ВТОРАЯ СТАДИЯ ВОССТАНОВЛЕНИЯ: ДЕЙСТВИЯ НЕ РАБОТАЮТ
По поводу предыдущего текста – о самостоятельных действиях - мне писали, что он раздражает. Что действия никогда не работают: пробовал много раз, устал, выгорел, результата никакого.
Писали, что внутренний взрослый рождается не из собственных действий – а только из хорошего опыта в терапии, конкретно из рескриптинга и из отношений с терапевтом – которые помогают верить в себя:
Это все - чистая правда - только для предыдущей, второй, стадии восстановления после травмы.
Когда идея что-то поделать настолько связана с насилием, что список вполне конкретных действий, который был в предыдущем тексте, просто не воспринимается как действия – «а где рекомендации?»
Действия типа «оставаться в контакте, потому что это соответствует мои ценностям» и «поговорить с младшей версией себя, потому что моя душа полна сочувствия к себе» не опознаются как рекомендации, потому что в них нет насилия - каждый раз я просто делаю то, что мне важно.
Рекомендации ведь - это не позволяй душе лениться (лупи чертовку сгоряча, душа обязана трудиться на производстве кирпича)
С какой стати я должен что-то делать, я не могу, какие еще действия, это не помогает - это так, если усилие ассоциируется с насилием. Разделить себя на две части: хорошую и плохую, с помощью хорошей попытаться в очередной раз загнать себя железной рукой в светлое будущее.
(факт, что заебешься, и факт, что не получится - не то чтобы совсем не получится, волевым усилием можно решить поведенческие проблемы, но останется постоянное внутреннее напряжение и ощущение, что со мной что-то не так)
Внутреннее ощущение себя – абсолютно верное.
Мне не нужно насилие над собой. Оно не работает.
А что мне нужно? И что работает?
Продолжение
По поводу предыдущего текста – о самостоятельных действиях - мне писали, что он раздражает. Что действия никогда не работают: пробовал много раз, устал, выгорел, результата никакого.
Писали, что внутренний взрослый рождается не из собственных действий – а только из хорошего опыта в терапии, конкретно из рескриптинга и из отношений с терапевтом – которые помогают верить в себя:
«…внутреннего хорошего, любящего взрослого (приёмного родителя) я уже прям хорошо себе отрастила, но у меня внутри будто много "комнат", где сидит одинокий раненый малыш из какой-то травмы. И теперь в каждую такую комнату мне нужно этого взрослого впустить».
Это все - чистая правда - только для предыдущей, второй, стадии восстановления после травмы.
Когда идея что-то поделать настолько связана с насилием, что список вполне конкретных действий, который был в предыдущем тексте, просто не воспринимается как действия – «а где рекомендации?»
Действия типа «оставаться в контакте, потому что это соответствует мои ценностям» и «поговорить с младшей версией себя, потому что моя душа полна сочувствия к себе» не опознаются как рекомендации, потому что в них нет насилия - каждый раз я просто делаю то, что мне важно.
Рекомендации ведь - это не позволяй душе лениться (лупи чертовку сгоряча, душа обязана трудиться на производстве кирпича)
С какой стати я должен что-то делать, я не могу, какие еще действия, это не помогает - это так, если усилие ассоциируется с насилием. Разделить себя на две части: хорошую и плохую, с помощью хорошей попытаться в очередной раз загнать себя железной рукой в светлое будущее.
(факт, что заебешься, и факт, что не получится - не то чтобы совсем не получится, волевым усилием можно решить поведенческие проблемы, но останется постоянное внутреннее напряжение и ощущение, что со мной что-то не так)
Внутреннее ощущение себя – абсолютно верное.
Мне не нужно насилие над собой. Оно не работает.
А что мне нужно? И что работает?
Продолжение
❤104🔥27👍25🤔7💔4
ВТОРАЯ СТАДИЯ ВОССТАНОВЛЕНИЯ: Я/МЫ – ДЕМОН И Я/МЫ-ДИТЁ
(начало - здесь)
Мне нужен образ того, кто меня признаёт. И мне нужен образ того, кто меня любит. И этого хотят как минимум два разных моих «Я».
У меня (пока!) нет идеи, что меня могут признавать. Я мешаю буквально всем – своей настороженностью, своим контролем, своим нежеланием смириться, своим поиском справедливости, своей импульсивной агрессией. Я и себе-то мешаю – своей виноватостью. Своим стыдом. Своим подозрением, что это я и есть – источник своих бед.
У меня (пока!) нет идеи, что меня могут любить или ко мне могут по-человечески отнестись. Вернее, она есть, иначе откуда бы мне знать, что это так хорошо – но она есть не у всех моих «Я» и легко забывается. Или я ее забываю, решив, что мне это показалось.
Я - демон, и я же – ребенок. И мы оба не уместны нигде.
Это время, когда внутренний взрослый только начинает воплощаться - как способность смотреть на себя то понимающими, то сочувствующими глазами.
(но я пока не могу это сделать сам для себя)
И когда это я не могу это сделать для себя – это делает терапевт.
Терапевт признает заслуги внутренних защитников – при всем их неудобстве – потому что это те, кто спас малыша. Терапевт дает понять раненому малышу, что он его видит и сочувствует.
А что делает пострадавший человек? На этом этапе он перевоплощается то в защитника, то в дитё. Дай мне тело и дай право голоса, - говорят эти части. Дай нам место, где мы будем уместны. У нас этого никогда не было.
Важно: этот обмен разумами должен быть добровольным. Иначе будет, как обычно, самозахват, «мне нужны твоя одежда и твой мотоцикл»: когда я почему-то сержусь на ровном месте, или меня почему-то начинают ранить мелочи, на меня это находит ни с чего, наверное, я так устроен(а). Части, которые никем никогда не были признаны, пытаются взять свое – чтобы получить признание.
Быть демоном в контролируемых экспериментальных условиях, зная, что ты - демон. Сказать «я тебе не верю» и «много вас тут таких ходит» и «я не буду говорить» - столько раз, сколько нужно.
Быть дитем в лабораторных условиях, зная, что ты дите. Будучи дитем, не принимать решения, не заботиться, не брать никого на руки: детский труд запрещен. Чего-то сильно хотеть. Высказывать эти желания. Капризничать. Не соглашаться на то, что не нравится. Топать ногой. Плакать. И доверяться.
«Разделитесь со своими частями и позаботьтесь о своем внутреннем ребенке» на этой стадии не подходит - и я есть этот ребенок, мне нужно не разделиться, я и так был(а) долго разделен(а) со своим опытом – а перевоплотиться в дитё.
Не “что ты чувствуешь сейчас к этой девочке?” и - а “я и есть сейчас эта девочка!”
И это и есть мой способ контакта и установления связей - на второй стадии восстановления.
Продолжение
(начало - здесь)
Мне нужен образ того, кто меня признаёт. И мне нужен образ того, кто меня любит. И этого хотят как минимум два разных моих «Я».
есть ребенок, а есть демон-охранник, который следит, чтобы никто к ребенку не ворвался. Правда, местами это превращается в «чтобы никто не вырвался», но ребенок обычно в таком состоянии, что вырываться не хочет.
У меня (пока!) нет идеи, что меня могут признавать. Я мешаю буквально всем – своей настороженностью, своим контролем, своим нежеланием смириться, своим поиском справедливости, своей импульсивной агрессией. Я и себе-то мешаю – своей виноватостью. Своим стыдом. Своим подозрением, что это я и есть – источник своих бед.
У меня (пока!) нет идеи, что меня могут любить или ко мне могут по-человечески отнестись. Вернее, она есть, иначе откуда бы мне знать, что это так хорошо – но она есть не у всех моих «Я» и легко забывается. Или я ее забываю, решив, что мне это показалось.
Я - демон, и я же – ребенок. И мы оба не уместны нигде.
Это время, когда внутренний взрослый только начинает воплощаться - как способность смотреть на себя то понимающими, то сочувствующими глазами.
(но я пока не могу это сделать сам для себя)
И когда это я не могу это сделать для себя – это делает терапевт.
Терапевт признает заслуги внутренних защитников – при всем их неудобстве – потому что это те, кто спас малыша. Терапевт дает понять раненому малышу, что он его видит и сочувствует.
А что делает пострадавший человек? На этом этапе он перевоплощается то в защитника, то в дитё. Дай мне тело и дай право голоса, - говорят эти части. Дай нам место, где мы будем уместны. У нас этого никогда не было.
Важно: этот обмен разумами должен быть добровольным. Иначе будет, как обычно, самозахват, «мне нужны твоя одежда и твой мотоцикл»: когда я почему-то сержусь на ровном месте, или меня почему-то начинают ранить мелочи, на меня это находит ни с чего, наверное, я так устроен(а). Части, которые никем никогда не были признаны, пытаются взять свое – чтобы получить признание.
Быть демоном в контролируемых экспериментальных условиях, зная, что ты - демон. Сказать «я тебе не верю» и «много вас тут таких ходит» и «я не буду говорить» - столько раз, сколько нужно.
Быть дитем в лабораторных условиях, зная, что ты дите. Будучи дитем, не принимать решения, не заботиться, не брать никого на руки: детский труд запрещен. Чего-то сильно хотеть. Высказывать эти желания. Капризничать. Не соглашаться на то, что не нравится. Топать ногой. Плакать. И доверяться.
«Разделитесь со своими частями и позаботьтесь о своем внутреннем ребенке» на этой стадии не подходит - и я есть этот ребенок, мне нужно не разделиться, я и так был(а) долго разделен(а) со своим опытом – а перевоплотиться в дитё.
Не “что ты чувствуешь сейчас к этой девочке?” и - а “я и есть сейчас эта девочка!”
И это и есть мой способ контакта и установления связей - на второй стадии восстановления.
Продолжение
❤113🔥46🤔14👍13🤝11😢6💔4
ВТОРАЯ СТАДИЯ ВОССТАНОВЛЕНИЯ: ДА БУДЕТ ЧУДО!
(Начало - здесь)
Я/мы – демон,и я/мы - дитё. Смысл перевоплощения то в демона, то в дите – получить лучший эмоциональный опыт.
Я даю своей пострадавшей части проявиться. Даю ей тело и даю право голоса. Я сливаюсь со своей пострадавшей частью, чтобы получить другой опыт. Опыт справедливости - что со мной так нельзя. Опыт заботы и поддержки. Опыт, что я ценен и важен. Опыт, что меня слушают. Опыт, что со мной играют. Опыт, что со мной считаются - а не ломают через колено в своих интересах или в угоду правилам. Опыт моей уместности.
Сумма корректирующего эмоционального опыта - ЧТОБЫ КО МНЕ ОТНЕСЛИСЬ НАКОНЕЦ ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ.
Это желание может толкать людей в повторение травмы – когда кто-то во мне знает, что другой опыт возможен, и идет за ним, чтобы переписать травматический сюжет – но, не умея переиграть ситуацию в свою пользу, заходит в цикл бесконечных повторений.
