Понимание психозов в психоанализе развилось из работ Фрейда об "Я" и о нарциссизме, точнее, об их взаимосвязи с бредом и шизофренией.
Это течение делает акцент на конституциональной слабости психотического Я и особенно шизофренического, на нечеткости и проницаемости его границ, на его «кровоточивости» в местах контакта с внешним миром.
Следствием является появление аутистического ухода, как защиты против дезорганизующих и опустошающих влияний объекта на Я (дезобъектализация и нарциссическая инфляция) и бреда, как попытки реобъектализации («попытки самоизлечения» у Фрейда) объекта, но при этом необходимо учесть, что сам объект полностью поглощен субъектом (отрицание реальности).
Это направление мысли оставляет место для различения шизофрении от других бредовых психозов, это различение делалось на критерии градуса успешности с одной стороны, и усилий самосохранения Я с другой стороны, от установления достаточно организованного бреда и, вследствие этого, организующего [психику].
Второе течение основанное на теории объектных отношений, обозначено во многих трудах Фрейда, особенно касающихся его второй теории влечений, в трудах Абрахама о прегенитальных стадиях либидинозного развития и их связи с не-невротической патологией и, конечно же, в главных трудах Мелани Кляйн (Кляйн, 1947, Кляйн и соавторы, 1952).
Гипотеза преждевременности объектных отношений, установленных вокруг двух фундаментальных движений влечений – либидинозных и деструктивных позволило включить в терапевтические отношения всю совокупность манифестаций объектных отношений у этих пациентов. Также расширение концепций таких, как расщепление позволило продолжить отношение между пациентом и аналитиком и перевести их в термины трансфера и контртрансфера, используя оригинальную концепцию проективной идентификации.
Мелани Кляйн полагала, что психотические тревоги можно разделить условно на две группы: параноидные тревоги и тревоги депрессивные. Защита от тревог преследования, то есть тревоги из-за того, что что-то может случиться с самим субъектом (Эго), возникает на самой ранней стадии развития, то есть на параноидно-шизоидной позиции. Эта защита включает в себя аннигиляцию преследователей, проективную идентификацию, отрицание и расщепление.
По материалам лекции Васcилиса Капсамбелиса Психотическое функционирование: психоаналитическая психопатология.
#психопатология
#психоанализ
#психоз
Это течение делает акцент на конституциональной слабости психотического Я и особенно шизофренического, на нечеткости и проницаемости его границ, на его «кровоточивости» в местах контакта с внешним миром.
Следствием является появление аутистического ухода, как защиты против дезорганизующих и опустошающих влияний объекта на Я (дезобъектализация и нарциссическая инфляция) и бреда, как попытки реобъектализации («попытки самоизлечения» у Фрейда) объекта, но при этом необходимо учесть, что сам объект полностью поглощен субъектом (отрицание реальности).
Это направление мысли оставляет место для различения шизофрении от других бредовых психозов, это различение делалось на критерии градуса успешности с одной стороны, и усилий самосохранения Я с другой стороны, от установления достаточно организованного бреда и, вследствие этого, организующего [психику].
Второе течение основанное на теории объектных отношений, обозначено во многих трудах Фрейда, особенно касающихся его второй теории влечений, в трудах Абрахама о прегенитальных стадиях либидинозного развития и их связи с не-невротической патологией и, конечно же, в главных трудах Мелани Кляйн (Кляйн, 1947, Кляйн и соавторы, 1952).
Гипотеза преждевременности объектных отношений, установленных вокруг двух фундаментальных движений влечений – либидинозных и деструктивных позволило включить в терапевтические отношения всю совокупность манифестаций объектных отношений у этих пациентов. Также расширение концепций таких, как расщепление позволило продолжить отношение между пациентом и аналитиком и перевести их в термины трансфера и контртрансфера, используя оригинальную концепцию проективной идентификации.
Мелани Кляйн полагала, что психотические тревоги можно разделить условно на две группы: параноидные тревоги и тревоги депрессивные. Защита от тревог преследования, то есть тревоги из-за того, что что-то может случиться с самим субъектом (Эго), возникает на самой ранней стадии развития, то есть на параноидно-шизоидной позиции. Эта защита включает в себя аннигиляцию преследователей, проективную идентификацию, отрицание и расщепление.
По материалам лекции Васcилиса Капсамбелиса Психотическое функционирование: психоаналитическая психопатология.
#психопатология
#психоанализ
#психоз
Исследование одной строкой.
Неблагоприятные жизненные обстоятельства в детстве, в том числе малое количество друзей, братьев и сестер, нарушенные отношения с родителями, плохое здоровье и взросление в более бедной семье, коррелируют с более высоким уровнем одиночества в пожилом возрасте.
Источник:
https://journals.plos.org/plosone/article?id=10.1371/journal.pone.0267562
Неблагоприятные жизненные обстоятельства в детстве, в том числе малое количество друзей, братьев и сестер, нарушенные отношения с родителями, плохое здоровье и взросление в более бедной семье, коррелируют с более высоким уровнем одиночества в пожилом возрасте.
Источник:
https://journals.plos.org/plosone/article?id=10.1371/journal.pone.0267562
journals.plos.org
Loneliness among older adults in Europe: The relative importance of early and later life conditions
The aim of this paper is to study the association between childhood circumstances and loneliness in older adults in Europe. Based on rich information collected by the Survey on Health, Ageing, and Retirement in Europe (SHARE) on childhood characteristics…
Forwarded from Fire walks with me
Вообще (раз уж вспомнили греческую архаику и Гомера) в “Илиаде” есть пронзительный момент.
Когда умирает Патрокл (а он был возницей Ахиллеса), то кони Ахиллеса по нему плачут. Мало того, что кони тоскуют, так еще и Зевсу этих коней жалко.
Ну то есть, представляете, и в те времена посереди войны, пожаров и крови все равно есть момент сострадания к животным.
***
Коней печальных узрев, милосердовал Зевс промыслитель
И, главой покивав, в глубине проглаголал душевной:
«Ах, злополучные, вас мы почто даровали Пелею,
Смертному сыну земли, не стареющих вас и бессмертных?
Разве, чтоб вы с человеками бедными скорби познали?
Когда умирает Патрокл (а он был возницей Ахиллеса), то кони Ахиллеса по нему плачут. Мало того, что кони тоскуют, так еще и Зевсу этих коней жалко.
Ну то есть, представляете, и в те времена посереди войны, пожаров и крови все равно есть момент сострадания к животным.
***
Коней печальных узрев, милосердовал Зевс промыслитель
И, главой покивав, в глубине проглаголал душевной:
«Ах, злополучные, вас мы почто даровали Пелею,
Смертному сыну земли, не стареющих вас и бессмертных?
Разве, чтоб вы с человеками бедными скорби познали?
