Вот чего я искренне не понимаю, так это того, почему в мосметро до сих пор такое кол-во людей в масках. У нас ковид уже год как отменили, а они…

То, что я сейчас мало пишу о беспилотниках, не значит, что я ими не занимаюсь. Просто дела по этой теме в последнее время не из таких, о которых надо рассказывать в публичном канале.

Тем не менее, три мысли по теме.

1. За год и мы, и противник, «перешли в следующий класс». Коммерческий «летающий бинокль» стал де-факто стандартом по всей линии фронта, и сейчас уже бурно развиваются средства борьбы с ним, а равно и защита от таких средств. Количество грамотных пилотов исчисляется уже тысячами, и это теперь в порядке вещей. Тем не менее, сейчас обе стороны на пороге следующего «фазового перехода» в теме, и идёт своего рода гонка на скорость.

В качестве средства разведки самым перспективным форм-фактором стали VTOLы, сочетающие преимущества коптера и самолёта: вертикальный взлёт и посадка в любом месте, возможность зависнуть над объектом, и в то же время гораздо бОльшее время в воздухе, чем у коптеров, за счёт возможности полёта на крыле. Плюс эффективная дальность полёта на уровне дальнобойной артиллерии больших калибров, и а если прибавить сюда возможность подбирать диапазоны частот для каналов управления, с которыми не обучены работать вражеские системы РЭБ… Сейчас украинцы закупают сотнями VTOLы у своих партнёров, ну и мы тоже… кое-что делаем.

2. Стандартные коптеры, тем временем, всё больше и чаще используются под сброс. Соответственно, совершенствуются подвесы, идут эксперименты с грузоподъёмностью, и растёт мастерство пилотов. Но всё равно: играет количество. Сброс по-настоящему эффективен тогда, когда дронов много, тут как с кучностью стрельбы. И хотя многие ворчат, что это слишком нерациональная экономика войны — дрон штука недешёвая, шансы потерять его при сбросе велики, а грузоподъёмность маленькая — тем не менее точность, которую он обеспечивает, перекрывает все эти минусы.

3. Тем не менее, ударный дрон самого ближайшего будущего — это всё-таки одноразовый дрон-камикадзе (барражирующий боеприпас), управляемый достаточно подготовленным пилотом в режиме FPV (то есть через очки). Если бы такие были у нас на вооружении уже сегодня, не пришлось бы сносить артиллерией целые многоэтажные здания ради того, чтобы подавить одну огневую точку. Достаточно было бы найти её разведчиком и прислать туда «сюрприз», способный залетать в форточку. В самом скором времени это станет стандартным средством работы штурмовиков. Особенно против украинской тактики «слоёного пирога», она же «прятаться за спинами мирных».

И, я скажу, если обычный дрон-разведчик даёт всего лишь преимущество «зрячести», то вот такой дрон — это уже революция в тактике, сопоставимая с появлением пулемёта «Максим» в своё время. По сути, это летающий боеприпас, способный двигаться не по прямой или баллистической траектории, а любым сколь угодно извилистым путём, залетая даже в форточки. В принципе, это выход из нынешнего «позиционного тупика»; вопрос только, как всегда, в скорости освоения и массовости применения.

Милота. Стадо лосей в лесу, случайно обнаруженное и заснятое с коптера во время одного из учебных полётов при тренировке операторов боевых дронов, проводившейся КЦПН.

Развлекаюсь с утра в прямом эфире Комсомольской Правды

Как вы знаете (писал уже ранее), мы готовим большой форум по технологиям информационной, психологической и когнитивной войны. Дата-место и прочие явки-пароли будут сообщены отдельным постом, когда утрясутся разные организационные детали. А сейчас несколько тезисов по теме «когнитивной войны» — спасибо Семёну Уралову за обширную коллекцию англоязычных текстов по теме (написанных, правда, чаще всего авторами с французскими фамилиями )), изучение которых дало пищу для некоторых размышлений.

Начну, однако, со своих детских воспоминаний. Мой отец, обычный советский ИТР, был убеждённым пацифистом, уверенным, что война это всегда плохо, а армия — машина для убийства. Я вырос совсем другим не в последнюю очередь потому, что одной из любимых книг детства, ещё аж начиная с дошкольного (а читать я начал очень-очень рано, сильно задолго до школы), была «Книга будущих командиров», подаренная матерью. И я часто спорил с отцом, но мои аргументы в основном сводились к тому, что бывают в жизни ситуации, когда воевать можно и нужно.

