Дети чугунных богов
Томаш Тот, 1993, Россия

Давно уже пора отдать долг любимому фильму, а я всё никак не соберусь. Непросто писать об ослепительном. Всё неочевидное и пограничное так и просится быть оцененным, безупречное же самодостаточно. На то оно и безупречное, что не нуждается ни в каких эпитетах и уж тем более в пробах на вкус. Всё и так разумеется, без глупых трепыханий.

Шедевр, однако, практически забыт. Мало того, в сети гуляет только тряпичная его копия. Чинить же оригинал никто никогда не удосужится*, ибо создан он в безвременье и к орденоносному краснознамённому Мосфильму, старательно оцифровывающему теперь самую скверную свою дребедень, отношение имеет непрямое, цитирую: «Русская кинокомпания», Киностудия «Курьер» Киноконцерна «Мосфильм», Общество «АВА».
Мало того, снят иностранцем, хоть и выпускником ВГИКа. Короче говоря, положение у ленты хуже губернаторского, пусть сценаристы-покойники и считаются ныне культурным достоянием, да и актёры – первой величины.

Но всё по порядку. Несмотря на культовый статус, всегда относился к Петру Луцику и Алексею Саморядову спокойно. Временами кажется, фигуры эти стали выпуклыми исключительно на безрыбье 90-х. Потом вдруг шандарахнет, озарит каким-нибудь из двух их фильмов и вернёт сочинителей на пьедестал, а ты устыдишься, что посмел усомниться. На самом деле картин по их сценариям много больше, но по гамбургскому счёту только вот эти – «Дикое поле» и те самые «Дети чугунных богов».

Остальное: проходные «Савой» и «Лимита», развесисто-лубочный «Гонгофер», претенциозная и пустая до морозного звона «Дюба-Дюба» да натужная «Окраина», снятая уже только Луциком, быть может, самая для сценаристов характерная. С вымученными мужицкими смыслами, брутальным чёрно-белыми правдами о судьбах родины-уродины и накрывающим всё и вся гражданским пафосом. Они вообще любили сочинять безрадостные псевдонародные сказки нового времени, смахивающие на ночные страшилки из пионерлагеря, и тоже непременно со смыслом.

Но этих двух лент с избытком хватит для оправдания перед апостолом Петром. Достаточно и одной.

Альтернативная реальность в стиле дизельпанк. Игра ума. Империя не развалилась, но атомизировалась. Условный как бы Урал. Условный как бы Сталин как бы жив. Посреди дикого поля продолжают существовать тяжёлые промышленные гиганты, превратившиеся из городов-заводов в просто огромные заводы-промзоны с рабочими, ютящимися в хибарах вокруг цехов. Труд у заводчан давно уже стал инстинктивно-рефлекторной функцией – на глазок, по наитию. Они нигде не учились. Похоже, и читать-то не умеют. Но с оборудованием, станками, плавильными печами, сваркой и прочим обращаются лихо, поскольку сызмальства чувствуют это дело спинным мозгом. Производственная железа. Одним словом, морлоки.

Выпускают морлоки исключительно военную продукцию, ибо империя крепко стоит на земном шаре, постоянно воюя где-то далеко, в какой-то абстрактной Африке. Заводами командуют небожители – инженеры-управленцы, а принимать продукцию прилетают лютые генералы.

Заводы-монстры меж тем стоят посреди гуляй-поля – территории обитания кормящихся натуральным хозяйством и налётами на курсирующие сквозь бескрайние просторы, от завода к заводу, поезда, смердов с обрезами, враждующих между собой и ещё с какими-то дикими башкирами.
Межзаводье империи неподвластно. Межзаводье – дикая степь, существующая сама по себе, по-ордынски, не только набегами, но и натуральным обменом с заводскими. Заводские же, сами того не осознавая, машинально, исполняют имперский долг. В остальном же, как и всё прочее население бескрайней империи, в плане выживания предоставлены самим себе.

Смотрим мы на всё это великолепие глазами совсем ещё молодого сталевара Игната Морозова, кровь с молоком, силы девать некуда, косая сажень. Душою чист, добродушен и девственно невежественен. Ищет себя. Телёнок. Данила Багров явно с него списан. И, собственно, всё. Игнат себя, разумеется, находит, но он лишь повод для показа вышеописанной вселенной.