Механизм решения фрейдовской дилеммы между Эросом
и Танатосом в российской культуре в пользу последнего был
запущен задолго до большевиков — сначала мрачным революционно-
радикальным романтизмом конца XIX — начала XX вв., с его пафосом
уничтожения и самоуничтожения, повлиявшим на настроения
значительной части общества, а потом — и Первой мировой войной, возведшей разрушение и дегуманизацию в принцип
тотальности и ставшей «наглядным и осязательным воплощением
танатологической интенции».
Танатологические интенции
советской официальной культуры достигли апогея в раннесоветский
период, проявившись в причудливом переплетении романтического культа павших революционеров с цинично-прагматическим
танатологическим дискурсом.
Танатологизм раннесоветской культуры неумолимо просвечивал и в буйном цветении большевистского Эроса 1920-х гг., и в спорах о смерти/суициде/бессмертии.
Вышедшая из определенных большевистских кругов «сексуальная революция» 1920-х гг. — с ее теориями «стакана воды» и «любви без черемухи», идеями передачи «плодов» этой любви на воспитание государству и широкой практикой официально разрешенных абортов — отдавала столь циничным мертвенным прагматизмом, что эта «деструктивная сексуальность» вряд ли может быть представлена в качестве серьезной альтернативы «Красному Танатосу».
Продолжение следует...
и Танатосом в российской культуре в пользу последнего был
запущен задолго до большевиков — сначала мрачным революционно-
радикальным романтизмом конца XIX — начала XX вв., с его пафосом
уничтожения и самоуничтожения, повлиявшим на настроения
значительной части общества, а потом — и Первой мировой войной, возведшей разрушение и дегуманизацию в принцип
тотальности и ставшей «наглядным и осязательным воплощением
танатологической интенции».
Танатологические интенции
советской официальной культуры достигли апогея в раннесоветский
период, проявившись в причудливом переплетении романтического культа павших революционеров с цинично-прагматическим
танатологическим дискурсом.
Танатологизм раннесоветской культуры неумолимо просвечивал и в буйном цветении большевистского Эроса 1920-х гг., и в спорах о смерти/суициде/бессмертии.
Вышедшая из определенных большевистских кругов «сексуальная революция» 1920-х гг. — с ее теориями «стакана воды» и «любви без черемухи», идеями передачи «плодов» этой любви на воспитание государству и широкой практикой официально разрешенных абортов — отдавала столь циничным мертвенным прагматизмом, что эта «деструктивная сексуальность» вряд ли может быть представлена в качестве серьезной альтернативы «Красному Танатосу».
Продолжение следует...
Весьма примечательно и отношение в эти годы к суициду. Если в революционном дискурсе и традиции политического мученичества начала XX в. самоубийство (официально
криминализируемое) приобрело символическое значение, возвысилось до значения важнейшего политического акта, то в раннесоветское время статус суицида изменяется. Он в значительной степени медикализируется и на протяжении 1920-х гг. обсуждается в основном с научной точки зрения, постепенно утрачивая символический героический статус. Однако категорическое отрицание и развенчивание романтики суицида по идеологическим причинам как антисоветского и антисоциального акта оформляется в советской культуре скорее с конца 1920-х гг. (Morrissey 2006: 14–16, 346, 349–350; Pinnow 2010: 1–2).
Это же касается весьма своеобразной рецепции в 1920-х гг. идей утопического космизма о преодолении смерти. Так, интерес
к идее воскрешения мертвых свидетельствовал не столько об обращении к экзистенциальному смыслу идеи бессмертия и о желании утвердить животворящий Эрос (ведь радости секса и деторождения оказывались в востребованных философских трудах скорее помехой интегральной чистоте бессмертия — Naiman 1997: 28), сколько о болезненном вульгаризированном и прагматическом интересе к «оживлению вождей».
Точно так же вульгаризированное освоение идей психоанализа в Советской России 1920-х гг., прагматически нацеленное на задачу «переделки человека», «создания нового человека», приобрело тем самым мизантропические и самоубийственные формы (Эткинд 1993: 420–424).
Кажущаяся и демонстрируемая «воля к жизни» советской культуры 1920-х гг. на деле парадоксальным
образом оказывалась пропитана танатологическими интенциями.
В связи со сменой политической доктрины (от «революционаризма» к «государственничеству») и с «новой ориентацией» в повседневной жизни с конца 1920-х — начала 1930-х гг. (фактический отказ от революционной аскезы) дискурс смерти перекрывается искусственно насаждаемым «дискурсом радости».
Окончание следует...
криминализируемое) приобрело символическое значение, возвысилось до значения важнейшего политического акта, то в раннесоветское время статус суицида изменяется. Он в значительной степени медикализируется и на протяжении 1920-х гг. обсуждается в основном с научной точки зрения, постепенно утрачивая символический героический статус. Однако категорическое отрицание и развенчивание романтики суицида по идеологическим причинам как антисоветского и антисоциального акта оформляется в советской культуре скорее с конца 1920-х гг. (Morrissey 2006: 14–16, 346, 349–350; Pinnow 2010: 1–2).
Это же касается весьма своеобразной рецепции в 1920-х гг. идей утопического космизма о преодолении смерти. Так, интерес
к идее воскрешения мертвых свидетельствовал не столько об обращении к экзистенциальному смыслу идеи бессмертия и о желании утвердить животворящий Эрос (ведь радости секса и деторождения оказывались в востребованных философских трудах скорее помехой интегральной чистоте бессмертия — Naiman 1997: 28), сколько о болезненном вульгаризированном и прагматическом интересе к «оживлению вождей».
Точно так же вульгаризированное освоение идей психоанализа в Советской России 1920-х гг., прагматически нацеленное на задачу «переделки человека», «создания нового человека», приобрело тем самым мизантропические и самоубийственные формы (Эткинд 1993: 420–424).
Кажущаяся и демонстрируемая «воля к жизни» советской культуры 1920-х гг. на деле парадоксальным
образом оказывалась пропитана танатологическими интенциями.
В связи со сменой политической доктрины (от «революционаризма» к «государственничеству») и с «новой ориентацией» в повседневной жизни с конца 1920-х — начала 1930-х гг. (фактический отказ от революционной аскезы) дискурс смерти перекрывается искусственно насаждаемым «дискурсом радости».
Окончание следует...
Как тут не вспомнить такие признаки «жизнелюбия» этой культуры, ее «здоровой физиологической радости» (Паперный 2006: 165), как культ плодовитости и материнства вкупе с запретом абортов, и упомянутую стигматизацию суицида как антисоветскогои антисоциального явления. Однако танатологичность — в латентном, смазанном виде — оставалась чертой, присущей советской официальной культуре на всем протяжении ее существования.
...Однако ни искусственно насаждаемый и культивируемый
с конца 1920-х гг. дискурс радости, ни расцветавший с 1930-х гг. советский чувственный и жизнелюбивый Эрос не могли до конца перекрыть бьющего изо всей щелей могильного холода Танатоса советской культуры. Дискурс смерти проявлялся латентно — например, танатологическая прагматика сквозила в радостных сообщениях о создании новых стадионов, скверов и даже детских парков на территории разрушенных кладбищ, в неафишируемой практике широкого использования каменных надгробий для строительства дорог и даже как постаментов для других надгробных памятников,
причем даже в 1950-е гг.
