Про Никиту Михалкова фильм сделали...
https://www.m24.ru/shows2/77/455930
https://www.m24.ru/shows2/77/455930
m24.ru
"Тайны кино": артист Никита Михалков
Почему никто не сыграл бы атамана Брылова лучше, чем Михалков?
Я не заметила того момента, когда у нашей интеллигенции произошла фатальная смысловая замена.
Я ведь помню, это было, и было повсюду вокруг: "Я должен".
Я должен делать, я должен соответствовать, я должен "нести и сеять" и так далее.
Сущность человека определялась и оценивалась объемом того, что и сколько он должен (это не про деньги, уймитесь!).
Потом в какой-то не замеченный мною миг это видоизменилось, и на первый план вышло "Я хочу".
Я хочу делать, я хочу сказать, я хочу - всего и бесконечно долго.
А потом - сколько-то оборотов земного шара спустя - опять, незаметно для меня (возможно, и не только для меня) - откуда-то образовалось: "Я никому ничего не должен!".
Не должен делать, не обязан любить, не должен соответствовать, верить, служить, и так далее.
Только вот объемом и протяжённостью этой никомуничегонедолжности сущность человека уже не определяется.
Зато ею можно почти безошибочно определить степень нужности мирозданию никому ничего не должного человека.
Я ведь помню, это было, и было повсюду вокруг: "Я должен".
Я должен делать, я должен соответствовать, я должен "нести и сеять" и так далее.
Сущность человека определялась и оценивалась объемом того, что и сколько он должен (это не про деньги, уймитесь!).
Потом в какой-то не замеченный мною миг это видоизменилось, и на первый план вышло "Я хочу".
Я хочу делать, я хочу сказать, я хочу - всего и бесконечно долго.
А потом - сколько-то оборотов земного шара спустя - опять, незаметно для меня (возможно, и не только для меня) - откуда-то образовалось: "Я никому ничего не должен!".
Не должен делать, не обязан любить, не должен соответствовать, верить, служить, и так далее.
Только вот объемом и протяжённостью этой никомуничегонедолжности сущность человека уже не определяется.
Зато ею можно почти безошибочно определить степень нужности мирозданию никому ничего не должного человека.
Из одного телеграм-канала (ссылку не оставлю - не хочу).
Очень точно - про так называемое "экспертное сообщество".
"...Если человека с умным лицом (например вот в очках) привлекают к какой-то типа аналитической сфере, то лишь для того, чтобы он потом ходил в телевизор и двигал там определенную тему.
Но потом происходит обратный эффект - начальство набирает для ящика вот этих вот "экспертов", говорит им, что они должны делать, - а потом само начинает верить в их "экспертизу...".
Очень точно - про так называемое "экспертное сообщество".
"...Если человека с умным лицом (например вот в очках) привлекают к какой-то типа аналитической сфере, то лишь для того, чтобы он потом ходил в телевизор и двигал там определенную тему.
Но потом происходит обратный эффект - начальство набирает для ящика вот этих вот "экспертов", говорит им, что они должны делать, - а потом само начинает верить в их "экспертизу...".
В старом фильме Бортко «Единожды солгав» есть эпизод из его собственной биографии. Пасынок важного советского писателя-функционера, маленький Вова в день похорон Сталина был выпущен погулять во двор с траурной повязкой на рукаве. И другой мальчик из этого правительственного дома тоже вышел с такой же повязкой. И вот, преисполненные чувства ответственности момента, два дошкольника договариваются: «А давай больше никогда не будем смеяться!».
И немедленно разражаются неудержимым хохотом.
Родители в ужасе утаскивают истерически ржущих отпрысков по домам.
Собственно, и сейчас - как бы то ни было - глупо договариваться о том, чтоб никогда больше не смеяться.
И немедленно разражаются неудержимым хохотом.
Родители в ужасе утаскивают истерически ржущих отпрысков по домам.
Собственно, и сейчас - как бы то ни было - глупо договариваться о том, чтоб никогда больше не смеяться.
Во времена моей молодости одновременно жило множество великих людей разных поколений.
Вот только на Ленфильме работали бок о бок на моих глазах Хейфиц и Венгеров, Авербах и Аранович, Герман и Трегубович, Мельников, Аристов и Асанова, и это - не считая недавно перебравшегося в Москву Панфилова, не считая «молодняка» - Лопушанского, Сокурова, Овчарова, Огородникова, Бутурлина...
Потом ещё и Балабанов добавился.
И это - только первый ряд режиссуры.
А ведь был ещё и «второй», тоже талантливый, хоть и не «эпохальный». И при каждом был свой гений-оператор. И у каждого был свой великий драматург. И всё это - одновременно, и только на одной студии, выпускавшей, в среднем, 18-20 фильмов в год.
И вот сейчас я смотрю на то, что мы имеем 35-40 лет спустя...
И задаю себе вопросы.
И внезапно нахожу ответ. Всё стало так, как стало, - когда в Основном Законе страны записали «отсутствие идеологии».
Идеологией стало: «обогащайтесь!».
И лишь теперь осознаю, что это было нужно именно для того, чтоб ничего не стало. Чтоб не стало культуры, чтоб не стало идей.