Луцик и Саморядов представили, что было бы, если б империя дошла до своего метафизического абсолюта. Модель «Вечный Сталин». Получились «Дети чугунных богов».
Луцик и Саморядов представили смерть империи. Вышло «Дикое поле».
Впрочем, так оно и вышло.
«Дикое поле» оказалось донельзя актуальным, но не написать ему альтернативы значило бы поля этого не завершить. Геометрия Эвклида очевидно нуждается в Римане и Лобачевском, иначе кажется в высшем смысле незаконченной.

Игнат Морозов меж тем – молодой Евгений Сидихин, бравый генерал – Юрий Яковлев, директор завода, он же мастер – Александр Калягин, а дальше: Хлевинский, Смирнитский, Куценко, Феклистов, Гармаш и совершенно бесподобный Михаил Светин.

А Томаш Тот ничего сравнимого более не создал. Где-то там в Венгрии своей копошится, слухи доходят редкие и квёлые. Звёздный час был у него, похоже, только тут. И, разумеется, ему есть, что предъявить апостолу Петру.
___________________________________________________
* - Ленту, к счастью, починили венгры.

2020

Внезапно в дверь стучат
Этгар Керет

Лёгкий философический попкорн, будто семечки лузгаешь. Коротенькие занятные парадоксальные лёгкие рассказики – разнообразные, всякие, любые, как разноцветный бисер – сюжетные, редко когда «атмосферные» – большей частью с прописанной развязкой; остроумные простым логическим остроумием. Нередко фантазийные. Прямой логической фантазией какого-нибудь Кольера, когда всё шиворот-навыворот или с буквальным оживлением той или иной идиомы. Истории, которые можно пересказать. Те, что только и ждали своего писателя, и вот, наконец, дождались. По таким удобно снимать кино, что, впрочем, и делается.

Брэдбери в своё время думал, что именно такие и сочиняет. Быть может, такие и сочинял, просто русским переводчикам голого сюжета мало. Добавляли слога. Американец же, помнится, и эпитафию себе в молодости придумал вроде: «тут лежит человек, сочинявший истории», или что-то в этом роде. Точнее не воспроизведу, источника не помню, не отыщу уже.

Книжка Керета по построению – тот же «Человек в картинках». Был у Брэдбери такой культовый сборник. Первый и последний рассказы там технические, исполняющие служебную функцию: они – упаковка, формальный повод для существования всех остальных. Самых разных. Первый рассказ – вводный; последний – эпилог, закрывающий пёстрое цирковое представление.

Привратником книжки Брэдбери служил человек, весь покрытый живыми татуировками, каждая из которых так и норовила поведать запрятанную в ней историю. Тот самый человек в картинках. Читателю нужно было лишь неотрывно смотреть на наколку, полностью в ней растворяясь.

Сборник «Внезапно в дверь стучат» тоже предваряет служебная история – о вооружённых вымогателях, вломившихся в квартиру беллетриста и под угрозой смерти выколачивающих из него рассказ за рассказом.
Рассказы из жертвы высыпаются самые разные, случайным порядком: грустные и весёлые, правдивые и завиральные, сладкие и горькие, сильные и слабые – ассорти, всё, что копилось по сусекам, вне какого-либо единообразия, сквозной концепции. Это уже я, о содержимом сборника.

Рассказ-эпилог у Керета отсутствует. И скажем прямо: до раннего Брэдбери ему далеко. Покойник был тоньше, глубже и поэтичнее. Впрочем, это дело вкуса. Тем более, Керет и не претендует. И не подражает. У него свой путь.

Всё хорошо, только вот перевод старательный и беспомощный. Школьный. Ощущение, что переводил человек, родившийся в Израиле, пусть и в семье выходцев из России, что, впрочем, не так уж далеко от истины. С четырнадцати лет уроженка Днепропетровска мадам Горалик взрослела в Израиле. К двадцати пяти переселилась в Москву, посверкивая с тех пор в пластах прогрессивной общественности. Отрочества, однако, не пропьёшь – русский как иностранный.
Этгар Керет, конечно, ни разу не стилист, но, кажется, в оригинале пёстрая россыпь его беспокойных историй всё же выглядит краше.

2019

ЛИЦА

Андрей Смирнов – человек-загадка. Посмотришь «Белорусский вокзал» или «Осень», а потом наткнёшься вдруг на истовую, из его уст, проповедь западничества и того, что зовётся ныне либерализмом. Голова кругом.
И смотреть его последние опусы боязно.

