«Никакой рецессии нет!» Ну как же нет, когда ты живёшь в ней! Не веришь? Ну подойди к зеркалу и посмотри на свою мрачную рожу. Разве может венец творения, высшее создание Божие иметь такую мрачную харю? Почему тебе так плохо, если ты такой умный, такой весь свободный, тебе на всё начхать, ты сам всё знаешь? Чего ж у тебя такая рожа-то несчастная? Потому что ты в рецессии, сынок! В ре-цес-си-и! Ты не знаешь радости, ты мёртв, тебе тяжело, тебе противно, тебя всё мучает, тебя раздражают — люди, мухи, жара, дождь, политики. Тебя раздражают, мучают, тебя мучают долг, инфляция, стоимость жизни, мигранты, беженцы, Путин с Медведевым, Джо Байден. Всё тебе тяжело, противно, тебя ничего не радует, даже соловьи тебе спать мешают. Ты хочешь от этого куда-то уйти, где-то уснуть, в чём-то забыться, нажраться, наколоться, уснуть, уйти от этого. Почему? Да потому что ты в рецессии. Тебе не надо никуда попадать, в бум, в спад. Ты уже, голубчик, давно в рецессии.

Часто слышал упреки в графомании. Графомания — это вроде как думать мысль о том, что нужно подумать. Графомания — это вот что еще, например. Я пытался писать. Например, роман "Голод", только про другой сорт голода (у Кнута Гамсуна про физиологическую нужду; на первом срезе). Но чтобы писать, нужно нарастить некий итог, опыт жизни и взаиморасчетов, запастись анекдотцами, отвешивать характеристики. Нужно подмечать больше, чем подмечают на уличных вывесках (я видел давеча "Дары Беларуси" и "Скупка элитных часов"). Поэтому писать я не буду. Лучше просто скажу, но выйдет одна неловкость. Поэтому я помолчу. И оставлю изрекаемый мир в меньшинстве. А когда придет какая-нибудь стоящая мысль, сообщу. Например, гамсуновский "Голод" подкупает тем, что протагонист совершенно заслуживает своего жалкого положения опустившейся никчемности, он — и впрямь провинциальный бездарь, а не трагически не понятый миром "каин и манфред". Здесь нет оппозиции "поэт-книгопродавец". Здесь лавочник с "претензией" против лавочников с претензиями финансового и бытового свойства; лавочник против самих лавок. Все его творческие потуги — дилетантство, мелкотемье, графомания. Поэтому Гамсун заслуживает уважения. Надо признаться в своей "маленькости" и пойти на судно под русским флагом младшим помощником кочегара прочь из Христиании вокруг света за один бесконечный день длиной в бесконечную, равнозначную дню ночь. Нельзя писать, просто если у тебя есть такое право.

Поразительная наглядность совокупного содержимого любого СМИ около-западного обряда.

В чём отличие лингвиста от филолога? Язык как систему кодов можно точно и стандартизированно описать: всю орфографию, фонетику, морфологию, синтаксис в сводных табличках для пользования компаративистов и студентов, и тома на томах лексикона поверх, в том числе в цифре для статистических исследований.
Но идеальное знание фонетики и грамматики и лексики языка не даёт на нём возможности что-либо сказать: для этого сперва нужно обучение дискурсу на этом языке, познание типовых смыслов, типовых форм и типовых разговоров. В идеале освоить всё океаническое пространство возможного высказывания, а не только лишь лужу "хау мач".
Освоением пространства возможного высказывания занимаются филологи. Скорее всего они мало могут сказать о морях за пределами своего, но своё они именно освоили в глубинах, в то время как лингвист на бреющем полёте ловит рыбёшку тут и там.

В чём вопрос: из классики есть греческая филология (эллинистика), есть латинская филология (латинистика), есть даже библейская филология (гебраистика).
А где пунистика?
Куда финикийцев подевали?
Тирский Новгород, Новый Новгород в Испании, Утика, Гадир, Тингис, Каралис, Лилибеум, Гиппон, Большой Лептис, и так далее и так далее. Да хоть Китий на Кипре, откуда пришел отец стоицизма. Каждый второй моряк в Средиземноморье должен был быть финикиец, после каждого первого грека.
Где пунистика? Где карфагенские классические древности? Их нет. Августин Гиппонский знал пунийский, но на пунийском ничего не написал потомкам.

