Мы приехали в Петербург, будем на Книжном салоне. Я работаю на стенде в пятницу в первой половине дня. Приходите!
Forwarded from Издательство «Дом историй»
Мы едем в Санкт-Петербург!
Во-первых, с 18 по 21 мая стенд «Дома историй» можно будет найти на выставке «Санкт-Петербургский международный книжный салон». В программе: книги не дороже 700 рублей и подарки за покупку!
📍Дворцовая площадь, павильон В, стенд №33
Во-вторых, 20 мая в 16:00 мы выступим с лекцией «Книготерапия. Тенденции книжной индустрии» в «Доме книги» на Невском проспекте. Поговорим про книжный рынок, читательские тенденции и наши планы на этот год.
📍Невский проспект, 28 («Зингер»), Большая сцена в Зале искусств на первом этаже
Вход на оба мероприятия свободный.
Во-первых, с 18 по 21 мая стенд «Дома историй» можно будет найти на выставке «Санкт-Петербургский международный книжный салон». В программе: книги не дороже 700 рублей и подарки за покупку!
📍Дворцовая площадь, павильон В, стенд №33
Во-вторых, 20 мая в 16:00 мы выступим с лекцией «Книготерапия. Тенденции книжной индустрии» в «Доме книги» на Невском проспекте. Поговорим про книжный рынок, читательские тенденции и наши планы на этот год.
📍Невский проспект, 28 («Зингер»), Большая сцена в Зале искусств на первом этаже
Вход на оба мероприятия свободный.
Forwarded from Правила жизни
Каждый понедельник литературный критик Анастасия Завозова рассказывает о двух книгах: для серьезного, вдумчивого чтения и чтобы отвлечься в разных литературных мирах.
#толщетвиттера
Питер Хёг
Эффект Сюзан (Symposium, перевод Елены Красновой)
О чем: о том, что все дисфункциональные семьи функциональны по-своему
Зачем читать: после романа «Дети смотрителей слонов» мы узнали, что Хёг умеет быть не только нежным писателем, но и смешным. Эта его внезапная, строго дозированная нежность, умение вдруг поддать света во тьме, прорывалась наружу еще в «Смилле», но окончательно осталась с читателями после танца под звездами, которым заканчиваются «Дети». В дальнейших своих романах Хёг продолжает давать качественного, интеллектуального бакманизма, даже если иногда спохватывается и – вот как в романе «Эффект Сюзан» – убивает, например, человека, засунув его в стиральную машину. Этот принципиально новый Хёг, продолжающий исследовать тему семьи, живущей по своим особым правилам – далеким от социально навязанного кодекса поведения идеальной (и поэтому несуществующей) нуклеарной семьи – но скрепленной искренней любовью вместо обязательств и условностей. По форме «Эффект Сюзан» остается узнаваемым триллером хёговского формата: феноменально располагающая к себе женщина по имени Сюзан, которая мыслит коанами и использует принципы квантовой физики для готовки, ввязывается в опасную околополитическую операцию, разумеется, чтобы защитить семью. Пока она ищет протоколы какой-то заранее неприятной Комиссии Будущего, совершая для этого все необходимые жанровые действия (погони, похищения, встреча с Горбачевым в конце концов), а Хёг авторской скороговоркой повторяет свою привычную литанию, которая встречается у него от романа к роману (глобализация – это плохо, жадность политиков не знает границ, мы на грани катастрофы, но нас спасет воля к покою и свету), сам роман, возможно, по воле огромного, неконтролируемого таланта самого Хёга, выстраивается в другую, менее отчетливую историю о любви, которая побеждает даже то, что хотел сказать автор.
Скотт Томас
Килл Крик (Рипол Классик, перевод Марии Мельниковой)
О чем: четыре автора хорроров едут в дом с привидениями на стрим-ивент, чтобы немного взбодрить свою карьеру, и вы не представляете, что они там снимают
Зачем читать: «Килл Крик» внешне выстроен как очень понятный «ужастик», очередная остановка на маршруте, по которому вовсю раскатывают гроб на колесиках и прочие обязательные тропы и трюизмы привычного хоррора. Здесь вместо бегущих по стенке зеленых глаз, черной руки или красной простыни – дом с привидениями, плотно и убедительно прописанное нехорошее место, во дворе которого еще раскачивается со скрипом фантомная висельница. В романе обязательно найдутся и кровавые тайны прошлого, и загадочная замурованная комната, и портал в ад и адок, но Скотт Томас освежает обкатанный сеттинг, когда делает своих героев, не, скажем, молодоженами, студентами или охотниками за привидениями в поисках очередного призового барабашки, а авторами разного рода хорроров. Мужик, пытающийся перезапустить писательскую карьеру, нежный семьянин, пишущий христианский хоррор для школьников (что? да!), авторка доминантной фем-эротики с элементами нажористого трэша и фарша и хоррор-мэтр, явно списанный со Стивена Кинга, превращают «Килл Крик» из просто динамичного романа о том, что в некоторых местах зло буквально висит на стенах вместо ковра с тиграми, в своего рода роман-исследование темной стороны творчества. «Килл Крик» вообще во многом – приятный оммаж Кингу, но не самым его прямолинейно-страшным романам, а, скорее, «Истории Лизи», в котором важная часть повествования – это тот самый кровавый сор, из которого растут книги. Постепенно фокус истории смещается от внешней битвы со злом к борьбе со злом внутренним, «Килл Крик» перестает быть хоррором и оборачивается психологическим романом о прошлом, которое кровоточит внутри у каждого из четверых авторов – вечный источник чернил для их книг и самый быстрый способ захлебнуться.
