Завтра в 16 часов по Москве объявят длинный список Букеровской премии 2024. Я покопалась во всевозможных слухах, сплетнях и прогнозах и составила список книг, которым чаще всего предсказывают попадание в лонг. Завтра проверим заодно, насколько Букер может быть предсказуемым. (Может и еще как.)

1. Headshot by Rita Bullwinkel (США) — дебютный роман. Детский бокс, соревнования, перфекционизм, мама-папа хотели как лучше, а получилось не на жизнь, а на смерть.

2. Held by Anne Michaels (Канада) — автор — современный классик. Первая мировая, ПТСР, четыре поколения на фоне исторического контекста, но все равно 240 страниц.

3. Wild Houses by Colin Barrett (Ирландия) —маленький ирландский городок, смех сквозь зубы (застрявшие в трахее), неудачные выхи у наркодилеров, полиции и всех их родственников.

4. James by Percival Everett (США) — книга, которая есть практически во всех списках и прогнозах. Как будто бы самый сильный претендент и даже вполне понятный нам, потому что это ретеллинг «Приключений Гекльберри Финна».

5. Orbital by Samantha Harvey (Великобритания) — Харви вдумчиво пишет и очень хорошо работает со сложной структурой, у нас переводили ее «Ветер западный». Тут один день из жизни шести космонавтов, которые вертятся вокруг земли, (то есть, роман о высоком во всех смыслах).

6. Playground by Richard Powers (США) — у автора есть «Пулитцер», и вообще он такой старательно и обширно думающий мужик. «Пулитцера» он получил за роман про деревья и экологию (недавно вышел у нас, называется «Верхний ярус»), а теперь он написал про океан. (Тут тоже шутка про глубокий роман и так далее.) Интересно, что Пауэрсу упорно пророчат попадание в лонг, несмотря на то что сам роман выходит только 24 сентября. В этот же день выходит и новый роман Салли Руни, но, говорят, что тут букеровское жюри останется верным себе и снова сделает вид, что ничего не заметили.

7. The Safekeep by Yael van der Wouden (Нидерланды) — но роман написан на английском и вроде бы, по всем уверениям, проходит в список. Исторический роман, отголоски Второй мировой и т.д.

8. Let Us Descend by Jesmyn Ward (США) — Джесмин Уорд, по-моему, новая королева южной готики. Она как-то умеет сам текст превратить в жаркий воздух, у нее роман с первых страниц начинает жить внутри читателя, и она, конечно, еще хорошо понимает, как работает настоящий магический реализм, когда реальное перестает быть отличимым от странного, и призраки зреют на деревьях. Недавно на русском вышел ее роман «Пойте, неупокоенные, пойте», и его правда нужно всем прочитать.

9. The Coin by Yasmin Zaher (Палестина, США) — палестинка в Нью-Йорке оказывается втянутой в мутную схему по перепродаже сумок Биркин. Сравнивают с Отессой Мошфег.

10. Praiseworthy by Alexis Wright (Австралия) — 736 страниц, наконец-то. Эпический экологический семейный роман про австралийских аборигенов.

Еще среди вероятных номинантов называют Сару Перри с ее новым романом, букеровского жениха Нила Мукерджи, Клэр Мессуд (слишком литературная писательница, слишком), Хишама Матара c романом My Friends (уже получил за него Премию Оруэлла), и еще некоторое количество романов о важном на 217 страниц. Завтра посмотрим. Пока все выглядит довольно невозбуждающе.

А вот и длинный список Букеровской премии 2024. Из того, что я не угадала: новый роман Томми Оранджа (пишет социалку про жизнь коренных американцев, талантливо, но из разряда «мотиватор для суицида»), Рейчел Кушнер (она такой специальный автор, который всегда финалист и шортлистер, но мало когда выигрывает) и как будто бы занятная книжка австралийской писательницы Шарлот Вуд Stone Yard Devotional о тетке, которая решила уйти в монастырь, но ее и там достали. Эпические аборигены на 736 страниц в список не вошли, как бы так сказать повежливее — не пролезли.