Травматический опыт ведёт себя как живое существо («девочка-привидение») и как будто стремится проявиться, чтобы вы с ним что-то сделали. Невозможность проявиться вызывает сильнейшее напряжение. При этом за ретравматизацией никто не ходит, все ходят за каким-то другим, нетравматическим выходом. Но получается "хотели как лучше, а получилось как всегда". Но хотели-то как лучше!
На то, чтобы переписать травматический сюжет, дать пострадавшей версии нас лучший эмоциональный опыт, направлена масса интервенций в разных направлениях терапии. Это и рескриптинг, и «Внутренний ребенок» в АСТ, об этом писали Хайнц Кохут и Марша Линехан, и, наверное, много кто ещё – все это на второй стадии работает, если установлен контакт с пострадавшей версией.
Но при чем тут реконструкция и оплакивание, которые предлагает Джудит Герман, если это сто лет назад описано Калшедом, и именно в метафоре демона и ребенка? При том, что реконструировать обстоятельства травмы и оплакивать себя-пострадавшего - это и есть другой опыт для всех расколотых травмой версий меня. Нет никакого смысла реконструировать обстоятельства травмы, если это не дает мне другой выход. Нет никакого смысла в экспозиции ради экспозиции и перепроживании ради перепроживания.
IFS в версии Ричарда Шварца – о том, чтобы разделиться со своими частями и выйти в метапозицию. Но когда у меня не только метапозиции, у меня и позиции-то нет - то выпихивать в метапозицию, "разделись с дитем и позаботься о нем" - будет насилием. Мне нужно сначала дать дитю проявиться - и это будет IFS в версии, например, Френка Андерсона или Мариэль Пастор. Я воплощаюсь в каждую из своих частей, чтобы дать им место. Это мой способ сказать разным версиям меня "Я тебя вижу".
Мы признаем защитника – и мы даем руку дитю. И наше признание и поддержка – это и будет то, что соединит эти части.
И метафора про много комнат с запертыми детьми очень имеет смысл. Травма – комплексная. Относительно какой-то части своего опыта вы вполне можете где-то перейти к действиям и быть на третьей стадии переживания травмы. А в каких-то комнатах вашего внутреннего мира могут еще быть запертые дети, которые ждут, что к ним кто-то придет.
В этом много надежды на чудо.
И чудеса случаются - с той же частотой, с которой встречается человечность
(Начало - здесь)
Я/мы – демон,и я/мы - дитё. Смысл перевоплощения то в демона, то в дите – получить лучший эмоциональный опыт.
Я даю своей пострадавшей части проявиться. Даю ей тело и даю право голоса. Я сливаюсь со своей пострадавшей частью, чтобы получить другой опыт. Опыт справедливости - что со мной так нельзя. Опыт заботы и поддержки. Опыт, что я ценен и важен. Опыт, что меня слушают. Опыт, что со мной играют. Опыт, что со мной считаются - а не ломают через колено в своих интересах или в угоду правилам. Опыт моей уместности.
Сумма корректирующего эмоционального опыта - ЧТОБЫ КО МНЕ ОТНЕСЛИСЬ НАКОНЕЦ ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ.
Это желание может толкать людей в повторение травмы – когда кто-то во мне знает, что другой опыт возможен, и идет за ним, чтобы переписать травматический сюжет – но, не умея переиграть ситуацию в свою пользу, заходит в цикл бесконечных повторений.
Травматический опыт ведёт себя как живое существо («девочка-привидение») и как будто стремится проявиться, чтобы вы с ним что-то сделали. Невозможность проявиться вызывает сильнейшее напряжение. При этом за ретравматизацией никто не ходит, все ходят за каким-то другим, нетравматическим выходом. Но получается "хотели как лучше, а получилось как всегда". Но хотели-то как лучше!
На то, чтобы переписать травматический сюжет, дать пострадавшей версии нас лучший эмоциональный опыт, направлена масса интервенций в разных направлениях терапии. Это и рескриптинг, и «Внутренний ребенок» в АСТ, об этом писали Хайнц Кохут и Марша Линехан, и, наверное, много кто ещё – все это на второй стадии работает, если установлен контакт с пострадавшей версией.
Но при чем тут реконструкция и оплакивание, которые предлагает Джудит Герман, если это сто лет назад описано Калшедом, и именно в метафоре демона и ребенка? При том, что реконструировать обстоятельства травмы и оплакивать себя-пострадавшего - это и есть другой опыт для всех расколотых травмой версий меня. Нет никакого смысла реконструировать обстоятельства травмы, если это не дает мне другой выход. Нет никакого смысла в экспозиции ради экспозиции и перепроживании ради перепроживания.
IFS в версии Ричарда Шварца – о том, чтобы разделиться со своими частями и выйти в метапозицию. Но когда у меня не только метапозиции, у меня и позиции-то нет - то выпихивать в метапозицию, "разделись с дитем и позаботься о нем" - будет насилием. Мне нужно сначала дать дитю проявиться - и это будет IFS в версии, например, Френка Андерсона или Мариэль Пастор. Я воплощаюсь в каждую из своих частей, чтобы дать им место. Это мой способ сказать разным версиям меня "Я тебя вижу".
Мы признаем защитника – и мы даем руку дитю. И наше признание и поддержка – это и будет то, что соединит эти части.
И метафора про много комнат с запертыми детьми очень имеет смысл. Травма – комплексная. Относительно какой-то части своего опыта вы вполне можете где-то перейти к действиям и быть на третьей стадии переживания травмы. А в каких-то комнатах вашего внутреннего мира могут еще быть запертые дети, которые ждут, что к ним кто-то придет.
В этом много надежды на чудо.
И чудеса случаются - с той же частотой, с которой встречается человечность
❤200🔥67👍36💔15🤔3👏2😢1
У меня сегодня - эфир в телеграм-канале Людмилы Петрановской на тему детских травм (и кПТСР как одного из видов детских травм):
https://t.me/lpetranovskaya
В 18.30 мск, запись будет.
Это - мой первый рассказ о комплексной травме для массовой аудитории.
Выступление для психологов о кПТСР, кому интересно - здесь:
https://youtu.be/Kdlsp67MdJI
https://t.me/lpetranovskaya
В 18.30 мск, запись будет.
Это - мой первый рассказ о комплексной травме для массовой аудитории.
Выступление для психологов о кПТСР, кому интересно - здесь:
https://youtu.be/Kdlsp67MdJI
❤221🔥89👍34🤔6
ПОЧЕМУ Я НЕ МОГУ СЕБЯ ЗАСТАВИТЬ
Когда я написала, что насилие над собой не работает, в комментариях меня спросили: наши бабушки могли жить на силе воли через "не могу", почему я не могу заставить себя найти работу?
Потому что внутреннее насилие, как и внешнее, дает результат только на короткой дистанции. И как и внешнее, приводит к утрате доверия, только к себе. И в ответ на насилие внутренняя система развивает практики сопротивления - так же, как в ответ на внешнее насилие, которого нельзя избежать, люди отвечают разными способами саботажа и обмана.
Поэтому на длинной дистанции я бы действовала с помощью исследования ("почему я не хочу на эту работу, может быть, это "не хочу" сообщает мне что-то важное"), диалога ("понимаю, что сложно начать, когда давно не было работы, скажи, чем тебе можно помочь в этой ситуации", обращённое к себе) и убеждения ("может быть, я хотя бы схожу на это посмотреть, а если мне не понравится, я там не останусь").
Если ломать себя через колено, это всегда приводит к внутренней поляризации - когда все хорошее пытается одержать верх над всем плохим. Но когда "хорошие" намерения противостоят "плохим", то "плохие" в результате становятся только сильнее. Все, кто пытался, например, силой воли держать жесткую диету, об этом знают.
Об этом же - патологическое избегание требований, когда то, что "надо" сделать, просто вычеркивается из сознания. Сила действия равна силе противодействия: фиг ты меня заставишь, если я этого не хочу.
Об этом же - история Арнхильд Лаувенг ("Завтра я всегда бывала львом"), когда девочка-подросток из благополучной семьи, очень совестливая и старательная, стремясь заставить себя учиться, развила мощнейшего внутреннего критика, который начал ее буквально избивать - а ее часть, которая в ужасе стремилась сбежать из-под надзора, но которую никто не слушал, развила галлюцинации, чтобы докричаться о том, в каком кошмаре она находится, - и девочка ближайшие десять лет провела в психиатрической больнице.
Поляризация - ни в коем случае не фигня. Если действовать только через "я себя заставлю", через насилие - это приводит к поляризации, последующему откату и полному бессилию что-либо сделать.
А как же бабушки, они-то почему они могли через "надо"?
У бабушек и дедушек (если это люди 10х-30х годов рождения) "надо" шло через "иначе не выжить" (физически не выжить, слабые - умерли).
Враг был внешний. Это была угроза физического уничтожения. Бабушки боролись за себя.
Но если я борюсь с собой - я борюсь с внутренним врагом. Когда, например, государство борется с внутренними врагами, это приводит к изоляции - потому что все всех подозревают.
Когда я борюсь с собой, это усиливает внутренний раскол.
Неважно, назначаю ли я врагом свою уязвимость ("нельзя быть слабаком"), или, наоборот, свое недоверие людям ("нужно доверять, иначе у меня не будет близких отношений, а терапия вообще не пойдет"), свои переживания ("это невыносимо, как это убрать?"), "избегание" или "сопротивление". Даже если я обманчиво мягко предлагаю себе "отпустить негативные мысли вниз по течению" - с чего вдруг часть меня должна убраться куда-то там подальше?
Единственное исключение, когда помогают силовые методы - когда что-то во мне пытается меня уничтожить без всякой позитивной программы вообще - если я нахожу в себе отпечаток насилия, который однозначно ощущается чужим.
Во всех остальных случаях я бы предложила выслушивать все внутренние голоса: что мне хотят сообщить, когда говорят "не хочу", "не буду", "не верю", "как же больно". Спрашивать себя: чего я на самом деле хочу, почему мне это важно, и что я готов(а) сделать ради этого "важно".
Не бороться с собой. Быть на своей стороне.
Когда я написала, что насилие над собой не работает, в комментариях меня спросили: наши бабушки могли жить на силе воли через "не могу", почему я не могу заставить себя найти работу?
Потому что внутреннее насилие, как и внешнее, дает результат только на короткой дистанции. И как и внешнее, приводит к утрате доверия, только к себе. И в ответ на насилие внутренняя система развивает практики сопротивления - так же, как в ответ на внешнее насилие, которого нельзя избежать, люди отвечают разными способами саботажа и обмана.
Поэтому на длинной дистанции я бы действовала с помощью исследования ("почему я не хочу на эту работу, может быть, это "не хочу" сообщает мне что-то важное"), диалога ("понимаю, что сложно начать, когда давно не было работы, скажи, чем тебе можно помочь в этой ситуации", обращённое к себе) и убеждения ("может быть, я хотя бы схожу на это посмотреть, а если мне не понравится, я там не останусь").
Если ломать себя через колено, это всегда приводит к внутренней поляризации - когда все хорошее пытается одержать верх над всем плохим. Но когда "хорошие" намерения противостоят "плохим", то "плохие" в результате становятся только сильнее. Все, кто пытался, например, силой воли держать жесткую диету, об этом знают.