#толщетвиттера
Питер Хёг
Эффект Сюзан (Symposium, перевод Елены Красновой)
О чем: о том, что все дисфункциональные семьи функциональны по-своему
Зачем читать: после романа «Дети смотрителей слонов» мы узнали, что Хёг умеет быть не только нежным писателем, но и смешным. Эта его внезапная, строго дозированная нежность, умение вдруг поддать света во тьме, прорывалась наружу еще в «Смилле», но окончательно осталась с читателями после танца под звездами, которым заканчиваются «Дети». В дальнейших своих романах Хёг продолжает давать качественного, интеллектуального бакманизма, даже если иногда спохватывается и – вот как в романе «Эффект Сюзан» – убивает, например, человека, засунув его в стиральную машину. Этот принципиально новый Хёг, продолжающий исследовать тему семьи, живущей по своим особым правилам – далеким от социально навязанного кодекса поведения идеальной (и поэтому несуществующей) нуклеарной семьи – но скрепленной искренней любовью вместо обязательств и условностей. По форме «Эффект Сюзан» остается узнаваемым триллером хёговского формата: феноменально располагающая к себе женщина по имени Сюзан, которая мыслит коанами и использует принципы квантовой физики для готовки, ввязывается в опасную околополитическую операцию, разумеется, чтобы защитить семью. Пока она ищет протоколы какой-то заранее неприятной Комиссии Будущего, совершая для этого все необходимые жанровые действия (погони, похищения, встреча с Горбачевым в конце концов), а Хёг авторской скороговоркой повторяет свою привычную литанию, которая встречается у него от романа к роману (глобализация – это плохо, жадность политиков не знает границ, мы на грани катастрофы, но нас спасет воля к покою и свету), сам роман, возможно, по воле огромного, неконтролируемого таланта самого Хёга, выстраивается в другую, менее отчетливую историю о любви, которая побеждает даже то, что хотел сказать автор.
Скотт Томас
Килл Крик (Рипол Классик, перевод Марии Мельниковой)
О чем: четыре автора хорроров едут в дом с привидениями на стрим-ивент, чтобы немного взбодрить свою карьеру, и вы не представляете, что они там снимают
Зачем читать: «Килл Крик» внешне выстроен как очень понятный «ужастик», очередная остановка на маршруте, по которому вовсю раскатывают гроб на колесиках и прочие обязательные тропы и трюизмы привычного хоррора. Здесь вместо бегущих по стенке зеленых глаз, черной руки или красной простыни – дом с привидениями, плотно и убедительно прописанное нехорошее место, во дворе которого еще раскачивается со скрипом фантомная висельница. В романе обязательно найдутся и кровавые тайны прошлого, и загадочная замурованная комната, и портал в ад и адок, но Скотт Томас освежает обкатанный сеттинг, когда делает своих героев, не, скажем, молодоженами, студентами или охотниками за привидениями в поисках очередного призового барабашки, а авторами разного рода хорроров. Мужик, пытающийся перезапустить писательскую карьеру, нежный семьянин, пишущий христианский хоррор для школьников (что? да!), авторка доминантной фем-эротики с элементами нажористого трэша и фарша и хоррор-мэтр, явно списанный со Стивена Кинга, превращают «Килл Крик» из просто динамичного романа о том, что в некоторых местах зло буквально висит на стенах вместо ковра с тиграми, в своего рода роман-исследование темной стороны творчества. «Килл Крик» вообще во многом – приятный оммаж Кингу, но не самым его прямолинейно-страшным романам, а, скорее, «Истории Лизи», в котором важная часть повествования – это тот самый кровавый сор, из которого растут книги. Постепенно фокус истории смещается от внешней битвы со злом к борьбе со злом внутренним, «Килл Крик» перестает быть хоррором и оборачивается психологическим романом о прошлом, которое кровоточит внутри у каждого из четверых авторов – вечный источник чернил для их книг и самый быстрый способ захлебнуться.
Мы вернулись из Петербурга, и пока я пытаюсь наладить работу издательства так, чтобы у меня оставалось еще время рассказывать здесь о каких-то книжках, хочу сообщить, что свой телеграм-канал завела Наталья Ломыкина, один из лучших наших книжных критиков, хотя вы, наверное, об этом и так уже знаете.
И второе, не менее важное сообщение, я очень ищу опытных редакторов, которые умеют работать с русскоязычной прозой. Мы купили уже третий отличный роман на русском, а третью меня еще не купили, (да и вторую тоже). Если вы такой редактор, напишите мне, пожалуйста, на azavozova@everbook.ru, знаю, что вас мало, но, если вы полюбите наших авторов, мы готовы встать в очередь.
И последнее – в Петербурге настойчиво рекомендую бар Edgar A. Poe на Жуковского и Orthodox Bar на Рубинштейна, где мешают коктейли по мотивам русской классики – такое, знаете ли, саммари здорового человека. Мы, как говорится, зачитались.
И второе, не менее важное сообщение, я очень ищу опытных редакторов, которые умеют работать с русскоязычной прозой. Мы купили уже третий отличный роман на русском, а третью меня еще не купили, (да и вторую тоже). Если вы такой редактор, напишите мне, пожалуйста, на azavozova@everbook.ru, знаю, что вас мало, но, если вы полюбите наших авторов, мы готовы встать в очередь.
И последнее – в Петербурге настойчиво рекомендую бар Edgar A. Poe на Жуковского и Orthodox Bar на Рубинштейна, где мешают коктейли по мотивам русской классики – такое, знаете ли, саммари здорового человека. Мы, как говорится, зачитались.
Telegram
Lady Libra
Жизнь между страницами
Оказалась в прекрасной компании хороших людей, (огромное спасибо Setters Media). Не буду давать ссылку только на свой профайл, потому что в A-List попали куда больше людей круче и интереснее меня, о которых стоит почитать.
www.setters.media
Setters A List
Forwarded from Правила жизни
Каждый понедельник литературный критик Анастасия Завозова рассказывает о двух книгах: для серьезного, вдумчивого чтения и чтобы отвлечься в разных литературных мирах.
#толщетвиттера
Эдуард Кочергин
Записки планшетной крысы (Вита Нова)
О чем: производственный нон-фикшен от одного из самых известных российских сценографов
Зачем читать: если вы еще ничего не читали у Кочергина, я искренне советую начать с его небольшой автобиографической книжки «Крещенные крестами». Несмотря на то, что описанная в ней история откровенно и безусловно ужасна – маленький мальчик бежит из детдомов и спецприемников домой к маме через перекошенную войной Россию – это удивительно жизнеутверждающая книга, потому что она вся о том, что с человеком может случиться огромное количество зла – но и добра тоже. Кроме того, у Кочергина превосходный, объемный и свободный язык, вмещающий в себя и феню, и бахтинские телесно-низовые элементы и бесконечную пластичность по-настоящему свободного, ненатужного слога. «Записки планшетной крысы», конечно, в языковом плане более легкие, более прозрачные, но это все тот же узнаваемый кочергинский стиль, который бесшовно связывает между собой разрозненный набор театральных баек, интересных в первую очередь своей подлинной закулисностью. Здесь есть, разумеется, рассказы о видимом – об актерах и режиссерах, но больше всего тут подробностей о том, как устроен театр изнутри, о том, кто такие планшетные крысы и кто такие плотники и машинисты, как покупают реквизит и как шьют костюм на медведя, и как плетут фартуки-кольчуги из пеньковой веревки. Это неровная, скачущая, но очень обаятельная экскурсия по невидимому театру, от буфета до штанкетов, обязательно сходите, экскурсовод в ударе.
