На иврите мы говорим не «я репатриировался» или «я приехал в Израиль», — для этого употребляется глагол לעלות: подниматься, восходить. Ну и я так увлеклась этим делом, что на следующий день после прилета приехала в Хайфу, чтобы повидаться с подругами в нижнем городе, и на автобусной станции, где была сто раз и где из трех автобусов мне подходили два, села конечно же В ТРЕТИЙ и, только оказавшись на горе Кармель и увидев огни порта где-то далеко внизу, поняла, что-то не так. То есть на следующий день после восхождения в Израиль меня ждало нисхождение по всем лестницам Хайфы.
Есть в мире гармония.

Сама алия прошла почти безболезненно, мне даже не о чем особо рассказать; после прощальной вечеринки и сборов я была настолько уставшая, что когда в аэропорту Бен-Гурион у нас забрали паспорта и привели всю группу в специальный зал для новых репатриантов, где были мягкие кресла, вайфай и бесплатный кофе, я в принципе была готова остаться там навсегда, — но гражданство этой комнаты получить было нельзя, так что пришлось соглашаться на израильское. Паспорт в итоге вернули, даже два, еще дали денег и еды, и все это в обмен на букву -а с конца моей фамилии.

«Если хотите, улыбнитесь, — мягко сказала сотрудница министерства, делая фото на паспорт. — В Израиле можно улыбаться». Я искренне попыталась улыбнуться, вложив в эту улыбку всю радость от репатриации и всю свою любовь к Израилю, и, разумеется, более перекошенной рожи я еще не видела ни на одной своей фотографии. Утешает только то, что паспорт временный (пометка себе: выспаться как следует перед тем, как фотографироваться на биометрический).

Потом таксист вез меня в Тивон, и, поскольку я была не в том состоянии, чтобы поддерживать светскую беседу, он бесконечно названивал всем своим друзьям в вотсаппе. Когда он не звонил, он писал сообщения, а когда он не писал сообщения, он перечитывал старые. Руль при этом он придерживал двумя пальцами, а пристегнулся за всю поездку ровно на пять секунд, — когда мы проезжали пост дорожной полиции. Ехали, кстати, довольно долго: вообще на машине от Хайфы до моего кампуса минут 10, но мы добирались все 30. Полагаю, если бы водитель хоть иногда смотрел не в телефон, а на дорогу, это бы немного ускорило процесс, но, с другой стороны, может быть, это обязательная часть опыта? Подготовка к трехчасовым очередям в банках и министерствах?

— PRIVET, — радостно сказали охранники на въезде в кампус и вручили мне ключ от моей комнаты.
Втащив туда вещи, весившие примерно как я, я с некоторым удивлением обнаружила, что в комнате нет ни чайника, ни плитки, ни одеяла, ни даже подушки… Вообще ничего нет, кроме кровати и холодильника. Коменданта общежития тоже не было, потому что времени было начало двенадцатого. Соседки тоже не было, но это как раз не сильно меня расстроило.

Вероятно, с израильским паспортом мне досталось немного израильской наглости, так что я решительно постучалась в свою бывшую комнату, где сейчас живут какие-то чуваки с другой масы, и с порога сказала: привет, я только что сделала алию и у меня нет ни чайника, ни подушки, нельзя ли выпить у вас чаю? («и поспать» было бы логичным продолжением, но тут я вдруг немного застеснялась). Чуваки так растерялись, что сделали мне чаю, а также отдали одеяло и шторку для ванной, даже не спросив, как меня зовут. Думаю, из меня получился бы отличный рейдер. Пока, впрочем, из меня получилась только гражданка Израиля, — надеюсь, тоже неплохая.

Итак, сегодня пятый день, как я в стране; фалафель в Хайфе все такой же вкусный; море пахнет морем; я купила штопор и половник; соседка-марокканка молчалива и приходит в комнату только ночевать; люди почему-то любят меня и отдают мне свою посуду, постельное белье и бытовую технику; в моей памяти достаточно иврита, чтобы объясниться в банке или баре. Ну то есть дела мои на удивление хороши. Если, конечно, ставя три десятка подписей в банке во время открытия счета, я не взяла случайно ипотеку. С другой стороны, теперь у меня есть отличный стимул учить иврит: хочется все-таки прочитать эти тридцать страниц и узнать, под чем же я подписалась

Открыла для себя хайфский рынок; хожу туда, правда, не столько за едой, сколько за впечатлениями.