Об этом же - патологическое избегание требований, когда то, что "надо" сделать, просто вычеркивается из сознания. Сила действия равна силе противодействия: фиг ты меня заставишь, если я этого не хочу.
Об этом же - история Арнхильд Лаувенг ("Завтра я всегда бывала львом"), когда девочка-подросток из благополучной семьи, очень совестливая и старательная, стремясь заставить себя учиться, развила мощнейшего внутреннего критика, который начал ее буквально избивать - а ее часть, которая в ужасе стремилась сбежать из-под надзора, но которую никто не слушал, развила галлюцинации, чтобы докричаться о том, в каком кошмаре она находится, - и девочка ближайшие десять лет провела в психиатрической больнице.
Поляризация - ни в коем случае не фигня. Если действовать только через "я себя заставлю", через насилие - это приводит к поляризации, последующему откату и полному бессилию что-либо сделать.
А как же бабушки, они-то почему они могли через "надо"?
У бабушек и дедушек (если это люди 10х-30х годов рождения) "надо" шло через "иначе не выжить" (физически не выжить, слабые - умерли).
Враг был внешний. Это была угроза физического уничтожения. Бабушки боролись за себя.
Но если я борюсь с собой - я борюсь с внутренним врагом. Когда, например, государство борется с внутренними врагами, это приводит к изоляции - потому что все всех подозревают.
Когда я борюсь с собой, это усиливает внутренний раскол.
Неважно, назначаю ли я врагом свою уязвимость ("нельзя быть слабаком"), или, наоборот, свое недоверие людям ("нужно доверять, иначе у меня не будет близких отношений, а терапия вообще не пойдет"), свои переживания ("это невыносимо, как это убрать?"), "избегание" или "сопротивление". Даже если я обманчиво мягко предлагаю себе "отпустить негативные мысли вниз по течению" - с чего вдруг часть меня должна убраться куда-то там подальше?
Единственное исключение, когда помогают силовые методы - когда что-то во мне пытается меня уничтожить без всякой позитивной программы вообще - если я нахожу в себе отпечаток насилия, который однозначно ощущается чужим.
Во всех остальных случаях я бы предложила выслушивать все внутренние голоса: что мне хотят сообщить, когда говорят "не хочу", "не буду", "не верю", "как же больно". Спрашивать себя: чего я на самом деле хочу, почему мне это важно, и что я готов(а) сделать ради этого "важно".
Не бороться с собой. Быть на своей стороне.
❤446👍90🔥57💔35👏9🤔3😢3🤝3
Часто спрашивают про группы - желательно онлайн и желательно бесплатные.
Центр "Мы вместе" в апреле проводит бесплатные группы поддержки - "для всех, кому сейчас сложно и не хватает поддержки". Первая группа - уже завтра, 2 апреля.
Ещё в апреле пройдут - тоже онлайн:
• EMDR - группа. "G-TEP: Групповая поддержка для работы со стрессом и травмой" - сегодня, 1 апреля.
• Тематическая встреча "Уроки жизненной бури" - "для тех, кто прошел или проходит через сложный жизненный опыт", 17 апреля.
Запись на все группы - в телеграм-канале центра "Мы вместе".
Центр "Мы вместе" в апреле проводит бесплатные группы поддержки - "для всех, кому сейчас сложно и не хватает поддержки". Первая группа - уже завтра, 2 апреля.
Ещё в апреле пройдут - тоже онлайн:
• EMDR - группа. "G-TEP: Групповая поддержка для работы со стрессом и травмой" - сегодня, 1 апреля.
• Тематическая встреча "Уроки жизненной бури" - "для тех, кто прошел или проходит через сложный жизненный опыт", 17 апреля.
Центр "Мы вместе" основан психологами Юлией Литвиновой (автор книги "Эмоциональное насилие", автор YouTube канала "Psychology Lab"), Еленой Ждановой,
Екатериной Бариновой
Запись на все группы - в телеграм-канале центра "Мы вместе".
❤103🔥32👍23👏1🤗1
КОГДА КПТСР ПОХОЖЕ НА РАС
Когда я говорю о симптомах кПТСР, иногда я слышу – но ведь то же самое может быть при РАС? Ощущение своей инаковости, трудности в общении и отношениях, постоянная тревога. Это ведь неспецифические критерии?
Да. Дело в том, что структурная диссоциация – раскол между частями личности, который все эти симптомы порождает – есть быть не только при КПТСР, но и при РАС, и вообще при личностных расстройствах. Вот видео, в котором человек с аутизмом рассказывает, как благодаря психотерапии у него получилось решить проблему с ПИТ, которое негласно считается проявлением РАС, когда фактически это внутреннее противостояние между частями.
У каждого из нас есть внутренняя система. Мы одни – с коллегами по работе, другие – с детьми и третьи – в романтических отношениях. Мы все можем сказать о себе «часть меня устала и хочет все бросить – но часть понимает, что нужно довести дело до конца».
При РАС внутренняя система исходно более независима – за счет врожденной меньшей чувствительности к социальным стимулам. И она менее интегрирована – человеку, которому сложнее почувствовать общее с другими людьми, сложнее и интегрироваться самому. И с этим может быть связано и внутреннее страдание («какой-то части меня очень одиноко»), и безразличие к людям («опять эти нелепые телодвижения»), и сложности регуляции («мне сложно себя заставить»).
(Важно: обычные люди обычно не заставляют себя что-то делать с помощью насилия. У них работает «сказали, надо убраться, значит, убираюсь» - а у независимой внутренней системы на этом месте возникает вопрос «что значит «надо»?», потому что нет ощущения связи с людьми и с их «надо»).
Тревога, дереализация/деперсонализация, моторная неловкость могут быть при РАС – потому что все это просто отражает внутреннюю рассогласованность. И многие люди с кПТСР набирают высокие баллы по шкалам маскинга.
Чем тогда РАС отличается от кПТСР?
В переживаниях, которые связаны с травмой, есть сюжет. В отличие от мелтдауна, во флешбэке вспышка негативных переживаний сопровождается чувством "со мной это уже когда-то было" - звучит внутреннее узнавание. Вспоминая прошлое, можно вспомнить: я не всегда настороженно относилась (относился) к людям. У меня не всегда была моторная неловкость и чувство отдельности от моего тела, и не всегда - повышенная чувствительность к звукам и свету. Симптом не стабилен во времени, он меняется, есть развитие сюжета – значит, это не врожденная история. Аутичное, наоборот - "так всегда было, не представляю ничего другого".
Но при ранней травме может быть ощущение «всегда так было», и внутреннее узнавание можно звучать нечётко. И тогда сложно диагностировать, РАС это или не РАС. Но если исследовать свои переживания, можно обнаружить, что, оказывается, теперь мне знакомо включенности в мир, которого раньше вообще не было, и, видимо, безразличие к людям – это не моя врожденная история. Можно обнаружить, что мне знакома и боль, которая говорит «не забывай о том, что было с тобой» – мне слишком знакома эта боль, просто она была хорошо спрятана под неуязвимостью. И если попробовать выяснить, в каких обстоятельствах появилось ощущение своего отличия, сенсорные особенности или ощущение отделенности от людей – то этот рассказ будет даже слишком ярким, и это будет говорить о травматическом опыте – в то время как при РАС никакой опыт не вспомнится.
Может быть и комбо - например, родился более независимый ребенок, и в результате ранней травматизации он отстранился и поставил стену между собой и близкими - и благодаря независимости ему было проще это сделать, чем другим. То есть, травма усугубила независимость до полной автономии.
Может быть по-разному.
Важно, что при РАС с первым уровнем поддержки или РАС, при котором не нужна поддержка, человек имеет довольно широкие возможности управлять своей жизнью – как это делал человек, у которого ПИТ был основной проблемой.
Диагноз не лишает человека выбора полностью и не определяет личность. Поэтому, если говорить про помощь – я бы искала помощь не с диагнозом вообще, а с конкретными проблемами.
Когда я говорю о симптомах кПТСР, иногда я слышу – но ведь то же самое может быть при РАС? Ощущение своей инаковости, трудности в общении и отношениях, постоянная тревога. Это ведь неспецифические критерии?
Да. Дело в том, что структурная диссоциация – раскол между частями личности, который все эти симптомы порождает – есть быть не только при КПТСР, но и при РАС, и вообще при личностных расстройствах. Вот видео, в котором человек с аутизмом рассказывает, как благодаря психотерапии у него получилось решить проблему с ПИТ, которое негласно считается проявлением РАС, когда фактически это внутреннее противостояние между частями.
У каждого из нас есть внутренняя система. Мы одни – с коллегами по работе, другие – с детьми и третьи – в романтических отношениях. Мы все можем сказать о себе «часть меня устала и хочет все бросить – но часть понимает, что нужно довести дело до конца».
При РАС внутренняя система исходно более независима – за счет врожденной меньшей чувствительности к социальным стимулам. И она менее интегрирована – человеку, которому сложнее почувствовать общее с другими людьми, сложнее и интегрироваться самому. И с этим может быть связано и внутреннее страдание («какой-то части меня очень одиноко»), и безразличие к людям («опять эти нелепые телодвижения»), и сложности регуляции («мне сложно себя заставить»).
(Важно: обычные люди обычно не заставляют себя что-то делать с помощью насилия. У них работает «сказали, надо убраться, значит, убираюсь» - а у независимой внутренней системы на этом месте возникает вопрос «что значит «надо»?», потому что нет ощущения связи с людьми и с их «надо»).
Тревога, дереализация/деперсонализация, моторная неловкость могут быть при РАС – потому что все это просто отражает внутреннюю рассогласованность. И многие люди с кПТСР набирают высокие баллы по шкалам маскинга.
Чем тогда РАС отличается от кПТСР?
В переживаниях, которые связаны с травмой, есть сюжет. В отличие от мелтдауна, во флешбэке вспышка негативных переживаний сопровождается чувством "со мной это уже когда-то было" - звучит внутреннее узнавание. Вспоминая прошлое, можно вспомнить: я не всегда настороженно относилась (относился) к людям. У меня не всегда была моторная неловкость и чувство отдельности от моего тела, и не всегда - повышенная чувствительность к звукам и свету. Симптом не стабилен во времени, он меняется, есть развитие сюжета – значит, это не врожденная история. Аутичное, наоборот - "так всегда было, не представляю ничего другого".
Но при ранней травме может быть ощущение «всегда так было», и внутреннее узнавание можно звучать нечётко. И тогда сложно диагностировать, РАС это или не РАС. Но если исследовать свои переживания, можно обнаружить, что, оказывается, теперь мне знакомо включенности в мир, которого раньше вообще не было, и, видимо, безразличие к людям – это не моя врожденная история. Можно обнаружить, что мне знакома и боль, которая говорит «не забывай о том, что было с тобой» – мне слишком знакома эта боль, просто она была хорошо спрятана под неуязвимостью. И если попробовать выяснить, в каких обстоятельствах появилось ощущение своего отличия, сенсорные особенности или ощущение отделенности от людей – то этот рассказ будет даже слишком ярким, и это будет говорить о травматическом опыте – в то время как при РАС никакой опыт не вспомнится.