И ясно понимаю, что движение, казавшееся нам тогда созидательным, было разрушением всего и вся.
И если не всё и не до конца разрушено, то лишь потому, что у народа хватило запаса прочности.
А у культуры этого запаса прочности не хватило.
Вот только на Ленфильме работали бок о бок на моих глазах Хейфиц и Венгеров, Авербах и Аранович, Герман и Трегубович, Мельников, Аристов и Асанова, и это - не считая недавно перебравшегося в Москву Панфилова, не считая «молодняка» - Лопушанского, Сокурова, Овчарова, Огородникова, Бутурлина...
Потом ещё и Балабанов добавился.
И это - только первый ряд режиссуры.
А ведь был ещё и «второй», тоже талантливый, хоть и не «эпохальный». И при каждом был свой гений-оператор. И у каждого был свой великий драматург. И всё это - одновременно, и только на одной студии, выпускавшей, в среднем, 18-20 фильмов в год.
И вот сейчас я смотрю на то, что мы имеем 35-40 лет спустя...
И задаю себе вопросы.
И внезапно нахожу ответ. Всё стало так, как стало, - когда в Основном Законе страны записали «отсутствие идеологии».
Идеологией стало: «обогащайтесь!».
И лишь теперь осознаю, что это было нужно именно для того, чтоб ничего не стало. Чтоб не стало культуры, чтоб не стало идей.
И ясно понимаю, что движение, казавшееся нам тогда созидательным, было разрушением всего и вся.
И если не всё и не до конца разрушено, то лишь потому, что у народа хватило запаса прочности.
А у культуры этого запаса прочности не хватило.
Всё как всегда.
В дни любых тяжёлых кризисов бесы всех мастей начинают атаку на церковь и на православие.
Им наша вера в Господа нашего Иисуса Христа очень мешает.
Всё ждала и удивлялась: неужели на этот раз не начнут?
Начали.
В дни любых тяжёлых кризисов бесы всех мастей начинают атаку на церковь и на православие.
Им наша вера в Господа нашего Иисуса Христа очень мешает.
Всё ждала и удивлялась: неужели на этот раз не начнут?
Начали.
Илья Павлов
Дорогие друзья!
Во вторник 3 мая наступит Радоница - первое после Пасхи поминовение усопших. В этот день в храме Святого Апостола и Евангелиста Луки будет совершена заупокойная литургия и вселенская панихида. Начало в 8:30.
Приглашаю всех прийти в храм и помянуть усопших сродников, друзей и знакомых.
У тех, кто не может присутствовать на службе – есть возможность подать заупокойные записки. Их можно написать в храме (пожертвования класть в церковный ящик).
Также записки можно подать виртуально – прислать имена на WhatsApp, на номер +7-921-756-51-02. На этот же номер можно высылать пожертвования (к номеру привязана карта Сбербанка).
Упокой Господи души усопших раб Твоих!
Дорогие друзья!
Во вторник 3 мая наступит Радоница - первое после Пасхи поминовение усопших. В этот день в храме Святого Апостола и Евангелиста Луки будет совершена заупокойная литургия и вселенская панихида. Начало в 8:30.
Приглашаю всех прийти в храм и помянуть усопших сродников, друзей и знакомых.
У тех, кто не может присутствовать на службе – есть возможность подать заупокойные записки. Их можно написать в храме (пожертвования класть в церковный ящик).
Также записки можно подать виртуально – прислать имена на WhatsApp, на номер +7-921-756-51-02. На этот же номер можно высылать пожертвования (к номеру привязана карта Сбербанка).
Упокой Господи души усопших раб Твоих!
Когда-то давно нас с мужем тяжело и сознательно оскорбил человек, которого мы много лет считали другом.
Это был знаменитый и очень влиятельный человек.
Я бы даже сказала - великий и могущественный.
Мы сразу вычеркнули его из своей жизни. Он этого не ожидал. Думал, что "станем искать консенсус", а он с барского плеча позволит нам этот консенсус найти.
Нам потом доносили "из цитадели", что, в принципе, от нас ждут только первого встречного шага, чтобы вновь распахнуть нам свои объятия.
А когда шаг так и не был сделан, нам и за это стали мстить, обдуманно и веско.
Этот наш бывший друг не с нами одними так поступил, но все остальные по первому же намёку "возвращались в объятия" (и потом хлебали то же самое раз за разом), а мы не вернулись. "Умерла - так умерла".
Множество доброхотов советовали нам: "Смиритесь, ребята, он разрушит вашу жизнь дотла!".
Разрушил, хоть и не дотла.
В общем, мы за всю эту историю заплатили высокую цену. Но ни разу не пожалели об этом и ни разу не задумались о возможности вернуть всё "на исходную поpицию", как будто ничего и не было.
Потому что "оно" было.
Но сегодня меня просто поражает, насколько обычные сюжеты из моей собственной прошлой жизни ныне стали вдруг почти притчами на тему окружающей меня реальности...
Это был знаменитый и очень влиятельный человек.
Я бы даже сказала - великий и могущественный.
