Хочу высказаться про статью Медведчука в Известиях. Даже не про саму статью (хотя она небезынтересная, между прочим), сколько про, что называется, контекст.

Что я понимаю. Есть группа доверенных граждан (в Москве, в тч за зубцами), которые разрабатывали «политическую» часть плана СВО накануне прошлого февраля. Разумеется, у них были контрагенты в Киеве, включая автора текста. Была система некоторых теневых договорённостей и гарантий, предполагавшая сравнительно быстрый и бескровный итог ввода войск и соответствующие изменения в киевской политике. В обозе группировки, идущей на Киев, ехала команда разных претендентов на влиятельные позиции в этой конфигурации. Короче, «хитрый план» предполагал одновременно с вводом войск что-то вроде госпереворота в Киеве. Собственно, в первую очередь именно поэтому «операция», а не война.

А дальше веер вариантов: либо масштабный «кидок» со стороны части участников с той стороны, либо они, скажем так, «переоценили свои силы». Либо — что тоже нельзя исключать — их играли «втёмную» те, кто с самого начала и делал ставку именно на это — сползание ситуации к полноценной войне, к которой Россия (они это прекрасно знали) не готова.

Как бы там ни было, после того, как случилось то, что случилось, эта группа граждан (я не называю фамилий вовсе не потому, что их не знаю), по идее, должна была быть показательно кастрирована и затем четвертована на Лобном месте, будь у нас тут настоящая олдскульная диктатура (или хотя бы «демократия», как на Украине). Но мы не оно, поэтому ничего им вообще не было, а просто эта группа сделала лицо лошади из известного анекдота («ну не шмогла я»), и на время прикинулась ветошью, дав в свою очередь шанс качественно облажаться теперь уже и лампасам, рисовавшим стрелочки на картах.

Дальше вы знаете. Обмен «азовцев» на Медведчука, пауза, и вот — попытка перезапуска старого сценария в новых условиях. Концепция изложена в статье, а «непечатная» её прагматика — трётся себе потихоньку где-то в банях, на яхтах, в кабинетах и босфорских сералях.

…может, оно и зря, что у нас не диктатура и не «демократия»?

Ошибки мышления, в тч политического мышления — первоисточник всех остальных ошибок, и сюжет со статьёй Медведчука и «группой товарищей» прекрасная тому иллюстрация.

Статья эта — эталонный образчик сугубо «геополитического» стиля мышления, и её язык — это язык «Шахматной доски». Вот есть игроки, вот есть их интересы, есть карта мира, они вот так между собой её делят и вступают между собой в такие-сякие отношения.

При том, что события 2022 — это практически образцовый провал «геополитического» подхода. Он, как выясняется, в некоторых ситуациях просто не работает. Субъекты сплошь и рядом действуют явно в ущерб своим же собственным интересам, балансы влияния оказываются пустым звуком, а язык торговли внезапно сменяется языком ценностей, т.е. фактически чего-то вроде «религиозной войны».

Но даже к отдельно взятой Украине. Если вынести за скобки разные кадровые и организационные ошибки, самый большой многолетний системный дефект «кремлёвского» взгляда на неё — это как раз именно то, что её рассматривали исключительно в той самой геополитической логике. Вот есть укрозапад, он прозападный, есть укровосток, он провосточный, есть центр, он типа между, давайте договариваться.

В наблюдаемой реальности имела место совсем другая картина. Степень лояльности украинскому государству его граждан зависела главным образом от того, насколько им было «жить хорошо» при этой самой постсоветской Украине. Иными словами, расклад был не слева направо по карте, а сверху вниз по социальной пирамиде. Да, «нижние слои» в западных регионах не были «пророссийскими», но и и их лояльность Киеву была всегда весьма условной. В то время как элиты Юго-Востока, несмотря на всю свою русскоязычность, готовы были драться за независимую Украину всегда, задолго даже до первого Майдана. Равно как и вполне себе русскоязычный город Киев и его средний класс, для которого с самого начала выбор был не между вышиванкой и ватником, а между жизнью в одной из европейских столиц или в областном центре РФ.

Заметьте, в руководстве ЛДНР в итоге не оказалось ни одного представителя тех «донецких» и «луганских», которые рулили этими территориями в украинские времена. И даже в Крыму всплыл в итоге Аксёнов — далеко не из «политического класса».

