Тепловая карта генетического сходства с ашкенази из Польши

Озарение вечера:
Бытует мнение, что естественные науки самые затратные из всех, поскольку требуют дорогую лабораторную технику и расходники — в отличие от них, науки социальные не требуют сложного технического оснащения, а философам и математикам и простого не требуется: дескать, достаточно лишь кабинета умеренной запылённости, листков бумаги — необязательно даже отбеленной, Эллинские Деды на воске и папирусе писали, и ты пиши — и огрызка карандаша. "Творитес".
Так ведь ничего подобного.
Гуманитарные науки требуют гуманитарную среду для производства смыслов: инфраструктуру общественно-культурных пространств и населяющих их культурных и окультуриваемых человеческих сообществ, которые и составляют рабочее пространство и расходники для дискуссий гуманитарного исследователя и "конструктора".
Идея настолько же очевидная, как и свой нос, который свои глаза автоматически игнорируют.
Если же государству (будь то политическое сообщество вообще, или бюрократическая машина с министерством финансов) хочется смысловой выхлоп на уровне "Парижей", ему придётся тратиться на финансовый аналог Большого адронного коллайдера — новый Мусейон, который позволить себе смогли только цари новозавоёванного Египта, оплатив его во всех смыслах из монополии на папирус.
Построить который для "социальных инженеров" задача сама по себе с неочевидным решением.
Любое другое отношение к производству, поддержанию и распространению общественно значимых смыслов по эффективности такое же, что орать на кукурузу для её скорейшего роста в заполярье: мыслевсхлипы воли к власти воплощённой в дефектных биоплатформах.

Что до материальных и социальных условий искусства зачеловечных математиков — Хаону нечего сказать о них дельного, ибо градусом не вышел.

Traduttore Traditore

Английский перевод: Strauss seems to follow Xenophon (and the ancient tradition in
general) in justifying (explaining) the isolated philosopher's indifference ("egoism") and pride by the fact that he knows something more — and something different — than does the "uninitiate" whom he despises. But the madman who believes that he is made of glass, or who identifies with God the Father or with Napoleon, also believes that he knows something the others do not know. And we can call his knowledge madness only because he is entirely alone in taking this knowledge (which, incidentally, is subjectively "evident") for a truth, and because even the other madmen refuse to believe it. ... Both the "garden" and the "Republic" where one "discusses" from morning till night, provide a sufficient guarantee against the danger of madness. Although by taste, and by virtue of their very profession, the "lettered citizens" never agree among themselves, they will always be unanimous when it rightly comes to sending one of their number to an asylum.

Русский перевод: "Кажется, Штраус следует за Ксенофонтом и за античной традицией в целом, оправдывая (обосновывая) безразличие («эгоизм») и гордыню изолированного философа тем фактом, что он знает больше и знает нечто иное, чем «профан», которого он презирает. Но сумасшедший, считающий себя стеклянным существом, отождествляющий себя с Богом — Отцом или Наполеоном, также полагает, что он знает «нечто иное», неведомое всем остальным. И мы относим его знание к безумию исключительно потому, что он один принимает это — кстати, субъективно «очевидное» — знание за истину, тогда как даже прочие безумцы отказываются в нее верить. ... И «сад», и «Республика», в которых «дискутируют» с утра до вечера, дают достаточную гарантию против угрозы безумия. При всех своих разногласиях, определяемых вкусами и самой профессией, «граждане» этой «Республики» единодушно и с полным на то правом станут возражать, если кого-нибудь из них упрячут в сумасшедший дом. "

