Завёл себе барана для обратной связи, можете покормить его листками: t.me/krioss_bot

"Лион переполнен итальянскими финансистами, как и Париж. Ренты и доходы от почти всех епископств и аббатств находятся в руках итальянцев: они высасывают кровь и костный мозг несчастного французского народа. Кто изобрел столько податей и налогов? Итало-французы. Кто подавал совет вести войны и привел к стольким бесчестьям? Итало-французы. Кто и сегодня препятствует установлению мира во Франции? Итало-французы".
(Франсуа Отман "Monitoriale adversus Italogalliam", 1575)

Из истории критики.

Предельно сладострастный и тщеславный гениальный чудовище от полисной политики Алкивиад — Алкивиад из "Двух Алкивиадов Эллада не вынесет", вынесла едва одного и постольку поскольку смогла его вытолкнуть в Персию — пожалуй, самый известный в мире того времени грек до "пожалуй грека" Александра из Македонии, помимо прочих своих жизненных достижений, в юности отличался невероятным количеством богатых ухажёров, в силу как превосходной физической формы, но также и богатства и статуса одного из наиболее родовитых юношей в Афинах.
Отношение к гомосексуальным ухажёрам, как положено гипермажору, у него было предельно избирательное и совершенно потребительское.

Например, Плутарх описывает казус, где один из мужей-поклонников, Анит Антемионович, пригласил Алкивиада к себе домой на пиршество. Алкивиад, конечно же, отказал ему и предпочёл гулять у себя дома в своей привычной компании. Но в поздний час ночи пиршества Анита
Алкивиад изволил вломиться в дом ухажёра в окружении свиты в поздний час, окинуть скучным взором золотую и серебряную посуду с яствами, приказать свите забрать половину прямо со стола хозяина дома прямо в драгоценных кубках и уйти прочь с ней, не удостоив ухажёра даже минутой своей компании, не то что утехами.
Гости Анита, согласно Плутарху ксеносы и потому далёкие от афинских понятий, спросили хозяина пиршества, планирует ли он как-либо ответить Алкивиаду на такое обращение, на что Анит ответил в духе "в праве Алкивиада было забрать всё и постучать мне кратером по макушке, но он милостиво оставил нам половину".

Их нравы.

Один якутский марксист мне такие гомосексуальные игры описывал словом "чмор", не иначе как Анит испытывал удовольствие от таких дел. Со всеми ухажёрами Алкивиад был резок и груб, не сказать — морально жесток. Со всеми, кроме одного — тот же самый Анит выступит обвинителем этого любовника в суде по смертельному делу.
Чем Сократ завоевал любовь и привязанность Алкивиада? Почему именно с ним молодое афинское чудовище наслаждался борьбой и спал в одной палатке в походах Пелопонесской войны, хотя других ухажёров он показательно и садистически чморил?
Вероятно, оттого, что Сократ чморил самого Алкивиада, резко и убедительно порицая распутный и буйный образ жизни любимца, но одновременно принимая и восхваляя врождённые способности юного сверхмажора. И один Сократ, очень бедный гоплит, сын камнетёса и повитухи, у которого в жизни не было денег на коня, получил у Алкивиада моральное право того чморить там, где у других богатеев-гипеев с конями и золотыми кубками от присутствия Алкивиада рядом, небось, слабели колени.
"Хотя у Сократа было много сильных соперников, временами он крепко держал Алкивиада в руках, воздействуя на присущие ему от рождения добрые качества — трогая своими словами его душу, надрывая сердце, исторгая из глаз слезы; но случалось и так, что мальчик, поддавшись на уговоры льстецов, суливших ему всевозможные удовольствия, ускользал от учителя, и тогда тот гонялся за ним, точь-в-точь как за беглым рабом, ибо одного лишь Сократа Алкивиад и стыдился и боялся, всех прочих не ставя ни во что. Вот почему Клеанф и говорил, что Сократ держал своего возлюбленного за уши, оставляя соперникам немало удобных для захвата мест, которые ему самому недоступны, — чрево, срам, глотку…"

Древнегреческая педерастия в целом считалась способом передачи "доблестей" в высшем классе от старшего партнёра младшему, но предлагаемые бедным камнетёсом несуразной внешности доблести чем-то неизмеримо превосходили иные предлагаемые юноше образцы поведения и мышления — хоть в конце и проиграла влиянию среды афинской аристократии.