Ещё один человек-загадка – Михаил Мень.
Если Андрея Смирнова странно видеть либералом, то Меня тем более странно видеть кремлёвским аппаратчиком.
Вот, казалось бы, готовый борец с кровавой гэбнёй должен был выйти. Или хотя бы вечно обиженный и ущемлённый режимом ботаник. Ан нет.
И пробрался ведь на самый верх, и певунов заморских, прям как в мультике о бременских музыкантах, вызывал из самого Лондона непонятно на какие шиши.

О нём, кстати, демократическая общественность ни гу-гу. Будто и не было его все эти годы. Или я ошибаюсь?

2013

МЕня таки почти посадили. Кремлёвского аппаратчика, поклонника Deep Purple и сына мученика, правда, из РПЦ. Молчит прогрессивная общественность, будто в рот воды. Понимаю её прекрасно - тут хоть разорвись - либо крестик, либо.

Плавни / Миниатюрный остров (La isla minima)
Альберто Родригес, 2014, Испания

Тягучее, вполне атмосферное кино. Испанские безнадёжные выселки 1980-го года. Медвежий угол. Глухая дыра. Селяне. Море далеко. Типа, Европа. Румыния по-нашему.
Девушки, как и все юные, мечтают сделать отсюда ноги. Любым способом, хоть чучелом, хоть тушкой. Хоть на панель.
Убиты.

Двое столичных полицейских ищут убийцу. Один зрелый и разумный, типа, франкист. Умеющий ладить с людьми. Сильный – если сообщать родителям о смерти детей, то ему. Понимающий и принимающий реальность как данность, с которой необходимо сосуществовать: находить с ней общий язык и даже извлекать толику эпикурейского удовольствия. Не брезгуя, впрочем, и мелким коррупционным. Не то, что жизнелюб, но не аскет точно.
Со своим скелетом в шкафу, не без этого.

Другой, много моложе, типа, демократ. Правильный, непримиримый, деревянный, непонимающий из принципа, устремлённый к прогрессу и бичующий язвы. Идейный мудак.
Напарники.

Сельские красавицы меж тем бредят другой жизнью. Носят у сердца открытки с видами мегаполисов, белыми многоэтажками на лазурных берегах и прочим бублегумом.
Дурёх кто-то истязает и убивает.

Дальше маловразумительный детективный сюжет. Любители жанра будут разочарованы. Но не в жанре суть.

Суть в гражданском примирении (война, как-никак, незажившая), символизированном взаимоотношениями пинкертонов. Дескать, грозный Судия сам расставит всё по своим местам, и каждый получит, что заслужил, посему вершить самосуд не надо.
И финал полуоткрытый. Почему полу? А всё ясно там, будущность героев-символов определена, и акценты расставлены.

У демократа будущность эта имеется. Жена, сын и Евросоюз в старости (мы-то знаем).
А пусть и обаятельному, но кровавому франкисту не жить. Убиенные им жаждут видеть его в преисподней. А у самого почки отваливаются. Со дня на день коньки отбросит. И он это знает. И мы тоже это знаем непосредственно из кино.

И ещё знаем, что, простите за вульгарность, Франко это очень плохо, а демократия чудо как хороша. И это главный минус картины. При ряде очевидных достоинств.

Из несущественного:
По поводу того, что хоронить надо ниже уровня земли. Испанцы вполне резво хоронят и выше. Существенно выше. Как у нас колумбарные урны ярусами расположены, так у них точно так же ниши для гробов. В итоге – гробовая стена с табличками до самого верха.

2015

Побудь в моей шкуре (Under the Skin)
Джонатан Глейзер, 2013, Великобритания, США, Швейцария

Сделано под артхаус. Имитация.
Категории «не рассказывай – неинтересно будет». Желательно вообще ничего не выяснять, не интересоваться фабулой, не таращиться по википедиям и кинопоискам. Сказали же: потом неинтересно будет. Там в концовке всё дело.
Кино фантастическое, в главной роли Скарлетт Йоханссон, тема обнажёнки раскрыта. Об остальном не спрашивай.
По той же причине второй раз смотреть не станешь. Но по первому – занятно и убедительно.

2014

Мстя

Тема, которая не отпускает. С режиссёрами такое нередко. Не то, что любимая. Скорее, больная. Всё кажется, не до конца раскрыл, не полностью, не с той стороны подошёл. Вернее, с той, но есть ведь ещё и другая/другие. Вот и ищешь сюжет для нового замысла, а замысел-то всё тот же.

