Пятый пункт: Наземная операция, США против антисемитизма, Кибер-воины, Рим и Фанагория, Мидраш
https://youtu.be/Pr494Jrr7wU

Теперь и прямо здесь

Завершили книгу Шмот. Хазак!

Смотрим главу Пкудей
https://youtu.be/qd54N657j0M

Двар Тора. Ваикра: Надо ли быть первым учеником?
https://youtu.be/cGhqYMzdI0E

Последнее письмо от Даниэля Клугера, нашего замечательного, глубокого, остроумного автора, пришло 2 недели назад: «…я скажу причины моей, может быть, излишней суетливости. Мой диагноз заставляет меня предполагать разные неприятности. Все-таки, рак, три операции и четыре курса химиотерапии. Вот я и тороплюсь. Надеюсь, что мои страхи необоснованны или чрезмерны. В любом случае - сдаваться я не собираюсь, поборюсь еще. Вс-вышний, как мне кажется, дал мне достаточно сил и упрямства».
Сегодня его не стало.

Какая жуткая история!

14-летний Данила рос в многодетной интеллигентной семье и учился в престижной еврейской школе в Москве. Он был отличником, побеждал на олимпиадах и активно участвовал в конкурсах. Его мама — специалист с высшим образованием, семья считалась благополучной. Как сообщает «Московский комсомолец» в статье Евы Меркачевой от 1 апреля 2025 года, в январе подросток стал жертвой…
‌

Какие последствия имели антисемитские высказывания для «наследницы Романовых» в России и православной монахини в Израиле? В чем обвиняют правоохранительные органы 14-летнего подростка из еврейской школы в Москве? И что делает российское государство для сохранения синагог в России? Глава департамента общественных связей ФЕОР и главный редактор журнала «Лехаим» Борух Горин представляет обзор событий недели
‌
https://lechaim.ru/?p=155897

Ну вот вам! Вышел второй том Бава-Камы. Стало быть, 14 том нашего проекта века — Вавилонского Талмуда на русском.

Двар Тора. Глава Цав

Поддержите новые выпуски
https://www.knizhnikifound.org/

Смотреть:
https://youtu.be/jcFCHNz7KC4

Трапеза в Бней-Браке: как ночь стала временем бесконечного рассказа

В Агада шел Песах, в ночь исхода, за столом в городе Бней-Брак собрались величайшие мудрецы своего поколения: рабби Элиэзер, рабби Йеошуа, рабби Элазар бен Азарья, рабби Акива и рабби Тарфон. И они сидели и рассказывали об исходе из Египта — всю ночь, пока их ученики не пришли и не сказали: «Учителя, пришло время читать утренний шма!»
На первый взгляд, эпизод короткий и почти будничный. Но в нём — тайна Песаха, суть еврейского переживания времени, и мощное послание о том, как строится народ.
Почему мудрецы рассказывают историю, которую уже знают? Почему всю ночь? Почему в Бней-Браке, а не в Иерусалиме?
Ответ не в исторических деталях — а в духе момента. Эти мудрецы жили после разрушения Второго Храма. Весь привычный мир был разбит. Центр веры — сожжён. Народу грозила не только физическая, но и духовная смерть. Именно тогда они собираются не просто на ужин — а на акт сопротивления забвению.
В ту ночь они говорят: если у нас больше нет Храма — у нас есть рассказ. Если у нас нет жертвы — у нас есть память. Если у нас нет алтаря — у нас есть слова. Они превращают трапезу в манифест: история продолжается, пока её рассказывают.
И всю ночь они говорят о выходе из Египта.
Зачем? Потому что это — основа идентичности. Не вера в Бога как абстракцию, а вера в Бога как Освободителя. Бог не только Творец мира, но и Тот, Кто вмешивается в историю. Кто слышит крик угнетённых. Кто выводит из рабства. Это и есть тот Бог, Которому служат эти мудрецы.
И ещё — потому что рассказ формирует народ. Каждый год евреи пересказывают эту историю как свою. Мы не читаем её как летопись, мы входим в неё. Мы становимся теми, кто выходит из Египта. Мы передаём этот опыт — через вопросы, через символы, через трапезу, через ночь, не предназначенную для сна.
И ученики приходят сказать: «Время читать утренний Шма».
Это не просто напоминание о времени. Это символ. Пока мудрецы говорили — была ночь. Когда ученики приходят — начинается утро. Они — новое поколение. И именно они продолжают то, что начали их учителя: делают рассказ частью молитвы, частью повседневной жизни, частью себя.
Бней-Брак — это не только география. Это духовное пространство, где история становится живой. Где ночь изгнания превращается в утро смысла. Где народ восстаёт из пепла — не силой, не мечом, а словом. Словом, которое передаётся от учителя к ученику, от родителя к ребёнку, от поколения к поколению.
И потому мы повторяем: «Всякий, кто рассказывает об исходе из Египта — достоин хвалы». Потому что рассказ — это акт веры. Потому что рассказывая, мы говорим: мы — не то, что у нас забрали. Мы — то, что мы помним. И то, что мы передаём.
И пока звучит этот рассказ — мы свободны!

