Человеческая жизнь ограничена биологической особенностью организма. С каждым днём наше тело на один день ближе к смерти. Не люблю все эти философские пафосные сравнения с песочными часами, где песчинки — это время нашей жизни, но какая-то логика в этом есть. Хотя я бы не сказал, что это прям классические песочные часы, где вы ни на что не влияете. Скорее, жизнь — это такие песочные часы, где ваши действия и решения могут повлиять на скорость просыпания песка. Т.е. если ты выкуриваешь в день три пачки, то логично что твой песок сыпется быстрее. Плюс ваши песочные часы могут вообще моментально разбиться под действием внешних факторов, хотя песка в них было ещё на многие годы.

Вообще жизнь идёт очень быстро. Когда мы маленькие, то нам хочется побыстрее вырасти. Лет в 20 кажется, что впереди целая жизнь и куча времени. Но потом время разгоняется настолько, что ты перестаёшь помнить сколько именно тебе лет, ведь недавно ты говорил одну цифру, а сейчас в паспорте совсем другая. Поэтому жизнь на самом деле очень коротка. И думаю, что многим следовало бы более ответственно к ней подходить и ценить моменты. Ведь она может оборваться за секунду.

Сегодня какая-то мать плачет потому, что это первый Новый год без её сына погибшего на войне. Какая-то сестра хоронит брата, который просто шел по улице и попал под обстрел. А кто-то прямо в эти минуты получил смертельные ранения и быстро вытекает на грязную землю вспоминая жену и детей.

Есть и другая сторона, конечно же. Прямо сегодня чья-то жена осчастливила мужа родив ему сына. Они оба плачут, но это слёзы радости. Кто-то вернулся домой после долгой командировки и теперь наслаждается праздником с родными людьми. А кто-то просто празднует с друзьями, не думая ни о чём, потому что ему всего 17 и главная проблема — как сегодня ночью признаться в любви подруге.

Так что жизнь она у всех разная. Правда будем честны, что в нашей реальности грустных моментов больше, чем позитивных. Но если вы читаете этот текст, то значит у вас есть ещё время чтобы что-то изменить, переосмыслить, сделать свою жизнь лучше или хотя бы просто остановиться на секунду и насладиться моментом. Песчинки сыпятся очень быстро, но некоторые из них вы способны запомнить. Поэтому цените семью, верных друзей, цените возможность дышать и думать. Цените то, что имеете, потому что можете потерять и это. И пусть новый год не принесёт в вашу семью горе. С наступающим!

Число Данбара

Республика – это общность людей, связанных общностью интересов и согласием в вопросах права. Один из главных вопросов политического реализма – вопрос реальности тех общностей, в которых человек себя мнит, или реальность которых ему навязывается.

Наши способности к социальному взаимодействию по мнению английского ученого-антрополога Робина Данбара имеют свои ограничения. Изначально Данбар при исследовании обезьян и приматов определил, что размер части их мозга, которая отвечает за сознательное мышление, коррелирует с размером социальной группы, в которой они обитают. Применив этот подход на более развитый мозг человека, он пришел к "идеальному" размеру круга одновременного взаимодействия.

Его теория гласит, что человек способен единовременно поддерживать от 100 до 230 контактов в зависимости от его коммуникативных способностей. Среднее значение этого диапазона — 150 контактов — было названо «числом Данбара».

Проведенные Данбаром опросы размеров деревень и племен также приблизили это прогнозируемое значение, включая: 150 как предполагаемый размер фермерской деревни эпохи неолита; 150 как точка разделения поселений гуттеритов; 200 как верхняя граница числа ученых в подспециализации дисциплины; 150 как базовый размер подразделений профессиональных армий в римской античности и начиная с 16 века.

Данбар также утверждает, что 150 человек будут средним размером группы только для сообществ с очень высоким стимулом оставаться вместе. Чтобы группа такого размера оставалась сплоченной, Данбар предположил, что до 42% времени группы должно быть посвящено социальному общению [Πολιτικά – прим. DC].

