«Археология есть поиски некоего arche, истока, но греческий термин arche имеет два значения: он означает как «исток», «начало», так и «повеление», «приказ». Так, глагол archo означает не только «начинать», «первым делать нечто», но ещё и «повелевать», «быть главой». И, я полагаю, вы знаете, что архонт, в буквальном смысле — «тот, кто начинает», был в Афинах главным судьёй.

Я хотел бы привлечь ваше внимание к тому факту, который, конечно, не случаен: в нашей культуре arche, исток, есть всегда уже повеление, начало есть всегда также управляющий и повелевающий принцип. Может быть, благодаря ироническому осознанию этого совпадения греческий термин archos означает как «командир», так и «анус»


Джорджо Агамбен

Опытное наблюдение в честь дня независимости от польских интровертов: утверждение о культурном превосходстве России имперского периода над СССР вызывает у коммунистов совершенно такую же реакцию, как у монархистов - утверждение о культурном превосходстве Речи Посполитой над Русским царством; и там, и там ставится под вопрос целесообразность боротьбы не щадя живота своего, учитывая потенциальные выгоды от ступенчатого развития без слома, будь то под царизмом или...эээ... республиканизмом?

Монополии, неравенство и «последняя терция»

Монополии и неравенство в РФ, о которых справедливо пишет ув. @longviewecon - они ведь и оборачиваются той самой «сословной замкнутостью» профессиональных групп, о которых без всяких обиняков говорят академические социологи (см. «Человеческий капитал российских профессионалов: состояние, динамика, факторы», Институт социологии РАН, 2023). Весь «человеческий капитал» успешных профессионалов РФ заключается не в знаниях/навыках, а в умении вписаться в семью/сетку (или родиться в ней), которая сравнительно недавно отвоевала себе кусочек экономического/социального пространства и теперь защищает его с таким же яростным упорством, с которым испанская пехота стояла в своих «терциях» в сражении при Рокруа.

Можно сказать, что социальное/экономическое/культурное пространство РФ собрано из множества больших и малых монополий, члены которых едины в своей решимости не подпустить к себе никаких чужаков/посторонних и сражающихся за внимание правительства, распределяющего ренту во-первых, и против других монополий-конкурентов - во вторых. Между эффективностью и лояльностью они, конечно же, выбирают лояльность вместе с нетерпимостью к «не своим» - иначе монополия может не выжить - точно так же, как погибала «терция» если ее участники уставали держать свои пики.

Отсюда,кстати, те бесконечные династии актёров/писателей, основатели которых захватили свои «позиции» ещё при Сталине - просто, как публичные люди, они более заметны. Но, явление «монополизма» в РФ носит общий характер - и, объективно, становится источником неравенства - возможностей, в первую очередь.

Звёздное небо в бесфонарной ночи полно разумными мирами, как планктоном полны океаны - и для человеческого глаза обитаемые планеты заметны не более, чем диатомы в сохнущей капле на кончике пальца. Безлунное безоблачное небо в деревенской ночи, которое горожанину века электрических светил и самоходных повозок более недоступно. Кант в ночной прогулке с кёнигсбергского моста мог посмотреть на гармонию светил, ныне недоступную глазам никаких калининградцев.

Вместо звёзд в небе горожанин видит россыпи и россыпи светильников в мириадах окон галактики домохозяйств, да текущие рекой неметеорные дожди красных и белых огней. В каждом оранжеватом окне, и за каждой парой белых фар живёт такой же мир, известный и доступный горожанину не более, чем неземля нелюдей. Но можно поспекулировать, с куда большей близостью и верностью, чем изыскивать миры по колебаниям да спектрам точек в небе.
В этом есть своя красота, в этом есть и опасность.
Научная фантастика, ака астрофентези, куда как популярнее фантастики социальной не только лишь потому, что социальные фантасты позавчера сжигали гекатомбы.

