АВВАКУМ ПРОТОПОП
129 subscribers
34 photos
2 videos
1 file
20 links
О жизни великого борца за истинную православную веру Христову протопопа Аввакума.

"Не прелагай предел вечных, яже положиша отцы твои"
Download Telegram
"МЕДНЫЙ БУНТ" И РАСПРАВА С НЕСОГЛАСНЫМИ.
В лето 1662 года, когда протопоп Авакум возвращался из долгой ссылки домой, Москву потрясло событие, получившее название "Медный бунт".

4 августа 1662 года обедневшие горожане, крестьяне, часть военных ( стрельцы и драгуны), а также мелкие торговцы и купцы, выступили против политики первых Романовых и конкретно против правительства Алексея Михайловича.
Второй по счету царь из рода Романовых родился в 1629 году, а вступил на престол в молодом возрасте (16 лет), и находился у власти без малого 31 год до своей кончины. Хотя он был очень религиозен, строго соблюдал все посты и не пропускал церковные службы, однако за внешней набожностью и скромностью скрывался диктатор и мучитель, по иронии получивший прозвище Тишайший.

Причиной бунта стал избыточный выпуск необеспеченных медных денег, который привел к их обесцениванию в сравнении с серебряными. Также не обошлось и без коррупционной составляющей тех чиновников, которые составляли ближайшее окружение царя. Так как они были допущены царём к организации чеканки медных денег, то имели возможность осуществлять незапланированные эмиссии денег, часть из которых расхищалась на личные нужды.

Восставшие встретили государя на выходе из церкви. Ему пришлось уговаривать зачинщиков, что он накажет "виновных" и проведет расследование. Нехотя, люди стали возвращаться.
Между тем в Москве начали громить дворы изменников, народ бесчинствовал. Новая волна протестующих двинулась в Коломенское. Две толпы встретились на полпути и объединившись вновь направились к правителю требуя выдачи бояр.
Участников переговоров, устроивших на подобии марша несогласных, ожидала жестокая расправа.
Соответствующий приказ отдал Алексей Михайлович по прозвищу «Тишайший». В резиденцию прибыли верные власти стрелецкие полки. Всех несогласных политикой царя жестоко разогнали, а оказавшиеся более 100 человек в ловушке между рекой и царским двором были утоплены. Началась настоящая резня. Людей резали, вешали, убивали. «Царь велел людей бити и рубити до смерти и живых ловити», — резюмировал чиновник Посольского приказа Григорий Котошихин. Толпу оттеснили к Москве-реке, десятки были потоплены. Многие встретили свой конец на виселице. Применялось четвертование — сначала жертве отрубали руки и ноги, и лишь затем голову. По разным данным, до 2 тысяч восставших были направлены в бессрочную ссылку.
Г. К. Котошихин описывает кровавый финал медного бунта так:
"И того ж дни около того села повесили со 150 человек, а остальным всем был указ, пытали и жгли, и по сыску за вину отсекали руки и ноги и у рук и у ног пальцы, а иных бив кнутьем, и клали на лице на правой стороне признаки, розжегши железо на красно, а поставлено на том железе „буки“ то есть, бунтовщик, чтоб был до веку признатен; и чиня им наказания, розослали всех в дальние города, в Казань, и в Астарахань, и на Терки, и в Сибирь, на вечное житье… а иным пущим вором того ж дни, в ночи, учинён указ, завязав руки назад посадя в болшие суды, потопили в Москве реке".
Розыск в связи с медным бунтом не имел прецедентов. Всех грамотных москвичей заставили дать образцы своего почерка, чтобы сличить их с "воровскими листами", послужившими сигналом для возмущения. Однако зачинщиков так и не нашли.

Многие думают, что в отличие от Европы в России никогда не было инквизиция и рабство и диктатуры власти. На самом деле эти позорные для государства явления появились благодаря царю Алексею Михайлович Тишайшему, и имеют продолжение в наше время.
Хотелось бы добавить, что благодаря реформам патриарха Никона, при поддержке царя Алексея Михайловича в 50-х годах 17 века в России произошел церковный раскол.
Безудержные в своей ненависти к истинному христианству, никониане жестоко убивали своих же некогда православных христиан, только потому, что те, по их мнению, отказывались выполнять новые обряды. Тишайший не пощадил даже жену брата своего воспитателя (Бориса Морозова) - Боярыню Морозову, которую по приказу царя уморили голодом в земляной яме.
В итоге почти все реформы "Тишайшего" оказались губительными для русского народа.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
📖«Скорбящая вдова» продолжает серию романов писателя, посвящённых узловым точкам русской истории. Автор погружает нас во времена церковного раскола — события трагического, запустившего необратимые процессы перестройки всего уклада страны на новый, европейский, лад. Исконная Русь Рюриковичей медленно уходила в прошлое, уступая место Российской империи Романовых…

В центре повествования — судьба боярыни Феодосьи Морозовой, а также её духовника — протопопа Аввакума. В романе Алексеева читатель найдёт всё то, чем так завораживают произведения Сергея Трофимовича: интрига с библиотекой Ивана Грозного — приданным Софии Палеолог, проходящая красной нитью через всё творчество писателя тема древнейших книг, имеющих сакральное значение. Это и мастерски изображаемая диалектика светлого и тёмного начал в человеке, и неповторимый язык изложения — поэтически-певучий, с обилием лексики, уже подзабытой, но столь важной для погружения в описываемую эпоху.
...СОДОМСКИ БЛУДИЛ МНОГОЕ ВРЕМЯ...

"Да нечева у вас и послушать доброму человеку: все говорите, как продавать, как куповать, как есть, как пить, как баб блудить, как робят в олтаре за афедрон хватать...."

Нет, не подумайте эти слова вовсе не намек на сексуальную историю содомского содержания вокруг Иллариона Алфеева, бывшего фаворита патриарха Кирилла. Здесь Аввакум говорит о тех же новолюбцах только своего времени и их зарождающихся забавах. И о том как, другой, Иларион, митрополит Рязанский и Муромский, обучавшийся у садомита грека Дионисия "греческому языку и внешней мудрости", зная обо всем этом не принимал должных мер для его наказания.

Самым серьезным грехом в Древней Руси было «мужеблудие» или «мужеложство», Церковное покаяние за него колебалось от одного до семи лет, в тех же пределах, что и гетеросексуальные прегрешения. При этом во внимание принимали и возраст грешника, и его брачный статус, и то, как часто он это делал, и меру его собственной активности.