Увидев на одном из прилавков забавную коробку с логотипом в виде женщины, закрывающей себе глаза помидорками черри, подошла сфотографировать; «подожди!!», замахал на меня руками продавец, минуту перекладывал лежащие в коробке арбузы самыми фотогеничными бочками вверх, потом сделал широкий жест: теперь можно. Я сфотографировала, поблагодарила и отошла, а он еще минуту кричал вслед: а кукуруза? Не хочешь сфотографировать кукурузу? Смотри, какая красивая кукуруза! А помидорки? Сфотографируй мои помидорки!

В местечке с самыми дешевыми фруктами за прилавком стоит мужик с протезом кисти в виде металлического крюка. Думаю, фрукты у него такие дешевые, потому что вместо того, чтобы покупать их у поставщиков, он спускается в порт и работает во вторую смену капитаном пиратов, заставляя свою команду под покровом ночи воровать ананасы с плантаций Нетландии.

Выбирали с Инной баклажаны. Мы в этом, вообще говоря, большие мастера, потому что прошлой зимой чтение вслух статьи «Как правильно выбрать баклажан» на Wikihow было одним из наших любимых способов скоротать вечер. Оттуда мы узнали, среди прочего, что баклажаны должны быть твердыми и гладкими, а при нажатии слегка поскрипывать. Ну да, то есть чтобы понять, хорош ли этот конкретный баклажан, нужно его потереть.

«Вот этот вроде ничего», — задумчиво говорит Инна. «Надо потереть бочок», — авторитетно говорю я. Инна трет баклажану бочок, но на рынке очень шумно, поэтому ей приходится поднести его к самому уху. Баклажан не скрипит, так что она берет второй и трет его. Потом третий. Продавец смотрит на нас в некотором замешательстве, затем тоже берет баклажан, прикладывает его к уху на манер телефонной трубки, некоторое время прислушивается, потом растерянно разводит руками: из баклажана ничего не слышно.

В положении, когда ты переезжаешь в другую страну и начинаешь говорить на местном языке, который вроде как знаешь, но на самом деле нет, есть один большой плюс: в какой-то момент напрочь перестаешь испытывать чувство неловкости и стыда, потому что отведенный под это эмоциональный ресурс исчерпывается в первые же дни. Я вообще довольно стеснительная и скорее интроверт,
чем все остальное; в России мне это не особо мешало, поскольку все на свете можно было узнать или заказать онлайн, — а в Израиле такой подход не работает.

Например, недавно я дважды за один день на сайтах разных заведений в разделе «контакты» увидела почту и телефон, с облегчением выбрала почту, написала письмо с небольшим вопросом, и оба раза получила ответ «вот наш номер телефона, перезвоните». Надеюсь, кто-нибудь когда-нибудь расскажет израильтянам, что такое электронная почта и зачем она нужна; впрочем, сама я к этому моменту наверняка не только выучу иврит, но и научу ему внуков и правнуков.

(Жалуюсь Ри на то, что израильтяне постоянно или предлагают позвонить, или сами отвечают звонками на мои сообщения и электронные письма; «если бы у меня была такая письменность, — хладнокровно замечает она, — я бы тоже по возможности ей не пользовалась»).

Еще на днях я обнаружила, что на протяжении некоторого времени вместо «привет» (היי) писала в начале сообщений «жизнь моя» (חיי) (и думала еще, чего это мне в ответ шлют столько сердечек?), а вместо супа из чечевицы (марак адашим) вчера гостеприимно предложила соседке суп из человечины (марак анашим). Whenever feasible, one should always try to eat the rude!

Соседка же в первый день знакомства, после того, как мы рассказали друг другу, кто мы, откуда приехали, чем занимаемся и т.д., спросила меня: «ат ахальт?» (ты ела?), вместо чего я услышала «ат ахат?» (ты одна?), и начала ей рассказывать, что да, вся моя семья в России, а я вот приехала сюда, такие дела.

