У меня была своя страна,
и я была в ней королевой.
Абсолютным монархом.
Я заботилась о своем народе, а когда происходило беззаконие, судила и миловала.
У меня было двое министров – Слоненок и Лисенок, большие, больше меня, плотно набитые плюшевые тушки из маминого наследства. Они боролись за влияние, как тори и виги, но финальное решение всегда было за мной.
Это было моё бремя.
И если кто-то всерьез провинился, если кто-то приступил закон, я с болью в сердце выносила вердикт, и опальная игрушка, бывший гражданин государства Игрушан, отправлялась в изгнание. Оно называлось как-то весёленько, что-то вроде деревеньки или городка, и в этом была мрачная ирония, потому что находился городок на дне шкафа, под пакетами с порченой одеждой и меховым воротником, который никогда не пригождался в нашем климате.
И история моего королевства, государства Игрушан, не знала случая, чтобы кто-нибудь оттуда возвращался.
Где они теперь, провинившиеся, позабытые игрушки? привыкли ли они к своему новому краю, лишенному солнечных лучей? завели семьи с бледнокожими потомками или сгинули от цинги и скуки? они отчаялись писать бесчисленные прошения об амнистии и возвращении и основали собственное племя и религию? думаю, у них прижился культ карго – со временем в их ссыльный шкафный городок приходили бумажные ромбики для гадания и гармошки для игры в чепуху, билеты в кино, тетрадки с черновиками, заметки из местной газеты, худая и открытая одежда, чья мода не дождалась следующей светлой полосы, путеводитель по Японии, распечатанный трактат Витгенштейна и аюрведические рецепты, целая инсталляция из очков с диоптриями и папка с эскизами для шуточной книжки про монстров-фрилансеров, которую мы писали вместе с подругой, пока не поссорились. иллюзии и фантазии, клятвы и откровения, плохой трип и навязчивые мысли, скачки роста и медленно изживавшие себя роли – и много-много ключей от разных квартир. всё это теперь составляет непредставимый, особенный быт опальных игрушек, которых я уже давным-давно простила.
Простила, но не могу вернуть. Я растеряла свою абсолютную власть. И даже Слоненок с Лисенком уже давно, наверное, где-то в Аргентине, с новыми паспортами.
И сделанного, согласно закону природы, не воротить назад.
и я была в ней королевой.
Абсолютным монархом.
Я заботилась о своем народе, а когда происходило беззаконие, судила и миловала.
У меня было двое министров – Слоненок и Лисенок, большие, больше меня, плотно набитые плюшевые тушки из маминого наследства. Они боролись за влияние, как тори и виги, но финальное решение всегда было за мной.
Это было моё бремя.
И если кто-то всерьез провинился, если кто-то приступил закон, я с болью в сердце выносила вердикт, и опальная игрушка, бывший гражданин государства Игрушан, отправлялась в изгнание. Оно называлось как-то весёленько, что-то вроде деревеньки или городка, и в этом была мрачная ирония, потому что находился городок на дне шкафа, под пакетами с порченой одеждой и меховым воротником, который никогда не пригождался в нашем климате.
И история моего королевства, государства Игрушан, не знала случая, чтобы кто-нибудь оттуда возвращался.
Где они теперь, провинившиеся, позабытые игрушки? привыкли ли они к своему новому краю, лишенному солнечных лучей? завели семьи с бледнокожими потомками или сгинули от цинги и скуки? они отчаялись писать бесчисленные прошения об амнистии и возвращении и основали собственное племя и религию? думаю, у них прижился культ карго – со временем в их ссыльный шкафный городок приходили бумажные ромбики для гадания и гармошки для игры в чепуху, билеты в кино, тетрадки с черновиками, заметки из местной газеты, худая и открытая одежда, чья мода не дождалась следующей светлой полосы, путеводитель по Японии, распечатанный трактат Витгенштейна и аюрведические рецепты, целая инсталляция из очков с диоптриями и папка с эскизами для шуточной книжки про монстров-фрилансеров, которую мы писали вместе с подругой, пока не поссорились. иллюзии и фантазии, клятвы и откровения, плохой трип и навязчивые мысли, скачки роста и медленно изживавшие себя роли – и много-много ключей от разных квартир. всё это теперь составляет непредставимый, особенный быт опальных игрушек, которых я уже давным-давно простила.
Простила, но не могу вернуть. Я растеряла свою абсолютную власть. И даже Слоненок с Лисенком уже давно, наверное, где-то в Аргентине, с новыми паспортами.
И сделанного, согласно закону природы, не воротить назад.
Если ваша основная цель в жизни стараться не сделать зла и уберечься от зла других, окружите себя светоносной трусостью. Трусость цензора. Трусость наблюдателя. Трусость сколара. Благодетели, защитники достоинства. Не важно, талантливы вы или бездарны. Умеренны или избыточны. Оригинальны или прилепились к чужому голосу. Пусть разгадка сего лежит в своей темной шреденгеровской коробке, вместе с накапливающимся ядовитым барахлом опыта. Богатство хордера. Этим мы мир не оскорбим. Миру мы дадим только самое лучшее. В основном, вымученную заботу. Еще может несколько идеальных, выдроченных артефактов. Слишком хороших, чтобы их можно было безусловно любить. Ведь к любви нужно вынуждать, по нашему опыту.
Вирджиния🪻
https://telegra.ph/Virdzhiniya-04-19
Вирджиния🪻
https://telegra.ph/Virdzhiniya-04-19
Telegraph
Вирджиния
Мне нужно написать большое ответственное эссе о Вирджинии Вулф, и это так пугает, что даже вдохновляет размочить молчание. Волшебная сила прокрастинации. Я долго не хотела писать вообще ничего. Когда удалось впустить войну в себя и успокоиться, всё стало…