Сегодня шесть лет со дня смерти моего Игоря. Любимого Игоря Малашенко.

Игорь был депрессивным человек. Все семь лет нашей жизни мне удавалось купировать его приступы, но в какой-то момент сломалась и я. Невозможно было жить в постоянных угрозах суицида. Я жила только его болезнью, а меня самой не осталось.

За пять месяцев до его кончины мы поженились. В обед на следующий день Игорь, сияя, сказал, что рад, что все-таки женился. Свадьба ему очень понравилась. Нам все звонили, говорили, что это лучшая свадьба в их жизни. Потом было свадебное путешествие в его любимое место, Дордонь. Нам было хорошо друг с другом. Через месяц пришлось возвращаться к делам. Тем делам, которые его и доконали.

Бывшая супруга Игоря, никогда его не любившая, злая неумная и подлая женщина, втравила его в бракораздельный процесс. Процесс раздела имущества в Нью-Йорке. Игорь был наивен. Он не верил, что после щедрого предложения — 50% всего при эмансипированных детях, — она пойдет в суд. Она сделала вид, что готова мирно договариваться, и когда он пришел, вручила ему под камеры повестку в американский суд. Последние слова, которые она от Игоря услышала: Лена, я всегда знал, что ты мразь.

И началась травля. Ее адвокаты клеветали на него. Заявляли, что его медкарта из Соловьевки — подделка. Что он купил мне квартиру за 3 млн долларов на улице «Вал Грушевского», что он продал квартиру в Москве за 4 млн (полное вранье) и украл деньги. Игорю арестовали Американский счёт в банке. Затем его средняя дочь увела с его европейского счёта, пользуясь небрежностью Игоря, 28500 долларов. Сначала в растрате обвинили нас и арестовали и этот счёт. Я быстро доказала нашу невиновность, но Игорь был сломлен. Он не спал пять ночей, у него случился тяжелейший приступ — я скорую вызывала.

Страшно тяжело было для Игоря и то, что дети передавали в суд все его письма к ним. Что старшая дочь, которую мы привечали, которую я приглашала к нам, и которая жаловалась мне на мать, перестала поднимать трубку, когда он звонил, и предложила писать. Игорь верно подметил, что и это западня, — письма она планировала отнести в суд. Это было предательство его любимой старшей. И даже на свадьбе Игорь пожаловался своему другу, что дети ведут себя, как свиньи.

Все это сломало и без того нездорового человека. Мне удавалось все семь лет купировать его депрессивные приступы. Но в тот момент я озверела. Я была чудовищно измотана его делами, его болезнью, моими бесконечными ЭКО. И я впервые не полетела за ним после его угроз. Мне надо было два дня отдохнуть от него. Вечером в воскресенье Игорь крепко выпил. Алкоголь нельзя было сочетать с таблетками, и я за этим следила, когда была рядом.

А с утра у него случился приступ.

Я знаю, что его бывшая жена прекрасно понимала, что этот процесс убивает его. У Игоря была дорогая страховка, которая лишала нас возможности тратить деньги на себя. Но в случае его смерти приносила огромные дивиденды семье. И я уверена, что довести его до смерти было прямым намерением. Циничным, подлым, корыстным. Когда, на утро после его смерти я, рыдая, сказала его дочери: «Она наняла нарочно самых агрессивных адвокатов», дочь высокомерно ответила: «Что ж, в жизни бывают агрессивные адвокаты».

Я точно знаю, если бы бывшая жена взяла 50% — 8 млн долларов, плюс что-то за мирный развод, Игорь бы сейчас жил. Он был на подъёме после свадьбы, в пике он ушёл, когда после медового месяца уехал в Украину без меня, а у меня было ЭКО.

Продолжение следует