Церковь очень беспокоило распространение мужеложства в монастырях (одни люди уходили в монастырь, чтобы укрыться от плотского соблазна или избежать неприемлемых для них связей с женщинами, другие, напротив, видели в этом возможность реализовать свои необычные наклонности). Православная церковь издавала многочисленные правила на сей счет. «Если два чернеца лягут на единую постель, то да нарекутся блудниками» – гласят правила о монахах XIII в. Нил Сорский рекомендовал сторониться не только женщин, но и юных, безбородых женственных лиц, которые сам дьявол изготовил как ловушки для монахов.
К фактам содомии у мирян относились спокойнее. В Домострое содомия упоминается вскользь, как бы между прочим, однако в Стоглаве (1551) ей посвящена специальная глава «О содомском грехе», предписывающая добиваться от виновных покаяния и исправления, «а которые не исправляются, не каются, и вы бы их от всякие святыни отлучали, и в церковь входу не давали»

В массовом сознании содомия чаще всего ассоциировалась с женственностью и нарушением гендерных стереотипов в одежде и поведении. Ее адептов обвиняли также в следовании заграничной моде. Митрополит Даниил, популярный московский проповедник эпохи Василия III, в своем двенадцатом поучении сурово осуждает женоподобных молодых людей, которые "женам позавидев, мужеское свое лице на женское претворяеши": бреют бороду, натираются мазями и лосьонами, румянят щеки, обрызгивают тело духами, выщипывают волосы на теле и т. п. (Гудзий, 1962. С. 264). Столетием позже знаменитый непримиримый протопоп Аввакум навлек на себя страшный гнев воеводы Василия Шереметева, отказавшись благословить его сына, «Матфея бритобрадца».
Еще одно происшествие связанное с содомским грехом относилось ко времени возвращения Аввакума из Даурии где он был в ссылке. Аввакум вместо того, чтобы замолчать, снова принялся за старое, не смотря на то, что ему предлагали не малые деньги, чтобы он закрыл рот. И он принял решение: ибо не от сильных мира сего получал он повеление проповедовать истину, а свыше чувствовал он указание говорить. Аввакум принялся за епископов. Последние донесли на него царю: он нарушил свое обязательство, он проповедовал «по улицам и по стогнам градским», он учил верующих не ходить в приходские церкви; надо освободить церковь от него, снова его выслать!

В своей первой челобитной он излагал свои принципиальные взгляды, вскоре после нее он направил царю вторую челобитную, касавшуюся уже конкретного случая. Во второй челобитной Аввакума царю 1664 г. протопоп сообщает о «содомском» преступлении архимандрита «греченина» Дионисия и требует разбора этого преступления. В обычном эмоциональ­ном тоне протопоп называет Дионисия «зазорным человеком» и возмущённо вопрошает царя: "Мала ли беда, содомская сия скверна, во святилищи содеяна?"

То был содомский грех, совершенный, и притом не раз, греком Дионисием в алтаре Успенского собора над иподьяконом – скандал, разглашенный священником Иродионом, которому сам потерпевший рассказал об этом, и теперь ставший достоянием всех; то было кощунство, требовавшее очищения святого места.
"Пес убо, аще скочит в церковь, ино освящение есть: а то такая скверна, ея же ради Содома и Гомора пять градов погибе!"
"Владыко святый, у зазорна человека учишься! — о нем же слышах от достоверных свидетелей, что софеинъской поп Иродион извещал на него вам, святителем, что он, архимарит, некоего подъяка содомски блудил многое время, и по действу диаволю, прилучися ему и во олтари скверну деяти со отроком, облекши детище во святительския ризы и во амфор".

За это требуется примерное наказание! По свидетельствам Григория Котошихина и других авторов 17 в., в царствование Алексея Михайловича за "содомское дело" карали так же, как за богохульство – сожжением заживо. А епископ Иларион закрывает глаза на это дело! Хуже того, Иларион, зная обо всем этом, обучается у этого безбожника греческому языку и внешней мудрости. "Вонми молению' моему, "не клеветы ради тебе, государю, известно творяща, но да гнев Божий таковых ради вин все государство не постигнет. А се и безчестие всему государьству от странных сих. (…) И аще архиереи исправити не радят, поне ты, христолюбивый государь, ту церковь от таковыя скверны потчися очистить!».

Подобное духовенство должно было ненавидеть в Аввакуме все: и его строгость, и его неподчинение властям. Со своей стороны, царь, раз приняв определенное решение, тут же согласился с архиереями: протопоп был в Москве неприемлем.
"Въласти-де на тебя жалуются: церкви-де ты запустошил, поедь-де в ссылку опять", таков был приговор Аввакуму, покидающему со своей семьёй столицу, которую он надеялся вернуть к старому былому благочестию.
"...Протопоп горел с ног, на низком вялом пламени. Он стонал, ревел, закидывал косматую пегую голову с желто обгорелыми от искр кончиками длинных волос. И стрелец­кий десятник, как некогда воевода Пашков, царь Алексей и патриархи вселенские — о чем, разумеется, ведать не мог, — томительно ждал, чтоб страдалец запросил поща­ды. Почему неправая власть так нуждается даже в мни­мом изъявлении покорности, мнимом раскаянии тех, кого считает виновными в тяжких против нее, власти, прегре­шениях? Может потому, что власти нужна не преданность, не союзничество, основанное на единоверии, а только сле­пое послушание, пусть даже неискреннее, обманное, но пол­ное и безоговорочное, проще — рабье. Тогда власть созна­ет себя силой... "

Нагибин Ю.М. Пророк будет сожжён
Когда я впервые читал «Житие протопопа Аввакума», меня больше всего поразили два описанных им чуда.

Первое - когда его за исповедание старой веры посадили в монастырском подвале на цепь, где он сидел три дня без еды, в темноте, в компании блох и мышей. И вот в кромешном мраке, без сияния и небесных фанфар, появляется некто: берет за руку, подводит к лавке и ставит перед узником тарелку щей – очень хорошие, вкусные щи, так и написал потом! - и дает кусок хлеба. Ангел, решает Аввакум: ни дверь ни скрипела, ни замки не лязгали, кто же еще?..

Я не знаю чуда более русского, чем вот это тихое явление ангела, со щами и куском хлеба, брошенному в темницу за веру священнику – тут весь наш культурный код в каждом слове.

Второе – уже во время ссылки в Сибирь. Ссыльные шли в составе отряда казаков, вместе с женами и детьми, страшно мучались от мороза и голода. Аввакум пишет, что в тех скитаниях у него умерло двое маленьких сыновей. И вот – черная курочка, невесть откуда взявшаяся у него в обозе: клевала вместе с ними кашу из сосновой коры, а то и вовсе ничего не ела, но каждый день по два яичка несла! Тем и спаслись – ну, разве не чудо?


https://vk.com/wall-221707672_419
КАК В СТАРОПЕЧАТНЫХ КНИГАХ НАПЕЧАТАНО, ТАК Я ДЕРЖЮ И ВЕРУЮ, С ТЕМ И УМИРАЮ.

