанию текст может быть изложен совершенно разным образом. Таким был мой первый урок журналистики. Не знаю, считал ли меня Аркадий хорошим учеником, но с тех пор каждый раз, когда в работе над публицистическим текстом мне удавалось вырваться из вечной газетной спешки, я пытался трудиться над фразой, вспоминая те два-три чрезвычайно плодотворных часа, что мы провели в его рабочем кабинете.
Вчера Аркадия Соснова, моего первого учителя журналистики, не стало. Он долго боролся с тяжелой болезнью, сохранял энергию и интерес к работе. Написал даже о книге «Как мы жили в СССР», и этот его отклик стал теперь самой важной и дорогой для меня рецензией.

С недавних пор у меня весной появился «скользящий» день рождения помимо стационарного. И сегодня он случился. Я совершил свой традиционный поход от дома до Петергофа. Ровно шесть часов. Тридцать пять тысяч шагов. Каждый год к концу зимы, когда организм покидают последние силы, я размышляю о том, удастся ли мне еще раз подняться? И в день похода понимаю, что удается. Рождаюсь вновь. И вновь начинаю год. Как это дерево, встретившееся мне на пути. Почти лежащее и бессильное, почти утонувшее в пруду. Но, несмотря ни на что, живое. Кажется, именно сегодня с утра на нем пробились крохотные зеленые листочки.
Сегодня мне это ежегодное весеннее возрождение особенно удалось. Был будний пасмурный день. На Нижней дороге, идущей от деревянного путевого дворца Петра I до парка Александрия с дворцом-коттеджем Николая I, не было почти никого. Ни машин, ни прохожих, ни велосипедистов. Шумное Петергофское шоссе осталось выше и с него не доносится вниз ни звука. Тишина. Лишь птицы щебечут, да капли мягкого ленинградского дождика бьют по раскрытому зонту. «Огромный запущенный сад. // Приют задумчивых дриад». Слева сквозь голые, еще не покрывшиеся листвой деревья встают печальные громады старинных разрушающихся дворцов – Михайловки и Знаменки. Справа виднеется временами серый морской простор, уходящий куда-то к невидимому отсюда Кронштадту. А по обочинам Нижней дороги пробиваются первые весенние цветы. Наверное, вчера их еще не было.
Естественно, заходил по пути в Троице-Сергиеву морскую пустынь. К возрожденным могилам архитектора Штакеншнейдера и принца Ольденбургского. И, конечно, в этой обители не миновать захоронения «железного канцлера» Горчакова. Пожалуй, Александр Михайлович все же не мой герой в отличие от Андрея Ивановича и Петра Георгиевича, но как, проходя мимо памятника знаменитому министру иностранных дел эпохи Великих реформ, не вспомнить его знаменитое выражение «Россия сосредотачивается»? Да, мы разбиты, мы шокированы несчастьями последних лет, мы вынуждены молчать и зализывать раны. Но мы существуем. Мы сосредотачиваемся и пытаемся понять, как возрождать Россию.