У Тарковского, к примеру, это исполнение сокровенного как результат обращения непосредственно к Небесам. Утоление мольбы о чуде и вообще её, мольбы, правомерность. В двух последних, заграничных его лентах даже отчаянная, после тщетных стараний, попытка купить чудо, заинтересовав Вседержителя чем-то очень для просителя важным, к примеру, собственным богомольца благополучием.
Но я не о Тарковском, о Говорухине.

У него, похоже, тоже пунктик имелся. Тема святого отмщения – неминуемости наказания, когда мерзавец обо всём и думать забыл, а его врасплох. А он уже и не мерзавец вовсе. Так… был грех. А его перстом хрясь, и мокрое место. Да так, чтоб осознал перед концом, за что хрясь. И даже жалко его, вернее, не то, чтоб жалко, но зритель болеет за мерзавца в большей степени, нежели за жертву. «Ворошиловский стрелок» в этом плане исключение, остальные же ленты-мстилки – «Десять негритят» и Weekend – так и устроены.
А ещё, и это тоже немаловажно, вроде бы неотвратимое наказание есть следствие случайного стечения обстоятельств. Кто-то из десяти островитян вполне мог на остров и не приплыть, герой Weekend не допустил бы досадной ошибки, у внучки-певуньи не нашлось бы стального деда-стрелка и зло осталось бы безнаказанным. И сколько таких случаев по району, не говоря уже об области. Не всякий УВД может похвастаться своим крепким Жегловым. А бандит, где-то ходит по земле, жирует, сволочь…

2021

Дикая охота короля Стаха
Валерий Рубинчик, 1979, СССР

Безусловное достижение для своего времени и пространства. Попытка исполнить коммерческий жанр стильно, с претензией на иное. Достаточно обоснованной, надо сказать, претензией.
Жаль, начинки маловато, недостаточный повод для подобной выделки.

Начинка – опус белорусского, формально советского, классика Владимира Короткевича, тихого националиста задумчиво-поэтического наклонения, развивателя национального самосознания – категории ныне широко узнаваемой, можно даже сказать, печально известной, тогда же потаённой, пыльным мешком пришибленной.

Не так давно, кстати, поразился той же озабоченности в последнем телеинтервью Василя Быкова, всегда, как выяснилось, отделявшего своё, хуторское, от имперского. Тихо так, кровью сердца, без злобных выкриков, только лишь сквозящей меж слов укоризной. Лучше б не видел.

Навёл потом справки – один из лучших на мой вкус военных писателей стал с возрастом яростным неполживцем, а с перестройкой ещё и пламенным сторонником ухода Белоруссии от России на Запад, нарфронтовцем, лукашенкофобом, зачинателем Минской весны, грекокатоликом и прочая, и прочая. В конце концов, стал политэмигрантом и отправился доживать свой век не куда-нибудь, а в битую им Германию, оказавшуюся в его глазах явно милее родной Белоруссии.
Помните полковника Себастиана Морана? «Вы знаете, Ватсон, бывают такие деревья, которые растут нормально – до опредёленного момента, а потом – неожиданно – обнаруживают в своём развитии уродливые отклонения от нормы».
Думаю, однако, не наш случай. Отклонения были всегда, просто, возможности разгуляться не выпадало. «В Индии до сих пор ходит легенда о том, как он прополз по дну высохшего ручья, чтобы вырвать человека из лап раненого тигра». Охотно верю и в это, ибо так оно и было. Майор Быков боевой офицер, ранен в боях, орденоносец.
Только одно другому не мешает, напротив, мирно уживается. Но мы отвлеклись.

Картину Валерия Рубинчика назовут потом первым советским мистическим триллером, что неверно по определению. Повесть Короткевича по первичным признакам – исторический детектив. Лента по тем же самым признакам – тоже. С мистикой сложнее.

Можно ли считать «Собаку Баскервилей» и, соответственно, её экранизации, мистическим триллером? А «Всадника без головы»?

Увольте. Мистика бывает трёх видов. Это либо лобовое потустороннее с ходячими мертвецами, либо условное расследование, которое находит рациональное объяснение почти всем видениям, до смерти перепугавшим героев, давая меж тем шанс ирреальному, не закрывая перед ним дверь наглухо. Открытая или полуоткрытая концовка оставляет зрителя с ощущением недосказанности, с принципиальной возможностью иррационального.
Третий же вариант – когда формально и прицепиться не к чему, всё вроде реально, однако ощущение мистики не оставляет, она буквально висит в воздухе, придавая повествованию особый, интригующий привкус.