Прагматика танатологического дискурса проявлялась не только в бюрократическом включении похоронного дела в социалистическое планирование и соревнование, но и в страшных сухих цифрах засекреченной статистики смертности от голода 1932–1933 гг., в бесчисленных расстрельных списках
гекатомб Большого террора и в практике обращения со смертью в ГУЛАГе.
Вытесненный из официального обращения «дискурсом радости», дискурс смерти материализовался в советскую реальность 1930–1940-х гг. В то же самое время официальный танатологический пафос культа «наших мертвецов» подвергся обновлению и «перезагрузке» ввиду новых трагических событий отечественной истории — прежде всего, Великой Отечественной войны. До самого конца советской эры, а в значительной степени и в постсоветское время именно память о кровавой жертве советского народа в Великой Отечественной войне и о цене Победы, а также соответствующий героико-мортальный дискурс являлись/являются главными
моментами, определявшими и определяющими советскую (а ныне — «российскую») идентичность.
Текст Светлана Малышева
#история
#влечение_к_смерти
...Однако ни искусственно насаждаемый и культивируемый
с конца 1920-х гг. дискурс радости, ни расцветавший с 1930-х гг. советский чувственный и жизнелюбивый Эрос не могли до конца перекрыть бьющего изо всей щелей могильного холода Танатоса советской культуры. Дискурс смерти проявлялся латентно — например, танатологическая прагматика сквозила в радостных сообщениях о создании новых стадионов, скверов и даже детских парков на территории разрушенных кладбищ, в неафишируемой практике широкого использования каменных надгробий для строительства дорог и даже как постаментов для других надгробных памятников,
причем даже в 1950-е гг.
Прагматика танатологического дискурса проявлялась не только в бюрократическом включении похоронного дела в социалистическое планирование и соревнование, но и в страшных сухих цифрах засекреченной статистики смертности от голода 1932–1933 гг., в бесчисленных расстрельных списках
гекатомб Большого террора и в практике обращения со смертью в ГУЛАГе.
Вытесненный из официального обращения «дискурсом радости», дискурс смерти материализовался в советскую реальность 1930–1940-х гг. В то же самое время официальный танатологический пафос культа «наших мертвецов» подвергся обновлению и «перезагрузке» ввиду новых трагических событий отечественной истории — прежде всего, Великой Отечественной войны. До самого конца советской эры, а в значительной степени и в постсоветское время именно память о кровавой жертве советского народа в Великой Отечественной войне и о цене Победы, а также соответствующий героико-мортальный дискурс являлись/являются главными
моментами, определявшими и определяющими советскую (а ныне — «российскую») идентичность.
Текст Светлана Малышева
#история
#влечение_к_смерти
«...Идеи являются катексисами – в основном следами памяти, – тогда как аффекты и эмоции соответствуют процессам разрядки, конечные проявления которых воспринимаются как чувства.
При нынешнем состоянии нашего понимания аффектов и эмоций мы не можем выразить это различие более ясно».
Freud S. (1915). The Unconscious, Standard Edn. Vol. 14. London: Hogarth Press. p. 166–204.
#фрейд
При нынешнем состоянии нашего понимания аффектов и эмоций мы не можем выразить это различие более ясно».
Freud S. (1915). The Unconscious, Standard Edn. Vol. 14. London: Hogarth Press. p. 166–204.
#фрейд
ИТАК, САМЫЕ ПОПУЛЯРНЫЕ ПОСТЫ ПРОШЕДШЕЙ НЕДЕЛИ
1. Психическая реальность пары https://t.me/clinicalpsychoanalysis/8165
2. Метапознание и депрессия https://t.me/clinicalpsychoanalysis/8169
3. Бред как национальная идея https://t.me/clinicalpsychoanalysis/8170
4. Убеждения в аддикции https://t.me/clinicalpsychoanalysis/8172
5. Психоз в психоанализе https://t.me/clinicalpsychoanalysis/8177
6. Русская культура и смерть https://t.me/clinicalpsychoanalysis/8180
Как Вы видите, на канале нет никакой рекламы, «партнёрских постов» и прочего дерьма в виде популярной психологии (отношений, секса, как стать любимой и пр.).
Я не продаю и не покупаю рекламу и к рекламе от Дурова я, понятное дело, не имею никакого отношения; расценить её как мои персональные рекомендации нецелесообразно.
«Клинический психоанализ» – это просветительский проект, который опирается на Вашу поддержку и реализуется благодаря моему интересу (в свободное от основной работы время).
Если Вам нравится канал, то порекомендуете его пожалуйста всем тем хорошим людям, которые Вас окружают. Например, Вы можете поделиться этим постом (но это совсем не обязательно конечно).
1. Психическая реальность пары https://t.me/clinicalpsychoanalysis/8165
2. Метапознание и депрессия https://t.me/clinicalpsychoanalysis/8169
3. Бред как национальная идея https://t.me/clinicalpsychoanalysis/8170
4. Убеждения в аддикции https://t.me/clinicalpsychoanalysis/8172
5. Психоз в психоанализе https://t.me/clinicalpsychoanalysis/8177
6. Русская культура и смерть https://t.me/clinicalpsychoanalysis/8180
Как Вы видите, на канале нет никакой рекламы, «партнёрских постов» и прочего дерьма в виде популярной психологии (отношений, секса, как стать любимой и пр.).
Я не продаю и не покупаю рекламу и к рекламе от Дурова я, понятное дело, не имею никакого отношения; расценить её как мои персональные рекомендации нецелесообразно.
«Клинический психоанализ» – это просветительский проект, который опирается на Вашу поддержку и реализуется благодаря моему интересу (в свободное от основной работы время).
Если Вам нравится канал, то порекомендуете его пожалуйста всем тем хорошим людям, которые Вас окружают. Например, Вы можете поделиться этим постом (но это совсем не обязательно конечно).
Telegram
Клинический психоанализ
Год раздумий о парности. Смаджи
"По описанию Эрика Смаджи, пара — это специфическая организация со сложной структурой, в которой изначально заложены конфликты. Во-первых, пара существует одновременно в трех реальностях:
телесно-сексуальной,
социо-культурной…
"По описанию Эрика Смаджи, пара — это специфическая организация со сложной структурой, в которой изначально заложены конфликты. Во-первых, пара существует одновременно в трех реальностях:
телесно-сексуальной,
социо-культурной…
Размышления Фрейда об эмоциональных травмах пяти его пациентов постепенно развились в формальную теорию тревоги.
Тревога – сигнал ожидаемой опасности, зародыш тревоги появляется в ранний период жизни, когда происходит значимая травма; память о травматическом событии вытесняется, и сопутствующий ей аффект трансформируется в тревогу.
Ожидание повторения травмы или иной аналогичной опасности может пробуждать тревогу.
Какого рода травмы оказывают подобное воздействие? Какие события столь неисправимо злокачественны, что их отзвук преследует человека всю жизнь?
