Переслушала Арию Демона в исполнении лучших баритонов и лучших басов.
Просто так – для себя, для удовольствия.
Баритонов – даже таких мощных, как Хворостовский, и даже таких харизматичных, как Георг Отс – сразу долой.
Не тянут они по объёму звука (хотя очень «работают чувствами»).
Но вот басы.
Прославленный Николай Гяуров – вообще мимо кассы.
Всё не про то. Вообще не понимает, про что поёт. Ну, поёт. Голос хороший.
Марк Рейзен – идеально всё выпевает. Звук – иерихонская труба. Величия - до неба.
Но поет он сам для себя, нимало его не беспокоит, что он «тот, кого никто не любит и всё живущее клянёт», и никакой девушке он «земное первое мученье и слёзы первые свои» не изливает.
Летает где-то там, и поёт, упиваясь самим собой, наслаждаясь своим могуществом.
Павел Лисициан – гениально конечно поёт.
Дух захватывает.
Вот уж кто воистину – «Я бич рабов моих земных, Я царь познанья и свободы, Я враг небес, я зло природы!».
Такой яростный – что того и гляди, прям сейчас всё и снесёт. Включая девушку. Которой он, скорее, угрожает, чем объясняется в любви.
И только Шаляпин.
Вот хоть ты тресни.
Только у него – тот невероятный баланс мощи, царственности, гнева – и любви.
Он и в самом деле очень зол – на себя. И ему, видимо, немало усилий стоило прийти и объясниться.
Но переломил себя, пришёл и распластался: «И видишь – я у ног твоих!».
Вот, у кого боренья-то с самим собою!
Вот у кого, и в самом деле – «Земное первое мученье и слёзы первые свои» ...
И это всё при том, что я не видела ни одного из исполнителей – слушала только записи.
Вот сразу опять вспомнила этот сериал ничтожный: ну куда ж вы лезете, цуцыки?
Ну, там битва таких титанов происходила, а вы всё норовите со своим суконным рылом, да в калашный ряд!
Куда уж вам.
Просто так – для себя, для удовольствия.
Баритонов – даже таких мощных, как Хворостовский, и даже таких харизматичных, как Георг Отс – сразу долой.
Не тянут они по объёму звука (хотя очень «работают чувствами»).
Но вот басы.
Прославленный Николай Гяуров – вообще мимо кассы.
Всё не про то. Вообще не понимает, про что поёт. Ну, поёт. Голос хороший.
Марк Рейзен – идеально всё выпевает. Звук – иерихонская труба. Величия - до неба.
Но поет он сам для себя, нимало его не беспокоит, что он «тот, кого никто не любит и всё живущее клянёт», и никакой девушке он «земное первое мученье и слёзы первые свои» не изливает.
Летает где-то там, и поёт, упиваясь самим собой, наслаждаясь своим могуществом.
Павел Лисициан – гениально конечно поёт.
Дух захватывает.
Вот уж кто воистину – «Я бич рабов моих земных, Я царь познанья и свободы, Я враг небес, я зло природы!».
Такой яростный – что того и гляди, прям сейчас всё и снесёт. Включая девушку. Которой он, скорее, угрожает, чем объясняется в любви.
И только Шаляпин.
Вот хоть ты тресни.
Только у него – тот невероятный баланс мощи, царственности, гнева – и любви.
Он и в самом деле очень зол – на себя. И ему, видимо, немало усилий стоило прийти и объясниться.
Но переломил себя, пришёл и распластался: «И видишь – я у ног твоих!».
Вот, у кого боренья-то с самим собою!
Вот у кого, и в самом деле – «Земное первое мученье и слёзы первые свои» ...
И это всё при том, что я не видела ни одного из исполнителей – слушала только записи.
Вот сразу опять вспомнила этот сериал ничтожный: ну куда ж вы лезете, цуцыки?
Ну, там битва таких титанов происходила, а вы всё норовите со своим суконным рылом, да в калашный ряд!
Куда уж вам.
ТАРКОВСКИЙ.
ко дню рождения.
Как-то, наверное, нескромно (а, может, и смешно) выглядит, что как ни день рождения или юбилей известного человека, – так вечно Павлова тут как тут со своими мемуарами: «а вот мы с иваниванычем, помню…».
Одним словом, «на фоне Пушкина снимается семейство»…
Но, что поделать: наш пятачок всегда был маленький, узенький, все друг друга знали, все друг с другом встречались при разных обстоятельствах, так что вот...
Я была совсем молодая киноведша, когда меня познакомили с Тарковским.
Как водится, в ресторане Дома кино, примерно, за год до премьеры «Сталкера».
Я на тот момент как-то привыкла считать, что Тарковский – в общем, молодой режиссер (ну, примерно в таком ключе: «молодой гений»). А оказался довольно мрачный мужик, одетый модно и с претензией (в Питере одевались по-другому), совсем не молодой по моим тогдашним понятиям, и все перед ним за столом ужасно лебезили. А еще ужаснее было то, что ему это явно нравилось. Он был довольно саркастичен, и, время от времени, сквозь зубы как-то очень обидно для окружающих шутил. Я ждала, что кто-то взорвется, но все молча хавали.
У нас-то на «Ленфильме» был другой стиль отношений всех со всеми: все «на ты», все лёшисенивовы, исключения – лишь для классиков. Ну и, соответственно, все всем говорили, что хотели, без табели о рангах. В Москве уже тогда было по-другому.
Ну, мое какое дело. Я забилась в угол стола, кругом обсаженного знаменитостями, да помалкивала.
В общем, он мне не понравился. Ну, вот у меня так часто бывало: мне кино нравится, а его создатель – не очень. Хотя про фильмы Тарковского говорить «нравится» – смешно и глупо. Я по ним с ума сходила. Ну, за исключением, пожалуй, «Соляриса» и двух последних лент. То есть, я и про эти ленты понимала, что они сделаны выдающимся мастером, но вот так.
А потом, собственно, премьера «Сталкера» в Доме кино, про которую как-нибудь расскажу отдельно.
И вот, сталбыть, ленинградский кинотеатр «Художественный» приглашает ААТ после премьеры «Сталкера» два вечера подряд провести встречи-диспуты со зрителями, а у него тогда материальное положение оставляло желать, и он согласился.
А мне предлагают вести эти его беседы с народом.
Я, натурально, в полном восторге. Но держу фасон и делаю вид, что мне вести творческие вечера (мастер-классы, как бы сейчас сказали) великого человека – пустяк-дело.
И вот он в первый вечер приходит, два тогда совсем еще молодых, но уже обласканных большой славой питерских режиссера (считающих себя его учениками) – за ним пальто по очереди носят, Лариса Пална куда-то запропала (не было ее в первый вечер в «Художке»).
ААТ спрашивает меня: «Ну, про что говорить-то будем?».
– Да, про что спросят, про то и будем! – пижоню я, хотя у самой поджилки-то подрагивают.
Пока сопровождающие пьют чай в кабинете директора, он молча ходит со мной по еще пустому фойе, увешанному плотниковскими портретами актеров и актрис в цветах и шляпах, и язвительно кривится. Мне неловко - то ли от молчания, то ли еще от чего. И я говорю:
– Андрей Арсенич, странные, всё же, люди – артисты, правда?
Он смотрит на эти портреты, иронически усмехаясь в усы, и отвечает: «А вы уверены, что они – вполне люди?!».
...Назавтра мы уже встречаемся как добрые знакомые: предыдущий вечер прошел хорошо, диалог получился, публика готова была его на руках носить, в общем, скепсиса и язвительных усмешек у мэтра поубыло.
Он как-то даже помолодел, стал улыбаться и приосанился. На него – вопреки моим представлениям о небожителях – публичный успех действовал точно так же, как и на обычных людей: ему нравилось.
Второй вечер прошел еще круче.
Всё-таки, за питерскую публику – по крайней мере, тогда – стыдно не было: публика была супер! Всё понимала, ловила нюансы влёт, считывала намеки, и с юмором было всё в порядке.
И вот уже всё окончилось, уже коньячок в кабинете директора, Лариса Павловна, два молодых гения, ААТ.
– А вам-то фильм как? – вдруг спрашивает меня ААТ.
Я сказала, но что-то в моем ответе (вполне восторженном и подробном) Тарковскому показалось подозрительным, и он стал допытываться. Я и брякнула:
ко дню рождения.
Как-то, наверное, нескромно (а, может, и смешно) выглядит, что как ни день рождения или юбилей известного человека, – так вечно Павлова тут как тут со своими мемуарами: «а вот мы с иваниванычем, помню…».
Одним словом, «на фоне Пушкина снимается семейство»…
Но, что поделать: наш пятачок всегда был маленький, узенький, все друг друга знали, все друг с другом встречались при разных обстоятельствах, так что вот...
Я была совсем молодая киноведша, когда меня познакомили с Тарковским.
Как водится, в ресторане Дома кино, примерно, за год до премьеры «Сталкера».
