вот обложечка

Кто такой Филипп Филиппович Вигель? Российский государственный деятель, коллекционер и мемуарист – так определяет его Большая Российская энциклопедия. Там же указаны и годы жизни: 1786-1856. Впервые цитаты из его воспоминаний мне попались, когда я читал о П. Я. Чаадаеве. Они были настолько наполнены желчью и сарказмом, что я, признаюсь, подозревал какие-то безответные чувства автора по отношению к «басманному философу». Правда, потом оказалось, что Вигель так пишет примерно обо всех. А на Чаадаева он успел и состряпать донос. Проявил себя, так сказать, в разных жанрах.

Вообще записки Вигеля хорошо известны в историографии, их часто цитируют, особенно если хотят облить грязью персонажа, о котором идёт речь. При этом автор, хоть и старательно изображает из себя благонамеренного лоялиста, не щадит в записках не только разных либеральных реформаторов и уж тем более декабристов, но и всяческих охранителей: Аракчееву достаётся за жестокость и грубый нрав, Магницкому за обскурантизм и переменчивость взглядов, а об С. С. Уварове, с которым Вигель был знаком по обществу «Арзамас» (и имеет немало общего), он и вовсе пишет будто бы снисходительно, подтрунивая над его чувством собственной важности. Зато о царях – что о Павле, что об Александре, что о Николае, - ни единого плохого слова. Столь редкой честью в записках Вигеля мало кто одарён: Карамзин, Вяземский, Блудов, в общем и целом – Пушкин (несмотря на его остроты по поводу вигелевской ориентации).

Как вы, наверное, поняли, Ф. Ф. Вигель явно был не самым приятным человеком. Иногда о нём и вовсе пишут как об озлобленном неудачнике. Но это, конечно, спорный вопрос. В чём его неудачливость? В том, что не добрался до министерских постов и не обрёл всенародную славу, как некоторые его друзья? Ну извините, таких вакансий на всех не напасёшься. Если перевести вехи его карьеры (бессарабский вице-губернатор, керченский градоначальник, директор одного из департаментов МВД) в рублёвый эквивалент, то по современным меркам мало бы не показалось. Для того времени, конечно, другая совсем история, особенно если учесть, что на первых двух постах Вигель навлёк на себя большую нелюбовь местных жителей. Сам он, кстати, часто сетовал на бедность и писал о том, как ходил столоваться к более обеспеченным друзьям.

И всё же мемуары Ф. Ф. Вигеля это не только собрание недостоверных сплетен и упражнений в злословии. В них есть очень интересные описания шуточных ритуалов общества «Арзамас» (автор был одним из его активных участников), театральной жизни Москвы и Петербурга, забавно описаны склоки между российскими масонскими ложами, подмечено много особенностей столичного и провинциального быта. Словом, при всём сомнительном моральном облике автора, читать его «Записки» весьма интересно. Хотя, конечно, не стоит принимать на веру всё, что в них написано.

Совсем небольшая книжка в мягкой обложке, которая случайно попалась мне на глаза и оказалась очень занимательной. Впервые она увидела свет на французском языке в 1990 году, что неудивительно: двухсотлетие революционных событий многих подтолкнуло к их переосмыслению.

Хоть тема вовсе не нова, исследование выглядит очень любопытным. Шартье на страницах книги часто вступает в полемику с работой Даниэля Морне «Интеллектуальные истоки Французской революции» (1933) и предлагает взглянуть на классическую тему с иного ракурса.

Морне в своё время писал о довольно понятных вещах: «Французскую революцию во многом предопределили идеи». То есть, Просвещение породило Революцию. И этот тезис, утверждающий наличие прямой и понятной взаимосвязи между Просвещением и Революцией, многими воспринимался и воспринимается как аксиома.

Шартье заходит с другой стороны: «Не путает ли классическая традиция причины и следствия, когда утверждает, что просвещение породило Революцию? Не вероятнее ли другое: что Революция придумала Просвещение, желая доказать своё законное происхождение и ища свои корни в основополагающих текстах философов, для чего примирила их авторов, несмотря на бросающиеся в глаза различия, и сплотила их задним числом, представив инициаторами разрыва со старым миром? Учредив, хотя и не без споров, пантеон предков, куда вошли Вольтер и Руссо, Мабли и Бюффон, Гельвеций и Рейналь, приписав если не всем философам, то самой философии Просвещения резкую критику существовавших порядков, деятели Французской революции создали теорию преемственности, которая является прежде всего попыткой оправдать себя и переложить ответственность на своих прародителей».