В первом ответе Фрейда на этот вопрос подчеркивалась важность аффекта беспомощности. "Тревога – первичная реакция на беспомощность, впоследствии воспроизводящаяся как призыв о помощи в предвосхищении травмы".
Следовательно, задача состоит в том, чтобы определить ситуации, сопряженные с беспомощностью. Поскольку концепция тревоги составляет ядро психоаналитической теории и поскольку Фрейд в течение всего своего профессионального пути не переставал смело трансформировать базисную теорию, неудивительно, что его утверждения о тревоге многочисленны, разнообразны и порой противоречат друг другу.
Однако два первичных источника тревоги все же устояли во всех беспрестанных ревизиях Фрейдом собственного творения. Это потеря матери (оставление и сепарация) и потеря фаллоса (тревога кастрации).
В числе других важных источников тревоги тревога Супер-Эго, или моральная тревога, страх собственных саморазрушительных тенденций и страх дезинтеграции Эго одоления темными, иррациональными ночными силами, обитающими внутри.
И. Ялом. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ
Тревога – сигнал ожидаемой опасности, зародыш тревоги появляется в ранний период жизни, когда происходит значимая травма; память о травматическом событии вытесняется, и сопутствующий ей аффект трансформируется в тревогу.
Ожидание повторения травмы или иной аналогичной опасности может пробуждать тревогу.
Какого рода травмы оказывают подобное воздействие? Какие события столь неисправимо злокачественны, что их отзвук преследует человека всю жизнь?
В первом ответе Фрейда на этот вопрос подчеркивалась важность аффекта беспомощности. "Тревога – первичная реакция на беспомощность, впоследствии воспроизводящаяся как призыв о помощи в предвосхищении травмы".
Следовательно, задача состоит в том, чтобы определить ситуации, сопряженные с беспомощностью. Поскольку концепция тревоги составляет ядро психоаналитической теории и поскольку Фрейд в течение всего своего профессионального пути не переставал смело трансформировать базисную теорию, неудивительно, что его утверждения о тревоге многочисленны, разнообразны и порой противоречат друг другу.
Однако два первичных источника тревоги все же устояли во всех беспрестанных ревизиях Фрейдом собственного творения. Это потеря матери (оставление и сепарация) и потеря фаллоса (тревога кастрации).
В числе других важных источников тревоги тревога Супер-Эго, или моральная тревога, страх собственных саморазрушительных тенденций и страх дезинтеграции Эго одоления темными, иррациональными ночными силами, обитающими внутри.
И. Ялом. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ
Семь основных областей повышающих риск злоупотребления алкоголем и другими психоактивными веществам:
1. Ситуации высокого риска, как внешние (например, люди, места, дни недели и определенные предметы ассоциируемые с употреблением), так и внутренние (например, плохое настроение, стресс, неудача или напротив, эмоциональный подъем).
2. Дисфункциональные убеждения о наркотиках, о себе и о своих «отношениях» с алкоголем или с наркотиками («Наркотики делают меня креативным». «Я более общителен, когда выпиваю». «Я воздерживался от употребления целых три месяца, тяги и каких-либо проблем нет, можно и бухнуть!»).
3. Автоматические (спонтанные) мысли (не являющиеся результатом размышления) усиливающие возбуждение или намерение выпить и/или употребить («А почему нет?», «Все бухают!» «Немного можно!»).
4. Физиологическая тяга и побуждение к употреблению алкоголя и других наркотиков.
5. «Разрешающие убеждения», которых люди придерживаются, чтобы «оправдать» свое употребление алкоголя или наркотиков («Имею право, пью на свои!»).
6. Ритуалы и общие поведенческие стратегии, связанные с употреблением веществ (пятница, вечеринка, дача, корпоратив, рыбалка, свидание, новый год).
7. Неблагоприятные психологические реакции на срыв или рецидив, которые приводят к порочному кругу («Раз я употребил один раз, то все лечение напрасно, я лузер и слабак и должен продолжать пить»).
Источник: Wright F.D., Beck A.T., Newman C.F. Cognitive Therapy of Substance. Behavioral treatments for drug abuse and dependence. 1993; 137:123.
#крейвинг
#зависимость
1. Ситуации высокого риска, как внешние (например, люди, места, дни недели и определенные предметы ассоциируемые с употреблением), так и внутренние (например, плохое настроение, стресс, неудача или напротив, эмоциональный подъем).
2. Дисфункциональные убеждения о наркотиках, о себе и о своих «отношениях» с алкоголем или с наркотиками («Наркотики делают меня креативным». «Я более общителен, когда выпиваю». «Я воздерживался от употребления целых три месяца, тяги и каких-либо проблем нет, можно и бухнуть!»).
3. Автоматические (спонтанные) мысли (не являющиеся результатом размышления) усиливающие возбуждение или намерение выпить и/или употребить («А почему нет?», «Все бухают!» «Немного можно!»).
4. Физиологическая тяга и побуждение к употреблению алкоголя и других наркотиков.
5. «Разрешающие убеждения», которых люди придерживаются, чтобы «оправдать» свое употребление алкоголя или наркотиков («Имею право, пью на свои!»).
6. Ритуалы и общие поведенческие стратегии, связанные с употреблением веществ (пятница, вечеринка, дача, корпоратив, рыбалка, свидание, новый год).
7. Неблагоприятные психологические реакции на срыв или рецидив, которые приводят к порочному кругу («Раз я употребил один раз, то все лечение напрасно, я лузер и слабак и должен продолжать пить»).
Источник: Wright F.D., Beck A.T., Newman C.F. Cognitive Therapy of Substance. Behavioral treatments for drug abuse and dependence. 1993; 137:123.
#крейвинг
#зависимость
Дисфункциональные убеждения играют значительную роль в возникновении побуждений. Убеждения «ментально оформляют» позитивное ожидание, которое затем формирует побуждение, тягу к употреблению ПАВ.
Исследование, проведенное Брауном, Голдманом, Инном и Андерсоном (1980), показало, что ожидания алкоголиков делятся на шесть кластеров, согласно которым употребление алкоголя:
(1) положительным образом преобразует опыт (глобальные положительные изменения),
(2) увеличивает социальное и физическое удовольствие (алкоголь облегчает и усиливает удовольствие в физическом и социальном контексте),
(3) повышает сексуальную активность и удовлетворение (алкоголь делает возможным секс и усиливает сексуальное взаимодействие),
(4) увеличивает силу и агрессивность (усиление личной власти),
(5) усиливает социальную уверенность (усиление общительности, открытости, готовности к социальным взаимодействиям) и
(6) уменьшает напряжение (алкоголь как средство расслабления)
Brown, S. A., Goldman, M. S., Inn, A., & Anderson, L. R. (1980). Expectations of reinforcement from alcohol: Their domain and relation to drinking patterns. Journal of Consulting and Clinical Psychology, 48(4), 419–426. https://doi.org/10.1037/0022-006X.48.4.419
Ожидание положительного результата — это убеждение пьющих людей, что употребление ими алкоголя будет способствовать получению приятных эффектов и может быть в некотором роде полезным для пьющего.