В остальном же, список, в котором нет Салли Руни, но есть Клэр Мессуд, не вызывает у меня восторга, хотя для Букеровского жюри – это последовательная тактика, они в последнее время выбирают такие книжки, которые (и) сами себя не прочитают.

Пока я в отпуске, несколько важных ссылок.

— вот здесь подробно написано, как можно помочь жителям Курской области. Если вы будете заказывать или подвозить какие-то вещи, пожалуйста, не забывайте про средства женской гигиены: прокладки, тампоны и т.д.,
— от пожара пострадал независимый книжный магазин «Чарли» в Краснодаре. Вот ссылка на пост его основательницы, Ани Кадиковой, там написано, куда можно перевести деньги, если вы хотите помочь,
— всегда нужна помощь белгородскому независимому книжному «Орион», купите у них книжку или закажите тайную посылку, если хотите их поддержать.

Закончила редактуру романа Sweetpea Си Джей Скьюз (переводила Ира Филиппова, перевод вышел идеально соразмерным роману и таким же смешным) и узнала новое сленговое выражение, которого раньше не слышала и на которое при первом чтении не обратила внимания. Героиня романа, социопатка с чернейшим юмором, почти каждый день составляет kill-lists, списки людей, которых ей сегодня хочется убить. В одном из таких списков под вторым номером шли некие double dippers, без контекста, причем, что несколько усложняет гугление. Оказалось, что это люди, которые обмакивают, например, морковную палочку в общую тарелку с соусом или хумусом, откусывают, а потом обмакивают ее снова – но уже со своими слюнями и микробами. Ммм! Отгадку выражения, кстати, разъяснила сама автор, которая подробно и адекватно ответила на все вопросы переводчицы, и вот поэтому, конечно, если автор жив и в доступе, всегда хорошо с ним свериться по мелочам.

Меня не очень часто, но спрашивают, что сталось с моим блогом, где я регулярно с 2015 по 2021 год выкладывала свои книжные итоги. Скажу честно, в 2022 году я его просто забросила, перестала оплачивать хостинг и вот это все, потому что у меня не было ни сил, ни времени вести даже этот канал. Но на днях Катя, с которой мы познакомились еще давным-давно в жж, конечно же, на почве любви к чтению, взяла и вытащила блог из интернет-прошлого, перенесла его на бесплатный хостинг и теперь оп, снова можно посмотреть, что я читала в 2021 году.

Вчера вечером сидела на авторских питчингах, организованных бюро «Литагенты существуют» (это когда авторы за 5 минут должны представить свою книгу разным издателям) и по итогам вот что, наверное, хотела бы посоветовать всем начинающим авторам:

✔️Идеальное сопроводительное письмо наполовину состоит из важной технической информации о книге: аудитория, жанр, количество авторских листов. Последнее особенно важно, потому что очень маленькие книги и очень большие довольно дорого обходятся в печати, идеальный объем от 8 листов и где-то до 15. То, как автор понимает жанр и видит аудиторию, тоже интересует издателя, потому что уже на второй год работы с самотеком ты понимаешь, что если аудитория указана как 15-55, а жанр как «социально-эпистолярный роман с элементами магического реализма, триллера и надежды», то это значит, что автор еще не подумал как следует про свою книгу, про то, какую именно историю и кому он рассказывает.

✔️ Вторая половина идеального сопроводительного письма — это что-то вроде расширенного логлайна, буквально три предложения о книге, что это такое и почему это круто. Если вы можете рассказать о романе в трех словах, или за 5 минут, как например, было вчера на питчингах, это значит, что по крайней мере в голове история у вас сложилась, а когда автор понимает куда он идет с романом, что именно он хочет сказать, это всегда шаг к успеху.

