Пример шифровки

Границы между языками и шифровками размывают белорусский и украинский языки-диалекты-социолекты.

"(не)Датский со знаком качества" букмовы, "кого мы обманываем" риксмовы, "абы ны як у датчаныв" новонорвежианского и "свиденборг фхтагн" высочайшеновонорвежианского - это всё смешно и забавно, пока хохотуны над хохлами-москалями не кладутся в землю тысячами. Шведы и датчане взаимную резню оставили как-то в семнадцатом веке, могут и повалять норвежского дурака.

Граница же между шифром и диалектом размывается оттого, что думают белорусские спадары на одном языке с великоросскими сударями в 99%, хотя знают как бы ещё один язык сверху. Даже военные попытки украинцев перейти на шифровки и утаить от москалив тайные тайны полностью провалились, и криминальная драма о шпане в Казани стала там культурным событием, на которые не повлияли переводы комментариев Фомы Аквинского на Аристотеля с латинской на козацкую примерно никак.

Язык это не только лишь фонетика, морфология, синтаксис, лексис. И не только лишь корпус текстов: нельзя нагрузить бричку переводами с классики на новостаронорвежский и тем самым запустить её на самостийный ход.
Это ещё и модус мышления. Модус, мелос, логос - лопочет росс, а из него лезет молосс.

Никакие переводы Аристотеля не сделали из ранненовоевропейцев классных греков классики: там уж скорее арабские комментарии к ним же были ближе духовно.
Иначе зачем переводили с арабского, если всегда можно было купить или выпросить список греческого оригинала в Константинополе? Однако.
Однако, до бегства новогреков к новоевропейцам, латинская учёность долго была лишь шифровкой, заметающей глубины.
И так, ну не везде, но много где.
Поскребёшь, скажем, немецкий этнический национализм, а там полный идиш избранный народ с носомеркой.

Итак, культура живёт не только в камне, сколотом или обтёсанном, но и в языке. Язык имеет слои, и самые глубокие из них наименее подвержены как случайным изменениям, так и намеренным манипуляциям.
Так возможны люди, говорящие вроде как русскими словами, но как-то, ну, как ЦК КПСС (эти аббревиатуры надо читать как семитские или древнеегипетские консонантные письмена, не иначе), и люди, говорящие вроде бы на всё более зашивающемся шифре, но фактически на всё том же языке - и даже при миграции в иное языковое пространство будет прорываться родное всё то же самое.

Тем страшнее, что глубинный слой языка может умереть - или его могут убить, причём в себе, добровольно, целенаправленно и с гигиканьем. Воистину, ломать не строить.
Можно наблюдать смерть еврея и его преложение в араба, например. Тут не диалектическая борьба Афин и Иерусалима в отдельно взятом Лёне Штраусе, скорее между двумя соусами шавармы - саудобразным и хуситовидным.

Если еврея можно отключить от немецкого великого языка и тем сделать турецкоподданным, то можно ли отключить от него немца же? Может быть, перевезти в радикально иную среду, за морем за океаном... Где родится не немец, не британец, но кирпичец в мастабу.

В отличие от языка, шифр позволяет идеальный перевод - уже просто в силу того, что шифр есть то же самое языковое ядро с намеренно запутанным интерфейсом. Переводить нечего, все означаемые идентичны либо отличны в несущественной степени.

Совсем другая история - перевести на иной язык, даже если родная языковая семья и база общих смыслов, символов, ассоциаций даёт двусторонние мосты: переводчик-перевозчик равно читатель должен ещё смочь проехать на возу по мосту, не покормив море кониной, то есть верно понять прочитанное, и вернуться обратно - переложить ясным и верным образом.
С этим всегда беда, почему всегда нужны переводы и комментарии на все существенные иноязычные культурные события. Плохой переводчик даёт шифровку, дурную подмену означающих к чужим означаемым, где читателю остаётся только развести руками - его доверие обманули. Ну или в белом радиошуме улавливать послания свыше.