В дополнение к своему недавнему рассказу о лучших книгах по истории даю обзор пяти основных (изданных у нас) исследований зарубежных ученых, обобщающих опыт развития России на протяжении долгого времени.
1. Нэнси Шилдс Коллманн «Россия и ее империя. 1450 – 1801». СПб.: Academic Studies Press, Библиороссика. 2023. История России с акцентом на проблемы, связанные с территориальным расширением страны. Книга очень хорошая. Вообще надо сказать, что Коллманн, профессор Стэнфордского университета, – один из лучших историков-русистов, глубоко понимающих прошлое нашей страны и не прибегающих к использованию стереотипов.
2. Джеймс Биллингтон «Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры». М.: Рудомино, 2001. Эта книга, в которой акцент сделан на проблемах духовного развития русского общества, уже стала настоящей классикой. Биллингтон был одним из самых ярких ученых-русистов за всю историю исследований нашей страны. В свое время он возглавлял Центр им. Вудро Вильсона, а затем – Библиотеку Конгресса США.
3. Джеффри Хоскинг «Россия: народ и империя (1552 – 1917)». Смоленск: Русич, 2001; «Правители и жертвы: русские в Советском Союзе». М.: НЛО, 2012. Эти две книги фактически являются единым исследованием. Хоскинг – профессор Лондонского университета – написал качественную обзорную книгу о России и СССР с упором на проблемы национального формирования, хотя некоторые его трактовки истории вызывают вопросы.
4. Джером Блум «Барин и крестьянин в России IX – XIX веков». М.: Центрполиграф, 2025. Здесь акцент сделан на социально-экономические (особенно, аграрные) отношения. Блум – профессор Принстонского университета – дает, в частности, весьма содержательный и развеивающий некоторые мифы очерк общинного землевладения, хотя в целом трудно согласиться с его оценкой крепостничества, как системы, не влиявшей на отставание России.
5. Ричард Пайпс «Россия при старом режиме». М.: Захаров, 2004. Это, бесспорно, самая известная у нас зарубежная интерпретация российской истории, но, на мой взгляд, наименее качественная. Пайпс – профессор Гарвардского университета – подвел под наше отставание идеологическую базу, постаравшись «расписать» Запад и Россию по разным «отсекам» истории. Но научная проверка этого подхода вызвала серьезную критику.

Я обещал подробнее рассказать о только что изданном в России классическом исследовании Джерома Блума «Барин и крестьянин». Автор интересно описывает опричнину, причем подходит к этой проблеме совсем не с той стороны, к которой мы привыкли. Социально-экономические последствия диктатуры всегда страшнее той резни, что находится у всех на виду, поскольку в ситуации хозяйственного кризиса, как в настоящей трагедии, «гибнут не герои, а хор». В трактовке Блума известный кризис последних десятилетий правления Грозного был вызван совокупностью ряда обстоятельств, среди которых доминировала разрушительная мотивация опричников и других помещиков, получавших землю за службу. Хозяйства, переданные во временное владение, стали объектом хищнической эксплуатации, при которой из крестьян выжимали все соки. В итоге они разбегались, либо сокращали запашку до минимума (чтобы грабить было нечего). А сверху на это ложились еще подати, которые так нужны были Грозному, который вел Ливонскую войну. Никто не может, конечно, посчитать общее число погибших от голода и прочих бедствий крестьян, но, думается, оно было намного больше числа аристократов, казненных опричниками.
Несколько столетий спустя, Ленин, а затем Сталин повторили хозяйственный кризис XVI века, хоть и в несколько иных формах. Продразверстка времен Гражданской войны, а позднее изъятие зерна для нужд индустриализации, породили голод, который по последствиям был страшнее как репрессий, предпринятых в отношении буржуазии с дворянством, так и большого террора 1937 – 1938 гг., направленного против большевиков и красных командиров. Сталин сумел примерно также ослабить страну экономическим развалом, как в свое время Грозный. В книгах, которые мог читать вождь, была описана лишь внешняя сторона опричнины, столь его привлекавшая. Серьезные исследования по экономической истории Сталину не были доступны. Впрочем, не уверен, что он изменил бы свою политику даже в том случае, если бы имел адекватную информацию о поведении экономики в условиях кризиса. Ведь «головокружение от успехов» – это характеристика, которую можно дать в первую очередь действиям таких исторических «героев», как Иван Грозный, Владимир Ленин и Иосиф Сталин.