Я на тот момент как-то привыкла считать, что Тарковский – в общем, молодой режиссер (ну, примерно в таком ключе: «молодой гений»). А оказался довольно мрачный мужик, одетый модно и с претензией (в Питере одевались по-другому), совсем не молодой по моим тогдашним понятиям, и все перед ним за столом ужасно лебезили. А еще ужаснее было то, что ему это явно нравилось. Он был довольно саркастичен, и, время от времени, сквозь зубы как-то очень обидно для окружающих шутил. Я ждала, что кто-то взорвется, но все молча хавали.
У нас-то на «Ленфильме» был другой стиль отношений всех со всеми: все «на ты», все лёшисенивовы, исключения – лишь для классиков. Ну и, соответственно, все всем говорили, что хотели, без табели о рангах. В Москве уже тогда было по-другому.
Ну, мое какое дело. Я забилась в угол стола, кругом обсаженного знаменитостями, да помалкивала.
В общем, он мне не понравился. Ну, вот у меня так часто бывало: мне кино нравится, а его создатель – не очень. Хотя про фильмы Тарковского говорить «нравится» – смешно и глупо. Я по ним с ума сходила. Ну, за исключением, пожалуй, «Соляриса» и двух последних лент. То есть, я и про эти ленты понимала, что они сделаны выдающимся мастером, но вот так.
А потом, собственно, премьера «Сталкера» в Доме кино, про которую как-нибудь расскажу отдельно.
И вот, сталбыть, ленинградский кинотеатр «Художественный» приглашает ААТ после премьеры «Сталкера» два вечера подряд провести встречи-диспуты со зрителями, а у него тогда материальное положение оставляло желать, и он согласился.
А мне предлагают вести эти его беседы с народом.
Я, натурально, в полном восторге. Но держу фасон и делаю вид, что мне вести творческие вечера (мастер-классы, как бы сейчас сказали) великого человека – пустяк-дело.
И вот он в первый вечер приходит, два тогда совсем еще молодых, но уже обласканных большой славой питерских режиссера (считающих себя его учениками) – за ним пальто по очереди носят, Лариса Пална куда-то запропала (не было ее в первый вечер в «Художке»).
ААТ спрашивает меня: «Ну, про что говорить-то будем?».
– Да, про что спросят, про то и будем! – пижоню я, хотя у самой поджилки-то подрагивают.
Пока сопровождающие пьют чай в кабинете директора, он молча ходит со мной по еще пустому фойе, увешанному плотниковскими портретами актеров и актрис в цветах и шляпах, и язвительно кривится. Мне неловко - то ли от молчания, то ли еще от чего. И я говорю:
– Андрей Арсенич, странные, всё же, люди – артисты, правда?
Он смотрит на эти портреты, иронически усмехаясь в усы, и отвечает: «А вы уверены, что они – вполне люди?!».
...Назавтра мы уже встречаемся как добрые знакомые: предыдущий вечер прошел хорошо, диалог получился, публика готова была его на руках носить, в общем, скепсиса и язвительных усмешек у мэтра поубыло.
Он как-то даже помолодел, стал улыбаться и приосанился. На него – вопреки моим представлениям о небожителях – публичный успех действовал точно так же, как и на обычных людей: ему нравилось.
Второй вечер прошел еще круче.
Всё-таки, за питерскую публику – по крайней мере, тогда – стыдно не было: публика была супер! Всё понимала, ловила нюансы влёт, считывала намеки, и с юмором было всё в порядке.
И вот уже всё окончилось, уже коньячок в кабинете директора, Лариса Павловна, два молодых гения, ААТ.
– А вам-то фильм как? – вдруг спрашивает меня ААТ.
Я сказала, но что-то в моем ответе (вполне восторженном и подробном) Тарковскому показалось подозрительным, и он стал допытываться. Я и брякнула:
– Ну, вообще-то, меня учили, что если чужим пользуешься, на цитату ссылочку бы неплохо оставлять…
– Не понял… Вы про что?
– Ну, как: про золотой шар и свидригайловскую баньку…
Он некоторое время молчит и хмурится, ему явно не понравилось, то, что я сказала. У меня сердце упало в пятки, но он вдруг улыбнулся.
– Ну и молодец, что заметила. Но больше не говори никому!
Я киваю головой, как китайский болванчик, и в тот же вечер нарушаю обещание, хвастаясь половине города своей прозорливостью.
… Проходит сколько-то времени, наступает 50-летний юбилей Тарковского, в питерских кинотеатрах везде показывают его ретроспективы, все пишут юбилейные статьи о нем, снимающем сейчас в Италии, и вдруг – как гром средь бела дня: Тарковский остался за границей. Для всех это такой шок, что новость даже не обсуждается особо; просто я вижу, что в тот вечер куча народу напивается в Доме кино…
…Проходит еще сколько-то времени, и Тарковский, про болезнь которого все, конечно, знали, умирает.
И снова шок: словно все надеялись, что уж его-то смерть непременно пощадит...
Мы сидим вчетвером в Доме кино, в ресторане – Герман с Кармалитой и мы с Павловым, пьем, Герман вдруг всхлипывает и говорит:
– Пусто стало…
Выпивает одним махом, и разражается длинным монологом про то, что даже если бы ААТ ничего больше не снял, самим фактом своего существования он поддерживал бы в человечестве идею о том, что культура жива.
Возразить нечего.
***************
P.S.
Сейчас часто приходится слышать в качестве оправдания неумелых кинематографических работ, что, дескать, это дебют, а вот когда автор поднаберется мозгов и поднакопит профессиональной мускулатуры, тогда, мол...
В кино (да и не только) постоянно приходится слышать это оправдание профессиональной беспомощности...
Я считаю, что эти разговоры в пользу бедных.
Никакой «дебют – не дебют» не может служить оправданием и объяснением неумелости и бесталанности.
По мне – так молодой режиссер приходит делать дебютный фильм или спектакль, чтобы заявить о себе. И вложиться в это должен на разрыв аорты.
Сколько примеров из прошлого, когда дебют молодого режиссера или писателя (а иной раз и актера) был лучшим, что он сделал в жизни. Потому что выплеснул там ВСЁ, ЧТО У НЕГО БЫЛО НАКОПЛЕНО.
Я считаю, что дебют человек обязан делать с огромным запасом, со страстью, с желанием впервые реализовать то, что копилось всю предыдущую жизнь, как в последний раз (вдруг больше не случится такой возможности?).
Не созрел – так созревай сперва, копи творческую энергию. Да хоть бы и творческую злость, если угодно.
А потом уже выдай так, чтоб все закричали «Смотрите, кто пришёл!».
Достаточно вспомнить, что Тарковский дебютировал «Ивановым детством», а уже второй его картиной стал потрясающий «Андрей Рублёв», вошедший в первую десятку шедевров мирового кино за всю его историю.
***********
P.P.S.
В ленте уже опять начал гулять набор цитат из дневников Тарковского.
Там – гадости обо всех на свете и обо всем, в том числе и о том, что любимо и дорого.
И комментарии такие, что туши свет.
Имею заметить.
Была знакома лично. Не могу сказать, что самый был приятный был человек. Высокомерный, недобрый, желчный, подчас – мелочный.
Но я ни разу нигде ни от кого не слышала про белых и пушистых гениев, безупречных в личной жизни. И я совершенно не считаю, что личный дневник – это повод для обсуждения персоны.
Да, спору нет: они все – и Пушкин, и Толстой, и Достоевский писали свои дневники, понимая или догадываясь, что рано или поздно их личные записи станут известны человечеству. Толстой, так прямо и писал для вечности, а не для себя, Пушкин и Достоевский – для себя, но с оглядкой. Тарковский – тоже для себя – но тоже с оглядкой.
Другое дело, что «оглядка» их была не для угождения праздношатающимся, а тоже «для вечности», и говорилось в этих дневниках нередко то, что некомильфотно было бы сказать вслух, а сказать хотелось.
И те упоминаемые в дневниках классики – это они для нас классики, и те упоминаемые в дневниках шедевры – это они для нас шедевры. Но не для них.
Не нравится – не читаем.
Оспоривать – поздно: автор всё равно не услышит.
– Не понял… Вы про что?
– Ну, как: про золотой шар и свидригайловскую баньку…
Он некоторое время молчит и хмурится, ему явно не понравилось, то, что я сказала. У меня сердце упало в пятки, но он вдруг улыбнулся.
– Ну и молодец, что заметила. Но больше не говори никому!
Я киваю головой, как китайский болванчик, и в тот же вечер нарушаю обещание, хвастаясь половине города своей прозорливостью.
… Проходит сколько-то времени, наступает 50-летний юбилей Тарковского, в питерских кинотеатрах везде показывают его ретроспективы, все пишут юбилейные статьи о нем, снимающем сейчас в Италии, и вдруг – как гром средь бела дня: Тарковский остался за границей. Для всех это такой шок, что новость даже не обсуждается особо; просто я вижу, что в тот вечер куча народу напивается в Доме кино…
…Проходит еще сколько-то времени, и Тарковский, про болезнь которого все, конечно, знали, умирает.
И снова шок: словно все надеялись, что уж его-то смерть непременно пощадит...