Но, когда стал постарше, у меня в арсенале появился другой, более сильный аргумент. Он был выстрадан в школьных драках — а их у меня случалось немало, ибо как отличника и выскочку меня периодически пыталась бить школьная шпана из окрестных коммуналок (таких же, как наша), но я умел давать сдачи. Суть этого аргумента заключалась в том, что сила нужна не обязательно для того, чтобы бить. И даже не обязательно для того, чтобы тебя не били. Она нужна для того, чтобы иметь возможность навязывать свою волю, говорить с другими с позиции превосходства. Или, соответственно, защищать себя от такого навязывания. И если есть способ подавлять чужую волю (либо как минимум сопротивляться такому подавлению), не прибегая к прямому насилию, оно как таковое не нужно.

Вообще, господство возникает не тогда, когда ты бьёшь палкой и потом отдаёшь приказы, а скорее тогда, когда ты только показываешь эту самую палку — и другой сам бежит делать то, что ты от него хочешь. Либо даже тогда, когда эта палка существует только «в уме». Проблема, однако, в том, что отношения господства-подчинения между людьми глубоко противоестественны, и на подсознательном уровне все это чувствуют. А потому господин всегда находится под угрозой бунта, который он должен сдерживать страхом. Но при этом, парадоксальным образом, стратегия всякого «верхнего» сводится к тому, чтобы покорность «нижних» держалась не только на страхе, но и… на любви.

Всё это пока что банальности, которые знает каждый ребёнок. Но дальше начинаются небанальные следствия. Чем более сложным и высокоразвитым является мышление, тем труднее сформировать для его обладателя такую картину мира, в которой тот, кто забрал у тебя волю, мог бы восприниматься как объект любви. Сознание вообще строится на сомнении и ревизии, и каждый шаг в его развитии — это отрицание предыдущего «порядка вещей». И того, на чём этот порядок держался. Есть понятие «подростковый бунт»; так вот: любой бунт — это, в сущности, фазовый шаг взросления.

Почему я назвал отношения господства-подчинения «противоестественными»? При том, что мне в комментах тут же насыпалось — ещё как естественное, оно и у животных есть, всё такое.

Я здесь следую логике Поршнева, как её понимаю. В его модели антропогенеза главный отличительный признак нашего вида — тот самый пресловутый «разум» — возникает первично в функции защитного механизма против враждебной суггестии, работающей на рефлексах, и в основе является ни чем иным, как механизмом торможения рефлекторных возбуждений. Там получается, что между «животным предком» и «хомосапиенсом» была промежуточная стадия (он её назвал «троглодит») — существо, которое обладает наибольшей среди всего животного мира способностью к этой самой суггестии (внушению, подавляющему волю другого существа), но само при этом столь же «рефлекторно», как и любое другое животное. И вот этот архаический уже-не-зверь, но ещё-не-человек как раз и действует в нас тогда, когда мы строим отношения господства-подчинения; в свою очередь разум это всегда шанс на освобождение.

Модель хороша тем, что универсально описывает отношения между «господствующими» и «думающими» в любом человеческом социуме — от палеолитического стада до современных государств. Думающие — всегда наиболее трудная для управления категория; но в то же время и господство основывается на всё более сложных и требующих мышления управленческих технологиях. Но тем не менее, из неё есть важное следствие: говоря, что разум есть свойство вида, мы тем самым утверждаем, что и стремление к свободе воли есть также базовый видовый признак, изначально присущий каждому из нас.

Так вот, «к предмету». Понятно, что наша СВО — это, в сущности, бунт, причём при внимательном рассмотрении налицо все признаки и реакции. Наши проблемы с формулированием «позитивной повестки» — «идеология», «цели» и т.д. — имеют ту же природу. Соответственно, и реакция другой стороны — это реакция защиты т.н. «порядка, основанного на правилах»; в антропологическом измерении — той иерархии, на вершине которой они видят себя. Это определяет базовый рисунок «когнитивной войны», объясняя попутно и то, зачем так важны все эти акты демонстративного унижения, будь то в спорте, бытовом потреблении (уход брендов) или культуре.