Позитивное ожидание употребления алкоголя, важный предиктор чрезмерного потребления алкоголя. Оно связано с повышенной мотивацией употребления алкоголя и снижением контроля над выпивкой.
Окончание следует...
Исследование, проведенное Брауном, Голдманом, Инном и Андерсоном (1980), показало, что ожидания алкоголиков делятся на шесть кластеров, согласно которым употребление алкоголя:
(1) положительным образом преобразует опыт (глобальные положительные изменения),
(2) увеличивает социальное и физическое удовольствие (алкоголь облегчает и усиливает удовольствие в физическом и социальном контексте),
(3) повышает сексуальную активность и удовлетворение (алкоголь делает возможным секс и усиливает сексуальное взаимодействие),
(4) увеличивает силу и агрессивность (усиление личной власти),
(5) усиливает социальную уверенность (усиление общительности, открытости, готовности к социальным взаимодействиям) и
(6) уменьшает напряжение (алкоголь как средство расслабления)
Brown, S. A., Goldman, M. S., Inn, A., & Anderson, L. R. (1980). Expectations of reinforcement from alcohol: Their domain and relation to drinking patterns. Journal of Consulting and Clinical Psychology, 48(4), 419–426. https://doi.org/10.1037/0022-006X.48.4.419
Ожидание положительного результата — это убеждение пьющих людей, что употребление ими алкоголя будет способствовать получению приятных эффектов и может быть в некотором роде полезным для пьющего.
Позитивное ожидание употребления алкоголя, важный предиктор чрезмерного потребления алкоголя. Оно связано с повышенной мотивацией употребления алкоголя и снижением контроля над выпивкой.
Окончание следует...
Аналогичный набор ожиданий связан с употреблением наркотиков. Так привычка принимать психоактивные вещества для облегчения или удовольствия приводит к тому, что убеждения относительно ПАВ укрепляются.
Помимо этого происходит и расширение дисфункциональных представлений об употреблении алкоголя или наркотиков.
Так первоначальное убеждение: «Мне следует выпить, чтобы не стать «белой вороной»», может трансформироваться в «Я должен выпить, чтобы избавиться от чувства одиночества». «Неплохо, выпить в пятницу, конец рабочей недели» может трансформироваться в «Пить здорово и в субботу и воскресенье!»
Побуждения к употреблению ПАВ, таким образом, становятся более глобальными и более императивными (требовательными) по мере расширения содержания убеждений.
Непосредственность и надёжность действия психоактивного вещества и субъективная уверенность в том, что желаемый эффект будет достигнут немедленно, контрастирует с неопределенными, нежелательными последствиями употребления которые возможно произойдут в будущем.
В рамках КПТ у пациентов с зависимостью выделяют два типа дисфункциональных убеждений: разрешающие убеждения и предвосхищающие убеждения.
Разрешающие убеждения — это мысли, которые оправдывают аддиктивное поведение, например: «Это была сложная неделя, я много работал. Я заслужил».
С другой стороны, предвосхищающие убеждения (прогнозы) — это мысли о том, что аддиктивное поведение изменит поведение и чувства, например: «Выпивка поможет мне почувствовать себя лучше».
По мотивам: Newman C.F. Cognitive therapy of substance abuse. Guilford Press; 2001 Jan 16.
#кпт
#зависимость
Помимо этого происходит и расширение дисфункциональных представлений об употреблении алкоголя или наркотиков.
Так первоначальное убеждение: «Мне следует выпить, чтобы не стать «белой вороной»», может трансформироваться в «Я должен выпить, чтобы избавиться от чувства одиночества». «Неплохо, выпить в пятницу, конец рабочей недели» может трансформироваться в «Пить здорово и в субботу и воскресенье!»
Побуждения к употреблению ПАВ, таким образом, становятся более глобальными и более императивными (требовательными) по мере расширения содержания убеждений.
Непосредственность и надёжность действия психоактивного вещества и субъективная уверенность в том, что желаемый эффект будет достигнут немедленно, контрастирует с неопределенными, нежелательными последствиями употребления которые возможно произойдут в будущем.
В рамках КПТ у пациентов с зависимостью выделяют два типа дисфункциональных убеждений: разрешающие убеждения и предвосхищающие убеждения.
Разрешающие убеждения — это мысли, которые оправдывают аддиктивное поведение, например: «Это была сложная неделя, я много работал. Я заслужил».
С другой стороны, предвосхищающие убеждения (прогнозы) — это мысли о том, что аддиктивное поведение изменит поведение и чувства, например: «Выпивка поможет мне почувствовать себя лучше».
По мотивам: Newman C.F. Cognitive therapy of substance abuse. Guilford Press; 2001 Jan 16.
#кпт
#зависимость
Фрейд очень резко реагировал по поводу каждого отдельного случая неприязни к евреям. Уже в начале его дневника – 7 ноября 1929 года – сделана запись: «Антисемитские погромы». В этот день пронацистски настроенные студенты сорвали лекцию в Венском анатомическом институте, которую должен был читать профессор Юлиус Тандлер, еврей. Выйдя из института, они стали бесчинствовать на улице и в других зданиях, устроив там настоящее побоище.
В марте 1938 года Гитлер оккупировал Вену. Антисемитские настроения в городе усилились, начались повальные аресты, притеснения евреев.
Подверглась репрессиям и семья Фрейда. Квартира ученого, его книги, библиотека, коллекция античных древностей были конфискованы, Международное психоаналитическое издательство закрыто. Унизительным допросам в гестапо подверглась дочь Анна.
Все эти события отразились в дневнике всего в двух словах: «Конец Австрии», но за ними стоял очевидный для великого ученого трагический процесс разрушения нацистами целой культуры, складывавшейся на протяжении многих столетий.
Для Фрейда «Конец Австрии» – это не только политическое поглощение страны германским рейхом, но и гибель венской интеллектуальной жизни, уничтожение фашизмом ценностей великой культуры с ее языком.
Мировая общественность, видные политические деятели, учёные, писатели – все стремились вызволить Фрейда из нацистского пекла. Президент США Франклин Рузвельт поручил американскому послу в Берлине обратиться с официальной просьбой к немецкому правительству оградить престарелого ученого от репрессий. Рузвельт же поручил американскому послу во Франции У. Буллиту разработать план эвакуации семьи Фрейда из Вены. Тем не менее преследования нацистским режимом «великого венца» и его семьи продолжались, а Фрейд никак не мог принять окончательного решения – уехать.
Прилетевший из Лондона в Вену ученик и один из ближайших друзей ученого Эрнст Джонс настойчиво пытался убедить его покинуть страну, где бесчинствовали нацисты. А он отвечал: «Австрия – мой дом». Как-то на очередные уговоры Джонса эмигрировать Фрейд воскликнул: «Я не могу покинуть мою родную страну. Это было бы все равно, как если бы со своего поста дезертировал солдат».