Может быть и комбо - например, родился более независимый ребенок, и в результате ранней травматизации он отстранился и поставил стену между собой и близкими - и благодаря независимости ему было проще это сделать, чем другим. То есть, травма усугубила независимость до полной автономии.
Может быть по-разному.
Важно, что при РАС с первым уровнем поддержки или РАС, при котором не нужна поддержка, человек имеет довольно широкие возможности управлять своей жизнью – как это делал человек, у которого ПИТ был основной проблемой.
Диагноз не лишает человека выбора полностью и не определяет личность. Поэтому, если говорить про помощь – я бы искала помощь не с диагнозом вообще, а с конкретными проблемами.
❤244👍71👏17🔥16🤔13
КОГДА ВОЗМОЖНО ПРОЩЕНИЕ
Признание ущерба помогает в восстановлении после травмы. Это правда.
И есть культурная норма - извиниться, если сделал что-то не то, и как будто этого должно быть достаточно.
А для пострадавшего есть предписание - простить. Если не получается простить, все равно, как-то сделать вид, будто ничего такого не было.
Но как быть с тем, когда я чувствую: "извини" не хватает?
- даже если это не "Извини, но..." (ты сама провоцировала)
- даже если это не "Извини. Теперь ты довольна? "
- даже если это не "Извини, я не знаю, что теперь делать" (Наташа, вставай, мы все уронили, честно)
- даже если это не "Извини, я понимаю, тебя это сильно расстроило" (популярная психология учит валидировать чувства с уместностью дурака на похоронах)
Даже если это человек приносит свои искренние извинения - этого может быть мало. Как будто это "извини" слишком маленькое по сравнению с тем, что случилось. Как снежок в костер. Хотя формально - да, это признание.
Чего тогда было бы достаточно?
История рассказывается не словами. Она рассказывается действиями.
(это было для меня в свое время открытием. Я читала у Лили Ким вопрос "я поссорилась со своим женихом, по глупости обозвав его маму, что мне нужно сказать, чтобы он меня простил?" - на что Лиля Ким ответила "недостаточно сказать, нужно делать то, из чего следует, что он и его семья вам важны, потому что история рассказывается действиями")
Что может сделать тот, кто нанес ущерб, и что может сделать пострадавший?
Есть формула "признать ущерб, извиниться, объяснить, что это было, сделать что-то, чтобы исправить ситуацию, и не наносить ущерб повторно". Смириться с недовольством пострадавшего, дав ему сказать все, что он по этому поводу думает. И ничего не ждать и не требовать от того человека, кому был нанесен ущерб.
Не нападать "почему ты не можешь простить, я же извинился (извинилась)". Не отбалтываться до последнего, потому что непризнанная вина виной будто бы не считается, - если вам действительно важны отношения или самоуважение. Не валидировать чувства, как техподдержка "Озона": "понимаю, как это важно для вас". Тот, кто нанес ущерб, должен признать этот ущерб, а не описывать переживания пострадавшей стороны.
Что важно. Даже если все это сделать, прощение - это не обязанность пострадавшего.
А если это не сделано - восстановление возможно, даже если обидчик не признал вину.
И для восстановления точно не нужно заставлять себя простить обидчика или насильника волевым усилием.
пишет Джудит Герман в книге "Травма и восстановление".
Даже если человек искренне раскаивается, то, что он сделал, нельзя отменить в принципе, даже если его простит пострадавший (отсюда, кстати, религиозная формула "бог простит" в ответ на просьбу о прощении: ты обратился не по адресу, дать тебе прощение - не в моих силах, потому что ты виноват не только передо мной)
Есть слово "отпустить" - когда восстановление происходит, и ущерб признан, не обязательно обидчиком, но он признан другими людьми и самим пострадавшим, и тогда прошлый тяжелый опыт, хотя и хорошо помнится, перестает быть мучительным. Из того, что восстановление правда идет так, иногда делается вывод, что нужно "отпустить прошлое", и это само собой переместит человека в точку, где он исцелится, и отсюда же идея "прости, и станет легче". Но так не происходит, потому что это - против логики восстановления.
Прощение никогда не гарантировано. Оно - свободный выбор пострадавшей стороны.
Пострадавший может не прощать, или простить со временем - когда убедится в том, что обидчик не повторяет то, что он делал, в настоящем. Или не прощать никогда, но при этом прийти в состояние, когда тяжелый опыт перестает исподволь втягивать его в переживание.
Признание ущерба помогает в восстановлении после травмы. Это правда.
И есть культурная норма - извиниться, если сделал что-то не то, и как будто этого должно быть достаточно.
А для пострадавшего есть предписание - простить. Если не получается простить, все равно, как-то сделать вид, будто ничего такого не было.
Но как быть с тем, когда я чувствую: "извини" не хватает?
- даже если это не "Извини, но..." (ты сама провоцировала)
- даже если это не "Извини. Теперь ты довольна? "
- даже если это не "Извини, я не знаю, что теперь делать" (Наташа, вставай, мы все уронили, честно)
- даже если это не "Извини, я понимаю, тебя это сильно расстроило" (популярная психология учит валидировать чувства с уместностью дурака на похоронах)
Даже если это человек приносит свои искренние извинения - этого может быть мало. Как будто это "извини" слишком маленькое по сравнению с тем, что случилось. Как снежок в костер. Хотя формально - да, это признание.
Чего тогда было бы достаточно?
История рассказывается не словами. Она рассказывается действиями.
(это было для меня в свое время открытием. Я читала у Лили Ким вопрос "я поссорилась со своим женихом, по глупости обозвав его маму, что мне нужно сказать, чтобы он меня простил?" - на что Лиля Ким ответила "недостаточно сказать, нужно делать то, из чего следует, что он и его семья вам важны, потому что история рассказывается действиями")
Что может сделать тот, кто нанес ущерб, и что может сделать пострадавший?
Есть формула "признать ущерб, извиниться, объяснить, что это было, сделать что-то, чтобы исправить ситуацию, и не наносить ущерб повторно". Смириться с недовольством пострадавшего, дав ему сказать все, что он по этому поводу думает. И ничего не ждать и не требовать от того человека, кому был нанесен ущерб.
Не нападать "почему ты не можешь простить, я же извинился (извинилась)". Не отбалтываться до последнего, потому что непризнанная вина виной будто бы не считается, - если вам действительно важны отношения или самоуважение. Не валидировать чувства, как техподдержка "Озона": "понимаю, как это важно для вас". Тот, кто нанес ущерб, должен признать этот ущерб, а не описывать переживания пострадавшей стороны.
Что важно. Даже если все это сделать, прощение - это не обязанность пострадавшего.
А если это не сделано - восстановление возможно, даже если обидчик не признал вину.
И для восстановления точно не нужно заставлять себя простить обидчика или насильника волевым усилием.
фантазия о прощении часто превращается в жестокую пытку, потому что ее воплощение остается недостижимым для большинства людей... (но) даже божественное прощение в большинстве религий не является безусловным. Истинное прощение не может быть даровано до тех пор, пока преступник не будет изобличен и не заслужит его путем исповеди, раскаяния и возмещения ущерба
пишет Джудит Герман в книге "Травма и восстановление".
Даже если человек искренне раскаивается, то, что он сделал, нельзя отменить в принципе, даже если его простит пострадавший (отсюда, кстати, религиозная формула "бог простит" в ответ на просьбу о прощении: ты обратился не по адресу, дать тебе прощение - не в моих силах, потому что ты виноват не только передо мной)
Есть слово "отпустить" - когда восстановление происходит, и ущерб признан, не обязательно обидчиком, но он признан другими людьми и самим пострадавшим, и тогда прошлый тяжелый опыт, хотя и хорошо помнится, перестает быть мучительным. Из того, что восстановление правда идет так, иногда делается вывод, что нужно "отпустить прошлое", и это само собой переместит человека в точку, где он исцелится, и отсюда же идея "прости, и станет легче". Но так не происходит, потому что это - против логики восстановления.
Прощение никогда не гарантировано. Оно - свободный выбор пострадавшей стороны.
Пострадавший может не прощать, или простить со временем - когда убедится в том, что обидчик не повторяет то, что он делал, в настоящем. Или не прощать никогда, но при этом прийти в состояние, когда тяжелый опыт перестает исподволь втягивать его в переживание.
❤342👍71🔥40💔16🤝5👏4🤔1
ЧТО ПОСМОТРЕТЬ НА МАЙСКИХ:
ВИДЕО О ВОССТАНОВЛЕНИИ ПОСЛЕ КПТСР
Я давно хотела рассказать, как идёт восстановление при КПТСР - чтобы человеку, который работает над последствиями травмы, было понятно, чего ждать от себя и от терапии.
Вместе с Юлией Литвиновой (Psychology Lab) мы записали видео о том, как помочь себе восстановиться после комплексной травмы.
Говорим о восстановлении в метафоре живого кораблика⛵️, взяв за основу стадии восстановления по Джудит Герман.
1. Безопасность - заткнуть большую часть пробоин, чтобы по крайней мере держаться на плаву. Простые поведенческие рекомендации: как понять свое состояние и как не наломать дров. Пока никакой проработки, задача - перестать тонуть.
2. Признание и оплакивание - осознать себя живым и осознать, что с тобой было. Собрать внутреннюю команду и, будучи живым, затянуть пробоины.
Человеческим языком: признать тяжёлый опыт, осознать, что так было нельзя ни с кем, и признать связанные с травматическим опытом части - не только пострадавшие, но и защитные, включая злость, недоверие, вину, нежелание в принципе в эту сторону смотреть и т.п.
3. Восстановление связей - понять, куда, в каком составе и ради чего ты плывешь, и держать это направление. Если на пути возникнут препятствия, действовать слаженно, в интересах всех частей, не теряя курс. Поддерживать связь с другими кораблями.
Человеческим языком: осознать, ради каких ценностей стоит продолжать жить, как и с кем это делать.
🎥 Смотреть на Youtube
🎥 Смотреть на Rutube
Приятного просмотра!
ВИДЕО О ВОССТАНОВЛЕНИИ ПОСЛЕ КПТСР
Я давно хотела рассказать, как идёт восстановление при КПТСР - чтобы человеку, который работает над последствиями травмы, было понятно, чего ждать от себя и от терапии.
Вместе с Юлией Литвиновой (Psychology Lab) мы записали видео о том, как помочь себе восстановиться после комплексной травмы.
Говорим о восстановлении в метафоре живого кораблика⛵️, взяв за основу стадии восстановления по Джудит Герман.
1. Безопасность - заткнуть большую часть пробоин, чтобы по крайней мере держаться на плаву. Простые поведенческие рекомендации: как понять свое состояние и как не наломать дров. Пока никакой проработки, задача - перестать тонуть.
2. Признание и оплакивание - осознать себя живым и осознать, что с тобой было. Собрать внутреннюю команду и, будучи живым, затянуть пробоины.