Лора Дэйв
Последнее, что он сказал мне (Inspiria, перевод Дарьи Целовальниковой)
О чем: одна женщина выходит замуж, но не сразу понимает, за кого
Зачем читать: в принципе, «Последнее, что он сказал мне» – довольно необязательный триллер с кочкообразной внутренней логикой. Главная героиня, Ханна, стремительно знакомится с идеальным мужиком и выходит за него замуж. Через год идеальный мужик, не оставив никаких следов, исчезает, а жене от него остается сумка с пачками долларов, записка «Защити ее» и дочь-подросток, которую, судя по всему, мачеха и должна защитить. В дом к Ханне приходят федералы с обыском, айтишный стартап, где работал муж, обвиняют в крупном мошенничестве, и заодно дочь-подросток, Бэйли, находится в активной бунтарской фазе своего развития и заранее просит передать, что всех ненавидела, – в общем, понятно уже, что ситцевая свадьба у Ханны не удалась. Далее Ханна и Бэйли, конечно же, кинутся искать безупречно исчезнувшего мужа и отца, и с этого места любезному читателю стоит просто прикрутить свой внутренний градус недоверия к происходящему (женщина, которая никогда в жизни не имела дел со, скажем так, теневой стороной жизни быстро и ловко берет след человека, которого уже много лет ищут пожарные, ищет милиция), однако правдоподобность для хорошего триллера, разумеется, не главное. Главное здесь другое – у Лоры Дэйв получилось нанизать триллер на классический детективный, квестовый каркас, и именно он бойко тащит вперед историю. Пытаясь найти пропавшего папашу, героини романа получают подсказку, бросают кубик, делают определенное количество ходов, находят ключ, бросают кубик и так далее, и эта обкатанная и всегда срабатывающая схема движения жанровой истории сделана здесь настолько безупречно, что несмотря на все вопросики и круговую логическую подтяжку сюжета, «Последнее, что он сказал мне» нельзя просто взять и не дочитать.
#толщетвиттера
Эдуард Кочергин
Записки планшетной крысы (Вита Нова)
О чем: производственный нон-фикшен от одного из самых известных российских сценографов
Зачем читать: если вы еще ничего не читали у Кочергина, я искренне советую начать с его небольшой автобиографической книжки «Крещенные крестами». Несмотря на то, что описанная в ней история откровенно и безусловно ужасна – маленький мальчик бежит из детдомов и спецприемников домой к маме через перекошенную войной Россию – это удивительно жизнеутверждающая книга, потому что она вся о том, что с человеком может случиться огромное количество зла – но и добра тоже. Кроме того, у Кочергина превосходный, объемный и свободный язык, вмещающий в себя и феню, и бахтинские телесно-низовые элементы и бесконечную пластичность по-настоящему свободного, ненатужного слога. «Записки планшетной крысы», конечно, в языковом плане более легкие, более прозрачные, но это все тот же узнаваемый кочергинский стиль, который бесшовно связывает между собой разрозненный набор театральных баек, интересных в первую очередь своей подлинной закулисностью. Здесь есть, разумеется, рассказы о видимом – об актерах и режиссерах, но больше всего тут подробностей о том, как устроен театр изнутри, о том, кто такие планшетные крысы и кто такие плотники и машинисты, как покупают реквизит и как шьют костюм на медведя, и как плетут фартуки-кольчуги из пеньковой веревки. Это неровная, скачущая, но очень обаятельная экскурсия по невидимому театру, от буфета до штанкетов, обязательно сходите, экскурсовод в ударе.
Лора Дэйв
Последнее, что он сказал мне (Inspiria, перевод Дарьи Целовальниковой)
О чем: одна женщина выходит замуж, но не сразу понимает, за кого
Зачем читать: в принципе, «Последнее, что он сказал мне» – довольно необязательный триллер с кочкообразной внутренней логикой. Главная героиня, Ханна, стремительно знакомится с идеальным мужиком и выходит за него замуж. Через год идеальный мужик, не оставив никаких следов, исчезает, а жене от него остается сумка с пачками долларов, записка «Защити ее» и дочь-подросток, которую, судя по всему, мачеха и должна защитить. В дом к Ханне приходят федералы с обыском, айтишный стартап, где работал муж, обвиняют в крупном мошенничестве, и заодно дочь-подросток, Бэйли, находится в активной бунтарской фазе своего развития и заранее просит передать, что всех ненавидела, – в общем, понятно уже, что ситцевая свадьба у Ханны не удалась. Далее Ханна и Бэйли, конечно же, кинутся искать безупречно исчезнувшего мужа и отца, и с этого места любезному читателю стоит просто прикрутить свой внутренний градус недоверия к происходящему (женщина, которая никогда в жизни не имела дел со, скажем так, теневой стороной жизни быстро и ловко берет след человека, которого уже много лет ищут пожарные, ищет милиция), однако правдоподобность для хорошего триллера, разумеется, не главное. Главное здесь другое – у Лоры Дэйв получилось нанизать триллер на классический детективный, квестовый каркас, и именно он бойко тащит вперед историю. Пытаясь найти пропавшего папашу, героини романа получают подсказку, бросают кубик, делают определенное количество ходов, находят ключ, бросают кубик и так далее, и эта обкатанная и всегда срабатывающая схема движения жанровой истории сделана здесь настолько безупречно, что несмотря на все вопросики и круговую логическую подтяжку сюжета, «Последнее, что он сказал мне» нельзя просто взять и не дочитать.