Наверное, социологам стоит продолжать работу в данном направлении, и уточнить количество людей, предельное для надлежащего управления общим интересом и общими вещами. Но что можно сказать совершенно точно – так это то, что технический прогресс и сегодняшний уровень развития несовместимы с малыми группами. Огромные серые людские массы, объединенные централизованным принуждением, оказываются эффективнее малых общностей, и исторически навязали им реальность. Империя побеждает полис, дает ему технологии, язык высокой культуры и международных связей, но обращает в рабство.

Еще раз о национализме. Очень кратко.

На протяжении веков сохранялась тенденция к увеличению размера территории, подчиненной суверенной власти (государству). Республики (которыые противопоставляются не монархии, а именно государству) всегда были общинными образованиями с незначительной территорией. Тем не менее сложный характер социальных отношений в домодерновых государствах сохранялся, а малые субъекты могли конкурировать с крупными.

Вестфальский мир оформляет начало эпохи больших государств. По мере развития науки и экономики (которая осознается как таковая) малые субъекты становятся неконкурентоспособными. Малые общности остаются лишь с одним выбором – выбором суверена. Но сложность социальных отношений еще сохраняется.

Всё меняет Французская Революция (ВФР), в огне которой рождается концепт нации и государства модерна – национального государства. Сакральность политической лояльности сменяется на универсальную стабильность. Все проживающие в границах государства объявляются членами «нации», у которой якобы есть свои интересы, которые, разумеется, будут формулироваться государством (властью), и ей же исполняться. Власть объявляет себя национальной, и презюмирует обязанность подчинения ей по принципу формальной принадлежности к «представляемой» ей нации. Кому и как принадлежать к нации – тоже определяет государство через институт единого гражданства.

Французская революция не повторяла американскую или тем более английскую, все они имели совершенно разный фундамент. Тем не менее, и Англия к ХХ веку (в меньшей степени), и США к Гражданской войне преобразовались в стандартные национальные государства. Этот процесс в США был критически осознан, что и стало причной Гражданской войны – когда эффективный Север навязал свободному Югу свои порядки. Южане мыслили в старой американской договорной логике, для которой сецессия была важнейшим концептом, северяне – в новой национальной, отрицающей договорную природу властных отношений (из договора можно выйти). Южане воевали за свободу одних ценой свободы других (причем даже не своего вида), северяне – за всеобщее рабство.

Идея нации – это идея универсального обязывания и государственнического примордиализма. Борьба с таким подходом ни в коем случае не противоречит опоре на единство происхождения. Единство происхождения – необходимое условие для формирования общности интересов и согласия в вопросах права внутри определенной группы, поскольку происхождение задает поведенческие паттерны. Такая качественная группа – и есть народ (populus) по Цицерону. Без populus не может быть и res publica.

Нация – огромная общность, смысл которой заключается в обслуживании интересов власти. Так власть в модерновом государстве, к примеру, находит себе огромную армию. Ведь служба – это способ отдать «долг Родине»! Меж тем феномен уклонизма обсуловлен преимущественно именно тем, что одного лишь чувства причастности недостаточно, чтобы человек отдал жизнь по приказу. Человеку нужно чувствовать реальную принадлежность того, что он защищает, к нему самому. Если государство существует как-то там само, а потом приходит к человеку с требованием отдать жизнь – человек вполне рационально не понимает, с чего бы он должен это делать. В то же время человек всегда готов защищать себя, свою семью, свою собственность, свою общину и свой вид.

Неслучайно в США именно юристами была осознана несправедливость такого подхода, ведь она легко читается из понимаемых даже не бытовом уровне принципов права: зачем отдавать долг, который ты не брал? откуда берется обязанность без договора? что это за корпорация, из которой нельзя выйти? На все эти вопросы государственность, равно как и юристы, её обслуживающие (нормативисты), дают простой ответ: потому что неподчинение воле госдуарства – преступление. Поэтому работа Спунера, посвященная обоснованию претензий Юга США к Северу и называется «No Treason», потому что в американской логике сецессия не была бы преступлением, но Север уже не жил по американской (республиканской) логике. Он жил по государственнической логике эффективности.

