Пока сидел и слушал доклады на круглом столе про информационные войны на форуме Армия, нарисовал вот такую картинку. Называется «Генерал-лейтенант Конашенков вызывает дух Юрия Левитана, чтобы тот помог ему совершенствоваться в ораторском искусстве».

традиционное субботнее

Как связаны Нобелевская премия и Город трудовой доблести Боровичи?

На первый взгляд может показаться, что никак. И вряд ли лауреаты престижной премии, оказавшись на красной дорожке, задумываются о том, что если бы 165 лет назад семья Нобелей не построила в новгородской губернии, а именно в Боровичах, первый в России завод по производству огнеупорных изделий, то не было бы и их самих, этих нобелевских лауреатов. Как не было бы и знаменитого состояния Нобелей.
Впрочем, давайте по порядку.

Эммануил Нобель, отец основателя Нобелевской премии, в Швеции считался неудачником. Как это часто бывает у изобретателей, его идеи не находили должного отклика. Да и все начатые дела вели в глубокую долговую яму. Спасаясь от кредиторов, Нобель-старший уезжает в Россию. Здесь дела изобретателя постепенно идут в гору, а наша страна становится второй Родиной знаменитого семейства.

Начинается Крымская война. Если помните, тогда против России ополчились все западные страны, опасаясь ее влияния на востоке. Они же ввели торговые санкции. Как результат санкций Запада – острый дефицит так необходимых для отечественной оборонки огнеупоров. Их до этого поставляли наши «британские партнеры». Эту проблему сумела в кратчайшие сроки решить фирма «Нобель и сыновья». Узнав, что возле уездного города Боровичи Новгородской губернии обнаружены огромные запасы огнеупорной глины и бурого угля, Эммануил Нобель направил в Боровичи старшего сына. За два года здесь строится современное, хорошо оснащенное предприятие по производству «огнепостоянного» кирпича.

По сути, весь «нобелевский» бизнес состоялся в России, и призовой фонд Нобелевской премии начался именно с русского капитала. А завод в Боровичах был предтечей дальнейших успехов предпринимателей Нобелей.

Вот такие пироги кирпичи!

#новгородика

Дарья Дугина. Такой её запомню. Три дня назад были вместе в эфире у Руслана Осташко. В гримёрке я сделал комплимент её «мундиру» — она сказала, что несколько часов выбирала, во что одеться на форум, чтобы выглядеть соответствующе и в то же время не слиться с бронетехникой )) Я тогда ещё подумал про себя: всё-таки одно дело, когда женщина наряжается для мужских глаз, и совсем другое — когда дочь хочет, чтобы её образом гордился отец… Александр Гельевич! Просто скажите, чем помочь, контакты мои Вы знаете.

Интересно, что никто из комментаторов не вспомнил весеннюю статью польского премьера Моравецкого в Гардиан, где он провозглашал задачу «уничтожить идеологию русского мира». А, между прочим, там всё довольно прямым текстом сказано.

Я, как и Даша Дугина, тоже был в пятницу на круглом столе «Армия и общество. Технология ментальных войн». Но, в отличие от неё, с докладом выступать не стал, хотя его и подготовил — решил, что называется, не нагнетать. Думал выложить после. Со вчерашнего вечера спрашивал себя — уместно ли теперь, учитывая контекст. Но, думаю, в любом случае «это должно быть сказано».