Притом литература на финикийском была, и с неё греки делали переводы — в особенности сказ о Ганноне, пытавшемся обогнуть Африку.
Но оригиналов не сохранилось вообще. Ноль, включая период и до римского завоевания, и после.
Эпиграфика есть? Достаточно — тысячи надписей в Африке. Переводы? Конечно. Заимствования из пунийского в языках берберов? Само собой.

Сохранившиеся законченные тексты на пунийском для филологов-пунистов? Их нет. Никаких диалогов Платона, никаких трактатов Аристотеля, никаких трагедий Софокла да комедий Аристофана, ни поэзии, ни прозы. Ну и братьев наших больше-меньших латинян не забудем, конечно.
Но от пунийцев ничего нет. Если же поискать и найти сирийских-левантийских философов (финикиец Порфирий из Тира, сириец Ямвлих) или африканских-пунийских теологов (Августин), они пишут на греческом и латинском.
Не половина, так треть Средиземноморья плотно населена (несколько романизированными) пунийцами, но их вклад в сохранившийся до наших дней классический корпус текстов — ноль.

Что, если пунийское смысловое поле не позволяло выпасать на нём тучные стада высококультурных барашков.
Науки там были — отец агрономии был пуниец. Была поэзия, судя по сохранившимся отрывкам. Магия и религия, конечно, само собой. Эпиграфика уровня здесь срал Гасдрубал простите великодушно сей срыв бытовых указателей. Сказания о морских открытиях.
Но ни философии, ни права, ни риторики, ни истории, ни биографии, ни драмы, ни теологии. Даже поэзия мимо проплыла. В поэзии остались пост-синайские овцепасы Ханаана и сидельцы в гетто Александрии, а не, отчего-то, куда более многочисленные, мобильные и городские пуны.
Пунийцы были то ли неспособны, то ли незаинтересованы. Может, для этого всего они слишком были заняты гешефтмахерством, если сказать по-идиш. Притом есть указания, от того же Августина, что на пунийском были записаны многие полезные древности и его знание было полезно и в чём-то престижно.
Но оно утонуло.

Полторы тысячи лет спустя, после нескольких вайпов планетарных сетей, и когда долгоносик пожрал все древние бумажные носители информации.
Сколько останется классических текстов от доминирующего на планете английского языка, переводящего на себя всё, до чего только ни дотянулся кончиком щупальца англичанин?
Что, если ничего... Тоже ведь полезно и престижно, пока что.

.
...
Что, если русский океан возможного не включает в себя залив нормальной человеческой философии, только яркие всполохи и громкие выбухи из ничего и в никуда? И русскому человеку надо сперва нырнуть в чужие воды, как сирийцу или финикийцу в греческий — туда, откуда всё равно родом его лексика об этике, политике, эстетике, метафизике и прочих русских словах и темах.

Либо этот залив прокопать и затопить, слив воду у соседа или, так уж и быть, проколов тугоносым русским ледоколом северный морской путь в новое мышление.

Шизоконспирология как последний оплот недоучившихся аспирантов (обида на академический дискурс).

На первый взгляд, обводнение новых пространств обычно происходит через переводы. На языке нет философии? Не беда, переводим Платона на латышский. Эстетствующие буржуа грустят без большой литературы? Переводим четыре тома Пруста на румынский. Нет национального эпоса, как в лучших домах классициствующего Парижа? Берём готовые образцы тысячелетней выдержки и подставляем родные словацкие берёзки вместо грецких кипарисов.
Разумеется, это не так работает.
Как можно перевести нечто на язык, в котором буквально нет основных понятий переводимого текста? Путь наименьшего сопротивления для переводчика и виа долороса читателя: прямое заимствование, иногда и поздно сдабриваемое калькированием. Начинаются ипостась через гипостазирование, конъюнкции и субъюнкции, ассамбляжи и диспозитивы, которые для человека, не знающего греческий, латинский или французский оригинал – то есть, для адресата перевода, который иначе читал бы в оригинале и бед не знал – что песни соловьев и карканье грачей. Греческая, латинская, французская, немецкая (о цэ самы трэш, робята) речь, прокрустированная в русскую морфологию, потому что и в синтаксис порой не влезает никак.
Это не перевод, а шифровка, запутывание оригинала и заметание следов под маскировочной плёнкой знакомых окончаний падежей да времён. Так дела не делаются — знающий оригинал скорее запутается от смешения кодов, не знающий оригинал всё равно не поймёт.
Калькируем? Воспроизводим форму оригинала средствами переводного языка: так грецкий гипостасис становится латинской субстанцией и русским подлежащим. Но дискурс о трех подлежащих Бога что-то как-то не вяжется — требуется перенять всё смысловое поле целиком через научение у греческих попов, после которого загадочная ипостась уже не столь загадочна.
Означающее отсылает к ощутимому означаемому, а не в пустоту. Даже не столько ощутимому, сколько прожитому.