3-4 июня наше издательство участвует в ярмарке Rassvet Book Fair, которая будет проходить в ДК "Рассвет". Я работаю в субботу, приходите (и в воскресенье приходите тоже, там будет ЖЕНЯ). Вход на ярмарку свободный, но нужно предварительно зарегистрироваться на сайте.
В книжной ярмарке на Красной площади мы в этом году не участвуем, но наши книги можно будет купить на стенде у наших друзей – издательства RUGRAM (Диан, мы хотели тут сделать расписные розовые буквы, как у модных блогеров, но не справились).
В книжной ярмарке на Красной площади мы в этом году не участвуем, но наши книги можно будет купить на стенде у наших друзей – издательства RUGRAM (Диан, мы хотели тут сделать расписные розовые буквы, как у модных блогеров, но не справились).
dkrassvet.space
Умная книжная ярмарка в ДК Рассвет
3–4 июня | 12:00–20:00
Forwarded from Правила жизни
Каждый понедельник литературный критик Анастасия Завозова рассказывает о двух книгах: для серьезного, вдумчивого чтения и чтобы отвлечься в разных литературных мирах.
#толщетвиттера
Бенхамин Лабатут
Когда мы перестали понимать мир (Ad Marginem, перевод Полины Казанковой)
О чем: о прусской сини и зелени Шееле, о квантовой физике и волновой природе электрона и о том, как можно выколоть себе глаза, чтобы лучше видеть мир, которого никто еще пока не видел
Зачем читать: роман, который начинается как прилежный нон-фикшен, откуда ворохом, как из дырявого рога изобилия на читателя сыплются великолепные, страшные факты – с именем Франкенштейн связаны чудовищные опыты Иоганна Диппеля, земли Альбиона удобряли крошевом из костей тех, кто пал при Ватерлоо, человек, получивший Нобелевскую премию за спасение миллионов людей от голода, обрек другие миллионы людей на мучительную смерть, и так далее – очень быстро под собственной тяжестью становится сингулярностью Шварцшильда, тяжелеет и уплотняется, перекручивает привычные системы повествования, оставаясь при этом удивительно ясным текстом о темной природе гениальности. От макабрического очарования фактов Лабатут переходит к постепенному расширению истории, превращая нон-фикшен в докуроман, а докуроман в отчетливо классический, очень романный – манновский – художественный рассказ о людях, которым удалось поговорить с бездной и бездна им ответила. Один за другим героями романа становятся математики, физики и просто гении, пытающиеся понять природу мира – и в итоге с ужасом понимающие, что мир, каким мы его знаем, можно уничтожить простой попыткой понять его дальше. Бор сидит в снегу, Гротендик семимильными шагами несется к сердцу сердца и концу концов, Шрёдингер теряет рассудок на волшебной горе и обретает знание, и все эти истории о гибельности абсолютного понимания мира аккуратно и чистенько складываются в драйвовый, донельзя сюжетный роман о современных алхимиках, людях, которые, добыв философский камень, в итоге забивают им себя до смерти.
Суджата Масси
Малабарские вдовы (Popcorn Books, перевод Александры Глебовской)
О чем: начало детективной серии о Первин Мистри, первой женщине-солиситоре в Бомбее образца 1921 года
Зачем читать: с современными историческими романами (или любыми историческими жанровыми вещами) очень часто бывает одна загвоздка: их герои, а в особенности героини, очень часто мыслят слишком прогрессивно для своей эпохи: вокруг еще не отшумело теоцентрическое средневековое мышление (допустим), а героиня уже уверенно говорит, долой, мол, патриархат и кухонное рабство, ведь я НЕ ТАКАЯ КАК ВСЕ. Так вот, несмотря на то, что «Малабарские вдовы» - не самый великий детектив, (но удивительно приятный, кстати), его героиня – Первин Мистри – кажется логичным и адекватным порождением своей эпохи, а не говорящим рупором из другого времени. Суджата Масси очень ловко уплотняет простой детективный сюжет личной трагедией Первин, которая в прошлом была совершенной традиционалисткой. Однако определенные бурные события в ее жизни – и последующий за ними судебный процесс, который становится едва ли не интереснее основной интриги – закономерно меняют ее взгляд на жизнь и фактически заставляют выбрать нетрадиционный для женщины того времени карьерный путь. Слияние этих двух историй: несчастливого прошлого Первин и бойкой юридической задачкой (с каплей кровишки) о том, как Первин обнаруживает кое-что странное в том, как три вдовы богатого бизнесмена хотят распорядиться своим наследством, (а может, и не хотят) – делают этот уютный детектив оригинальным и по-настоящему интересным. Отдельное спасибо автору, которая хоть и индианка по происхождению, но росла не в Индии, за хороший уровень работы с историческим материалом, отчего ее Бомбей начала 20 века кажется живым, дышащим, но, слава богу, совсем не экзотическим городом.
#толщетвиттера
Бенхамин Лабатут
Когда мы перестали понимать мир (Ad Marginem, перевод Полины Казанковой)
О чем: о прусской сини и зелени Шееле, о квантовой физике и волновой природе электрона и о том, как можно выколоть себе глаза, чтобы лучше видеть мир, которого никто еще пока не видел
Зачем читать: роман, который начинается как прилежный нон-фикшен, откуда ворохом, как из дырявого рога изобилия на читателя сыплются великолепные, страшные факты – с именем Франкенштейн связаны чудовищные опыты Иоганна Диппеля, земли Альбиона удобряли крошевом из костей тех, кто пал при Ватерлоо, человек, получивший Нобелевскую премию за спасение миллионов людей от голода, обрек другие миллионы людей на мучительную смерть, и так далее – очень быстро под собственной тяжестью становится сингулярностью Шварцшильда, тяжелеет и уплотняется, перекручивает привычные системы повествования, оставаясь при этом удивительно ясным текстом о темной природе гениальности. От макабрического очарования фактов Лабатут переходит к постепенному расширению истории, превращая нон-фикшен в докуроман, а докуроман в отчетливо классический, очень романный – манновский – художественный рассказ о людях, которым удалось поговорить с бездной и бездна им ответила. Один за другим героями романа становятся математики, физики и просто гении, пытающиеся понять природу мира – и в итоге с ужасом понимающие, что мир, каким мы его знаем, можно уничтожить простой попыткой понять его дальше. Бор сидит в снегу, Гротендик семимильными шагами несется к сердцу сердца и концу концов, Шрёдингер теряет рассудок на волшебной горе и обретает знание, и все эти истории о гибельности абсолютного понимания мира аккуратно и чистенько складываются в драйвовый, донельзя сюжетный роман о современных алхимиках, людях, которые, добыв философский камень, в итоге забивают им себя до смерти.
