«Военно-политическая философия» — наш совместный проект с Семёном Ураловым, буквально выросший из стримов на каналах, которые многие из вас помнят. Это подкаст о явлениях и событиях, с которыми мы сталкиваемся ежедневно и которые необходимо обсуждать. Наша задача — понять психологию конфликта, вместе с вами разобраться в происходящих процессах. И что важнее — попытаться всё это объяснить.

Сегодня вместе с Семёном и руководителем Ассоциации экспорта технологического суверенитета, полковником СВР в отставке Андреем Безруковым удалось обстоятельно обсудить такую тему, как философия науки и техники в контексте проблем суверенитета.

Можно ли, делая технологии суверенными, экспортировать сам суверенитет?
Для чего нам необходимо учить человека не просто усваивать факты, а выявлять тенденции?
При помощи каких технологий западные элиты смогли победить Советский Союз?
Как в США убили целое поколение политической элиты?
Почему на Украине мобилизуют поколение 40-45, а не молодежь?

На эти и другие вопросы постараемся вместе с Андреем Олеговичем ответить в седьмом эпизоде подкаста «Технологический суверенитет».

Аудиоверсия

​​С таким происхождением он едва ли мог рассчитывать на блестящую карьеру, его отец за долгие годы безупречной службы дослужился лишь до звания поручика, но «выскочка», как его звали некоторые сослуживцы, стал одним из главных действующих лиц Великой Отечественной войны 1812 года.

Михаил Богданович Барклай-де-Толли происходил из бюргерской немецкой семьи, являющейся ответвлением старинного дворянского шотландского рода. После присоединения Шотландии к Британии его предки бежали в Германию, а затем в Курляндию, которая после Северной войны стала российской территорией. Сам Михаил был «русским» в третьем поколении.

Происхождение Михаила Богдановича мешало продвижению по службе, путь до чина полковника занял целых 20 лет, для сравнения Румянцев был полковником в 18. Зато после окончания русско-шведской войны его военная карьера пошла в гору: он получил звание генерал-лейтенанта, спустя незначительное время - генерала от инфантерии, а затем был назначен военным министром. Если в начале русско-шведской кампании сослуживцы относились к Барклаю с большим уважением, то после назначения на пост министра он приобрел себе много неприятелей, некоторые генералы даже подали в отставку в знак протеста.

На посту министра он провел несколько рекрутских наборов, создал военную разведку, по его поручению строились крепости, создавались продовольственные склады. Кроме того, он начал проработку неизбежной войны с Наполеоном - результатом стал «скифский план», предполагающий заманивание противника в ловушку при помощи демонстративного отступления. Наполеон же, наступая на Россию, рассчитывал, что это будет маленькая победоносная война. Здесь нужно заметить, что армия Наполеона составляла 680 тыс. человек, а российская была втрое меньше. И если бы армии встретились сразу у границы государства - исход битвы был бы предрешен.

Шло отступление, партия генералов, ратовавшая за большое главное сражение, росла, в числе выступавших за эту идею был и Багратион. Они просили у Александра I отставки «предателя» Барклая-де-Толли и назначения единого командующего. «Русские не должны бежать», «Я повинуюсь какому-то чухонцу», - писал Багратион. Напряжение в армии росло, и император назначил главнокомандующим Кутузова. Но тот продолжил тактику Барклая, и решился на генеральное сражение лишь тогда, когда численность двух армий примерно сравнялась.

В широком общественном сознании Михаил Богданович Барклай-де-Толли сохранился как генерал, руководивший отступлением русских войск в 1812 году. «Тактика выжженой земли», сдача Смоленска и Москвы и другие непопулярные решения являлись предметом жарких споров у историков. Первые два года после Отечественной войны 1812 года Михаила Богдановича даже не упоминали в числе генералов-победителей. Багратион же, умирая, сказал: «Передайте Барклаю, что он был прав».

#новгородика

Ну вот, дождались наконец годной аналитики по трансформации войны не только от Залужного, но и от наших военных мыслителей. Юрий Балуевский, экс-НГШ.