Соответственно, ключевая задача противника — это восстановление контроля над нашим сознанием; того контроля, который до недавнего времени казался достаточно надёжным, однако по какой-то причине дал сбой. Наша же задача — это максимально глубокое изучение его механизмов, и здесь важнейшая роль принадлежит, как ни странно, историкам — но только не историкам древности, а историкам совсем недавнего — постсоветского периода, последних тридцати-пятидесяти лет, непосредственно предшествовавших 24.02.22. Как именно работает неоколониальная модель, как конкретно она применялась у нас и у наших соседей, и, главное, как и в каком месте она дала сбой. Парадоксальным образом, по крайней мере в исследовательской части у нас и у них общий объект.

На одном недавнем совещании в… я сказал буквально следующее. Что о критическом минимуме суверенных технологий не говорит только ленивый, но сами по себе технологии это в конечном счёте инструмент. Субъектность определяют не столько собственные технологии, сколько собственные онтологии, и вопрос в том, чтобы определить и описать критический минимум суверенных онтологий. Освобождение от когнитивного диктата начинается там и тогда, где и когда у тебя появляется собственная картина мира, пусть сколь угодно безумная поначалу; но здесь важнее видеть то, что ты сам хочешь увидеть, а не то, что тебе показывают. В узком смысле, информационная война — это две картинки на экране, показываемых противниками друг другу, и каждый пытается убедить и себя, и другого в том, что его картинка — это и есть реальность. Но если противник понимает, как работает твой аппарат восприятия, а ты про него — нет, у него гораздо больше шансов добиться успеха в этом противостоянии, а вот это уже домен не информационной, а когнитивной войны.

Но было бы ошибкой думать, что связка онтологии-технологии отсутствует. Технологии всегда опираются на онтологии, однако в своём развитии нередко упираются в барьер, связанный с их ограничениями — и тогда наступает фазовый кризис, выражающийся в ревизии базовых онтологий. Примерно как развитие астрономии в какой-то момент упёрлось в ограничения геоцентрической модели, и выходом стала её замена на гелиоцентрическую. И вовсе не случайно этот вопрос оказался тогда в фокусе болезненного внимания главного института религии — современники хорошо понимали, _какие_ онтологии падут следующими, что и произошло.

Капитану Игорю Мангушеву (Берегу)

Смерть говорит капитану:
Ну ладно, допустим, твоя взяла.
Останешься жить.
Но условия вот:
Никакой войны, никаких баб, никакого бухла.
Капитан смеется: так не пойдет.

Четвертые сутки комы.
Капитан говорит смерти: все или ничего.
Молятся друзья,
знакомые
и незнакомые.
Горизонт опаляет волной лучевой.

Ничего -
и шаг в Небесную Новороссию.
Ничего -
и степь расцветает,
и ангел молвит: иди
во степи, покрытой цветами, умытой росами.
Все еще впереди, капитан.
Все еще впереди.

@dolgareva

Алексей Чадаев, Дмитрий Михайличенко, Леонид Разиховский, Глеб Черкасов, Григорий Явлинский и Лев Шлосберг также в списках.

По спискам у меня мысль простая. Надо понимать, что один из «доменов» ведущейся против нас войны — это война когнитивная. В ней действует своя логика и свои принципы операций. Данная операция — публикация списка от осени 2021 года, где под мониторинг поставлены вперемешку лоялисты, умеренные и неумеренные нелоялисты и прочие до кучи — попытка сказать всей этой публике, что для «системы» никто не свой — все на карандаше. Трепещайте. Блин, ну спасибо, кэп, а то мы раньше не знали. И, можно подумать, это что-то поменяет в позиции и взглядах.

Напугали, что называется, ежа. Димитриев вон регулярно талдычит — мы, мол, есть, патамушта сами по себе, а вас нет, патамушта вас можно выключить по свистку. Я на это всегда хмыкаю — сколько уже раз за последние тридцать лет меня «выключали по свистку», в тч однажды даже прямым распоряжением главы государства (2011), и ничего, копчу небо помаленьку.

Появление моей фамилии там логично — через день после объявления итогов думских выборов, где одна из партий показала мало кем (в т.ч. в соответствующих кабинетах) ожидавшийся результат, закономерно предполагал поставить в мониторинг причастных к этому результату. Ну, пусть ищут. Как у латыша — член да душа; может, я в этом смысле иноагент.