Соответственно, единственный шанс на успех у России был не в том, чтобы договориться с какой-то частью элит. А в том, чтобы работать «понизу», в принципиально антиэлитном ключе. Чтобы проект возвращения в Россию оказался одновременно и проектом перевзвеса «верха» и «низа», своего рода социальной революции — последние станут первыми. Тут, правда, возникал риск совсем другого плана: «нельзя бросаться камнями в стеклянном доме» — страны, конечно, разные, и даже «национальности» разные, но народ-то один…

Но, повторяю: «классовая» логика давала шансы. «Геополитическая» — не давала вообще никаких.

Очередная пузомерка. Друзья шлют поздравления. А я скажу — оказаться в любом списке между Чеснаковым и Шульман это, как говорят в Киеве, «ну такое».

Рейтинг ЦПК.

‼️ОЧЕНЬ ВАЖНО‼️ Координационный Центр Помощи Новороссии совместно с Алексеем Чадаевым провели 3-х дневный семинар «Мышление на войне и после войны».
Сейчас многих офицеров характеризуют как «необучаемых кретинов». К сожалению, часто это правда. По многим причинам.
Мы восприняли проблему качества военного мышления не как проблему, а как ЗАДАЧУ.
Мы поставили перед собой вопрос: «Как и какими средствами (обучениями, тренингами и тому подобным) мы можем достичь качественно лучшего уровня мышления у нашего командного состава?»
Семинар проводился под руководством философа, футуролога и военного историка Сергея Переслегина. Присутствовали: инструкторский состав КЦПН, бывшие и действующие военнослужащие разного уровня, философы, специалисты по технологиям мышления и видные военные эксперты, например, Максим Климов, Александр Тимохин, Ростислав Марченко и другие.
Наша цель: создать ТИРАЖИРУЕМУЮ ТЕХНОЛОГИЮ улучшения мышления наших военных. И мы к ней идем. Мы много поняли и породили очень много идей. Сейчас глупые враги станут над нами насмехаться. Пусть смеются, скоро придет их время плакать и умирать.
Среди прочего, мы придумали настоящий девиз КЦПН, который будет размещен на нашей символике.
Cogito ergo vinco
МЫСЛЮ, СЛЕДОВАТЕЛЬНО, ПОБЕЖДАЮ!
КЦПН продолжает работу!
Вы можете помочь нашим солдатам через реквизиты КЦПН!
Карта Сбербанка: 4276550055595329
Получатель: Майя Владимировна М.
Подробные реквизиты здесь.

Федеральное интернет-издание "Ваши Новости" и творческое пространство Захара Прилепина "Бункер на Лубянке" возобновляют проект
СВО/БОЛЬШОЙ КОНТЕКСТ.

20 января состоится эфир и запись XI выпуска. Ждем гостей к 19:00, начало в 19:15.

Гость первого выпуска 2023-го политолог и философ Алексей Чадаев.

Главные темы:
▪️ Задачи кампании 2023 года
▪️ Как вступят в войну армии стран НАТО 
▪️ Состязание экономик
▪️ Станет ли геноцид русских на Западе явным
▪️ Перенос гражданской войны на территорию страны.

Регистрация обязательна.

Пришедшие смогут задать вопросы лично.

Трансляцию прямого эфира можно будет посмотреть здесь: https://www.youtube.com/watch?v=LWypK3voB0I

Наш адрес: Большая Лубянка, 24/15, стр. 3. Вход во двор напротив Т-образного перекрестка Милютинского и Боброва переулков.

Теперь некоторые мои заметки с семинара по «мышлению офицера».

1. Самый полезный для меня блок — обзорная лекция Переслегина о проигранных войнах России. У него получается, что Россия проиграла всего 8% войн, в которых участвовала — то есть в целом проигрыш скорее исключение, чем правило. Он подробно разобрал несколько разных по времени и типу войн, начиная с Ливонской и заканчивая Холодной (которая как бы и не совсем война). В максимальных деталях — Крымская, Японская, Первая Мировая, Гражданская-за-белых, Польский поход. Выделил ряд общих закономерностей, по отношению к которым можно абстрагироваться от поправок на эпоху и технологии. Ливонская выделяется тем, что прямо по ходу войны была сделана попытка «перетряхнуть элиты» сверху — собственно опричнина. К итоговой победе, впрочем, так и не приведшая. Но он везде фиксирует необычайно высокое — в сравнении с другими странами — влияние фактора даже не в чистом виде прямого предательства (хотя и оно часто случалось), сколько в целом поведения элит, их стремления всякий раз «играть свою игру» на фоне идущей войны. Получается, что в списке рисков это едва ли не главный.