И только в июне 1938 года, после того как принцесса Мария Бонапарт внесла нацистам «выкуп» в размере четверти миллиона австрийских шиллингов, Фрейд и члены его семьи покинули Вену. Отныне они поселились в Лондоне, где великий ученый прожил до самой смерти 25 августа 1939 года.
Майор Кельнер
#история
В марте 1938 года Гитлер оккупировал Вену. Антисемитские настроения в городе усилились, начались повальные аресты, притеснения евреев.
Подверглась репрессиям и семья Фрейда. Квартира ученого, его книги, библиотека, коллекция античных древностей были конфискованы, Международное психоаналитическое издательство закрыто. Унизительным допросам в гестапо подверглась дочь Анна.
Все эти события отразились в дневнике всего в двух словах: «Конец Австрии», но за ними стоял очевидный для великого ученого трагический процесс разрушения нацистами целой культуры, складывавшейся на протяжении многих столетий.
Для Фрейда «Конец Австрии» – это не только политическое поглощение страны германским рейхом, но и гибель венской интеллектуальной жизни, уничтожение фашизмом ценностей великой культуры с ее языком.
Мировая общественность, видные политические деятели, учёные, писатели – все стремились вызволить Фрейда из нацистского пекла. Президент США Франклин Рузвельт поручил американскому послу в Берлине обратиться с официальной просьбой к немецкому правительству оградить престарелого ученого от репрессий. Рузвельт же поручил американскому послу во Франции У. Буллиту разработать план эвакуации семьи Фрейда из Вены. Тем не менее преследования нацистским режимом «великого венца» и его семьи продолжались, а Фрейд никак не мог принять окончательного решения – уехать.
Прилетевший из Лондона в Вену ученик и один из ближайших друзей ученого Эрнст Джонс настойчиво пытался убедить его покинуть страну, где бесчинствовали нацисты. А он отвечал: «Австрия – мой дом». Как-то на очередные уговоры Джонса эмигрировать Фрейд воскликнул: «Я не могу покинуть мою родную страну. Это было бы все равно, как если бы со своего поста дезертировал солдат».
И только в июне 1938 года, после того как принцесса Мария Бонапарт внесла нацистам «выкуп» в размере четверти миллиона австрийских шиллингов, Фрейд и члены его семьи покинули Вену. Отныне они поселились в Лондоне, где великий ученый прожил до самой смерти 25 августа 1939 года.
Майор Кельнер
#история
Когда Фрейду было семьдесят пять лет, его спросили, кто оказал на него наибольшее влияние. Не задумываясь, он ответил так же, как отвечал всегда: "Брюкке". Эрнст
Брюкке был профессором физиологии в медицинской школе и руководителем Фрейда в краткий период его исследовательской работы по нейрофизиологии. Брюкке был тяжелым человеком, с прусской железной волей и ледяными голубыми глазами, внушавшим венским студентам-медикам изрядный страх. (На экзамене каждому студенту отводилось несколько минут для устного опроса.
Если студент не мог ответить на первый вопрос, то остаток времени Брюкке сидел в суровом молчании, не обращая ни малейшего внимания на отчаянные мольбы студента и присутствовавшего здесь же декана.) В лице Фрейда Брюкке наконец-то нашел студента, достойного его интереса, и они в течение нескольких лет работали в тесном сотрудничестве в нейрофизиологической лаборатории.
Брюкке был важнейшим представителем идеологической школы биологии, основанной Германом фон Гельмгольцем и во второй половине девятнадцатого века доминировавшей в западно-европейских медицинских и фундаментальных научных исследованиях. Базовый тезис Гельмгольца, унаследованный Фрейдом от Брюкке, был четко сформулирован другим основателем школы, Эмилем дю-Буа Раймоном:
"В организме нет других активных сил, кроме обычных физико-химических; для тех случаев, которые в настоящее время не могут быть объяснены действием этих сил, следует физико-математическим методом находить специфический путь или форму их действия либо предполагать влияние других сил того же статуса, что и химико-физические, неотъемлемо присущих материи и сводимых к притяжению и отталкиванию".
Таким образом, позиция Гельмгольца детерминистична и антивиталистична. Человек – машина, приводимая в действие химико-физическим механизмом.
В "Лекциях по физиологии" 1874 года Брюкке утверждал, что, хотя организмы отличны от машин благодаря своей способности к ассимиляции, они тем не менее представляют собой феномены физического мира, подчиняющиеся принципу сохранения энергии.
Лишь в силу нашего неведения нам кажется, что в организме действует множество сил.
"Прогресс знаний сведет их к двум притяжению и отталкиванию. Все это верно также для организма, которым является человек".
Окончание следует...
Брюкке был профессором физиологии в медицинской школе и руководителем Фрейда в краткий период его исследовательской работы по нейрофизиологии. Брюкке был тяжелым человеком, с прусской железной волей и ледяными голубыми глазами, внушавшим венским студентам-медикам изрядный страх. (На экзамене каждому студенту отводилось несколько минут для устного опроса.
Если студент не мог ответить на первый вопрос, то остаток времени Брюкке сидел в суровом молчании, не обращая ни малейшего внимания на отчаянные мольбы студента и присутствовавшего здесь же декана.) В лице Фрейда Брюкке наконец-то нашел студента, достойного его интереса, и они в течение нескольких лет работали в тесном сотрудничестве в нейрофизиологической лаборатории.
Брюкке был важнейшим представителем идеологической школы биологии, основанной Германом фон Гельмгольцем и во второй половине девятнадцатого века доминировавшей в западно-европейских медицинских и фундаментальных научных исследованиях. Базовый тезис Гельмгольца, унаследованный Фрейдом от Брюкке, был четко сформулирован другим основателем школы, Эмилем дю-Буа Раймоном:
"В организме нет других активных сил, кроме обычных физико-химических; для тех случаев, которые в настоящее время не могут быть объяснены действием этих сил, следует физико-математическим методом находить специфический путь или форму их действия либо предполагать влияние других сил того же статуса, что и химико-физические, неотъемлемо присущих материи и сводимых к притяжению и отталкиванию".
Таким образом, позиция Гельмгольца детерминистична и антивиталистична. Человек – машина, приводимая в действие химико-физическим механизмом.
В "Лекциях по физиологии" 1874 года Брюкке утверждал, что, хотя организмы отличны от машин благодаря своей способности к ассимиляции, они тем не менее представляют собой феномены физического мира, подчиняющиеся принципу сохранения энергии.
Лишь в силу нашего неведения нам кажется, что в организме действует множество сил.
"Прогресс знаний сведет их к двум притяжению и отталкиванию. Все это верно также для организма, которым является человек".
Окончание следует...
Фрейд принял эту механистическую концепцию организма и применил ее к построению модели психики. В семьдесят лет он сказал. "Моя жизнь была посвящена одной цели – понять, как устроен психический аппарат, как взаимодействуют и противодействуют силы в нем".