У нас же, напротив, развязка нагоняющей инфернальный ужас истории не оставляет ирреальному ни единого шанса. Всё как у Конан-Дойла, прямые параллели с баскервильской собакой более чем очевидны, даже нарочиты.

Мелкое неудовольствие вызвала по большому счёту лишь фрагментарно выскакивающая озабоченность жизнью сирых и убогих при царском режиме. Поначалу думал, дань провинциальной цензуре, кость, брошенная на красное сукно с графином.
Оказалось, однако, будь воля Короткевича, всё стало бы во сто крат хуже. Рубинчик же зрителя спас.

«Короткевичу экранизация его произведения не особо понравилась, так как в фильме практически отсутствовала одна из ключевых тем повести — печаль о тяжёлой судьбе белорусского народа» (Вики)

Возвращаясь к главному, к форме, необходимо признаться, что исключительно в ней и заключена ценность поделки. Художник постарался на славу. Визуально местами Войцех Хас из «Санатория под клепсидрой» и даже почти Тарковский. Да и актёры столбовые, столичные.
Жаль только, начинка квёлая.

2018

Циклоп (Cyklopat)
Христо Христов, 1976, Болгария

Слынчев бряк

Помню, в конце семидесятых или в начале восьмидесятых я то ли попал на московский кинофестиваль, а там, как и сейчас, по разным кинотеатрам конкурсное и внеконкурсное показывали. То ли просто крутили в целях укрепления культурных связей. Короче говоря, история обретения напрочь вылетела из головы, зато отложился сам продукт, выдающийся по своему глубинному занудству.
Фильм назывался «Циклоп». Болгарского производства. О командире болгарской же военной подводной лодки. Похоже, даже с ядерным оружием, потому как командир маялся напряженной духовной жизнью: с одной стороны, гнетущей ответственностью за вверенные ему судьбы народов, с другой – заунывной семейно-любовной драмой, коллизий которой уже не воспроизведу.
Помню только, что там какая-то баба картинно и медленно качалась на качелях. А он сидел в субмарине на глубине и страдал. А баба всё не шла у него из головы, при этом каждый раз уходила навсегда из его жизни. А у него под началом был бесстрашный, ни о чем не подозревающий экипаж болгарских подводников и ядерная ракета, способная вмиг.
Экипажу, кстати, на глубине штатный киномеханик крутил если не порнуху, то уж точно тяжёлую эротику. А не Солдата Ивана Бровкина какого-нибудь. Подводная братва гоготала и не меняла руку. Наш герой по-отечестки умилялся беззаботности рядового состава. Тут-то я в первый раз и ощутил существенную разницу в степенях свободы даже внутри социалистического лагеря.

2011

Смотрите, кто пришёл!
Театр им. Маяковского

Идиллические ожидания явления нового русского, коим всякий раз беременна была наша восторженная интеллигенция, стали уже общим местом. - Предчувствую тебя, года проходят мимо, - по другому совершенно поводу сказал поэт, впрочем, кто ж его знает, по какому.
И всякий раз такой долгожданный Лопахин вырубал под корень дивный вишнёвый сад. Культурная публика потом недоумевала. Та, разумеется, что оставалась жива.

Не буду о предреволюционном сочувствии начала прошлого века. Влюблялись истово, до беспамятства, в субъектов коммерческого склада, казавшихся праздному уму людьми истинными, настоящими. Пьянило зоркое злое купечество. Мечталось обустройство оным своей постылой гуманитарной жизни за одни лишь красивые глаза и лёгкое дыхание. И обустройство страны, разумеется, на новый, светлый и просторный лад.
Прекраснодушие и активное раздувание стоило тогда большой крови и страны.
И уж точно не полезу я в век девятнадцатый.

Но в застойное и раннее постзастойное время всё повторилось. То ждали жёсткого, прагматичного и, конечно же, невероятно умного, читай – капиталистического, «Человека со стороны» Игнатия Дворецкого, то и вовсе решили реанимировать Лопахина. На этот раз без перегибов, с человеческим лицом. Обновлённая лайт-версия.
Это я, листая каналы, на «Смотрите, кто пришёл!» Владимира Арро наткнулся. И вспомнил вдруг Вишнёвый сад на новый лад. Сколько же шуму тогда было. Многомесячный аншлаг в Маяковке.