1. Словосочетание "информационная война" навязло в зубах, его употребляют к месту и не к месту, но никто не дал чётких дефиниций — каково место войны "информационной" в ряду других войн — как собственно вооружённого противостояния, то есть войны в классическом понимании, так и иных "невоенных" линий конфликта — торговой, технологической, дипломатической и т.д.
2. Тот взгляд на информационную войну, который предлагаю я, будет взглядом из плоскости внутренней политики. Он основан на утверждении, что в войне сталкиваются не столько армии, сколько общественные системы, и при относительном паритете средств человекоубийства ключевым вопросом становится способность общества вести войну, выдерживать её тяготы, мобилизовывать для победы кадры, ресурсы, технологии, мозги и всё остальное, что нужно, а также обеспечивать необходимое качество координации и управления как фронтом, так и тылом.
3. Следующий банальный тезис — человек есть самое уязвимое звено любой машины, и в том числе военной машины. В развитии хакерских технологий в какой-то момент произошёл интересный поворот: оказалось, что гораздо проще и дешевле вместо того, чтобы ломать сложные системы защиты, попросту выяснить все необходимые явки-пароли у их носителя — сейчас это называется human hacking. Аналогичным образом вместо того, чтобы уничтожать боевую технику, гораздо проще и дешевле сделать небоеспособным того, кто ею управляет. Как именно — насыпать пургена ему в суп или промыть ему мозги таким образом, чтобы его вдруг обуял толстовский пацифизм — это уже дело техники, главное правильно поставить задачу.
4. Если мы посмотрим на современного цивилизованного человека как на боевую единицу, то мы поймём, что его относительная боеспособность в сравнении с людьми прошлого невелика. У него слабое здоровье, он чувствителен бытовому комфорту, плохо переносит боль и тем более увечья, наконец, он крайне нестабилен эмоционально и весьма зависим от "информационного фона". И вдобавок ему вообще совершенно не за что умирать — его жизнь для него ценнее любых, каких угодно общественных абстракций родового, религиозного или идеологического характера. Превосходство (в т.ч. военное) более развитых стран и культур над отсталыми держится на технологиях и способности их применять, а не на качестве "человеческого материала". Но как только существующего пакета технологий оказывается недостаточно, случается Афганистан-2021.
5. Драма любой цивилизации, начиная с античного Рима: технологии прогрессируют, но сами люди "внутри" всё хуже как воины и как участники войны, даже в «гражданском» статусе. Выходом из положения каждый раз оказывается дикарь, превращённый в наёмника для охраны и продвижения лимесов, но рано или поздно эти вооружённые современными средствами войны дикари рушат империю извне либо изнутри. У них есть то, чего нет у жителей имперского ядра — презрение к смерти, своей и чужой.
6. Много говорят о каких-то новых, современных технологиях информационно-психологической борьбы. Но есть одна очень и очень старая — террор. Чаще всего к нему прибегает именно та сторона, которая слабее на поле боя — так сказать, в порядке компенсации. Мы это видели на примере Чечни уже на нашей памяти, а американцы... ну, понятно. Логика террора — удар по тылу, его функция — сеять страх среди находящихся там мирных обывателей, а дальше дело рупоров пропаганды — объяснять им, что их власть и военное руководство виновны в том, что им теперь страшно.
7. Не хочу показаться Кассандрой, но в ближайшее время нас ждёт резкий рост уже не диверсионных, а напрямую террористических действий со стороны противника. И каждый новый такой удар будет сопровождаться одним и тем же рефреном: вы же не протестовали против СВО? — получайте. Именно туда сейчас ведёт колея — идея запрета виз для всех русских, без разделения на "хороших" и "плохих", "мирных" и "немирных" это первый шаг. Дальше — Норд-Ост, Беслан, Каширка. Двадцать лет назад мы показали довольно высокий уровень способности с этим справиться, но с тех пор прошло два десятка мирных лет.

В комментах к предыдущему посту про терроризм спрашивают — а делать-то что?

Я не являюсь специалистом в "прикладном" антитерроре. Но вот в информационном — кое-что понимаю. В начале нулевых я тренировал аналитиков именно на терактах, которые тогда были нередки: сажал их на ленты и показывал, как работает инфопоток. В том числе, кстати, и в Чечне, где я тоже поработал по этому профилю в своё время.

В связи с этим — немного теории; самопальной, естественно, из обобщения тогдашнего опыта.

Первое. Основной механизм "публичного" теракта — это мегафон боли. Непосредственно в ситуации оказываются десятки, сотни, в крайнем случае тысячи; но задача медиатеррора крайне быстро сделать так, чтобы миллионы и миллионы почувствовали себя в небезопасности, тоже в каком-то смысле ощутили себя его жертвами. Для этого террористу требуется максимальная медийность — и первое, что обычно начинают выторговывать захватившие заложников это доступ к телекамерам. Существующие средства коммуникации работают как опиатный рецептор в нервной системе: посылают сигнал боли, который вирусно ретранслируется и заглушает все прочие сигналы, переключая фокус внимания на себя.

Второе. Ключевое поле борьбы в информационном пространстве вокруг теракта — это поле интерпретаций и оценок; аудитория неосознанно ищет наиболее удачные формулы, "как понимать" происходящее. Но для того, чтобы в ней можно было участвовать, нужно давать сначала факты и подробности. Тот, кто даёт факты, захватывает внимание, и, подавая и объясняя их под определённым углом, может влиять на настрой аудитории. Именно поэтому так важна оперативная работа официальных пресс-служб, которые должны регулярно кормить эфир подробностями, примерно любыми, но создающими ощущение максимальной близости к первоисточнику информации и компетентности в понимании происходящего.