Таким образом, ясно, чем именно Фрейд обязан Брюкке: фрейдовская теория, по иронии судьбы часто обвиняемая в иррационализме, глубоко коренится в традиционной биофизико-химической доктрине.
Фрейдовские теории дуального инстинкта, сохранения и трансформации энергии либидо, а также его железный детерминизм зародились раньше, чем он решил стать психиатром: начало им положено механистической картиной человека у Брюкке.
Имея это в виду, мы можем с большим пониманием вернуться к вопросу об исключении Фрейдом смерти из моделей человеческого поведения.
Дуальность – существование двух непримиримо противоположных базовых инстинктов – была тем основанием, на котором Фрейд построил свою метапсихологическую систему.
Доктрина Гельмгольца требовала дуальности. Вспомним тезис Брюкке: в организме действуют две активные силы притяжения и отталкивания. Теория вытеснения – исходный пункт психоаналитической мысли – ведет к дуализму: вытеснение означает наличие конфликта между двумя фундаментальными силами.
На протяжении всего своего профессионального пути Фрейд пытался определить пару антагонистических инстинктов, или влечений, приводящих в движение человеческий организм.
Его первый вариант был "голод и любовь", в виде противостоящих друг другу тенденций к сохранению индивидуального организма и к продолжению рода. Большая часть аналитической теории основана на этой антитезе: борьба между Эго и влечениями либидо, согласно раннему Фрейду, была причиной вытеснения и источником тревоги. Впоследствии, по причинам, не имеющим отношения к данной дискуссии, он понял, что эта дуальность несостоятельна, и предпочел другую – фундаментально присущую самой жизни дуальность жизни и смерти. Эроса и Танатоса.
Однако метапсихология и психотерапия Фрейда основана на его первой теории дуального инстинкта; ни Фрейд, ни его ученики (за единственным исключением Нормана О. Брауна) не переформулировали его труды в понятиях дуализма жизни и смерти. Большинство его последователей отказались от второй теории инстинктов, поскольку она вела к величайшему терапевтическому пессимизму. Они либо остались в рамках первой фрейдовской диалектики либидо и сохранения Эго, либо постепенно приняли юнгианский моноинстинкт – позицию, подрывающую теорию вытеснения.
И. Ялом. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ
#фрейд
#психоанализ
Таким образом, ясно, чем именно Фрейд обязан Брюкке: фрейдовская теория, по иронии судьбы часто обвиняемая в иррационализме, глубоко коренится в традиционной биофизико-химической доктрине.
Фрейдовские теории дуального инстинкта, сохранения и трансформации энергии либидо, а также его железный детерминизм зародились раньше, чем он решил стать психиатром: начало им положено механистической картиной человека у Брюкке.
Имея это в виду, мы можем с большим пониманием вернуться к вопросу об исключении Фрейдом смерти из моделей человеческого поведения.
Дуальность – существование двух непримиримо противоположных базовых инстинктов – была тем основанием, на котором Фрейд построил свою метапсихологическую систему.
Доктрина Гельмгольца требовала дуальности. Вспомним тезис Брюкке: в организме действуют две активные силы притяжения и отталкивания. Теория вытеснения – исходный пункт психоаналитической мысли – ведет к дуализму: вытеснение означает наличие конфликта между двумя фундаментальными силами.
На протяжении всего своего профессионального пути Фрейд пытался определить пару антагонистических инстинктов, или влечений, приводящих в движение человеческий организм.
Его первый вариант был "голод и любовь", в виде противостоящих друг другу тенденций к сохранению индивидуального организма и к продолжению рода. Большая часть аналитической теории основана на этой антитезе: борьба между Эго и влечениями либидо, согласно раннему Фрейду, была причиной вытеснения и источником тревоги. Впоследствии, по причинам, не имеющим отношения к данной дискуссии, он понял, что эта дуальность несостоятельна, и предпочел другую – фундаментально присущую самой жизни дуальность жизни и смерти. Эроса и Танатоса.
Однако метапсихология и психотерапия Фрейда основана на его первой теории дуального инстинкта; ни Фрейд, ни его ученики (за единственным исключением Нормана О. Брауна) не переформулировали его труды в понятиях дуализма жизни и смерти. Большинство его последователей отказались от второй теории инстинктов, поскольку она вела к величайшему терапевтическому пессимизму. Они либо остались в рамках первой фрейдовской диалектики либидо и сохранения Эго, либо постепенно приняли юнгианский моноинстинкт – позицию, подрывающую теорию вытеснения.
И. Ялом. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ
#фрейд
#психоанализ
Исследование одной строкой.
Учёные проанализировали медицинские записи около 12 миллионов пациентов в Соединенном Королевстве и получили доказательства того, что инфекция SARS-CoV-2 была связана развитием повышенной усталости и проблем со сном.
Источник: https://jamanetwork.com/journals/jamanetworkopen/fullarticle/2786180
#коронавирус
Учёные проанализировали медицинские записи около 12 миллионов пациентов в Соединенном Королевстве и получили доказательства того, что инфекция SARS-CoV-2 была связана развитием повышенной усталости и проблем со сном.
Источник: https://jamanetwork.com/journals/jamanetworkopen/fullarticle/2786180
#коронавирус
В работе «Печаль и меланхолия» (1917) З. Фрейд писал: «Самоистязание меланхолика, которое наверняка приносит ему наслаждение, совершенно так же, как подобное происходит при неврозах навязчивости, дает ему удовлетворение садистических тенденций и реализацию ненависти. В обоих случаях пациентам удается через самоистязание, своеобразным обходным путем мстить первоначальным объектам и мучить любимых людей путем заболевания – они заболевают, чтобы не показать свою враждебность к этим близким людям непосредственно».
З. Фрейд описывал поведение и скрытые мотивы Ф.М. Достоевского так: «Несчетное количество раз давал он молодой жене слово или честное слово больше не играть или не играть в этот день, и он нарушал это слово, как она рассказывает, почти всегда. Если своими проигрышами он в очередной раз доводил семью до нищенского положения, то это позволяло ему испытать еще одно патологическое удовлетворение».
В этой же работе З. Фрейд обращает свое внимание на небольшой рассказ Стефана Цвейга «Двадцать четыре часа из жизни женщины». В нем, рано овдовевшая женщина, мать двух сыновей, оказывается в одном казино, где ее внимание привлекают руки одного юноши игрока, который проигрывает все и уходит из игорного дома с намерением покончить жизнь самоубийством. Она следует за ним, соблазняет его, дает ему деньги, берет с него слово не играть и уехать из города. На следующий день они расстаются. Затем, вернувшись в казино, она обнаруживает там этого молодого человека, как ни в чём не бывало продолжающего играть. Она с возмущением напоминает ему о данной ей клятве. Он же в ответ с ненавистью швыряет ей деньги, выговаривая за то, что она сорвала ему игру. Расстроенная она уезжает из города, впоследствии узнав, что юноша все же покончил собой.