Мы сразу вычеркнули его из своей жизни. Он этого не ожидал. Думал, что "станем искать консенсус", а он с барского плеча позволит нам этот консенсус найти.
Нам потом доносили "из цитадели", что, в принципе, от нас ждут только первого встречного шага, чтобы вновь распахнуть нам свои объятия.
А когда шаг так и не был сделан, нам и за это стали мстить, обдуманно и веско.
Этот наш бывший друг не с нами одними так поступил, но все остальные по первому же намёку "возвращались в объятия" (и потом хлебали то же самое раз за разом), а мы не вернулись. "Умерла - так умерла".
Множество доброхотов советовали нам: "Смиритесь, ребята, он разрушит вашу жизнь дотла!".
Разрушил, хоть и не дотла.
В общем, мы за всю эту историю заплатили высокую цену. Но ни разу не пожалели об этом и ни разу не задумались о возможности вернуть всё "на исходную поpицию", как будто ничего и не было.
Потому что "оно" было.
Но сегодня меня просто поражает, насколько обычные сюжеты из моей собственной прошлой жизни ныне стали вдруг почти притчами на тему окружающей меня реальности...
Всё время думаю про историю.
Про то, что из неё нельзя вычеркивать ничего - ни славы, ни позора, ни предательства.
У меня к истории с ранней юности трепетное отношение.
Я боялась дышать, держа в руках подлинный артефакт.
Я считаю любые попытки уничтожения исторического наследия - варварством. Равно как и пересмотр любых событий истории с современных позиций...
Когда талибы взорвали афганские статуи Будд, я натурально рыдала: никогда никто их больше не увидит, а ведь они простояли тысячи лет...
Нельзя сносить памятники - не только прекрасные, но даже и уродские.
Потому что они - часть общей жизни и часть исторического ландшафта.
Представляю себе, если бы сельджуки после покорения Египта снесли бы Сфинкса и пирамиды, мотивируя тем, что это - языческие памятники.
И мы - всё человечество - могли бы остаться без них...
Нельзя переписывать вчерашний день только потому, что он не согласуется с сегодняшней повесткой.
Он был, этот день.
В нём жили, любили и страдали миллионы наших же собственных прадедов. Их что, тоже теперь вычеркнуть?
Нас еще на первом курсе института предостерегали от "вульгарной социологии". От попыток рассматривать и оценивать исторические события и деяния с сегодняшней точки зрения.
Нам объясняли, что таким образом мы, сами того не замечая, подкладываем мину и под самих себя - ибо и мы стали такими, какие есть, благодаря тому, что предки были тогда и такими.
Мы сами - продукт тех эпох.
Менять историю - это лишать человека знания о самом себе, понимания, откуда он взялся и почему он такой как есть...
Но меня не покидает ужасное ощущение, что кому-то именно это наше знание очень мешает, и потому это знание торопливо истребляется по всей планете, заменяясь нелепыми мифами...
Нас, что-то помнящих, уже и так единицы. А скоро не станет совсем.
Останутся лишь хорошо промытые мозги и люди, уверенные в том, что история человечества началась персонально с них.
Про то, что из неё нельзя вычеркивать ничего - ни славы, ни позора, ни предательства.
У меня к истории с ранней юности трепетное отношение.
Я боялась дышать, держа в руках подлинный артефакт.
Я считаю любые попытки уничтожения исторического наследия - варварством. Равно как и пересмотр любых событий истории с современных позиций...
Когда талибы взорвали афганские статуи Будд, я натурально рыдала: никогда никто их больше не увидит, а ведь они простояли тысячи лет...
Нельзя сносить памятники - не только прекрасные, но даже и уродские.
Потому что они - часть общей жизни и часть исторического ландшафта.
Представляю себе, если бы сельджуки после покорения Египта снесли бы Сфинкса и пирамиды, мотивируя тем, что это - языческие памятники.
И мы - всё человечество - могли бы остаться без них...
Нельзя переписывать вчерашний день только потому, что он не согласуется с сегодняшней повесткой.
Он был, этот день.
В нём жили, любили и страдали миллионы наших же собственных прадедов. Их что, тоже теперь вычеркнуть?
Нас еще на первом курсе института предостерегали от "вульгарной социологии". От попыток рассматривать и оценивать исторические события и деяния с сегодняшней точки зрения.
Нам объясняли, что таким образом мы, сами того не замечая, подкладываем мину и под самих себя - ибо и мы стали такими, какие есть, благодаря тому, что предки были тогда и такими.
Мы сами - продукт тех эпох.
Менять историю - это лишать человека знания о самом себе, понимания, откуда он взялся и почему он такой как есть...
Но меня не покидает ужасное ощущение, что кому-то именно это наше знание очень мешает, и потому это знание торопливо истребляется по всей планете, заменяясь нелепыми мифами...
Нас, что-то помнящих, уже и так единицы. А скоро не станет совсем.
Останутся лишь хорошо промытые мозги и люди, уверенные в том, что история человечества началась персонально с них.
Снова у меня из обыкновенного факта частной жизни получается как бы притча. Но это и в самом деле не нарочно.
Внезапно вспомнилось.
