Когда я был мал и знал всё, что знал, я ходил в одно там ЛИТО, и однажды парень из нашей группы, фамилию не помню, прочитал лирический, пронизанный светлой грустью собственный рассказ, в котором описание романтических похождений героев чередовались с техническими описаниями работы лифта. Странным образом я вспомнил этот рассказ — и ещё «теоритические» мультидисциплинарные изыскания Сергея Курёхина, — читая книгу Игоря Савченко «Доказательство», выпущенную  издательством «Лысы чэрап». 

Савченко, прежде всего, — важный беларуский фотограф (а ещё дайвер, экс-инженер и человек, у которого с одной выставки как-то исчезла работа — из серии «Невидимое»!). Писать тексты он начал ещё в девяностые, и вот в книге «Доказательство» собраны его тексты разных лет, объединённые совершенно концептуалистской идеей — на четырёхстах страницах они имитируют научно-исследовательские статьи на разные темы, от оптики до языкознания. В какие-то — справедливости ради, частые — моменты эти тексты вполне могут сойти за настоящие, пока не вспоминаешь, что принадлежат они перу одного человека. 

«Доказательство» — уникальный в своём роде и при том совершенно курёхинский литературный  проект, доведённый до абсолюта. В принципе, можно попытаться нанизать эти поразительные тексты на более или менее единую и сюрреалистическую идею об отсутствии общего языка и взаимном категорическом непонимании, царящем между людьми. Но можно и не нанизывать, а просто восхищаться виртуозной мистификацией. Ну, или верить, что всё оно так и было — и есть. 

Издательство «Лысы чэрап».

Долгое время писавший под псевдонимом и покончивший с собой в возрасте сорока одного года Мишель Бернанос, сын автора знаменитого «Дневника сельского священника» Жоржа Бернаноса, написал небольшую повесть «Мёртвая гора жизни» в мае 1963 года всего за девятнадцать дней. И это одна из самых странных книг, что мне доводилось читать.

Короче, главный герой повести (перевод Елены Бородиной), по ошибке попавший в команду отправляющегося в дальнее плавание галеона, едва не на первых страницах книжки попадает в почти безвыходное положение, но, спустя пару страниц, понимает, что это были лишь цветочки. Его, юного юнгу, решают окунуть в воду в рамках командной инициации, и почти убивают — спасает его немолодой корабельный повар, который до финала остаётся его ангелом-хранителем. Буквально в следующей главе океан погружается в мёртвый штиль, а команда — в кровожадное безумие, сначала убивая, а потом и поедая друг друга. Этот кровавый макабр и составляет первую часть книги.

Вторая её часть, написанная в стилистике старомодной антиутопии, повествует о спасённых юнге и поваре, путешествующих по странной красной и чудовищно жаркой земле, населённой поедающими всё живое растениями, кланяющимися деревьями и каменными фигурами, секрет которых раскроется на последних страницах. Ничего, понятное дело, хорошего на этих страницах тоже не произойдёт,и даже звёзды, еженощно меняющие собственное положение, не помогут выбраться из этой земли, выжженной красным солнцем.

Я так до конца и не понял, что это — воплощённый в словах ПТСР, заработанный автором во время Второй мировой войны, или фантазия на тему сошествия в ад и потери даже намёка на надежду (впрочем, одно другому не мешает). Предельно сжатый и наполненный не всегда расшифровываемыми символами, этот текст открыт к многочисленным интерпретациям.

Перед началом чтения следует так же знать, что эту книгу, которую критики называли поэмой в прозе, высоко ценит Джефф Вандермеер, а он плохого не посоветует.

Издательство «Найди лесоруба».

«Снеговик» — изданный нами прекрасный прозаический дебют Вадика Королёва — продолжает своё триумфальное шествие по планете.

Ближайшие остановки:
26 апреля — Франкфурт;
27 апреля — Нюрнберг.

Приходите!

В связи с тем, что мои любимые друзья Миша Калужский и Наташа Конрадова подарили мне на день рождения крошечную и совершенно неизвестную мне книжку Александра Тарасова-Родионова «Трава и кровь. Линев», изданную в Ленинграде в 1926 году, а меня хлебом не корми, но дай почитать что-нибудь, изданное в Ленинграде в 1926-м или где-то рядом, я полез рыться в сети и обнаружил много чего интересно.