Сидит круг чтецов, читает оригинал, русский перевод или шифр, английский перевод а бывает что шифр, немецкий-французский, и думку думает, удит глубинную рыбку.
И ни один перевод никогда не даст оригинал целиком, только делает возможным постепенное приближение, как постепенно осваивается новый модус мышления-поведения, родится новый человек в культуре.

Задача ничуть не легче проектирования моста или корабля, и крушение может привести к тем же культурным жертвам, будь то жемчуг в грязи или буйный шиз без привязи разжигающий мировой пожар во славу грядущего лимонада.

Альтернативно, человек признаёт несовершенство его частного бытия и, не чуя зова Бытия отмыть и напудрить вонючих варваров, отчаливает прочь в более великие и тёплые моря - так в будущем "южнорусские еретики" будут прославлять великую румынскую культуру, давшую миру Элиаде, Ионеско, Чорана, и иных франкофонных любителей куснуть багет парижским утром и далее подумать о великом на великом.
Это нормально, не у всех людей равно народов есть досуг, способность и желание произвести некий образцовый тип человека.
Но при чём здесь собственно румынская гуманитарная культура...

Подвисает в воздухе на конском волосе вопрос, возможно ли ещё великое на русском - кроме великого злодеяния тоталитарной секты нигилистов, ведь великие культуры и в уродствах велики - или же всё, приехали. Вульгарная латынь, с напевом как доить козу, предок в том числе мёзийского извода в румелийском эялете персоязычной Порты.

Из разговора с обывателем:
"Ну и Москва это Конго... В смысле, Воркута... Ой. Короче, Россия!"

Россия как спектр от Москвы до Воркуты.

Так называемое инфоцыганство возникает как нездоровое решение здорового запроса. Представьте эти измученные тренингами, стратегическими и коуч-сессиями лица, которые все никак не поймут, что же они ищут в очередном видео глазастой девушки про внутренние трансформации, снятом на фоне бабушкиных занавесок. Заработавшие достаточно денег, они ищут духовное руководство в мире, где исчезло само понятие отправления-из, прибытия-к, самой навигации. Человеку как человеку, не работнику, не члену семьи, не стоящему в очереди, не водителю, не пешеходу — человеку, предоставленному самому себе, больше некуда двигаться, это не предусмотрено, не затрагивается ни в одной из предлагаемых ему ролей. Целенаправленно двигается не человек, но посредством человека целенаправленно двигается что-то другое.

Это неприятно, потому что остается мучительно неудовлетворенная потребность того, что М. Фуко назвал "заботой о себе". В это слабое место, как в паркетную щель, забивается эзотерическая пыль в виде красных таблеток, выходов из матрицы и входов в поток, перезагрузок сознания, и все это с непременным требованием отказаться от высшего образования.

Мне кажется, это — свидетельство кризиса гуманитарных дисциплин, которые, как самые хрупкие, страдают в первую голову при любых проблемах в области образования. Вступивший во "взрослую жизнь" и утоливший базовые потребности, молодой специалист все еще испытывает метафизический голод, но утоляет его запредельной дрянью на "эзотерическом супермаркете" — примерно как выпорхнувший из родительского дома иногородний студент, которому нужно чем-то питаться. Как питается основная часть студентов в общежитиях, достаточно известно.

Но ведь может случиться и так, что первым попавшимся в руки окажется Платоновская "Апология"... Наверное, это задача для всех тех, кто ещё стремится сохранить гуманитарное образование в России и не поддается убаюкивающим чарам мещанства "заслуженных преподавателей", всё пьющих и пьющих по кафедрам свой кофе в пластиковом стаканчике.

Слыхали, что вам нравятся ИИ.
Поэтому некто взяли нарезку из классической игры про конспирологию и зловредные ИИ, и там использовали ИИ для создания голосовых фейков, чтобы озвучить конспирологию про мир, где всеобщее использование ИИ фейков станет нормой, в диалоге главного героя с фейками сделанным игровыми ИИ.