Суджата Масси
Малабарские вдовы (Popcorn Books, перевод Александры Глебовской)
О чем: начало детективной серии о Первин Мистри, первой женщине-солиситоре в Бомбее образца 1921 года
Зачем читать: с современными историческими романами (или любыми историческими жанровыми вещами) очень часто бывает одна загвоздка: их герои, а в особенности героини, очень часто мыслят слишком прогрессивно для своей эпохи: вокруг еще не отшумело теоцентрическое средневековое мышление (допустим), а героиня уже уверенно говорит, долой, мол, патриархат и кухонное рабство, ведь я НЕ ТАКАЯ КАК ВСЕ. Так вот, несмотря на то, что «Малабарские вдовы» - не самый великий детектив, (но удивительно приятный, кстати), его героиня – Первин Мистри – кажется логичным и адекватным порождением своей эпохи, а не говорящим рупором из другого времени. Суджата Масси очень ловко уплотняет простой детективный сюжет личной трагедией Первин, которая в прошлом была совершенной традиционалисткой. Однако определенные бурные события в ее жизни – и последующий за ними судебный процесс, который становится едва ли не интереснее основной интриги – закономерно меняют ее взгляд на жизнь и фактически заставляют выбрать нетрадиционный для женщины того времени карьерный путь. Слияние этих двух историй: несчастливого прошлого Первин и бойкой юридической задачкой (с каплей кровишки) о том, как Первин обнаруживает кое-что странное в том, как три вдовы богатого бизнесмена хотят распорядиться своим наследством, (а может, и не хотят) – делают этот уютный детектив оригинальным и по-настоящему интересным. Отдельное спасибо автору, которая хоть и индианка по происхождению, но росла не в Индии, за хороший уровень работы с историческим материалом, отчего ее Бомбей начала 20 века кажется живым, дышащим, но, слава богу, совсем не экзотическим городом.
Пока я болею, (и конца этому как-то не предвидится), вышел материал BURO, где в том числе и я порекомендовала две книжки на лето. С Викрамом Сетом все ясно, главная новинка года, толстый роман на все времена, действительно очень большая, продуманная и многофигурная история, а вот к Юрию Слепухину мне всегда хочется привлечь побольше внимания, такой он хороший и непыльный. «Киммерийское лето» – это просто превосходная беллетристика, практически мексиканская (в самом лучшем смысле) драма про семейные тайны, первую любовь, предательство и вот это чувство, которое обычно достигает своей остроты к шестнадцати годам, а потом притупляется о взрослую жизнь – чувство, что только ты знаешь, как хорошо и правильно, а не эти сухие, далекие взрослые. Очень рекомендую, прекрасный золотой роман и незаслуженно забытый автор.
BURO.
Что читать? Рекомендации писателей и литературных критиков
В рамках нашего спецпроекта LETO.BURO. за ответом на вопрос «Что читать?» обратились к людям, которые книги пишут, рецензируют и переводят. Перед вами — их рекомендации: более десяти книг для лета.
Года четыре назад я читала одну книгу, которую полдороги искренне ненавидела. Текст пускал пузыри прилагательных, то и дело скатывался в подмышечную, тельную телесность, пенисы какие-то ненужные то и дело там растерянно крутились в поисках севера, и вообще в тексте было слишком много текста, а интрига – размером, как мне казалось, с бородавочку, была какой-то слишком уж выжеванной, вымученной, выковырянной из пупка. Все сплошь хандра да сплин, да проблема полового прозревания в условиях театрального коллектива.
Роман назывался «Упражнение на доверие».
И он в самом деле оказался тем самым упражнением на доверие, потому что что-то не давало мне бросить книгу, какая-то пружина, спрятанная внутри, которая вот-вот должна была распрямиться и эгегей, канальи, и я очень рада, что тогда доверилась автору и дочитала, потому что ровно на половине истории роман ударился оземь, сделал невероятный технический кульбит, который может себе позволить (и провернуть) только очень хорошо и очень экономно пишущий человек, и история из пупочно-кишочной стала идеальным, блестящим, тонким романом без единого лишнего слова (и пениса).
Роман Сьюзен Чой «Упражнение на доверие» – книга о том, как мы рассказываем истории, и как мы перерабатываем наше прошлое, наши тайны и драмы в нечто более, скажем так, лучшее, более удобоваримое и презентабельное – выйдет у нас в издательстве этой осенью, в переводе (как всегда, блестящем) Сергея Карпова.
Роман назывался «Упражнение на доверие».
И он в самом деле оказался тем самым упражнением на доверие, потому что что-то не давало мне бросить книгу, какая-то пружина, спрятанная внутри, которая вот-вот должна была распрямиться и эгегей, канальи, и я очень рада, что тогда доверилась автору и дочитала, потому что ровно на половине истории роман ударился оземь, сделал невероятный технический кульбит, который может себе позволить (и провернуть) только очень хорошо и очень экономно пишущий человек, и история из пупочно-кишочной стала идеальным, блестящим, тонким романом без единого лишнего слова (и пениса).
Роман Сьюзен Чой «Упражнение на доверие» – книга о том, как мы рассказываем истории, и как мы перерабатываем наше прошлое, наши тайны и драмы в нечто более, скажем так, лучшее, более удобоваримое и презентабельное – выйдет у нас в издательстве этой осенью, в переводе (как всегда, блестящем) Сергея Карпова.
Александра Борисенко попросила меня рассказать, что есть еще три, кажется, дня, чтобы подать документы на магистерскую программу «Литературное мастерство» в рамках которой можно будет учиться на специализации «Художественный перевод». Есть восемь бюджетных мест. Помимо, собственно, перевода (рабочий язык – английский) учат редактированию и, как бы это лучше выразиться, – контексту: читают курсы по зарубежной англоязычной литературе и современной критике, потому что без умения видеть даже в простом тексте слои, уровни и взаимосвязи хорошего переводчика не бывает.