У нас вообще коммуникация так себе складывается, потому что иврит для обеих не родной, а английского она почти не знает. Вчера вот спросила меня, точно ли я из России, а то комендант ей сказал, что я из Украины. Я доброжелательно улыбнулась и объяснила, что да, тут многие путают Россию и Украину, но это две разных страны, и лично я родилась в России, выросла в России и прожила там всю свою жизнь.
«Ммм», сказала она. «Понятно». И, немного помолчав, добавила: «А что ты любишь больше, Россию или Украину?»

В общем, переезд в другую страну — вполне себе волшебная таблетка от социальной неловкости. За последний месяц количество раз, когда я что-то у кого-то спрашивала, получала ответ, не понимала, кивала, выходила, вздыхала, и вместо того, чтобы уйти домой и забыть об этом навсегда, заходила обратно и говорила: НЕТ. Я НИЧЕГО НЕ ПОНЯЛА. ПОВТОРИТЕ ПОЖАЛУЙСТА ЕЩЕ РАЗ, превышает все мыслимые пределы.

Короче, не жизнь, а костюмированная драма по «духовным упражнениям» Лойолы. Нищета против богатства — check, бесславие или поношение против мирского почета — check, смирение против гордости — check. Иезуит Лойола пишет, что по этим трем ступеням люди приходят ко всем прочим добродетелям. Я по ступеням прихожу в основном на Хайфский рынок, но в построенной на склоне горы Хайфе так много лестниц (есть, например, лестница Кореша — надеюсь, что не Дэвида! — и еще есть лестница Спинозы, на всем протяжении которой нарисовано огромное лицо Спинозы), что черт их знает, может, по какой-то можно и к добродетели прийти

Также не могу не рассказать, что мою новую соседку зовут Рим, в связи с чем я объявляю территорию своей кровати Иудейской провинцией (а две бутылочки йогурта в холодильнике, срок годности которых истек 20 октября — иудейскими древностями). Из античной истории помню, что в Иудейской провинции постоянно были восстания, ну так и у нас в комнате то же самое: все население Иудейской провинции (то есть я) ежедневно восстает к первой паре

Свифт в «Путешествиях Гулливера» высмеял лондонских академиков и их претензии к естественным языкам, описав лапутян, чьи мудрецы, предвосхитив гуссерлевское «назад, к вещам!» перестали полагаться на язык вообще, а ходили с огромными мешками, и когда им надо было что-то сказать, не произносили слово, а доставали вещь, которую оно означает, и демонстрировали собеседнику. «Единственным неудобством этого способа», — издевательски сообщает Гулливер, — «является то обстоятельство, что, в случае необходимости вести пространный разговор на разнообразные темы, собеседникам приходится таскать на плечах большие узлы с вещами, если средства не позволяют нанять для этого одного или двух дюжих парней».

Ну, нам-то, к счастью (или к несчастью) дюжие парни для такого уже не нужны, то есть нужны, но не для такого, — в общем, я к тому, что коммуникация с соседкой принимает иногда совсем причудливые формы. Я хорошо говорю по-английски и кое-как могу объясниться на иврите, а она иврит, конечно, знает хорошо, но не идеально, и еще к тому же говорит с арабским акцентом. Короче, когда мы перестаем друг друга понимать, что случается довольно часто, одна из нас берет в руки телефон, гуглит (по-русски или по-арабски) и показывает другой картинки. Не знаю, кем чувствует себя она, а я чувствую себя идущим в ногу с прогрессом лапутянским академиком.

Недавно мы обсуждали жареные каштаны, причем я-то до самого конца не была уверена, что речь идет именно о каштанах. Рим сказала, что не знает, как это будет на иврите, и показала мне картинку. Chestnuts? — уточнила я. Она пожала плечами. Я открыла русско-ивритский словарь и уточнила еще раз: армон? (ערמון). Нет, — почему-то засмеялась она, — нет, совсем нет.
Еще минут пять мы играли в угадайку, потом я повторила: может, все-таки армон? И показала ей для уверенности свой словарь. «Ах, армон!», — сказала она. «Я-то услышала армон, а ты, оказывается, имела в виду армон. Ну да, все правильно, армон».