Когда-то, еще не так давно, горела Черногория. Прям, вот горела-горела, всерьез и страшно.
Всё вокруг полыхало, огонь подбирался к моему дому, по городу колоннами мчались пожарные машины, барражировали вертолеты, ревели сирены.
Я стояла на балконе и видела (и даже фоточки в фейсбуке вывешивала), как громадный пожар становится всё ближе.
У меня была собрана маленькая сумка со всем необходимым, с деньгами и документами.
Мне непрерывно писали и звонили друзья, с криками: "беги!".
Но я стояла на балконе, кашляла и плакала от дыма, и смотрела. Я ждала, когда из окрестных домов побегут черногорцы.
Никакого движения с их стороны я не видела.
Они сидели дома и тоже чего-то ждали. Наверное, ждали, когда побегут соседи...
Я вспомнила, что читала про страшное землетрясение 1979 года, когда было практически полностью разрушено всё черногорское побережье, и когда погибло много людей, не захотевших бежать.
Я вдруг подумала: а, может, они и сейчас просто не хотят никуда бежать? Может, им проще сгореть со своими домами и со своей любимой страной, чем потом скитаться где-то и просить подаяния?
А ведь тогда, в 1979 году, у них была большая и сильная страна, которая впоследствии позаботилась о беженцах и которая отстроила Черногорию практически с нуля, вернув им их цветущий край. Но даже тогда многие не захотели бежать, предпочли погибнуть...
А сейчас они могли рассчитывать только на себя и на своих близких.
Но мне, в отличие от них, было куда бежать. Чего же ждала я?
Не знаю.
Но ждала, не бежала.
...Пожар тогда успели потушить и он не добрался до нас. В сгоревших деревнях были погибшие.
Не знаю, почему я сейчас вспомнила про тот день, и про своё ожидание незнамо чего.
Ждала ли я чуда? Нет, не ждала.
Осталась бы я на своём балконе, если бы побежали они?
Не знаю.
Но они так и не побежали, и я не побежала вместе с ними.
Внезапно вспомнилось.
Когда-то, еще не так давно, горела Черногория. Прям, вот горела-горела, всерьез и страшно.
Всё вокруг полыхало, огонь подбирался к моему дому, по городу колоннами мчались пожарные машины, барражировали вертолеты, ревели сирены.
Я стояла на балконе и видела (и даже фоточки в фейсбуке вывешивала), как громадный пожар становится всё ближе.
У меня была собрана маленькая сумка со всем необходимым, с деньгами и документами.
Мне непрерывно писали и звонили друзья, с криками: "беги!".
Но я стояла на балконе, кашляла и плакала от дыма, и смотрела. Я ждала, когда из окрестных домов побегут черногорцы.
Никакого движения с их стороны я не видела.
Они сидели дома и тоже чего-то ждали. Наверное, ждали, когда побегут соседи...
Я вспомнила, что читала про страшное землетрясение 1979 года, когда было практически полностью разрушено всё черногорское побережье, и когда погибло много людей, не захотевших бежать.
Я вдруг подумала: а, может, они и сейчас просто не хотят никуда бежать? Может, им проще сгореть со своими домами и со своей любимой страной, чем потом скитаться где-то и просить подаяния?
А ведь тогда, в 1979 году, у них была большая и сильная страна, которая впоследствии позаботилась о беженцах и которая отстроила Черногорию практически с нуля, вернув им их цветущий край. Но даже тогда многие не захотели бежать, предпочли погибнуть...
А сейчас они могли рассчитывать только на себя и на своих близких.
Но мне, в отличие от них, было куда бежать. Чего же ждала я?
Не знаю.
Но ждала, не бежала.
...Пожар тогда успели потушить и он не добрался до нас. В сгоревших деревнях были погибшие.
Не знаю, почему я сейчас вспомнила про тот день, и про своё ожидание незнамо чего.
Ждала ли я чуда? Нет, не ждала.
Осталась бы я на своём балконе, если бы побежали они?
Не знаю.
Но они так и не побежали, и я не побежала вместе с ними.
«...И некуда податься, кроме них»...
Давид Самойлов.
«Пестель, Поэт и Анна».
😞
Давид Самойлов.
«Пестель, Поэт и Анна».
😞
Погиб Гендиректор курорта «Красная Поляна» Андрей Круковский.
37-летний топ-менеджер погиб в горах Сочи. Причиной стало падение на тропе к Ачипсинской крепости.
«Круковский сделал для туристической отрасли Сочи больше, чем кто-либо. Он превратил «Красную Поляну» в курорт мирового уровня...» — сказал министр природных ресурсов и экологии России Александр Козлов.
Был ли это в самом деле несчастный случай, или в стране начался передел элитного сегмента туристической отрасли, я думаю, мы и без министра поймем довольно скоро... (((
37-летний топ-менеджер погиб в горах Сочи. Причиной стало падение на тропе к Ачипсинской крепости.
«Круковский сделал для туристической отрасли Сочи больше, чем кто-либо. Он превратил «Красную Поляну» в курорт мирового уровня...» — сказал министр природных ресурсов и экологии России Александр Козлов.