Третье. В какой-то момент, который важно не пропустить, происходит насыщение фактурой и фаза меняется — социум входит в режим выработки консенсусной реакции. И вот здесь ключевая роль — у статусных спикеров: известных людей, экспертов, медиазвёзд, кого угодно: их функция скорее в том, чтобы сформулировать за свою референтную группу то, как она решила воспринимать случившееся и какие выводы сделала для себя.

Это похоже на реку с берегами, на которых стоят те или иные конструкции. Их регулярно смывает потоком фактов, но те из них, которые окажутся более устойчивыми, останутся, когда поток схлынет. При этом некоторые стоят там заранее, а некоторые спешно возводятся прямо в процессе "наводнения". Берегов всегда два в том смысле, что на одном условные "наши", а на другом "враги". Но и те, и другие борются не друг с другом, а как бы каждый за себя, за свою картину мира — насколько она окажется прочна и устойчива к атаке этого цунами.

Если вкратце, то нужно какое-то количество людей, натренированных не терять голову и не поддаваться эмоциям в такой ситуации. И в то же время понимающих, что абсолютное большинство публики, включая и VIP-публику, её как раз-таки с гарантией потеряют. И способных общаться с аудиторией в такие моменты ровно так, как психотерапевт общается с больным в моменты обострения. Поверьте, с противоположной стороны такие тоже есть, и немало. Вопрос же в том, что останется в итоге. Те же взрывы домов в Москве могли качнуть ситуацию куда угодно — и то, что она тогда в итоге вылилась в рост поддержки премьера Путина и операции в Чечне это скорее чудо, чем чьё-то достижение. Хотя "та сторона", разумеется, и в этой ситуации будет рассказывать о циничной операции спецслужб — это тоже, так сказать, её работа.

Отцовское. Только что на прощании Дугин сетовал, что слишком мало хвалил дочь при жизни, наоборот, был очень требовательным и вырастил её законченной перфекционисткой. У меня, что греха таить, тоже мелькнула эта мысль, когда я с ней общался на прошлой неделе в студии — вот ведь блин, строгий папа прямо виден в каждом слове и движении, и вот это «ну как я?» Но с другой стороны, какой же разительный контраст с множеством сыновей и дочерей разных сильных мира сего, которых я знал и знаю, и кому родители всегда позволяли всё. Рауф Арашуков — пожалуй, самый яркий был из примеров, с кем сталкивался. А ведь они с Дашей ровесники почти, три или четыре года разница.

Прямо у Останкино, уже после прощания, на моём велике отвалилась левая педаль. В попытке прикрутить запасную сорвал фаску на ключе. Идёт мимо Пригожин, а я с велосипедом ковыряюсь. Не удержался, изобразил мычанием «полёт валькирий». Та-тта-ра-таа-дам… всё-таки я несерьёзный человек. Даже на похоронах.

Всё-таки даже интересно иметь дело с противником, до такой степени сфокусированным на информационной войне. Наблюдая, как вся чуботоферма, как не в себя, коврово раскидывает про Дугину разные версии их стереотипного месседжа «это не мы, это русские сами себя» (тут тебе, кроме ботов, и Подоляк, и Грозев, и сам Зеленский), я думаю о том, что скорее всего ведь где-то в подвалах СБУ сейчас орогенитально виховувають Илью Пономарёва, пояснюючи йому полiтику партії. Вот ведь кто точно по краю ходит.

Друзья! Извините, что мало писал в каналы последнее время — был занят делами по Дроннице. Но сейчас подготовка вышла на финишную, когда уже от меня мало что зависит, и теперь мне осталось подготовить собственную лекцию там. Эта лекция будет смысловым продолжением первой, севастопольской, прочитанной в июле в Летнем театре на Морском бульваре в Севастополе. Та называлась «Что такое современность и почём туда билеты». Вторая, новгородская, будет называться «Философия оружия. Современное и вневременное».

Соответственно, в ближайшие дни буду публиковать заметки и наброски к ней — в основном в Самоверситете. Ну и всех приглашаю к разговору по теме, он важен для точности того, что будет в лекции. Да, и, если что, я в Питере ближайшие несколько дней.

Да, про Дугина.