Я секунды три сверлила ее взглядом, а потом вспомнила, что в арабском есть вообще-то гортанные звуки, которые и в иврите раньше были, но сейчас ими большая часть говорящих (то есть все, кроме некоторых сефардов — евреев из восточных стран и их потомков) пренебрегает, к моему величайшему облегчению; а еще в иврите есть слово армон (ארמון), которое переводится как «дворец» (спасибо переозвученным диснеевским мультикам за мой словарный запас). Иврито-русский словарь дает одинаковую транскрипцию слова «армон», написанного и через букву аин, и через букву алеф. А Рим слышит эту разницу! И артикулирует! Она еще и все три звука «х» различает! Короче, иду покупать большой мешок и нанимать одного-двух дюжих парней. Нет, точно двух. Один пусть носит мешок с вещами, а второй утешает меня после очередной коммуникативной неудачи

Привет, слушайте, если вы живете в Хайфе, репатриировались в этом году (для украинцев — в этом или прошлом) и хотите заниматься ивритом в группе далет (занятия вечером 3 раза в неделю, обучение в мини-группах, ульпан финансируется министерством), — напишите мне, пожалуйста, нам нужны еще 2 человека в группу!
@lucky_like_st_sebastian

На первых же уроках иврита преподавательница научила нас детсадовской песенке про пальцы руки, и мы — двадцать взрослых лбов с университетскими дипломами — пели ее хором на каждом занятии. Причем приходилось не только петь, но и показывать. Слова там такие: «Где большой палец? Где большой палец? Вот он», — демонстрируешь по очереди две руки с оттопыренными большими пальцами. «Как ваши дела сегодня утром?» — как бы спрашивает один большой палец у другого. «Хорошо, спасибо, все в порядке», — отвечает ему второй большой палец. «До свидания», — говорят друг другу пальцы, после чего руки убираются за спину. Ну и дальше таким же образом про пальцы от указательного до мизинца.

Нашим любимым куплетом, конечно, был третий. Уже после того, как мы навсегда запомнили, как сказать на иврите «как ваши дела сегодня утром»; после того, как мы выучили предлоги и местоименные суффиксы, смихут и двойственное число, времена и наклонения — короче, полгода спустя все равно можно было услышать, как кто-то из нас нежно поет кому-то: «где средний палец? где средний палец? ВОТ ОН».

Я вообще успела основательно об этом позабыть и снова начать демонстрировать средний палец без экивоков, но сегодня узнала, что слово אצבע — указательный палец — на сленге означает еще и порцию гашиша, и не могу теперь перестать напевать второй куплет, наконец-то обретший смысл. «Где моя плюшка? Где моя плюшка? — Вот она. Как ваши дела сегодня утром? — ХОРОШО СПАСИБО ВСЕ В ПОРЯДКЕ ДО СВИДАНИЯ».

Села писать письмо женщине из администрации кампуса, и дело шло довольно бодро, пока я не дошла до подписи, потому что заканчиваются письма на иврите обычно словами בברכה («c уважением», дословно: «в благословении», где ב — это «в», а ברכה — «благословение, приветствие»).

Проблема в том, что имя женщины, которой я пишу, тоже переводится с иврита как «благословение, приветствие»: ее зовут ברכה (Браха), и, подозреваю, мы пока не на том уровне отношений, чтобы я заканчивала письмо игривым «в Брахе, Мария»

Кинор — это такой загадочный древнееврейский инструмент, про который мало что известно, кроме того, что у него были струны, так что в разных переводах он превращается то в арфу, то в лиру, то вообще в гусли. На киноре играл Давид; именно кинор упоминается в начале 136-ого псалма: при реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе; на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы.

Вспомнила я об этом, когда соседка спросила: варят ли супы в России так же, как это делает она? И немедленно начала пересказывать мне рецепт своего любимого супа. А поскольку израильтянам тяжело выговаривать две согласных подряд, смесь для супа knorr она называет — ну да — «кинор».

Не сумев отказаться от порции супа с гуслями, я глотала бульон из крахмала с глутаматом и мрачно бормотала: там пленившие нас требовали от нас рецептов, и притеснители наши — ужина: «сварите нам супа Сионского». Как нам есть суп Господень на земле чужой?