Нет, автор не настолько эксцентричен, чтобы утверждать, что вся просвещенческая традиция была «изобретена» позже. Речь о другом: на его взгляд, и Просвещение, и Революция – составляющие иного более длительного процесса, корни которого уходят ещё в прежний «старый порядок». И, например, не «философические книги» (к которым, как пишет автор, помимо трудов просветителей, относили памфлеты, сатиру и даже порнографию) расшатали французские умонастроения, подорвали авторитет монархии и разломали все духовные скрепы, какие могли. Напротив, их популярность стала возможна благодаря тому, что скрепы упорно расшатывались уже на протяжении всего XVIII века. Секуляризация общественного сознания, десакрализация власти и личности короля, - всё это, как показывает Роже Шартье в своём исследовании, не с потолка берётся. Пишет он и о «перепроизводстве интеллектуалов», всяческих юристов и прочих обладателей высшего образования, которые не могут найти себе должное применение во французском обществе того времени, озлобляются и винят проклятый режим…

Словом, книга достойна внимательного прочтения, желательно с карандашом в руках. Особый прикол ещё и в том, что книга Роже Шартье появилась как раз тогда, когда на 1/6 части суши вовсю шла перестройка и многие происходящие в СССР процессы (десакрализация власти, насмешки над генсеками, недовольство интеллектуалов) подозрительно напоминали то, о чём пишет уважаемый исследователь. А то, как в предисловии к русскому изданию автор призывает «не отождествлять конец XVIII века с концом ХХ века» лишь ещё больше обращает наше внимание на эти забавные совпадения.

Книжки о рок-музыке идут вне очереди, сами понимаете)

Этот юзер очень ленив и очень мало пишет для канала, но зато продолжает читать книжки и, кажется, делает это почти всегда и постоянно. Во время последнего похода в книжный обзавёлся двумя новинками о русском роке. Это глянцевая и хорошо распиаренная (в хорошем смысле) книга А. Кушнира «Аквариум. Геометрия хаоса», о которой я потом тоже обязательно напишу, и небольшого формата книжечка экс-ударника «Зоопарка» Валерия Кирилова «Жизнь в Зоопарке», изданная тиражом всего 500 экземпляров.

Книга написана лёгким языком и представляет собой этакое собранье пёстрых глав и офигительных историй не только о «Зоопарке» и Майке Науменко, но и о других музыкантах, на её страницах появляются Игорь Доценко (ДДТ), Андрей Отряскин (Джунгли), Евгений Губерман (Аквариум) и многие другие легенды рок-клуба. И в итоге перед нами очень смешная и одновременно очень трагичная история пьющей, раздолбайской и всё же если не великой, то очень важной для всего отечественного рока группы. Судьба жестоко обошлась с её участниками: басист Илья Куликов умер, отравившись алкоголем, Майк… ну вы сами знаете, Валерий Кирилов, автор книги, в 1998 году угодил в тюрьму по обвинению в убийстве, провёл за решёткой 10 лет, окончательно подорвал здоровье и сейчас, как я понимаю, почти не ходит… Недавно умер гитарист Александр Храбунов. И вот это, по определению Майка, «бытовое пьянство» выглядит едва ли не мрачнее и трагичнее многих других историй о «тёмной стороне рок-музыки», какими бы смешными (на первый взгляд) не были рассказы о похождениях музыкантов и выпиваемых ими во время этих похождений литрах пива/водки/вина/иных интересных напитков.

Из хорошего в книге – люди. Воспоминания Кирилова написаны с большой любовью ко всем участникам бурной зоопарковой жизни. Майк тут блистает. Совершенно особое чувство юмора, произносимые с абсолютно серьёзным выражением лица саркастические шутки, какие-то специфические майковские словечки (в книге есть небольшой список, я кое-что оттуда почерпнул!)… Конечно, не обошлось без разговоров о том, что погубило Майка – алкоголь или что-то иное. Кириллов считает, что алкоголь не виноват, но, знаете, депрессия на фоне капитально подорванного здоровья зачастую малосовместима с жизнью.