✔️ Вообще, авторы дебютных романов всегда стараются рассказать сразу все свои важные истории, как будто, если их издадут, то только один раз, и для этого надо надеть все красивовое сразу. Вот так и получается хаотическое смешение тем и жанров, когда тут бал, тут детский праздник, тут аллюзии на «Конька-Горбунка», а тут кажет голову автофикшен. Одна книга — одна основная история, самая-пресамая важная, и вот уже вокруг нее вы начинаете выстраивать все остальное. Есть, конечно, авторы, которые могут сделать роман с двумя центральными линиями или даже тремя (сделать=довести до конца), но это все, увы, авторы прошлого, когда время было плотнее и медленнее и вмещало в себя больше возможностей. Сама я обожаю такие романы, но сейчас они как будто совсем остались в другом измерении, и если где-то и возникают сейчас, то в жанровой прозе, которая еще ценит объем и серийность (но редко, тоже редко), а вот боллитра ускорилась и уплотнилась, и даже в номинально крупных современных романах до конца часто доезжает только одна линия, остальные повисают в воздухе треньканьем оборванной струны.

❤️ И, самое важное, никогда не принижайте себя, мол, вот вы написали книгу, но не знаете, кому это нужно и зачем, и вообще, вдруг ваш поезд уже ушел и не надо было вот это все. Надо. Просто вдумайтесь, вы взяли и написали целую книгу. Это ж сколько времени вы провели НЕ в соцсетях, а занимаясь чем-то приятным. Я лично вами ужасно горжусь.

В выходные буду в Екатеринбурге на фестивале «Красная строка».

В субботу 24 августа поговорим с Юлией Купор, автором самого осеннего романа «Экземпляр», о городской хтони и урбанистических легендах, бабайках и заброшках, призраке манекенщицы на Кузнецком мосту и о том, почему в Туле в одно время на городском транспорте можно было доехать только до кладбища.
Лекторий «Свеча», начало в 14.30.

В воскресенье 25 августа принимаю участие в переводческом круглом столе, который организовала Алина Перлова. Говорить будем о переводе с редких языков, я там выступаю и как издатель, и как переводчик с датского.
Главная сцена, начало в 12.30.

Простите мне самоцитирование, но я, как и все, тоже ощущаю смутное волнение в ожидании нового Пелевина, а то календарь, знаете, как-то не переворачивается.

«...Из строго литературной сферы его романы перекочевали в область мемов и сезонных примет, а точнее, в пространство карнавального бытования, где не всякий старожил упомнит древние ритуалы чтения, положившие начало традиции, однако все, смутно или осознанно, с наступлением августа ждут анонсов в СМИ и явления очередной истошно кэмповой обложки, чтобы уже перевернуть календарь и начать подготовку к отопительному сезону. Выходи его новый роман еще позже — и у читателя складывалось бы, наверное, стойкое ощущение, что кто-то далекий, но близкий снова написал ему: «Снег идет. С первым днем зимы!», разве что использовав для этого немного больше слов.

Птицы улетают на юг, горят костры рябин, Россия — наше отечество, вышел новый Пелевин.

Добро, Олегович, ино еще побредем.»

Прекраснейшая и любимая Алёна Станиславовна спросила, что я читаю, а я что, а я снова свалилась с гриппом и еще раз перечитала «Козу», которая торопится в лес, потому что я всегда ее открываю и начинаю смеяться уже буквально на первой странице.

«В отместку злой доле и бабке я иногда тихо подлила, совершала в отношении же себя противоправные действия: читала в темноте, жрала после школы снег. И ладно бы чистый, но нет, с проезжей части.»

Пока болела, прочла наконец роман Колин Гувер It Ends With Us, и долго не могла понять, что же он мне напоминает. Потом дошло: знаете, когда собаченьке или коту надо дать неприятную таблетку, ее иногда запихивают в кусок колбасы или там паштетика. Сверху хорошо, снизу хорошо, внутри — правда жизни. Так и вот с этим романом: поднимается огромная, важная тема домашнего насилия, но в остальном все просто сервелат. Главная героиня получает наследство и сразу открывает цветочный концепт-стор, и к ней между делом заходит поработать жена миллионера, а потом и миллионер подтягивается, и кругом везде успешный успех, и ну вот только с личным привет. И понятно, что никакими розами не прикроешь неприглядность того, что в итоге происходит с главной героиней, но из-за того, как она во всем остальном прекрасна, успешна, и легко может себе позволить встать и уйти, реальность текста все время бликует и уплощается, становится притчеватой. Ни пароль на госуслугах ей восстанавливать не надо, ни чучело бобра к среде нести в школу. Просто быть сильной – только и всего. Для остального есть мастеркард и друзья-миллионеры.