"Вот и Волошин. Позавчера он звал на Россию «Ангела Мщения», который должен был «в сердце девушки вложить восторг убийства и в душу детскую кровавые мечты». А вчера он был белогвардейцем, а нынче готов петь большевиков. Мне он пытался за последние дни вдолбить следующее: чем хуже, тем лучше, ибо есть девять серафимов, которые сходят на землю и входят в нас, дабы принять с нами распятие и горение, из коего возникают новые, прокалённые, просветлённые лики. Я ему посоветовал выбрать для этих бесед кого-нибудь поглупее"

Как ни странно, в году 2777 от основания Града, по пущам Града Третьего находятся "капища", где скучающие постнеосоветские мещане могут сделать вид, что поклоняются сведенбо древлерусских богов идолам. Требуют, возможно что даже постиронично, уважать их посконную и примордиальную веру у хулиганов, что занимаются прикладным христианством — ведь отпилить деревянному истукану башку ничуть не проще, чем каменной статуе контры отбить нос и высечь крест на лоб, учитывая размер бревна.
Капище можно оценить и поставить ему (диз)лайк, также там можно зуммерить на поваленном идоле — кто-то их регулярно там валит.
Имеет же обыденный человек тягу к религиозному — то пень угостит хлебушком и творожком, то свечку иконе преподнесёт за целых двадцать рублей.

На Институт Философии РАН набросили нападок. Снова. В авангарде — заслуженная жена умершего философа, по стопам Гельича (не Фаэтона) идущая на приступ крепости идеологически неверных философов и философинь. Прозвучали выстрелы: институт публично прозвали "страшным гнойником и последним прибежищем негодяев, предателей, иноагентов и русофобов".
Цена вопроса — 450-500 миллионов рублей грантов в год, что довольно неплохо для примерно 230 сотрудников, у которых расходы лишь на книги, кофе и поезда до Петербурга. Ну и какие-то шмиттеанские мотивы друг-враг, но это неточно.

Что может автор блога, как человек с философским образованием и наклонностями, сказать по этому поводу?
Ничего, конечно.
Дележка государственного института философии — не есть вопрос философии.

Интереснее кратко очертить отношение философии и государственной общин - что уже было сделано в том году.
А если совсем кратко: Сократ породил политическую философию, за что политическое тело афинян его убило.

Хоть Афины впали в ничтожность тысячи лет назад, между философией и политией происходит вечное повторение того же самого.

Малый список преступлений варваров против письмен и бога Тевта лично: tx, tzsch, ť, szcz, ssz, dzs, ș, ģ, шч, її, а также в особенности рукописный обывательский Д и печатный Лл.

Большой список состоит преимущественно из большей части французского словарного запаса.

А теперь о серьёзном, не всё интеллигенту позёрство.

Вернёмся к букве д, а также её исторической связи с омегой.
Древнейшие греческие азбуки не имели отдельных букв для долгих гласных, которые чтец должен был знать по памяти — эта означала горловой фрикативный согласный (сравни латинское H), омеги не было.
Но долгий о требовал себя, и получил новый знак: о расщеплённое, похожее на повёрнутую с. Позже на письме появились серифы-насечки, "помогающие чтению", и появилась привычная нам форма Ω.
И как предок бегемота из чего-то свинообразного-енотовидного всё больше с ходом поколений превращался в нечто подчинённое Форме кита, так вспомогательная засечка начала отсекать место у господина и совершенно заместила его в ω — изначальное о осталось ничтожной петелькой подшитой к толстой дуге.
Славяне в Церкви, понятия не могшие иметь об истории греческих письмен, о которых сами постнуклеарные греки всё забыли, переняли омегу буквами Ѡ и вовсе непристойной Ꙍ. При этом в церковнославянском нет противопоставления гласных по долготе, так что омега была лишь опциональным дублем о, за которым потом закрепили почётное место — чтобы было, зачем-то же более гречные её имают, потом разберёмся, как разбирались японцы по ходу дела копируя всё целокупно. Так одна засечка целиком заместила и вытеснила начальную форму.