Каких-то глубоких мыслей о месте и роли «Зоопарка» и лично Майка Науменко в советском роке в книге нет, да и не для этого её писали (и читали). Зато очень много ярких бытовых зарисовок: гастроли, репетиции, концерты. Многое не рассказано, но показано: повседневное зоопарковое раздолбайство и полубезумные описания выматывающих концертных «чёсов» в компании каких-то советских эстрадных артистов, фокусников, чечёточников и прочего балагана навевают на вполне определённые мысли. Если вы задумывались о том, почему «Зоопарк» не смог в конце 1980-х вписаться в мощную рок-волну и достичь вершин популярности, как это сделали ДДТ, Алиса, Кино, тот же Аквариум, то вот напрашивающийся ответ: группа угодила не в ту струю, выдохлась, а волевых усилий, чтобы встряхнуть музыкантов, перестать бухать и заняться, собственно, музыкой, Майку не хватило. Увы.

А книжка, при всём вышесказанном, получилась не мрачная, а, напротив, светлая и добрая. Жизнь в «Зоопарке», как она есть.

Минутка ворчания.

Не очень люблю, когда в научных работах, даже если это биографии, авторы перебарщивают с творческим подходом и используют какие-то хитропридуманные названия глав. Например, используют для этого цитаты, как тут.

Всегда держу в уме, что научную работу необязательно буду читать от корки до корки - некоторые книги нужны мне ради определённой инфы, и поэтому всегда хочется понимать, где именно стоит её искать.

Кстати, это книга О. И. Киянской "Люди двадцатых годов. Декабрист Сергей Муравьёв-Апостол". Читаю с большим интересом!

Единственный плюс от того, что хандрю, болею и почти не выхожу из дома, - смог книжку дочитать нормально ☝️☝️☝️

Известный журналист и продюсер Александр Кушнир был и остаётся одним из самых плодотворных авторов книг о многострадальном русском роке. В последнее время он сфокусировался на написании биографических трудов, каждый из которых становится событием. Но если герои прошлых книг: Кормильцев, Курёхин и Майк Науменко, - уже ушли в мир иной, то группа «Аквариум» по-прежнему живее всех живых, хоть и не на 100% - некоторых её участников с нами уже нет.

Об Аквариуме написано много всякого разного, начиная с «Правдивой истории Аквариума», которую в далёком 1981 году зафиксировал сам Борис Гребенщиков, лидер группы (а с некоторых пор ещё и иноагент). Александр Исаакович Кушнир писал об «Аквариуме» неоднократно: несколько текстов для легендарного труда «100 магнитоальбомов советского рока», глава о БГ в книге «Хедлайнеры», совместный с Алексеем Рыбиным труд «Аквариум. Сны о чём-то большем», в котором, по словам Кушнира, после обильной редактуры от его труда мало что осталось… И это лишь то, что я смог вспомнить! Как бы то ни было, «Аквариум: геометрия хаоса» всеми воспринята как этакий mangum opus, объединяющий и подытоживающий всё, что Кушнир мог и хотел сказать о великой русской группе.

Что тут есть. Кушниру удалось показать очень важную и ценную вещь. История «Аквариума» выглядит как бесконечный поиск новых звуков, форм, слов и иных способов самовыражения, как кипящий и бурлящий поток, как бушующий хаос. И в центре всего этого – ощущение свободы. Мол, мы делаем что-то не для того, чтобы вам понравиться, а потому что можем и хотим (ну или БГ хочет), в то время как разные внешние факторы если и влияют на группу, то очень опосредованно. «Аквариум» в 1980-х не пошёл по пути легализации и компромиссов с властью, но не стал и «протестной» группой с песнями-лозунгами, а оставался на своей волне. Более того, сам «Аквариум», как вода, переменчив, - сегодня на сцене одни музыканты, завтра совсем другие, сегодня группа играет акустические мелодии, завтра – панк (или около того), послезавтра – джазовые импровизации. Всё это очень здорово передано в книге. Такая история будоражит и вдохновляет.