Мы сидим вчетвером в Доме кино, в ресторане – Герман с Кармалитой и мы с Павловым, пьем, Герман вдруг всхлипывает и говорит:
– Пусто стало…
Выпивает одним махом, и разражается длинным монологом про то, что даже если бы ААТ ничего больше не снял, самим фактом своего существования он поддерживал бы в человечестве идею о том, что культура жива.
Возразить нечего.
***************
P.S.
Сейчас часто приходится слышать в качестве оправдания неумелых кинематографических работ, что, дескать, это дебют, а вот когда автор поднаберется мозгов и поднакопит профессиональной мускулатуры, тогда, мол...
В кино (да и не только) постоянно приходится слышать это оправдание профессиональной беспомощности...
Я считаю, что эти разговоры в пользу бедных.
Никакой «дебют – не дебют» не может служить оправданием и объяснением неумелости и бесталанности.
По мне – так молодой режиссер приходит делать дебютный фильм или спектакль, чтобы заявить о себе. И вложиться в это должен на разрыв аорты.
Сколько примеров из прошлого, когда дебют молодого режиссера или писателя (а иной раз и актера) был лучшим, что он сделал в жизни. Потому что выплеснул там ВСЁ, ЧТО У НЕГО БЫЛО НАКОПЛЕНО.
Я считаю, что дебют человек обязан делать с огромным запасом, со страстью, с желанием впервые реализовать то, что копилось всю предыдущую жизнь, как в последний раз (вдруг больше не случится такой возможности?).
Не созрел – так созревай сперва, копи творческую энергию. Да хоть бы и творческую злость, если угодно.
А потом уже выдай так, чтоб все закричали «Смотрите, кто пришёл!».
Достаточно вспомнить, что Тарковский дебютировал «Ивановым детством», а уже второй его картиной стал потрясающий «Андрей Рублёв», вошедший в первую десятку шедевров мирового кино за всю его историю.
***********
P.P.S.
В ленте уже опять начал гулять набор цитат из дневников Тарковского.
Там – гадости обо всех на свете и обо всем, в том числе и о том, что любимо и дорого.
И комментарии такие, что туши свет.
Имею заметить.
Была знакома лично. Не могу сказать, что самый был приятный был человек. Высокомерный, недобрый, желчный, подчас – мелочный.
Но я ни разу нигде ни от кого не слышала про белых и пушистых гениев, безупречных в личной жизни. И я совершенно не считаю, что личный дневник – это повод для обсуждения персоны.
Да, спору нет: они все – и Пушкин, и Толстой, и Достоевский писали свои дневники, понимая или догадываясь, что рано или поздно их личные записи станут известны человечеству. Толстой, так прямо и писал для вечности, а не для себя, Пушкин и Достоевский – для себя, но с оглядкой. Тарковский – тоже для себя – но тоже с оглядкой.
Другое дело, что «оглядка» их была не для угождения праздношатающимся, а тоже «для вечности», и говорилось в этих дневниках нередко то, что некомильфотно было бы сказать вслух, а сказать хотелось.
И те упоминаемые в дневниках классики – это они для нас классики, и те упоминаемые в дневниках шедевры – это они для нас шедевры. Но не для них.
Не нравится – не читаем.
Оспоривать – поздно: автор всё равно не услышит.
Обсуждать и клеймить в расчете на лайки собственного угодливого читателя – куда мельче и ниже, чем у самого автора дневников. Есть в этом что-то лакейское, смердяковское.
И вообще: никогда не верьте высказыванию художника.
Оно всегда - в 99% случаев – для вас, дурачков, и написано. Чтобы вас эпатировать и разозлить.
Читайте их книги, смотрите их фильмы.
Пишите, наконец, свои дневники. Вдруг они кому-то потом станут интересны.
А про всё остальное Пушкин уже сказал, и добавить нечего:
«...Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона? черт с ними! слава богу, что потеряны. Он исповедался в своих стихах, невольно, увлеченный восторгом поэзии. В хладнокровной прозе он бы лгал и хитрил, то стараясь блеснуть искренностию, то марая своих врагов. Его бы уличили, как уличили Руссо – а там злоба и клевета снова бы торжествовали.
Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением. Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции. – Охота тебе видеть его на судне?
Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы!
Врете, подлецы: он и мал и мерзок – не так, как вы – иначе.
Писать свои Mémoires заманчиво и приятно. Никого так не любишь, никого так не знаешь, как самого себя. Предмет неистощимый. Но трудно. Не лгать – можно; быть искренним – невозможность физическая. Перо иногда остановится, как с разбега перед пропастью – на том, что посторонний прочел бы равнодушно. Презирать – braver – суд людей не трудно; презирать суд собственный невозможно».
И вообще: никогда не верьте высказыванию художника.
Оно всегда - в 99% случаев – для вас, дурачков, и написано. Чтобы вас эпатировать и разозлить.
Читайте их книги, смотрите их фильмы.
Пишите, наконец, свои дневники. Вдруг они кому-то потом станут интересны.
А про всё остальное Пушкин уже сказал, и добавить нечего:
«...Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона? черт с ними! слава богу, что потеряны. Он исповедался в своих стихах, невольно, увлеченный восторгом поэзии. В хладнокровной прозе он бы лгал и хитрил, то стараясь блеснуть искренностию, то марая своих врагов. Его бы уличили, как уличили Руссо – а там злоба и клевета снова бы торжествовали.
Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением. Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции. – Охота тебе видеть его на судне?
Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы!
Врете, подлецы: он и мал и мерзок – не так, как вы – иначе.
Писать свои Mémoires заманчиво и приятно. Никого так не любишь, никого так не знаешь, как самого себя. Предмет неистощимый. Но трудно. Не лгать – можно; быть искренним – невозможность физическая. Перо иногда остановится, как с разбега перед пропастью – на том, что посторонний прочел бы равнодушно. Презирать – braver – суд людей не трудно; презирать суд собственный невозможно».
Победить поганца в себе.
Метод холуя: прыгать вокруг богатого и могущественного, жадно добиваясь его внимания.
Пинать упавшего с Олимпа.
Не задумываться о том, что, быть может, тигр не совсем еще мёртв, и еще может хоть напоследок успеть перекусить того, кто вчера лизал ему лапу, а сегодня норовит побольнее ткнуть палкой.
А, может, и не напоследок.
Очень трудно победить поганца в себе.
Пожалуй, есть смысл устроить личный флэшмоб «как мне удалось быть хорошим».
Не публично, не демонстративно, а один на один с собой.
Такой внутренний тест на собственную «хорошесть».
Справиться с порывом злости и раздражения.
Проглотить язвительное слово, просящееся на язык и на клавиатуру, отключить, наконец, фарисея в себе, уже готового сказать «вот я же не…» или «я же говорил…».
Просто не сказать, да и всё.
Или наоборот – сказать, когда говорить очень страшно и могут быть неприятные последствия. Но не промолчать, не спрятаться в норку.
И еще пожалеть – искренне – того, кого жалеть не хочется.
Вообще, думаю, это неплохой был бы флэшмоб – хотя бы на два выходных дня попытаться победить засранца в себе.
И потом – почему нет – честно похвастать, если удалось хоть разок.
Ведь чувствовать себя человеком, который может подняться над собой хоть на минуту – ужасно приятно!
Или промолчать – если не удалось.
P.S. На самом деле всё просто.
Держись подальше от сильного. Не заискивай. И не бей лежачего.
Метод холуя: прыгать вокруг богатого и могущественного, жадно добиваясь его внимания.
Пинать упавшего с Олимпа.
Не задумываться о том, что, быть может, тигр не совсем еще мёртв, и еще может хоть напоследок успеть перекусить того, кто вчера лизал ему лапу, а сегодня норовит побольнее ткнуть палкой.
А, может, и не напоследок.
Очень трудно победить поганца в себе.
Пожалуй, есть смысл устроить личный флэшмоб «как мне удалось быть хорошим».
Не публично, не демонстративно, а один на один с собой.
Такой внутренний тест на собственную «хорошесть».
Справиться с порывом злости и раздражения.
Проглотить язвительное слово, просящееся на язык и на клавиатуру, отключить, наконец, фарисея в себе, уже готового сказать «вот я же не…» или «я же говорил…».
Просто не сказать, да и всё.
Или наоборот – сказать, когда говорить очень страшно и могут быть неприятные последствия. Но не промолчать, не спрятаться в норку.
И еще пожалеть – искренне – того, кого жалеть не хочется.
Вообще, думаю, это неплохой был бы флэшмоб – хотя бы на два выходных дня попытаться победить засранца в себе.
И потом – почему нет – честно похвастать, если удалось хоть разок.
Ведь чувствовать себя человеком, который может подняться над собой хоть на минуту – ужасно приятно!
Или промолчать – если не удалось.
P.S. На самом деле всё просто.
Держись подальше от сильного. Не заискивай. И не бей лежачего.
Вдогонку к ДР Тарковского.
Я давно не пересматривала "Зеркало" и "Сталкер", считая, что помню всё любимое наизусть и покадрово, а нелюбимое - нафига и помнить.
А год назад со студентами разбирала "Рублева", и для освежения посмотрела накануне разбора.
Мамадарагая, какое упругое, молодое, яростное кино, с какой страстью сделанное.