Патрик (это позывной) — настоящий гуру артиллерийского дела. Его самая первая война — на Даманском в 1969-м, где он командовал батареей новейших тогда «Градов». За те несколько недель, что мы проходили у него спецкурс в Артиллерийской Академии, я успел понять, что учился у великого мастера. Буквально «таких больше не делают». Что характерно, несмотря на свои «далеко за 70», пионером в области применения беспилотников в артиллерии тоже стал именно он.

Про Андрея Безрукова и наш с ним совместный подкаст. Я воспользовался возможностью порасспрашивать знаменитого разведчика про то, чем он занимался как предприниматель, когда жил в США и его звали Дональд Хитфилд. Он рассказал, мы это частично даже оставили в подкасте. Это был консалтинговый бизнес, занимающийся прогнозированием. Тут важно понимать, что это не магия-астрология, а вполне счётная и рациональная наука, основанная на продвинутой матстатистике и анализе трендов. Для больших компаний, инвестиционных фондов, банков — прогнозировать динамику развития тех или иных рынков, роста или спада продаж в тех или иных отраслях, риски и вероятности тех или иных событий, а также темпы развития (или деградации) их собственного бизнеса — вполне востребованная и дорогая услуга.

И вот руководители компаний нанимали его для составления таких прогнозов, а он им говорил: чтобы мой прогноз был более корректным, мне нужно понимать как можно больше о текущем положении вещей. И они ему рассказывали и показывали, с документами — а оно, понятное дело, уходило от Юстаса к Алексу. И если б не предатель-перебежчик, сдавший сетку, он бы так и дожил в Штатах до совсем седой старости уважаемым бизнес-консалтером, мультимиллионером и вхожим в любые двери интеллектуалом Дональдом Хитфилдом.

Очень радует, конечно, что наши всё ещё вот так умеют. И очень печалит, что собираемую таким образом поистине бесценную информацию у нас очень вяло и неумело используют.

Пообщался тут с одним большим начальником по горячей теме мигрантов.

Его позиция. Конечно, миграционные правила надо ужесточать, и завоз мигрантов — это не что иное, как приватизация прибылей (теми, кто даёт им работу) и национализация убытков (проблема для всего остального общества).

Но. В текущей ситуации у нас во многих регионах безработица 1% и тотальный дефицит рабочих рук по целому ряду позиций. Поэтому, если ставить такую задачу, то рука об руку с антимигрантской политикой должна идти политика повышения производительности труда, что означает массовые сокращения, переподготовку и повышение зарплат. То есть довольно серьёзную встряску для общества — много уволенных, много людей, которые вынуждены будут начинать жизнь заново, пусть и с перспективой повысить доход, но тоже ведь не сразу. А этого у нас боятся, по сугубо внутриполитическим причинам. И предпочитают затыкать дыры завозом «иностранных специалистов».

В этом смысле важно понимать, что нельзя решить проблему мигрантов в отдельности от задач активной экономической политики. Они должны идти в пакете. А эту вторую часть у нас не любят обсуждать ни во власти, ни в обществе, предпочитая качать мигрантскую тему. Хотя для патриотов и русских националистов, с сарказмом добавляет мой собеседник, было бы правильным поставить во главу угла вопрос о том, как сделать, чтобы русские имели достойную работу и адекватный заработок, и уж потом, как частный подвопрос, нужны ли вообще мигранты.

Ненавижу повторять много раз одно и то же, но, судя по всему, иначе не запомнят.

1. Ответ на вопрос о том, кто начал войну на Украине, зависит от отношения к миропорядку образца 1991 года. Если он признаётся безусловно, то Украина имела право делать на своей суверенной территории всё что угодно (АТО), и никто не вправе был вмешиваться. Почему? А потому что по условиям миропорядка-91 есть одно-единственное место, где постулируется в не подлежащем обжалованию формате, что считать законным восстанием народа против тирана (Чечня, Косово, Ливия, Сирия), а что — законной полицейской операцией легитимной власти против бандитов и террористов (АТО, Газа, курды в Турции), и этот центр — в США и нигде больше. Точно так же и по поводу вступления Украины в НАТО, ну и по поводу Крыма, само собой.