Был ли это в самом деле несчастный случай, или в стране начался передел элитного сегмента туристической отрасли, я думаю, мы и без министра поймем довольно скоро... (((
Почему не любят Россию.
Меня, незадолго до начала войны, спросил молодой человек, – такой, оппозиционно настроенный, но из моего ближнего круга, – не злой и хороший, в общем: «А вот почему Россия со всеми рассорилась? Почему её все так не любят, даже те, которые, вроде, должны бы любить – Сербия, Черногория, Болгария?».
Он-то считает, что из-за Путина. Что, вот не станет Путина, и сразу полюбят. И что без Путина Россия сразу процветёт.
Я не сумела объяснить ему, что западный мир (особенно, британский) просто не хочет Россию видеть живой, – ни чучелом, ни тушкой, хоть с Путиным, хоть с Навальным, хоть с чёртом лысым – никак вообще. И иллюзий тут строить нечего.
Я, разумеется, могла бы ему просто привести мою любимую цитату из Достоевского, который про «рассорилась со всеми» написал еще 200 лет тому назад.
Я могла бы прочесть длинную лекцию про «Большую игру» – вечную, с 300-летней историей, почти иррациональную борьбу англосаксонского мира против России.
Но не желающие видеть очевидного – не захотят увидеть очевидное.
Я и сама ведь тоже задавалась когда-то этим вопросом: почему мы, вечно желающие «играть по правилам», вечно желающие миролюбивых и дружественных отношений с соседями (если и «даем сдачи», то только по самым уже безвыходным обстоятельствам, но чаще прощаем и хаваем), постоянно оказываемся у них «империей зла», «плохишом» и вообще – исчадием ада?
Я для себя этот вопрос тщательно изучила.
И поняла ответ – посему и сам вопрос меня больше не парит, хотя, не скрою, иной раз всё равно обидно.
Ну, небольшая историческая справка, для начала.
Как помнится, в 18 веке Польшу дербанили коллективно, и Екатерина II долго сопротивлялась этому разделу, но силы были неравны.
«Россия успешно вела войну с Турцией. Создавалось положение, в котором в сфере русского влияния оказались бы Молдавия и Валахия. Не желая подобного исхода, король Фридрих Великий предложил России отказаться от Молдавии и Валахии, а в качестве компенсации России за военные расходы предложил раздел Польши между Пруссией и Россией. Екатерина II какое-то время сопротивлялась этому плану, но Фридрих перетянул на свою сторону Австрию (также не желавшую усиления России), перед которой он раскрыл перспективы территориальных приобретений в Польше вместо утраченной Силезии. Пруссия, Австрия и Россия подписали секретное соглашение о сохранении неизменности законов Речи Посполитой».
То есть, инициаторами раздела были Пруссия и Австрия.
И, кстати, населению земель, оказавшихся под Пруссией и Австрией, пришлось весьма туго.
Но ненависть поляков обрушилась на века именно на Россию (кстати, Пруссия и Австрия и в ХХ веке не так, чтобы были к Польше сильно лояльны, но польское население живо забыло, чего там натворили немцы, зато про эпоху Варшавского договора помнит и по сей день – с лютой ненавистью, разумеется).
Примерно то же происходило и с чехами, и с болгарами.
Когда развалился Советский Союз, бывшие его составные части – республики Средней Азии, Закавказья, Прибалтики, а потом и Украина с Белоруссией – ничего хорошего про жизнь в Российской Империи и СССР вспоминать не любили и не любят.
Хотя жили намного лучше русских – хоть при царях, хоть при коммунистах, и уж точно лучше, чем при прочих захватчиках.
Поляки и чехи уже обожают немцев – хотя, казалось бы, такое позабыть нельзя.
Да что там – даже балканцы уже фактически простили Штатам и Европе совсем еще недавние бомбардировки Югославии.
Почему не полюбили нас, а полюбили тех?
Сейчас, конечно, многие обидятся, но я всё равно скажу.
Потому что слуга всегда любит барина жестокого, чью подачку надо выслуживать и вымаливать. И не факт, что получишь. Зато кнутов схлопотать можно «по первому же запросу».
А барина доброго, уступчивого и лояльного, не запрещающего вам болтать на своих языках, не запрещающего вашим детям учиться со своими детьми, за свой счет строящего вам дома и больницы, не наказывающего жестоко за малейший проступок – не любят.
Не знаю, почему так, но это так.
И так было при Грозном, и при Петре, и при Екатерине, а не только сейчас.
Меня, незадолго до начала войны, спросил молодой человек, – такой, оппозиционно настроенный, но из моего ближнего круга, – не злой и хороший, в общем: «А вот почему Россия со всеми рассорилась? Почему её все так не любят, даже те, которые, вроде, должны бы любить – Сербия, Черногория, Болгария?».
Он-то считает, что из-за Путина. Что, вот не станет Путина, и сразу полюбят. И что без Путина Россия сразу процветёт.
Я не сумела объяснить ему, что западный мир (особенно, британский) просто не хочет Россию видеть живой, – ни чучелом, ни тушкой, хоть с Путиным, хоть с Навальным, хоть с чёртом лысым – никак вообще. И иллюзий тут строить нечего.