"Меня благословляют московские святители Петр, и Алексей, и Иона, и Филипп, — я по их книгам верую" - говорит протопоп Аввакум. "Богу моему чистою совестию и служу; а отступников отрицаюся и клену, — враги они Божии, не боюсь я их, со Христом живучи!"

В Древней Руси была определенная классификация и иерархия книг, первое место среди которых занимали душеспасительные книги священного Писания. После них шли душеполезные сочинения отцов и учителей Церкви, постановления Вселенских и Поместных Соборов.

Несмотря на то, что книжное наследие Древней Руси поражает своими обьемами, в тоже время больших личных библиотек было очень мало. Многотомные библиотеки равные по количеству вековым древлехранилищам крупнейших русских монастырей, были у Симеона Полоцкого, Сильвестра Медведева, Стефана Яворского и других "учителей" новой веры в новой, послереформенной России.

По мнению новообрядцев, пока древняя и отсталая Русь шествовала во тьме с мало грамотными и мало читаемыми людьми, она не имела надобности собирать большие библиотеки? Вот поэтому, говорят они, библиотеки появились только вместе с эрудированными учителями в реформированной, обновлённой церкви.

Аввакум через свое "Житие" доносит до нас то предательское и омерзительное отношение сторонников новой веры к русским святым. "И патриарси задумалися; а наши, что волчонки, вскоча, завыли и блевать стали на отцев своих, говоря: «глупы-де были и несмыслили наши русские святыя, не учоные-де люди были, — чему им верить? Они-де грамоте не умели!" "руских-тех святых дураками зовут, грамоте, де, не умели. А Гурия и Варсонофия Казанских и Филиппа митрополита — за Стоглав, что при царе Иване Васильевиче собор был, и Стоглав написан собором на подкрепление и утвержение церковное; и то, де, мудрствовали невежеством своим, якоже восхотеша, глупы, де, были, чему им верить".

Имеются достоверные данные о степени грамотности мужского населения Москвы в середине 17 века. Согласно этим данным, белое духовенство было практически всё грамотным. Грамотность черного духовенства составляла 75% . В купечестве имелось от 75 до 96 грамотных на сто душ мужского пола. В дворянском сословии было также, как и в монашеском. Среди посадских мужиков грамотность составляла от 23 до 52 процентов. Просветительская деятельность Московского печатного двора вносит подтверждение в статистику грамотности населения. Единственная на Руси типография во второй половине 17 века издала 300 тысяч дешевых букварей, стоимостью одну копейку, и 150 тысяч учительных Псалтырей. В то время, когда европеизация России в Петровскую эпоху достигла максимального уровня, грамотность населения имела минимальные показатели. Поэтому точку зрения о отсутствии частных библиотек в связи с безграмотностью Древней Руси следует отвергать и считать не состоятельной.

В своем "Житие" Аввакум вспоминает, что Стефан Вонифатьев, царский духовник, благословил Аввакума иконой и книгой. Это был выдержавший четыре издания, сборник поучений Ефрема Сирина, в котором содержалась эсхатологическая тема о необходимости каждому христианину быть готовым к Страшному суду, пребывая в молитве, посте и покаянии.
Эту душеполезную книгу Аввакум променял на лошадь, и Бог наказал его семью. "Аз же окаянный, презрев отеческое благословение и приказ, ту книгу брату двоюродному, по докуке ево, на лошедь променял".
«Лошедь ту по ночам и в день стали беси мучить,— всегда мокра, заезжена, и еле жива стала". Бесы терзали и Евфимия, брата Аввакума, который "лошедь сию поил и кормил и гораздо об ней прилежал, презирая правило многажды". Евфимий рассказал брату о своем «видении»: бесы его «водили и били, а сами говорят: "Нам де ты отдан за то, что брат твой Аввакум на лошедь променял книгу". Пришлось Аввакуму взять книгу обратно, а за лошадь уплатить деньгами.
Древнерусский христианин состоял с книгой в таких особых отношениях где книга не считалась за вещь, а было как неотчуждаемое имущество. Не человек владеет книгой, а книга владеет человеком, посредством врачевания его духовных болезней. Книга для старовера подобна иконе, духовному авторитету и руководителю в деле спасения.
Однажды один молодой никонианский словесный боксёр, имеющий чрезмерное желание поспорить, но не обладающий духовным разумением ссылался на одного из главных новообрядческих обвинителей - Димитрия Ростовского (Туптало). Вот он пишет, что староверы «в веществе зримом и осязаемом Божества ищут, и в веществах зримых и осязаемых веру свою полагают. Старая икона — то их вера. Осмоконечный крест — то их вера. Седмь просфор в литургисании — то их вера.
Сложение перстов по их нраву — то их вера. О пребезумнии, слепни, заблуждшии, черняе сажи умом вашим потемненнии!.. Еда ли ветхость книжная есть Бог?"

Несомненно, что такая оскорбительная речь могла возникнуть только в том случае, если сам автор относится к книге как к вещи и считает, что благоговение перед ней есть идолопоклонство. Так далеко отстоит русофобское мировоззрение новообрядцев в лице Дмитрий Ростовского и подобных ему "святых" от исповедывания православных христиан, для которых чтение книги это не акт, а процесс излечения от тяжелой болезни греха. Как при телесной болезни лекарство следует употреблять многократно для полного выздоровления, так и книгу нужно читать постоянно, раз за разом проникая в глубокий смысл написанного, ради сохранения духовного здоровья. Примечательно, что слово «чту» имеет два значения "читаю", и "почитаю".