Был сегодня на похоронах. Это и само-то по себе очень грустное событие, а от тех мыслей, которые мне пришли в голову, когда слушал речи, стало совсем печально.
Прощание с покойным собрало множество разных людей в большом торжественном зале одного из лучших исторических зданий Петербурга. Из всех собравшихся я знал, пожалуй, не больше десятка. Там были представители власти и те, кто к этой власти относится скептически. Но все сошлись в своем отношении к покойному. Его любили и ценили, причем печаль и слезы были явно неподдельными. Траур объединил вдруг тех, кому иным способом объединиться трудно. И я вдруг подумал, что первый раз за последние годы нахожусь в атмосфере искреннего единения. Обычно же приходится существовать в атмосфере злобы и вражды, когда даже люди, которые в целом похожим образом смотрят на мир, отыскивают мелочи, позволяющие сказать про кого-нибудь гадость.
Конечно, речь идет не о дружеских посиделках в узких компаниях: там-то все в основном складывается нормально. Я говорю о том, что в нашем широком информационном пространстве сегодня царит искренняя неподдельная ненависть. Начиная со СМИ и заканчивая соцсетями. Когда мы оказываемся на похоронах прямо перед лицом смерти, наш настрой вдруг становится жизнеутверждающим, но когда мы просто живем, то значительную часть своей жизненной энергии тратим на пожелание смерти людям, которых считаем врагами. Такой вот выходит парадокс. Если вспомнить знаменитые слова философа Григория Померанца о том, что «дьявол начинается с пены на губах ангела, идущего в бой за правое и святое дело», то можно заметить, как пена захлестывает мир, в котором мы живем.
В известной степени это следствие трансформации информационного пространства, при которой любой человек имеет хотя бы маленькую трибуну для ненависти: пост в соцсетях или комментарий на чужой пост. Но в то же время, думается, это – характеристика эпохи, когда ангелы в глазах миллионов людей активны, бескомпромиссны, непримиримы и хорошо вооружены, как острым словом, так и острым клинком.

На днях коллеги обратили мое внимание на критику книг «Почему Россия отстала?» и «Русская ловушка» в одном малоизвестном журнале, который сам я не читаю. Естественно, глянул на критику. Это был один абзац в сноске, и суть состояла в том, что проблематика отсталости является публицистической, а не научной, а Травин политически ангажирован, поскольку является либеральным экономистом 1990-х гг. Скорее всего, критики этих книг не читали, а ограничились только названием и просмотрели мою биографию в википедии. Найти связь между либерализмом 1990-х и проблематикой книг невозможно. Каждый, кто их реально прочел, это знает… Ну, разве что связь такая: мне в начале 1990-х «за державу» обидно было, поскольку власть довела людей до талонов на еду, и сейчас обидно, когда оппоненты пишут, что у русских в культуре вековое рабство.
Но важнее другое. Критики и впрямь считают, что проблематика отсталости не является предметом серьезных научных исследований. Подобная позиция для меня не новость. Я три десятилетия назад начинал «ненаучные» исследования именно для того, чтобы по мере своих скромных сил устранить пробелы той науки, которая актуальные для общества проблемы считает публицистикой, а статьи формирует для узкого журнального круга, где авторов интересуют лишь цитируемость и индексы, а не восприятие широкого круга интеллектуалов.
За рубежом подобный узко-научный подход тоже встречается, но там он все же представляет собой маргинальное явление. Множество книг посвящено именно проблематике модернизации и отсталости в широком смысле. Даже последнюю «Нобелевку» по экономике получили авторы, не замыкающиеся в «башне из слоновой кости», а ищущие ответ именно на вопрос о причинах экономической отсталости и политической неэффективности ряда государств. Но часть российской науки осталась жутко провинциальной и этого не замечает. Поэтому реальной критики, увы, мало. Той критики, когда оппонент знает анализируемую проблематику не хуже (а желательно лучше!) автора и может вместо произнесения общих слов разобрать книгу по главам и страницам, отметив, где содержаться реальные ошибки, и где возможны иные интерпретации.