Так приходим к идее, что произвольный перевод невозможен, пока нет адекватных смыслов, происходящих из адекватного им образа жизни и мышления — и сперва пространство возможного поэты и писатели языка должны долго и печально расширять, рыть и копошить песчаное дно, где раки ползают, прежде чем можно будет туда подлить живительной водицы из древних морей, где спят киты.
“Literati” должны сперва воспроизвести образ жизни-мышления, чтобы стал возможен перевод, узнавание себя и тем самым — понимание. Отсылки к человеческому означаемому можно понять только наблюдая или представляя таких людей.

Также "литерати" могут вымереть от загрязнения морей и-или их могут переглушить динамитом и выпотрошить на мясо да икру осьминоги. Тем самым, однажды приобрётший, язык может и потерять, откатившись на свою вульгарную латынь (бля, хрю, бля, хрю).

С математикой и естественными науками ситуация не столь печальна, поскольку понять переведённое можно умозрительно же в случае математики, или опытным путём в лаборатории — но не в области текстов о человеческом мышлении-поведении от качественно иных людей. Так техническая грамотность может успешно сочетаться с бля-хрю в обыденной жизни.

Возможно, становится чуть более понятна хайдеггерическая мания родить философский дискурс только-немецкими средствами снизу-вверх. Ну или не с нуля — не всяк «экзистенциал» родился в тевтонском лесу буйных бородачей.
Также становится понятным долгое отсутствие латинских переводов греческой классики — а зачем, если культурный человек просто изучает в каком-нибудь афинее, или того ранее у грецкого раба-репетитора, язык и далее читает в оригинале? Конечно, возможность понять язык не означает ещё реального понимания смыслов языка, но является условием строго необходимым.
Боэций неспроста загорелся идеей полного перевода греческой классики на латинский в VI веке нашей эры, более восьмисот лет спустя их написания — хотя первые опыты перевода латиняне совершили, опять же, лет за 500 до Боэция. Боэций ясно почувствовал, что с греческим образом мышления и жизни в следующие 500-1000-1500 лет будет так себе; впрочем, в связи со всеми его бедами в королевстве итальянском хватило Боэция не намного. И даже так оставшихся переводов хватило новоевропейским животным, чтобы с артефактами более высокоразвитых цивилизаций кое-как доковылять лет всего-то пятьсот до латинских переводов с арабских переводов с греческого, а там и позвоночник стал выпрямляться. Постнуклеар.

О литературных нуждах российских классов:
Низший класс — "попаданчество", как с послезнанием всё превентивно исправить, чтоб в будущем стало хорошо. "Знал б прикуп, жил бы в Сочи".
"Средний" класс — "конспироложничество", как масонская британка всё испортила и продолжает портить. Все карты краплёные, выигрыш был невозможен, понимать надо.
Средний класс — бомжует по Тифлису или потогонствует в Бишкеке.
Высший класс — не читает.

Следовательно, не стоит воспринимать конспирологические опусы слишком серьёзно, будто бы пред вами научное исследование архивиста-криминалиста.
Пред вами художественное творчество русского постмодерна начала ХХI века. Псевдоисторический роман в цифровой гипертекстовой форме, которого авангардом ранее и корифеем ныне выступает Дмитрий Евгеньевич Галковский, великий русский писатель без кавычек.
Как и всякий писатель, Галковский пишет о себе, а не ведёт исторические штудии; не о себе как персоне — хотя нарциссизма на уровне бреда величия Галковскому не занимать — но о своём Umwelt, мире истолкованном и воспринятом через призму писательской личной истории. Какая история — такие истории.