Я всегда думала, что этот фильм снят чуть ли не с точки зрения старого Феофана Грека (ну, или хотя бы самого Рублева из новеллы "Колокол").
А сейчас вижу, что нет, нет!
Снято едва ли не с точки зрения юного Фомы, которого играет Михаил Кононов, и который от Рублева самонадеянно уходит "Свою артель сделаю, нешто я еще не научился!"...
А потом уже полезла всё подряд смотреть.
И всё, всё - молодое и бешеное, всё с закушенной губой, яростное! Даже "Солярис"!
И только две последние картины, "Ностальгия" и "Жертвоприношение" - фильмы усталого и разочарованного человека, словно взял и постарел в одну минуту.
И в них впервые появляется желание нравиться кому-то со стороны, не себе, безбашенному и отвязному, а еще кому-то.
Я, видимо, в число тех, кому хотелось нравиться, не входила. И мне не понравилось, да и сейчас не нравится.
А вот то, что на разрыв аорты, с присвистом, с приговором "Ай да Пушкин, ай да сукин сын!" - вот это всё моё.
И до сих пор моё.
Именно тогда у меня родилась безумная идея устроить цикл разборов со студентами — дебюты великих (быть может, я к ней еще вернусь — с новым студенческим набором).
Ну, чтобы, своими глазами глянули, как "в старину-то" люди дебютировали в кино.
А потом сама посмотрела, какой список получается, подумала, ПРО ЧТО мне с моими студентами разговаривать-то придётся, и забоялась.
Сочтут, что я — экстремистка.
********
Ну, сами полюбуйтесь:
Ромм — Пышка.
Висконти — Одержимость и Земля дрожит.
Куросава — Сугата Сансиро.
Люмет — 12 разгневанных мужчин.
Годар — На последнем дыхании.
Трюффо — Четыреста ударов.
Маль — Лифт на эшафот.
Бондарчук — Судьба человека.
Тарковский — Иваново детство.
Полянский — Нож в воде.
Панфилов — В огне брода нет.
Дзеффирелли — Укрощение строптивой.
Кончаловский — Первый учитель.
Хоппер — Беспечный ездок.
Климов — Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен.
Мел Брукс — Продюсеры.
Герман — Проверка на дорогах.
Авербах — Степень риска.
Михалков — Свой среди чужих, чужой среди своих.
Аристов — Порох.
Чжан Имоу — Красный гаолян.
Балабанов — Счастливые дни.
Иньяриту — Сука любовь
Я давно не пересматривала "Зеркало" и "Сталкер", считая, что помню всё любимое наизусть и покадрово, а нелюбимое - нафига и помнить.
А год назад со студентами разбирала "Рублева", и для освежения посмотрела накануне разбора.
Мамадарагая, какое упругое, молодое, яростное кино, с какой страстью сделанное.
Я всегда думала, что этот фильм снят чуть ли не с точки зрения старого Феофана Грека (ну, или хотя бы самого Рублева из новеллы "Колокол").
А сейчас вижу, что нет, нет!
Снято едва ли не с точки зрения юного Фомы, которого играет Михаил Кононов, и который от Рублева самонадеянно уходит "Свою артель сделаю, нешто я еще не научился!"...
А потом уже полезла всё подряд смотреть.
И всё, всё - молодое и бешеное, всё с закушенной губой, яростное! Даже "Солярис"!
И только две последние картины, "Ностальгия" и "Жертвоприношение" - фильмы усталого и разочарованного человека, словно взял и постарел в одну минуту.
И в них впервые появляется желание нравиться кому-то со стороны, не себе, безбашенному и отвязному, а еще кому-то.
Я, видимо, в число тех, кому хотелось нравиться, не входила. И мне не понравилось, да и сейчас не нравится.
А вот то, что на разрыв аорты, с присвистом, с приговором "Ай да Пушкин, ай да сукин сын!" - вот это всё моё.
И до сих пор моё.
Именно тогда у меня родилась безумная идея устроить цикл разборов со студентами — дебюты великих (быть может, я к ней еще вернусь — с новым студенческим набором).
Ну, чтобы, своими глазами глянули, как "в старину-то" люди дебютировали в кино.
А потом сама посмотрела, какой список получается, подумала, ПРО ЧТО мне с моими студентами разговаривать-то придётся, и забоялась.
Сочтут, что я — экстремистка.
********
Ну, сами полюбуйтесь:
Ромм — Пышка.
Висконти — Одержимость и Земля дрожит.
Куросава — Сугата Сансиро.
Люмет — 12 разгневанных мужчин.
Годар — На последнем дыхании.
Трюффо — Четыреста ударов.
Маль — Лифт на эшафот.
Бондарчук — Судьба человека.
Тарковский — Иваново детство.
Полянский — Нож в воде.
Панфилов — В огне брода нет.
Дзеффирелли — Укрощение строптивой.
Кончаловский — Первый учитель.
Хоппер — Беспечный ездок.
Климов — Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен.
Мел Брукс — Продюсеры.
Герман — Проверка на дорогах.
Авербах — Степень риска.
Михалков — Свой среди чужих, чужой среди своих.
Аристов — Порох.
Чжан Имоу — Красный гаолян.
Балабанов — Счастливые дни.
Иньяриту — Сука любовь
Я вот думаю: не может же быть, чтобы люди совсем не верили в Бога и не боялись Его?
Вот совсем-совсем?
Даже самые атеисты-разъатеисты - ну, не могут же они совсем "не закладываться" на "А вдруг Он всё же есть? И тогда - как?".
Или эти люди совсем какие-то отмороженные - ну, кто совершенно не боится и не задумывается...
И вот только этим, ничем иным, я могу для себя объяснить чьи-то ужимки, прыжки и плевки на чужую свежую могилу.
Это может позволить себе только человек, всерьез считающий себя мыслящей протоплазмой, чей конец и удел - однажды просто быть сожранным червями.
Я даже смерти злейшего личного врага устрашилась бы радоваться. Душила бы в себе это чувство, до самоиспепеления - потому что страшно.
А с другой стороны - стоит ли страдать от плясок мыслящей протоплазмы и стоит ли удивляться прыжкам и плевкам ходячей пищи для червей?
Наверное, нет.
Вот совсем-совсем?
Даже самые атеисты-разъатеисты - ну, не могут же они совсем "не закладываться" на "А вдруг Он всё же есть? И тогда - как?".
Или эти люди совсем какие-то отмороженные - ну, кто совершенно не боится и не задумывается...
И вот только этим, ничем иным, я могу для себя объяснить чьи-то ужимки, прыжки и плевки на чужую свежую могилу.
Это может позволить себе только человек, всерьез считающий себя мыслящей протоплазмой, чей конец и удел - однажды просто быть сожранным червями.
Я даже смерти злейшего личного врага устрашилась бы радоваться. Душила бы в себе это чувство, до самоиспепеления - потому что страшно.
А с другой стороны - стоит ли страдать от плясок мыслящей протоплазмы и стоит ли удивляться прыжкам и плевкам ходячей пищи для червей?
Наверное, нет.
СЛОВА И СМЫСЛЫ
Вчера была на пресс-конференции по случаю выхода первого номера альманаха "Слова и смыслы" (одним из авторов которого я стала), и на презентации сайта альманаха.
Для меня всегда важно, когда где-то пишут и публикуют хорошие умные тексты на русском языке.
А там их публикуют, причем, пишут эти тексты и люди, чьи имена мне не знакмы, и мои добрые друзья и прекрасные авторы Светлана Загорская, Елена Кондратьева-Сальгеро, Михаил Коновальчук, а теперь к моим друзьям добавился и замечательный публицист Александр Дубровский.
На пресс-конференции я встретилась и с любимым другом Саней Стриженовым, которого неутомимая Елена Кондратьева-Сальгеро, главный редактор альманаха, затащила в нашу компанию (похоже, намерена и его припахать как автора - благодаря циклу его телепрограмм про ярких людей России). Еще раз полюбовалась на то, какой Санька умный человек, с какой прекрасной русской речью и с какими оригинальными идеми.
Ну, какой он красивый - все и без меня знают.
Меня на этих "сходках" альманаха в Доме русского Зарубежья всегда поражает одна вещь: я оттуда обязательно ухожу с новым человеком, запавшим в душу.
И вот Александр Владимирович Дубровский и его жена Елена Дубровская - стали такими людьми: словно век их раньше знала.
Лена Дубровская - филолог, журналистка, менеджер - вдруг всю эту свою гуманитарку забросила, и создала сельскохозяйственное предприятие под Москвой - Агропитомник.
Я просто очумела, когда она показывала мне на планшете свою гигантскую "ферму" - с невероятной коллекцией растений, со стадом овец и с птицефермой.
Ну, вот как так люди берут - и из ничего создают такое хозяйство?
Это я к тому, что я весь вечер вчера не про умную литературу с ней разговаривала, а про сельское хозяйство, хотя про умную литратуру и Лена, и Саша поговорить ой как могут...
А еще я так давно не виделась с Леной Кондратьевой и со Светой Загорской, что вечер пролетел вообще незаметно...