Человеческим языком: признать тяжёлый опыт, осознать, что так было нельзя ни с кем, и признать связанные с травматическим опытом части - не только пострадавшие, но и защитные, включая злость, недоверие, вину, нежелание в принципе в эту сторону смотреть и т.п.
3. Восстановление связей - понять, куда, в каком составе и ради чего ты плывешь, и держать это направление. Если на пути возникнут препятствия, действовать слаженно, в интересах всех частей, не теряя курс. Поддерживать связь с другими кораблями.
Человеческим языком: осознать, ради каких ценностей стоит продолжать жить, как и с кем это делать.
🎥 Смотреть на Youtube
🎥 Смотреть на Rutube
Приятного просмотра!
❤225🔥82👍35🥰4
ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПОСЛЕ ТРАВМЫ: КАК НЕ ОСТАНОВИТЬСЯ НА ОБВИНЕНИИ ОБИДЧИКОВ
В комментариях спрашивали, как не застрять в обвинении тех, кто нанес травму (совершенно не беспочвенном, но проблема в том, что не становится легче).
Действительно, бывает, что человек уже признал жестокость, уже горевал и плакал, а все равно не отпускает (и даже отомстить не помогает, подсказывают в комментариях). Сложная вторая стадия восстановления.
Если человек не может перестать обвинять обидчиков, хотя это не приносит облегчения - проблема не в обвинении. Не в том, что нужно простить и отпустить.
Дело в том, что не признан какой-то из внутренних голосов - тех, кто этому обвинению оппонирует. И парадоксальным образом то, что этот голос не признан, усиливает его влияние.
Например, обвинению может оппонировать голос, который говорит «это не может быть настолько плохо, я это себе придумал(а)». Естественно, обвинение будет резко возражать: вспомни, что было, мне лично мало не казалось. Эта полемика может выглядеть не как диалог, а как бесконечный гневный монолог, перечисление фактов насилия, которое ничего не дает – но за ним стоят безрезультатные попытки убедить себя: да, это правда было достаточно плохо, но мне и тогда никто не верил, и сейчас не верят.
Но как признать, что это было плохо, если я хочу быть в отношениях с этими людьми (или, как часто бывает при кПТСР, "меня что-то заставляет быть в отношениях")? В отношениях причем настолько мучительных, что другой человек бы сразу ушел – но именно мне как будто кто-то закрывает мне глаза, чтобы я не видел(а), как эти отношения отъедают от меня куски. Правда этого голоса – я имею полное право идти в отношения. Правда его оппонента – я имею право беречь себя: если отношения не складываются, я имею право возмутиться, чтобы изменить ситуацию; если это не поможет, я имею право уйти. Общая на двоих правда: отношения – это мое решение. Я могу их начинать, могу их прекращать, и я даже имею право ничего не решать, а просто постоять в точке «я это вижу/я это помню».
Голос, который говорит «и все же я хоть ненамного, но виноват(а)» - вопреки усилиям терапевта и сообщениям здравого смысла о том, что за насилие отвечает насильник. Я же мог(ла) влиять на ситуацию, мне же так хотелось, чтобы этого не случилось никогда, что значит «не в моих силах»? Правда этого голоса – не всемогущество: кому вообще нужно всемогущество, люди хотят конкретных практически применимых вещей. Его правда – это сила желания «этого не должно было случиться».
Голос чистого гуманизма - я пострадал(а) от одиночества и разрыва связей, и никто из живых существ больше не должен испытывать страдания, включая моих обидчиков, я приложу для этого все усилия - и я при этом не помню вообще, что это я же и пострадал(а), а помню только свой вывод: счастья для всех, и пусть никто не уйдет обиженным.
Разные варианты внутренней полемики, в которой один из участников либо скрыт от других, либо его правда обесценена, и он уже не знает, как достучаться.
Решение.
Давайте уже просто сядем и поговорим (хотя нет, это не будет просто).
Давайте сядем и поговорим – с теми, с кем мы уже знакомы, и с теми, кого мы пока не знаем, но кто явно влияет на нашу жизнь. Это будет сложно. Но по крайней мере мы попробуем услышать каждый из внутренних голосов.
Потому что за каждым из них стоит своя правда, своя боль и свое желание помочь.
И каждый из них – это и есть я.
В комментариях спрашивали, как не застрять в обвинении тех, кто нанес травму (совершенно не беспочвенном, но проблема в том, что не становится легче).
Действительно, бывает, что человек уже признал жестокость, уже горевал и плакал, а все равно не отпускает (и даже отомстить не помогает, подсказывают в комментариях). Сложная вторая стадия восстановления.
Если человек не может перестать обвинять обидчиков, хотя это не приносит облегчения - проблема не в обвинении. Не в том, что нужно простить и отпустить.
Дело в том, что не признан какой-то из внутренних голосов - тех, кто этому обвинению оппонирует. И парадоксальным образом то, что этот голос не признан, усиливает его влияние.
Например, обвинению может оппонировать голос, который говорит «это не может быть настолько плохо, я это себе придумал(а)». Естественно, обвинение будет резко возражать: вспомни, что было, мне лично мало не казалось. Эта полемика может выглядеть не как диалог, а как бесконечный гневный монолог, перечисление фактов насилия, которое ничего не дает – но за ним стоят безрезультатные попытки убедить себя: да, это правда было достаточно плохо, но мне и тогда никто не верил, и сейчас не верят.
Но как признать, что это было плохо, если я хочу быть в отношениях с этими людьми (или, как часто бывает при кПТСР, "меня что-то заставляет быть в отношениях")? В отношениях причем настолько мучительных, что другой человек бы сразу ушел – но именно мне как будто кто-то закрывает мне глаза, чтобы я не видел(а), как эти отношения отъедают от меня куски. Правда этого голоса – я имею полное право идти в отношения. Правда его оппонента – я имею право беречь себя: если отношения не складываются, я имею право возмутиться, чтобы изменить ситуацию; если это не поможет, я имею право уйти. Общая на двоих правда: отношения – это мое решение. Я могу их начинать, могу их прекращать, и я даже имею право ничего не решать, а просто постоять в точке «я это вижу/я это помню».
Голос, который говорит «и все же я хоть ненамного, но виноват(а)» - вопреки усилиям терапевта и сообщениям здравого смысла о том, что за насилие отвечает насильник. Я же мог(ла) влиять на ситуацию, мне же так хотелось, чтобы этого не случилось никогда, что значит «не в моих силах»? Правда этого голоса – не всемогущество: кому вообще нужно всемогущество, люди хотят конкретных практически применимых вещей. Его правда – это сила желания «этого не должно было случиться».
Голос чистого гуманизма - я пострадал(а) от одиночества и разрыва связей, и никто из живых существ больше не должен испытывать страдания, включая моих обидчиков, я приложу для этого все усилия - и я при этом не помню вообще, что это я же и пострадал(а), а помню только свой вывод: счастья для всех, и пусть никто не уйдет обиженным.
Разные варианты внутренней полемики, в которой один из участников либо скрыт от других, либо его правда обесценена, и он уже не знает, как достучаться.
Решение.
Давайте уже просто сядем и поговорим (хотя нет, это не будет просто).
Давайте сядем и поговорим – с теми, с кем мы уже знакомы, и с теми, кого мы пока не знаем, но кто явно влияет на нашу жизнь. Это будет сложно. Но по крайней мере мы попробуем услышать каждый из внутренних голосов.
Потому что за каждым из них стоит своя правда, своя боль и свое желание помочь.
И каждый из них – это и есть я.
❤295🔥74👍42😢23💔19🤔6🤝2🤗2
ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО КПТСР: АУДИОВЕРСИЯ ГЛАВЫ И НОВОСТИ
(аудиоверсия главы "Нелегитимное горе" - здесь:💬 Телеграм-плеер)
Первый тираж "Ну что с того, что я там был: путеводитель по кПТСР" почти полностью продан (и российский, и европейский). Я допечатала ещё тысячу экземпляров.
На Озоне на книгу - больше 80 отзывов, резюмирую их:
- плюсы: это очень хорошая книга; от нее ощущение, что со мной наконец говорят по-человечески; там есть всё, чему нас учат про травму; я теперь знаю, какими словами называется то, что со мной произошло; она написана ясным образным языком; это очень хорошая проза; это настоящая книга, а не селф-хелп.
- минусы: упоминаются иноагенты, недостаточно нейтральная интонация, и это не селф-хелп.
Это - точно не селф-хелп. Хотя от специалиста, который пишет книгу о травме, ожидается именно он: простые поведенческие рекомендации, как от этого избавиться ("есть один верный метод: молитва и пост!").
Но специалист будет честным: всё, что можно сделать с помощью простых поведенческих рекомендаций - это частично стабилизировать состояние. Конкретные техники могут снизить остроту переживаний на пару баллов по десятибалльной шкале, это тоже важно - но это не приведет к восстановлению.
Поведенческие рекомендации в тексте есть - нельзя оставлять человека совсем без способов справляться. Но вообще это книга для тех, кто уже пробовал много способов себе помочь, и кому их оказалось недостаточно.
Книга - о том, что сейчас с нами происходит и что происходило в течение последних ста лет (и я точно не нейтральна по отношению к этим событиям). КПТСР - это не частная проблема человека, который такой вот хрупкий или у него детство не задалось. Это проблема мира, который вовсе не становится гуманнее - и в котором сложно, но возможно сохранять человечность.
Это не селф-хелп - но это работающий текст. Работающий на регуманизацию - на то, чтобы понять, что со мной происходит, отнестись к себе по-человечески и вернуть себе смысл.
Это не всем нужно - может быть, человек сейчас занят выживанием, решением проблем, и ему не до всех этих внутренних вещей. Но для тех, кому важно понять себя и понять, что происходит в результате травмы и какой в этом смысл - этот текст работает.
И чтобы не объяснять на пальцах, как он работает, я хочу показать фрагмент.
Ниже - аудиоверсия главы "Нелегитимное горе. Опыт, который приводит к кПТСР". (По звучанию получилось похоже на Лори Андерсон, которую я упоминала во введении). Читает Анна Фридман.
💬 Телеграм-плеер
🎵 Spotify
📹 Youtube
💸 Яндекс Музыка
Сайт книги, на котором ее можно заказать по обе стороны границы: https://cptsd.life/
(аудиоверсия главы "Нелегитимное горе" - здесь:
Первый тираж "Ну что с того, что я там был: путеводитель по кПТСР" почти полностью продан (и российский, и европейский). Я допечатала ещё тысячу экземпляров.
На Озоне на книгу - больше 80 отзывов, резюмирую их:
- плюсы: это очень хорошая книга; от нее ощущение, что со мной наконец говорят по-человечески; там есть всё, чему нас учат про травму; я теперь знаю, какими словами называется то, что со мной произошло; она написана ясным образным языком; это очень хорошая проза; это настоящая книга, а не селф-хелп.
- минусы: упоминаются иноагенты, недостаточно нейтральная интонация, и это не селф-хелп.