Забавно, что некоторые комментаторы в чате записывают меня с ним через запятую в «археомодернисты». Хотя мало кто троллил его так же многолетне и регулярно, как я. Правда, делал это — в отличие, например, от троллинга Щедровицкого — скрепя сердце, потому что тут всё-таки накладывался опыт личного общения: Петр Георгиевич, как многие знают, человек высокомерный и неприятный, а Александр Гельевич — совсем наоборот. Ну это даже если оставить за скобками тот мощнейший эффект, который на меня-подростка в своё время произвели его тексты образца начала девяностых. Однако, что называется, Платон мне друг… ну, в том смысле, что меня в дугинцы записывать это, наверное, всё равно что Вебера в марксисты.

Что касается «консерватизма», тут всё просто. Мой личный «экзистенциальный переворот» случился в 2004, когда мой друг детства — кстати, в отличие от меня, философ образованный и «кадровый», преподающий и ныне на факультете в МГУ, сказал мне попросту: Лёша, ну выкинь ты уже эти тухлые консервы! Я послушался и… выкинул. И ещё много лет потом Межуев, Холмогоров, Крылов, Ремизов и остальные никак не могли понять, какая муха меня укусила, нормально же сидели.

Я, вообще, философ ненастоящий, так сказать «от сохи». Формальное образование — «теория и история культуры» — не сподвигло меня на жизненную стезю теоретика и историка. Я по жизни всё время метался челноком от теории к практике, никогда по большому счёту не признавая ценности тех интеллектуальных построений, которые нельзя попытаться как-нибудь воплотить в жизнь здесь и сейчас. Сказались деды-крестьяне и родители-инженеры, а также необходимость зарабатывать на жизнь со школьных лет, и полное неверие в булгаковское «сами предложат и сами всё дадут», хрен бы там.

Но проблема-то в чём. Были б у нас в нужном количестве и качестве настоящие — я б с удовольствием их читал, слушал и занимался тем, к чему больше предрасположен сам — то есть к инженерной деятельности: когда базовая онтология уже построена, и можно смело «теперь всё то же самое, только в дереве, камне и металле» (законах, институтах etc.). Дугин-то, без сомнения, вполне настоящий (как, впрочем, был таковым и Щедровицкий-старший), и довольно сильный. Хотя тоже поварчивали в чате, что в узком кругу адептов принято его считать чуть ли не величайшим гением современности, но это, я считаю, некоторая компенсация за институциональную невстроенность — по-хорошему, ему бы надо было давно быть в ИФРАНе, но для нашей академической философии и, шире, для нашей системы он слишком смелый, или, как любят у нас выражаться снобы, «маргинальный». Но, скажем, меня его онтология никогда не устраивала как рабочая, по набору причин, которые можно объяснять часами, а можно и не объяснять вовсе: «кому надо, тот поймёт».

Кстати, на похоронах Дарьи я у АГ, пользуясь случаем, прощения попросил. И, в общем, не за троллинг даже, а за многолетние сомнения в этой самой «настоящести» его философии: идеи, за которые так убивают, не могут не быть настоящими. Нам теперь жить с этим, нравится это кому-то или нет.

Что называется, «на полях».

Многие знают, что наша родная АП уже несколько лет с разных сторон и разными способами пытается запустить процесс интеллектуального творчества на тему «образа будущего». Время от времени некоторые уцелевшие ещё синк-танки и мыслители-одиночки приносят к парадному подъезду свои разработки по вопросу. И получают стереотипную реакцию: ну да, ну да, очень интересно.

Я сейчас объясню, в чём тут проблема и где в этой системе «научной организации труда» притаился злокозненный Сизиф.

Дело в том, что размещение любого общественно-политического идеала в хронотопе «будущее» приводит к довольно интересному эффекту в существующей реальности. Идеальный образ, к которому мы типа стремимся и который собираемся когда-нибудь «построить», получает статус эталона, которым поверяется текущее положение вещей — разумеется, всегда не в пользу последнего. Авторы песни «Прекрасное далёко» сказали явно больше, чем нужно было в детской песенке: будущее может быть не просто «жестоким», оно может выступать в роли институционального оружия большой разрушительной силы.

Гораздо проще объявить существующий порядок венцом творения, финальной точкой эволюции и уже реализованным идеалом — собственно, как попытался это сделать Фукуяма в «Конце истории». Тогда нет той самой архимедовой «точки опоры», с помощью которой можно пытаться идейно опрокидывать угнездившегося на вершине Левиафана.