Теперь о том, чего в книге нет. А нет многого. Понятно, что если писать обо всех аспектах жизни группы, то на выходе получится «Война и мир», и автор сосредоточился на том, что считал особенно важным. Но есть много «но». Во-первых, хронологически «Геометрия хаоса» заканчивается 1997 годом, распадом т. н. «Аквариума 2.0». И это печально. Понятно, что всё самое интересное осталось в далёких 1970-80-х, но про то время полубогов и героев и так много всего написано, а про современную историю группы – почти ничего. В «Хедлайнерах» Кушнир успел коснуться сытых «нулевых», но по каким-то своим соображениям решил этот трюк не повторять. Скажу лишь, что там было довольно много критики, навеянной разными рабочими моментами. Возможно, Александр Исаакович решил, что в красивой и нарядной биографии группы личным обидам не место. К тому же, как было уже замечено в некоторых других рецензиях, БГ в XXI веке – фигура непростая. То он дружит с Сурковым и награды получает, то эмигрирует и становится иноагентом. Поди разберись, как об этом рассказывать.

Вообще связь «Аквариума» с внешним миром в книге раскрыта недостаточно системно. Другими словами, не хватает погружения в контекст. Есть отдельные яркие эпизоды столкновений с суровой советской реальностью: легендарный скандал на фестивале в Тбилиси или, например, история с запретом московского концерта в 1983 году, которую более подробно рассказал в своих книгах Илья Смирнов, непосредственный участник этих событий. Есть истории взаимоотношений с другими музыкантами: Курёхин, Майк Науменко, Цой (легендарный и, по мнению некоторых других авторов, мифический эпизод знакомства БГ с песнями Цоя в электричке Кушниром никак не комментируется и будто бы не ставится под сомнение)… Толком не раскрыта тема рок-клуба. Для понимания того, как развивался рок в Ленинграде, это архиважно. Всё, что касается этой организации, в книге происходит как бы между делом. Вот рок-клуб открылся, вот сказано, что он мало что мог дать группам, вот БГ вспоминает, как рок-клуб «в очередной раз» запретил «Аквариум»… А между тем в истории взаимоотношений «Аквариума» с клубными инстанциями есть немало противоречий. В последнее время БГ в интервью поругивал рок-клуб, рассказывал, как эта организация всячески зажимала «Аквариум» и другие хорошие группы… Была и такая история, я о ней уже рассказывал.

Но было и другое: во второй половине 1980-х разговоры в рок-клубе ходили совсем иные: что, мол, рок-клуб всюду проталкивает один только «Аквариум» и не даёт развернуться новым группам. С подачи Михаила Борзыкина шли разговоры об «аквариумной мафии» в рок-клубе. Как такое совместить или хотя бы объяснить? В книге Александра Кушнира эта тема толком не поднимается. В «аквариумной» историографии есть и обратные примеры. В книге Ильи Смирнова «Прекрасный дилетант. Борис Гребенщиков в новейшей истории России» вышло наоборот – там общественно-политический контекст подавил собой всё остальное. Хочется выдержать некий баланс между «внутренней кухней» и внешними условиями, но не всегда получается это сделать.

В итоге, как мне кажется, несведущий читатель, прочитав этот капитальный труд, много узнает о группе «Аквариум», в очередной раз услышит пересказываемые на разные лады легенды, давно ставшие непременной частью «аквариумной» мифологии… Но примет ли бушующий внутри группы хаос какие-то внятные очертания в сознании читателя – этот вопрос пока открыт.

P. S. Совсем забыл сказать, что книга потрясающе издана, свёрстана и проиллюстрирована. Держать её в руках – одно удовольствие!

P. P. S. Не стал писать про объёмные копипасты из кушнировских же книг про Курёхина, Майка и вышеупомянутых "Хедлайнеров". Хозяин — барин, имеет право.

Изящный натюрморт под названием "50-процентный кэшбэк на книги"

Сначала эту книгу долго ждали все интересующиеся нашим отечественным XIX веком и историей освободительного движения, а потом она долго лежала у меня на полке и ждала своего часа. В итоге все дождались.