Противоположные значения!
У англоамериканцев учёная республика единогласна в том, кого выписать в безумцы, пусть в остальном ни один член сообщества не достигает полного согласия с другим, потому что в дискуссии обнаруживаются "асоциалы": "даже другие безумцы отказываются им поверить". Что ещё делать с посетителем (или даже владельцем...) сада-республики, который не дискутирует и тем самым не проверяет свои измышления "интерсубъективно", а провозглашает ясные и отчётливые лишь ему одному истые истины? Если они "вследствие вкусов и специфики профессий" никак не могут договориться ни о чём наверняка — кроме как кого выписать в дурку — то эпистемическое преступление должно было быть особо вопиющим.
У советороссиян учёная республика единогласна в том, что никого из них нельзя выписать в безумцы, несмотря на их остальные отличия.
В английской версии when it rightly comes to, "когда с необходимостью доходит до". С необходимостью доходит до дурки. Самозащита дискурсивного сообщества от безумных убеждений, через их обсуждение и сравнение, приводит с необходимостью к единогласному исключению гносеологической угрозы вон, в дурдом, если "шиз" продолжит упорствовать в своей асоциальной истине, не проходящей интерсубъективной проверки.
В русской версии как бы сам формат учёной беседы как бы защищает участников от безумия — почему они "с полным правом будут возражать", если дойдёт до исключения тролля/психопата внешней к "саду" силой, с полным правом против "тех", "кто упрячут". Но в собственно тексте нет "упекающей в дурку" силы, отличной от обсуждаемого сообщества учёных...
Про-ти-во-по-лож-ны-е.
Английский Кожев как бы выступает за self-policing учёных сообществ; русский Кожев как бы выступает за единодушный фронт учёных шизов против "упекания кого-то из них в дурку".

Итак, кто нам врёт, а кто не врёт — англоязычный переводчик (вроде американец) или русский?

Французский оригинал: а его у меня нет, как и лишних трёх десятков евро заказать книжицу ан франсез чтобы "ясно и чётко" закрыть проблемную страницу, да и лишних трёх лет подождать конца гойды, чтоб её мне доставил Амазон.

Я склонен доверять английскому переводу, поскольку он больше вяжется с логикой текста — на мой взгляд — но я же пристрастен, поскольку начал с английского же перевода, ведь французского у меня нет. Да и на английском — горе моему колонизированному уму — читается проще и быстрей. Да и обозреваемый Кожевом комментарий написан на английском, в одной книге с обзором и следующей перепиской.

Но теперь будет зудеть раздражённая зона, кто же там прав был.



One may therefore be confident that, perhaps in spite of appearances, one will meet in the "garden" or in the "Republic" only persons who, although they may occasionally be odd, are essentially of sound mind (and sometimes mimic madness only in order to appear "original").

"Мы можем с уверенностью сказать, что в «саду» и в «Республике», вопреки тому впечатлению, которое иной раз возникает, мы встречаемся с разве что слегка чудаковатыми личностями, но по сути дела здравомыслящими (они часто просто разыгрывают безумие, чтобы показаться «оригинальными»)."

russiansinlondon: начало

Russians and Germans, Tr. by S.L. Simeon / Victor Tissot (1882)

Я думаю, тут противоречие скорее экономическое.

В буржуазном обществе человек, вообще говоря, должен производить какой-то товар. Он не может "просто быть" (в этом плане опять таки искусство похоже на религию тем, что это "рудимент" совсем другого общества, и когда она пытается "предоставлять услуги" - это выглядит довольно кринжово) - в качестве публичного человека, конечно: быть просто мамой или женой пока еще можно (но, вероятно, ненадолго...) .

Соответственно, из искусства нужно делать товар, а товар подчиняется всем экономическим законам включая экономию на масштабах, специализацию, маркетинг и рекламу и тд. И получается, что артист либо работает на рынок, производя "товары", либо работает на государство, которое политическими методами принуждает оплачивать то, что рынок не может создать самостоятельно (ну, тотальную пропаганду и прочие не оч., вообще говоря, приятные вещи).

В первом случае искусство будет истончаться в пользу маркетинга и рекламы, пианист будет проводить сначала 20, потом 30, потом 50% своего времени, проводя рассылки, и ведя соцсети. Во втором случае искусство будет истончаться в пользу - "общественной пользы" и пианист будет доказывать худсовету, что его программа поднимает веру в победу и общественную нравственность.