2. Не менее интересный кусок — сравнительный анализ русского и украинского «культурных кодов» с военной точки зрения. Я для себя понял, что украинское военное мышление — утрированно тактическое: «мы одержали 28 перемог, можно уже сдаваться?», а русское, наоборот, всегда хромает по тактике: «мы рано или поздно обязательно победим, только хрен знает как». Украинский младший офицер либо сержант — в целом качественнее русского, но есть своего рода дефект, являющийся продолжением плюсов: он категорически неспособен сомневаться и рефлексировать. В каких-то случаях это полезно, но глобально — ахиллесова пята. Русский — не только в погонах, вообще любой — наслаждается сомнением, буквально купается в нём, у него в голове всегда живёт и уживается несколько разных правд. Для украинца, наоборот, сомнение — крайне некомфортное состояние, он (и выбранная им сторона) либо во всём права и за неё надо стоять до конца, либо… либо сторону надо менять, причём тотально и сразу на 180 градусов. Он категорически не признаёт полутонов. Собственно, именно поэтому «враждебные нарративы» надо в их случае именно физически блокировать, не допускать даже тени сомнений в принятой на данный момент картине мира.

Продолжу ещё.

Продолжаю заметки с семинара о мышлении для военных.

Понятие «политические технологии» более-менее устоялось и в понятийном ряду, и в языке, и кто такой «политтехнолог», никому особо объяснять не надо. Сейчас, правда, это понимается достаточно узко — как человек, работающий на выборах, но, конечно, политтехнологии вообще гораздо шире, чем «выборные технологии».

Сейчас, однако, на наших глазах возникает абсолютно новая сфера инструментального знания — я бы её назвал «военно-политические технологии». В общем, уже из названия понятно, о чём это: например, о том, как устроить мятеж или заговор либо сильно дискредитировать власть в стране-противнике, и, наоборот, как предотвратить реализацию таких сценариев у себя дома. Но это в пределе. На тактическом уровне это, например, способность к решению простых задач, вроде информационно-пропагандистского обеспечения значимых событий, вроде того же взятия Соледара или ракеты в Днепропетровске.

Военно-политический технолог — это тот, кто работает во всех сферах, где реальность войны соприкасается с большими общественно-политическими процессами, колебаниями в настроениях людей, активностью пассионарных групп и дискуссии, ведущейся вокруг и по поводу участия страны в боевых действиях. Это широкий круг задач, начиная от подготовки «политруков» для фронта и заканчивая оперативным купированием информационных кампаний и спецопераций противника в медиаполе. Мне трудно судить о том, есть ли уже «спрос» или «рынок»; в моём представлении рекрутирование таких специалистов должно быть устроено в несколько иной, не вполне «рыночной» логике. Но факт в том, что это именно профессия, внутри которой должен быть свой пакет технологий, частично «конверсированный» из гражданских политтехнологий, а частично, разумеется, создаваемых непосредственно под специфические задачи политической работы в условиях войны. И было бы правильно осмыслить это именно как специализацию, даже профессию, если угодно.

И ещё немного о военном мышлении.

Когда я прошлой осенью читал лекцию танкистам о Канте и его «Критике чистого разума», отдельно разбирал разницу между априорным и апостериорным суждением. С точки зрения офицера, к апостериорным суждениям относятся реконструкции (например, о расположении войск противника), сделанные на основании данных разведки. К априорным же — гипотезы о его замысле, основанные на принципе «поставить себя на его место — и как бы ты действовал». Лефевр в «Алгебре конфликта» показывает, что в борьбе мышлений превосходство имеет тот, у кого выше «ранг рефлексии» — то есть когда один понимает, как думает другой (ранг рефлексии 2), а этот другой понимает, как тот понимает его ход мысли (ранг рефлексии 3), у второго в рангах «плюс один».