Это - точно не селф-хелп. Хотя от специалиста, который пишет книгу о травме, ожидается именно он: простые поведенческие рекомендации, как от этого избавиться ("есть один верный метод: молитва и пост!").
Но специалист будет честным: всё, что можно сделать с помощью простых поведенческих рекомендаций - это частично стабилизировать состояние. Конкретные техники могут снизить остроту переживаний на пару баллов по десятибалльной шкале, это тоже важно - но это не приведет к восстановлению.
Поведенческие рекомендации в тексте есть - нельзя оставлять человека совсем без способов справляться. Но вообще это книга для тех, кто уже пробовал много способов себе помочь, и кому их оказалось недостаточно.
Книга - о том, что сейчас с нами происходит и что происходило в течение последних ста лет (и я точно не нейтральна по отношению к этим событиям). КПТСР - это не частная проблема человека, который такой вот хрупкий или у него детство не задалось. Это проблема мира, который вовсе не становится гуманнее - и в котором сложно, но возможно сохранять человечность.
Это не селф-хелп - но это работающий текст. Работающий на регуманизацию - на то, чтобы понять, что со мной происходит, отнестись к себе по-человечески и вернуть себе смысл.
Это не всем нужно - может быть, человек сейчас занят выживанием, решением проблем, и ему не до всех этих внутренних вещей. Но для тех, кому важно понять себя и понять, что происходит в результате травмы и какой в этом смысл - этот текст работает.
И чтобы не объяснять на пальцах, как он работает, я хочу показать фрагмент.
Ниже - аудиоверсия главы "Нелегитимное горе. Опыт, который приводит к кПТСР". (По звучанию получилось похоже на Лори Андерсон, которую я упоминала во введении). Читает Анна Фридман.
Сайт книги, на котором ее можно заказать по обе стороны границы: https://cptsd.life/
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
❤206🔥56👍28💔8🥰3🤗1
ПРО (ГИПЕР)САМОДИАГНОСТИКУ ТРАВМЫ И НЕЙРООТЛИЧИЙ
В последние полгода я постоянно вижу статьи про абьюз конструкта травмы/нейроотличия/уязвимости/новой этики (например, здесь и здесь). Лейтмотив статей: люди используют самодиагностику травмы и нейроотличий, а также соответствующий язык, «который раньше был уместен только в кабинете врача»: РАС, БАР, (к)ПТСР, - для получения социальных выгод. Конкретно - для того, чтобы снять с себя ответственность за последствия своих действий, а также для того, чтобы показать свою исключительность и объединяться по этому принципу в сообщества («терапевтическая культура»). Ресентимент, фиксация на обвинении обидчика в своих бедах – зло. Травма влияет на жизнь человека только в той степени, в которой он идентифицирует себя как пострадавшего, а так - нет (один психотерапевт даже написал, что нет никакой особой проблемы с выросшими выпускниками детских домов, чем совершенно меня потряс). Концентрация на травме или нейроотличиях – это лишение себя субъектности, способности влиять на свою жизнь.
С одной стороны, да, это так. Реально существует – и всегда существовал - абьюз практик социальной справедливости везде, где люди используют эти практики. Но этот абьюз возник не с появлением «терапевтической культуры». Всегда были адвокации и самоадвокации: «да он пьяный был», «контуженный», «на обиженных богом не обижаются» - для снятия с человека ответственности. «Я на колчаковских фронтах ранен» и «во мне тетя родная проснулась, дура неисправимая» было написано задолго до того, как люди узнали о нейроотличиях и травмах – именно про абьюз этих практик.
Как только у общества появляется мало-мальский избыток ресурсов – появляются люди, которые хотят себе бесплатный ресурс. И наоборот, когда ресурс в дефиците, люди используют обесценивание или самообесценивание: «Ну что с того, что я там был», «українську націю не бере радіація» (поговорка жителей Припяти), «Решетников сказал, что ПТСР - у трех процентов воевавших», «как мы стали прорабатывать, что мама наорала».
А с другой стороны, когда я читаю тексты о том, что травма влияет на состояние человека только если человек уверен в этом влиянии, я каждый раз хочу спросить: коллеги, видите ли вы то, что вижу я? Рост употребления алкоголя и связанных с алкоголем смертей? Рост потребления антидепрессантов? Рост обращений к психиатрам? Нарушения сна, пищевого поведения, нарушения отношений, образа себя, аффекты, нападения на себя и окружающих «ни с чего»?
Знаете ли вы, что происходило с детьми с РАС до того, как появились способы их реабилитации? Знаете ли вы, что когда не было слов «РАС» или «травма», соответствующие проявления все равно были, и они документировались или самодокументировались: вот, например, цитата из Сартра, по поводу которой автор пишет: он же явно в спектре, в отличие от Камю, персонажи которого выступают больше в посттравматическом ключе. Всегда были нейроотличия, всегда были пострадавшие люди, и выжившие, и те, кто не выжил; всегда были попытки помощи и самопомощи, просто в эпоху до развитой медицины и психотерапии это называлось духовными практиками.
Коллеги, я вижу, вы концентрируетесь на том, что вам словами о себе рассказывают люди - но как вам то, что находится за пределами рассказа? Видите ли вы реальность фактов, а не слов, как вижу ее я? Если да, то как вам это?
И второй вопрос (первый был риторический, это невозможно не видеть): если видите – что предлагается делать всем этим людям со своими состояниями, если не начать с понимания, что со мной происходит?
Конкретно по фактам - что предлагается делать человеку, который не спит по ночам или спит, но видит кошмары? Который не ест или ест слишком много? У которого упорно не складываются отношения с людьми? Который ощущает свою испорченность и неуместность постоянно? Который не может дойти до врача, потому что там – непонятное и ужасное? С чего предлагается начать, если не с понимания: что со мной происходит?
В последние полгода я постоянно вижу статьи про абьюз конструкта травмы/нейроотличия/уязвимости/новой этики (например, здесь и здесь). Лейтмотив статей: люди используют самодиагностику травмы и нейроотличий, а также соответствующий язык, «который раньше был уместен только в кабинете врача»: РАС, БАР, (к)ПТСР, - для получения социальных выгод. Конкретно - для того, чтобы снять с себя ответственность за последствия своих действий, а также для того, чтобы показать свою исключительность и объединяться по этому принципу в сообщества («терапевтическая культура»). Ресентимент, фиксация на обвинении обидчика в своих бедах – зло. Травма влияет на жизнь человека только в той степени, в которой он идентифицирует себя как пострадавшего, а так - нет (один психотерапевт даже написал, что нет никакой особой проблемы с выросшими выпускниками детских домов, чем совершенно меня потряс). Концентрация на травме или нейроотличиях – это лишение себя субъектности, способности влиять на свою жизнь.
С одной стороны, да, это так. Реально существует – и всегда существовал - абьюз практик социальной справедливости везде, где люди используют эти практики. Но этот абьюз возник не с появлением «терапевтической культуры». Всегда были адвокации и самоадвокации: «да он пьяный был», «контуженный», «на обиженных богом не обижаются» - для снятия с человека ответственности. «Я на колчаковских фронтах ранен» и «во мне тетя родная проснулась, дура неисправимая» было написано задолго до того, как люди узнали о нейроотличиях и травмах – именно про абьюз этих практик.
Как только у общества появляется мало-мальский избыток ресурсов – появляются люди, которые хотят себе бесплатный ресурс. И наоборот, когда ресурс в дефиците, люди используют обесценивание или самообесценивание: «Ну что с того, что я там был», «українську націю не бере радіація» (поговорка жителей Припяти), «Решетников сказал, что ПТСР - у трех процентов воевавших», «как мы стали прорабатывать, что мама наорала».
А с другой стороны, когда я читаю тексты о том, что травма влияет на состояние человека только если человек уверен в этом влиянии, я каждый раз хочу спросить: коллеги, видите ли вы то, что вижу я? Рост употребления алкоголя и связанных с алкоголем смертей? Рост потребления антидепрессантов? Рост обращений к психиатрам? Нарушения сна, пищевого поведения, нарушения отношений, образа себя, аффекты, нападения на себя и окружающих «ни с чего»?
Знаете ли вы, что происходило с детьми с РАС до того, как появились способы их реабилитации? Знаете ли вы, что когда не было слов «РАС» или «травма», соответствующие проявления все равно были, и они документировались или самодокументировались: вот, например, цитата из Сартра, по поводу которой автор пишет: он же явно в спектре, в отличие от Камю, персонажи которого выступают больше в посттравматическом ключе. Всегда были нейроотличия, всегда были пострадавшие люди, и выжившие, и те, кто не выжил; всегда были попытки помощи и самопомощи, просто в эпоху до развитой медицины и психотерапии это называлось духовными практиками.
Коллеги, я вижу, вы концентрируетесь на том, что вам словами о себе рассказывают люди - но как вам то, что находится за пределами рассказа? Видите ли вы реальность фактов, а не слов, как вижу ее я? Если да, то как вам это?
И второй вопрос (первый был риторический, это невозможно не видеть): если видите – что предлагается делать всем этим людям со своими состояниями, если не начать с понимания, что со мной происходит?
Конкретно по фактам - что предлагается делать человеку, который не спит по ночам или спит, но видит кошмары? Который не ест или ест слишком много? У которого упорно не складываются отношения с людьми? Который ощущает свою испорченность и неуместность постоянно? Который не может дойти до врача, потому что там – непонятное и ужасное? С чего предлагается начать, если не с понимания: что со мной происходит?
❤293👏58👍37🔥24💔20🤝4
Диагноз важен не сам по себе. Диагноз всегда для чего-то.
Он действительно может использоваться как стигма наоборот - чтобы собирать социальные бонусы: «у меня РАС, и я забиваю на интересы других людей, как Илон Маск». И если определять себя только как травмированного, причем тяжело и неизлечимо («ранняя травма не лечится») – да, это на самом деле лишает человека выбора, что ему делать со своей жизнью. Я как свидетель восстановления говорю: это нехорошо, не должно такого быть.
Но если мне важен выбор - то понимание, что со мной, даёт мне больше выбора - потому что человечество точно придумало способы что-то с этим делать. Даже если психотерапия и психиатрия еще не дошла – есть другие люди, которые через это прошли и что-то придумали. Есть мои собственные способы, как с этим быть. А если нет, я могу их изобрести.
В тот момент, когда я понимаю, что травма или мои особенности в какой-то степени определяют мои реакции - я понимаю, что они определяют меня не полностью. У меня появляется выбор, что делать со своей жизнью.
И этот выбор дает именно знание.
Он действительно может использоваться как стигма наоборот - чтобы собирать социальные бонусы: «у меня РАС, и я забиваю на интересы других людей, как Илон Маск». И если определять себя только как травмированного, причем тяжело и неизлечимо («ранняя травма не лечится») – да, это на самом деле лишает человека выбора, что ему делать со своей жизнью. Я как свидетель восстановления говорю: это нехорошо, не должно такого быть.
Но если мне важен выбор - то понимание, что со мной, даёт мне больше выбора - потому что человечество точно придумало способы что-то с этим делать. Даже если психотерапия и психиатрия еще не дошла – есть другие люди, которые через это прошли и что-то придумали. Есть мои собственные способы, как с этим быть. А если нет, я могу их изобрести.