Поэтому конечно да. Хранителям музеев не нравится, что картины - это товары, минималистический монетаризм и прочее. Но когда их портят активисты - это тоже плохо: вы чего хотите, чтоб мы в доставку пошли работать?

В среднем, никакой особо трагедии нет - где-то искусство можно продавать как товар без ущерба для его внутренней структуры, особенно сейчас - в эпоху патреонов и тд. Где-то государство имеет реальную возможность поддержки - опять же без серьезного ущерба для внутренней структуры.

Главное только - понимать, что это за структура такая, не терять ее-то из виду...

https://t.me/akademia_space/2363

Так и чуял, что "скуфы и альтушки" где-то тысячи лет уже были.

Заметка себе на будущее.

Толпа несомненно безумна, поскольку придерживается лишь привычек и подобий по принципам "все так делали" и "работает и достаточно" — она без своего ума собирает в агрегат некогда удачные решения умов, которые становятся "истинами великих предков" поскольку выход за пределы привычного и рабочего столь же ужасен, как открытый океан в сторону неизвестности. С изменением условий готовые решения всё менее применимы и могут компенсироваться только вариациями того же самого: костыли поддерживают костыли, и вся система готовых решений и мнений всё более отрывается от почвы.
Из-за обобщённости же, сведения к единому и типовому и массовому, толпа совершенно нечувствительна к высокому, редкому, сложному и единичному, что игнорирует как глаза нос смотрящего или вовсе отрицает. Мы, наши хотелки, и ничего кроме нас.

Но строго одинокий ум, хоть даже эпохально выдающийся, также не имеет гарантий адекватности своих представлений от самого себя же — и его личные заблуждения могут стать столь же эпохальными для подслушавших его бред народов; но скорее он станет безумен в аристотелевском смысле "вне общества живут или боги, или звери". Зверь божественный в своей самодостаточности и настолько же неприятный вблизи.

То есть ум обитает в сообществе, но не в обществе целокупном, и не в кельях затворников. Почему организуются "сетки", школы в изначальном смысле учёных кругов (способных сесть в круг в одном помещении); и почему нерациональны аргументы как "все так делают-думают", так и "лично мне дано эксклюзивное Откровение".

Император Антонин Пий заботился о том, чтобы его будушие преемники – Марк Аврелий и Луций Вер – получили достойное образование. Для обучения Марка он пригласил из Халкиды философа Аполлония. Прибыв в Рим, тот поселился в доме, который некогда принадлежал императору Тиберию (в позднейшее время он стал библиотечным комплексом при императорской резиденции). Приглашенный же во дворец к августейшему ученику, он отказался идти туда, так как по его мнению ученику стоило приходить к наставнику. Император Антонин, обычно спокойный и обходительный, видимо рассердился, так как стал вышучивать философа: «Аполлонию было проще из Халкиды явиться в Рим, чем из своего дома во дворец!». Аполлоний был непреклонен, так как знал, что дома лучше. Будущему императору Марку Аврелию пришлось посещать занятия в доме наставника. К сожалению, технологий для дистанционного обучения тогда не было.

Портрет Антонина Пия из музея Афинской Агоры, фото любезно предоставлено М. Дуниной.

#императоры #Антонин_Пий

Во фразе Аполлона «познай самого себя», написанной на святилище в Дельфах, есть ловушка: это невозможно.