Но у этой борьбы рангов есть всегда свой «чит-код». Он состоит в том, чтобы попытаться думать так, как противник заведомо не сможет. Ну это как моя любимая история про одну из военных операций ВОВ (успешную, кстати), где в прорыв вводили из-за особенностей местности не танки, а кавалерию, и решение о направлении главного удара принималось исходя из логистической возможности доставить по отсутствующим как класс дорогам овёс для лошадей. Разумеется, в германском Генштабе никто такую «логику планирования» просчитать не смог — там к тому времени не осталось уже старых кавалеристов, а вот среди советских «маршалов Победы» они ещё были. Или другая операция, когда замкнуть кольцо окружения удалось исключительно из-за несогласованности действий двух «крыльев», в результате которого они три раза промахивались друг мимо друга, перемалывая державшую коридор группировку противника примерно как зубы, заходящие одни за другие; и штабы — и свои, и чужие — окончательно перестали понимать, что там вообще происходит.

Кстати, как я сейчас понимаю, взятие Соледара также оказалось возможным главным образом благодаря применению такого типа логики, которую не смогли «просчитать» штабы противника, ибо она не была в полном смысле военной. Тут пока слишком горячо и свежо, чтобы публично обсуждать детали, но, похоже, это тот самый случай, когда ключом к превосходству стала непредсказуемость, основанная на взятой из очень специфической сферы деятельности культуре планирования операций. «Говорящие с ветром», ага.

В этой связи я в очередной раз вспоминаю единственную из пяти партий, выигранных Ли Седолем у AlphaGo. Тот самый 78-й ход, изменивший течение игры, был, как впоследствии показал анализ, довольно грубой ошибкой — но настолько грубой, что искусственный интеллект не распознал её как ошибку и не сумел ею воспользоваться. В результате случилось то, что случилось — свою вероятность выигрыша система поначалу оценивала в 55%, затем в 40, затем в 30, а когда стало меньше 20, она сдалась.

Выводов, как водится, не будет, но вот айтишное понятие «кладж», то есть «продуктивная ошибка», в данном случае очень к месту.

А тем временем продолжаем. Это и вам тоже — всем, кто участвовал и продолжает участвовать в сборе (см.в закрепе). Мало сейчас об этом пишу, но есть некоторый опыт — кое про что лучше писать поменьше.

Ну и ещё одно. Это уже не с общего сбора (с него деньги по-прежнему тратятся ТОЛЬКО на дроны и обвязку к ним), это отдельная адресная инициатива подписчиков.

Здоровья тебе, друг. А инструктора по коптерам найду обязательно, либо сам съезжу, в конце концов.

Начинаем youtu.be/LWypK3voB0I

Огромное спасибо всем, кто пришёл, смотрел, слушал, задавал вопросы. По-моему очень удачный формат, такого московского вечерне-пятничного неспешного разговора.

«Страх победы и надежда на поражение». Напишу об этом «дискурсе» ещё; а пока — то, что сказал в эфире только что.

Страх победы и надежда на поражение

Эта формула родилась в разговоре с Сергеем Переслегиным ещё в декабре, когда мы проектировали семинар КЦПН по мышлению на войне. В понедельник я использовал её в эфире «Время покажет», а сейчас разверну, что имеется в виду.

Характеризуя устройство российского общества, каким оно было все 30 постсоветских лет, нельзя обойти вниманием одну важную деталь. Уровень интеграции в «глобальный мир» был одновременно и показателем высокого социального статуса в здешней пирамиде. Условно, самые «успешные» жили «там» практически всеми собой — счета, недвижимость, семьи, обучение детей и т.д., а здесь была только «территория охоты». Средние выставляли напоказ свои фото из турпоездок — кто побогаче из Штатов и Европы, кто победнее из олл-инклюзивов в Турции и Тае, и хвастались удачным шоппингом и брендовым(либо квази-брендовым) шмотом на миланских и анатолийских распродажах. И даже самые простые потихоньку разучивали синонимы успешной жизни — «евроремонт», «айфон», «макдональдс» и т.д. Отдельные «разъёмы» были для стартаперов и айтишников — выход на глобальные рынки (в т.ч.рынки инвестиций), для учёных — публикации по Скопусу, для политиков — заметность в мировых СМИ, для деятелей культуры — награды и поощрения «там», и т.д.