Я, разумеется, могла бы ему просто привести мою любимую цитату из Достоевского, который про «рассорилась со всеми» написал еще 200 лет тому назад.
Я могла бы прочесть длинную лекцию про «Большую игру» – вечную, с 300-летней историей, почти иррациональную борьбу англосаксонского мира против России.
Но не желающие видеть очевидного – не захотят увидеть очевидное.
Я и сама ведь тоже задавалась когда-то этим вопросом: почему мы, вечно желающие «играть по правилам», вечно желающие миролюбивых и дружественных отношений с соседями (если и «даем сдачи», то только по самым уже безвыходным обстоятельствам, но чаще прощаем и хаваем), постоянно оказываемся у них «империей зла», «плохишом» и вообще – исчадием ада?
Я для себя этот вопрос тщательно изучила.
И поняла ответ – посему и сам вопрос меня больше не парит, хотя, не скрою, иной раз всё равно обидно.
Ну, небольшая историческая справка, для начала.
Как помнится, в 18 веке Польшу дербанили коллективно, и Екатерина II долго сопротивлялась этому разделу, но силы были неравны.
«Россия успешно вела войну с Турцией. Создавалось положение, в котором в сфере русского влияния оказались бы Молдавия и Валахия. Не желая подобного исхода, король Фридрих Великий предложил России отказаться от Молдавии и Валахии, а в качестве компенсации России за военные расходы предложил раздел Польши между Пруссией и Россией. Екатерина II какое-то время сопротивлялась этому плану, но Фридрих перетянул на свою сторону Австрию (также не желавшую усиления России), перед которой он раскрыл перспективы территориальных приобретений в Польше вместо утраченной Силезии. Пруссия, Австрия и Россия подписали секретное соглашение о сохранении неизменности законов Речи Посполитой».
То есть, инициаторами раздела были Пруссия и Австрия.
И, кстати, населению земель, оказавшихся под Пруссией и Австрией, пришлось весьма туго.
Но ненависть поляков обрушилась на века именно на Россию (кстати, Пруссия и Австрия и в ХХ веке не так, чтобы были к Польше сильно лояльны, но польское население живо забыло, чего там натворили немцы, зато про эпоху Варшавского договора помнит и по сей день – с лютой ненавистью, разумеется).
Примерно то же происходило и с чехами, и с болгарами.
Когда развалился Советский Союз, бывшие его составные части – республики Средней Азии, Закавказья, Прибалтики, а потом и Украина с Белоруссией – ничего хорошего про жизнь в Российской Империи и СССР вспоминать не любили и не любят.
Хотя жили намного лучше русских – хоть при царях, хоть при коммунистах, и уж точно лучше, чем при прочих захватчиках.
Поляки и чехи уже обожают немцев – хотя, казалось бы, такое позабыть нельзя.
Да что там – даже балканцы уже фактически простили Штатам и Европе совсем еще недавние бомбардировки Югославии.
Почему не полюбили нас, а полюбили тех?
Сейчас, конечно, многие обидятся, но я всё равно скажу.
Потому что слуга всегда любит барина жестокого, чью подачку надо выслуживать и вымаливать. И не факт, что получишь. Зато кнутов схлопотать можно «по первому же запросу».
А барина доброго, уступчивого и лояльного, не запрещающего вам болтать на своих языках, не запрещающего вашим детям учиться со своими детьми, за свой счет строящего вам дома и больницы, не наказывающего жестоко за малейший проступок – не любят.
Не знаю, почему так, но это так.
И так было при Грозном, и при Петре, и при Екатерине, а не только сейчас.
Ладно, эти хоть были воинственны. Но ведь и при миролюбивейшем Александре III ненавидели просто люто.
Что же до «цивилизованного мира», то он всегда жил по самым нечеловеческим принципам.
Для него всегда миролюбивый сосед был либо слабаком (которого надо поработить), либо опасным идиотом (которого надо изолировать).
Россия вечно попадала в разряд «опасных идиотов».
И, если честно, всегда вела себя «как идиот».
Помогала тем, которых надо было без сожалений высасывать досуха, и потом втаптывать в землю по горло.
Не била тех, кого надо было безжалостно лупцевать до потери пульса.
Позволяла иностранцам устраивать у себя путчи и заговоры – начиная с Павла I.
Чего не было при Екатерине, надо сказать.
Она была чистокровная немка, и потому быстро сумела избавиться от прекраснодушных иллюзий и начать разговаривать со всеми с позиции силы.
Она хотела нравиться Европе – но когда поняла, что понравиться не удастся, преспокойно наплевала на все европейские симпатии и антипатии, и повела самостоятельную политику.
А поклонник Пруссии, её сыночек, оказался всё же слишком русским – то есть, слишком рыцарственным, слишком «про честь и справедливость». Вот и получил полный карман «и чести, и справедливости».
Мне иногда кажется, что вот это вечное желание кому-то нравиться Россию всегда и губит.
Не до конца, но всё же.
Это как баба, которая вешается на шею.
Вот, вроде, всем хороша. Но была бы неприступна – и от женихов бы отбою не было.