Помнится одно время много спекулировали на том куда делось пресловутое “золото партии”, но старательно обходили вниманием две темы: “куда делись деньги ВЛКСМ?” и “куда делись деньги и имущество профсоюзов?”. А ведь объем активов был просто умопомрачительный, но время идет и некие участники процесса нет, нет да и проговариваются. Пару лет назад проговорился бывший первый секретарь Ленинского райкома ЛКСММ Кишинева Родион Стамати, Стамати, который наряду с секретарями ЦК ЛКСММ Петром Гафтоном и Евгением Пушкиным, был делегатом состоявшегося 27-28 сентября 1991 года в Москве XXII чрезвычайного съезда ВЛКСМ, сообщил, что именно на этом съезде было объявлено о роспуске всесоюзной комсомольской организации и преобразовании ее федерацию молодежных союзов. Он сказал буквально следующее: «На съезде все республиканские комсомольские организации получили свою долю имущества ВЛКСМ. Можно было выбирать: брать долю недвижимостью, имуществом издательств или деньгами. Мы решили взять деньгами. Сумма составляла 10 миллионов советских рублей». “Кроме собственности в виде молодежных газет, гостиниц, молодежных центров, спортивных комплексов по всему СССР, ВЛКСМ обладала и долей в хозяйственных предприятиях, а также общим фондом страховых взносов ВЛКСМ, составлявших 390 миллионов рублей.
Дальнейшая судьба собственности молдавского комсомола достаточно призрачна: она была либо разворована, либо приватизирована при участии бывшего руководства организации, часть из которого сегодня являются активными политиками и преуспевающими бизнесменами.” Кто еще тогда взял деньгами, мы если и узнаем, то нескоро, но думаю понятно откуда вышли будущие капитаны бизнеса в странах бывш СССР и соцлагеря.

То есть, скажу сейчас вещь неприятную для корпоративных интересов философов в финансовом аспекте, и даже циклично повторю один из рефренов канала, но: политическая философия человека на зарплате вообще, и зарплате политической корпорации (будь то государственный институт, царский двор или церковный монастырь профессиональных пропагандистов теологов) ничего не стоит, поскольку это уже не философия, а разве что доксография.

— Если она отражает интерес политической корпорации, то это не свободная мысль, а копирайтинг уровня душеволнительных аффирмаций на бутылке жидкого мыла.
— Если она отражает интерес человека как наёмника корпорации, то это не свободная мысль, поскольку её производит априори несвободный человек.

Стоит ли тогда ожидать политической философии от лично свободного и обеспеченного человека?
Не обязательно, и зачастую — никак нет. Иначе бы всякий рантье в мировой столице поражал бы наповал светом Разума прямо из звёздных своих глаз, аки царь-философ царствия на 60 квадратных метров.
Так, Шопенгауэр не оставил политической философии, и по приёму в Берлинский аттестовался, что не имеет никаких политических предпочтений: ему было нормально; в отличие от скакавших за французский революционный движ Гегелей, Артур был за всё стабильное против всего что нарушает пессимистическое угасание мажоритария.

Когда человек занимает господскую позицию, он не мыслит. Ему незачем, жизнь и так хороша — либо же он мыслит о преумножении Уважухи, как Алкивиад, Дион и прочие провальные проекты гнезда Сократа.
Когда же человек занимает служебную позицию, он мыслит — нужна смекалочка, чтобы выполнить все хотелки господина и не получить палкой по заду! — но мыслит не для себя, а для хотелок господина. Он осмысляет не всеобщее, а частности многообразия частных хотелок, потому что на всеобщее ему не хватает времени-свободы.

Итак, у господина во власти есть время-свобода, но нет необходимости познавать что бы то ни было, ведь в его власти слуги. Слуги же заняты решением частных хотелок господина.
Как возможна политическая философия, если ее должен производить не слуга и не господин?
Требуется некто третий, занимающий для себя господскую позицию, но вынужденный крутиться и думать, как слуга — только слуга "самому себе", не придаток к чужим хотелкам.

Итак, политическая философия рождена глубоко аристократическими мажорами в глубоко демократическом режиме, который их внаглую фрустрировал, но при этом не опускал в служебную позицию.
Дитя разряда нетипичной напряжённости, обычно разрешающейся в ту или другую сторону, воспроизводя бесплодную для мысли динамику господ-слуг.
Гипотетически, возможна зеркальная ситуация, более понятная для нашего модерна: глубоко аристократический режим порождает и поддерживает людей глубоко демократических, которых внаглую фрустрирует, но от которых не может отказаться.

Даже если эти люди — потомственные дворяне Бакунин, Кропоткин и, куда же без него — Ульянов.