Осмысленного, кошерного и веселого праздника!

Ночь седера — это не ночь ответов. Это ночь вопросов.
Ма ништана ха-лайла ха-зэ… — “Чем отличается эта ночь от всех других ночей?”
Это не просто детская часть седера. Это начало величайшего диалога в еврейской традиции. Здесь не дают сразу ответов. Здесь учат, что свобода начинается с вопроса.
В рабстве никто не спрашивает. Там приказы, там тишина, там страх. Только свободный человек может поднимать вопросы. Только свободный может интересоваться, почему всё так устроено — и можно ли изменить это. И потому Песах — праздник свободы — начинается не с деклараций, а с удивления: почему эта ночь — другая?
Это удивительно: религия, которую часто представляют как набор заповедей, начинает свою самую важную ночь с вопросов ребёнка. Это показывает, насколько высоко в еврейской культуре ценится мысль, диалог и участие. Ребёнок, задающий вопрос, — это человек, которого принимают всерьёз.
Посмотрим на сами вопросы:

Почему во все другие ночи мы не макаем даже один раз, а в эту ночь — дважды?
— Здесь — внимание к деталям, к символам. Макаем карпас в солёную воду — напоминание о слезах. Макаем марор в харосет — сладость, сквозь горечь. Мы учим ребёнка видеть нюансы. Свобода — это не поверхностная радость, а глубокое внимание к каждому элементу истории.

Почему во все другие ночи мы едим и хамец, и мацу, а этой ночью — только мацу?
— Маца — это хлеб бедности, но также и хлеб спешки. Она символ страдания, но и выхода. В этом — двойственность свободы: она начинается не с праздника, а с побега, с риска, с дороги в неизвестность. Мы учим ребёнка, что свобода не бывает мгновенной и лёгкой. Её вкус — простой, почти безвкусный. Но она — своя.

Почему во все другие ночи мы едим разную зелень, а в эту — марор, горькие травы?
— Мы не скрываем горечь прошлого. Мы не прячем страдание. Память — основа идентичности. Тот, кто забывает, откуда он вышел, не знает, куда он идёт. Важно не только праздновать свободу, но и помнить рабство. Это делает нас более чувствительными к чужой боли.

Почему во все другие ночи мы едим сидя или лёжа, а в эту — обязательно возлежим?
— Возлежание — знак свободы в древнем мире. Мы учим: теперь ты не раб. Ты имеешь право на достоинство, на комфорт, на свободу быть собой. Символ становится телесным действием. Мы буквально учим тело чувствовать свободу.