Иван Неронов писал Стефану Вонифатьеву "Преподобнаго отца Феодора Исповедника, игумена Студийского, Житие к тебе послах, моля, да часто почитавши его пред благочестивым царем, чтоб ему, государю, вестно было". Так поступали и духовные чада боголюбцев". Не переставая заботится даже в тюрьме о своих осиротевших дочерях, Евдокия Урусова призывала их читать четыре "душеполезных" книги: "Да еще молю у вас, светы мои, чтите вы слово Божие почасту. <...> Чтите Кирилу Еросалимского, и Ефрема, и Поколипсие, и а Вере Книгу; тут познаете сами все". В письмах Урусовой чтение приравнивается к богоугодным делам, например к раздаче милостыни. Читать "почасту" это вовсе не интеллектуальное действие, направленное на заучивание и штудирование .
Книга - источник истины, которая не может содержаться в сотнях и тысячах томах, вмещающих многие разнообразные знания.
Поэтому чтение книг в деле спасения должно быть ограничено определенным количеством избранных текстов.
Именно эта мысль содержалась в предисловии к сборнику "Измарагд", который с 14 века считался "книгой жизни". В начале книги говорится о "чтении божественнем", о том, как следует "не ленитися книг чести", “како подобает слушати книг", как "оставль дело, итти к церкви на послушание божественных словес". Утверждается также, что следует "не токмо написанная чести, но и творити я", а также "Воды бо часто капля каплющия и камень удолит, тако и книги, чтомы часто, наведут на истинный путь".

Среди этих поучений есть "слово" под названием "О чтущих многая книги", написанное константинопольским патриархом Геннадием. "О человече, что требуеши, многих ища книг?. И си едины доволны ти на спасение, аще почитая твориши, еже в них глаголет".
В первых частях этой книги читаем "овогда сия теши книги... иногда же инех желаеши, толико мудрости научаешися... но не твориши добрых дел. Пред человеки мудрееши, а пред Богом в ненависти еси. Кая таковому польза, аще и много имат разума и многи чтет книги?"
Читающий книги, согласно наставлениям Измарагда, "обновляется, и просвещается, и спасается", становится причастным вечной истине. Его обязанность — делиться с другими, потому что человек не вправе претендовать на владение истиной. Истина это не частная собственность. Об этом идет речь в "Слове святаго Ивана Златаустаго о не дающих книг чести и преписати". Если ты богат и мудр, если у тебя есть книги, не хорони их от братьев, не собирай у себя в клети "на изъядание червем и плесни".
"Аще ли ся еси дочел в которых книгах, еже хранити от братии своея, то поистинне достойни суть плесни, и червем, и огню на сожжение"

После всего выше написаного становится понятным почему образованнейшие из "боголюбцев" отдавали предпочтение одной книге, а не множеству томов, хранящихся в личных библиотеках. Иван Неронов всегда имел при себе всего одну книгу "Маргарит" с поучениями Иоанна Златоуста, которые он читал народу в храмах, на площадях и на улицах.

Искаженое понимание реформаторов таких выражений как "наука" и "премудрость" внесло новую культурную ценность, и родило новую веру.
Показательно, что Аввакум посвятил этой фразе особую статью в своей "Книге толкований": "Кую премудрость, глаголет, взыщите? Ту ли, ея же любит Павел митрополит и прочий ево товарищи, зодийщики? Со мною он, Павел безумной, стязаяся, глаголющи: ведено де... научатися премудрости алманашной и звездочетию, писано де: взыщите премудрость, да поживете. Не знает Писания, дурак, ни малехонко!.. Писание глаголет: взыщите премудрость, да поживете, и исправите в ведении разум, еже есть Божия премудрость, — любы, милость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание, вся сия исправляти в ведении и разуме духовнем, и не примешивати блудень и похотей внешних к духовному жительству".

Для православного сознания Аввакума "премудрость" это нравственное совершенство, а для его возражателей это интеллектуальный процесс действующий в границах определённых знаний. Интеллект всегда ненасытен, требующий все новой и новой пищи. Книга для Аввакума это духовный наставник, а для исказителей веры, книга это ученый совопросник. Для интеллектуала чем меньше человек прочитал книг, тем меньше он знает и тем ниже ценится в среде таких же софистов, кругозор которых зависит от размера библиотеки. Чем она больше, тем он досточтимие.
Стефан Яворский, редкостный библиоман, перед смертью, попрощался со своими любимыми книгами, сочинив элегию к своей библиотеке под названием "последнее книгам целование".
"Вы мене прославили, вы мене просветили, вы мне у лиц высоких милость приобрели.
Но более жить с вами (ах, тяжкое горе!) запрещает час смертный и горких слез море".
Ни один православный книжник и начётчик не смел допускать скорбных мыслей, зная что смерть освобождает от тягот и соблазнов бренной жизни, причисляя к вечности, отголоском которой есть душеполезная книга.
Священномученик Киприан Карфагенский о приближающейся смерти говорил: "Какое же тут место тоске и беспокойству? Кто при этом будет тревожиться и печалиться, как не тот, у кого недостает надежды и веры? Бояться смерти может только тот, кто не хочет идти ко Христу; а не хотеть идти ко Христу свойственно только тому, кто не верит, что он начнет царствовать со Христом".
Исправление церковных книг проводили на Руси и в прежние времена, но так как эти исправления не искажали веру, то не имели таких катастрофических последствий.
Соловецкие иноки были хорошо осведомлеными, что "образцовые" книги выпускаются в Венеции. Они писали, что через правку книг с новых греческих книг, которые «печатают у... латын, в Риме и в Виницеи, или хто хочет где", в Московском государстве завелась ересь.
Очень интересная фраза "или кто хочет где"? Очевидно, речь идет о книгах, которые сочинял кто хотел, писал в них что хотел, печатал их где хотел. Поэтому протестуя также против "свободного творчества", иноки видели внесенное еретическое учение в новые книги, потерявших всякую ценность.
Ведь если книга это духовный авторитет, то она не должна отражать чье-либо личное мнение противное православной вере. Книга есть "соборный» акт, а не личное поползновение одного человека, презревшего "соборное свидетельствование" . В поморских ответах сказано "Аще ли кия и сумнительныя речи от преписующих в прописех внесошася, и таковая церковными соборы и премудрыми и святоподражательными преводники, каковы быша Киприан митрополит и преподобный Максим Святогорец, исправляхуся". Никон же правил книги "суемудрием и самосмышлением".

https://vk.com/wall-221707672_426
"А егда еще был в попех, прииде ко мне исповедатися девица, многими грехми обременена, блудному делу и малакии всякой повинна; нача мне, плакавшеся, подробну возвещати во церкви, пред Евангелием стоя. Аз же, треокаянный врач, слышавше от нея, сам разболевся, внутрь жгом огнем блудным, и горко мне бысть в той час. Зажег три свещи и прилепил к налою, и возложил правую руку на пламя, и держал, дондеже во мне угасло злое разжижение". (Протопоп Аввакум).