Англичане говорят, что ни один человек не остров. Это в своём роде правда - все человеческие острова стоят на одном шельфе и образуют одно тело, скрытое под растущей водой текущего века. Летящие между островами птицы морские - радиосигналы следящих зондов, и лишь нечасто сейсмическая весть пройдёт под водой.

Теорема о зелёной траве.

Если каждый человек стремится к безопасности и преуспеванию - что в обществе подразумевает преуспевание сравнительное, то есть власть над другими дающую безопасность от них и возможность их использование в своих целях - а физическое лицо суверенной власти тоже человек - то всякий человек-носитель суверенной власти стремится к её увеличению за счёт умаления других людей.

Но граждане и подданные тоже люди и стремятся к тому же. Суверенная власть существует договором, от согласия граждан что выгоды суверенной власти предпочтительнее избытков её отсутствия, то есть гражданской войны и анархии.

Если согласие потеряно, то юридический суверен упраздняется, а физический носитель суверенности становится просто индюком с важным видом.

Чтобы не стать запекаемой индейкой, физический суверен практикует благоразумие - то есть регулярно сводит баланс своих желаний всех поиметь с опасностью того, что поимеют его самого, и вносит корректировки в свои планы.

Итого - любое человеческое государство, руководимое носителем или носителями суверенной власти, по определению будет стремиться к максимально возможной степени угнетения силы и славы граждан, максимально приближенной к красной черте развала суверена - но её не пересекающей.
Любое.

Равно любой анархизм - декларируемое предпочтение вечной войны любому подчинению, безотносительно искренности намерений выжить без каких-либо правовых гарантий.

Если🙃

А: Профессiя филолога вообще въ томъ и состоитъ, чтобы склѣивать осколки разбитыхъ вдребезги чужих знанiй и умѣнiй. Причемъ завѣдомо зная, что минимумъ половина осталась въ отвалѣ, который, Богъ дастъ, просѣетъ еще разъ кто-нибудь другой.
В: Ну, это какъ-то безрадостно.
А: Зато интересно.

Отсюда

Томиться мечтой руссоить и вольтерьянить, ну или хотя бы фукоить и барагозить, проживая в деколонизированных алжирах и турциях, где вчера и поныне интеллигенция лишь прослойка, в иные периоды запланированная к уничтожению за ненадобностью. Разница между толстым слоем жирного чернозёма и прослойки почвы над кислой скалой гранита. Такова роль материальных условий, "климата" и "почвы".
В культурной тайге и лесотундре только изуродованный ветром криволес, и ползучие под снегом стланики. Фрасибул советовал Периандру срывать выдающиеся колосья, как ветер вымораживает все побеги над слоем защитного снега, так что деревья стланцы невероятно выносливы и крепки в корнях, но какие-то согбенные.

Е-нутрия рассуждает о разнице в понятии справедливости между русскими и американскими, сравнивая половой и финансовый вопрос соответственно.

Дескать американцы в массе верят в справедливость своего общества, где "смарт" равняется "рич" так или иначе.
Само собой речь идёт о стране нерушимого союза сектоводов с рабовладельцами — исключая пятилетнюю заминку в отношениях — там, где любовь Джизаса к тебе лично сопоставима с твоими личными капитальными долями в государственном рынке рабов, но, тем не менее, мы не должны упустить один нюанс.
"Смарт" ведь не обязательно означает ум как врожденную способность к вниманию, памяти и обучению. "Смарт" это еще и культурность, которую обретают в этих резервациях для богатых бездельников в Айви Лиг, где дети высшего класса балуются непрактичными и неприменимыми курсами, которые им никак не помогут получить высокооплачиваемую должность прислуги у капиталовладельцев. С чего бы, действительно.

То есть США, более архаичная форма европейской жизни, воплощает собой мировоззрение периода, когда доля разночинцев — людей с образованием, но без высокого чина в иерархии — была ещё гомеопатической. Притом сами же США и развели у себя новых разночинцев, предлагая arts degrees за всего-лишь продажу души банковскому дьяволу в кабалу.