Ну да, расплатой за это вдолгую будет его обветшание, гниение и деградация, коим он, как сущность вполне органическая, очень даже подвержен — но то когда ещё будет.

В этом смысле надо чётко понимать: любой действительно честный разговор об «образе будущего» сразу, щелчком переходит в разговор о том, что у нас не так в настоящем. А модерировать такой разговор ни советская система не умела, ни нынешняя особо не научилась.

Вот когда научится, тогда можно и на образа помолиться.

#НовгородНаброски

Опять «традиционное субботнее»

Почему Ярослав Мудрый Киев не любил

В рейтинге «Великие украинцы», составленном украинским телеканалом «Интер», Ярослав Мудрый занимает первое место. Компанию по ТОП-10 ему составляют националисты Степан Бандера и Вячеслав Черновол. Каким образом древнерусский князь получил украинскую национальность, да еще и «подружился» с диссидентами, остается только гадать.

Начнем с того, что на широкую историческую арену Ярослав вышел именно князем Новгородским. В 1010 году после смерти старшего брата он отправляется княжить в Великий Новгород. Город князю понравился – красивый, самобытный и волевой, как и сам князь. Напитавшись новгородской демократией, Ярослав решил, что негоже Господину Великому Новгороду, владеющему большей частью русских земель, 2/3 налогов своих Киеву отдавать. И отказался дань платить отцу своему Владимиру.

Карательный поход против мятежного сына был неизбежен, но не случился в виду скоропостижной смерти Владимира. Зато случился поход Ярослава на Киев. Пусть и не с первой попытки, но становится Ярослав в том числе и князем киевским.

К столице Ярослав относился без особой души. Киевлян он не любил, не было к ним доверия. Поэтому на протяжении многих лет правил Русью из Новгорода, такого надежного и благополучного, образованного и верного. Киев же оставался для Ярослава не просто чужим, но и враждебным, потому будучи здесь стражу от себя князь далеко не отпускал.

Вплоть до 1034 года Ярослав бывает в Киеве только наездами. Основной княжеской резиденцией остается город на берегах Волхова. Лишь в 56 лет правитель переезжает в Киев на ПМЖ, да и то с новгородской дружиной.

#новгородика

Несколько дней думаю про Дугина. Всё-таки бросается в глаза, насколько по-разному его роль видится отсюда и извне. Во внешнем мире он довольно влиятельный интеллектуал, идеолог, вообще фигура. У нас здесь — я про отношение — какой-то бородатый вещатель за духовность на зарплате у Малофеева, который и сам не пойми кто.

Когда я пытаюсь сложить эти два и два, меня разбирает злость. С дугинскими построениями и теориями можно не соглашаться, можно спорить, но ведь с ними никто тут и не спорил особо, его предпочитали попросту игнорить — или в лучшем случае, как Сурков, ангажировать на какие-то довольно унизительные пропагандистские задачи. У него нет даже факультета или кафедры, когда его несколько лет назад изгоняли из МГУ, за него никто не вписался. Магазин «Листва», канал «Царьград». Говорящий оранус Быков — и тот до недавнего времени имел куда больше «встроенности» и «площадок» для вещания. И целая толпа мыслителей пожиже на престижных позициях в синекурах типа ВШЭ.

И это приводит к интересным наблюдениям уже не про Дугина, а про природу СВО. Дурацкие термины «элита» и «контрэлита», но лучше никто не предложил. То, про что СВО, всегда было у нас повесткой не элиты, а контрэлиты, не мейнстрима, а альтернативы. Отношения этих двух сред — взаимное непризнание, демонстративный игнор или, как с недавних пор стало модно говорить, «кэнселлинг». Те, другие — они никто, их нет, даже разговаривать с ними — себя не уважать. И тут вдруг, по арабской пословице — когда караван разворачивается, последний верблюд оказывается впереди. И для вот этих, статусных — всё это в первую очередь невыносимо унизительно. Это гораздо хуже, чем война сама по себе — это необходимость согласиться на принципиальную допустимость такого перевзвеса. Ну уж нет. Лучше уж славаукраине.

Вишенкой на торте — то, как наша фем-пропаганда, в лице коллективной Маршенкуловой, изощрялась в остроумии по поводу гибели Дугиной. Казалось бы — вот вам пример женщины, пусть и «дочки», сумевшей состояться и получить признание в такой сфере, где женщин примерно как среди водителей-дальнобойщиков или пилотов-истребителей; но нет — она для них не женщина, а маркированный враг, и как тут не сплясать качучу на трупе. То есть феминизм он тоже кого надо феминизм.