Казалось бы, при чём тут философия. И почему роща Академа стала чуть ли не ругательством.
Ладно вонючие крестьяне, к чему стадам дары логоса, эти всегда будут мриить забить умного человека мотыгой по голове — но люди причастные видят какую-то... Подделку. Лжеподобие. Симулякр. Каргокульт — говоря любимым словом постколониальных англофилов.

Вторичное, факультативное и побочное заместили собой первичное, обязательное и основное. Не мы начали это, но нам с этим жить.

Как в истории омеги второстепенный и вспомогательный элемент узурпировал место первостепенного и главного, вплоть до полного стирания круга о, так в истории культуры нечто может c каждой ничтожной итерацией примерно так же возрасти, удушив и стерев своё начало.
В случае буквы как таковой не происходит ничего ужасного, пока она всё ещё различима и имеет смысл в алфавите — хотя может произойти неприятность, вроде омерзительной формы "Д", изначально просто треугольника. Рукописная засечка, или хвостик от завершающего движения пера — и вот Δ превращается то в δ, то в толстоногую колоду с поленом поверх.
Так ли уж важно для вспоминания звука д, как его записывать — Δ, δ, D, или དེ?

Но вот в философии всё совсем не так.
Или, правильнее сказать — философиях.
Нельзя сказать, что нас не предупреждали — уже в Федре древний грек пересказывает устами древних египтян, что многознание уму не научает, а комментарии на комментарии не приближают к смыслам оригинала. Философисты слишком увлеклись ответами на ответы на комментарии на комментарии, отчего иные чтецы Аристотеля в гневе пытаются молотом раздвинуть дуги омеги и найти точечный круглый след оригинала в шаманистических сентенциях Гераклита, потому что даже Платон слишком не то. Потом на это чтеца напишут комментарии, и к комментариям ещё комментарии — вспомогательный элемент, как раковая опухоль, заполоняет собой дискурсивное пространство, забалтывает важное и необходимое.

Я ведь ещё не поднял проблему натягивания рыночных отношений на все виды людских взаимодействий, отличных от обмена булок на монеты. Достаточно одной проблемы того, что сообщества склонны пробалтывать и перебалтывать ощущения на комментарии к переживаниям какого-то мыслительного События, пока совершенно не вырождаются в инцестуозные симулякры.
И ладно бы дальше выродившаяся ветка отмирала и порыв ветра уносил прочь исписанные листья — корпорация подключается к живительным сокам и их самодовольно сосёт, будь то церковная десятина или позднемодерновый ндфл.

Возвращаясь к критике академического способа производства знания.

Самоочевидно, что, как только некая метрика становится решающим показателем способностей и предиктором дохода для исполнителя, исполнитель начнёт её максимизировать в ущерб чему угодно ещё, напрямую не влияющему на его репутацию и заработок. Скажем, будь то ВВП, раздуваемый перекладыванием из кармана в карман или анекдотами про евреев и навоз, или "план по раскрытию преступлений" толкающий к подставлению непричастных лиц — или поток бумажного мусора, одобренного авторами бумажного мусора.
Сейчас речь про статьи и диссертации, которые, статистически, в большинстве своём читают только автор и два рецензента, и то насчёт последних двух бывают подозрения. Производство текстов стало основной задачей учоного, вместо открытия истинного зн наиболее продуктивного объяснения положения дел, поскольку эта метрика легко исчислима, вместе со импакт-факторами и индекс-хиршами, а важнее всего — наиболее понятна в промышленно-рыночной парадигме, где всё оценивается на уровне выпуска и продажи круассанов в булочной поутру и вечером.