Прадед мой был родом из Слуцка. В конце XIX века он получил в Москве высшее образование, женился в Риге, а затем поселился в Санкт-Петербурге. На четыре поколения корни моей семьи прослеживаются, а дальше… Мы как-то раз с женой задумались, не съездить ли в Слуцк поискать документы? Но по понятной причине быстро от этой затеи отказались. В книге Кристофера Браунинга «Обычные люди: 101-й полицейский батальон и “окончательное решение еврейского вопроса”» (М.: Альпина нон-фикшн, 2025) приводится не просто документ об уничтожении значительной части населения Слуцка, а подробный отчет, который глава немецкой гражданской администрации города направил начальству 30 октября 1941 г.: «С неописуемой жестокостью со стороны немецких полицейских, а также – и в особенности – литовцев (немецкому батальону были приданы в помощь две литовских роты – ДТ) евреев, а равно и белорусов вытаскивали из их жилищ и сгоняли в общую массу. Стреляли по всему городу и на отдельных улицах грудами валялись тела убитых. <…> В ходе проведения акции полицейский батальон самым возмутительным образом занимался грабежами. <…> Мне пришлось арестовать двух вооруженных до зубов литовцев, пойманных на мародерстве» (стр. 44 – 46).
В общем, если бы прадед не уехал из Слуцка, не было сейчас его потомков. И меня, естественно. А еще хорошо, что он жену вывез из Риги. Вот документ, описывающий положение дел там 26 декабря 1941 г.: «Говорят, что в настоящий момент в гетто находятся лишь 2500 евреев (из тех 35 тысяч, которые проживали в Риге к началу войны – ДТ), которых используют на работах. Остальные либо отправлены работать в другие места, либо расстреляны латышами… Они ненавидят евреев особенно сильно. С момента освобождения и до настоящего времени они очень активно участвовали в истреблении этих паразитов» (стр. 68).
Такую вот публикацию решил я сделать в этот раз ко дню рождения. Кто-то скажет, что она слишком печальна. Но мне, думается, оптимистична: жизнь продолжается даже тогда, когда наши потери поистине трагичны.

Сегодня свое 64-летие отмечает видный российский журналист, политолог и публицист Дмитрий Яковлевич Травин #ВЦИОМ_Юбилей

Дмитрий Яковлевич — настоящий гуру исторической социологии, чьи работы наглядно показывают, что без знания прошлого невозможно понимание настоящего. В основе его трудов — особый методологический подход, предполагающий расколдовывание, демифологизацию стран, с которыми принято сравнивать Россию.

В недавней книге автора с несколько провокационным названием «Русская Ловушка» изложены результаты продолжительного и детального исследования социально-политических и культурных причин отставания нашей страны от Европы. Какие институциональные решения стали настоящей ловушкой для России? Рассказывает В.В.Фёдоров в одном из выпусков проекта КП «Война, мир и книги».

Желаем Дмитрию Яковлевичу творческих успехов и вдохновения на новые научные свершения! А пока знакомим вас с многочисленными трудами автора:
• Очерки новейшей истории России. Книга первая: 1985-1999. Норма, 2010.
• Историческая социология в «Игре престолов». М.,2020. (Рецензия В.В.Фёдорова).
• Почему Россия отстала? СПб., 2021.
• «Особый путь» России. От Достоевского до Кончаловского. СПб., 2018.
• Крутые горки XXI века: постмодернизация и проблемы России. СПб., 2019.

Мне очень приятно, что ВЦИОМ написал в своем канале про мой день рождения. Я никогда там не работал и лично до недавнего времени не был ни с кем из социологов ВЦИОМа знаком, но этот исследовательский центр на мои работы внимание обращает.