(С другой стороны, с бобром и госуслугами это была бы уже Петрушевская.)

В эфире нерегулярная рубрика «5 прочитанных романов, о которых у меня хватило времени что-то написать».

The Love Hypothesis
Ali Hazelwood

Мой любимый сорт фэнтези: одна хорошая девушка случайно поцеловала первого попавшегося мужика, а он оказался и умным, и красивым, и успешным, успел и плечи накачать, и грантов наполучать.
Как чувствовал.

Breathing Lessons
Anne Tyler

Не ожидала, что «Уроки дыхания» так сильно напомнит мне романы Джейн Остен, а между тем, здесь есть все, за что мы ее любим: нежное, ненасмешливое внимание к важности всего бытового, живые диалоги между живыми людьми и, самое главное, полное отсутствие величавого презрения к жизненным мелочам: сползшим колготкам, прилипшей ко лбу челке, диетам и той самой заурядности, которая и делает нас маленькими, но людьми.

Непобедимое солнце,
Виктор Пелевин

Вполне себе классический поздний Пелевин, постепенно превращающийся в интертекст, переложенный копировальной бумагой — где-то там в посткарбоновой эпохе уже синеют оттиски новых романов, Римская эпоха становится мирской, и важнее всего по-прежнему правильно дышать, не отвлекаясь на схлопывающийся мир.

The Colorado Kid
Stephen King

Приходят как-то читатели к Стивену Кингу и говорят: «Здрасьте, а вы можете написать нам книжку покороче, не как вот вы это обычно, на шестьсот страниц?» А Кинг такой: «Могу, вот, пожалуйста».
Читатели: «Так, а конец где?»
Кинг: «Да чот сам не знаю, на двести страниц только начало влезло».

Это действительно читается как начало обстоятельного кинговского романа, оборвавшееся на самом интересном, и хотя в послесловии Кинг очень технично объясняет свою задумку (только он может превратить концовку в духе «От така херня, малята» в обоснованное писательское упражнение), это все равно выглядит не как роман, а как демка романа, буквально — а почему так ма?..

The Eight Mountains
Paolo Cognetti

Не знаю, конечно, насколько это автофикшен, но местами это читается как несколько карикатурный Автофикшен Мужика.

Батя водил меня в горы. Потом я сказал ему, что больше не хочу ходить с ним в горы. Прошло двадцать лет, батя умер. Ну вот, блин, вот так.
Друган мой тоже ушел жить в горы. У него были проблемы. Я приехал и говорю, надо помочь чо. А он такой, да не.
Ну мы выпили.
Потом он в горах пропал.
Ну вот, блин, вот так.

А вокруг, знаете ли, то весна, то осень, и коровы бродят по пастбищу, тихо в лесу, и в горах тихо, и все мы ищем наш центр вселенной, на который можно взобраться и подумать о жизни, только о такой, где жена тебя не спрашивает, а куда деньги дел. Бьется река подо льдом, шуршит снег, дру-га в го-ры тя-ни — риск-ни!... (давай еще по маленькой) Не бросай одно-го е-го...

Вот такой роман выходит, который, как мне кажется, важно прочитать не только тем, кто читает книги, но и тем, кто их пишет. Сьюзен Чой как-то очень умело работает с — не знаю, как это назвать, но, наверное, не очень ошибусь, если назовут это направлением читательского взгляда — нам кажется, что мы читаем одну историю, но это такой литературный тромплей, который несколько раз пересоберется во что-то новое и неожиданное. И это такая очень выверенная техничность, без провисов и фальстартов, которая поражает чуть ли не сильнее самой истории.

Дорогие коллеги, поздравляю нас с днем переводчика.