Учоный становится наёмным работником, чья задача — поставлять продукт для академических изданий, где он лежит за пейволлом, попытка обойти которых обошлась одному такому Аарону Шварцу в MIT в (само?)убийство; академические издания же переводят средства из государственных налогов потраченных на "ноуку" в карман частных лиц. Ладно ещё учёный в естественных науках может уйти в инженерию или даже частный R&D, то есть, оставаясь наёмником, сменить заказчика — но учоный гуманитарных наук может только выбирать чью пропаганду строчить, то есть соперничать с журналистами, блоггерами и чуть ли не говорящей плесенью.

Рыночный симулякр гуманитарной науки имеет примерно столько же общего с философией и филологией, сколько ѡ с о. Из этого не следует, что статусно учоные не суть учёные по-жизни, они могут быть даже прекрасными знатоками своей темы и морально достославными людьми — только они живут тем лучше, чем меньше чужеродный рыночный слизень запустил щупалец им в позвоночный канал, требуя от марионетки продуцировать контент согласно производственному плану ноучно-учобного предприятия.

Вообще, все, кто не владеют капиталом, при капитализме живут с этим кровососущем слизнем — но не все одинаково остро ощущают его зев у своего кровотока (см. повторяющийся мотив "почему в позднем модерне не существует правых интеллектуалов"). Кто-то даже извлекает извращённое удовольствие от того, как его имеет червь капитала, но это сложнее всего выносить тому, кто хоть примерно представляет возможную альтернативу.

Представлять не надо, продуцировать надо. И поэтому в значительной степени производство гуманитарных исследователей современнейшего постмодерна такая же китайская валовая дешёвка.

С определённого уровня развития культуры покорённых массовое религиозное обращение в новую веру практически невозможно, и даже обращение в другой извод той же веры очень шаткое.

Рассмотрим три варианта из Раннего Нового времени: Андалусия, Казань, Балканы.

В Андалусии провели всеобщую насильственную кампанию принуждения мусульман и евреев к католицизму, превратив их в касты "новых христиан" морисков и марранов соответственно, поражённых в правах. Не без инспирации из Марокко и Алжира, мориски, конечно же, восставали — так, массовое многолетнее восстание в Гранаде произошло в середине XVII века, два поколения спустя насильственных обращений. После провала восстания, морисков депортировали из Гранады и разбросали малыми группами по всей стране — и всё равно ещё 2 поколения спустя, несмотря на идущие процессы инквизиции, отказались от ассимиляции вовсе и изгнали из страны, с марранами вместе.
Итог: сто лет и четыре поколения принудительного окатоличивания не дали успеха, "сомнительное" население изгнано.

В Казани московские цари практикуют обратную схему, видимо, заимствованную из Османской империи — мусульмане поражены в правах, но массового принудительного обращения, в целом, нет, а обратившиеся же получают льготы и преференции вдобавок к снятию религиозных ограничений. Однако появляется лишь очень небольшой класс конверсов, который продолжает общение с мусульманами и, зачастую, остаётся криптомусульманами. Значительное закручивание гаек в XVIII веке и снос мечетей ситуацию сильно не меняют — большинство татар остаются мусульманами, а криптомусульмане из кряшен дрейфуют обратно в ислам в периоды ослабления репрессий.
Сейчас татар-христиан где-то не более 20% от общей численности при максимальном подсчёте, несмотря на ~350 лет.

Cитуация в Османской империи схожая — массово обращаются самые дикие и удалённые области, вроде Албании, Боснии или тюркской окраины Болгарии, остальные же переходят в ислам скорее по службе или личным выбором. Среди конверсов полно криптохристиан и криптоиудеев, чей ислам поверхностен.
Выделяется только загадочный случай Крита, где после позднего турецкого завоевания горцы отчего-то добровольно и массового мусульманизируются, хотя по берегам и в равнинах больше христиан.