Оспорив этот принцип началом СВО, Россия тем самым оспорила миропорядок-91, и мобилизовала на его защиту все мировые силы, считающие себя его бенефициарами. Но также она мобилизовала на свою сторону, в явном или скрытом виде, всех тех, кто считает его несправедливым. В сухом остатке — таких оказалось больше.

2. Что есть миропорядок-91, и чем он сущностно отличается от миропорядка-45, который ему предшествовал? Различия куда более глубокие, чем двух- или однополярность. Главная тенденция, наметившаяся сразу после 1991-го — это стремительное перетекание властных полномочий от государственных институтов к негосударственным структурам, причём во всех странах, включая и США. Во-первых, власть начала уходить к надгосударственным образованиям (ЕС). Во-вторых, к ТНК, инвестфондам, глобальным НКО и т.д. У нас любят говорить, что украинская власть марионетки, и договариваться можно только с их реальными американскими хозяевами, но проблема в том, что в их Белом Доме сидят такие же марионетки. А для тех сил, которые действительно обладают субъектностью, РФ это, извините, еда. Как, впрочем, и любое другое государство.

Главный сюжет нынешнего конфликта — бунт крупных государств, пытающихся координировать свои действия на пока ещё аморфной платформе БРИКС, против такого миропорядка, в котором государству как институту, самостоятельной силе и центру субъектности, вообще нет места. Из интересного — одним из участников этого бунта выступают и… США, в их трампистской версии. MAGA — это ещё и протест против приватизации государства, превращения его институтов в фикцию и симулякр.

3. Возвращение миропорядка-45 невозможно, а сохранение миропорядка-91 нетерпимо. Чем бы ни закончилась СВО, он обречён. То, что делает Си в Китае в последние годы — это, по сути, тоже реванш государства над корпоратократией, прекрасно себя чувствовавшей в системе «Чимерики». Восходящий тренд — восстановление института государства в правах главного актора и субъекта мировой политики. Но учитывая и сегодняшние вызовы, и современный технологический пакет. В этом смысле главный и самый актуальный вопрос для политического мышления — это суверенитет и то, как он реализует себя в XXI веке. И отсюда — то, что такое «мир суверенитетов».

Кстати, именно непонимание этого (что с едой не договариваются) — лежит в основе пресловутых Минских соглашений.

Они были сделаны (и виделись с российской стороны) в «старой», до-91, логике мира, состоящего из суверенных государств. Есть государство, в котором внутренний конфликт, есть другие государства, так или иначе поддерживающие или сочувствующие разным сторонам этого конфликта, и они договариваются о режиме прекращения огня и условиях последующей нормализации. Ну и потом — сюрприз! — оказывается, что их никто не собирается выполнять, и жалобы на кидалово.

В мире-91 государства — не субъекты и не гаранты, а всего лишь проводники интересов подлинных акторов. Таковые категорически не совпадали не только с предметом и условиями соглашений, но с самим их принципом — что будто бы эти мурзилки из телевизора, выполняющие там роль «президентов» и «премьер-министров», могут что-то там гарантировать. И тут, что важно, в качестве таких мурзилок рассматриваются не только Олланд и Меркель, не говоря уж о Порошенко, но и, разумеется, Путин. Который, в их логике, может думать о себе что угодно, но будет всё равно так, как решат пацаны, перетирающие друг с другом такие вопросы на яхтах. И сидящие у них на подсосе клерки из Кремля, реальная функция которых состоит в том, чтобы до упора морочить голову «деду», объясняя ему, почему всё идёт именно так. А также — сюрприз? — их коллеги, начальники госагитпропа, затирающего пиплу, что всё идёт по плану, а кто с этим не согласен — редиска и иноагент.