Коммунальная сфера людьми почему-то игнорируется и даже в некоторой степени презирается, но в какие-то моменты жизнь лишний раз показывает ошибочность такого подхода.

Коммунальные предприятия неслучайно имеют такое название – они больше всех нужны общине (commune), и должны управляться общиной. Это типичная общая вещь (res publica), в которой люди коллективно заинтересованы.

Но люди относятся к ним как к данности, которая существует сама собой. И такие «сами собой существующие» вещи нас окружают повсюду. Когда увидите, как красят заборы или делают дорожную разметку, задумайтесь, а какое именно вы имеете к этому отношение.

Вот, на коммунальном предприятии произошла авария, люди мерзнут. Они кричат «SOS» и требуют наказать виновных. Сегодня теплотрассу отремонтируют, а что будет, когда «власти» самоустранятся, денутся куда-то? Что будет, если некому будет пожаловаться, и не найдется добрый опекун, который решит проблему с теплом?

О практических выводах

Мне часто ставят в укор непрактичность. Мои посты, мол, не дают ответа на вопрос: «Что делать?». Это, конечно, так. Я не пытаюсь направлять людей на какие-то действия, не подталкиваю к каким-то решениям. Я своими постами лишь стараюсь укрепить начало самостоятельности и автономности в каждом из своих читателей, обыгрываю его с разных сторон, и, если нужно, рассказываю о некоторых заблуждениях и ложных путях.

Поэтому совершенно естественно, что я ожидаю от своих читателей самостоятельных выводов с учетом их ситуации, опыта и перспектив. Универсальных решений нет.

Тем не менее есть смысл говорить о некоторых общеполезных вещах: о необходимости пользоваться доступными средствами и необходимости учиться самостоятельности.

Что значит пользоваться доступными средствами?

К примеру, пользоваться институтами РФ. Нет смысла отрицать то, что может быть полезно, если своим отрицанием ты вредишь только себе. Другой пример – диаспоральность. В РФ этот инструмент коллективного действия пользуется популярностью. Спрашивается, что мешает всерьез об этом задуматься не с точки зрения идеалистической («не должно быть на нашей земле..»), а с точки зрения практической («уже все.., а мы почему нет?»).

Что значит учиться самостоятельности?

Самостоятельность требовательна к опыту. Независимости англо-американских колоний предшествовал более чем столетний опыт выстраивания самоуправления. Очевидно, что у нас мало опыта самостоятельности. Самостоятельность (автономность) складывается из опыта самоуправления и самообеспечения.

Где брать опыт самоуправления? Опять же, не нужно здесь изобретать велосипед, достаточно пользоваться доступными средствами. Токвилль считал, что местное самоуправление – школа демократии. Не поспоришь. Нынешнее состояние местного самоуправления в РФ еще позволяет использовать его в полезных целях, но существует устойчивая негативная тенденция. Впрочем, доступным для целей получения опыта самостоятельности остается территориальное общественное самоуправление, а так же (для тех, кто живет в многоквартирных общагах домах) опыт управления МКД.

Есть и другие источники опыта самоуправления, я лишь привел пример навскидку. Они могут быть институционализированы и неинституционализированы, привязаны к территории и не привязаны. Вопрос в уместности формы в зависимости от текущих условий.

Что такое опыт самообеспечения – надеюсь, пояснять не надо. Автономность нуждается равно в интеллектуальных и материальных предпосылках. Каким путями можно выходить на самообеспечение – отдельный разговор, а вообще-то тема доступная и ничего нового я здесь не скажу.