Ну, а вот и ссылочка на сайт - можно почитать.
https://slovaismisly.ru/direct-speech
Вчера была на пресс-конференции по случаю выхода первого номера альманаха "Слова и смыслы" (одним из авторов которого я стала), и на презентации сайта альманаха.
Для меня всегда важно, когда где-то пишут и публикуют хорошие умные тексты на русском языке.
А там их публикуют, причем, пишут эти тексты и люди, чьи имена мне не знакмы, и мои добрые друзья и прекрасные авторы Светлана Загорская, Елена Кондратьева-Сальгеро, Михаил Коновальчук, а теперь к моим друзьям добавился и замечательный публицист Александр Дубровский.
На пресс-конференции я встретилась и с любимым другом Саней Стриженовым, которого неутомимая Елена Кондратьева-Сальгеро, главный редактор альманаха, затащила в нашу компанию (похоже, намерена и его припахать как автора - благодаря циклу его телепрограмм про ярких людей России). Еще раз полюбовалась на то, какой Санька умный человек, с какой прекрасной русской речью и с какими оригинальными идеми.
Ну, какой он красивый - все и без меня знают.
Меня на этих "сходках" альманаха в Доме русского Зарубежья всегда поражает одна вещь: я оттуда обязательно ухожу с новым человеком, запавшим в душу.
И вот Александр Владимирович Дубровский и его жена Елена Дубровская - стали такими людьми: словно век их раньше знала.
Лена Дубровская - филолог, журналистка, менеджер - вдруг всю эту свою гуманитарку забросила, и создала сельскохозяйственное предприятие под Москвой - Агропитомник.
Я просто очумела, когда она показывала мне на планшете свою гигантскую "ферму" - с невероятной коллекцией растений, со стадом овец и с птицефермой.
Ну, вот как так люди берут - и из ничего создают такое хозяйство?
Это я к тому, что я весь вечер вчера не про умную литературу с ней разговаривала, а про сельское хозяйство, хотя про умную литратуру и Лена, и Саша поговорить ой как могут...
А еще я так давно не виделась с Леной Кондратьевой и со Светой Загорской, что вечер пролетел вообще незаметно...
Ну, а вот и ссылочка на сайт - можно почитать.
https://slovaismisly.ru/direct-speech
slovaismisly.ru
Прямая речь
Задумалась… а когда я начала всерьез понимать, что я — русская?
Когда меня, маленькую, в пышном платьице, мамиными руками расшитом красивыми ветками сирени, внучку уважаемых в западноукраинском местечке людей, впервые дети на улице обозвали «москалькой»?
Или когда я впервые оказалась на Западе, и меня по акценту определили как испанку, и мне это понравилось, и я не стала отрицать?
Или когда мои друзья-литовцы, с которыми мы весело выпивали в вильнюсском ресторане, вдруг ни с того ни с сего сказали мне: «Вот когда мы... — то мы вам еще покажем!»?
А потом поняла, что нет.
Что я русской себя стала ощущать не вопреки и не назло — не от обиды. А когда поняла, что русский язык — это то, без чего я не могу жить.
Без всего обойдусь - даже без Невского проспекта научилась же как-то обходиться. Без любимого мужа живу уже как-то семь лет. А без русского языка не обойдусь.
Не потому что не смогу выучить чужой на уровне «носитель». У меня абсолютный слух и хорошее чувство языка, и если припрёт, я быстро научусь.
Но всё равно: русский язык — это та часть меня, с которой меня разлучить сможет только смерть.
И что быть русским — это не «голос крови» (что-то Пушкина его эфиопская кровь не больно-то сделала эфиопом, как и Лермонтова — шотландцем, как и Юсуповых — татарами).
Русскими нас всех сделал наш любимый язык,
Какому равных и на свете-то больше нет.
И вот — замечательный текст о русском языке.
Александр Дубровский
(Россия, Москва)
Взять вершину
Где-то я читал, что когда Сергей Лавров что-то говорит даже на сугубо нейтральную тему, а в это время у иностранного слушателя вдруг отказывает синхрон (да, такое бывает), создаётся ощущение, что вот как раз сейчас министр и сообщает лично ему о начале наступления
русской армии по всем фронтам.
На самом деле это, конечно же, шутка, однако, возможно, из тех шуток, в которых только доля шутки. То есть, примерно такая же правда, как, например, вот эта: «Если мне показалось, что меня кто-то может избить и ограбить, я изображаю русский акцент. Работает гениально. Вот я возвращаюсь домой, подходят ко мне два опасных чернокожих парня: ”Эй, пацанчик, ты что, районы попутал?”
”А что, это плохой район?” — спрашиваю я с русским акцентом» (Дэн Содер /Dan Soder/ — американский комик).
Так что же получается? Если уж один только русский акцент может пугать плохих американских парней, то что уж говорить о дипломатах и политиках, которые априори парни хорошие, и с которыми наш министр вдруг дипломатично заговорил на русском без переводчика. А представьте себе, что в этот момент Лавров не в духе и злится — это ж объявление ядерной войны всей Галактике! Даже если как раз в этот момент Сергей Викторович просто недоволен тем, что ему приходится использовать сугубо дипломатические выражения вместо известных уже всему миру пары непечатных слов, коротко характеризующих умственное развитие оппонентов.
По всей видимости, что-то «не так» с нашим языком. Или наоборот, всё «так»?
Попробуем проанализировать с полным осознанием тщетности любых потуг разобраться с великим и могучим раз и навсегда. Хотя бы потому, что даже знаменитости до конца не разобрались в его парадоксальных тайнах:
«Русский язык настолько богат глаголами и существительными, настолько разнообразен формами, выражающими внутренний жест, движение, оттенки чувств и мыслей, краски, запахи, материал вещей и пр., что нужно при построении научной языковой культуры разобраться в этом
гениальном наследстве "мужицкой силы"» (А.Н.Толстой).
Или, например, совсем другое мнение нашего же соотечественника:
«...столь свойственные английскому тонкие недоговоренности, поэзия мысли, мгновенная перекличка между отвлечённейшими понятиями, роение односложных эпитетов — всё это, а также всё относящееся к технике, модам, спорту, естественным наукам и противоестественным страстям, — становится по-русски топорным, многословным и часто отвратительным в смысле стиля и ритма. Эта неувязка отражает основную разницу в историческом плане между зелёным русским литературным языком и зрелым, как лопающаяся по швам смоква, языком английским...» (В.Набоков).
Когда меня, маленькую, в пышном платьице, мамиными руками расшитом красивыми ветками сирени, внучку уважаемых в западноукраинском местечке людей, впервые дети на улице обозвали «москалькой»?
Или когда я впервые оказалась на Западе, и меня по акценту определили как испанку, и мне это понравилось, и я не стала отрицать?
Или когда мои друзья-литовцы, с которыми мы весело выпивали в вильнюсском ресторане, вдруг ни с того ни с сего сказали мне: «Вот когда мы... — то мы вам еще покажем!»?
А потом поняла, что нет.
Что я русской себя стала ощущать не вопреки и не назло — не от обиды. А когда поняла, что русский язык — это то, без чего я не могу жить.
Без всего обойдусь - даже без Невского проспекта научилась же как-то обходиться. Без любимого мужа живу уже как-то семь лет. А без русского языка не обойдусь.
Не потому что не смогу выучить чужой на уровне «носитель». У меня абсолютный слух и хорошее чувство языка, и если припрёт, я быстро научусь.
Но всё равно: русский язык — это та часть меня, с которой меня разлучить сможет только смерть.
И что быть русским — это не «голос крови» (что-то Пушкина его эфиопская кровь не больно-то сделала эфиопом, как и Лермонтова — шотландцем, как и Юсуповых — татарами).
Русскими нас всех сделал наш любимый язык,
Какому равных и на свете-то больше нет.
И вот — замечательный текст о русском языке.
Александр Дубровский
(Россия, Москва)
Взять вершину
Где-то я читал, что когда Сергей Лавров что-то говорит даже на сугубо нейтральную тему, а в это время у иностранного слушателя вдруг отказывает синхрон (да, такое бывает), создаётся ощущение, что вот как раз сейчас министр и сообщает лично ему о начале наступления
русской армии по всем фронтам.
На самом деле это, конечно же, шутка, однако, возможно, из тех шуток, в которых только доля шутки. То есть, примерно такая же правда, как, например, вот эта: «Если мне показалось, что меня кто-то может избить и ограбить, я изображаю русский акцент. Работает гениально. Вот я возвращаюсь домой, подходят ко мне два опасных чернокожих парня: ”Эй, пацанчик, ты что, районы попутал?”
”А что, это плохой район?” — спрашиваю я с русским акцентом» (Дэн Содер /Dan Soder/ — американский комик).
Так что же получается? Если уж один только русский акцент может пугать плохих американских парней, то что уж говорить о дипломатах и политиках, которые априори парни хорошие, и с которыми наш министр вдруг дипломатично заговорил на русском без переводчика. А представьте себе, что в этот момент Лавров не в духе и злится — это ж объявление ядерной войны всей Галактике! Даже если как раз в этот момент Сергей Викторович просто недоволен тем, что ему приходится использовать сугубо дипломатические выражения вместо известных уже всему миру пары непечатных слов, коротко характеризующих умственное развитие оппонентов.