Путин в итоге не захотел становиться завтраком — 24.02.22. Но для того, чтобы в принципе перестать быть едой, нужно нечто большее, чем просто начать СВО. Потому что модель от одного этого жеста никуда не делась, и она умеет себя защищать. Сейчас стратегия — зачистить «буйных», самомобилизовавшихся на войну, представив их (опять-таки и «начальнику», и обывателю) как угрозу стабильности, сделать мейнстримом тренд на «нормализацию», а потом уже спокойно выходить на Минск-3 (Стамбул-2).

Поэтому вопрос сейчас в том, есть ли у государства — а не только у государя — хоть какой-то инстинкт самосохранения.

Для тех, кто консервативно ценит текст - расшифровка беседы с Алексеем Чадаевым и Андреем Безруковым.

Да пребудет с вами чистота понимания печатного текста)


https://2050.su/technologicheskiy-suverenitet/

При всех минусах мигрантской темы, в ней есть один сплачивающий момент. Он состоит в том, что наши русские люди, где бы они ни жили, теперь ворчат сакраментальное «понаехали здесь». Как потомственный (не хочу говорить «коренной», ибо какие в асфальте корни) москвич, выросший на углу Тверской и Садового, рад чувствовать, что теперь мы все в Отечестве в некотором смысле москвичи.

Торговые центры съели барахолки в городах в физической реальности. Примерно так же цифровые платформы съедают рынки товаров и услуг, заменяя их собой. Они просто быстрее и удобнее, и генерят большее количество сделок за единицу времени. От Алибабы до Убера, от Амазона до Ютуба, от WB до ТГ.

Они аккумулируют у себя ключевые ресурсы — не только деньги, но и время, внимание и поля активности людей, групп, компаний. Вместе с этим к ним перетекает от государств существенная доля политической и юридической власти — внутренняя регуляторика платформ оказывает влияние на экономику и общество, сопоставимое с конституциями и законами. А учитывая, что в производстве этой регуляторики и управлении регуляторными механизмами (алгоритмы выдачи, сбор и обработка информации о пользователях, приоритизация) всё большее участие принимает ИИ, мы уже живём в мире, частично управляемом роботами. Но эти роботы, в свою очередь, имеют хозяев, а эти хозяева — люди. И они, а точнее — их структурированные сообщества — это главные конкуренты олдскульных государств за реальные властные полномочия.

Принято пинать Фукуяму за то, что он-де объявил конец истории, а она взяла да и не кончилась. Но в каком-то смысле он был прав. Потому что история, какой мы её знаем — это архив придворных летописцев, то есть история государств (стран, народов). Вместо неё в новой реальности цифровых платформ логи — инструмент фиксации событий, обновлений и версий системной архитектуры, актуальных на тот или иной момент времени. Вестфальская система под ударом — политическая карта мира, висевшая на стене в кабинете географии, теперь уже мало что объясняет про то, как устроен мир — и главное, как фиксировать динамику изменений.

Платформы это не только потребительский сектор. Это и финансовый, и инвестиционный, и производственный сектор. Например, ключевой субъект "проукраинской коалиции" — это пул владельцев производств, миссия которых в этом сюжете — перекачивание денег из национальных бюджетов в свои, и форсированный запуск на эти средства масштабного инвестиционного цикла обновления основных фондов. На который иначе они бы никогда не подняли бы денег ни у банков, ни на бирже, ни даже на венчурном лохотроне. Самым успешным бизнесом в мировой истории оказалась оптовая торговля русской угрозой.

По другую сторону одновременно и окопа, и прилавка — не только Россия. А целый пул старых государств, с собственной цивилизационной идентичностью, категорически не желающих становиться симулякрами-пережитками доплатформенной эры. Но, увы и ах, единственный рычаг, который у них остался — это оружие. Как в военном, так и в административно-полицейском смысле. Война есть в скрытом виде реванш государства у платформы, а в политике — субъекта у мурзилки. Наши противники ещё не поняли, что чем больше они мобилизуются на борьбу с русскими, тем сильнее внутри них самих процесс возвращения в историю.

И отсюда формула будущего мира: когда они снова станут государствами, внезапно выяснится, что нам с ними не о чем воевать.

Проголосовал за нейрожириновского. Если кто не в курсе, его тоже я придумал, так что это считай как за меня голос.