Если понимать религию как культурный комплекс, а не только лишь обряд и публичную клятву в верности Человеку в Главной Шапке, то это совершенно неудивительно. Если человек усвоил глубокий и многомерный культурный комплекс — не ситуация выдёргивания племенного хуторянина в мегаполис, где всё изучается заново — то, совсем как взрослый человек изменяется лишь постепенно и понемногу с ходом лет, а чаще закостеневает в одной форме до гроба, так и развитая культура с течением пяти веков, при столкновении со схожей культурой и под сильнейшим давлением, скорее всего упрётся в пресловутые 20%, из которых неизвестно сколько "крипто", то есть людей действительно изменивших обряд и публичное исповедание, при сохранении собственно остального культурного комплекса.

А значит, возможно лишь медленная тысячелетняя эволюция культуры при столкновении с себе подобными, и в принципе невозможен переход на культуру варваров. Китай "переваривал" всех завоевателей просто в силу невероятной культурной сложности и инертности, несмотря даже на периоды постнуклеара вроде завоевания монголами.

Если только культуру народа не уничтожить целиком, и на табулай раси новых дикарей инсталлировать прошивку уничтожителей — то есть, обратить ситуацию назад в дикари контра цивилизация.
Советский и турецкий эксперименты показали, насколько это невероятно сложно — практически государственный геноцид "носителей старого мира" не уничтожил основы русской культуры, хотя и изрядно перетряс её содержимое, а государственная политика вестернизации в Турции с отбрасыванием османской культуры оставила османских турок османскими турками под тончайшим слоем псевдофранцузской глазури. Поскреби ближневосточного француза, найдешь татарина-османина.

Что же до совков.
Платонский Сократ теоретизировал, что для создания действительно нового полиса придётся, в том числе:
— "Всех, кому в городе больше десяти лет, они отошлют
в деревню, а остальных детей, оградив их от воздействия
современных нравов, свойственных родителям, воспитают
на свой лад, в тех законах, которые мы разобрали раньше."
Это, конечно, не руководство к действию, а лишь попустительная гипотеза, чтобы размотать дискурс дальше — но иные воспринимают именно как руководство. Разумеется, такие воспитатели сами не пустой лист и будут производить свою же культуру на изолированных детях, только в заострённом виде.
Кто были строители нового советского мира? Да тот же самый старый мир, только в базаровском изводе под кокаином. Еврейско-шведское на совке такая же глазурь, как французско-масонское на турке.

Ну и забавный, хоть неважный, подарок для определённых дискурсов эзотерического интернета:
— Но какое мы нашли бы средство заставить преимущественно самих правителей — а если это невозможно, так хоть остальных граждан — поверить некоему благородному вымыслу из числа тех, которые, как мы недавно
говорили, возникают по необходимости?
— Какому же это вымыслу?
— Вовсе не новому, а египет финикийскому: прежде это
нередко случалось, как рассказывают поэты, и люди им
верят, но в наше время (развитой полисной культуры, а не грекодикарей послебронзового постнуклеара) этого не бывало, и не знаю, может ли быть, и, чтобы заставить этому верить, требуются очень убедительные доводы.

Это также значит, что, если некое сообщество радикально изменило религию — а не остались криптоверующими под слоем публичной риторики (с тенденцией отбросить крипто- при первом удобном поколении), и это сообщество ранее не жило в дикарстве родоплеменным строем и не было истреблено и замещено, то это сообщество прошло через постапокалипсис с полным сносом всей прошлой культуры.

Что заставляет нас пристальнее посмотреть на христианизацию Рима и дальнейшую исламизацию Африки и Леванта, коррелирующую со значительной просадкой также материальной культуры, особенно в Западной Европе.
Или на взаимное безумие Обеих Хуже Корей — тоже, вот, полуостров с катастрофической историей модернизации.

Есть нечто глубоко провиденциальное в том, что солнце Традиционной Традиции француз и католик Рене Генон, после чехарды с масонами и теософами, всё же припал губами к истоку своей духовной традиции — став мусульманином и египетским арабом. Искал и обрёл, экс ориенте люкс.

Где-то там же базельский лютеранин Фритьоф Шуон, далее по жизни мусульманин и индеец Лакота одновременно.