Возвращаясь к вопросу сосуществования с РФ. Я уже писал о том, что логика «чем хуже – тем лучше» неправильная. Если становится хуже – приобретается какой-то новый опыт, открываются некоторые новые возможности, но в целом для здоровых людей ситуация усложняется. РФ – это, главным образом, единое экономическое пространство, существование которого открывает новые способы самообеспечения, и обогащения в целом. РФ – это какая-то самая минимальная определенность.

В любом случае РФ никуда не денется. Если есть возможность не просто сосуществовать с ней, но и менять её – опять же, нужно пользоваться. Другой вопрос – к чему стремиться. Ответ, как по мне, очевиден: к максимуму самостоятельности (не только и не столько индивидуальной, но она – основа, база) в той мере, в какой такое стремление не вредит (например, не провоцирует на репрессивную реакцию).

Кому-то может показаться, что я критикую идею национализма в целом, понимая под ним только гражданский национализм, и совершенно забывая про национализм этнический. На самом деле принципиальной разницы в плоскости насущности и непосредственности между ними нет. И тот, и тот основывается на идее обязывания по факту принадлежности к какой-то группе.

Общее происхождение – условие возникновения общности интересов и согласия в вопросах права. Происхождение задает паттерны поведения, и потому совершенно разумно, что люди одного происхождения и одного наследуемого типа поведения стремятся не допустить в свою общность людей другого происхождения, поскольку это сопровождается рисками для принимающей общности, и даже может менять её физический вид.

К тому же, когда мы говорим о нации, мы обычно говорим о достаточно крупной "общности", в которой большинство людей никогда друг с другом не контактировали, что характеризует её заведомо как условную. И даже если бы можно было без дополнительных действий, только по внешности безошибочно определять принадлежность человека к той или иной нации, как общности, реальности ей бы это не придало.

Более-менее безошибочно можно определять принадлежность человека к определенной расе. Раса – это реальная биологическая, но не социальная общность. Если мы говорим о европейских нациях, включается культурный фактор: нам нужно услышать, как говорит человек (на каком языке).

Так что размер определенно имеет значение. Чтобы общность была реальной, необходим определенный минимум социальной конвергенции (сближения). Я не считаю Данбара в этом плане абсолютным авторитетом, вопрос требует глубокой проработки и исследования. Но очевидно, что реальные общности немногочисленны и занимают небольшую территорию.

Возьмем, к примеру, эталонный американский республиканизм на пике – в 1780-м году, за год до принятия Статей Конфедерации. На чем он основывался, на каких общностях? На приходе, как основной территориальной общности, на городе, как политическом центре штата, и штате, как политическом субъекте в рамках Конфедерации.

Немногочисленность прихода очевидна, и наверняка она находится в среднем в пределах трёхсот человек. Численность крупнейших городов штатов известна на 1790-й год: 4'500 человек в Нью-Хэйвене, 834 человека в Лексингтоне, 13'000 в Балтиморе, 18'000 в Бостоне, 4'700 в Портсмуте, 33'000 (максимум) в Нью-Йорке, 28'500 в Филадельфии, 6'700 в Ньюпорте, 16'300 в Чарлзтоне, 2'400 в Гилфорде, 3'700 в Ричмонде.

Итальянские республики, вольные города Священной Римской Империи, фризское самоуправление, Дитмаршен, буры – всё это немногочисленные в общем-то сообщества. Афинская демократия – 20 тысяч граждан. Расцвет Рима как общины, до Первой Латинской войны – 35 тысяч человек.

Но республика – это не про эффективность, не про технологии и не про экономику. Тем более речи не идет о соответствии закону Ципфа, который подсказывает нам, что для повышения эффективности современной РФ нужно меньше немногочисленных городов и больше околомиллионников. Впрочем, я уже начинаю немного отходить от темы.