Этот самый Тарасов-Родионов был непростым парнем. Он прошёл всю Гражданскую, участвовал в аресте атамана/генерала Краснова, о чём последний написал в воспоминаниях, и даже, кажется, принимал некоторое участие в аресте царской семьи (про это ещё стоит почитать) (в отдельной скобке – а вы знали, что Краснов номинировался на Нобелевскую премию мира по литературе? я не знал, про это тоже надо почитать). Был участником подавления Кронштадтского восстания. Сергей Есенин называл его «настоящим художником» – правда, известно это лишь со слов самого Тарасова. Тарасов-Родионов был активным участником РАПП, а до того участвовал в создании литературного объединения «Октябрь» (Артём Весёлый и, например, Юрий Либединский, чьи ранние тексты я очень ценю). Дискутировал с Троцким, сразу – еще в двадцатые – приняв сторону Сталина. Бойд пишет, что во время командировки в Берлин Тарасов-Родионов уговаривал Набокова вернуться в Советскую Россию (не уговорил, но, кажется, именно из повести Тарасова «Линев» Набоков взял фамилию для одного из персонажей «Дара»). Ну, и так далее, там ещё много всего. Начиная с 1937 года Тарасова-Родионова активно травили в прессе, 27 апреля 1938 года арестовали по обвинению в шпионаже, 3 сентября писатель приговорён и в тот же день расстрелян на страшной «Коммунарке»

Книжка, к слову, хорошая – очередное переизобретение языка, а ещё восстание Чехословацкого корпуса, Тюмень, соперничество американских и французских шпионов, обязательные для ранней советской литературы описания природы, название прекрасно, а первая фраза вполне могла бы встать в один ряд лучших первых фраз мировой литературы, составленный моим любимым другом Арменом Захаряном: «Крестьяне деревни Вершневой упорно утверждают, что Линев похоронен на опушке бора, вблизи просёлочной дороги, на берегу Пышмы». Очень хочу теперь её переиздать (после того, как её автора расстреляли, ни одной его книжки не переиздавали (кроме – в 1990-м – его дебютной и самой известной повести «Шоколад», написанной на основе реальных событий – Тарасов-Родионов как раз служил следователем в военном трибунале; к слову, «Шоколад» сравнивали с «Жизнью и гибелью Николая Курбова», но повесть Эренбурга вышла позже), особенно эту и другие, тоже про Гражданскую войну, теперь и их надо читать), но переиздать не просто так, а с обширным историческим комментарием, и даже знаю, кого мечтаю позвать комментировать. Но до этого момента ещё надо дотянуть, что, прямо скажем, с каждым днём становится всё сложнее.

Обращаюсь к книжным критикам и/или блогерам, которые меня читают.

Коллеги, если вы хотите писать про книги нашего Издательства книжного магазина «Бабель» — напишите нам, и мы обеспечим вас книжками. Координаты — в «шапке» профиля.

Чмоки всем, кто в этом чате.

И хоть это, конечно, совсем не то, о чём я постоянно говорю (то есть не скромная, краткая и всем понятная литературная критика для всех, а, наоборот, многословная и очень серьёзная литературная критика вообще не для всех) — постоянно говорю, и всех достал, а воз и ныне там, и уже пора перестать говорить и начать что-то делать, ну я пытаюсь, пытаюсь, чего орать-то, — повешу тут: Женя Вежлян написала очень крутой текст про книгу «Эвридика, проверь, выключила ли ты газ» Тани Замировской (как раз прошёл год с того момента, как мы должны были познакомиться на концерте мягкого калифорнийского хардкора в Нью-Йорке, но не срослось).

Очень люблю издательство, выпустившее эту книгу («Мяне Няма»), и саму книгу. Если вы вдруг в Израиле и хотите купить эту и другие книги издательства — вы знаете, куда обращаться (к нам).

Единственное (для дочитавших) — саундтрек составлять не надо, он уже составлен до нас, мой друг Мовзон уже все сделал.

«Горький» вернулся — пока ещё не в полном объёме, но вернулся, и это не может не радовать. И — вот, пожалуйста, опубликованое там предисловие Валерия Шубинского к изданному нами (и подготовленному Валерием) полному собранию стихотворных текстов Леонида Липавского и Якова Друскина. Почитайте, это очень интересно, и приходите за книгой.

В этом детективе важна не, собственно, детективная история, начну я, как будто продолжая какой-то уже идущий разговор, а бытовые подробности, которыми небольшая книга Фридриха Глаузера наполнена до краёв.