А она влюбляется и сразу даёт. А когда её не хотят, продолжает ублажать, в надежде, что полюбят.
Россия, как с детства нелюбимый матерью ребенок, который не желает верить в то, что его не любят просто потому, что не любят.
Он думает, что если он будет себя хорошо вести – его полюбят. Но нет, не полюбили.
Он думает, что вот он вырастет, и докажет, и тогда его полюбят. Вырос, доказал – а нет, не полюбили.
Он думает, что надо дать матери много денег – и она его полюбит. И не понимает, что если его не любили маленьким и беззащитным, не любили зависимым и робким, то сильным и мОгущим – его не полюбят тем более, хотя будут и деньги брать, и услуги принимать – как должное.
Но не полюбят.
Его полюбят только жестоким и безжалостным, только высокомерным и презирающим.
Но именно таким он быть и не хочет, и не умеет.
А зря.
*****
P.S.
Ф. М. Достоевский о славянских «братьях» России.
«... по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому - не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!
И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, - у них характер в этом смысле как у всех, - а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.
Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают.
Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия проглотила бы их тотчас же, «имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени» .
Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее.
Что же до «цивилизованного мира», то он всегда жил по самым нечеловеческим принципам.
Для него всегда миролюбивый сосед был либо слабаком (которого надо поработить), либо опасным идиотом (которого надо изолировать).
Россия вечно попадала в разряд «опасных идиотов».
И, если честно, всегда вела себя «как идиот».
Помогала тем, которых надо было без сожалений высасывать досуха, и потом втаптывать в землю по горло.
Не била тех, кого надо было безжалостно лупцевать до потери пульса.
Позволяла иностранцам устраивать у себя путчи и заговоры – начиная с Павла I.
Чего не было при Екатерине, надо сказать.
Она была чистокровная немка, и потому быстро сумела избавиться от прекраснодушных иллюзий и начать разговаривать со всеми с позиции силы.
Она хотела нравиться Европе – но когда поняла, что понравиться не удастся, преспокойно наплевала на все европейские симпатии и антипатии, и повела самостоятельную политику.
А поклонник Пруссии, её сыночек, оказался всё же слишком русским – то есть, слишком рыцарственным, слишком «про честь и справедливость». Вот и получил полный карман «и чести, и справедливости».
Мне иногда кажется, что вот это вечное желание кому-то нравиться Россию всегда и губит.
Не до конца, но всё же.
Это как баба, которая вешается на шею.
Вот, вроде, всем хороша. Но была бы неприступна – и от женихов бы отбою не было.
А она влюбляется и сразу даёт. А когда её не хотят, продолжает ублажать, в надежде, что полюбят.
Россия, как с детства нелюбимый матерью ребенок, который не желает верить в то, что его не любят просто потому, что не любят.
Он думает, что если он будет себя хорошо вести – его полюбят. Но нет, не полюбили.
Он думает, что вот он вырастет, и докажет, и тогда его полюбят. Вырос, доказал – а нет, не полюбили.
Он думает, что надо дать матери много денег – и она его полюбит. И не понимает, что если его не любили маленьким и беззащитным, не любили зависимым и робким, то сильным и мОгущим – его не полюбят тем более, хотя будут и деньги брать, и услуги принимать – как должное.
Но не полюбят.
Его полюбят только жестоким и безжалостным, только высокомерным и презирающим.
Но именно таким он быть и не хочет, и не умеет.
А зря.
*****
P.S.
Ф. М. Достоевский о славянских «братьях» России.
«... по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому - не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!
И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, - у них характер в этом смысле как у всех, - а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.
Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают.
Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия проглотила бы их тотчас же, «имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени» .
Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее.
О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению.
Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия - страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в (...страну по вкусу...) и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний (...фамилию по вкусу...) согласился наконец принять портфель президента совета министров.
России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом
должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества.
Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит - Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство...»
Ф.М.Достоевский. Дневник писателя. Сентябрь - декабрь 1877 года.
Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия - страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в (...страну по вкусу...) и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний (...фамилию по вкусу...) согласился наконец принять портфель президента совета министров.
России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом
должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества.
Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит - Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство...»
Ф.М.Достоевский. Дневник писателя. Сентябрь - декабрь 1877 года.
Вспомнила наши с Павловым разговоры в музеях Ватикана.
В галереях римской скульптуры мы заговорили с ним об отличии античной греческой скульптуры от римской.
Казалось бы - стилевые принципы достаточно схожие.
Но есть фундаментальное отличие.
Греческая скульптура мало озабочена портретным сходством. Она всегда "усовершенствует" оригинал, дабы оставить в веках не просто человека, а человека совершенного.
Взять, хотя бы портрет Перикла: лицо идеально симметрично, идеально правильны черты, идеальны соотношения черт.
"Золотое сечение".
Про Перикла лично портрет рассказывает мало, про понимание идеала - много.
Римский портрет - это всегда стремление достичь максимального сходства с оригиналом, даже если оригинал далек от совершенства, косоват на один глаз, со скошенным подбородком и грубо вылепленным черепом.