Главное – держать в уме, что нет ничего плохого в том, что одни и те же по происхождению люди будут (могут) составлять разные реальные общности. В этом смысле критика идеи нации не разделяет людей, а наоборот сближает, поскольку мнимая большая общность вполне может препятствовать коллективному выживанию и процветанию. В первую очередь эта критика основана на осознании необходимости непосредственности социальной общности, только при наличии которой имеет смысл вообще о ней говорить.

Как-то услышал одну очень хорошую мысль: «Деградация конституционализма начинается с принятия Конституции». Вершина конституционализма, соответственно – незримый момент, когда общество живет упорядоченно, но еще не нуждается в цементировании тех отношений, которые входят в область «конституционного права». Конечно, в действительности конституционализм ничего общего с правом не имеет. Позабавил меня спор Щербакова и Дедова в ролике на канале «Moscow Lawyers» – Дедов не смог отстоять родной конституционализм. Конституционализм – это куколд... Ладно, сейчас не об этом.

Недавно наткнулся на статью в Harvard Magazine, в которой обозревалась новая книга (2017) Майкла Клэрмана, посвященная принятию американской Конституции. В ней Клэрман высказывает не новую, но и не особо известную позицию, согласно которой принятие Конституции США было актом консервативной контрреволюции.

Американские историки и юристы всегда расходились во мнении, был ли конфедеративный период (до принятия Конституции), с точки зрения американизма, плохим или хорошим. Кто-то считает, что это был период хаоса и неуверенности, а Клэрман вот считает, что это и был период подлинного американизма, на смену которому пришел новый американский национализм.

Я придерживаюсь позиции Клэрмана. Американизм глубоко юридичен, и зиждется на основных принципах права – автономии воли, свободе договора, равенстве сторон в отношениях. Вопрос сецессии был одним из важнейших для американизма, который эта самая сецессия и породила. Американизм (американский республиканизм) основывался на представлении о том, что сообщество само решает, в каких отношениях и с кем состоять, и в какой момент прекратить эти отношения, если они вредят сообществу.

С принятием Конституции на смену американскому республиканизму пришел американский национализм. Конечно, это не было своевременно осознано. Поэтому когда в середине XIX века южные штаты прибегли к сецессии, их ждало поразительное обвинение в государственной измене. Гражданская война в США показала, что на смену союзу пришло что-то другое. Стандартное национальное государство.

Обычно при рассуждениях о том, как соотносятся конфедерация, федерация и унитарное государство, конфедерацию называют самой мутной формой государственного устройства. Однако если до конца следовать принципам права, не опускаясь в болото конституционализма, федерация выходит самой мутной из форм. И именно вопрос возможности сецессии является здесь важнейшим, поскольку без него нет смысла говорить о субъектности территориального сообщества, составляющего союз. Для государства тема сецессии очень болезненна, потому табуирована.

К чему я начал этот разговор. Разумеется, ни к какой сецессии я сейчас не призываю, а попытки её контролируемо и в заданных непонятно кем потешных рамках организовать («деколонизаторские» симулякры сидящих непонятно где людей со «светлыми лицами») вызывают только резкое отторжение вплоть до тошноты. Я к тому, что был у нас в истории своего рода конфедеративный период – период феодальной раздробленности.

Что дала нам история феодальной раздробленности? Все сходятся во мнении, что она показала необходимость единства. Другой вопрос – единства на каком основании? Росгослюди утверждают, что нужна была сильная рука, которая появилась позже, а потому честь ей и хвала, что пересобрала Русь. Люди же, рожденные белой женщиной, а не государственной казной, понимают, что самое поучительное из истории раздробленности – наше неумение договариваться. Надо учиться договариваться. И, кстати, тот же период дал русской истории главного героя – Владимира Мономаха, главный поступок которого заключался не в завоеваниях и воссоединениях, а в отказе от власти ради недопущения пролития братской крови. Вот так.

Только сегодня узнал, что SUS SCROFA – это всего лишь научное название кабана. И что одичавших кабанов называют рейзорбеками.