Желаю нам, нет, знаете, даже не денег, а кое-чего поважнее: нам необходимо повышение видимости ремесла переводчика. Это, конечно, магия, но это такая магия, которую можно демонстрировать. Как только у широкой публики сложится некоторое представление о том, что это ремесло с определенными законами, условиями и принципами работы, как, скажем, есть врачебное ремесло, и что этому ремеслу нужно учиться, и как только это отложится в головах у людей, которые хотят быть переводчиками, тогда как будто бы станет немного полегче, и возможно, процент людей, которые решают, что если они знают иностранный язык, то этого достаточно для того, чтобы переводить книги, немного сократится. Потому что нельзя решить деньгами проблему плохого перевода, если плохим же переводчикам просто давать больше денег. А идеально-гениальные переводчики не будут переводить больше, даже если им дать больше денег. Никакой ответственный переводчик не возьмется перевести книгу за месяц, даже если ему дать миллион (переводчики знают, что переводу надо дать время на вылеживание и вычитку), и все что мы пока можем сделать — хотя бы придать этому внезапному хобби вид ремесла, ну, знаете, бизнеса, чтобы было не идеально, но хотя бы, вот знаете, как гнездо голубя из мема — ПРИЕМЛЕМО. Уже сейчас переводчики новой волны, которые получили какое-то базовое образование, понимают, что нет ничего страшного в том, чтобы задать издателю вопросы по договору, попросить согласовать с ним редактуру и показать верстку, а также нет ничего страшного в том, чтобы сдавать работу в срок и вообще уметь вести деловую переписку. Уже сейчас многие издатели (и мы в том числе) стали выносить имя переводчика на обложку переводной книги, чтобы приучить читателя к тому, что у текста, который он читает, есть два автора. И чем более заметной станет фигура переводчика, тем больше роли она будет играть в продвижении книги, в уровне ее продаж, и соответственно уровне полученной прибыли. А там и до денег недалеко.

Надеюсь.

Заюш.

«Казалось бы, что тут такого, вроде бы все по привычной схеме. Романы Пелевина при всей их внешней сюжетности никогда не были историями про сюжет, и уже в предыдущих сериях вселенной Transhumanism Inc. Пелевин представал нейросетью имени себя, перерабатывая куски своих старых романов в новые «Песни невинности и GPT’a», но, как говорится, любили мы его не за это, а за то, что было вокруг: точный юмор, пророческий дар и умение налепить побольше катафотов на колесо сансары, чтобы верть была круть.

Но что-то пошло не так.»

И о важности сопроводительных писем в издательство.

Читаю сейчас очень симпатичный нон-фикшен британской исследовательницы Мариан Виверс, который называется Jane and Dorothy: A True Tale of Sense and Sensibility. В нем она рассматривает биографии Джейн Остен и Дороти Вордсворт (сестры и музы Уильяма Вордсворта, которая, вероятно, была еще и его соавтором) с точки зрения того, как идеологически разный взгляд на мир — ироническая трезвость ума Джейн и стремление к тончайшему прочувствованию жизни у Дороти — сформировал их судьбы. Хотя, замечает Виверс, в первую очередь судьбы их были сформированы финансовой зависимостью от братьев и невозможностью хоть сколько влиять на любые жизнеобразующие решения. В том числе Виверс напоминает и об очень показательной истории такого рода, когда отец Джейн Остен, преподобный Джордж Остен, решил, видимо, поддавшись уговорам самой Джейн, отправить рукопись «Первых впечатлений», которая впоследствии стала «Гордостью и предубеждением», очень прогрессивному издателю Томасу Каделлу, на тот момент издававшему довольно много авторов-женщин.

Все исследователи сходятся на том, что Джорджу Остену либо вообще не слишком хотелось этим заниматься, либо он в принципе не одобрял идею писательской карьеры для дочери, потому что письмо вернулось в Стивентон с пометкой ‘Declined by Return of Post’. То есть, издатель, или сотрудник издательства, который сидел у них на самотеке, пробежал глазами письмо и вернул его со следующей же почтой.