Так же в европейской культуре стал популярен "автофикшен", ведь кажется оптимальным сознательно и целенаправленно писателю излагать самое себя как писателя книжек про писателей? Зря кажется, это пошло. Порнографично. Лучше играть с читателем в игры, на уважительном расстоянии и с остранением, а не раздеваться пред ним и трясти задом; и конспироложество есть такая игра: давайте произвольно изберём период, удалим оттуда что-нибудь основополагающее, и посмотрите, как автор зашьёт образовавшуюся дыру согласно его жизненному опыту и представлениям о людях.
По сути, альтернативная история с элементом детектива — "чьи шаловливые ручки подтасовали нарратив?" Любит русский человек детективничать и достоевить, даром ли Галковский считает типичным русским разговорчиком жанр допроса с пристрастием.

Из этого не следует, конечно, что заговоров, подтасовок и подделок нет. Но из открытых блогов на ютуб и телеграм вы это не узнаете, не больше чем о личной жизни королей в исторических романах или передовице the Sun.
Обывателю достаточно понимания разницы между публичным спектаклем и приватной политикой, с прагматикой избегания судьбы хомяка в чужой задумке ксеноморфов от мира политического.
Ничего вы достоверно не узнаете, не став спецслужбистом in-the-know или шпионом трёх разведок, но это как наёмничество - не всем дано, и ожидаемая продолжительность жизни как у человека регулярно имеющего дело с носителями ВИЧ.

Несомненно полезно и приятно для социализации с себе подобными, не такими как эти самые гой поллой, любителями исторических курьёзов и минорных/альтернативных точек видения исторического, обсуждать в кругу конспироложничество - как и любой около-литературный салон.

Главное не донкихотить, дон Кихот было не руководством к действию.

Народная редукция филологических материй высокого полёта:
"В некотором царстве, в некотором государстве всея шара земного владыка Карл Первый и Пятый сказал: я говорю по-испански с Богом, по-итальянски с женщинами, по-французски с мужчинами и по-немецки с моим конём".
Правильно, Карл Филиппович. Правильно. Так их, каналий женоподобных из полисов итальянских, книжки свои читают-переводят, бездари горбатые, да стилеты в спину втыкают, дукаты считают от торговли с буквально турками: да что они знают о реальных мужских делах войны и мира?

Если говорить серьёзно, то несомненно Карл Филиппович прекрасно нормально знал латынь, и, скорее всего, общался лично с Богом латинскими же молитвами. Но обсуждал Бога с испанскими церковниками, которых к четвертой квинте его жизни организуют в Орден иезуитов, чтобы поговорить о действительно важном могли не только лишь испанцы — а иезуиты подвезут вонючим варв сомневающимся в вере образцы правильного рассуждения, ведущего к правильным выборам. Так что поговорить о Боге стало возможно и иным народам.
По-английски Карл Филиппович не говорил, потому что кентавров не держал

В формулу мировой империи выше можно подставить латинский, еллинский, пунийский и египетский под свои вкусы.

Каталонские пастухи и охотники спокон веку имеют способ отдавать своим собакам приказы так, чтобы на них отзывалась лишь одна из них - та, которой приказ предназначен, довелось недавно узнать автору "Вестника". Они дрессируют их на команды, отдаваемые на разных - человеческих - языках. Например, у одного из пастухов в Пиренеях, есть пёс-хорват, пёс-итальянец, пёс-англичанин и пёс-француз. Запомнив несколько слов на каждом из языков, и обучив собак откликаться на них, пастухи ловко управляются со своими четвероногими подручными. Эта история слишком хороша, чтобы держать её при себе. Межкультурный менеджмент бывает и таким. #страноведение

Интересно заметить, что текущая итерация Англии и Шотландии возрастом с Петровскую Россию. Просто один в один год-в-год, и везде замешаны те же голландцы да австрийцы. В обеих странах старый порядок был сломан не без помощи иноземцев не без дипломатических преференций иноземцам - но с существенным отличием. Всё-таки австрийское и голландское влияние в России через агентов влияния не совсем то же самое, что прямое голландское завоевание.