По всей видимости, что-то «не так» с нашим языком. Или наоборот, всё «так»?
Попробуем проанализировать с полным осознанием тщетности любых потуг разобраться с великим и могучим раз и навсегда. Хотя бы потому, что даже знаменитости до конца не разобрались в его парадоксальных тайнах:
«Русский язык настолько богат глаголами и существительными, настолько разнообразен формами, выражающими внутренний жест, движение, оттенки чувств и мыслей, краски, запахи, материал вещей и пр., что нужно при построении научной языковой культуры разобраться в этом
гениальном наследстве "мужицкой силы"» (А.Н.Толстой).
Или, например, совсем другое мнение нашего же соотечественника:
«...столь свойственные английскому тонкие недоговоренности, поэзия мысли, мгновенная перекличка между отвлечённейшими понятиями, роение односложных эпитетов — всё это, а также всё относящееся к технике, модам, спорту, естественным наукам и противоестественным страстям, — становится по-русски топорным, многословным и часто отвратительным в смысле стиля и ритма. Эта неувязка отражает основную разницу в историческом плане между зелёным русским литературным языком и зрелым, как лопающаяся по швам смоква, языком английским...» (В.Набоков).
Возникает интересный вопрос: кому из двух больших писателей верить? Графу и, одновременно, лауреату трёх сталинских премий, что непременно вызывает подозрения в ангажированности? Или дворянину, потерявшему в Советской России всё своё состояние и не написавшему с 1940 по 1977 годы ни одного романа на русском языке?
А может быть, ну их, великих соотечественников? Дадим-ка слово не менее великим иностранцам:
«Русский язык, насколько я могу судить о нём, является богатейшим из всех европейских наречий и кажется нарочно созданным для выражения тончайших оттенков. Одарённый чудесной сжатостью, соединённый с ясностью, он довольствуется одним словом для передачи мысли, когда
другому языку потребовались бы для этого целые фразы» (П. Мериме).
«Как красив русский язык! Все преимущества немецкого без его ужасной грубости» (Ф.Энгельс).
«Знание русского языка, — языка, который всемерно заслуживает изучения как сам по себе, ибо это один из самых сильных и самых богатых живых языков, так и ради раскрываемой им литературы, — теперь уж не такая редкость...» (вновь Ф.Энгельс).
Что объединяет приведённые цитаты? Пожалуй, исключительное преобладание эмоциональной окраски, даже не предполагающей маломальски научной аргументации. А где эмоции, там, как известно, крайняя степень субъективности. Если же кто-то попробует отослать меня к научным трудам, я на это сразу же отвечу: даже такая наука, как сравнительное языкознание, ничего не скажет простому обывателю о преимуществах и недостатках того или иного языка. Труды же лингвистов и языковедов, рассказывающие о преимуществах русского языка и, тем паче, о его первородности (есть и такая, вполне аргументированная гипотеза), я вас уверяю, давно и прочно заняли нишу лжетрудов, фальсификаций и прочих шарлатанств от науки.
Таким образом, официальная наука в данном вопросе суха, безоценочна и ничего нам не поведает по интересующему вопросу. Неофициальные гипотезы и теории, напротив, часто эмоциональны и субъективны. Тем, впрочем, и интересны. Ибо, по некоторым утверждениям и
вопреки естественным наукам, мир не только держится на трёх китах (или черепахах), но и регулярно спасается красотой. А там, где красота, там и эмоции. Посему на эмоциях и остановимся.
Тем более, что сам мир стоял на пороге взрывного интереса к русскому языку благодаря самому
лучшему в истории футбола Чемпионату мира - 2018.
Одно уточнение: поскольку взрывной интерес предполагается, в первую очередь, со стороны простых людей, массово посетивших Россию со всего мира, то на их мнения мы как раз и попробуем опереться, какими бы парадоксальными они ни показались.
В конце концов, нам, простым носителям языка, гораздо сложнее отделить мух от котлет, чем таким же простым людям со стороны, часто не уступающим знаменитостям в мудрости и точности суждений.
Процитируем некоторые высказывания из сети:
«Русский звучит очень брутально, маскулинно. Это язык настоящих мачо» (Уилл, финансовый аналитик, Австралия).
«По мне русская речь — это нечто среднее между рыком моржа и мелодией Брамса» (Эйб, бухгалтер, Англия).
«Русский язык — это пара знакомых слов, затерянных в полном лингвистическом хаосе неприятных на слух звуков» (Альбертина, врач-инфекционист, Германия).
«Он как рёв автобуса, затерявшегося в пробке. "Да-да-даааааа". И так по нарастающей» (Хаим, художник, Израиль).
«До того, как я начал изучать русский язык и ещё некоторое время спустя после начала уроков славистики, тем больше он казался мне похожим на запись любого другого мирового языка, пущенного задом наперёд» (Гетин, разведчик, Ирландия).
«Это как приглашение к отчаянному флирту. И особенно, когда русские девушки невероятно сладким голосом произносят вот это их ”пачиму?”. Опубликуйте меня, пожалуйста» (Алессио, журналист, Италия).
«В высшей степени эмоциональный язык — в интонацию русские вкладывают много чувства и страсти. Пример: "вот это да!"» (Крис, консультант, Корсика).
А может быть, ну их, великих соотечественников? Дадим-ка слово не менее великим иностранцам:
«Русский язык, насколько я могу судить о нём, является богатейшим из всех европейских наречий и кажется нарочно созданным для выражения тончайших оттенков. Одарённый чудесной сжатостью, соединённый с ясностью, он довольствуется одним словом для передачи мысли, когда
другому языку потребовались бы для этого целые фразы» (П. Мериме).
«Как красив русский язык! Все преимущества немецкого без его ужасной грубости» (Ф.Энгельс).
«Знание русского языка, — языка, который всемерно заслуживает изучения как сам по себе, ибо это один из самых сильных и самых богатых живых языков, так и ради раскрываемой им литературы, — теперь уж не такая редкость...» (вновь Ф.Энгельс).
Что объединяет приведённые цитаты? Пожалуй, исключительное преобладание эмоциональной окраски, даже не предполагающей маломальски научной аргументации. А где эмоции, там, как известно, крайняя степень субъективности. Если же кто-то попробует отослать меня к научным трудам, я на это сразу же отвечу: даже такая наука, как сравнительное языкознание, ничего не скажет простому обывателю о преимуществах и недостатках того или иного языка. Труды же лингвистов и языковедов, рассказывающие о преимуществах русского языка и, тем паче, о его первородности (есть и такая, вполне аргументированная гипотеза), я вас уверяю, давно и прочно заняли нишу лжетрудов, фальсификаций и прочих шарлатанств от науки.
Таким образом, официальная наука в данном вопросе суха, безоценочна и ничего нам не поведает по интересующему вопросу. Неофициальные гипотезы и теории, напротив, часто эмоциональны и субъективны. Тем, впрочем, и интересны. Ибо, по некоторым утверждениям и
вопреки естественным наукам, мир не только держится на трёх китах (или черепахах), но и регулярно спасается красотой. А там, где красота, там и эмоции. Посему на эмоциях и остановимся.
Тем более, что сам мир стоял на пороге взрывного интереса к русскому языку благодаря самому
лучшему в истории футбола Чемпионату мира - 2018.
Одно уточнение: поскольку взрывной интерес предполагается, в первую очередь, со стороны простых людей, массово посетивших Россию со всего мира, то на их мнения мы как раз и попробуем опереться, какими бы парадоксальными они ни показались.
В конце концов, нам, простым носителям языка, гораздо сложнее отделить мух от котлет, чем таким же простым людям со стороны, часто не уступающим знаменитостям в мудрости и точности суждений.
Процитируем некоторые высказывания из сети:
«Русский звучит очень брутально, маскулинно. Это язык настоящих мачо» (Уилл, финансовый аналитик, Австралия).
«По мне русская речь — это нечто среднее между рыком моржа и мелодией Брамса» (Эйб, бухгалтер, Англия).
«Русский язык — это пара знакомых слов, затерянных в полном лингвистическом хаосе неприятных на слух звуков» (Альбертина, врач-инфекционист, Германия).
«Он как рёв автобуса, затерявшегося в пробке. "Да-да-даааааа". И так по нарастающей» (Хаим, художник, Израиль).
«До того, как я начал изучать русский язык и ещё некоторое время спустя после начала уроков славистики, тем больше он казался мне похожим на запись любого другого мирового языка, пущенного задом наперёд» (Гетин, разведчик, Ирландия).
«Это как приглашение к отчаянному флирту. И особенно, когда русские девушки невероятно сладким голосом произносят вот это их ”пачиму?”. Опубликуйте меня, пожалуйста» (Алессио, журналист, Италия).
«В высшей степени эмоциональный язык — в интонацию русские вкладывают много чувства и страсти. Пример: "вот это да!"» (Крис, консультант, Корсика).