Римский портрет нередко безжалостен, но это всегда - желание сохранить для потомков подлинный облик конкретного человека. Зато от греков нам осталось куда больше имен авторов скульптур, чем от римлян.
Примерно такова же разница между греческой и римской историографией.
Мы о реальных древних греках достоверно знаем примерно столько же, сколько о мифологических греческих богах и героях: они практически неразличимы между собой.
Римская историография отнюдь не всегда комплиментарна, она вообще мало в себя включает мифов и легенд - и даже Ромул и Рем, и похищение сабинянок - типично мифологическая история - все равно не скрывает достаточно уродливых и варварских черт "римских праотцев".
И вот, обсудив всё это, мы с Юрой пришли к выводу, что, объективно, римская культура более гуманистична.
Говоря современным языком, - более "человекоцентрична".
Но греческая нам обоим нравится больше.
В галереях римской скульптуры мы заговорили с ним об отличии античной греческой скульптуры от римской.
Казалось бы - стилевые принципы достаточно схожие.
Но есть фундаментальное отличие.
Греческая скульптура мало озабочена портретным сходством. Она всегда "усовершенствует" оригинал, дабы оставить в веках не просто человека, а человека совершенного.
Взять, хотя бы портрет Перикла: лицо идеально симметрично, идеально правильны черты, идеальны соотношения черт.
"Золотое сечение".
Про Перикла лично портрет рассказывает мало, про понимание идеала - много.
Римский портрет - это всегда стремление достичь максимального сходства с оригиналом, даже если оригинал далек от совершенства, косоват на один глаз, со скошенным подбородком и грубо вылепленным черепом.
Римский портрет нередко безжалостен, но это всегда - желание сохранить для потомков подлинный облик конкретного человека. Зато от греков нам осталось куда больше имен авторов скульптур, чем от римлян.
Примерно такова же разница между греческой и римской историографией.
Мы о реальных древних греках достоверно знаем примерно столько же, сколько о мифологических греческих богах и героях: они практически неразличимы между собой.
Римская историография отнюдь не всегда комплиментарна, она вообще мало в себя включает мифов и легенд - и даже Ромул и Рем, и похищение сабинянок - типично мифологическая история - все равно не скрывает достаточно уродливых и варварских черт "римских праотцев".
И вот, обсудив всё это, мы с Юрой пришли к выводу, что, объективно, римская культура более гуманистична.
Говоря современным языком, - более "человекоцентрична".
Но греческая нам обоим нравится больше.
Портрет Марка Аврелия Каракаллы. Портрет Перикла работы Кресилая.
8 лет прошло...
Огромное количество стримов и видео из Одесского Дома Профсоюзов от 2 мая 2014 года удалены из интернета.
А, возможно, и полностью стёрты.
Все мои посты восьмилетней давности, к которым были прикреплены эти видеозаписи - с крупными планами, с разборчивыми репликами и криками, с падениями горящих людей из окон, с последующим весёлым их добиванием и тасканием тел по асфальту, с отчетливо видными лицами мучителей и убийц - словом, все видеосвидетельства чудовищного преступления - сегодня пусты.
Надпись: «контент удален».
Контент!
Еще в декабре 2014 в разных источниках фигурировало не менее ста погибших в Одесском Доме профсоюзов.
Очевидцы рассказывали, что было намного больше.
Откуда взялась цифра 48?
Да оттуда: если свыше 48 погибших, это уже преступление против человечества, и суд в Гааге.
Кто бы боялся суда в Гааге, если бы погибшие «сами были во всем виноваты и сами себя сожгли», как вот уже 8 лет уверяет всех небратский народ?
Я часто сейчас думаю про Одессу.
Про то, как проводила школьные каникулы на даче в Затоке, про то, что Одессу ждёт теперь.
Я Одессу очень любила когда-то, и сейчас во мне жива память о той любви.
Но 8 лет назад для меня она стала «пеплом Клааса».
Огромное количество стримов и видео из Одесского Дома Профсоюзов от 2 мая 2014 года удалены из интернета.
А, возможно, и полностью стёрты.
Все мои посты восьмилетней давности, к которым были прикреплены эти видеозаписи - с крупными планами, с разборчивыми репликами и криками, с падениями горящих людей из окон, с последующим весёлым их добиванием и тасканием тел по асфальту, с отчетливо видными лицами мучителей и убийц - словом, все видеосвидетельства чудовищного преступления - сегодня пусты.
Надпись: «контент удален».
Контент!
Еще в декабре 2014 в разных источниках фигурировало не менее ста погибших в Одесском Доме профсоюзов.
Очевидцы рассказывали, что было намного больше.
Откуда взялась цифра 48?
Да оттуда: если свыше 48 погибших, это уже преступление против человечества, и суд в Гааге.
Кто бы боялся суда в Гааге, если бы погибшие «сами были во всем виноваты и сами себя сожгли», как вот уже 8 лет уверяет всех небратский народ?
Я часто сейчас думаю про Одессу.
Про то, как проводила школьные каникулы на даче в Затоке, про то, что Одессу ждёт теперь.
Я Одессу очень любила когда-то, и сейчас во мне жива память о той любви.
Но 8 лет назад для меня она стала «пеплом Клааса».