Вообще забавно, что иногда к нам забегают молодые и юные читатели и сходу выдают весь запас стереотипов, поучая «как делать не надо» и развенчивая какие-то модели поведения и сферы деятельности, о которых тут вообще никто никогда не говорил в здравом рассудке, так как главная задача кобанеруса сторониться ХС.

1. «Архаизация/деградация/откат/тупик»

С чего вы это вообще решили? Неужели вы решили, что замкнутые на себе элитарные группы - они проигрывают низам? Но статистика и исследования говорят об обратном, что это нажитые сотни лет назад статус, положение и капиталы - перемещаются во времени вместе с потомками. Даже новые российские элиты - это уже кланы, потому что их дети начинают занимать ключевые посты в структуре системы и сферы экономики. Группирование - это цементирование системы. Перераспределение ресурсов внутри группы - это стабилизация доступа к ним. То есть: выживание. Нация - это для международного обособления и внутренней унификации. И если сравнить успешность выживаемости кланов и закрытых групп и разрозненных масс населения, то ответ очевиден: преимущество у первых.

2. «Всех посадят/арестуют/закроют/репрессируют»

Зачем? По какой причине? Вы что, собрались заниматься какими-то оголтелыми вещами? Или вы опубликуете в яндекс.картах свою геометку с описанием личных данных каждого участника? Вы собираетесь Конституцию переписать? Консорция и далее клан - это конвергенция ресурсов, энергии, компетенций для достижения поставленных задач. А для этого вам не надо оповещать все силовые структуры и органы. Вы в силу устного договора со своим близким кругом ведете низовую экономическую деятельность. Обсуждаете возможные риски и перспективы этого направления. Ваша задача «сотрудничать» и взаимодействовать с местными административными структурами во вполне себе открытых направлениях. Клан - это не ОПГ. Это незримый кооператив.

3. «Чем вы будете заниматься/где брать деньги/земля это сложно»

Да с чего вы вообще решили, что земл - это обязательно про аграрное направление? С чего вы взяли, что жить на земле означает в ней ковыряться? Неужели вы не понимаете, что проживание за чертой городской инфраструктуры подразумевает всего лишь обособленность для упрощения взаимодействия друг с другом? Трудовые ниши и успешные направления для построения таких структур существуют, их много, но лично мы не собираемся их озвучивать «за просто так» и «непонятно кому». И именно через эти ниши можно выходить на местные администрации.

4. «Это не поможет/это долго/это не спасение»

А мы никого не спасаем. И не собираемся. Мы не ставим перед собой мессианских целей, чего и всем кобанерусам доносим. Горизонт и вертикаль общества так устроены, что если не ты образуешь низовые структуры для контроля за движением капитала снизу, то это делают другие, получая ништяки и базу для стабилизации доступа к ресурсам будущих поколений. Все очень просто и примитивно. Кланы - это не про нацию. Не про спасение всего народа. Это про банальное выживание в агрессивной стрессовой среде, где тебе необходима коллективная поддержка. Это про формирование элиты снизу через постепенную экономическую и социальную экспансию. А экспансия - это не обязательно высадка десанта в Африку. Это может быть выкуп улицы. Скупка коммерческих земель и помещений. Занятие нишевых тендеров. Монополия на виды услуг и продукции на местах. Это личная выгода через коллективное действие. То есть следование принципам пункта 1.

О чем рассказать?

Удобно быть умным задним числом, но я всё-таки отмечу, что был уверен в отказе Надеждину в регистрации.

Эти выборы должны быть безальтернативными, должны пройти в лучших традициях византизма. Торжество соборности.

Про просвещенный абсолютизм слышали?

Это, конечно, не самая интересная тема для комментирования, но на безрыбье, знаете ли.. А то в последнее время всё понятно и однообразно, даже сказать нечего. Всё должно быть понятно.

Будущее «излишков» населения: уход в виртуальный мир, как альтернатива религиозным мифам. Можно сдерживать социальные бунты и недовольства через стимуляцию суррогатами различных областей ГМ.