Что случилось в Англии и Шотландии? Зять короля десантировался с армией и флотом иноземцев в круглые 1688. Якобы зять Вилли выступил против тестя Якова за всё хорошее против всего плохого - включая публичное заявление что Вильгельм не планировал узурпировать корону. Французы, впрочем, всё прекрасно видели и грозили войной в случае атаки на комплиментарную им Англию - но флот голландцев пошёл на акцию, воспользовавшись занятостью французского флота в Средиземноморье.

В 1588 году испанская Армада очень неудачно выдвинулась в поход на Англию и ныне играет роль чего-то вроде Стояния на Угре в истории острова; но такой-же враждебный десант иноземцев, да ещё чуть ли не в два раза большего флота, да успешный - это другое, славно нас завоевали иноземцы, так нам и надо.

Ну как, иноземцев - датч, они же дёйтч, по-германски "народные", в смысле свои, одного народа.
Но таких своих в этих краях называют польско-литовскими интровертами и ставят памятники избавителям от них на Красной площади. Большой конный памятник кальвинистскому Вильгельму Третьему Незавоевателю взорвали в католическом Дублине вильные ирландцы позднее.

Вильгельм и армия вторжения осторожно кочуют по югу Острова, ещё раз декларируя что Вильгельм тут только чтобы защитить права Парламента (в смысле фракции протестантов-вигов государственных изменников, недовольных указом короля о религиозной терпимости к угнетаемым католикам и решивших вопрос привозом чужаков), который в любом случае был законно распущен законным монархом, и права своей жены (которая их на престол законно не имела после рождения мужского наследника у её отца четырьмя месяцами ранее).
Зондируют сопротивление, осторожно тычут палочкой, готовые, мало ли чего, дать заднюю?
Законный монарх в столице собирает армию и идёт громить супостата. Одновременно на севере происходит бунт, бунтовщики берут ряд городов, но король пока занят буквально вторжением.
Кино с королевским побоищем не будет.
Короля Якова начинают обрабатывать его же офицеры в стиле "всё пропало", они же саботируют поход как могут. Король отступает к Лондону - тогда же открыто дезертируют часть офицерства и двора, включая его вторую дочь и её датского супруга, а также первого герцога Мальборо из рода Черчиль, например - одни и те же лица... Начались антикатолические погромы, король де-факто теряет власть и Вильгельм предусмотрительно позволяет Якову отступить во Францию.
Узкий круг ограниченных лиц провозглашает себя переходным советом оппозиции тоже-Парламентом и передаёт корону Англии Марии, ну и её мужу по праву завоевателя мужа. Обоснование: ну король уехал же, значит корону уронил, а мы подобрали, и вообще он чёрт неправильно Иисусу молится, отрёкся тем что ушёл яскозал!

Шотландия и Ирландия в шоке, особенно когда немногим позднее их законный монарх высаживается в Ирландии с французской подмогой, начинается гражданская война в Шотландии против лоялистов и очередное завоевание Ирландии англичанами.
Легальный король проигрывает войну и вновь убывает, а Голландия прорастает новосозданной Великобритании в голову и там пускает корни.
Вилли, конечно же, остаётся королём Великобритании; хотя поначалу формально как "муж жены", но далее и вдовец без жены весьма владелец оказался, отодвинувший вторую дочь Якова на время.

Французский потенциальный союзник не просто инактивирован, но и сделан частью одной антифранцузской цепи с Австрией. Пока идёт Семилетняя война, голландцы и австрийцы надувают через соломинку ещё одну креатуру, что в скором будущем разнесёт им на востоке Швецию параллельно идущей на западе войне с Францией.

Вся эта свистопляска совершенно нелегальна, но, прагматически говоря, довольно легитимна. Опуская локкианскую демагогию в пользу реалполитик а ля Гоббс: завоеватель не хуже король чем проигравший легальный, если завоеватель гарантирует базовые права, который легальный гарантировать физически уже не способен.
Ничего личного, вашвысочество, просто жить хочется.

Просто забавно, что в своём укладе равно генезисе с иностранной допомогой новоевропейских морячков да имперцев, "старая добрая" Великобритания равно модерновая и авангардная Петровская Россия чуть ли не братья-близнецы.
Люди Поработали с обеими, да в одно время.

Хотя генезис имперской России что-то не заметён под ковёр Славной Революции Так-нам-и-надо Завоевания, как-то чище справились.