Православный телесный канон, построенный по византийскому образцу, очень строгий и аскетический, и не умещается в голове современного человека. Половое воздержание между супругами обязательны по всем воскресеньям и церковным праздникам, по средам, пятницам и субботам, а также во все постные дни теперь кажутся невыполнимы .
Да и само "православие" нынче, выходя с песнями и плясками на улицы музейных деревень, с молчаливого согласия пастырей, корректируется под себе и свои желание. А "блудолюбный образ" при этом становиться нормой, маскируясь под различные оправдания.
Поскольку единственным оправданием половой жизни является деторождение, то всякая попытка предотвратить зачатие всегда была настолько греховная, что контрацепция, искусственный аборт и детоубийство сплошь и рядом не различались и одинаково назывались "душегубством". Попытки предотвратить зачатие с помощью трав или заговоров иногда карались даже строже, чем аборт, потому что это было не только покушение на жизнь нерожденного младенца, но и языческое, антихристианское знахарство и ворожба, которыми занимались "бабы богомерзкие".

В исповедном чине православной Церкви, который восходил к византийскому образцу, свыше половины вопросов касались нарушений седьмой заповеди – иначе говоря, сексуальности. В чине исповеди 14 века список лиц, с которыми могли согрешить прихожанки, начинается с "отца родного" и через деверя, зятя, монаха и духовного отца доходит до скота.

В требнике, употреблявшемся русской церковью в 17 веке, кающемуся предлагалось "явственно исповедать все свои согрешения, в которые он от рождения впал. И со многими ли пал, с мужеским ли или женским полом, или чрез естественные согрешения впал, или с четвероногим, в пьянстве, или трезв был, и кое время в том пребыл".
В чине исповеди женщин вопрошали: "До брака блуда с кем не сотворила ли, с отроками или с женатыми мужами? Не посмотрела ли тайно на мужскую срамоту? Не давала ли кому себе хватать за груди или за срамное место? Не целовала ли кого, подругу или мужеска пола? Не играла ли с подругами неподобно, сиречь не взлазила ли на них с похотью, и на себя не вспущала ли? От разжжения похотного в свое естество не сотворила ли блуда перстом или иным чем? Не хватала ли мужчин своею рукою за тайный уд?"
Столь же строгими были и поведенческие установки. Целомудрие («полная мудрость»), сохранение девственности и отказ от половых сношений даже в браке (жить, "плотногодия не творяху") в дореформенной России почитались "святым делом".
"АЗ ЕСМЬ АВВАКУМ ПРОТОПОП"
Есть в Ивановской области старинный городок Юрьевец, которому в 2025 году исполнится 800 лет.

В 1652 году город Юрьевец имел честь стать пристанищем для протопопа Аввакума, который назначен служить в собор Входа Господня во Иерусалим.

"Божиею волею, государь меня велел в протопопы поставить в Юрьевец-Повольской. И тут пожил немного, — только осмь недель".

Юрьевец в начале того века был главным городом малозначащего уезда. Он стоял на склонах отлогих гор и у подножия крутого холма, возвышавшегося над правым берегом Волги, приблизительно на полдороге между Костромой и Нижним Новгородом Духовная жизнь характеризовалась тем, что в городе было около десяти церквей, два мужских монастыря и два женских, в общей сложности около десятка священников, и около сотни монахов и монахинь.

По прибытии в город для нового протопопа и его семейства готовили избу патриаршего приказа, а пока Аввакума с семьей поселили на просторном подворье юрьевецкого воеводы Дениса Максимовича Крюкова.

Гости в Юрьевце случались нечасто, поэтому вся воеводская челядь собралась на крыльце, московского гостя рассматривали пристально, долго.

Гостя встречали богато. Быстренько затопили баньки. Когда совсем стемнело, сели повечерять. Первым делом подали на стол пироги — с рыбой, вязгой, прошлогодними грибами. Потом поднесли икру, вареное мясо, белорыбицу, огромного осетра. На третье пошла куриная похлебка. Меды, пиво и браги были в изобилии.

Гостей разместили в Красной избе. Дети и жена легли на кроватях, а сам Аввакум, по привычке выбрав самый холодный угол под образами, — на полу. "Неисповедимы пути твои, Господи! Благослови меня на службу верную", — думал он и возносил молитву в ночной тиши.

Да только не оценили юрьевцы благостных чаяний протопопа, уж сильно взялся Аввакум бороться не только с блудом.
Ему приходилось вступать в бой по поводу всего: по поводу беспорядков в церкви, пьянства, шедшего в городе; из-за народных увеселений, из-за обманов, которые творились в ущерб патриаршей казне, из-за разврата и теплохладного отношения к священным предметам; он боролся и против "харь" и притираний с румянами. Он делал это решительно, чтобы выполнить свою двойную обязанность духовного вождя и церковного администратора и, прежде всего, для того, чтобы повиноваться голосу своей совести.

И восьми недель не прошло, как взбунтовался народ юрьевецкий. Собрались однажды к избе патриаршего приказа чуть ли не всем городом, вытащили бедного протопопа, плетни окрестные на колья разобрали, и началось… Били долго, упорно, ногами и батожьем.

Власти, с воеводой Денисом Крюковым и его пушкарями во главе, прибежали на место как будто случайно, в то время, когда протопоп уже лежал замертво избитый, брошенный "под избной угол"; их было всего-навсего около двенадцати человек против тысячи или полутора тысяч врагов Аввакума. Пушкари смогли только, "ухватив" его, положить на лошадь и «умчать» в «его дворишко".

"И егда устроил мя Бог протопопом в Юрьевце-Повольском, бит ослопием и топтан злых человек ногами, и дран за власы руками; отнял меня Дионис Крюков еле жива. И о сем молихся, да простит им Бог зде и в будущем веце.

Аввакум был один из тех немногочисленных людей, кто и в самые тяжелые времена имел мужество служить делу, а не лицам, кто превыше всего, превыше всяких жизненных благ ставил верность Христу.
Много ли нынче найдется таких христиан, кто не ради собственных убеждений, мнимого гуманизма или либеральных идей мог бы возвысить голос, побуждаясь истиной о Христе.
Во время пребывания Аввакума в Тобольске, в день Преображения Господня, 6 августа 1663 года случилось в соборе чудо, о котором довели до его сведения. В момент, когда протодьякон возгласил «Двери, двери мудростию вонмем!», «тогда у священника со главы взяся воздух» и упал на пол. Затем, когда запели «Верую», воздух, покрывавший Агнца, соскользнул на другие четыре просфоры и после пения Херувимской снова вернулся на свое место. Это были явственные знамения, внушающие чувство страха перед никоновскими реформами .

Аввакум рассказывает это происшествие в своей первой челобитной к царю от 1664 г. Ввиду того, что он не говорит, что он там присутствовал, более вероятно, что ему об этом сообщили.