«Самое удивительное, что русский язык может звучать совершенно по-разному: всё зависит от говорящего и от того, что именно говорится. В принципе, от русского языка при желании можно добиться ангельского звучания. Правда-правда! Русский — это пластилин, из которого можно
вылепить всё, что пожелаете» (Батыр, фотограф, Монголия).
«Русский язык — это звуки, которые издавала бы кошка, посади её в коробку, полную мраморных шариков: писк, визг и полная неразбериха» (Вильям-Ян, дизайнер, Нидерланды).
«Как будто кто-то толком не отхаркался, набрал полный рот слюны и при этом пытается разговаривать» (Дин, пенсионер, Новая Зеландия).
«Мне всегда казалось, что русский — это смесь испанского с округлым "р", французского, в который добавили "ж" и немецких грубых звуков» (Джереми, учитель, США).
«Русский язык — он как очень плохо отрегулированный радиоприёмник: полным-полно лишних шорохов, треска и скрипа» (Мария, переводчица, Франция).
«Для меня русский звучит точно как польский. Та же интонация, то же "женственное" произношение. В особенности по сравнению с чешским» (Якуб, финансовый аналитик, Чехия).
«Русский очень трудный. Самое трудное у вас в России — выучить склонения и спряжения. Здесь очень много исключений. Например, слово "рот". Язык "во рту", а не "в роту", тут исчезает гласная, это исключение, и иностранцу понять такое трудно. Ещё сложность вызывают ударения. Своим друзьям во Франции я едва мог объяснить, что это такое. Во французском ударение всегда ставится на последний слог, никто даже не задумывается над ним» (Квен, преподаватель французского в России, Франция).
«Русский язык — это вообще одна большая трудность. В 40 лет учить новый, ни на что не похожий, язык сложно втройне. Я до сих пор часто путаю буквы "Ц" и "Ч", "Ш" и "Щ", "Х" и "Ж"... и не понимаю, почему, например, слово "молоко" читается как "малако" и т. д.» (Филиппо, фото-
граф, Италия).
«Иногда русский язык для меня — сплошная пантомима. Раньше как было в Израиле: забыла слово на русском — заменю на иврите, забуду на иврите — заменю на русском. В России так не сделаешь — тебя попросту не поймут. Поэтому приходится прибегать к пантомиме, когда не
можешь вспомнить нужное слово» (Линди, Израиль).
«О, русский язык... Как там правильно говорится? Великий и могучий! Я начала учить его пять лет назад. И до сих пор не могу сказать, что знаю на "отлично". Совершенный и несовершенный вид глаголов — как их использовать? Падежи — это просто ужас! Я, кроме родного финского, знаю ещё английский и шведский. Могу вам сказать, что они гораздо проще. Мы, финны, вообще очень медленные (смеётся). А русские говорят очень быстро, проглатывая слова, мне порой сложно их понять» (Мария, Финляндия).
«Русскую речь я впервые услышала по телевизору, она показалась мне очень приятной на слух, очень мелодичной. Во Франции русский язык встречается редко, поэтому я считаю его таким экзотичным, он ни на что не похож и вообще удивляет» (Элен, преподаватель французского
в России, Франция).
«В русском языке много красивых слов — "мир", "его", "женщина", "Россия". Мне нравится, как они звучат, и их смысл тоже» (Марио, преподаватель испанского в России, Коста-Рика).
«Культуру и историю было невероятно интересно изучать, а освоение слов продвигается медленно. Каждый день я загружаю в свой телефон два-три новых слова и отрабатываю их» (Джеф Монсон, бывший гражданин США, а теперь гражданин России).
«...тяжело! Что это за совершенный и несовершенный вид? И глаголы движения! Ну сколько ж можно двигаться по-русски? А говорить по-русски я начала только после того, как переехала в Москву. Я абсолютно согласна с Тургеневым: русский язык — великий и могучий. Сложный,
великолепный, эмоциональный — вспомните о приставках глаголов — и, кроме того, очень музыкальный» (Елена, Италия).
«Мне очень нравится, как на русском языке вы можете сказать: "Книга на столе", или "На столе книга", или "Книга лежит на столе", — это очень поэтично. У нас нет такой гибкости в английском. Также люблю особую мелодию окончаний, поэтому на русском такие хорошие стихи» (Сюзи, журналистка, Англия).
вылепить всё, что пожелаете» (Батыр, фотограф, Монголия).
«Русский язык — это звуки, которые издавала бы кошка, посади её в коробку, полную мраморных шариков: писк, визг и полная неразбериха» (Вильям-Ян, дизайнер, Нидерланды).
«Как будто кто-то толком не отхаркался, набрал полный рот слюны и при этом пытается разговаривать» (Дин, пенсионер, Новая Зеландия).
«Мне всегда казалось, что русский — это смесь испанского с округлым "р", французского, в который добавили "ж" и немецких грубых звуков» (Джереми, учитель, США).
«Русский язык — он как очень плохо отрегулированный радиоприёмник: полным-полно лишних шорохов, треска и скрипа» (Мария, переводчица, Франция).
«Для меня русский звучит точно как польский. Та же интонация, то же "женственное" произношение. В особенности по сравнению с чешским» (Якуб, финансовый аналитик, Чехия).
«Русский очень трудный. Самое трудное у вас в России — выучить склонения и спряжения. Здесь очень много исключений. Например, слово "рот". Язык "во рту", а не "в роту", тут исчезает гласная, это исключение, и иностранцу понять такое трудно. Ещё сложность вызывают ударения. Своим друзьям во Франции я едва мог объяснить, что это такое. Во французском ударение всегда ставится на последний слог, никто даже не задумывается над ним» (Квен, преподаватель французского в России, Франция).
«Русский язык — это вообще одна большая трудность. В 40 лет учить новый, ни на что не похожий, язык сложно втройне. Я до сих пор часто путаю буквы "Ц" и "Ч", "Ш" и "Щ", "Х" и "Ж"... и не понимаю, почему, например, слово "молоко" читается как "малако" и т. д.» (Филиппо, фото-
граф, Италия).
«Иногда русский язык для меня — сплошная пантомима. Раньше как было в Израиле: забыла слово на русском — заменю на иврите, забуду на иврите — заменю на русском. В России так не сделаешь — тебя попросту не поймут. Поэтому приходится прибегать к пантомиме, когда не
можешь вспомнить нужное слово» (Линди, Израиль).
«О, русский язык... Как там правильно говорится? Великий и могучий! Я начала учить его пять лет назад. И до сих пор не могу сказать, что знаю на "отлично". Совершенный и несовершенный вид глаголов — как их использовать? Падежи — это просто ужас! Я, кроме родного финского, знаю ещё английский и шведский. Могу вам сказать, что они гораздо проще. Мы, финны, вообще очень медленные (смеётся). А русские говорят очень быстро, проглатывая слова, мне порой сложно их понять» (Мария, Финляндия).
«Русскую речь я впервые услышала по телевизору, она показалась мне очень приятной на слух, очень мелодичной. Во Франции русский язык встречается редко, поэтому я считаю его таким экзотичным, он ни на что не похож и вообще удивляет» (Элен, преподаватель французского
в России, Франция).
«В русском языке много красивых слов — "мир", "его", "женщина", "Россия". Мне нравится, как они звучат, и их смысл тоже» (Марио, преподаватель испанского в России, Коста-Рика).
«Культуру и историю было невероятно интересно изучать, а освоение слов продвигается медленно. Каждый день я загружаю в свой телефон два-три новых слова и отрабатываю их» (Джеф Монсон, бывший гражданин США, а теперь гражданин России).
«...тяжело! Что это за совершенный и несовершенный вид? И глаголы движения! Ну сколько ж можно двигаться по-русски? А говорить по-русски я начала только после того, как переехала в Москву. Я абсолютно согласна с Тургеневым: русский язык — великий и могучий. Сложный,
великолепный, эмоциональный — вспомните о приставках глаголов — и, кроме того, очень музыкальный» (Елена, Италия).
«Мне очень нравится, как на русском языке вы можете сказать: "Книга на столе", или "На столе книга", или "Книга лежит на столе", — это очень поэтично. У нас нет такой гибкости в английском. Также люблю особую мелодию окончаний, поэтому на русском такие хорошие стихи» (Сюзи, журналистка, Англия).
«Вначале было сложно, почти невозможно. Трудно было даже составить предложение, я не понимала, как слова взаимодействуют друг с другом. Самым сложным оказались глаголы, особенно глаголы движения и еще один вид глаголов. И лексика — все слова звучали одинаково! Сейчас, спустя 7 лет, язык еще кажется сложным, но не невозможным. Ещё я считаю, что русский — очень мягкий, ласкательный» (Джулия, менеджер, Ирландия).
Ну, пожалуй достаточно, чтобы можно было сделать некоторые обобщения:
1. Русская речь на самом деле очень сложна для восприятия.
2. Жители разных стран совершенно по-разному воспринимают рус-
скую речь.
3. Очень часто для иностранцев русский звучит жёстко.
4. Но в то же время для тех же иностранцев он звучит мягко и по-
этично.
5. Русский язык невероятно сложен для изучения.
6. Для англоговорящих русский звучит, как речь задом наперёд.