В тот момент, когда я понимаю, что травма или мои особенности в какой-то степени определяют мои реакции - я понимаю, что они определяют меня не полностью. У меня появляется выбор, что делать со своей жизнью.
И этот выбор дает именно знание.
❤392👍65🔥60👏24💔12🤝3🤗3🥰2
🍒 Мое интервью "Пчеле" на тему кПТСР, как написали в комментариях, "очень хорошее и понятное": https://pchela.media/cptsd/
🍒 Глава из книги-путеводителя по кПТСР про структурную диссоциацию: части, которые появляются в результате комплексной травмы: https://pchela.media/dissociate/
🍒 Глава из книги-путеводителя по кПТСР про структурную диссоциацию: части, которые появляются в результате комплексной травмы: https://pchela.media/dissociate/
🐝 "Пчела" - научно-популярное медиа, которое создала в начале 2025 года бывший главред "Ножа" Таня Коэн.
Пчела
Что такое кПТСР — расстройство, которое есть у каждого восьмого, почему его сложно диагностировать и как с ним жить? Интервью с психологом…
КПТСР окружено мифами: оно чаще всего возникает не в экстремальных обстоятельствах, а в обычной жизни, и для него не характерны яркие вьетнамские флешбэки.
❤147🔥39👍20💔8🤔3🤗2
🌐 Мы сделали электронную версию книги "Ну что с того, что я там был: путеводитель по кПТСР". Купить ее за рубли можно на нашем сайте: https://cptsd.life/. Если вы хотели приобрести электронную версию непосредственно у автора, то сейчас это можно сделать, да, именно там, на нашем сайте: https://cptsd.life.
📚 Я добавила на "Озон" два фрагмента книги: "Структурная диссоциация: раскол личности" и "Флешбэки". Теперь каждый, кто хочет, может их там прочитать, и книга перестала находиться в поиске Озона по моей фамилии. Какая связь? Я тоже не знаю, но на Озоне все работает примерно так. Если вы не найдете на Озоне мою книгу по моей фамилии, либо фамилии-имени - знайте, что печатная книга на Озоне есть, но она не находится, потому что поиск поломан в рамках программы по эншитификации сервиса. Бумажная книга доступна на Озоне по прямой ссылке с нашего сайта: https://cptsd.life/.
📚 Я добавила на "Озон" два фрагмента книги: "Структурная диссоциация: раскол личности" и "Флешбэки". Теперь каждый, кто хочет, может их там прочитать, и книга перестала находиться в поиске Озона по моей фамилии. Какая связь? Я тоже не знаю, но на Озоне все работает примерно так. Если вы не найдете на Озоне мою книгу по моей фамилии, либо фамилии-имени - знайте, что печатная книга на Озоне есть, но она не находится, потому что поиск поломан в рамках программы по эншитификации сервиса. Бумажная книга доступна на Озоне по прямой ссылке с нашего сайта: https://cptsd.life/.
cptsd.life
Анастасия Жичкина, книга о КПТСР "Ну что с того, что я там был: путеводитель по комплексному посттравматическому стрессовому расстройству"
Первая книга о кПТСР, написанная на русском языке. Анастасия Жичкина, "Ну что с того, что я там был: путеводитель по комплексному посттравматическому стрессовому расстройству". ПТСР и комплексное ПТСР, диссоциация, коллективная травма, травматический опыт.
❤145🔥74👍27
ТРАВМА - ЭТО ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОСТЬ?
Тяжелый опыт при КПТСР и ПТСР люди часто осмысляют как «Я особенный».
Я это все пережил. Я не как все эти люди. Я другой. We are not the same.
Бывает очень много боли, которую невозможно ни с кем разделить. И чувство «я не как все» – это эндорфин против пережитой боли.
Исключительность делает для человека важную работу - с ней становится возможно как-то жить дальше, переживание немного стихает, иначе оно бы съело все ресурсы.
Чтобы ее отпустить, нужно очень много мужества.
Потому что исключительность хранит человека - и одновременно не даёт ему измениться. И если есть что-то, что может гарантированно остановить восстановление после травмы - то это, к сожалению, именно убежденность человека в своей исключительности.
Особенно если это исключительность наоборот: у меня - такой опыт, что теперь - всё.
• У меня ранняя травма, и я теперь никогда не смогу отнестись к себе с теплом и принятием - у меня не было в опыте никакого тепла и принятия, откуда мне знать, как может быть по-другому.
• На самом деле: это общая для людей с КПТСР проблема - не знать, как бывает по-другому. Реальность очень многих - не знать, как просить о поддержке, потому что некого было просить, как говорить о своем состоянии – не с кем было о нем говорить, как принимать искреннее восхищение - никто без задних мыслей не восхищался, не верить, что тебя можно просто любить – никто не любил. Всему этому приходится учиться в режиме реального времени, собирать новый опыт из того, что есть сейчас: как это делают другие люди, как мне хотелось бы, чтобы это было. Это странная задача для взрослого, это – сложная задача, но она - решаемая. Но если человек считает, что не получится именно у него - обычно так считает какая-то его часть, которая отвергает саму возможность другого опыта: нельзя расслабиться, нельзя довериться, это делает уязвимым, а чужая доброта делает уязвимым вдвойне - непонятно, как от нее защищаться.
• У меня ранняя травма, и мне ничего не поможет вообще: это формирующее воздействие, после него человек как бонсай, пиздец - это несущая конструкция, вы же не будете ее убирать. Вариант: я настолько сильно нарушен(а), что мне ничего не поможет.
• На самом деле: у у человека в результате пережитого настолько настороженные защитные части, что договориться с ними действительно будет сложно. У этих частей есть идея, что терапия отберет способность защищаться, и если принять, что это правда, никто в здравом уме на такое не согласится. Но терапия никого не лишает способности ни защищаться, ни протестовать - у человека появляется выбор, как именно ему это все делать.
(продолжение здесь)
Тяжелый опыт при КПТСР и ПТСР люди часто осмысляют как «Я особенный».
Я это все пережил. Я не как все эти люди. Я другой. We are not the same.
Бывает очень много боли, которую невозможно ни с кем разделить. И чувство «я не как все» – это эндорфин против пережитой боли.
Исключительность делает для человека важную работу - с ней становится возможно как-то жить дальше, переживание немного стихает, иначе оно бы съело все ресурсы.
Чтобы ее отпустить, нужно очень много мужества.
Потому что исключительность хранит человека - и одновременно не даёт ему измениться. И если есть что-то, что может гарантированно остановить восстановление после травмы - то это, к сожалению, именно убежденность человека в своей исключительности.
Особенно если это исключительность наоборот: у меня - такой опыт, что теперь - всё.
• У меня ранняя травма, и я теперь никогда не смогу отнестись к себе с теплом и принятием - у меня не было в опыте никакого тепла и принятия, откуда мне знать, как может быть по-другому.
• На самом деле: это общая для людей с КПТСР проблема - не знать, как бывает по-другому. Реальность очень многих - не знать, как просить о поддержке, потому что некого было просить, как говорить о своем состоянии – не с кем было о нем говорить, как принимать искреннее восхищение - никто без задних мыслей не восхищался, не верить, что тебя можно просто любить – никто не любил. Всему этому приходится учиться в режиме реального времени, собирать новый опыт из того, что есть сейчас: как это делают другие люди, как мне хотелось бы, чтобы это было. Это странная задача для взрослого, это – сложная задача, но она - решаемая. Но если человек считает, что не получится именно у него - обычно так считает какая-то его часть, которая отвергает саму возможность другого опыта: нельзя расслабиться, нельзя довериться, это делает уязвимым, а чужая доброта делает уязвимым вдвойне - непонятно, как от нее защищаться.
• У меня ранняя травма, и мне ничего не поможет вообще: это формирующее воздействие, после него человек как бонсай, пиздец - это несущая конструкция, вы же не будете ее убирать. Вариант: я настолько сильно нарушен(а), что мне ничего не поможет.
• На самом деле: у у человека в результате пережитого настолько настороженные защитные части, что договориться с ними действительно будет сложно. У этих частей есть идея, что терапия отберет способность защищаться, и если принять, что это правда, никто в здравом уме на такое не согласится. Но терапия никого не лишает способности ни защищаться, ни протестовать - у человека появляется выбор, как именно ему это все делать.
(продолжение здесь)
❤168👍47🔥29🤔12💔9😢5🥰1
(начало здесь)
• У меня ранняя травма, и мне помогут только особые условия: терапевт, который приносит только корректирующий эмоциональный опыт, в виде стопроцентного безусловного принятия, выполнения всех требований всегда.
• На самом деле: у человека есть часть, которая бережет его от плохого опыта, и из-за того, что ей страшно досталось, маркирует любой неидеальный опыт как очень плохой и опасный, а самого человека - как слабого и беззащитного. Часть, основная задача которой защищать - и которая после пережитого не очень хорошо отличает то, что опасно, от того, что нет, на всякий случай старается регламентировать контакт, но это не помогает совсем, наоборот – пострадавшей части, которую не выпускают к людям, становится все более и более одиноко.
• Вариант «мне должны обеспечить особые условия» - я пострадал больше других, и мне должно быть позволено больше, чем другим людям: я могу наносить людям вред и не несу за него ответственность, потому что я пострадал(а), а они - нет. К тем, кто бежал из-под бомбежек, нельзя предъявлять требования как к обычным людям. К совершеннолетним выпускникам детских домов нельзя предъявлять требования как к обычным взрослым, сколько бы лет им не было. Я за вас кровь проливал (и мне простительна любая агрессия, и с моей стороны допустимы любые требования) - это общий дискурс многих ветеранов любых войн.
• На самом деле: это абьюз практик социальной справедливости.
(эта последняя идея - что пострадавшему позволено больше, чем обычным людям - критикуется, но критикуется очень странно. Почему-то не вызывает сомнений концепт «травмированным все позволено», но зато оспаривается сам концепт травмы. Мне часто говорят «не может быть так много травмированных, как вы пишете», подразумевая «не может быть так много людей с особыми правами» – хотя фактически ни травма, ни страдание не дают никаких особых прав.)
• Утверждение «исключительно мне ничего не поможет» может быть частью внутренней полемики, где голос «посмотрите, как мне плохо, мне нельзя помочь» оппонирует голосу «не может быть, чтобы это было настолько ужасно – пока я в это не верю, это не случилось на 100 процентов, значит, я не поломан, я такой же, как все люди». Это вопрос внутреннего признания, которое никак не происходит: я не могу до конца это допустить, я меняю прошлое силой своего непризнания.
Во всех случаях идея «именно мне ничего не поможет» – это утверждение части человека «я всегда буду защищаться так, как я защищаюсь сейчас». Правда, что помешать в этом части никто не может. Проблема только в том, что самого человека эта часть, защищая, запирает в травматической реальности - до тех пор, пока смерть не разлучит нас.
Вопрос, кто принимает это решение. Вот так запереться и никого не пускать – точно ли это общий ответ всех частей? Возможно ли другое решение в интересах системы в целом?