"Летом, в Преображениев день, чюдо преславно и ужасу достойно в Тобольске показал Бог: в соборной большой церкви служил литоргию ключарь тоя церкви Иван, Михаилов сын, с протодьяконом Мефодием, и егда возгласиша:
«двери, двери мудростию вонмем», тогда у священника со главы взяся воздух и повергло на землю; и егда исповедание веры начали говорить, и в то время звезда на дискосе над агнцем на все четыре поставления преступала и до возглашения «Победныя песни»; и егда приспе время протодьякону к дискосу притыкати, приподнялася мало и стала на своем месте на дискосе просто. А служба у них в церкви по новым служебникам, по приказу архиепископлю. И мне, государь, мнится, яко и тварь рыдает, своего Владыку видя бесчестна, яко неистинна глаголют Духа Святаго быти и Христа, Сына Божия, на небеси не царя быти во исповедании своея веры".
Одно из никоновских исправлений богослужебных книг заключалось в опущении слова "истинный" в Символе веры и замене фразы «его же царствию несть конца" фразой "его же царствию не будет конца".
Аввакум очень заботился о мотивировке своего автобиографического труда, обрамленного привычными для читателя и необходимыми для автора формами жития святого, пророка и борца за "дело божие".

Искуснейший в книжности Максим Грек при составлении предисловия к житию Зосимы и Савватия Соловецких, следуя древней агиографической традиции, посчитал необходимым снабдить свой труд такой мотивировкой: «Аз окаянный и грубый, понужения ради твоего, честный отче, надежу возложих на всемилостиваго бога... яко да споспешествуют ми» в начатом труде.
Автор предисловия пишет, что он обратился к этой теме по просьбе какого-то лица ("будучи понужаем тобою"), скорее всего связанного с Соловецким монастырем.

"Многострадальный юзник темничной, горемыка, нужетерпец, исповедник Христов священнопротопоп Аввакум понужен бысть житие свое написати отцем его духовным иноком Епифанием, да не забьвению предано будет дело Божие. Аминь."

Современники Аввакума, читая автобиографическое житие должны были воспринимать его как нечто привычное и обыденное.
Ведь традиционные биографии подвижников составлялись всегда посмертно канонизированным подвижникам, а не людям, хорошо известным современникам.
Поэтому наличие только внешнего "понуждения" (с целью скромности автора) казалось для Аввакума недостаточным. Для такого необычного труда нужен был и реальный повод. Таким поводом послужило принуждение к написанию житие со стороны духовного отца, который "понудил" к написанию этого как бы рассказа о своей жизни или исповеди.

Подтвержденим того, что житие протопопа Аввакума было написанно по всем правилам агиографического канона является составленный Семеном Денисовым сборник житий-мартириев под названием "Виноград Российский", в котором рассказывается о пострадавших христианах за православную веру от безбожных еретиков. Основой повествования послужила редакция Жития Аввакума, откуда заимствованы все факты биографии и подробности тех событий . Также "Житие" было использовано и при написании других глав: о протопопе Костромском Данииле, пресвитере Муромском Логине, попе Романово-Борисоглебском Лазаре, старце Авраамии, дьяконе Федоре.
"К НОВОМУ БОГУ, АНТИХРИСТУ, ЗОВУТ"

Официальным документом, признающим наличие в Русской православной церкви внутренней оппозиции, стало итоговое постановление Московских соборов 1666–1667 гг., повелевающее всей пастве покоряться святой восточной церкви. На христиан налагалось проклятие, их предавали анафеме "как еретиков и непокорников": "Аще ли будет от священного чина, извергаем и обнажаем его всякого священнодействия и проклятию предаем. Аще же от мирского чина, отлучаем и чужда сотворяем от Отца и Сына и Святого Духа, и проклятию и анафеме предаем… И аще пребудет во упрямстве своем до скончания своего, то да будет и по смерти отлучен, и часть его и душа его со Иудою предателем и с распеншими Христа жидовы и с Арием и с прочими проклятыми еретиками". В заключении говорилось, что и железо, и "камение", и "древеса" разрушатся и растлятся, а упомянутые жестокие клятвы "да будут не разрешены и не растлены во веки веков, аминь".

Это были неслыханные ранее на Руси проклятия. Кроме того, собор рекомендовал, как известно, наказывать "злочестивых" "градским законом" и "казнить их разным томлением и различными муками", сжигать, отрезать языки, отсекать руки, уши или носы, позорить их на торгу, ссылать в заточение до самой кончины. "Ныне мучат всех," говорит Аввакум, "не велят веровать в старова Сына Божия, Спаса Христа, но к новому богу, антихристу, зовут. Послушай их, кому охота жупела и огня, соединись с ними в преисподний ад!" Таким образом, с этого момента сама жизнь христиан была под угрозой, они были лишены всяческих прав и свобод, кроме возможности пострадать и умереть за православную веру.

Что касается погребения покойных в освященной земле, то любые церемонии были запрещены, тела не хоронили, так как по закону христиане приравнивались к еретикам и самоубийцам. Аввакум так писал об этом в своем "Житие": "Аз же… не сподоблюся савана и гроба, но наги кости мои псами и птицами небесными растерзаны будут и по земле влачимы".
За достаточно краткий период времени сложилась немыслимая для древнерусской соборности ситуация раскола, разделившая общество на две неравные части. Как объяснить подобную бескомпромиссную враждебность к христианам со стороны церковных властей (греческих и русских патриархов), и со стороны светской власти?

Таким единственным убедительным объяснением сложившегося бытия для христиан стало мнение о пришествии Антихриста. Ведь если Московские соборы середины и второй половины 17 в., повинными в многочисленных ошибках и извращениях божественных законов, то свершившееся отпадении от истины, означает, что наступает исполнение пророчеств о мерзости запустения и воцарение антихриста.

Окончательное отступление от веры совершилось в 174 г. (1666). В этом году никоняне "совершенно" православие все отринуша, древнее предание св. апостол и богоносных отец, и оболчаша их льстиво и охулиша, и новоразвращенная богомерзкия книги со многими ересьми в них похвалиша, и всех еретик крещение римское и священство их гнусное прияша, ихже святии отцы наши проклинаша и от святыя церкви отметаша"…Некогда православная церковь, согласно Аввакуму сотворилась апокалипсической блудницей, напаяющей всех ядовитым питьем. Свет истины совершенно погас в русской церкви и над нею воцарился непроницаемый мрак лжи. На Руси явилась новая чудовищная ересь, которая обняла и сосредоточила в себе лжеучения еретиков всех времен.
..."ПОСЛАЛИ МЕНЯ В СИБИРЬ... ДО ТОБОЛЬСКА...
Аввакум и здесь продолжил борьбу не только за правую веру "браня от Писания и укоряя ересь Никонову", но и за нравственную чистоту своих прихожан, проявляя ревность и заботясь о спасении вверенных ему душах. Удручало его в сибирской столице и бесчинство церковнослужителей и прихожан во время богослужения.
"Отрадние, чадо, — вспоминал впоследствии Аввакум о своём пребывании в Тобольске, — Лоту в Содоме и Гоморе житие бысть, нежели мне в волокитах тех. Беспрестанно душевное плавание и неусыпныя наветы и беды. Яко со зверьми, по человеку со искусители брахся. Вне убо страх, а внутрь такожде боязнь. И во церковь иду, а тово и гляжу, как нападут".