Противостояние, практически антагонизм. С одной стороны нищающая, в буквальном смысле, умственная элита, как она сама себя понимала. Уходящая натура не от мира сего, в плену предрассудков, презирающая чумазых практичных выскочек.

С другой, энергичный хваткий и, разумеется, невероятно порядочный король жизни, стихийный западник, одетый во всю «фирму» царь горы, при деньгах и загранице. Кинг Лопахин. Цирюльник Королёв, ломающий стереотипы.

А с ним банщик и бармен (тогда антигерои представлялись исключительно из сферы обслуживания), в отличие от своего приятеля-брадобрея, и вправду подонки. Он же – белая ворона, на которую вся надежда. Явление нового человека, рука об руку с которым и надобно бы доживать свой век шествующим в небытие.
Дескать, есть, конечно, аморальные хапуги и рвачи, но среди хищников и проныр зреет уже новый совестливый человек с коммерческой жилкой, который перевернёт всё и осветит, а то и освятит, дорогу в ослепительно яркое далёко. Да, пока ещё ничего у него не выходит, но дайте срок и будьте к нему милосердны. Он ведь даже не вошёл ещё, только в дверях стоит, с ноги на ногу переминается. Старается, как может.

И, собственно, вишневый сад, поместье – дача в дивном ландшафте, сиречь страна, родина, которую немощные спесивые недотёпы не в силах уже удержать, а преждевременный человек вознамерился приобрести да ещё с правом безбедного пожизненного проживания бывших хозяев. А? Каково? Оцените только всю сладость мечтаний культурной публики о грядущей светлой жизни.

И звук лопнувшей струны, ставший в версии Арро загадочной флейтой. Короче, ничего из Чехова не потерялось, всё пошло в дело.

Пьеса 1981 года, постановка 1983-го. Брежнев ещё остыть не успел.

А потом он и вправду пришёл, этот новый русский, настоящий, не выдуманный. И мало никому не показалось.

2020

Сюжет для небольшого романа (или фильма) 2

Ничего не подозревающего перинного обывателя, обычного, рядового человека, нашего с вами современника, представителя титульной нации огорошивают известием о принадлежности его к совершенно иной, экзотической, легендарной народности, скажем, к атлантам. Г-н Журден и мамамуши.

Приходит письмо с гербовой печатью от какого-нибудь Государственного Унитарного Общества Российских Атлантов при СФ, РАН и АП РФ, содержащее генеалогическое древо Пупкина, обосновывающее его прямое происхождение от древних властителей морей. Всё на полном серьёзе.

Прозревший Пупкин отныне чувствует себя атлантом и другими глазами, в высшей степени презрительно, смотрит на окружающий мир: на домочадцев, соседей, друзей-знакомых, на страну пребывания, благо осколки Атлантиды не что иное, как Канарские острова, а ближайшие его пращуры – гуанчи.

Дети наследуют его канарскую кровь, ибо передаётся она по отцовской линии (таков завет Великого Ледовитого Птулху-Мтулху), а жена, тёща и тесть кажутся ещё более постылыми инородцами. Стыдно предъявлять таких на атлантическом рауте высокому гиперборейскому собранию. Раньше он их не любил без достаточных на то оснований, теперь же основания появились. Выяснилось, голос крови не зря нашёптывал.

Пупкин находит у себя родимые пятна настоящих гуанчей. Всё как в присланной ему методичке: два на левой подмышке, три в промежности и одно в правой ноздре.
Разводится с расово неполноценной женой и начинает ухаживать за атлантессой Изабеллой Кузьминичной, с которой познакомился на закрытом Атлантическом слёте в ДК Железнодорожников.

А потом вдруг письмо отзывают, типа, выслано по ошибке. С извинениями. Дескать, прыщавый задрот-лаборант результаты ДНК-теста перепутал, и Пупкин никакой не атлант.
Пупкин впадает в депрессию, уходит в запой, всерьёз подумывает о суициде, но потом берёт себя в руки и начинает борьбу за свой атлантизм, идёт на подлог и подкуп, на шантаж, на убийство даже. И добивается-таки восстановления себя в правах.
Женится на Изабелле Кузьминичне и избирается в президиум ГУОРА при СФ, РАН и АП РФ в статусе первого заместителя председателя.

2020