То, что нынешняя ситуация есть не просто пограничная война, а конфликт со всем глобальным Западом, ставит под вопрос всю архитектуру такой пирамиды. И не представляет сомнений, что даже решительная военная победа над Украиной, будь она одержана, лишь усугубляет ситуацию: всё, ради чего жили, на что ориентировались и подо что подстраивали жизненные стратегии, в этом случае наверняка превратится (и так уже почти превратилось) в тыкву.

Но есть ещё слабый, призрачный шанс, надежда хоть в каком-то виде вернуть всё как было: для этого нужно проиграть. Тогда Россию, конечно, накажут, но в основном ведь «режим» и так и не рискнувший сбросить его иго «народ»; а «нормальные люди», пусть даже откупившись какой-то контрибуцией, опять получат возможность стремиться в тот сияющий мир, мечта о котором составляла смысл их жизни. И в этом смысле поражение «по очкам», без крушения всей системы, а просто фиксация неуспеха и отказ от претензий, пусть даже с потерей всех «новых территорий», включая Крым — почти идеальный сценарий выхода из ситуации, главное — дотерпеть и дождаться, пока «эти деды» и «дебилы в погонах» всё наконец провалят.

Такие настроения существуют и в бизнес-элите, и среди чиновников (особенно бенефициаров коррупционной ренты), и даже среди военных и «силовиков» (те же чиновники, только в погонах). Для них реальность до 24.02.22 была именно «нормой», а всё случившееся с того момента — личной катастрофой. И любые возможные военные успехи лишь усугубят её, сделают её необратимой. Именно поэтому — страх победы и надежда на поражение.

На другой стороне — все те, кто принципиально НЕ считают этот колониальный порядок вещей нормальным и достойным состоянием нашего общества. Но их процент неуклонно падает по мере движения снизу вверх по этой самой пирамиде, что и неудивительно. И если говорить о рисках, то вот это и есть сегодня наш самый главный риск.

Чей Рим

В моей Новгородской лекции был момент, вызвавший удивление и в зале, и среди онлайн-комментаторов. Это когда я сказал, что вопрос между нами и ними не в том, «чей Крым», а в том, «чей Рим», и речь тут вовсе не о нынешней столице Итальянской Республики.

У Гиббона в первых главах его «Истории упадка Римской империи» есть такой пассаж — Рим был ценен не только своими размерами, ведь русский царь сейчас владеет даже бОльшими пространствами, чем когда-то римские цезари, но это не делает его равным им ни в каком смысле. Кроме понятной-привычной британской русофобии, в этой формуле содержится важный доктринальный принцип. Гиббон далее разворачивает идею: Рим — это ещё и дороги, водопроводы, но главное — правовая система, дающая гражданам и их собственности невероятный уровень защищённости и тем самым свободы. Потому что свобода — это поняли ещё греческие законодатели в своих полисах — не есть отсутствие государственной тирании: тирания рока и беззащитности вне охраняемого «периметра» куда страшнее. Свобода — это одно из наиболее сложных, дорогих и труднодостижимых завоеваний и установлений цивилизации, а слово «Рим» для всякого человека европейской культуры носит ещё и буквально тот смысл, который мы сейчас вкладываем в слово «цивилизация».

Мне неинтересны идущие сейчас с новой силой в нашей «тусовочке» споры условных «красных» с «белыми», «советских» с «царскими». На известном уровне абстракции и то, и другое — разные версии одного и того же «романовского» проекта, и чуткий М.Волошин не зря ещё в начале 20-х отчеканил — «великий Пётр был первый большевик». И Романовы до Петра, и Романовы после Петра, и большевики после Романовых, и даже правящая ныне (пока в составе всего лишь двух с половиной монархов) династия Ельцинидов после большевиков, при всём различии их стратегий, имели одну общую «большую стратегию» — я бы её назвал по-умному стратегией «инкрементальной вестернизации». А если более человеческим языком — взять с Запада всё то, что нам нужно и чего у нас нет, и при этом умудриться остаться собой, не превратившись в их колонию.