Несомненно, внушая благоговейное почтение и страх у многих нарушителей христианского долга, жившим в Тобольске – этом губительном Содоме, Аввакум принялся смирять тобольскую вольницу, не щадя себя и, казалось бы, не зная меры в своем рвении. Обличая с паперти своих прихожан, он и здесь нажил себе много врагов.

Здесь мне хотелось бы вспомнить как сурово, на первый взгляд, проучил благочестивый протопоп блудницу, случайно застигнутую им во время блудодеяния с мужчиной. Вот как он сам это говорит.

"Ох, горе мне, – не хощется говорить, да нужда влечет. Как вора не обличить, коли не кается! Я, окаянный, в Сибири зашел сам со огнем: в храмине прелюбодей на прелюбодеице лежит. Вскочили. Я и говорю: что се творите? не по правилом грех содеваете. И оне сопротиво мне: не осужай! И аз паки им: не осужаю, а не потакаю".

Не добившись покаяния от блудников, Аввакум отвел их в приказ к воеводам. «Те к тому делу милостивы, - с негодованием замечает Аввакум, - смехом делают: мужика, постегав маленько, и отпустил, а ея мне же под начал и отдал, смеючись. Тогда протопоп, помня об одном испытанном способе противодействия блудной похоти, описанном в широко известной на Руси «Повести о целомудренной вдове», наказал присланную к нему женщину.

Глубокий диссонанс усматривается в поведении и умах двух представителях венца творений. Мужское бессилие и мужское достоинство.
Один порол распутную женщину тайным удом, разжигаясь похотью, другой порол хлестким шелепом, милосердствовавши. Один ввергал в пропасть греха, другой от греха избавлял.

«Я под пол ея спрятал. Дни с три во тьме сидела на холоду, - заревела: "государь-батюшко, Петрович! Согрешила пред Богом и пред тобою! Виновата, - не буду так впредь делать! Прости меня, грешную!" Кричит ночью в правило, - мешает говорить. Я-су перестал правило говорить, велел ея вынять, и говорю ей: "хочешь ли вина и пива?" И она дрожит и говорит: "нет, государь, не до вина стало! Дай, пожалуй, кусочик хлебца". И я ей говорю: "разумей, чадо, - похотение-то блудное пища и питие рождает в человеке, и ума недостаток, и к Богу презорство и безстрашие: наедшися и напився допьяна, скачешь, яко юница, быков желаешь, и яко кошка, котов ищешь, смерть забывше". Потом дал ей чотки в руки, велел класть пред Богом поклоны. Кланялася, кланялася, да и упала. Я пономарю шелепом приказал. Где-петь детца? Черт плотной на шею навязался! И плачю пред Богом, а мучю. Помню, в правилех пишет: "прелюбодей и на Пасху без милости мучится". Начала много дал, да и отпустил".
Но прежде Аввакум прочел ей нравственную проповедь: "Скачешь – говорит он – яко юница, быков желаешь, и яко кошка, котов ищешь, смерть забывше". Он дает ей четки и заставляет ее класть земные поклоны, пока она не падает от изнеможения. Пономарь заставляет ее подняться, ударяя ее веревкой. "Где-петь детца? Чорт плотный на шею навязался! И плачю пред Богом, а мучю".

В этом весь Аввакум, с его аскетизмом, с его суровостью и одновременно жалостью к жертвам своей суровости — "и плачю… а мучю"…Но, как моралист, он терпит поражение и сознается в этом. Он всегда точен и правдив… На этот раз средство врачевания не возымело своего действия: это была охотная баба, которая вернулась на свою блевотину. "Она и паки за тот же промысл, сосуд сатанин!"
"ВРАГИ КРЕСТА ХРИСТОВА"

"Ждет вас Бог на обращение; враги креста Христова, сластолюбцы, блудодеи, убийцы и прелюбодеи, пьяницы и непрестаемаго греха желатели".
Кто же, по мнению Аввакума, "враги креста Христова?"
В современное время даже те, кто "християнин зовый ся" незнают, что впервые борьба с крестом началась вовсе не в периоде большевистских гонений, а во второй половине 17 века когда новообрядческая церковь объявила православный крест сомнительным и подлежащим изгнанию. Называя его "брынским, осмиконечным и выговским", с откровенной наглостью, даже с остервенением, с ненавистью и ругательствами бросывали крест с Храмов Божиих.
В книге "Розыск" Дмитрия Ростовскаго, написано, "яко на четвероконечном римском, а не на осьмиконечном брынском Христос распят бысть".

Один из главных признаков замещения истинной православной веры, верой новой было низвержение трисоставного креста и установление на главенствующее место четвероконечного. «Того ради научил никониян низврещи Христов крест трисоставный, а крыж латынской вместо ево вчинил; да и в перстах сложение истинное во Христа Исуса низвергл, и во антихриста устроил»; «крестъ трисоставный Христовъ суемудрейныи отлагають и четвероконечный Римский крыжъ почитають», «крестъ с маковицы Христовъ стащили трисоставный и поставили крыжъ латынской четвероуголный»; «Христовъ крестъ схватилъ, да крыжъ Римской положилъ»и т. д.

Ссылаясь на «предания святыхъ отецъ», Аввакум указывает, где и как должны быть использованы, согласно традиции, кресты: «да будетъ крестъ Христовъ тричастный на престоле, и на жертве, еже есть на просвире, и на главе церкви, и на иконахъ... Держимъ же и четвероконечный крестъ во церкви... токмо на ризахъ, и стихаряхъ, и патрахиляхь, и пеленахъ»; «почитаемъ крестъ Христовъ с возглавиемъ на престоле, и на просвирахъ, и на церкве на главе... четвероконечный... да будеть в церкви: на ризахъ, и на пеленахъ». Каждый раз при этом Аввакум подчеркивает «сыновнее», подчинительное в церкви положение четвероконечного креста по отношению к трисоставному: «Рабъ онъ Христову кресту или предтеча»; «на сыновномъ, еже есть — на четвероконечномь кресте» «четвероконечный — образецъ и предотеча Христову кресту»; «сеновнаго четвероконечнаго». (Сеновный — теневой, подобный, от слова «сень»; тот, который является лишь тенью истинного Христова креста, подобием его..).