«Господа, — писал Джордж Остен. — В моем распоряжении имеется рукопись романа в трех томах, размером приблизительно с «Эвелину» мисс Берни. Я осведомлен о том, сколь важно роману подобного рода обрести респектабельного издателя, и посему обращаюсь к вам. Я буду весьма признателен, если вы сообщите мне, заинтересовало ли вас мое предложение, какие расходы понесет автор, если роман будет издан за его счет, и какой аванс вы сможете предложить, если рукопись получит ваше одобрение?
В случае заинтересованности с вашей стороны я вышлю вам рукопись. Ваш покорный слуга и т.д»

Буквально: «Здравствуйте, у меня есть роман 10 а.л, если интересно, могу прислать, но сначала хотелось бы узнать размер гонорара. С уважением и т.д.»

Джордж Остен на этом, судя по всему посчитал свою миссию выполненной, и больше не писал издателям по поводу романов дочери, а Джейн села переделывать «Элинор и Марианну», и все сложилось так, как сложилось, но интересно, конечно думать, что было бы, если бы Джордж Остен был более красноречив или, что еще лучше, если бы Джейн Остен могла бы написать издателю сама.

В это воскресенье утром буду вести книжный клуб в Переделкине, будем обсуждать роман Салли Руни «Прекрасный мир, где же ты», поговорим о том, как письмо стало формой проговаривания чувств, о том, как литература миллениалов совершенно бесшовно подхватывает эпистолярные традиции романов 19 века, как жанр письма к другу снова стал частью нашей жизни, а заодно — и немного о новом романе Руни, который мне неожиданно очень нравится.

Рассказываем финальные подробности программы совместного с изданием The Blueprint проекта Reading Camp. C 18 по 20 октября читаем письма литературных персонажей и личные переписки их создателей, размышляем о том, как трансформировался жанр письма сегодня, и, конечно, пробуем написать собственное.

С одним из создателей музея «Полторы комнаты» Павлом Котляром проведем сеанс медленного чтения, разберем стихотворение Иосифа Бродского «Письма римскому другу» и поговорим о роли Венеции в творчестве русских писателей.

С руководителем проекта «Слово Толстого» Феклой Толстой перечитаем письма Льва Николаевича, адресованные его семье и единомышленникам.

Выйдем на прогулку в Музей Чуковского, чтобы встретиться с правнуком писателя Дмитрием Чуковским и сотрудником дома-музея Павлом Крючковым.

Посмотрим отрывки из драмы «Искупление» — с роковой ролью письма — и обсудим стиль фильма с редакционным директором The Blueprint Александром Перепелкиным и историком кинокостюма Анной Баштовой.

Обсудим книгу Салли Руни «Прекрасный мир, где же ты» с переводчиком Анастасией Завозовой.

Исследуем форму и стиль личных писем под кураторством журналиста и писательницы Шахри Амирхановой.

Научимся заново писать от руки.

Забудемся на литературном ужине в ресторане «Библиотека».

Специальный партнер «Reading Camp: Вам письмо» — итальянский бренд одежды из кашемира и натуральных тканей Falconeri.

Письмо — ненадежный, но притягательный рассказчик. На два дня Reading Camp мы попробуем сами стать и такими рассказчиками, и читателями. Забронировать оставшиеся места можно здесь.

Из сравнительной биографии Джейн Остен и Дороти Вордсворт узнала о существовании британской писательницы Летиции Матильды Хокинс, которая считала, что любое интеллектуальное усилие сказывается на женской внешности и старательно предостерегала юных девиц от умственного напряжения: «Мы не созданы для напряженной работы мысли, — писала она, — и это легко понять по тому воздействию, которое она оказывает на нашу внешность... Нахмуренный лоб, […] застывший взгляд [...] никак не улучшают мягких черт женского лица».

Из этой же книги узнала, что в двадцать шесть лет Дороти Вордсворт решила выучить немецкий язык, «полагая, (вероятно, ошибочно — замечает в скобках автор исследования, что-то явно подозревая), что “из всех литературных ремесел перевод есть занятие самое прибыльное”».