Несмотря на все попытки Сократа зачморить Алкивиада в добродетель, главный педагогический проект Софронисковича в целом провалился. Ну, или главный по возможности влияния на политическое положение дел в Элладе.
С нашей стороны главным успехом Сократа нельзя не признать другого афинского мажора из блистательной семьи невероятных способностей — Платона.

Выросший Платон попробует сделать то же самое уже в самом крупном и богатом греческом полисе того времени, Сиракузах, с семейством тирана. Впрочем, правящий тиран Платона чуть не убил и далее продал в рабство, а ученик Платона из семейства тирана, позже захватив город, вскоре погибнет сам.

Казалось бы, при чём тут критика.
Мне видится, что при всём.
Философ не способен быть царём, поскольку созерцательный философский образ жизни противоположен действенному политическому, и потенциальный философ, при уходе в "экшен", в случае успеха превращается в тирана (истуканы Ленина как бы говорят нам с каждой площади...), и философия на том для него заканчивается, а в случае неуспеха — ну... Константин Анатольевич, вот, занимался чем угодно, кроме действительно важного. Ну хоть под его тиранией не пожили, и то мёд.

Однако, воплотить предлагаемые критиком изменения может только "царь" в смысле суверенного владельца, текущего законодателя и управителя, реальный политик.
Но зачем это нужно "царю", будь то желаемый афинскими мажорами Платоном и Ксенофонтом тиран, или узкий круг ограниченных лиц олигархата, или даже широкая ассамблея граждан?
"Царь" должен быть соблазнён, чтобы чмор со стороны философа не воспринимался как нападение, но как приглашение к сотрудничеству. Не обязательно физически, Сократ справлялся при сатирической внешности (говоря языком новых скифов — скуфической...).

Но у философа с политическими устремлениями должна быть харизма на уровне чуть ли не эротического. А не только лишь гундёж в велемудрёном трактате с закладочками и отсылочками для своих братьев по ложе.
Философ без понимания политического же априорно неполон, ведь мы все живём в society, а "сасаити" это ранее упоминаемый полис и есть, его работа пока ещё неполна — или уже убога...

Программированию людей властного и буйного θυμоσ'ического склада в соответствии с пониманием о Благе философа предшествует их очарование, для чего философу строго нельзя быть человеком, которого Алкивиад бы раздавил не глядя — ну, то есть, додиком, чудиком, шизиком, cерым, хмурым и далее по списку синонимов "нехаризматичный".
Если приближение к Благу и его понимание не даёт философу ничего опасного и манящего, что приманивало бы к нему будущих жертв учеников, то зачем это всё. Не лучше ли растить капусту на даче и в капусту вернуться, раз звёздный дар оказался дутым.

Что до взрывной популярности некро- и садомазо- в политике начала-середины ХХ века, тут надо пристально смотреть что там творилось в ложах несколько ранее — а это была очень болезная и накрученная среда, по нашим понятиям. Но какой эрос, такое и обольщение к действию.

Английская загадка: почему крайний остров с гадким климатом и сравнительно малым населением без существенных глубинных ресурсов — а залежи олова в Корнуолле не требуют развитой дорожной инфраструктуры для перевозки к берегу и перегрузки на корабли — имеет плотность major roads на уровне крупных и континентальных Галлии и Анатолии, и оставляют далеко позади все провинции Иберии? Включая плотно населённую и колонизированную пунийцами и латинянами Бетику в особенности.

Для сравнения, заметьте слаборазвитость дорог в Египте, с его Нильской артерией, и их отсутствие на греческом полуострове в связи с превосходной портовой инфраструктурой помноженной на горный рельеф.
Британия — остров. Морской транспорт был быстрее, объёмнее и дешевле колёсного вплоть до изобретения железных дорог.

Что по этим дорогам Британии возили и куда?
А была ли дороженька.

Наконец-то. Нормальная философская эссеистика. Весна пришла.
https://vk.com/wall4039539_18957

Со всем уважением к филологической учёности Алексея не могу не заметить, что из одновременности не следует причинность. При абсолютизме хорошо писать славословящий абсолютного суверена эпос, ну или комментарии на комментарии власти суверена церковного, но к "отклонениям от нормы" относились ну никак не легче.

