Так или иначе, пока в интернете пытаются выяснить, умер ли Ноам Хомский, напоминаю о существовании отличных переведенных дебатов с участием Ноама Хомского и Мишеля Фуко о философии и политике, записанных в 1971 году для нидерландского телевидения.
Обязательно к просмотру.
Обязательно к просмотру.
YouTube
Ноам Хомский и Мишель Фуко — Дебаты о природе человека [Vert Dider]
Переведено и озвучено Vert Dider по заказу SciOne.
Мы представляем вам полную версию потрясающих дебатов о философии и политике, записанных в 1971 году для нидерландского телевидения с участием Ноама Хомского и Мишеля Фуко.
Ноам Хомский (1928): лингвист…
Мы представляем вам полную версию потрясающих дебатов о философии и политике, записанных в 1971 году для нидерландского телевидения с участием Ноама Хомского и Мишеля Фуко.
Ноам Хомский (1928): лингвист…
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Князь Феликс Юсупов об убийстве Распутина.
Интервью, 1967’
Интервью, 1967’
Забавно читать вот это — «Умер Дональд Сазерленд, сыгравший в Голодных играх».
Я понимаю, конечно, что дальше «игр» дело не дошло, но, помимо прочих отличных работ, у Сазерленда имеется совершенно феноменальная роль в «А теперь не смотри» режиссера Николаса Роуга. Самый эстетский триллер из всех, что я видел. Потерявшая собственную дочь пара отправляется в Венецию, дабы найти успокоение, но сталкивается с очередными кошмарами.
«Сияние» Кубрика покуривает где-то в уголке.
Я понимаю, конечно, что дальше «игр» дело не дошло, но, помимо прочих отличных работ, у Сазерленда имеется совершенно феноменальная роль в «А теперь не смотри» режиссера Николаса Роуга. Самый эстетский триллер из всех, что я видел. Потерявшая собственную дочь пара отправляется в Венецию, дабы найти успокоение, но сталкивается с очередными кошмарами.
«Сияние» Кубрика покуривает где-то в уголке.
В лучшем канале «между приговым и курехиным» — отрывок из Мамлеева о недопустимости сравнения его прозы с Кафкой:
«Таким образом, говоря более просто, ситуация героев Кафки — это фактически ситуация духовного тупика ХХ века с его торжеством агностицизма и атеизма, то есть с признанием бессилия человека понять высшие миры».
Думайте (с).
«Таким образом, говоря более просто, ситуация героев Кафки — это фактически ситуация духовного тупика ХХ века с его торжеством агностицизма и атеизма, то есть с признанием бессилия человека понять высшие миры».
Думайте (с).
Telegram
между приговым и курехиным
Сравнение с Кафкой я сразу признал несостоятельным, поскольку хотя мне и нравился этот писатель, но я считалего весьма односторонним, потому что его вещи отличала абсолютная безысходность; такой безысходности я вообще никогда и ни у кого не встречал. На мой…
Мой самый любимый короткий рассказ на русском — «Стрелочник» Житинского.
«Я всегда был одиноким, но никогда — одиноким стрелочником. Нельзя сказать, что мне нравилось быть одиноким, да и профессия стрелочника не слишком привлекала меня. Но в сочетании слов «одинокий стрелочник» была какая-то необъяснимая прелесть, что-то настолько беспросветное и неуютное, бесправное и жалостное, что я немедленно вышел из электрички и отправился искать управление железной дороги».
Целиком — здесь.
«Я всегда был одиноким, но никогда — одиноким стрелочником. Нельзя сказать, что мне нравилось быть одиноким, да и профессия стрелочника не слишком привлекала меня. Но в сочетании слов «одинокий стрелочник» была какая-то необъяснимая прелесть, что-то настолько беспросветное и неуютное, бесправное и жалостное, что я немедленно вышел из электрички и отправился искать управление железной дороги».
Целиком — здесь.
«Веди меня аллеями пустыми,
о чем-нибудь ненужном говори,
нечетко проговаривая имя.