(если вам кажется, что я тут не на земле чужой, напоминаю, что соседку по комнате зовут Рим, в связи с чем свою кровать я объявила Иудейской провинцией; кухня у нас нейтральная территория, мы там вешаем на вербы пакетики со смесью для супа knorr и плачем: Рим — потому что у нее Рамадан и она не ест свой суп, я — потому что у меня не Рамадан и я ем ее суп из вежливости)

Учу иврит в классе уровня далет (B2), но мой пассивный словарный запас, как всегда, в разы больше активного, так что с грамматикой и чтением все нормально, а говорить тяжеловато; на фоне одноклассников, некоторые из которых замолкают, только чтобы набрать воздуха для следующего высказывания, я иногда чувствую себя косноязычной. Так что когда посреди занятия преподавательница погасила свет, вывела на проектор картинку, на которой сова ела мышь, и спросила класс: «что это?», я сразу поняла, что настал мой звездный час. Не зря же я два раза посмотрела всего «Гарри Поттера» на иврите и даже прочла целые десять страниц ивритского перевода первой книжки!

На первых десяти страницах «Гарри Поттера и философского камня» ни о чем, кроме сов, речь особо не идет, так что разбудите меня среди ночи, спросите, как сказать на иврите «сова», и я сначала скажу ינשוף, и только потом начну кричать и звонить в полицию.

И вот все звезды сошлись, и, увидев на экране сову, я закричала: СОВА. ЭТО СОВА. СОВА!
А преподавательница ответила:
— Нет. Это не сова.
— Но как же, — растерянно сказала я. — Конечно, сова. An owl.
— А, — ответила преподавательница. — Нет, это не сова. Это...

И тут она произнесла совершенно незнакомое мне слово. Я сразу нашла его в словаре, и знаете, что оно значит? СОВА-СИПУХА. В иврите, как оказалось, сова и сова-сипуха вообще никаким образом не связаны, — даже отряд совообразных называется словом, никак не напоминающим ивритское слово «сова».

Ну то есть в русском языке: сова, сова-сипуха, совообразные.
В английском: owl, creech-owl, barn owl, church owl.
На иврите сова будет yanshuf, сипуха будет tinshemet, а совообразные называются dorsei laila, что вообще-то переводится как «ночные хищные птицы», но гугл транслейт, как это с ним иногда бывает, оперирует на каком-то принципиально другом уровне реальности и переводит это словосочетание как Nightmares.

Короче, по-русски совы — это совы, по-английски совы — это совы, и только в иврите совы не то, чем кажутся

Сносно читаю на иврите, но с именами все еще не справляюсь, потому что, напоминаю, все буквы одного размера, гласные угадываются по наитию, а половина согласных может читаться по-разному. Если в именах есть специальная диакритика, которая встречается только в иностранных словах, то прочитать их несложно, а когда слово выглядит как ивритское и по контексту не очевидно, что это имя, — это как русская рулетка, и я почти никогда не выигрываю.

Вчера, например, зачитывала Гаю вслух статью про стар трек в википедии, и с именем «Джин Родденберри» справилась мгновенно, потому что ни на какие ивритские слова оно не похоже, а над словом ספוק серьезно зависла. «Сипук?» — осторожно предположила я через несколько секунд напряженного молчания. «Сапук?..»

Гай смеялся надо мной полчаса, потому что это, конечно, было имя «Спок». Я решила, что легко ему смеяться, ведь у него, коренного израильтянина, нет таких проблем, и ему никогда не понять мучений людей, которые чуть не пропускают лекцию про эволюцию, приняв ее за лекцию про овуляцию, или с нарастающим недоумением читают текст про козленка и его проблемы с социализацией в школе, только к пятому абзацу понимая, что главный герой — не козленок, а мальчик по имени Гади... В общем, думала я, check your privilege, носитель языка!

Через пару часов Гай, который сейчас пишет в университете реферат про вторую мировую, решил поделиться со мной новыми знаниями и спросил: «ты когда-нибудь слышала про Люфтваппе?»

Посреди занятия по ивриту один из главных отличников класса с лицом, на котором не читается ничего, кроме любви к знаниям, переспрашивает у преподавательницы:

— Как-как будет «потрясать»?
— Lezaazea.
— А какой там корень? — не унимается он, хотя вообще-то отлично умеет записывать ивритские слова на слух.