При Михаиле, Алексее, Фёдоре и Софье это был преимущественно польско-украинский вектор заимствований, начиная с Петра и далее — англо-голландский, начиная с Александра I — французский, с Ленина — немецко-австрийский, а после 1945 и до наших дней — американский. «Остаться собой» тоже понималось по-разному — в XVII веке это определялось через роль центра мирового православия, в XVIII — через военно-административную самостоятельность и имперскую мощь, в XIX сюда добавился «культурный суверенитет» и роль центра «мировой контрреволюции», начиная с 1917-го — наоборот, роль «пьемонта» мировой революции, а после Ялты-Потсдама-Нюрнберга роль «страны-миродержца», ядерно-сырьевого «полюса силы», пусть и на паях с заклятыми друзьями-«атлантистами». Но всё это детали, в главном ничего не изменилось аж с 1613-го: мы берём частями у них разные их практики и даже теории, инсталлируем у себя в причудливых сочетаниях, но всякий раз пытаемся отделить нужные нам зёрна от губительных для нас плевел; хотя что именно считать зёрнами, а что плевелами — тут подходы время от времени, да, меняются.

Новость нынешнего момента, пожалуй, в том, что пропорция зёрен и плевел сейчас такова, что некоторые горячие головы доходят до ревизии всей «романовской» парадигмы как таковой. Но если двигаться в эту сторону, разворот будет превосходить по масштабу и глубине даже 1917-й. И да, первое, что мы выясним на этом пути — придётся «импортозамещать» ни много ни мало весь цивилизационный фундамент, плиты для которого мы оптом завозили оттуда последние несколько веков.

Кстати, споры «имперцев» (красных, белых, «евразийских», неважно) с «националистами» в этом смысле даже более продуктивны. Их качеству мешает то, что националисты у нас (за редкими исключениями вроде покойного Крылова) чудовищно дремучи, а имперцы опять же за редкими исключениями столь же чудовищно невнятны и сервильны.

По сути, это спор о том, где должна находиться главная «точка сборки» идентичности — там же, где госвласть (имперский подход) или где-то ещё (почва-кровь-язык-культура etc.). Но для этого «где-то ещё» недостаёт годных слов в нашем языке, и вместо точных понятий шаблон мышления выплёвывает заёмный и кое-как переведённый глоссарий австро-германского нацбилдинга.

Наиболее продуктивный путь развития «националистического» дискурса состоит в поиске путей «разгосударствления» системы сборки общего «мы» из множества индивидуальных «я», и в этом он — не таким уж и парадоксальным образом — смыкается с дискурсом «либеральным» с его «меньше государства». Но это требует куда бОльшего внимания к реальной социологии и антропологии, к тому, что у врагов зовётся cultural studies, вообще к прикладному человеко- и обществоведению. Но такое редко встречается.

В свою очередь, для любых «имперцев», вне зависимости от цветовой идентификации штанов, ключевым предметом интереса должны быть по идее не завывания о величии престола, а способы сделать столь обожаемое ими государство более умным и сложным, чем оно есть сейчас. Поскольку ключевой риск для него на поверхности: как только интегральная сложность объекта управления превышает, соответственно, интегральную сложность управляющего центра, управляемость теряется просто «по законам физики». В этом смысле моё всегдашнее недоумение по поводу наших имперцев (опять же любого цвета) — это их застарелое брезгливое невнимание к реальным механизмам и архитектуре госуправления. Не в какой-то вымышленной реальности, а здесь и сейчас, у нас и «у них».

В этом смысле для меня в этом споре ключевой вопрос не в симпатиях к той или иной стороне, а к уровню и качеству самого этого спора. Не понимаю пока как, но очень хотелось бы его повысить.

Среди множества событий, случившихся на сентябрьской Дроннице, было соглашение, подписанное с Новгородским госуниверситетом. Вот его первые плоды — на площадке факультета информационных технологий КЦПН организует семинар по «специальному» применению беспилотников для студентов. Рассчитываем на то, что НовГУ (имени, между прочим, Ярослава Мудрого)) станет в будущем «базовой кафедрой» для Дронницы, где могут апробироваться и новые разработки, и новые программы обучения.

А я тем временем продолжаю осваивать несколько более сложные леталки, чем мавики-матрасы. Не всё могу рассказать, но в скором времени у наших артиллеристов появятся новые возможности по корректировке огня, особенно актуальные в свете появления на ТБД новой натовской техники. Работаем.

Ещё про «торговлю страхом» — в каком смысле «Leopard» is the message