Почему и происходит сбой в категоризации социального статуса собеседника — порядочный бюргер может пройти law school и далее получать six figures, что после даёт ему моральное право быть smart публично.
Но не раньше.
Раньше это наезд — человек демонстрирует культурный капитал не связанный с финансовым, отчего собеседник отказывается признавать культурное превосходство разночинца над собой. С чего бы, шоу ми зэ мани фёрст.
Если же ноу мани, следовательно ноу хани — не будет респекта к баристе из старбакса только оттого, что он специалист по Гуссерлю, поскольку он явно ни капиталист, ни рабочая аристократия ("аппер-миддл" с практичными знаниями высокооплачиваемой прислуги), а какой-то, страшно сказать, лох с крепостным кредитом. Живое удобрение красной революции.

«Никакой рецессии нет!» Ну как же нет, когда ты живёшь в ней! Не веришь? Ну подойди к зеркалу и посмотри на свою мрачную рожу. Разве может венец творения, высшее создание Божие иметь такую мрачную харю? Почему тебе так плохо, если ты такой умный, такой весь свободный, тебе на всё начхать, ты сам всё знаешь? Чего ж у тебя такая рожа-то несчастная? Потому что ты в рецессии, сынок! В ре-цес-си-и! Ты не знаешь радости, ты мёртв, тебе тяжело, тебе противно, тебя всё мучает, тебя раздражают — люди, мухи, жара, дождь, политики. Тебя раздражают, мучают, тебя мучают долг, инфляция, стоимость жизни, мигранты, беженцы, Путин с Медведевым, Джо Байден. Всё тебе тяжело, противно, тебя ничего не радует, даже соловьи тебе спать мешают. Ты хочешь от этого куда-то уйти, где-то уснуть, в чём-то забыться, нажраться, наколоться, уснуть, уйти от этого. Почему? Да потому что ты в рецессии. Тебе не надо никуда попадать, в бум, в спад. Ты уже, голубчик, давно в рецессии.

Часто слышал упреки в графомании. Графомания — это вроде как думать мысль о том, что нужно подумать. Графомания — это вот что еще, например. Я пытался писать. Например, роман "Голод", только про другой сорт голода (у Кнута Гамсуна про физиологическую нужду; на первом срезе). Но чтобы писать, нужно нарастить некий итог, опыт жизни и взаиморасчетов, запастись анекдотцами, отвешивать характеристики. Нужно подмечать больше, чем подмечают на уличных вывесках (я видел давеча "Дары Беларуси" и "Скупка элитных часов"). Поэтому писать я не буду. Лучше просто скажу, но выйдет одна неловкость. Поэтому я помолчу. И оставлю изрекаемый мир в меньшинстве. А когда придет какая-нибудь стоящая мысль, сообщу. Например, гамсуновский "Голод" подкупает тем, что протагонист совершенно заслуживает своего жалкого положения опустившейся никчемности, он — и впрямь провинциальный бездарь, а не трагически не понятый миром "каин и манфред". Здесь нет оппозиции "поэт-книгопродавец". Здесь лавочник с "претензией" против лавочников с претензиями финансового и бытового свойства; лавочник против самих лавок. Все его творческие потуги — дилетантство, мелкотемье, графомания. Поэтому Гамсун заслуживает уважения. Надо признаться в своей "маленькости" и пойти на судно под русским флагом младшим помощником кочегара прочь из Христиании вокруг света за один бесконечный день длиной в бесконечную, равнозначную дню ночь. Нельзя писать, просто если у тебя есть такое право.

Поразительная наглядность совокупного содержимого любого СМИ около-западного обряда.