Во-первых, минутка ворчания. Сугубо формальные моменты, которые меня расстроили – сразу их проговорю, чтобы потом к ним не возвращаться. Первое: разнообразные опечатки, их довольно много. А непривычно крупный шрифт создан как будто для того, чтобы лучше их разглядеть. Второе: оформление ссылок, использованное в этом издании (не в самом низу страницы и не в конце книги, а в скобках внутри основного текста), к. м. к., больше подходит для статей, чем для больших монографий. Библиографический список тоже оформлен довольно странно – источники и историография даны вперемешку. И последний формальный момент, к которому придерусь – оглавление. Понятно, что названия глав в виде цитат, чей контекст становится понятен по мере чтения, выглядят куда интереснее и креативное, чем занудные оглавления большинства российских научных работ. Но всё-таки не все в этом мире такие душнилы, как автор этого канала, и читают научные монографии от корки до корки. Иногда нужно найти конкретную информацию, буквально две-три страницы, и очень хочется, открыв оглавление, сразу понять, где её искать, а не пролистывать всю книгу трясущимися руками. Так, ворчать закончил, выдохнул.

Концептуально – перед нами биография Сергея Ивановича Муравьёва-Апостола, человека и декабриста. Но не только: уже из заглавия видно, что задача автора не только проследить жизненный путь героя «от и до», но и показать судьбу поколения «людей двадцатых годов с их прыгающей походкой», говоря словами Юрия Тынянова. Эти люди пережили небывалый патриотический подъём 1812 года, победу над, возможно, величайшим полководцем всех времён, мечты о свободе и крушение идеалов. И как закономерный итог – восстание на Сенатской площади и бунт Черниговского полка. Немало места в книге уделено и другим участникам декабристского движения: Матвею Муравьёву-Апостолу (брату Сергея), Михаилу Бестужеву-Рюмину, Пестелю, Трубецкому. Оксане Ивановне Киянской важно было показать, как история объединила столь непохожих друг на друга людей и привела их к печальному финалу, как семейное воспитание, опыт военной службы, пресловутый дух времени, вера в идеалы и жестокое столкновение с реальностью влияли на их поступки. Кое-о ком уже доводилось читать в предыдущих книгах Киянской, которые встречали в историческом сообществе не только одобрение, но и критику. Особенно всех возмущал приводимый ей факт о том, что Пестель использовал средства из полковой казны на нужды тайного общества – и тут даже трудно сказать, что больше возмущало других исследователей: то, что этот факт, по их мнению, недостаточно доказан, или же сама мысль о том, что Пестель мог пойти на такой сомнительный с т. з. морали поступок. От такой чехарды героев книга иногда страдает композиционно: читаешь себе спокойно про Муравьёва-Апостола и тут на тебе – вдруг внезапно целая глава про Пестеля…

Поскольку за время учёбы в университете мне не доводилось всерьёз заниматься историей декабристов, эту книгу я читал не как историк, а скорее как интересующийся дилетант. И обращал внимание на всякие далёкие от сухой науки детали. Вот, например, у меня совершенно не складывается в голове целостный образ главного героя книги, Сергея Муравьёва-Апостола. То он блестящий военный, то, простите, тюфяк какой-то, да ещё и религиозно экзальтированный. А под конец и вовсе теряет контроль над взбунтовавшимся полком, пустившимся во все тяжкие. Даже его старший брат Матвей в своём депрессивно-мятущемся непостоянстве на страницах книги выглядит более цельно. И вообще, если вспомнить ещё и про младшего Ипполита, то складывается впечатление, что у всего «муравейника» какая-то общая детская травма, и каждый из братьев по-своему её переживал. Впрочем, о детстве братьев Киянская пишет довольно много, очень уж контрастно выглядят умеренно вольнодумствующий папаша, сибарит и пофигист, который ещё и держал детишек в финансовой зависимости от себя, и поистине героическая матушка. Иногда кажется, что XIX век, особенно его первая половина, это целая галерея примеров того, как буквально всё: травмы, комплексы, страхи и стремления, - начинается с семьи.