Ну и ещё жёстче. Поражение России для этой среды тождественно возврату к «нормальности», когда все верблюды стоят именно в том порядке, в котором им испокон предписано стоять. И наоборот, её успех для них равнозначен социальной и мировоззренческой катастрофе.

Выводов не будет, сами сделаете.

К предыдущему. Читатель задаёт вопрос: окей, если «цели СВО» были повесткой не элиты/мейнстрима, а контрэлиты/альтернативы, то что же, если в двух словах, было повесткой элиты?

Если в двух словах, то это была как раз «интеграция в глобальный мир». Мейнстрим делился на условно-«системный» и условно-«протестный», но чёткой границы не было, была большая серая зона. Разница состояла в том, что у «системного» мейнстрима целью было сделать путинское государство as is основным двигателем интеграции, а у «протестного» — заменить его на более решительного глобализатора. Дальше там была палитра мнений об условиях и логике встраивания, но сама идея конфликта или, паче чаяния, разворота этого процесса была консенсусным табу. В этом смысле уже и Крым был досадным сбоем, но надежда была на то, что как-нибудь всё же утрясётся и как-то договорятся.

Одна из интересных плоскостей этой дискуссии — «место России в мировом разделении труда». В середине нулевых то, что хулители называли «сырьевой придаток», апологеты, наоборот, величали «энергетической сверхдержавой», но если разобраться, это одно и то же. Тем не менее, где-то к 2007-му победила точка зрения, что не-не-не, нефть-матушка и газ-батюшка это, конечно, хорошо, но надо бы идти в высокие переделы и всякое разное айти, и началась великая и ужасная Модернизация-Инновация. Она, в общем и в целом, провалилась примерно целиком, что стало ясно уже к 2012; про то, как и почему именно, я тут в июле в Севасе двухчасовую лекцию выдал, жаль, не записал никто, а надо бы, что ли, повторить и зафиксировать. Тем не менее, по ходу неё неожиданно «выстрелило» самое всеми забытое, почти как проклятье, и самое, как выяснилось, недооценённое и перспективное из направлений — сельхозка. С этими картами на руках, собственно, и вкатились в 2014-й, когда интеграция сначала оказалась поставлена на паузу, а в 2022-м окончательно накрылась.

Политически всё ещё интереснее. Реальный движок, на котором взлетел феномен Навального, был в том, что «средний слой» в какой-то момент обзавёлся амбицией, что он может отобрать у феодальной элиты роль «опорного» в этом общем интеграционном процессе. Как оно, кстати, во многом и произошло у небратьев — нынешняя (ну, дофевральская) Украина это как раз и есть то, чем могла бы стать и скорее всего стала бы Россия, если бы здешний майдан победил: «феодалов» нагнули (и додавили бы так или иначе) с помощью «западных партнёров», силовые структуры отдали под внешнее управление, «люди с хорошими лицами» — коллективный Зеленский — дорвались наконец до серьёзных в их масштабах денег (а не унизительных зарплат, будь то от кремлёвских или от западных кураторов), точка зрения осталась только одна и какая надо. Райская мечта наших «верхних средних», плотью от плоти которых и был когда-то Владимир Александрович.

Но теперь и у феодалов, и у средних проблема: интеграция как поле классовой борьбы закончилась, но саму-то классовую борьбу аристократии с буржуазией никто не отменял. И теперь у неё новое поле, вы удивитесь: это СВО. И Навальный наших дней — это, условно, Стрелков, который на самом деле про то же самое: «фанерные маршалы» недееспособны и проворовались, должны прийти на их места новые люди (не партия ))) и сделать всё по уму, то есть не в феодальной, а в буржуазной парадигме.

Тем не менее, никто не отменял и ту часть прошлого мейнстрима, которая всё ещё живёт в ожидании, когда же «этот кошмар» закончится и вернётся старая нормальность — пусть даже ценой сколь угодно унизительного поражения, Донбасса, Крыма, ядерного разоружения, чего угодно, лишь бы снова какая-нибудь интеграция, а не СВО. И для неё враги в равной степени и «маршалы», и «стрелковы». Она сейчас больше молчит, единственный на данный момент сколь-либо заметный её рупор — Собчак; но, конечно, момента ждёт и силы копит, и даже кое-что пытается потихоньку делать. Все эти возвращенцы — Пугачёва, Меладзе и т.д. — троды её плудов.