7. Русский язык состоит из хаотичного набора разнообразных, ни на
что не похожих звуков...
Не правда ли, всё встало на свои законные места? Или не встало? Лично у меня возникает ускользающее ощущение взятия вершины до самой глубины! Ну разве могут быть одновременно правы все — и Набоков, и Толстой, и Энгельс с Мериме, а главное, огромное количество простых людей?
Вот почитаешь мнения о русском языке и так и хочется воскликнуть: ба, да ведь это про нас с вами! Сдаётся мне, после такого «единодушия» не стоит удивляться, что нас частенько называют сумасшедшими.
А ещё это про Россию, живущую русским языком и потому такую странную и непредсказуемую:
«Предсказать, как поведет себя Россия, — невозможно, это всегда загадка, больше того — головоломка, нет — тайна за семью печатями» (У.Черчилль).
В общем, похоже, нет дыма без огня. По всему выходит, что парадоксальность есть неотъемлемое свойство русской ментальности, формируемой непредсказуемым русским языком.
Судите сами: мы удивительно работоспособны и поразительно ленивы, мы скупы и расточительны, мы крайне неприхотливы до способности выжить в любых экстремальных условиях и одновременно обожаем комфорт, мы мужественны до героизма и часто крайне нерешительны, что легко спутать с трусостью, мы индивидуалисты и коллективисты, мы жестокие и милосердные, мы слабые и недосягаемо мощные, мы консервативны и революционны, мы изобретательны и стереотипны, мы гениальны до идиотизма, мы, наконец, европейцы и азиаты одновременно. И не надо говорить, что описанные свойства в той или иной степени присущи любым народам и этносам и что русские ничем не лучше и не хуже других.
Собственно, речь вообще не идёт о том, кто лучше, а кто хуже.
Мы просто другие. Мы живём в параллельном мире по отношению ко всем, и нас всегда и во все времена никто не мог понять, потому что мы до совершенства непредсказуемы!
Похоже, что всё достаточно просто: русский язык — как раз тот самый случай, когда бесконечное разнообразие мнений не вступает друг с другом ни в малейшее противоречие, а лишь подчёркивает загадочность и богатство поистине великого и могучего, как будто созданного Божьим промыслом.
Не материнским молоком,
Не разумом, не слухом,
Я вызван русским языком
Для встречи с Божьим духом.
Чтоб, выйдя из любых горнил
И не сгорев от жажды,
Я с Ним по-русски говорил,
Он захотел однажды.
(Фазиль Искандер, наполовину абхазец, наполовину иранец).
Ну, пожалуй достаточно, чтобы можно было сделать некоторые обобщения:
1. Русская речь на самом деле очень сложна для восприятия.
2. Жители разных стран совершенно по-разному воспринимают рус-
скую речь.
3. Очень часто для иностранцев русский звучит жёстко.
4. Но в то же время для тех же иностранцев он звучит мягко и по-
этично.
5. Русский язык невероятно сложен для изучения.
6. Для англоговорящих русский звучит, как речь задом наперёд.
7. Русский язык состоит из хаотичного набора разнообразных, ни на
что не похожих звуков...
Не правда ли, всё встало на свои законные места? Или не встало? Лично у меня возникает ускользающее ощущение взятия вершины до самой глубины! Ну разве могут быть одновременно правы все — и Набоков, и Толстой, и Энгельс с Мериме, а главное, огромное количество простых людей?
Вот почитаешь мнения о русском языке и так и хочется воскликнуть: ба, да ведь это про нас с вами! Сдаётся мне, после такого «единодушия» не стоит удивляться, что нас частенько называют сумасшедшими.
А ещё это про Россию, живущую русским языком и потому такую странную и непредсказуемую:
«Предсказать, как поведет себя Россия, — невозможно, это всегда загадка, больше того — головоломка, нет — тайна за семью печатями» (У.Черчилль).
В общем, похоже, нет дыма без огня. По всему выходит, что парадоксальность есть неотъемлемое свойство русской ментальности, формируемой непредсказуемым русским языком.
Судите сами: мы удивительно работоспособны и поразительно ленивы, мы скупы и расточительны, мы крайне неприхотливы до способности выжить в любых экстремальных условиях и одновременно обожаем комфорт, мы мужественны до героизма и часто крайне нерешительны, что легко спутать с трусостью, мы индивидуалисты и коллективисты, мы жестокие и милосердные, мы слабые и недосягаемо мощные, мы консервативны и революционны, мы изобретательны и стереотипны, мы гениальны до идиотизма, мы, наконец, европейцы и азиаты одновременно. И не надо говорить, что описанные свойства в той или иной степени присущи любым народам и этносам и что русские ничем не лучше и не хуже других.
Собственно, речь вообще не идёт о том, кто лучше, а кто хуже.
Мы просто другие. Мы живём в параллельном мире по отношению ко всем, и нас всегда и во все времена никто не мог понять, потому что мы до совершенства непредсказуемы!
Похоже, что всё достаточно просто: русский язык — как раз тот самый случай, когда бесконечное разнообразие мнений не вступает друг с другом ни в малейшее противоречие, а лишь подчёркивает загадочность и богатство поистине великого и могучего, как будто созданного Божьим промыслом.
Не материнским молоком,
Не разумом, не слухом,
Я вызван русским языком
Для встречи с Божьим духом.
Чтоб, выйдя из любых горнил
И не сгорев от жажды,
Я с Ним по-русски говорил,
Он захотел однажды.
(Фазиль Искандер, наполовину абхазец, наполовину иранец).
На пресс-конференции "Слов и смыслов" был задан вопрос об "отмене русской культуры".
Ну, интеллигентные люди - Загорская, Стриженов, Дубровский - ответили умно и красиво, а Павлова - как всегда.
Теперь уже в третьем издании читаю, что меня цитируют.
Так и знала.
"В гениальной гоголевской "Женитьбе" неинтеллигентный человек Кочкарёв научил тихую застенчивую купеческую барышню Агафью Тихоновну, как ей избавиться от назойливых женихов: сказать "Пошли вон, дураки!".
Мне нечего добавить к этому, только повторить, - по отношению ко всем, пытающимся русскую культуру "отменить": "Пошли вон, дураки!".
😝
Ну, интеллигентные люди - Загорская, Стриженов, Дубровский - ответили умно и красиво, а Павлова - как всегда.
Теперь уже в третьем издании читаю, что меня цитируют.
Так и знала.
"В гениальной гоголевской "Женитьбе" неинтеллигентный человек Кочкарёв научил тихую застенчивую купеческую барышню Агафью Тихоновну, как ей избавиться от назойливых женихов: сказать "Пошли вон, дураки!".
Мне нечего добавить к этому, только повторить, - по отношению ко всем, пытающимся русскую культуру "отменить": "Пошли вон, дураки!".
😝
Стараюсь не касаться мучительной для меня темы.
Ну, себе сердце рву каждый день - зачем же еще людям-то рвать?
Но вот сегодня, когда во Львове сносят храм Святого равноапостольного князя Владимира — последний православный храм в Львовской области, я просто пытаюсь понять: а чего они добились?
Что православные пойдут к католикам молиться?
Ну, это вряд ли.
Что пойдут в самозванную никем в мире не признанную секту ПЦУ, лишенную апостольского преемства? Чьё причастие — это всё равно, что чай с тортиком на завтрак, не более того?
Это тоже вряд ли.
Им же новорожденных надо как-то крестить, усопших где-то отпевать? Новобрачные невенчанные для них - прелюбодеи. С этим-то как?
Ну, вот да — украинские православные оказались в трагическом положении.
Но, скорее всего, они станут как первохристиане, в "катакомбах" собираться и молиться, какой у них еще есть выбор?
Станут мучениками.
Я искренне не понимаю, зачем власти страны 404 отталкивать от себя своих же людей, превращая их в изгоев?
Это же не русскоязычный юго-восток, это же их "базовые земли". Львовщина, Тернопольщина - это же их оплот.
И зачем тогда?
Ну, себе сердце рву каждый день - зачем же еще людям-то рвать?
Но вот сегодня, когда во Львове сносят храм Святого равноапостольного князя Владимира — последний православный храм в Львовской области, я просто пытаюсь понять: а чего они добились?
Что православные пойдут к католикам молиться?
Ну, это вряд ли.
Что пойдут в самозванную никем в мире не признанную секту ПЦУ, лишенную апостольского преемства? Чьё причастие — это всё равно, что чай с тортиком на завтрак, не более того?
Это тоже вряд ли.
Им же новорожденных надо как-то крестить, усопших где-то отпевать? Новобрачные невенчанные для них - прелюбодеи. С этим-то как?
Ну, вот да — украинские православные оказались в трагическом положении.
Но, скорее всего, они станут как первохристиане, в "катакомбах" собираться и молиться, какой у них еще есть выбор?
Станут мучениками.
Я искренне не понимаю, зачем власти страны 404 отталкивать от себя своих же людей, превращая их в изгоев?
Это же не русскоязычный юго-восток, это же их "базовые земли". Львовщина, Тернопольщина - это же их оплот.
И зачем тогда?