От себя могу сказать, что чем больше я погружаюсь в работу издательства, тем больше вижу, что обучение художественному переводу, а более того – принципам редактуры – как-то совсем необходимо. С одной стороны, конечно, перевод очень сильно завязан на встроенном или хорошенько натренированном чувстве родного языка, и за двадцать лет работы с художественными переводами я видела много текстов, где все было в целом ладно с точки зрения именно что перевода и понимания смысла, но совершенно безнадежно с позиций ритма, тона и стиля русского языка. Но, с другой стороны, как бы мне самой ни хотелось считать перевод неким неконтролируемым, приступообразным занятием, (надо же как-то оправдать свой стиль работы), перевод – это ремесло, у которого есть принципы, формулы, шаблоны и обкатанные технологии, и без знания этих формул перевод всегда будет немножко вышиванием на досуге. Продвижение ремесленной стороны перевода, укоренение в общем сознании того, что это не хобби, а работа, для которой требуются определенные навыки, быстрее, я надеюсь, приблизит нас к изменению в лучшую сторону взаимоотношений переводчика и издателя (увеличение гонораров с одной стороны, и – с другой – большая застрахованность от ситуаций, когда переводчик задерживает сдачу перевода на год, а потом понимает, что у него как-то совсем нет настроения переводить что-то там, о чем он и сообщает издательству, реальный случай, умноженный на десять, с которым сейчас издатель ничего не может сделать, потому что никто, конечно, не будет требовать неустойки и подавать в суд, потому что все всё понимают, за такие деньги, и так далее).
Ну и в любом случае, единственный совет, который я всегда даю людям, желающим попробовать свои силы в художественном переводе – это пойти и сначала ему поучиться. Не обязательно в магистратуру, сейчас есть и короткие курсы, где просто можно понять, что это за занятие, потому что, как правило, реальный художественный перевод оказывается совсем не тем, чем он рисуется в некотором романтическом отдалении. На самом деле это вечное отделение гороха от чечевицы, ковыряние в «корпусе», проверка-перепроверка, обязательное выяснение какого-нибудь способа производства шнурков или обжига плитки и, если повезет, вспышки-периоды полного совпадения с дыханием чужого таланта, который на секунду-другую становится твоим.
От себя могу сказать, что чем больше я погружаюсь в работу издательства, тем больше вижу, что обучение художественному переводу, а более того – принципам редактуры – как-то совсем необходимо. С одной стороны, конечно, перевод очень сильно завязан на встроенном или хорошенько натренированном чувстве родного языка, и за двадцать лет работы с художественными переводами я видела много текстов, где все было в целом ладно с точки зрения именно что перевода и понимания смысла, но совершенно безнадежно с позиций ритма, тона и стиля русского языка. Но, с другой стороны, как бы мне самой ни хотелось считать перевод неким неконтролируемым, приступообразным занятием, (надо же как-то оправдать свой стиль работы), перевод – это ремесло, у которого есть принципы, формулы, шаблоны и обкатанные технологии, и без знания этих формул перевод всегда будет немножко вышиванием на досуге. Продвижение ремесленной стороны перевода, укоренение в общем сознании того, что это не хобби, а работа, для которой требуются определенные навыки, быстрее, я надеюсь, приблизит нас к изменению в лучшую сторону взаимоотношений переводчика и издателя (увеличение гонораров с одной стороны, и – с другой – большая застрахованность от ситуаций, когда переводчик задерживает сдачу перевода на год, а потом понимает, что у него как-то совсем нет настроения переводить что-то там, о чем он и сообщает издательству, реальный случай, умноженный на десять, с которым сейчас издатель ничего не может сделать, потому что никто, конечно, не будет требовать неустойки и подавать в суд, потому что все всё понимают, за такие деньги, и так далее).
Ну и в любом случае, единственный совет, который я всегда даю людям, желающим попробовать свои силы в художественном переводе – это пойти и сначала ему поучиться. Не обязательно в магистратуру, сейчас есть и короткие курсы, где просто можно понять, что это за занятие, потому что, как правило, реальный художественный перевод оказывается совсем не тем, чем он рисуется в некотором романтическом отдалении. На самом деле это вечное отделение гороха от чечевицы, ковыряние в «корпусе», проверка-перепроверка, обязательное выяснение какого-нибудь способа производства шнурков или обжига плитки и, если повезет, вспышки-периоды полного совпадения с дыханием чужого таланта, который на секунду-другую становится твоим.
Слушала недавно книгу Зализняка «Из заметок о любительской лингвистике», которая во многом воспринимается, конечно, как своего рода «Похвала глупости» нашего времени и которую я очень рекомендую всем, у кого во время обучения не было базового курса лингвистики, или хотя бы «языкоза» или какой-нибудь сравнительной грамматики с непременной реконструкцией в праиндоевропейский уровень бобра, гуся и уж за давностью лет не помню, какой живности – тут очень хорошо и ясно по ходу дела объяснены какие-то внешне сложные для непосвященных понятия вроде морфем и словоформ, и вообще это просто хороший пример увлекательной науки без академической снисходительности.
Но пока слушала, много, конечно, думала о том, что многие высказывания из этой книги можно применить и к сфере художественного перевода, которая зачастую кажется условно доступной для понимания и критики только потому, что имеет дело с казалось бы интуитивно нам понятным предметом. Далее цитата:
«Школьная традиция, к сожалению, такова, что все такие вопросы остаются за рамками обучения. В школе обучают грамматике и орфографии родного языка и элементам иностранного, но не дают даже самых первоначальных представлений о том, как языки изменяются во времени. И в значительной части случаев этих представлений нет и у людей с высшим образованием, в частности, у школьных учителей. Между тем именно к этой сфере относится множество вопросов, которые вызывают интерес у самых разных людей.
В результате для удовлетворения живого интереса к вопросам, связанным с языком, большинству людей приходится довольствоваться случайными сведениями, которые им довелось прочесть или услышать по радио или телевидению.