Точно так же Аввакум характеризует положение крестов и в «Послании "рабомъ Христовымъ"»: «Поклоняйся кресту Христову, а не сеновному, сиречь предотече креста Христова»; «по-польски крыжъ, а по нашему образъ креста, или сеновной крестъ, или предотеча креста Христова».

Двусоставный четырехконечный католический крест, называвшийся ранее на Руси «латинским» (или «ляцким») «крыжом», сменил в ходе реформ трисоставный восьмиконечный крест, бывший главным символом православия.

Указания на подчинительное положение четвероконечного креста в церкви почти всегда сопровождаются в тексте ссылкой на святых отцов церкви: «вси богословцы в словесехъ своихь научаютъ почитати трисоставный крестъ»; «Что положиша и святии отцы, то тут да пребывает неизменно,.. не прелагай пределы, яже положиша отцы... по преданию святыхъ отецъ»; «идеже положиша отцы поклонятся». Установление же четвероконечного креста на «владычнем месте», таким образом, есть нарушение отеческих традиций. Доказательства этого выстраиваются от противного: как должно быть по правилам и как стало при никонианах.
Кресты не только по-разному используются в церкви и имеют разное положение, но и обладают разной силой воздействия. Истинный крест — «тричастный, оть кипариса, и певга и кедра сложенный», - способен защитить человека от дьявола и бесов, подать его душе мир и, наконец, ввести в рай. Четвероконечный крест когда-то, во времена Ветхого Завета, также был «знаменосенъ» (при исходе евреев из Египта, при вступлении Исуса Навина в землю «обетованную», во время заключения пророка Даниила во рву со львом и др.). Но все эти примеры «знамения быша к плотскому избавлению, а не к душевному спасению».
От «мысленнаго Фараона, глаголю — диявола и бесовъ его» может избавить только трисоставный крест.

Стремясь подчеркнуть слабость воздействия на нечистую силу четвероконечного креста, Аввакум завершает беседу следующим пассажем: «Люби паче всехь Христовъ крестъ и бежитъ оть тебе сатана, силою Его гонимъ. А Петровъ и сеновный не тяжелы ему, не болно онъ боится техъ крестовь, понеже не Владычни». Диавол боится креста Христова «где увидит его, бежит оттоле и зрети не может. Того ради научи никониян извреши крест Христов трисоставный и крыж латынской вместо ого вчинил»

Четвероконечный крест не может защитить человека от сатаны не только потому, что он «не Владычни», но еще и потому, что именно дьявол надоумил никониан «на владычнемъ месте» установить четвероконечный крест: «Явно обманулъ дияволъ рускихъ людей, бедных!.», «блядословятъ никонияна научениемъ сатаны».

Еще один аргумент в пользу превосходства трисоставного креста — иностранное происхождение главенства четвероконечного креста в церкви. Мотив иностранщины вводится Аввакумом с целью показать, что четвероконечный крест — это не исконно русское, а привнесенный извне: «Римский крыжъ.» - «Римскую блядь» — «крыжь полской» — «мудрование Римскаго костела» и т. д. Насаждение никонианами иностранных церковных обычаев на Руси ведет к трагическим последствиям. Любое малейшее нарушение отеческого предания приводит к «повреждению души»: «аще мало нечто оть веры отложилъ, - вся повредилъ» Римский крыжъ почитають колми суть врежаютъ душа своя». Тем, кто держится четвероконечного креста, Аввакум обещает гибель: «а ты держися четвероконечнаго креста, да с ними же в пеклъ пойдешь, во огнь неугасимый... явно идуть в пагубу, Римскую блядь возлюбивше крестъ четвероконечный». Скорбеть и плакать будут все: и те, кто возвеличил четвероконечный крест, и те, кто вынужден ему поклоняться:
«восплачутся вся племена земная, и ты с ними же попиратель креста Христова», «Злейше же суть паче всехъ еретикамь... и скорбь будетъ».

Сходным образом мотив низвержения трисоставного креста и установления на главенствующее место четвероконечного проявляется и в «Беседе о кресте к неподобным»: «Ну, никониянин, не ты ли еси отверг старую истинну, животворящий трисоставный крест господень и на том месте четвероконечный июдейский устроил?»; «никонияне... аще ветхая с римляны любите, еже есть четвероконечный крест, а Христос трисоставный отмещете».

Как и в «Книге Бесед», Аввакум здесь выступает не вообще против четвероконечного креста. С древних времен, об этом протопоп прямо говорит, церковь активно использовала четвероконечный крест для своих религиозных нужд. И в этом памятнике Аввакум также четко фиксирует его церковные функции: «подобно ему место: на ризы, на патрахели, на улари, на пелены». Однако никониане «раба» «пред владыкою пред Христовым трисоставным крестом» решили превратить в господина: «отдале слуге царское место». Именно это и вызывает не только неприятие данного новшества, по и трагическое осознание сего Аввакумом.

Аввакум показывает тесную взаимосвязь между установлением четвероконечного креста и "злой" смертью.
В «Книге Бесед», написанной гораздо раньше «Беседы о кресте...», Аввакум только предсказывал гибель никонианам, то здесь он уже помещает рассказ о «злых» смертях делателей никоновской реформы. Смерти реформаторов предстают под пером Аввакума «нелепыми», «мучительными». Описание болезней, приведших к трагическому финалу, насыщено ужасающими физиологическими подробностями: «И Ларион-то архиепископ Резанской зле изверг душу свою:
ноги у него отсохли, и мучася много, изьчезъ, яко прах. Еще же и Иван Фокин... погибе от земли, прогнило брюхо у него и внутренняя его чревеса и утроба истече... Да и Никон тако же нелепою смертию скончался». И «смердят» их тела после смерти так, что людям нечем дышать: «Лаврентий, Казанской митрополит умре, и не погребоша его, и исполни град вони злосмрадныя... Еле человеком дыхать живущим в Казани той, дондеже мерьтвечину ту его земля взяла».
Отталкивающий натурализм описаний демонстрирует, что все это происходило в реальности, а не в некоем метафизическом пространстве, с реально жившими людьми.
Описание «мучительных» смертей есть своего рода предостережение перед возможным страшным исходом вследствие поклонения новым "святыням".