Оплакивают лето фонари.
Два фонаря оплакивают лето.
Кусты рябины. Влажная скамья.
Любимая, до самого рассвета
побудь со мной, потом оставь меня.
А я, оставшись тенью потускневшей,
еще немного послоняюсь тут,
все вспомню: свет палящий, мрак кромешный.
И сам исчезну через пять минут».
Борис Рыжий, 2000’
о чем-нибудь ненужном говори,
нечетко проговаривая имя.
Оплакивают лето фонари.
Два фонаря оплакивают лето.
Кусты рябины. Влажная скамья.
Любимая, до самого рассвета
побудь со мной, потом оставь меня.
А я, оставшись тенью потускневшей,
еще немного послоняюсь тут,
все вспомню: свет палящий, мрак кромешный.
И сам исчезну через пять минут».
Борис Рыжий, 2000’
«Христианство будет осуществлять социальную правду, будет творить лучшую жизнь, когда оно перестанет быть бессознательно социальной религией, религией родовой, государственной, национальной, классовой, рационализированной и юридизированной, когда христиане будут слушать голос Бога, а не голос общества, голос бесконечного, а не голос конечного», — писал Бердяев.
XII номер moloko plus посвящен вере и неверию, человеческому духу и нашим представлениям о нем. Речь идет об авраамических религиях, преследованиях верующих, язычестве и эзотерике. Герои номера — сектанты и террористы, молодые обращенные и советские богоборцы, адепты Церкви Эвтаназии, Лидия Бердяева, Алистер Кроули и Дэвид Кореш.
Вопросы чрезвычайно актуальные, в первую очередь, сегодня.
Заказывайте здесь.
XII номер moloko plus посвящен вере и неверию, человеческому духу и нашим представлениям о нем. Речь идет об авраамических религиях, преследованиях верующих, язычестве и эзотерике. Герои номера — сектанты и террористы, молодые обращенные и советские богоборцы, адепты Церкви Эвтаназии, Лидия Бердяева, Алистер Кроули и Дэвид Кореш.
Вопросы чрезвычайно актуальные, в первую очередь, сегодня.
Заказывайте здесь.
Чего такого? Пытается вспомнить путь от Испанской лестницы к вилле Боргезе.
Как же похорошело «Преображение Рима» при Собянине
Telegram
историк-алкоголик
Два Рима пали, третий стоит, а четвёртому не бывать!
У кого на ДР могли оказаться философ Котенев, кинокритик Гордей Петрик, военные командиры ДНР, Сергей Капков и я? Только у Дарины Алексеевой в Loona.
Многая лета! Как говорится, мы еще не начинали.
Многая лета! Как говорится, мы еще не начинали.
На 74-м году жизни умер поэт Бахыт Кенжеев, автор одного из моих любимых стихотворений на русском вообще:
Спят мои друзья в голубых гробах.
И не видят созвездий, где
тридцатитрехлетний идет рыбак
по волнующейся воде.
За стеной гитарное трень да брень,
знать, соседа гнетет тоска.
Я один в дому, и жужжит мигрень
зимней мухою у виска.
Я исправно отдал ночной улов перекупщику и притих,
я не помню, сколько их было, слов,
и рифмованных и простых,
и на смену грусти приходит злость
отпусти, я кричу, не мучь,
но она острее, чем рыбья кость,
и светлее, чем звездный луч.
Спят мои друзья в голубых гробах.
И не видят созвездий, где
тридцатитрехлетний идет рыбак
по волнующейся воде.
За стеной гитарное трень да брень,
знать, соседа гнетет тоска.
Я один в дому, и жужжит мигрень
зимней мухою у виска.
Я исправно отдал ночной улов перекупщику и притих,
я не помню, сколько их было, слов,
и рифмованных и простых,
и на смену грусти приходит злость
отпусти, я кричу, не мучь,
но она острее, чем рыбья кость,
и светлее, чем звездный луч.