Никто ведь не исключителен - так же, как никто не совершенен.
All the people living in, living in the world today
Reunited by our love, reunited by our pain
All the things that I've done and I've seen
Still I don't know, don't know what it means
To be human
• У меня ранняя травма, и мне помогут только особые условия: терапевт, который приносит только корректирующий эмоциональный опыт, в виде стопроцентного безусловного принятия, выполнения всех требований всегда.
• На самом деле: у человека есть часть, которая бережет его от плохого опыта, и из-за того, что ей страшно досталось, маркирует любой неидеальный опыт как очень плохой и опасный, а самого человека - как слабого и беззащитного. Часть, основная задача которой защищать - и которая после пережитого не очень хорошо отличает то, что опасно, от того, что нет, на всякий случай старается регламентировать контакт, но это не помогает совсем, наоборот – пострадавшей части, которую не выпускают к людям, становится все более и более одиноко.
• Вариант «мне должны обеспечить особые условия» - я пострадал больше других, и мне должно быть позволено больше, чем другим людям: я могу наносить людям вред и не несу за него ответственность, потому что я пострадал(а), а они - нет. К тем, кто бежал из-под бомбежек, нельзя предъявлять требования как к обычным людям. К совершеннолетним выпускникам детских домов нельзя предъявлять требования как к обычным взрослым, сколько бы лет им не было. Я за вас кровь проливал (и мне простительна любая агрессия, и с моей стороны допустимы любые требования) - это общий дискурс многих ветеранов любых войн.
• На самом деле: это абьюз практик социальной справедливости.
(эта последняя идея - что пострадавшему позволено больше, чем обычным людям - критикуется, но критикуется очень странно. Почему-то не вызывает сомнений концепт «травмированным все позволено», но зато оспаривается сам концепт травмы. Мне часто говорят «не может быть так много травмированных, как вы пишете», подразумевая «не может быть так много людей с особыми правами» – хотя фактически ни травма, ни страдание не дают никаких особых прав.)
• Утверждение «исключительно мне ничего не поможет» может быть частью внутренней полемики, где голос «посмотрите, как мне плохо, мне нельзя помочь» оппонирует голосу «не может быть, чтобы это было настолько ужасно – пока я в это не верю, это не случилось на 100 процентов, значит, я не поломан, я такой же, как все люди». Это вопрос внутреннего признания, которое никак не происходит: я не могу до конца это допустить, я меняю прошлое силой своего непризнания.
Во всех случаях идея «именно мне ничего не поможет» – это утверждение части человека «я всегда буду защищаться так, как я защищаюсь сейчас». Правда, что помешать в этом части никто не может. Проблема только в том, что самого человека эта часть, защищая, запирает в травматической реальности - до тех пор, пока смерть не разлучит нас.
Вопрос, кто принимает это решение. Вот так запереться и никого не пускать – точно ли это общий ответ всех частей? Возможно ли другое решение в интересах системы в целом?
Никто ведь не исключителен - так же, как никто не совершенен.
All the people living in, living in the world today
Reunited by our love, reunited by our pain
All the things that I've done and I've seen
Still I don't know, don't know what it means
To be human
❤219👍42🔥23🤔17💔11👏7😢6🤝2
Центр НеТерпи приглашает психологов на курс «Работа с опытом насилия в близких отношениях»
Мне кажется, сейчас это самая достойная внимания программа по работе с насилием в рамках интегративного подхода. Курс основан на опыте команды Центра в работе с людьми с опытом насилия (как пострадавшими, так и применяющими насилие) и разработках супервизоров Центра. Он курс дает возможность уверенно и бережно сопровождать клиента в сложных случаях. Видя содержание программы, я бы сама с удовольствием на нее пошла, если бы мое сердце и свободное время не было отдано работе над учебником по качественным методам исследований.
Мне лично очень интересны следующие темы:
• Оценка состояния клиента и кризисный план
• Краткосрочное консультирование в ситуации насилия
• Работа с жертвенными и абьюзивными адаптивными стратегиями клиентов
• Особенности работы с сексуализированным насилием
• Особенности работы с парой, в которой есть насилие
Как это будет:
• Занятия с 19 сентября 2025 по 30 января 2026.
• Лекции в предзаписи каждую неделю.
• Онлайн-занятия с преподавателями по вторникам в 11:00 - 13:30 мск.
• Практическая работа в мини-группах под модерацией по пятницам в 11:00 - 13:00 мск.
• Стоимость 90 тысяч рублей, скидка для подписчиков канала 10% по промокоду CHEMODAN.
После успешного завершения обучения есть возможность волонтерской стажировки и супервизий в команде Центра НеТерпи.
Подробности и регистрация на курс – здесь: https://neterpi.com/course2025
Реклама, АНО "Нетерпи"
Erid: 2VtzqwWMf8v
Мне кажется, сейчас это самая достойная внимания программа по работе с насилием в рамках интегративного подхода. Курс основан на опыте команды Центра в работе с людьми с опытом насилия (как пострадавшими, так и применяющими насилие) и разработках супервизоров Центра. Он курс дает возможность уверенно и бережно сопровождать клиента в сложных случаях. Видя содержание программы, я бы сама с удовольствием на нее пошла, если бы мое сердце и свободное время не было отдано работе над учебником по качественным методам исследований.
Мне лично очень интересны следующие темы:
• Оценка состояния клиента и кризисный план
• Краткосрочное консультирование в ситуации насилия
• Работа с жертвенными и абьюзивными адаптивными стратегиями клиентов
• Особенности работы с сексуализированным насилием
• Особенности работы с парой, в которой есть насилие
Как это будет:
• Занятия с 19 сентября 2025 по 30 января 2026.
• Лекции в предзаписи каждую неделю.
• Онлайн-занятия с преподавателями по вторникам в 11:00 - 13:30 мск.
• Практическая работа в мини-группах под модерацией по пятницам в 11:00 - 13:00 мск.
• Стоимость 90 тысяч рублей, скидка для подписчиков канала 10% по промокоду CHEMODAN.
После успешного завершения обучения есть возможность волонтерской стажировки и супервизий в команде Центра НеТерпи.
Подробности и регистрация на курс – здесь: https://neterpi.com/course2025
Реклама, АНО "Нетерпи"
Erid: 2VtzqwWMf8v
Neterpi
Курс обучения работе с опытом насилия в близких отношениях 2025
Курс ориентирован на практикующих психологов, студентов последних курсов.
❤34🔥21👍14👏4🤔2
КОМПЛЕКСНАЯ ТРАВМА И ГЕНДЕР
TW: насилие над детьми
Нашла статью, в которой обсуждается влияние гендера на развитие кПТСР - австрийское исследование 2013 года, изучалось кПТСР как последствие институционального абьюза в детстве. Исследователи связались с людьми, которые обращались в 1960-1990х годах в комиссию католической церкви и в комиссию федеральной организации по приемным детям, и пригласили их заполнить опросники. Опросники касались комплексной травмы и пережитого насилия – физического, эмоционального и сексуализированного.
О гендерных различиях в пережитом насилии - мне кажется, будет интересно всем, кто винит себя в том, что их поведение стало причиной абьюза. Между пострадавшими женщинами и мужчинами нет никаких статистически значимых различий в том, какому насилию они подверглись. Нет различий ни в частоте конкретных видов насилия, в том числе сексуализированного, ни в том, сколько видов насилия человек пережил. То есть, в некоторых контекстах не важно даже, мальчик ты или девочка. Важно, что ты беззащитен, потому что ты ребенок. (я думаю, что в этом исследовании такое соотношение пострадавших, потому что это дети, и потому, что это те, кто обратился за помощью, то есть, не хотел скрыть факт насилия).
Встречается ли кПТСР у женщин чаще, чем у мужчин? В этом исследовании комплексная травма действительно чаще обнаруживалась у женщин, чем у мужчин, но это явно не связано с тем, что женщины чаще подвергаются насилию – см. выше, различий в частоте пережитого насилия между женщинами и мужчинами не было. КПТСР у женщин именно что чаще диагностируется - поскольку критерии кПТСР включают устойчиво низкую самооценку, чувство стыда, вины, собственной беспомощности и никчемности. Это – интернализованный подтип кПТСР, который характерен для женщин. У мужчин чаще встречается экстернализованный подтип кПТСР, который предполагает импульсивное поведение и враждебность, но который не диагностируется как кПТСР, так как обязательный критерий комплексной травмы – это негативные представления о себе. (У меня закралась мысль, не потому что ли это так, что Джудит Герман изучала последствия комплексной травмы преимущественно на пострадавших от абьюза женщинах?).
Посттравматические убеждения действительно больше согласуются с традиционной женской гендерной ролью. Девочек учат в случае проблем уступать, и если конфликт не разрешен - винить себя, а мальчиков – вломить обидчику. В общем, авторы делают вывод, что социальные роли модифицируют влияние комплексной травмы, и говорят, что было бы хорошо обратить больше внимания на гендерные аспекты кПТСР.
TW: насилие над детьми
О гендерных различиях в пережитом насилии - мне кажется, будет интересно всем, кто винит себя в том, что их поведение стало причиной абьюза. Между пострадавшими женщинами и мужчинами нет никаких статистически значимых различий в том, какому насилию они подверглись. Нет различий ни в частоте конкретных видов насилия, в том числе сексуализированного, ни в том, сколько видов насилия человек пережил. То есть, в некоторых контекстах не важно даже, мальчик ты или девочка. Важно, что ты беззащитен, потому что ты ребенок. (я думаю, что в этом исследовании такое соотношение пострадавших, потому что это дети, и потому, что это те, кто обратился за помощью, то есть, не хотел скрыть факт насилия).
Встречается ли кПТСР у женщин чаще, чем у мужчин? В этом исследовании комплексная травма действительно чаще обнаруживалась у женщин, чем у мужчин, но это явно не связано с тем, что женщины чаще подвергаются насилию – см. выше, различий в частоте пережитого насилия между женщинами и мужчинами не было. КПТСР у женщин именно что чаще диагностируется - поскольку критерии кПТСР включают устойчиво низкую самооценку, чувство стыда, вины, собственной беспомощности и никчемности. Это – интернализованный подтип кПТСР, который характерен для женщин. У мужчин чаще встречается экстернализованный подтип кПТСР, который предполагает импульсивное поведение и враждебность, но который не диагностируется как кПТСР, так как обязательный критерий комплексной травмы – это негативные представления о себе. (У меня закралась мысль, не потому что ли это так, что Джудит Герман изучала последствия комплексной травмы преимущественно на пострадавших от абьюза женщинах?).
Посттравматические убеждения действительно больше согласуются с традиционной женской гендерной ролью. Девочек учат в случае проблем уступать, и если конфликт не разрешен - винить себя, а мальчиков – вломить обидчику. В общем, авторы делают вывод, что социальные роли модифицируют влияние комплексной травмы, и говорят, что было бы хорошо обратить больше внимания на гендерные аспекты кПТСР.
❤151🤔55😢27👍23🔥15👏10