Ведь всегда можно парировать, что староевропейская культура родилась в полисах Эллады, а новоевропейская от Ренессанса в коммунах Италии, на чьём культурном достоянии раздулись и окаменели всеверховные суверены, своим весом породившие их сообщества придушившие.

Сократ ничуть не сомневался, что приговор демократии против него несправедлив, но также признавал, что Афинам обязан всем. Персидское царство не породило ионической философии и культуры, а лишь присвоило ионийцев.

Поскольку Московия и ранняя петровская Россия не знала городской жизни, счастливо удавив новгородско-псковский опыт полисности-коммунальности, страна явно несёт "культурную травму" она же "родовое проклятие" — заблуждение, что русским-де демократии не нужно, перетопчутся без прав, ведь Суверен сел августейшим задом на подоконник Окна в Европу и в ручном режиме регулирует форточку.

Но в Нидерландах, откуда спустили культурный продукт, абсолютизмом и не пахло, имперский патрон российского клиента аналогично пребывал в сложнейшей системе имперских бургов и княжеств с вековечным тяни-толкай.

Судьбоносная ошибка полагать, что без культуртрегера не будет культуры вовсе.

Шведа приставили, значит...

В ряде мест и часов замечаю порой у людей гуманитарного склада проявления некоей ползучей сервильности. Только бы Господин избрал нас обслужить его элитные запросы — научить паролям для стыковки с элитами иных стран, "Гомером козырнуть"; только бы засеял нас в хорошо унавоженную семинарию — мы бы тогда о-о-о расцвели благоуханием в Его саду; ну и плач Ярославны — Господин выкорчевал нас, а кого не выкорчевал, того забыл и не поливает, гуманитарная культура Саратова усыхает, пока Стенфорды пухнут заказами на фетвы о гендерах...
Это же, ну, как-то унизительно что-ли.

В отсутствии независимых академических корпораций на своих капитальных фондах, которые принимают заказы Начальства, но не живут одним лишь попущением не так откровенно, в смысле и прикормом крошкой с Начальской ладони, мне видится только одна стратегия преуспевания гуманитарной культуры в этих мразных краях савроматов и андрофагов.

Гуманитарий-суперзвезда.

Галковский имеет непомерное "какому-то деду с ЗИЛа" влияние, несмотря на даже не нулевой, а глубоко отрицательный академический статус, только потому, что он супер стар, и не только в смысле прожитых лет. Даже несмотря на срывы в дедовский гундёж и богохульное чавканье в микрофон, Галковский прикольный, чем и приманил на себя и внимателей, и донаты. С высокой вероятностью, этот прикол переживёт его самого и будет жить дальше.
Сам он дошёл до такой стратегии, или научился где-то — она работает, и даже с ним работает.
Другой приходящий на ум прикольный образ из телеграмных эмпиреев — историк особой стати Павел Боборыкин с его "Эллинистикой". Своеобразия автора только вступают в синергию, чем делают его опусы более прикольными, то есть повышают их влиятельность и известность — и равно конвертируются в независимый от Абсолютного Начальства доход от того, что он создаёт никаким Начальством не заказанную и не лицензированную дискурсивную поляну, вытягивая её из болотных топей постсоветского прозябания.
Мы не можем знать, какие на этих полянах двадцать лет спустя будут пастись зверушки, но они там хотя бы будут.

Если гуманитарий претендует знать о человеках и поучать о человечном, то самая его человечность в доступном виде и есть его же proof of concept. Чтобы позволить Сократу засесть в своей душе, человек (среди них элитарий уровня не Алкивиада, так Платона) должен быть приманён и очарован этой самой сократичностью, быть ужаленным опытом столкновения с таким-то человеком — и захотеть ещё.
В конце концов, ученик ученика ученика ученика Сократа взял Афины за горло на десять лет и пристально посмотрел им в глаза: обе стороны узнали много нового про себя.

Сейчас дрессура идёт по ста цифровым путям, по которым можно, пока ещё, спускать не только лишь утверждённое Начальством. Новоевропейская же традиция дрессуры элиты и не-элиты в иезуитских коллегиумах и их кальках остаётся примерно там же, где мир до постмодерна — гуманитарная академия в её каких угодно изводах в наших краях не то что не крутая, но даже не прикольная.