В чём отличие лингвиста от филолога? Язык как систему кодов можно точно и стандартизированно описать: всю орфографию, фонетику, морфологию, синтаксис в сводных табличках для пользования компаративистов и студентов, и тома на томах лексикона поверх, в том числе в цифре для статистических исследований.
Но идеальное знание фонетики и грамматики и лексики языка не даёт на нём возможности что-либо сказать: для этого сперва нужно обучение дискурсу на этом языке, познание типовых смыслов, типовых форм и типовых разговоров. В идеале освоить всё океаническое пространство возможного высказывания, а не только лишь лужу "хау мач".
Освоением пространства возможного высказывания занимаются филологи. Скорее всего они мало могут сказать о морях за пределами своего, но своё они именно освоили в глубинах, в то время как лингвист на бреющем полёте ловит рыбёшку тут и там.

В чём вопрос: из классики есть греческая филология (эллинистика), есть латинская филология (латинистика), есть даже библейская филология (гебраистика).
А где пунистика?
Куда финикийцев подевали?
Тирский Новгород, Новый Новгород в Испании, Утика, Гадир, Тингис, Каралис, Лилибеум, Гиппон, Большой Лептис, и так далее и так далее. Да хоть Китий на Кипре, откуда пришел отец стоицизма. Каждый второй моряк в Средиземноморье должен был быть финикиец, после каждого первого грека.
Где пунистика? Где карфагенские классические древности? Их нет. Августин Гиппонский знал пунийский, но на пунийском ничего не написал потомкам.

Притом литература на финикийском была, и с неё греки делали переводы — в особенности сказ о Ганноне, пытавшемся обогнуть Африку.
Но оригиналов не сохранилось вообще. Ноль, включая период и до римского завоевания, и после.
Эпиграфика есть? Достаточно — тысячи надписей в Африке. Переводы? Конечно. Заимствования из пунийского в языках берберов? Само собой.

Сохранившиеся законченные тексты на пунийском для филологов-пунистов? Их нет. Никаких диалогов Платона, никаких трактатов Аристотеля, никаких трагедий Софокла да комедий Аристофана, ни поэзии, ни прозы. Ну и братьев наших больше-меньших латинян не забудем, конечно.
Но от пунийцев ничего нет. Если же поискать и найти сирийских-левантийских философов (финикиец Порфирий из Тира, сириец Ямвлих) или африканских-пунийских теологов (Августин), они пишут на греческом и латинском.
Не половина, так треть Средиземноморья плотно населена (несколько романизированными) пунийцами, но их вклад в сохранившийся до наших дней классический корпус текстов — ноль.

Что, если пунийское смысловое поле не позволяло выпасать на нём тучные стада высококультурных барашков.
Науки там были — отец агрономии был пуниец. Была поэзия, судя по сохранившимся отрывкам. Магия и религия, конечно, само собой. Эпиграфика уровня здесь срал Гасдрубал простите великодушно сей срыв бытовых указателей. Сказания о морских открытиях.
Но ни философии, ни права, ни риторики, ни истории, ни биографии, ни драмы, ни теологии. Даже поэзия мимо проплыла. В поэзии остались пост-синайские овцепасы Ханаана и сидельцы в гетто Александрии, а не, отчего-то, куда более многочисленные, мобильные и городские пуны.
Пунийцы были то ли неспособны, то ли незаинтересованы. Может, для этого всего они слишком были заняты гешефтмахерством, если сказать по-идиш. Притом есть указания, от того же Августина, что на пунийском были записаны многие полезные древности и его знание было полезно и в чём-то престижно.
Но оно утонуло.

Полторы тысячи лет спустя, после нескольких вайпов планетарных сетей, и когда долгоносик пожрал все древние бумажные носители информации.
Сколько останется классических текстов от доминирующего на планете английского языка, переводящего на себя всё, до чего только ни дотянулся кончиком щупальца англичанин?
Что, если ничего... Тоже ведь полезно и престижно, пока что.

.
...
Что, если русский океан возможного не включает в себя залив нормальной человеческой философии, только яркие всполохи и громкие выбухи из ничего и в никуда? И русскому человеку надо сперва нырнуть в чужие воды, как сирийцу или финикийцу в греческий — туда, откуда всё равно родом его лексика об этике, политике, эстетике, метафизике и прочих русских словах и темах.