Дорогие друзья! Большое спасибо за поздравления. В этот раз я не ответил всем поздравившим лично, но с огромным удовольствием прочел слова каждого. В последние годы дружеские слова о моей работе, благодарность за книги и выступления в "Особых историях с Дмитрием Травиным" важны мне даже больше, чем раньше. Я сосредоточился на книгах вместо кратких комментариев "текучки", ушел в историческую социологию вместо политической публицистики и уже не выдерживаю былого ритма публикаций. Естественно, какую-то часть читателей теряю в этой ситуации. Тем более, что за мной уже нет такой авторитетной структуры как Европейский университет в Санкт-Петербурге. Но тем важнее для меня друзья, которые изучают мои книги – главное дело жизни – и благодарят за них. Надеюсь, в нынешнем году завершу еще одну работу. Ваша дружеская поддержка – это фактически "половина книги". Я не смог бы написать ее, если бы не чувствовал читателя, который ждет результатов моих исследований и готовится провести неделю-другую, изучая плоды моих многолетних поисков и раздумий. Буду стараться оправдать ваши ожидания. По крайней мере, ожидания той части моих читателей, для которой по-прежнему важна Россия, важно будущее нашей страны и важно понимание прошлого, которое влияет на все, что происходит сегодня.
Я буду, как и прежде, стараться пройти по узкой тропе позитива, лежащей между двумя пропастями отрицания: между пропастью сервилизма, отрицающего объективные исследования России, и пропастью отчаяния, отрицающего саму Россию. Многие уже свалились в одну из них: кто-то, потому что готов был легко променять научные исследования на пропаганду, а кто-то – потому что на фоне последних катастрофических событий потерял интерес ко всему. Я сохраняю интерес к науке, пытаюсь по мере сил заинтересовать судьбой России тех, кто открывает мои книги, и не стесняюсь в этой связи говорить о позитиве. Ведь позитив в отношении анализа долгого исторического пути нашей страны – это вовсе не приукрашивание прошлого, а осознание того, что это прошлое, пронизанное множеством трагедий, не закрывает нам путь в будущее.

Читаю заголовки свежих новостей. «США тайно сорвали экономические реформы в 1990-х, чтобы ослабить СССР». «Явлинский рассказал, как в США извинились за срыв реформы СССР». «Рассекреченные данные показали, как США помешали экономическим реформам СССР». «Явлинский раскрыл тайных блокировщиков реформы “500 дней”»
Смотрю, что же за информация на самом деле была опубликована. Во-первых, речь идет не о программе «500 дней», которая была остановлена осенью 1990 г. советскими властями и к которой США не имели никакого отношения, а о программе «Согласие на шанс», разработанной в 1991 г. Явлинским совместно с американскими экспертами. Во-вторых, остановить реформы 1990-х США никак не могли, поскольку они были осуществлены Егором Гайдаром. Журналисты запутались хоть и не в трех соснах, но в трех программах. Впрочем, действительно ли США, не дав на что-то своего согласия, вынудили суверенный СССР упустить свой шанс?
Раскрыть суть этой «запутанной проблемы» можно в двух словах. «Согласие на шанс» предполагала проведение разумной рыночной реформы, похожей как на реформу из предшествовавших «500 дней», так и на реформу из последовавших после распада СССР гайдаровских преобразований. Отличие состояло в том, что мы просили у Америки бабла для стабилизации, связанной с переходом. Только поэтому американцы стали рассматривать данный вопрос. Никакого согласия ни на «500 дней», ни на гайдаровскую либерализацию у Вашингтона не просили.
Американцы подумали… и денег не дали. Своих денег! Сорвали нам реформы. Пожмотничали. Теперь всем ясно, кто виноват😀.
Но если без иронии, то здесь важно другое. Ни США, ни Европа не обязаны были давать нам, конечно, свои деньги. И в 1990-х, когда российские власти просили поддержать уже начатые реформы, тоже были не обязаны. Но давали… Крохи в сравнении с тем, сколько тратили впоследствии, скажем, на стабилизацию в Греции. Эти крохи не помогли сохранить в России влияние «западников» на политические процессы (подробнее см. в книге Мартина Гилмана «Дефолт, которого могло не быть»). Теперь приходится тратить в десятки раз больше.