Вчера встречался с А.Г.Дугиным. Был длинный обстоятельный разговор, из которого, с его согласия, выношу одну мысль в канал. Судя по всему, то, какой Запад видит Россию и каким определяет свой «образ врага», не имеет никакого отношения к тому, какой она сейчас видится нам самим изнутри. Он воюет с такой Россией, которой мы вообще-то могли бы в теории стать, но на практике не начинали в эту сторону даже думать. Но им кажется — и, возможно, потому, что они умеют смотреть на объекты в динамике — что она имеет все шансы стать для них таким вот «настоящим врагом», и их нынешняя сверхзадача, как в том анекдоте про чайник: «давить таких надо, пока маленькие», причём чем скорее, тем лучше.

Вопрос в том, как бы и нам научиться видеть себя такими глазами.

Комментирую на Первом расследование Херша о диверсионном подрыве американцами «Северных потоков»

Размещение на памятнике «Тысячелетие России» фигур четырех литовских князей – Гедимина и трех его сыновей Витовта, Ольгерда и Кейстута историки воспринимают по-разному. С одной стороны, считается, что сделано это было по политическим соображениям. Ведь данные князья в свое время воевали с Польшей, а возведение памятника пришлось на период активизации радикальных революционных группировок, требующих восстановления Речи Посполитой. С другой стороны, литовские князья представлены создателями единого государства, абсолютное большинство жителей которого составляло русскоязычное православное население.

В 14 веке, пока русские князья сражались друг с другом за влияние, за территории, за благосклонность Орды, на западных границах Руси под руководством Гедимина постепенно «собирается» и укрепляется Великое княжество Литовское, Русское и Жемойтское. Присоединение к нему не требовало смены веры, а еще освобождало от дани Орде, а потому многие русские князья охотно заключали взаимовыгодные браки. Так образуется династия Гедеминовичей, вторая по знатности после Рюриковичей.

Особенно привлекательными для литовцев были богатые новгородские земли. Мирно присоединяться к литовскому княжеству новгородцы не хотели, а потому литовцы предпринимают успешный рейдерский захват власти вольного города. Но складывается парадоксальная ситуация: хотя в Новгороде формально правят литовские наместники, весь город противостоит присоединению к княжеству и выступает за соединение с Москвой. Из собирателей русских земель литовцы превратятся в оккупантов. Противостояние продлится до середины 15 века, когда Литва официально откажется от притязаний на русский город.

Началом конца для княжества Литовского станет исторический выбор внука Гедимина: заключить брак с московской княжной или породниться с польской королевской семьей?! Предложение Польши показалось ему более выгодным. Он женится на польской королеве и принимает католическую веру. Этот шаг становится точкой невозврата для всего Литовского княжества. Если для русского государства православная вера стала основой единения, то для литовского насаждение католицизма привело к постепенной полонизации княжества, а затем и к потере его суверенитета.
#новгородика

Прямщас в эфире

Ну и финальное на сегодня

Этот пост – поздравление с Днём рождения.

Я хотел бы поздравить Александра Любимова – руководителя Координационного Центра Помощи Новороссии. Саша – одно из моих главных знакомств и приобретений прошлого года. Именно благодаря нему я смог стать инструктором по боевым беспилотникам, принять участие в обучении сотен бойцов на полигонах от Севастополя до Подмосковья, пройти экспресс-курсы по корректировке артиллерийского огня в Новомихайловской академии. Вместе с Сашей мы придумали и организовали «Дронницу» и целую серию последовавших после неё мероприятий.

То, чем сейчас занимаются миллионы, он занимался тогда, когда их было единицы: Саша помогал Вооружённым Силам Донецкой и Луганской Народных Республик, начиная с 2014 года.

Он был основным автором того самого исторического доклада КЦПН 2019 года, на который сегодня ссылаются многие — пророческого документа, предсказавшего многие события, случившиеся в ходе СВО.

Саша умный кадровый переслегинец. В недавнем прошлом он непонятно зачем )) пошёл на конкурс «Лидеры России» и легко прошёл в суперфиналисты, потому что ключевой параметр отбора там  – это эрудиция.

И ему есть, что сказать. Я уже довольно долгое время уговариваю его завести собственный ТГ-канал именно для высказывания своих мыслей, а не публикации официальных сообщений КЦПН.
Но пока не уговорил. Надеюсь, что скоро это произойдёт.
Так что многая лета... Вообще, праздник Сретения в христианском календаре –  про встречу старого мира с новым, последнего из пророков Ветхого Завета с будущим провозвестником Благой Вести. И родиться в такой день – это тоже надо уметь.