Итак, «Шлумпф Эрвин. Убийство» (пер. И. Бурак) – это первый из череды детективных романов, написанных наркоманом, шизофреником, ветераном Иностранного легиона и «швейцарским Сименоном» Фридрихом Глаузером, который в юности был близок к дадаистам, скитался по Европе в поисках заработка, несколько раз сидел в тюрьме, лечился в психиатрических клиниках (в том числе и в той, в которой содержали Роберта Вальзера) и умер от передозировки наркотиков в возрасте сорока двух лет за ночь до собственной свадьбы – биография, сама по себе достойная романа. Важность пяти его детективных книг (на русском языке вот только что вышла первая, уже заявлена следующая – «Температурная кривая») заключается в том, что, несмотря на некоторую небрежность, именно они составили первую славу швейцарского детектива, повлияв, в том числе, на Дюрренматта. Написанные в ранние тридцатые (Глаузер умер в 1938-м) книги неоднократно экранизировали и переиздавали – правда, их автор получил заслуженную порцию славы уже после смерти.

Так вот, возвращаясь к началу, главное в этих книгах (во всяком случае, в первой из них) – именно что детали быта, одежды, еды. Детектив о немолодом и тучном комиссаре Штудере – в буквальном смысле энциклопедия провинциальной швейцарской жизни тридцатых. В первой книге комиссар расследует таинственное (само)убийство, которое, естественно, совершенно не то, чем кажется, – в сельской швейцарской провинции все знают друг друга, все повязаны круговой порукой и каждый что-то скрывает, мешая комиссару вести следствие, а себе и окружающим – жить. И, так как говорят все на немецком, так и подмывает обратить внимание на то, что это тридцатые, и совсем рядом поднимает голову нацистская мерзость, но это всё глупости, потому что иногда детектив – это просто детектив, даже если и написан он в те самые тридцатые.

Издательство Libra.

Это только кажется, что тексты Стига Дагермана разные. Они, конечно, очень отличаются и жанрово, и по стилю, но — во всяком случае, три его книги, переведённые на русский, свидетельствуют об этом, — говорят (вернее, кричат) всё об одном. Это одно — страх.

Сюрреалистический «Остров обречённых», с которого началось знакомство русскоязычного читателя с текстами Дагермана, говорил о страхе перед неизвестностью. Потрясающая репортёрская «Немецкая осень» — о страхе побеждённого, поверженного и, часто, приговорённого к мучениям. Недавно вышедший на русском дебютный роман Дагермана «Змея» (перевод Наталии Пресс) говорит об иррациональном страхе вообще — о страхе не перед смертью даже, а перед самой жизнью, беспощадной и часто довольно мучительной.

Две части этого небольшого романа — первая повествует и насилии, которое прорывается вдруг из всех персонажей, не могущих жить в ожидании войны, об одержимости убийством, вторая говорит о компании солдат, не могущих уснуть из-за выжигающего изнутри всё того же страха и пытающихся занять друг друга историями, — две эти части объединяет вынесенная в название змея как символ этого страха (вообще, интересно было бы проследить животные воплощения этого страха и ужаса, как сова — Сова — в грандиозных «Щенках» Павла Зальцмана).

Написанный и изданный в 1945 году, этот наполненный символами и смешивающий реальность и болезненные фантазии роман словно фиксировал непроходящую травму, нанесённую Второй мировой войной — и травму, наносимую войной вообще, пусть и происходящей «где-то», — и отсутствие выхода из этой травмы, из этого страха, съедающего душу. Дагерман покончил с собой в 1954-м, в возрасте 31 года.

Издательство Ивана Лимбаха.

Сегодня — Международный день независимых книжных магазинов. Про независимых написано уже столько, что придумывать нечто новое сложно и, главное, бессмысленно. Что такое независимый книжный? Это специальный выбор книг, отражающий, так сказать, мироощущение хозяев книжного, это, простите, индивидуальный подход к постоянным покупателям — в смысле, мы знаем, что вам интересно, вот эту книжку мы привезли специально для вас, это — самые неочевидные названия в списке «бестселлеров» (беру это слово в кавычки, потому что настоящих бестселлеров у нас всё же почти не бывает — объёмы не те). Сравнение с маленьким баром приелось, но ничего более точного не придумать (единственное отличие — никто никогда не уходит из бара, не выпив хотя бы рюмку). И, как бы ни было тяжело — а тяжело всегда, — независимые книжные не исчезнут, потому что их не в силах заменить ни монструозные сети, убивающие всё живое, ни интернет-магазины, выполняющие другие задачи, ни электронные и аудио-книги. Именно независимые магазины (и издательства) поддерживают саму суть чтения, без них никак. И единственное, от чего они — вернее, мы — зависят, это от вас. Приходите в маленькие независимые книжные, покупайте там книги, прислушивайтесь к рекомендациям тех, кто там работает. Карта вам в помощь.
Оставайтесь с нами!