З. Фрейд обращает внимание на то, что молодой человек «губит себя собственными руками» и дает следующую интерпретацию: «Грех» онанизма замещается пороком страсти к игре… Непреодолимость этого соблазна, искренние и никогда не сдерживаемые клятвы никогда больше не делать этого, дурманящие голову наслаждение и мучащая нас совесть, которая нашёптывает, что мы будто бы губим себя сами (самоубийство), – все это при замене онанизма игрой остается неизменным».
Окончание следует...
З. Фрейд описывал поведение и скрытые мотивы Ф.М. Достоевского так: «Несчетное количество раз давал он молодой жене слово или честное слово больше не играть или не играть в этот день, и он нарушал это слово, как она рассказывает, почти всегда. Если своими проигрышами он в очередной раз доводил семью до нищенского положения, то это позволяло ему испытать еще одно патологическое удовлетворение».
В этой же работе З. Фрейд обращает свое внимание на небольшой рассказ Стефана Цвейга «Двадцать четыре часа из жизни женщины». В нем, рано овдовевшая женщина, мать двух сыновей, оказывается в одном казино, где ее внимание привлекают руки одного юноши игрока, который проигрывает все и уходит из игорного дома с намерением покончить жизнь самоубийством. Она следует за ним, соблазняет его, дает ему деньги, берет с него слово не играть и уехать из города. На следующий день они расстаются. Затем, вернувшись в казино, она обнаруживает там этого молодого человека, как ни в чём не бывало продолжающего играть. Она с возмущением напоминает ему о данной ей клятве. Он же в ответ с ненавистью швыряет ей деньги, выговаривая за то, что она сорвала ему игру. Расстроенная она уезжает из города, впоследствии узнав, что юноша все же покончил собой.
З. Фрейд обращает внимание на то, что молодой человек «губит себя собственными руками» и дает следующую интерпретацию: «Грех» онанизма замещается пороком страсти к игре… Непреодолимость этого соблазна, искренние и никогда не сдерживаемые клятвы никогда больше не делать этого, дурманящие голову наслаждение и мучащая нас совесть, которая нашёптывает, что мы будто бы губим себя сами (самоубийство), – все это при замене онанизма игрой остается неизменным».
Окончание следует...
Итак, З. Фрейд на примере Ф.М. Достоевского показал что:
1. Азартная игра становится мазохистической практикой, средством самонаказания.
2. Бессознательное бремя вины за ненависть по отношению к отцу материализуется в виде финансового бремени долга.
3. Патологическая азартная игра – это проявление садизма по отношению к близким (молодой жене писателя), выражение бессознательной ненависти и способ получения извращенного удовольствия от созерцания чужих страданий.
4. Патологическая азартная игра является проявлением запрета на успех и как ни парадоксально условием для его достижения.
5. Патологическая азартная игра – это взрослая замена пубертатной мастурбации, отказ от зрелых сексуальных отношений под приматом генитальности и стремление к получению аутоэротического удовлетворения явно регрессивным способом.
З. Фрейд завершает свою работу следующими словами: «…Игорная страсть и безрезультатные стремления освободиться от нее и связанные с нею поводы к самонаказанию являются повторением потребности в онанизме, нас не удивит, что она завоевала в жизни Достоевского столь большое место. Нам не встречалось ни одного случая тяжкого невроза, где бы автоэротическое удовлетворение раннего периода и периода созревания не играло бы определенной роли, и связь между попытками его подавить и страхом перед отцом слишком известна, чтобы заслужить что-нибудь большее, чем упоминание».
Текст: Автономов Д.А. О психоаналитическом понимании этиологии, патогенеза и клинической картины зависимости от азартных игр (З. Фрейд, О. Фенихель).
#психоанализ
1. Азартная игра становится мазохистической практикой, средством самонаказания.
2. Бессознательное бремя вины за ненависть по отношению к отцу материализуется в виде финансового бремени долга.
3. Патологическая азартная игра – это проявление садизма по отношению к близким (молодой жене писателя), выражение бессознательной ненависти и способ получения извращенного удовольствия от созерцания чужих страданий.
4. Патологическая азартная игра является проявлением запрета на успех и как ни парадоксально условием для его достижения.
5. Патологическая азартная игра – это взрослая замена пубертатной мастурбации, отказ от зрелых сексуальных отношений под приматом генитальности и стремление к получению аутоэротического удовлетворения явно регрессивным способом.
З. Фрейд завершает свою работу следующими словами: «…Игорная страсть и безрезультатные стремления освободиться от нее и связанные с нею поводы к самонаказанию являются повторением потребности в онанизме, нас не удивит, что она завоевала в жизни Достоевского столь большое место. Нам не встречалось ни одного случая тяжкого невроза, где бы автоэротическое удовлетворение раннего периода и периода созревания не играло бы определенной роли, и связь между попытками его подавить и страхом перед отцом слишком известна, чтобы заслужить что-нибудь большее, чем упоминание».
Текст: Автономов Д.А. О психоаналитическом понимании этиологии, патогенеза и клинической картины зависимости от азартных игр (З. Фрейд, О. Фенихель).
#психоанализ
Исследование одной строкой.
Существуют двунаправленные связи между стыдом, виной и употреблением психоактивных веществ (то есть чем больше употребления тем больше вины и стыда и наоборот); высокий уровень стыда может препятствовать обращению за помощью и лечением.
Источник:
https://journals.plos.org/plosone/article?id=10.1371/journal.pone.0265480
#зависимость
#стыд
#вина
Существуют двунаправленные связи между стыдом, виной и употреблением психоактивных веществ (то есть чем больше употребления тем больше вины и стыда и наоборот); высокий уровень стыда может препятствовать обращению за помощью и лечением.
Источник:
https://journals.plos.org/plosone/article?id=10.1371/journal.pone.0265480
#зависимость
#стыд
#вина
journals.plos.org
The shame spiral of addiction: Negative self-conscious emotion and substance use
Background The bidirectional associations between negative self-conscious emotions such as shame and guilt and substance use are poorly understood. Longitudinal research is needed to examine the causes, consequences, and moderators of negative self-conscious…
Ха ха, среди прочего, случайно узнал, что существует "Опросник встречи с Богом".
Часто переживания вызванные приемом психоделических препаратов, интерпретируются как личные встречи с Богом. Более две трети тех, кто идентифицировал себя как "атеист" до такого опыта, больше не считали себя атеистами после трипа.
Источник:
https://journals.plos.org/plosone/article?id=10.1371/journal.pone.0214377
#религия
Часто переживания вызванные приемом психоделических препаратов, интерпретируются как личные встречи с Богом. Более две трети тех, кто идентифицировал себя как "атеист" до такого опыта, больше не считали себя атеистами после трипа.
Источник:
https://journals.plos.org/plosone/article?id=10.1371/journal.pone.0214377
#религия
journals.plos.org
Survey of subjective "God encounter experiences": Comparisons among naturally occurring experiences and those occasioned by the…
Naturally occurring and psychedelic drug–occasioned experiences interpreted as personal encounters with God are well described but have not been systematically compared. In this study, five groups of individuals participated in an online survey with detailed…