Ма ништана — не просто ритуал. Это модель. Мы учим детей не только заповедям, но мышлению. Мы формируем поколение, которое умеет спрашивать — с уважением, но и с любопытством. Потому что тот, кто не спрашивает, может стать пассивным. А тот, кто спрашивает — становится участником.
С каждым поколением еврейский народ не только пересказывает историю — он пересматривает её, переосмысляет, делает своей. В этом — сила традиции, которая не боится вопросов, а рождается из них.
И, может быть, самый важный вопрос Ма ништана — не “почему эта ночь другая”, а: как сделать так, чтобы каждый ребёнок чувствовал, что его вопрос имеет значение. Когда мы достигаем этого — мы уже передали свободу.

Моадим ле-симха!

О четырёх сыновьях: разговор сквозь поколения

Во время седера мы читаем о четырёх сыновьях: мудром, злодее, простом и том, кто не умеет спрашивать. Это не просто литературный приём или педагогическая модель. Это рассказ о нас — о каждом поколении, о каждом человеке, о каждой душе в поиске.
Мудрый сын задаёт вопрос с уважением и интересом. Он хочет знать: «Каковы законы, свидетельства и уставы, которым заповедал Господь Бог наш?» В его голосе — не только интеллект, но и стремление к смыслу. Ответ ему дан подробно, потому что мудрость требует диалога. Он учит нас: традиция живёт там, где её изучают, где к ней подходят с вопросами и с желанием понять, а не просто повторить.
Злой сын звучит вызывающе: «Зачем вы это всё делаете?» Он отделяет себя от народа, как будто Песах — не его история. Но он спрашивает. Он не молчит. И в этом уже надежда. Его отстранённость — это, возможно, форма боли, раны, утраты связи. Ответ ему кажется жёстким — но, может быть, это не отвержение, а попытка встряхнуть, вернуть в разговор. Иногда именно те, кто бросает вызов, сильнее всего нуждаются в том, чтобы их услышали.
Простой сын спрашивает прямо и без лишних слов: «Что это?» Его вопрос — не менее важен. Он напоминает, что великое начинается с малого. Мы отвечаем ему просто и с любовью: «Сильной рукой вывел нас Господь из Египта…» Не каждый должен быть знатоком. Но каждый может быть частью. Простота — это тоже путь к глубине, если она идёт от сердца.
А тот, кто не умеет спрашивать, — молчит. Не от безразличия, а от того, что он не знает, с чего начать. Бывает, что человек вырос без языка веры, без контакта с традицией. Бывает, что он боится спросить. Ему мы не отвечаем — мы начинаем говорить сами. Мы открываем перед ним дверь, не дожидаясь стука. Потому что молчание — это тоже форма присутствия, и задача традиции — разбудить вопрос там, где он ещё не сформулирован.
Все эти сыновья — не только разные люди. Это мы в разные периоды жизни. Бывает, мы ищем смысл, как мудрые. Бывает, отстраняемся, как злые. Бывает, спрашиваем просто. А иногда — просто молчим. И Песах учит: для каждого из нас есть место за этим столом. Главное — не переставать рассказывать. Ведь в рассказе мы не просто вспоминаем Исход. Мы каждый раз выходим — из безразличия, из забвения, из внутреннего Египта — и становимся частью истории.

Моадим ле-симха!

Три символа свободы: маца, марор и пасхальная жертва

Рабан Гамлиэль учил: «Всякий, кто не упомянет в Песах о трёх вещах — пасхальной жертве (песах), маце и горьких травах (марор), — не исполнил своей обязанности».
На первый взгляд, это кажется простым перечислением элементов седера. Однако в этих трёх символах заключена глубокая философия свободы, памяти и ответственности.

Песах — жертва, символизирующая освобождение
Пасхальная жертва напоминает о том, как Всевышний прошёл мимо домов сынов Израиля во время казни первенцев в Египте. Это акт божественного вмешательства в историю, знак того, что свобода — не только результат человеческих усилий, но и дар свыше.
Однако жертва требует действия: её нужно было приготовить, съесть в определённое время, с определёнными условиями. Это учит нас, что свобода — это не только дар, но и ответственность.

Маца — хлеб бедности и спешки
Маца символизирует два аспекта: с одной стороны, это хлеб бедности, напоминание о страданиях в рабстве; с другой — хлеб спешки, ведь евреи покинули Египет в такой спешке, что тесто не успело закваситься.
Таким образом, маца учит нас, что путь к свободе часто начинается в условиях лишений и требует решительности. Свобода не всегда приходит в удобный момент; иногда нужно действовать быстро, даже если условия не идеальны.

Марор — горечь рабства
Горькие травы напоминают о горечи рабства. Они учат нас не забывать страдания прошлого, чтобы ценить настоящее и стремиться к лучшему будущему.
Память о страданиях делает нас более чувствительными к чужой боли, побуждает к состраданию и справедливости.

Синтез трёх символов
Рабан Гамлиэль подчёркивает, что упоминание всех трёх символов — не просто формальность, а необходимое условие полного переживания седера. Они представляют собой три аспекта свободы: божественное вмешательство (песах), человеческое действие (маца) и память о страданиях (марор).
Эти символы учат нас, что свобода — это не только отсутствие оков, но и активное стремление к добру, готовность действовать во имя добра.

Моадим ле-симха!

«Даейну»: урок благодарности
В гимне «Даейну» мы поём: «Если бы Он только вывел нас из Египта, но не разделил море — этого было бы достаточно…»
Но ведь этого было бы недостаточно, правда? Почему мы поём, что достаточно того, что явно было бы неполным?
Потому что благодарность — не арифметика. Она не о том, «достаточно ли» в буквальном смысле. Она о признании того, что каждое добро — это дар, а не долг. Раб не умеет благодарить. Свободный — да. «Даейну» — это упражнение в духовной свободе. Мы учимся говорить: «Спасибо» — за каждый шаг, даже если путь ещё не окончен.
Агада рассказывает не только о спасении, но и о предназначении. Мы теперь должны. Мы были выведены из Египта не для того, чтобы просто быть свободными. А чтобы стать народом завета. Свобода без ответственности — это пустота. Но свобода, наполненная смыслом, — это жизнь в свете.
Когда мы рассказываем об Исходе, мы не говорим: «Бог нас спас, и всё». Мы говорим: «Бог нас спас, чтобы мы могли спасти друг друга. Чтобы мы жили по заповедям. Чтобы были светом, а не тьмой. Свидетелями того, что каждый человек создан по образу Б-га».
И вот почему рассказ об Исходе — это не просто история. Это призвание. Это обещание. Это приглашение к ответственности.
Хаг Самеах!

В Иерусалиме на 94-м году жизни скончался реб Исроэл Пинский.
Он уехал из Москвы в 1978 году, но и в 1990 я о нем почти ежедневно что-то слышал. Его отец, р. Шнеур, и он стали связующим звеном между аутентичным Любавичем и новым, «потерянным» поколением. Учителя поколения московских хасидов.
Ничего бы, я уверен, без них не было. Ничего хорошего, что до сих пор пробивается несмотря на нас, нынешних, здесь.
Пусть его память будет благословенна, а он станет заступником за нас.

Мне удалось с реб Исроэлом Пинским пообщаться всего несколько раз. Врезалась в память одна история.
Их квартира в коммуналке на Таганке была до войны перевалочным пунктом для земляков отца, приезжавших в Москву из Озаричей по делам. Всяких. В том числе, убежденных коммунистов. Исроэл запомнил, как отец, реб Шнеур, до хрипоты спорил с одним из них, комсомольским вожаком, лично участвовавшим в закрытии озаричской синагоги и в суде над отцом реб Шнеура.
Исроэл был озадачен — как можно якшаться с такими безбожниками?! А отец ему только говорил: «Подожди, потерпи!».
В 60-е Исроэл встретил этого бывшего комсомольца — он, совершенно разочаровавшийся в идеалах юности, был старостой в минской синагоге. Говорил, что зерно сомнения зародили в нем эти споры в коммуналке на Таганке.

Двар Тора. Глава Шмини.
Смотрим!
https://youtu.be/jl_XZSR8GPs

Поддержать новые выпуски:
https://www.knizhnikifound.org/