Преподавательница устало вздыхает и диктует по буквам:
— Заин, аин, заин, аин.
(хуй, глаз, хуй, глаз)

Любопытно, кстати, что в русском языке в некотором смысле есть своя буква заин — это х, которая в кириллице называется «хер». История у них разная: слово «заин» в иврите изначально означало «оружие», а потом обрело метафорический смысл (для древнего человека вполне очевидный: римляне, например, словом vagina сначала называли ножны). А слово «хер» по самой распространенной версии — сокращение от слова «херувим»; поскольку что-то неправильное обычно перечеркивается крест-накрест, из названия буквы возникло слово «похерить» в значении «зачеркнуть», «вымарать», «уничтожить». Поэтому слово «похерить» совершенно литературное, и его можно встретить у Толстого, Лескова и Тургенева. Тургенева! Ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома?

Ну и уже потом название «хер» как начальная буква слова «хуй» стало эвфемизмом для последнего (аналогично появлению to eff как эвфемизма для to fuck).

В общем, Тургенев, конечно, прав, и русский язык был дан великому народу, но не будем забывать, что иврит был дан народу богоизбранному, и у говорящих на нем есть возможность посреди урока поднять руку, посмотреть в глаза преподавателю и спросить: «извините, это хуй или верблюд?»

(ладно, сама я уже перестала путать буквы заин и гимель, но для этого потребовался год с небольшим)

Увидела на одной из улиц Хайфы довольно красноречивое объявление о том, что ссать тут нельзя, расположенное рядом с заведением под названием bet el pilgrimage office (bet el с иврита переводится как дом господень; именно так Иаков назвал город, в котором увидел свой сон про лестницу). Сначала я просто посмеялась над соседством, а потом вспомнила, что немного выше (Хайфа стоит на горе, и у каждой улицы есть верх и низ в буквальном значении слова) на той же улице есть дорожный указатель с единственным словом: Eden. Вообще имеется в виду название отеля, но понимаешь это не сразу.

Короче, выходит, что один из кварталов улицы Герцль в Хайфе технически — лестница Иакова, и у ее подножия висит огромный плакат с советом: не ссы, мол, поднимайся.

Лестница Спинозы, кстати, расположена ровно над лестницей Иакова, на два квартала выше. В порядке возрастания уровня трансцендентности, надо думать

Естественные науки на иврите будут мадаэй ха-тева (мада — наука, тева — природа), общественные науки — мадаэй ха-хевра (хевра — общество), информатика — мадаэй ха-махшев (махшев — компьютер). Самые лучшие названия, впрочем, достались двум дисциплинам, в которых я достигла наибольших высот: это

1) гуманитарные науки, которые называются мадаэй ха-руах (руах — ветер, душа, дух), то есть если вы гуманитарий и вам говорят, что у вас ветер в голове — воспринимайте это как комплимент;
2) ничегонеделание, которое технически не область научного знания, но в иврите может обозначаться словосочетанием мадаэй ха-дэше, где дэше — это лужайка (лужайка в израильском кампусе обычно совмещает функции столовой, актового зала, коридора и студенческого клуба, потому что отдыхать, сидя или валяясь на траве, в местном климате можно большую часть года)

Недавно я притащила домой найденную на улице огромную амфору, и на следующий же день начала получать загадочные смски от службы доставки, где я ничего не заказывала, но все мои данные — имя, адрес, телефон — у них почему-то были. Я на всякий случай погуглила присланное в одном из сообщений имя курьера, но нашла только умершего 10 лет назад тель-авивского профессора археологии, и перестать видеть в происходящем причинно-следственные связи стало довольно сложно. «Думаешь, профессор едет забрать твою амфору?» — издевательски уточнила Ри; я, конечно, надеялась, что он едет вручить мне вторую такую же, чтобы я не разрывалась между идеей использовать амфору как корзину для бумаг и идеей использовать амфору как подставку для зонтов, а обзавелась и тем, и другим, но все равно было немного тревожно.