Многие же пытаются получить ответы на эти вопросы путем собственного размышления и догадок. При этом значительная часть таких людей даже и не знает, что есть специальная наука, занимающаяся этими вопросами, или во всяком случае над этим не задумывается. Свободное владение родным языком порождает у них ощущение, что все необходимое знание о предмете им тем самым уже дано и остается только немного подумать, чтобы получить правильный ответ.
Так рождается то, что можно назвать любительской лингвистикой».
Но пока слушала, много, конечно, думала о том, что многие высказывания из этой книги можно применить и к сфере художественного перевода, которая зачастую кажется условно доступной для понимания и критики только потому, что имеет дело с казалось бы интуитивно нам понятным предметом. Далее цитата:
«Школьная традиция, к сожалению, такова, что все такие вопросы остаются за рамками обучения. В школе обучают грамматике и орфографии родного языка и элементам иностранного, но не дают даже самых первоначальных представлений о том, как языки изменяются во времени. И в значительной части случаев этих представлений нет и у людей с высшим образованием, в частности, у школьных учителей. Между тем именно к этой сфере относится множество вопросов, которые вызывают интерес у самых разных людей.
В результате для удовлетворения живого интереса к вопросам, связанным с языком, большинству людей приходится довольствоваться случайными сведениями, которые им довелось прочесть или услышать по радио или телевидению.
Многие же пытаются получить ответы на эти вопросы путем собственного размышления и догадок. При этом значительная часть таких людей даже и не знает, что есть специальная наука, занимающаяся этими вопросами, или во всяком случае над этим не задумывается. Свободное владение родным языком порождает у них ощущение, что все необходимое знание о предмете им тем самым уже дано и остается только немного подумать, чтобы получить правильный ответ.
Так рождается то, что можно назвать любительской лингвистикой».
Прочитала несколько относительно новых (для нас) переводных книжек, которые вышли еще в прошлом веке. Не все могу однозначно рекомендовать, кроме, наверное, дачного автофикшена фон Арним, в котором совершенно прекрасным образом ничего не происходит, только что-нибудь все время цветет и героиня изредка целуется с деревьями.
Пж
5 переводных книг из прошлого века, которые добрались до нас только сейчас
Каждый месяц литературный критик, автор телеграм-канала «Толще твиттера» Анастасия Завозова будет советовать пять книг, которые вы (и мы тоже) могли пропустить, а им надо бы найти место на полке. В этот раз речь пойдет о романах, которые были написаны в XX…
У нас в конце сентября должен выйти вот такой ⬇️ роман об итальянских девяностых и о девочке по имени Гайя, которая взрослеет натурально как подорожник, пробиваясь через асфальт чужих мнений и ожиданий. Там очень много звука, света, внутренней ритмизованной ярости, которая буквально толкает историю вперед, мой любимый, в общем, тип текста, который читается в такт с дыханием. Над романом отлично поработали все, и переводчица, и редактор, и корректоры, и моя заместительница Даша Горянина, которая взяла этот проект под свой полный контроль.
Мне показалось, что "Вода в озере" заинтересует читателей, которым понравился "Сезон отравленных плодов" Веры Богдановой, тут и вполне узнаваемые девяностые и нулевые, не слишком уж, на самом деле, отличающиеся от наших, и то же самое сочетание острого счастья и ужаса, летнего воздуха и внутренней тьмы, поэтому мы попросили Веру написать нам отзыв на обложку, и очень рады, что она согласилась.
Мне показалось, что "Вода в озере" заинтересует читателей, которым понравился "Сезон отравленных плодов" Веры Богдановой, тут и вполне узнаваемые девяностые и нулевые, не слишком уж, на самом деле, отличающиеся от наших, и то же самое сочетание острого счастья и ужаса, летнего воздуха и внутренней тьмы, поэтому мы попросили Веру написать нам отзыв на обложку, и очень рады, что она согласилась.
Forwarded from Издательство «Дом историй»
Сложная семейная драма в декорациях итальянских трущоб.
На берегу древнего озера Браччано живёт семья: отец-инвалид, четверо детей и мать, на плечах которой лежит судьба каждого. Антония знает, каким жестоким бывает мир, и воспитывает в своей единственной дочери стойкость и решительность.
Так Гайя учится быть сильной, не жаловаться, читать книги, нырять в озеро, даже если течение утягивает на дно, прятать от мамы телефон в обувной коробке, а своё отчаяние — там, где его никто и никогда не сможет найти.
Роман Джулии Каминито стал призёром престижных итальянских премий Campiello, Strega и Strega off. Над российской адаптацией работали переводчица Анна Князева и редактор Марина Козлова.
Обложка Виктории Лебедевой.
Кроме того, на обложке вас будет ждать отзыв Веры Богдановой 💛
Оформление: твёрдый переплёт, soft-touch, УФ-лак, белая бумага.
Выход книги запланирован на конец сентября.
На берегу древнего озера Браччано живёт семья: отец-инвалид, четверо детей и мать, на плечах которой лежит судьба каждого. Антония знает, каким жестоким бывает мир, и воспитывает в своей единственной дочери стойкость и решительность.
Так Гайя учится быть сильной, не жаловаться, читать книги, нырять в озеро, даже если течение утягивает на дно, прятать от мамы телефон в обувной коробке, а своё отчаяние — там, где его никто и никогда не сможет найти.
Роман Джулии Каминито стал призёром престижных итальянских премий Campiello, Strega и Strega off. Над российской адаптацией работали переводчица Анна Князева и редактор Марина Козлова.
Обложка Виктории Лебедевой.
Кроме того, на обложке вас будет ждать отзыв Веры Богдановой 💛
Оформление: твёрдый переплёт, soft-touch, УФ-лак, белая бумага.
Выход книги запланирован на конец сентября.
После «Щегла» мало какой свой перевод я любила так, как этот. Это такой текст, в котором переводчику одновременно можно почувствовать себя и свободно – исходная игра со звуком, ритмом, созвучностью и соразмерностью фраз предполагает огромную свободу движений, которую допускает сама щедрость и эластичность русского языка – и в то же время включиться в авторскую работу и следовать законам текста. Это смешной роман и роман горький, роман о мелких наркоторговцах и странах, которые торговали целыми континентами, роман о колониализме и колоноскопии, о лишних людях, которые всего лишены и о прозаиках-призраках, но, главное, это роман о человеке, оказавшемся между границ и граней с двумя сознаниями и двумя душами, и на каждой из этих душ у него скребут кошки.
Forwarded from Издательство Corpus
Друзья, совсем скоро у нас выйдет книга лауреата Пулитцеровской премии Вьет Тхань Нгуена "Преданный"
Перевод с английского: Анастасия Завозова.
📖 Продолжение романа "Сочувствующий", получившего Пулитцеровскую премию в 2016 году. Человек "с двумя сознаниями" приезжает в Париж начала 80-х. Город Огней и соблазняет его, и мучает, здесь ему придется ходить по тонким граням между двумя мирами — интеллектуальной богемой и преступным сообществом — и между двумя самыми близкими своими людьми. Свойственное перу Нгуена сочетание саспенса и философии создает особую атмосферу, где преданность и предательство то противоборствуют, то оказываются сторонами одной медали.
Страница книги на нашем сайте: https://www.corpus.ru/products/vet-than-nguen-predannyj.htm
Перевод с английского: Анастасия Завозова.
📖 Продолжение романа "Сочувствующий", получившего Пулитцеровскую премию в 2016 году. Человек "с двумя сознаниями" приезжает в Париж начала 80-х. Город Огней и соблазняет его, и мучает, здесь ему придется ходить по тонким граням между двумя мирами — интеллектуальной богемой и преступным сообществом — и между двумя самыми близкими своими людьми. Свойственное перу Нгуена сочетание саспенса и философии создает особую атмосферу, где преданность и предательство то противоборствуют, то оказываются сторонами одной медали.
Страница книги на нашем сайте: https://www.corpus.ru/products/vet-than-nguen-predannyj.htm
На новый роман Себастьяна Барри я решила не делать заявку, хотя мало кого из ирландских писателей я люблю так же сильно. Мой перевод его романа The Secret Scripture – звено в долгой саге о семействе Макналти – одна из трех самых любимых моих работ, наряду с, разумеется, «Щеглом», и вот теперь еще «Преданным», потому что Барри удивительно умеет выстраивать отличимые, слышимые голоса, вплетать историю в живой устный формат, при этом всегда уступая дорогу своим героям, не дыша им в затылок, не мешая им барахтаться в происходящей с ними (и обычно с Ирландией) тьме, пока они не достигают ирландского хэппи-энда, то есть в какой-то момент, между глотками черноты, приучаются дышать поровнее.
Короче, продавать Барри, как вы уже поняли, довольно непросто.
Но в предыдущих его романах всегда была вот эта неброская, но режущая элегантность формулировок, звучность голосов, динамичный сюжет, как например в «Бесконечных днях», (вот за какой роман, кстати, он должен был получить Букера) или хотя бы расцветающие на последней страницы розы. Предыдущие его романы существовали в одном измерении с надеждой и светом, хоть и стояли почти всегда к ним вполоборота, а то и вовсе – спиной.
Свежий же Барри, с очередной невестящейся номинацией на Букер, – Old God’s Time – это роман-битум. Четкая элегантность стиля обернулась бесконечно черным потоком сознания, по поверхности которого не идут даже пузыри, дышать там нечем и некому, все уже давно умерло от столкновения с насилием, с насильственным прерыванием детства, и главный герой тихо ведет свой репортаж со дна этой душевной топи, перекатывая в голове воспоминания о любимых покойниках, и постепенно все больше и больше сживаясь со своей внутренней смертью. Это роман, в котором ничего не происходит, потому что все уже произошло, но всякая позолота воспоминаний тут стерлась, осталась свиная кожа травмы, и ту главный герой уже протер до дыр. Казалось бы, ничего не изменилось, Барри все так же темен, все так же оставляет героев почти ни с чем, разве что с морем, с видом из окна, с последним хорошим поступком, но отчего-то новый роман больше не держится стойко в одной плоскости, он весь разваливается на фарш из тлена, ползет из какой-то внутренней писательской мясорубки, и к концу романа ты уже капец какой веган, и как-то очень хочется, не знаю, одуванчиков.
(Но все равно Барри нужно читать, только, наверное, не этот роман или не в эти времена. Нет ничего лучше «Бесконечных дней» по сочетанию сюжета и тональности, нет ничего лучше голосов в «Скрижалях судьбы» и просто нет ничего лучше его романа The Whereabouts of Eneas McNulty.)
Короче, продавать Барри, как вы уже поняли, довольно непросто.
Но в предыдущих его романах всегда была вот эта неброская, но режущая элегантность формулировок, звучность голосов, динамичный сюжет, как например в «Бесконечных днях», (вот за какой роман, кстати, он должен был получить Букера) или хотя бы расцветающие на последней страницы розы. Предыдущие его романы существовали в одном измерении с надеждой и светом, хоть и стояли почти всегда к ним вполоборота, а то и вовсе – спиной.
Свежий же Барри, с очередной невестящейся номинацией на Букер, – Old God’s Time – это роман-битум. Четкая элегантность стиля обернулась бесконечно черным потоком сознания, по поверхности которого не идут даже пузыри, дышать там нечем и некому, все уже давно умерло от столкновения с насилием, с насильственным прерыванием детства, и главный герой тихо ведет свой репортаж со дна этой душевной топи, перекатывая в голове воспоминания о любимых покойниках, и постепенно все больше и больше сживаясь со своей внутренней смертью. Это роман, в котором ничего не происходит, потому что все уже произошло, но всякая позолота воспоминаний тут стерлась, осталась свиная кожа травмы, и ту главный герой уже протер до дыр. Казалось бы, ничего не изменилось, Барри все так же темен, все так же оставляет героев почти ни с чем, разве что с морем, с видом из окна, с последним хорошим поступком, но отчего-то новый роман больше не держится стойко в одной плоскости, он весь разваливается на фарш из тлена, ползет из какой-то внутренней писательской мясорубки, и к концу романа ты уже капец какой веган, и как-то очень хочется, не знаю, одуванчиков.
(Но все равно Барри нужно читать, только, наверное, не этот роман или не в эти времена. Нет ничего лучше «Бесконечных дней» по сочетанию сюжета и тональности, нет ничего лучше голосов в «Скрижалях судьбы» и просто нет ничего лучше его романа The Whereabouts of Eneas McNulty.)