Курьер настойчиво пытался со мной связаться, а я пыталась объяснить, что ничего не заказывала, и выяснить, чего он от меня хочет. При этом, во-первых, разговаривать на иврите по телефону у меня получается еще хуже, чем не по телефону; во-вторых, я не отбрасывала мысли о том, что этот парень может быть пришедшим по мою душу мертвым археологом, то есть диалоги проходили в ключе «подожди чет спрошу — Я ОСОБО И НЕ ЗНАЮ НИЧЕГО». К тому же, стоило мне начать что-то объяснять, как курьер кричал «скорее спускайся, тут нет парковки, я не могу стоять долго» (заказывать что-то с доставкой в Хайфу, где большая часть улиц очень узкая и с односторонним движением, то еще развлечение), и я говорила «ладно, сейчас». В первый раз меня не было дома, вниз спустился Гай и не обнаружил ни машины, ни курьера. На наши звонки курьер не отвечал, так что я решила, что отпущенное ему время вышло и он вернулся к себе, ну, скажем, в Шеол, и вздохнула с некоторым облегчением. На следующий день, впрочем, он позвонил снова, я опять была не дома, вниз спустился Таль, и курьер попытался вручить ему... стиральную машину.

Я, все еще не в силах слезть с благодатной темы амфоры и мертвого археолога, предположила, что внутри этой машины наверняка спрятано божество, способное решить все мои проблемы. И я, ну да, только что отказалась от его помощи. Сцена, в которой героиня, завидев, как с потолка спускается deus ex machina, говорит: спасибо, мы этого не заказывали, и гордо уходит (лежать на диване и ждать, пока проблемы решатся как-нибудь сами, без вмешательства высших сил и, желательно, без ее собственного тоже).

Ответ на загадку нашелся, когда я проверила номер отслеживания заказанных на ебэе штор и обнаружила, что они прилетели в Израиль еще неделю назад (то есть на две недели раньше, чем должны были), и, хотя везде, где нужно, написано «Хайфа», служба доставки с очень знакомым названием упорно пытается доставить их в Тель-Авив, но там им почему-то никто не открывает.

До этого момента было не очень ясно, как в мою стройную теорию с мертвым археологом вписывается название службы доставки, Cheetah, но потом я поняла, что это с самого начала была история не про древнюю Грецию, а про эволюцию. Потому что как корабль назовешь, так он и поплывет. Гепард, конечно, самое быстрое животное в мире; мои занавески были доставлены очень быстро, да и чья-то стиральная машинка, наверное, тоже. НО НЕ ТУДА. Судя по всему, именно из-за того, что эволюционно гепарды сделали ставку на скорость, строение их черепов сильно изменилось. Бежать с головой такой формы, как у гепарда, можно очень быстро, но мозгов в нее помещается очень мало, так что среди всех диких кошек у гепардов самые маленькие лобные доли в частности и самые маленькие мозги вообще

Наверное, добрая половина моей любви к Израилю — это любовь к Оле и Инне, и ко всем восхитительным вещам, которыми мы с ними занимались (и занимаемся, и займемся) вместе. Никаких слов не хватит, чтобы рассказать, как они мне дороги, поэтому я принесла кучу историй, смешных и трогательных, про Инну, и про Олю, и про Олю и Инну, — историй, которые я никуда не постила, или постила, но не в канал. И сейчас в канал тоже не запощу, потому что в один пост они не влезают, и в два тоже не влезают, и даже в три влезают с трудом, — так что вот: https://telegra.ph/Banot-sheli-ahi-mushlamot-baolam-02-22

Я вообще с большим трудом запоминаю израильские имена, особенно те, которые слышу в первый раз, но имя своей однокурсницы Галит запомнила мгновенно и навсегда.

Дело в том, что галь — это волна (в иврите мужского рода), а -ит — или один из суффиксов для образования феминитивов (канцлер — канцлерит, бармен — барменит и т.д.; в иврите названия всех профессий существуют в двух вариантах), или уменьшительный суффикс (каф — ложка, капит — чайная ложечка; керен — рог, карнит — роговица).

Т. е., проводя аналогию с русским, если Галь — это волна, то Галит — это или волнянка (мрачная волнянка is my spirit animal), или ВОЛНУШКА. В связи с чем невозможно не вспомнить лучшую шутку за всю историю QI: