___
Новости

100‑ЛЕТИЕ «НОВОГО МИРА» ОТМЕТЯТ В «БУЛГАКОВСКОМ ДОМЕ»

В завершение юбилейного года «Нового мира» в Театральном зале «Булгаковского Дома» пройдет творческая встреча с авторами и сотрудниками журнала

Театральном зале «Булгаковского Дома» 17 декабря в 19:30 пройдет творческая встреча с сотрудниками и авторами журнала «Новый мир» «Нам – 100». Ведущим выступит главный редактор журнала Андрей Василевский.

Участники встречи поговорят о прошлом, настоящем и будущем «Нового мира», прочтут избранные тексты, вспомнят о важнейших вехах столетней истории издания.

Среди участников встречи — авторы и сотрудники «Нового мира»: Алексей Алёхин, Максим Амелин, Дмитрий Бак, Марина Бородицкая, Елена Генерозова, Ирина Ермакова, Андрей Коровин, Григорий Кружков, Марина Кудимова, Виктор Куллэ, Вячеслав Куприянов, Владимир Салимон, Ольга Сульчинская, а также редактор отдела поэзии Павел Крючков.

🌟 Новость в Атме > https://atma.press/literature/news/novm/

___

___
Новости

В ЛИТЕРАТУРНОМ ИНСТИТУТЕ ПРОЙДЕТ ВЕЧЕР ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ЕСИНА

В Литературном институте 18 декабря (четверг) 2025 года в 19.00 в «Зале поэтов», (3 ауд.) состоится вечер памяти российского писателя и публициста Сергея Есина (1935—2017).

В этот день мастеру и бывшему ректору Литературного института, отправлявшему эту нелегкую должность на протяжении переломных девяностых и нулевых, 1992—2005, исполнилось бы 90 лет.

Воспоминаниями о Есине-писателе и Есине-ректоре и размышлениями о его книгах поделятся прозаики и поэты, друзья, коллеги и ученики Сергея Николаевича.

Любимую музыку мастера представят Александр Турханов (пианино), Павел Быков (баритон) и Сергей Терехов (гитара).

Режиссёр Павел Косов покажет фрагменты из документального фильма «Сергей Есин» (2022).
Приглашаются все желающие.

Вход в институт осуществляется по пропускам, поэтому нужна регистрация (необходимо прислать ФИО на liso@litinstitut.ru) и на входе необходимо будет предъявить паспорт.

Все, кто учился у СНЕ (или работал с ним) знают, каким сложным, но интересным человеком он был, как искренне мог помогать одним и намеренно страшно бесить других. Но мы (то есть его студенты) и сами все довольно непростые люди. Сегодня многие из нас разошлись друг с другом во взглядах. Что не удивительно, ведь в свои семинары Есин брал принципиально непохожих учеников. Он всегда ценил мнение и индивидуальность, – говорится в анонсе встречи на сайте Литинститута.

🌟Новость в Атме > https://atma.press/literature/news/esin

___

___
Проза номера

Юрий Буйда. ГОЛУБКА

Рассказ

Взгляд девочки заставил фотографа выпростать голову из-под накидки и внимательно посмотреть на десятилетнего ребенка, спокойно сидевшего между отцом и матерью. Она была очень красива — ни в мать, ни в отца. Но никому и в голову не пришло бы заподозрить Валентину Ивановну Голубеву в супружеской измене. Илья Ильич, служивший начальником железнодорожной станции, с извиняющейся улыбкой рассказывал о прабабушке, которая из-за своей нечеловеческой красоты так никогда и не вышла замуж: все, кто в нее влюблялся, гибли на дуэлях, пускали пулю в лоб или умирали от яда. Чтобы избавиться от проклятия красоты, прабабушка плеснула себе в лицо кислотой, но стала от этого еще краше и желаннее. На смертном одре она оказалась наедине со своим непорочным сердцем — чистым, как кубик льда.

— Что-то не так? — спросил Голубев одними губами, боясь пошевельнуться.

Пожав плечами, мастер вернулся под накидку. «Наверное, она просто хочет писать, — подумал он. — Или какать». И нажал спуск.

Голубевы жили в домике окнами на пакгаузы и здание вокзала, рядом с которым над старыми каштанами возвышалась водонапорная башня красного кирпича с ржавым флюгером на куполе. Когда мимо проходили поезда, в буфете на стеклянной полке начинала дребезжать одна и та же рюмка. Валентина Ивановна все собиралась приклеить к донышку рюмки бумажку, да руки как-то не доходили. С утра до вечера она хлопотала по дому, готовила, стирала, протирала и, когда уж очень уставала, говорила обычно с вялой усмешкой: «Меня и похоронят, наверное, в фартуке».

Илья Ильич не любил свою службу. Не любил лязг железнодорожных составов, ночные вызовы, ругань с клиентами, скандалившими из-за простойных штрафов, не любил и фразу, которую его подчиненные считали его любимой: «Железная дорога всегда права, даже если не права». Однако он скрывал ото всех эти чувства, и делал это так успешно, что числился лучшим начальником станции на отделении, и это тоже его мучило.

По субботам он с дочерью Галей, Голубкой, отправлялся в библиотеку, и это был праздник для обоих. Неблизкий путь до старого двухэтажного дома на площади, где над почтой и милицией размещалась городская библиотека, непременно нужно было проделать пешком — чтобы растянуть удовольствие. Особенно хорошо было зимой, промерзнув на мостах через Лаву, взлететь по деревянной лестнице на второй этаж и войти в жарко натопленную комнату с конторкой, за которой сидел Мороз Морозыч, библиотекарь с ватной шевелюрой и ватной бородой, скинуть пальто и присесть на корточки перед открытой печной дверцей, рядом с которой громоздились пахучие слезящиеся сосновые поленья. А жарким летним днем здесь было прохладно и приятно пахло бумажной прелью. Настоящее же пиршество начиналось, когда Голубев и Голубка принимались перебирать книги. На это уходило часа два, три, а то и четыре, с перерывом на чай и разговоры с Морозом Морозычем.

— Библиотека и есть коммунизм, — говорил Илья Ильич. — Или рай, если хотите. Братство великих душ и умов. Здесь слиты все достижения красоты, уравновешивающие друг друга в гармоническом целом, которое и спасет мир, как говорил Достоевский…
— Достоевский говорил о красоте Христа, — возражал Мороз Морозыч.
— Христос — мечта, которая если где и жива, так только в этом же раю, на родине души…

Домой они приносили старенький портфель с железными уголками, набитый книгами так, что-его невозможно было закрыть и приходилось нести под мышкой.

Валентина Ивановна с напряженной и усталой улыбкой наблюдала за мужем и дочерью, которые весь вечер разбирали добычу.

— И стихов набрали, — с удивлением говорила она. — Ну никак не пойму, зачем люди пишут и читают стихи…

🌟 Читать полностью в Атме > https://atma.press/biglit-07-2025/prose-07-2025/buydaglb

___

___

УЛЫБКА БУНИНА

Ход мысли

Почему Леониду Андрееву «ломило щёки» от речей Бунина? Спросим. «Ох, Ванюша, — отвечал он, — когда я с тобой, у меня щёки ломит от смеха».

Мне хочется послушать! – и пусть ломит щёки. Я потерплю. Щёколомные шутки любимого.

* * *

«Ему покоряются лица, конструкции, тела, машины. Он знает, что образует улыбку; он может расположить ее на стене, в глубине сада; он распутывает и свивает струи воды, языки пламени…»

Об улыбке на стене – великий французский поэт Поль Валери о Леонардо да Винчи. Что образует улыбку. Что же? Мы редко задумываемся об улыбке, пока не удивимся, например, некоему несоответствию мимики событию. Либо протезирование подтолкнёт к финансово-эстетическому раздумью, в обыденности не возникающему.

Радикально грустное черепно-челюстное мероприятие (виниры либо вставление в дёсны красивеньких изделий) – бывает важно для обложки ввиду профессии. Вызвездило тебя – улыбайся, показывай доход. Постановочные улыбки на фото, ныне дежурное блюдо, прилетевшее в российскую традицию из-за океана, знаменуют успешность. Способен улыбаться? Есть чему радоваться? Зубки голливудские бело-голубые? Тогда ты молодец, ты свой, а мы до слёз твои, поскольку разделяем твоё влечение к счастью, то есть лидерству и успеху. Подобная пошлость, естественно, претила бы Бунину. Претит. И реклама в годы его молодости – на фоне промышленного подъёма – уже цвела счастливым идиотизмом, когда обладание каким-нибудь ароматным мылом от плоскостопия делает лицо покупателя незабываемым.

Сосед мой по Воронежу родился на Большой Дворянской улице, дом 1. Википедия врёт, по обыкновению своему, что номер 3. Нет, дом был номер 1, и у плавающей нумерации домов есть история. Я родилась на соседней улице, девочкой гуляла близ бунинской микрородины, откуда и докладываю: на месте дома номер 1 уже в моём детстве стояла бетонно-стеклянная башня – научно-исследовательская контора. На стене была скупая дощечка с аскетичной надписью: на этом месте стояло здание, где родился… Я не оговорилась: здание. Башня так убедительно стоит, что никаким способом не подтащить к ней туристов – дескать, в этом двенадцатиэтажном[1] домике родился Бунин. А хочется. Посему туристов тянут к другому домику, низкорослому, но старообразному, и туристы в умилении покидают пределы, полные чувств. Для усиления их чувств и надёжности турбизнеса врака вписана в Википедию. Ну да там и Варвара Пащенко названа женой, а действительная жена Анна Цакни, мать его сына, даже не упомянута. Пошутим не без грусти: вдруг кто велик – назначай мемуаристов списком и заверяй нотариально, иначе тебе вспомнят ужо! а поздно.

Снимки Бунина в разных его возрастах всем говорят о суровости вплоть до надменности. Смотрим: запечатлённый образ монотонно красив – и с бородкой, и без бородки, но взгляд, взгляд – зачем это занудство! – спрашивала я у возлюбленного моего всю свою жизнь. Ведь другой человек, не вот этот портретный сноб! Я же знаю! С детства знаю, что Бунин и в прозе, и в стихах тоже может, как Леонардо, говоря волшебными словами Валери, расположить улыбку мира где угодно: на небе, на плечах, на стене. У мага Ивана Алексеевича за невесомой стеной жизни словно дежурит чеширский кот. Воздушная стена природы ему сама улыбается, как в стихотворении 1901 года. Финальные строфы:

Не налюбуюсь, как сквозят
Деревья в лоне небосклона,
И сладко слушать у балкона,
Как снегири в кустах звенят.

Нет, не пейзаж влечет меня,
Не краски жадный взор подметит,
А то, что в этих красках светит:
Любовь и радость бытия.

Строчкой «Любовь и радость бытия» в 1982 году я назвала свою дипломную работу в Литинституте. А в 2025 году – свой юбилейный вечер в Москве...


🌟 Читать полностью в Атме > https://atma.press/literature/reviews/ivbuninsmile/

___

___
Новости

В ПИТЕРЕ ОТКРЫЛАСЬ МУЗЕЙ-КВАРТИРА АЛЕКСАНДРА ВВЕДЕНСКОГО

Посетить выставку в квартире Введенского можно с 15 декабря до 12 марта 2026 года

Команда петербургского Музея ОБЭРИУ (Санкт-Петербург) открыла отреставрированную квартиру Александра Введенского с выставкой о литературном объединении эпохи авангарда.

Выставка «Комната ОБЭРИУ» посвящена «истории знакового места литературной жизни Ленинграда 20-30-х годов». В квартире Введенского собирались писатели-обэриуты Даниил Хармс, Николай Заболоцкий, Константин Вагинов, Игорь Бахтерев, Дойвебер Левин, а также их друзья и единомышленники — Леонид Липавский, Яков Друскин, Николай Олейников и другие литераторы. В экспозиции представлены их архивные тексты, документы, автографы, книги, фотографии и личные вещи...

🌟 Читать полностью в Атме > https://atma.press/literature/news/alvdn/

___

___

Иван Пырков. ОБЛОМОВ И ПУШКИН

* * *

Странная какая-то параллель. Если не хулиганская.
Когда говорят про Обломова, вспоминают обычно халат и диван – с доброй улыбкой или там злой усмешкой. Иногда ещё, после потягивания и сладостного зевания, Обломовку. Как status quo счастливого и светлого. Как домашнее прозвище России. А иногда вспоминают просто – своё детство.
Но что может быть общего между маленьким зарвавшимся лентяем, осмеливающимся жить по собственному, обломовскому, времяисчислению – и пушкинским гением? Диаманта Обломова прописана во всех учебниках яснее ясного: родился талантливым, душа светлая, влюбился в прекрасную Ольгу Ильинскую, которая так и не смогла до конца его разбудить, ради сна закопал свой талант, уснул сначала духовно, а потом и физически – навсегда. Причём же здесь Пушкин?
Предлагаю не спешить с выводами. И немного похулиганить, задавая вопросы.
Татьяна. Ужель та самая?
Умудрённые сединами обстоятельные комментаторы-марафонцы и перемахивающие через целые главы в читалках readers-спринтеры почти никогда не замечают этой героини. Фантомной? Невидимой?
Да нет, вполне себе осязаемая, фактурная такая Татьяна Ивановна. Появляясь в романе после золотой рамки «Сна Обломова», в тот момент примерно, когда Илья Ильич досматривает свой знаменитый полуторачасовой sleep-триллер, она оказывается в центре, так сказать, низкой дворовой жизни. Её минута славы длится всего несколько мгновений. Служивые люди дома на Гороховой (квартиру в котором снимает Илья Ильич) знают и ценят Татьяну, восхищаются её бойким словцом. (« – Ай да Татьяна Ивановна, мимо не попадёт!») А Татьяна рассказывает на все лады про «ненаглядного» своей, видимо, барыни. Да как живописует: «Какой дурак, братцы… так этакого поискать! Чего, чего не надарит ей! Она разрядится, точно пава, и ходит так важно; а кабы кто посмотрел, какие юбки, да какие чулки носит, так срам посмотреть! Шеи по две недели не моет, а лицо мажет… Иной раз согрешишь, право, подумаешь: «Ах, ты, убогая! надела бы ты платок на голову, да шла бы в монастырь, на богомолье…»
Говоря, Татьяна Ивановна держит в руках массивный узел. « – Куда это вы собрались? – спросил её кто-то. – Что это за узел у вас?»
Узел – всего лишь платье для портнихи, очередная, верно, прихоть влюблённой хозяйки. Но в читательском подсознании Татьяна так и останется – женщиной с узлом. Узел проблем, узел ментальных противоречий, узел принципиального несогласия Обломова с прогрессом. Словом «узел» запестреют страницы романа, и его неразрубаемая порой сущность рефлексивно перекинется и на Ольгу Ильинскую в отчаянную минуту: «Зачем… я любила? – в тоске мучилась она <…> все запуталось в неразрешимый узел».
Да запомнятся ещё руки Агафьи Пшеницыной – «с выступившими наружу крупными узлами синих жил». Так и сходятся они в один, два узла – узел Ольги Ильинской и узел Пшеницыной…
Татьяна Ивановна – та ещё Пифия. Многое предсказала своим узлом-узелочком, а заодно, между делом, намекнула и на скорую завязку сюжета, на его ближайшую пружинную разбежку. Вот-вот Илью Ильича навестит друг детства Андрей Штольц – и пойдёт-поедет. А там уж и до обломовской мечты о «бифстексах» и холодной окрошке на пленере родной Обломовки рядом с красавицей-женой недалеко. Как, впрочем, и до «Casta diva». Ольга уже готова взять свои первые, небесно-высокие аккорды в романе. Скоро-скоро зацветёт она, раскроется – женщина-сирень. (Илья Ильич влюбляется сперва в музыку, а потом в Ольгу!)..

🌟 Читать полностью в Атме > https://atma.press/biglit-07-2025/pbl-07-2025/prkvpob

___

___

Игорь Волгин. НЕМОЛЧНОЕ МОРЕ


СОН

Я вверх взглянул, от ужаса дрожа:
прекрасным утром, раннею весною
на уровне восьмого этажа
ты стекла тёрла тряпкою цветною!

Я закричал: – Себя побереги!
Как ты могла? Что скажет тетя Лиза?! –
Но ты в ответ: – Ах, это пустяки! –
и тихо оттолкнулась от карниза.

И, ангельски спускаясь с высоты,
ты перешла в надменное паренье,
как бы явив ту истину, что ты
воистину небесное творенье.

Ты поправляла шпильки в волосах,
досадливо придерживала платье…
И понял я: круженье в небесах
обычнейшее, в сущности, занятье!

А ты парила, облаку под стать,
и, излучая слабое сиянье,
– Летать, – смеялась, – надобно летать –
в нормальное вернуться состоянье!..



* * *

Немолчное море шумит у порога,
пустыннее стогны.
Затеплились окна в домах Таганрога —
по-здешнему — окны.

Не с барышней томной просиживать лавки
в укромной аллее,
а честно в отцовской прислуживать лавке,
сиречь — в бакалее.

(Как будто из той родниковой глубинки
омыто водою —
ещё без пенсне, без единой морщинки
лицо молодое.)

А там — ни душе не переча, ни телу,
ни чёрту, ни брату,
отважно отдаться любезному делу,
читай — Гиппократу.

Не корчить пророка во славе и блеске,
чей разум — светильник,
а просто печатать свои юморески
в журнале «Будильник».

И вдруг, утомившись фланировать между
Москвой — Петербургом,
податься, лелея пустую надежду,
к медведям и уркам.

И слышать, что это тебе не по силам,
что дело пустое.
И сумерек слыть песнопевцем унылым,
короче — застоя.

Где критики шли по угодиям прозы,
как по полю — танки.
И где пролились наши первые слёзы —
о бедной Каштанке.

Не лезть оголтело в политику-дуру
(пошла она к лешим!),
и следовать клятве — а, значит, микстуру
давать заболевшим.

И снова терзать уязвлённую память,
как сыщик — улику,
и «Чайку» писать, и годами динамить
красавицу Лику.

И лжи не пытаться разгадывать ребус,
чей запах — тлетворен,
и сердцем понять, почему тебе Дрейфус
милей, чем Суворин.

Шутить не вполне подходяще для слуха:
«Чахотка — не триппер».
И в Ялту уехать, и, кашляя глухо,
жениться на Книппер.

И словно ездок, не выигравший дерби,
пробраться по краю.
Пригубить вино и признаться — ich sterbe,
то есть — я умираю.

И враз обломать благородную тризну
в мерцании люстрец —
с усмешкою тайной вернуться в отчизну
в вагоне для устриц.


🌟 Читать подборку полностью в Атме > https://atma.press/biglit-07-2025/poetry-07-2025/ivolginnm

___

___

ПОВСЕДНЕВНЫЙ ЭПОС В КВАНТОВОМ ПЕРЕХОДЕ: ОПЫТ ПРОЧТЕНИЯ ПРОЗЫ

О рассказе Елены Черниковой «Партита соло»

Я верю в случайности.

Этот рассказ попался мне случайно в журнале, и своим названием – «Партита соло» – пробудил во мне воспоминания о родном городе, когда я в Петербургской филармонии слушала «Партиту ре-минор для скрипки соло» Баха.

Знаменитая «Чакона» – заключительная часть единого сверхцикла, своеобразного музыкального воплощения Евангелия, гимн Преображения, завершающий сцены страдания, муки шествия на Голгофу и смерть Спасителя.

Молниеносно возникает понимание, что текст рассказа пришел ко мне неслучайно, я снова могу пережить то, что пережила прежде, и услышать музыку в тексте.

Вообще в рассказе очевидно его сонатное построение, явно или неявно подразумевающее три части. Фраза родственна части музыкальной симфонии, которая не может оборваться, пока не сыграна до конца. Поэтому в финале рассказа можно услышать Партиту, которая не должна прерываться. Это не прием, это сущность.

Читатель, оставшись с этим исходом один на один, призван автором интуитивно искать совпадение слова с музыкальной фразой и с той картиной, что зарождается внутри, пусть контуры ее пока и размыты. Пристально вживаясь в образность, читатель становится «читающим», и ему в какой-то момент открывается неувиденное при первом прочтении.

А дальше, шаг за шагом, он начинает давать оценку этому ощущению.

Главная мысль приходит сразу – это совсем новая, другая проза. Проза внутренней свободы.

Интеллектуальный заряд прорывается во внутренний мир человека, как будто писатель проникает в самые его глубины. В рассказе много вариантов прочтения, поскольку квантовый импульс дискретен. Елена Черникова использует вневременные воспоминания, уравнивает прошлое и настоящее, мощь и слабость.

Первое мое открытие на этом пути – условность жанра рассказ, обозначенного автором. Это особенный род текста, я бы назвала его «собственным жанром Елены Черниковой», похожим на своеобразный дайджест жанров, где один плавно переходит в другой, не нарушая очень важных границ языкового «я».

Сегментарно в тексте присутствуют беллетристика и публицистика, нон-фикшн, архивные материалы Первой Государственной Думы Российской империи (1906), миф и мистические уходы, рассказ в рассказе и – музыка, и она слышна не только в названии произведения. Выходя за все жанры, автор вручную собирает ткань текста, сохраняя его динамичность, и не выпуская читателя из этого круга.

Текст дышит желанием вернуть словам «запах», «слух», «зрение» и «осязание» – все чувства, что составляют суть языка. Возникает вопрос: как в этом совсем неформатном рассказе автору удалось совместить столько жанров, не выходя за рамки обозначенного формата текста? В нем нет пустот, есть афористичность, чёткость нарратива, и размышления, когда автор превращает собственный опыт в источник сюжета, и через своего героя подвергает сомнению все, прожитое в опыте.

Так рождается книга, или рассказ.

Прежде чем начать конкретный разговор об этой поразительной прозе, стоит вспомнить ответ Елены Черниковой в интервью, данном писателю и критику Елене Сафроновой: «Все мои книги в основном автобиографичны, все мои герои – я сама».

Эта мысль ставится во главу угла с первого знакомства с главным героем рассказа (сиречь с самим автором).

Традиционное начало, которое можно назвать прологом. Первая фраза:

«В ноябре 1982 Лёня с однокашниками прошёл очередью всеобщего горевания в Колонный зал Дома Союзов, где стоял гроб с телом Л. И. Брежнева…»

Время полноты веры в безусловность тех или иных поступков, выливающееся в подчинение существующим социальным институтам. Ритуал, черный креп, охрана вдоль уличной процессии. И сразу необыкновенность языка автора, который не только придает метафорический смысл тексту, но и займет место полноценного героя рассказа, поднимая его на необыкновенную высоту...


🌟 Читать полностью в Атме > https://atma.press/blogs/rimma-nuzhdenko/chrnnz

___

___
Новости

ПИСАТЕЛИ, ВЫХОДИ СТРОИТЬСЯ!

Минтруд РФ утвердил профессиональный стандарт «Писатель»

Писатель, выходи строиться: профессия наконец утверждена

В России наконец произошло то, о чём литераторы и безработные мечтали десятилетиями: писателя официально признали человеком труда. Министерство труда и социальной защиты РФ зарегистрировало профессиональный стандарт «Писатель». Документ вступит в силу 1 сентября 2026 года и будет действовать до 2032-го — если, конечно, за это время литература снова не окажется подозрительным занятием.

Теперь всё по-взрослому. Писатель — это не субъект с туманным взглядом, бродящий между кухней и черновиком, а специалист, выполняющий строго очерченные трудовые функции. В перечне — разработка замысла (то есть разрешено думать), написание текста (разрешено писать), редактирование (разрешено сомневаться), корректировка (разрешено передумывать) и, наконец, подготовка произведения к передаче в издательство — кульминация любой художественной карьеры, где вдохновение торжественно сдаётся под расписку.

Кратко профессиональная деятельность описана предельно ясно и поэтично: «реализация художественного замысла в литературном произведении». Никакой мистики, никаких внутренних демонов, только реализация. Желательно — в срок.

Особенно трогательно всё это звучит в исторической перспективе. Если бы подобный стандарт существовал в СССР, Иосиф Бродский не оказался бы на скамье подсудимых за тунеядство. Он бы просто не выполнил KPI по подготовке журнального варианта оригинального литературного произведения. Формально — совсем другая история.

Ответственным разработчиком стандарта выступила Ассоциация союзов писателей и издателей России — организация, которая, судя по всему, решила довести давнюю мечту до логического конца: сделать писателя окончательно понятным государству. В разработке также участвовали все возможные союзы писателей — от Москвы до Петербурга, плюс Литературный институт имени Горького, что символично: если уж кто и умеет превращать литературу в норматив, то именно он.

Минцифры РФ, в свою очередь, поспешило заверить общественность: профессия писателя по-прежнему пользуется уважением и востребована. Особенно приятно, что это пришлось отдельно проговорить. Видимо, чтобы никто не сомневался: да, это всё ещё не хобби, не девиация и не прикрытие для праздного образа жизни.

В итоге перед нами редкий и по-своему изящный парадокс. В стране, где интеллектуальный труд воспринимается как нечто подозрительное, его наконец-то решили узаконить — но, разумеется, только после того, как разложили на функции, стадии и формы. Теперь всё в порядке: вдохновение проштамповано, писатель допущен к работе.

Возможно, следующим станет профессиональный стандарт «Мыслитель». Хотя…

🌟 Новость в Атме > https://atma.press/literature/news/prowriters/

___

___

ЛАСЛО КРАСНАХОРКАИ: ЖИЗНЬ, ЛИТЕРАТУРНОЕ ТВОРЧЕСТВО, ПУТЬ К НОБЕЛЕВСКОЙ ПРЕМИИ

Шведская академия присудила венгерскому писателю Ласло Краснахоркаи Нобелевскую премию по литературе, отметив его «визионерское и не допускающее компромиссов творчество, исследующее духовные руины современности». Хотя многие его произведения были переведены на русский язык, что можно сказать о нём тем, кто ещё не читал ничего из его литературы?

Ласло Краснахоркаи родился 5 января 1954 года в Дьюле, небольшом городе на юго-востоке Венгрии, недалеко от границы с Румынией. Эта периферийная среда, отмеченная историей и изоляцией, оказала глубокое влияние на его литературную чувствительность.

Он получил начальное и среднее образование в своём родном городе, в институте Эркель Ференц, где в период с 1968 по 1972 год обучался на латинском отделении. Позднее изучал право в Сегедском университете и Будапештском университете имени Этвёша Лоранда (ELTE), но вскоре оставил юридическое образование, чтобы посвятить себя литературе и венгерской филологии. В годы учёбы в университете он начал публиковать свои первые тексты, среди которых Tebenned hittem («Я верил в тебя», 1977), привлёкший внимание своим мрачным и философским стилем.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПУТЬ И СТИЛЬ

Краснахоркаи — один из самых своеобразных и сложных писателей своего поколения. Его творчество характеризуется плотной, гипнотической и вызывающей прозой, с чрезвычайно длинными предложениями и непрерывной нарративной структурой. Его стиль сочетает в себе меланхолию Центральной Европы с апокалиптическим взглядом на современный мир, а иногда включает философские влияния Востока, с которыми он познакомился во время путешествий в Китай и Японию.

Его тексты часто затрагивают темы безысходности, социальной деградации, морального краха и поиска смысла в распадающемся мире. Мрачный тон его повествования не исключает глубокой духовности и тонкой иронии.

Среди его наиболее значимых произведений можно выделить:

Sátántangó (Сатанинское танго, 1985): его первый крупный роман, действие которого происходит в заброшенной деревне после падения коммунизма. Это аллегория о коррупции, вере и коллективной манипуляции. Киноадаптация режиссёра Бэлы Тарра (длительностью более семи часов) закрепила международную славу обоих.

Az ellenállás melankóliája (Меланхолия сопротивления, 1989): исследует вторжение хаоса в провинциальное сообщество и столкновение между порядком и моральным крахом.

Herscht 07769 (2021): этот рассказ состоит из единого предложения, растянутого на сотни страниц, что является крайним примером его формального мастерства и языковой экспериментации.

Кроме того, он публиковал сборники рассказов и эссе, в которых развивает те же темы: одиночество, насилие и невозможность искупления. Его тексты были переведены на множество языков, а несколько из них были адаптированы для кино режиссёрами, такими как упомянутые Бэла Тарр и Гёргий Фехер.

НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ ПО ЛИТЕРАТУРЕ 2025

При присуждении Нобелевской премии по литературе Шведская академия опиралась на несколько ключевых аспектов:

1. Апокалиптическое, глубоко человеческое видение: Краснахоркаи описывает мир, разлагающийся — социально, морально и духовно, но его писательство сохраняет радикальную веру в силу искусства. Академия подчеркнула, что его литература «ищет искупление среди разрушений», что перекликается с традицией авторов, таких как Франц Кафка и Самюэль Беккет.

2. Центральноевропейское наследие и формальные новшества: хотя Краснахоркаи и вписывается в центральноевропейскую традицию, он её не повторяет — он её трансформирует. Его проза напоминает интенсивность Томаса Бернхарда или ясность Кафки, но его тон уникален, почти музыкален....

🌟 Читать полностью в Атме > https://atma.press/literature/reviews/krasnokharkai

___

___

Георгий Иванов. В ЗАЩИТУ ХОДАСЕВИЧА

Еще недавно, в «Тяжелой лире», Ходасевич обмолвился:

Ни грубой славы, ни гонений
От современников не жду.

Казалось – именно так. Казалось – Ходасевич, поэт, еще до войны занявший в русской поэзии очень определенное место, вряд ли в ней когда-нибудь «переместится», все равно как, гонимый или прославленный. Не такого порядка была природа его поэзии.

Прилежный ученик Баратынского, поэт сухой, точный, сдержанный – Ходасевич уже в вышедшем в 1914 году «Счастливом домике» является исключительным мастером. Последующие его книги – «Путем зерна» и особенно «Тяжелая лира» – в этом смысле еще удачнее. С формальной стороны это почти предел безошибочного мастерства. Можно только удивляться в стихах Ходасевича единственному в своем роде сочетанию ума, вкуса и чувства меры. И, если бы значительность поэзии измерялась ее формальными достоинствами, Ходасевича следовало бы признать поэтом огромного значения…

Но можно быть первоклассным мастером и остаться второстепенным поэтом. Недостаточно ума, вкуса, уменья, чтобы стихи стали той поэзией, которая хоть и расплывчата, но хорошо все-таки зовется поэзией «Божьей милостью». Ну конечно, прежде всего Должны быть «хорошие ямбы», как Рафаэль прежде всего должен уметь рисовать, чтобы «музыка», которая есть у него в душе, могла воплотиться. Но одних ямбов мало. «Ямбами» Ходасевич почти равен Баратынскому. Но ясно все-таки «стотысячеверстное» расстояние между ними. С Баратынским нельзя расстаться, раз «узнав» его. С ним, как с Пушкиным, Тютчевым, узнав его, хочется «жить и умереть». А с Ходасевичем...

Перелистайте недавно вышедшее «Собрание стихов», где собран «весь Ходасевич» за 14 лет. Как холоден и ограничен, как скуден его внутренний мир. Какая нещедрая и непевучая «душа» у совершеннейших этих ямбов. О да, – Ходасевич «умеет рисовать». Но что за его уменьем? Усмешка иронии или зевок смертельной скуки:

Смотрю в окно – и презираю.
Смотрю в себя – презрен я сам.
На землю громы призываю,
Не доверяя небесам.

Дневным сиянием объятый,
Один беззвездный вижу мрак…
Так вьется на гряде червяк,
Рассечен тяжкою лопатой.

Конечно, Ходасевич все-таки поэт, а не просто мастер-стихотворец. Конечно, его стихи все-таки поэзия. Но и какая-нибудь тундра, где только болото и мох, «все-таки» природа, и не ее вина, что бывает другая природа, скажем, побережье Средиземного моря…

…Ни грубой славы, ни гонений
От современников не жду…

Казалось бы – именно так. Неоткуда, не за что. Но Ходасевич ошибался. В наши дни, в эмиграции, к нему неожиданно пришла «грубая слава». Именно «грубая», потому что основанная на безразличии к самой сути его творчества.

* * *

Неожиданно для себя выступаю как бы «развенчивателем» Ходасевича. Тем более это неожиданно, что я издавна люблю его стихи (еще в России, где любивших Ходасевича можно было по пальцам пересчитать и в числе которых не было никого из нынешних его «прославителей»). Люблю и не переставал любить. Но люблю «трезво», т. е. ценю, уважаю, безо всякой, конечно, «влюбленности», потому что какая же влюбленность в «дело рук человеческих», в мастерство. И нет, не развенчивать хочу, но, трезво любя, трезво уважая, даже преклоняясь, вижу в хоре «грубых» восхвалений – новую форму безразличия, непонимания…

Прежде: Борис Садовской, Макс Волошин, какой-нибудь там Эллис, словом, второй ряд модернизма и – Ходасевич.

Теперь: Арион эмиграции. Наш поэт после Блока. Наш певец.

В новой форме – то же искажение.

Как не вспомнить тут словцо одного «одиозного» критика: «Ходасевич – любимый поэт не любящих поэзии». Пусть простят меня создатели вокруг имени Ходасевича «грубой славы». Да, поэзии они, должно быть, не любят, к ней безразличны. Любили бы – язык бы не повернулся сопоставить Ходасевич – Блок. Не повернулся бы выговорить: Арион.

Но не любят, равнодушны, и поворачивается с легкостью.

«Арион эмиграции». О чем же поет этот «таинственный певец», суша «влажную ризу» на чужом солнце? Какую «радость» несет его песня...

🌟 Читать полностью в Атме > https://atma.press/biglit-07-2025/pbl-07-2025/givanovhds

___

___

ОБ УНИКАЛЬНЫХ И УНИВЕРСАЛЬНЫХ ПРАКТИКАХ ПИСЬМА

О книге Андрея Бычкова «Антропологическое письмо». Издательство «Алетейа», Санкт-Петербург

У книги есть технический подзаголовок «Курс лекций и семинаров с выпускниками Московской школы нового кино и Литературных курсов им. А.П. и М.А. Чеховых», однако совсем не хочется называть антропологические этюды Андрея Бычкова учебным пособием. Скорей, мы имеем дело с протоколом интеллектуального эксперимента известного писателя (более двадцати книг) и группы начинающих писателей и сценаристов. Интеллектуальная жизнь — прежде всего конфликт и несогласие, чаще версия, чем истина. Обучение, как правило, выглядит иначе. Уникальность курса Андрея Бычкова в высоком градусе свободы при решении задачи, что такое антропологическое измерение сегодня, как оно работает и что дает писателям и читателям.

👉🏻 ЧТО ТАКОЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ

Антропологический поворот — актуальное понятие, отсылающее к постепенной трансформации философского мышления. Я бы сказала модное, если бы истоки его не уходили далеко в прошлый век. ХХ век знал не одну смену философской оптики (вспомним лингвистический, этический, визуальный повороты). Сегодня мы имеем дело с поворотом антропологическим, заявляющим о себе вертикально, то есть в терминах предшественников (Хайдеггер, Сартр, Мерло-Понти), и горизонтально, в терминах более поздних философов, союзников и соперников (Фуко, Делез, Агамбен и другие). Оба список безусловно можно продолжить. Скажем, «религиозный антрополог» Людвиг Фейербах, сказавший в свое время по-горьковски звучную фразу «Человек человеку – бог», мог бы украсить первый список, а второй можно длить и длить с удовольствием, если переводы хороши.

Смысл понятия «антропологический» сегодня не выглядит терминологически точным, так что каждый раз мы обязаны спросить себя, о чем конкретно идет речь. Антропологический подход междисциплинарен и гибок, он может пересекаться с философией экзистенциализма, а может отрицать гуманистические идеалы прошлого. Так нередко происходит, если предмет изучения остается неизменным, а производство знания невероятно ускоряется – терминология не догоняет. Ясно одно, человека невозможно выплеснуть с водой ни из одной из современных философий. Пока не получается, хотя попытки выглядят увлекательно. Вспомним хотя бы Ника Лэнда с его «историческим шумом», исходящим от человечества, спекулятивных реалистов или остроумного философа от социологии Бруно Латура с его «отрицательной антропологией».

👉🏻 О ЧЕМ КОНКРЕТНО ИДЕТ РЕЧЬ В «АНТРОПОЛОГИЧЕСКОМ ПИСЬМЕ»?

В коллективном опыте, который длился два года, речь идет о «писательской практике» как тонком инструменте познания себя, заботы о себе, технологий себя, «размыкания» себя, об аутотерапии и нелегкой роли «настоящего» писателя и «настоящего», идеально резонирующего письму читателя. Здесь старый мем о чукче-писателе не работает. Настоящий писатель – всегда настоящий читатель, и Андрей Бычков, эссеист и лауреат многих литературных премий (в этом году получивший еще одну, премию Андрея Белого) легко демонстрирует высший читательский класс. Возникает вопрос, конвертируется ли настоящий читатель в настоящего писателя? Похоже, да, если он/она способны пережить свои желанья, разбудить свои неврозы и аффекты, принять роль пишущего как аскезу, схиму, безумие, стать «плохим писателем», как Франц Кафка, и плохим актером «театра жестокости», как Антонен Арто.

Речь в книге пойдет об «истине писательского субъекта», таинственной субстанции, чаще дионисийской, чем аполлонической, и не всегда совпадающей с классическими представлениями о субъекте. Скажем, неуправляемые творческие энергии порой превращают писателя/писательницу в объект...

🌟 Читать полностью в Атме > https://atma.press/literature/books/abc_ap
___

___
Поэзия номера

Алексей Дьячков. РОМАНС


ОЗНОБ

Говорили, что осень пропахла кострами,
Что бело на заброшенных дачах от астр.
Что по склону к реке разбрелись оркестранты,
Инструменты в пожухлой траве побросав.

Здесь заметно, как годы проносятся мимо,
Как стоят, изнутри выгорая, деньки.
Как в пустом поселковом затарившись пивом,
Зависают в тени старых лип рыбаки.

Здесь хозяин на мир взгляд свой поднял с порога,
И собака у ног его в бусах репья.
Посмотри же теперь на меня, как на бога,
Я смогу от тревоги избавить тебя.

Не заметишь, как старой посадки одежда
Цвет меняет, как гнется в заливе камыш,
Когда вместе со мной на крыльце, заглядевшись
На осенний лиловый закат, постоишь.

Отливают вечерние сумерки сливой,
Реактивного крестика светится нить.
Чтоб о жизни такой, бесконечной, счастливой
Говорить — мало слов. Мало слов говорить.


НА ВЕРНИСАЖЕ

В рамке склон, охотник, зайки.
Отражение хозяйки.
Каравай, бутыль с водой.
Питер Брейгель Дух Святой.

Свет резвится, нет погоды.
Дети ждут отца с охоты,
Машут матушке в окне,
Развлекаясь на катке.

Редкий ствол, подлесок страшный,
Нарисованные сажей,
Мощи вечера — точь-в-точь
С мясом выплеснутый борщ.

Гонят вечер, волки, холод.
Быстро замерзает Holland.
Черный пес не кажет нос —
Отрывается мороз.

Слякоть охры, синь замазки,
Дальше ткань мешка без краски,
Крест к кресту — в узлах погост,
Серый грунт впитался в холст.


ТОНЯ

Гора теней и облаков гора.
Ветвистые стволы в лесу раздетом,
Спасибо вам за щедрый гонорар,
За помощь и деньгами и советом.

Как липы, мы готовимся к зиме,
Как тополя с костлявыми руками.
Живые мы стоим среди теней
И тянемcя к воде за облаками.

Спасибо за пещеру и сезам,
Сарая тес и пустыри предместий.
Усталость, накопившаяся за
День выходной, оставь нас в пыльном кресле.

Не сон придет, а тот пустынный пляж,
Где чаек мы распугивали смехом.
Когда рассудок помрачится наш,
Пусть прозвучит, как это имя, эхо.


ТИХОХОД

Облако под мостик затекло.
Трубы ТЭЦ дымят, в домах тепло.
Вечер прячет по углам сокровища.
Гол забили, Нетто— голова.
Пива нет. Встречают два волхва
В хмурой подворотне Шостаковича.

Рукава мотаются без рук.
Пустоту вытягивает бульк.
Двор пугает ветками и сучьями.
Арке разговоры не нужны,
Нарушают в сумраке мужи
Тишину тоническим трезвучием.

Так легко, простившись навсегда,
Выйти, сделать вдох, туда-сюда
Побродить, чтоб приглядеться к раненным
Кленам и рябинам. — Никого.
Пахнет город пыльным рукавом.
Пахнут темнотой печной окраины.

Через мост над розовой рекой
На вокзал вернуться так легко,
Свой вагон найти, соседей с лицами
Хмурыми. На верх залечь, поплыть.
Ночью встать, чтоб выйти покурить
В тамбуре с уставшей проводницею.

🌟 Читайте полностью в Атме > https://atma.press/biglit-07-2025/poetry-07-2025/dyachkovrm/

___

___
Проза номера

Ефим Гаммер. СПАСИТЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Волшебная повесть нашего времени

1. КОЛДОВСКАЯ СЕНСАЦИЯ

– А теперь очередная сенсация о конце света, – сказал мрачным голосом телеведущий. – В давние времена, когда древняя магия царила в мире, злой колдун Гриф обрек человечество на гибель в 21 веке. И оставил завещание, в котором написал – кто и как способен расколдовать его заклятие и спасти наш мир. Это завещание только сейчас было обнаружено в Лондоне, притом случайно, при реставрации королевского сейфа с архивными документами. И разослано всем спецслужбам.

2. КАНУН НОВОГОДНЕЙ НОЧИ

Школьные каникулы – благо, конечно. Но при таком благе невыразимо скучно, когда нечего делать две недели подряд. При наличии юмора скажем так: на протяжении двух календарных лет вынужден бить баклуши. Тут и задумаешься, чем заняться, чтобы жизнь стала веселее? В особенности сегодня, 31 декабря, накануне Нового года...

🌟 Читайте полностью в Атме > https://atma.press/biglit-07-2025/prose-07-2025/gammersps

___

___
Новости

В ДОМЕ ОСТРОУХОВА ОТКРЫЛАСЬ ВЫСТАВКА К 160-ЛЕТИЮ ПЕРВОГО ИЗДАНИЯ «ПРИКЛЮЧЕНИЙ АЛИСЫ В СТРАНЕ ЧУДЕС»

Выставка раскрывает многогранность личности Льюиса Кэрролла — писателя, математика, путешественника

Москве, в Доме И.С. Остроухова в Трубниковском переулке открылась выставка, посвящеенная 160-летию первого издания «Приключений Алисы в Стране чудес» Льюиса Кэрролла. В пресс-релизе организатора говорится, что этот проект продолжает серию экспозиций Гослитмузея, объединенных концепцией «игры в героя», и раскрывает удивительную судьбу легендарной сказки в России. Партнером выставки стала галерея ГРОСart.

«За полтора века «Алиса в Стране чудес» прошла необычный путь — от сказки для детей до произведения, которое цитируют философы и ученые. Выставка рассказывает о судьбе Алисы в России, о том, с какими трудностями сталкивались переводчики и почему английский язык, по выражению поэта Уистена Одена, стал здесь «самым важным персонажем».

Выставка раскрывает многогранность личности Льюиса Кэрролла — не только писателя, но и одаренного математика, страстного путешественника и одного из пионеров художественной фотографии викторианской эпохи. Раздел выставки посвящен его фотографическому наследию: здесь можно увидеть редкие авторские снимки, работы его современницы Джулии Маргарет Кэмерон, а также знаменитый детский портрет Алисы Лидделл — той самой девочки, которая вдохновила писателя на создание сказки.

Кэрролловский мир абсурда, игр со смыслом и языковой текучести оказался удивительно созвучен художественным поискам XX века. Его фантасмагорические образы вдохновляли мастеров, работавших на границе сна и яви. На выставке представлены работы классиков книжной графики и современных художников: Геннадия Калиновского, Мая Митурича, Лидии Шульгиной, Виктора Чижикова, Павла Пепперштейна, Владимира Клавихо-Телепнева, Юрия Ващенко, Юлии Гуковой, Андрея Мартынова и др. Экспозиция объединяет редкие книжные издания, оригинальные иллюстрации, скульптуры и архивные материалы из частных собраний и музейных фондов.»

Выставка продолжит работу до 29 марта будущего года.

🌟 Новость в Атме > https://atma.press/literature/news/lkalice/

___

___
Новости

ОТ АГАТЫ КРИСТИ ДО DISNEY: КАКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ СТАНУТ ОБЩЕСТВЕННЫМ ДОСТОЯНИЕМ С 1 ЯНВАРЯ

Среди утративших правовую защиту — литературных произведений Кристи, Фолкнера, Моэма

С начала 2026 года мировой культурный ландшафт несколько расширится за счет авторов из США, чьи творения – а их тысячи! – с 1 января перейдут в общественное достояние. Речь идёт о произведениях, созданных и опубликованных в 1930 году. Это означает, что тексты, изображения, музыка и фильмы станут доступны для свободного копирования, распространения и творческого переосмысления без ограничений авторского права.

Среди литературных произведений, утративших правовую защиту, — роман Агаты Кристи «Убийство в доме викария», «Когда я умирала» Уильяма Фолкнера, «Пирожные и эль, или Скелет в шкафу» Сомерсета Моэма, а также философская книга Бертрана Расселла «Завоевание счастья».

К числу знаковых визуальных образов, которые также перейдут в public domain, относятся ранние изображения Плуто — пса Микки-Мауса, а также Бетти Буп, одного из первых женских персонажей в истории анимации.

Музыкальное наследие 1930 года будет представлено, в частности, композицией «Georgia on My Mind», написанной Хоги Кармайклом в соавторстве со Стюартом Горреллом. В кинематографе ключевым событием станет переход в общественное достояние фильма «На Западном фронте без перемен» — черно-белой экранизации романа Эриха Марии Ремарка, снятой режиссером Льюисом Майлстоуном.

🌟 Полный перечень произведений, которые с 1 января 2026 года станут частью общественного достояния, доступен по ссылке в Атме > https://atma.press/literature/news/authlw

___

___
Поэзия номера

Виталий Дмитриев. ПРОДОЛЖЕНИЕ МЫСЛИ

* * *

Снег плясал, бесновался в объятиях тьмы
и метель под серебряной крышкой зимы,
закипая, плескала свой дымный отвар
в подворотни домов, захлестнув тротуар.
Снег летел, торопясь залепить до утра
этих улиц названья, домов номера,
чтоб из хаоса белого утром возник
безобразного города чистый двойник.
Снег метался по улицам, падал, взлетал,
заполнял серой кашей ослепший канал.
И сквозь саван непрочный, сквозь ветер и снег
проступал всё ясней девятнадцатый век.
Возникал наяву уничтоженный мир —
серебро, позолота, барокко, ампир.
Даже блочных коробок уродливый бред
был лепниною снежной роскошно одет.
Снег кружился над городом в небе пустом
и антенна на церкви казалась крестом.
И на этом кресте был навечно распят
Петербург, Петроград, Ленинград.


* * *

Тот чудак возле кромки прибоя
принимает за отзвук тоски
стоны чаек над тёмной водою.
Вот ведь — плачут почти по-людски.
Столько собственной боли и страсти
он вложил в этот жалобный крик,
что уже понимает отчасти
их нехитрый гортанный язык.
Всё пройдёт. И была ли причина
горевать? — Можно всё позабыть,
воркованием жить голубиным,
воробьиным чириканьем жить,
чтоб однажды в ночи, засыпая,
расквитавшись с нехитрой бедой,
вдруг услышать — всё так же рыдают,
плачут птицы над чёрной водой.


* * *

Мелодии горькая завязь —
всей жизни моей продолженье.
О, если бы только не зависть
к природе, утратившей зренье,
когда, затопляя округу
невнятицей истинной боли,
почти повторяя друг друга,
смыкаются небо и поле.
Что толку в ночном причитанье?
Какого ты ищешь спасенья?
Стихи на едином дыханье
почти не имеют значенья,
а их необычная смелость —
боязнь пустоты и застоя.
Минуй нас смертельная зрелость
и слово, — уже восковое.
О, эта волна звуковая!
Обманет. Конечно, обманет.
Но всё-таки, страх заглушая,
нахлынет, низринет, изранит,
потом подойдёт к изголовью
с любовью, даруя отсрочку,
и значит, ты жив, если кровью
забрызгана каждая строчка.
Спроси — для чего? Я отвечу,
что смысла и нет, и не будет.
Поэтому всё человечье
мне чуждо. Пусть кто-то осудит,
но я не умею иначе
любить. И любое прозренье
из области детского плача,
которому нет объясненья.


* * *

Стеченье суетных недель
и, как итог, — за всё в ответе
стихи – не средство и не цель,
но способ жить на этом свете,
во тьме, в ночи, когда строка
уже тускнеет на изломе
и страшен вид черновика,
и надоело в “мёртвом доме”
гадать кто прав, кто виноват.
Глупее не было вопроса.
Неужто вывезет талант,
Когда положишь под колёса?
Ведь можно всё переиграть…

Но мне судьбу не выбирать –
уж чем богата, тем и рада.
Какой тут выбор?
Что за бред?
Его и не было,
и нет,
и быть не может
И не надо.


* * *

В компьютере файлы зависли,
но я даже этому рад, —
перо продолжение мысли,
а клавиши бьют наугад –
по сектору и по квадрату,
как “Град” по бандитской Чечне.
Любое неточное слово
Стихи – они тоже расплата,
но этот разброс не по мне.
Ветшающей жизни основа
мерцает в ночи на просвет.
все прочие сводит на нет.
И все же поблажки не требуй,
пред Господом, падая ниц
в февральское рыхлое небо,
изрытое стаями птиц.

Едины и время и место, —
со сценой смыкается зал.
Бездонная яма оркестра
ревёт, заглушая финал,
но всё же берёт за живое,
уже отметая слова,
и всё, что казалось игрою,
свои предъявляет права.

Пойми – ремесло бутафора
нисколько не хуже других.
Картон – долговечней фарфора,
И розы – поблекнут не скоро –
Они достоверней живых.
Комедия, фарс или драма, —
Меняется лишь антураж.
Недаром, снимая рекламу,
не фрукты берут, а муляж.

Средь падуг, кулис, декораций,
софитов и прочей муры –
удобней не быть, а казаться,
скрывая себя до поры,
когда, усмехнувшись неловко,
не взгляды, вбирая, а тьму,
рискнёшь полететь без страховки,
доверясь себе самому.

🌟 Читайте подборку полностью в Атме > https://atma.press/biglit-07-2025/poetry-07-2025/vdmitrievpm/

___

___
Новости

В ОНЛАЙН-РИТЕЙЛЕ СНОВА ВЫРАСТУТ ЦЕНЫ НА КНИГИ

Ключевым фактором остаётся повышение комиссий маркетплейсов

С начала 2026 года книги на крупнейших российских маркетплейсах могут подорожать в среднем на 10–15%. Такой сценарий участники рынка связывают с изменением условий работы на платформах и ростом сопутствующих издержек для издателей.

По словам представителей сразу нескольких крупных издательских домов, ключевым фактором остаётся повышение комиссий маркетплейсов. Глава издательства «Эксмо» Евгений Капьев сообщил, что весь книжный рынок получил новые оферы, в которых заложен рост комиссионных. По его оценке, это отразится на розничных ценах уже с 1 января и приведёт к удорожанию книг примерно на 10%.

О схожих последствиях говорит и генеральный директор «Росмэна» Борис Кузнецов. Он подтвердил рост тарифов и отметил, что у издателей практически нет инструментов компенсации, кроме пересмотра цен. По его прогнозу, итоговое повышение стоимости книг на маркетплейсах может составить от 10 до 15%, что заметнее прошлогодних изменений.

Дополнительное давление на рынок, как подчёркивают в издательстве «Альпина», создают налоговые факторы. Речь идёт о планируемом увеличении социальных взносов для малого и среднего бизнеса, росте НДС, а также об отмене соглашений об избежании двойного налогообложения с рядом стран. В этих условиях издатели также сталкиваются с необходимостью доплачивать подоходный налог с выплат зарубежным правообладателям.

На этом фоне маркетплейсы Wildberries и Ozon официально заявили, что не повышали комиссии для книгоиздателей. Тем временем данные о действующих тарифах показывают, что за последний год комиссии на книжную продукцию уже существенно выросли. Так, на Wildberries с декабря прошлого года они увеличились с 19,5% до 29,5%, а на Ozon для книг дороже 300 рублей — с 22% до 39%. Согласно опубликованным тарифным таблицам, с января этот уровень комиссий сохраняется.

🌟 Новости в Атме > https://atma.press/literature/news/online_retail/

___

___
Поэзия номера

Елена Уварова. НЕ-ДО-СНЫ


ПОМНЮ

1.

Помню лето, кто-то крутил «Чижа».
Папа мыл на даче в тазу посуду.
Я ему сказала: «Готовь пиджак –
будет скоро свадьба …и внуки будут».

Было что-то детское в тех словах,
беспокойных, важных, звучащих глупо.
И конфорка пыхала – ох да ах,
толстый чайник носом сопел и хлюпал.

«Он такой хороший, весёлый, пап.
У него сестрёнка, Рено, собака».

Джинном плыл из чайника белый пар.
Папа мыл тарелки… и тихо плакал.

2.

Помню зимний сумрак, закат кровавый.
Я в роддоме, солнце во мне и ад.
Всех богов ругает соседка справа,
та, что слева – молится всем подряд.

Я в окошко пялюсь, прижавшись к стенке:
там, с утра, лелея свою хандру,
муж стоит, как школьник, забывший сменку,
смотрит так, как будто бы все умрут.

Пьёт коньяк тихонечко, чтоб согреться.
Пишет мне: «Вся жизнь до тебя – фигня».
Я реву, растрогавшись не по-детски,
и светло, и больно внутри меня.

3.

Помню осень, в квартиру спустилась тьма.
Мы, начав ругаться, сошли с ума –
говорили много о том, что мало
нам любви, которая б всех спасала,
что расстаться надо бы, разойтись.
И слова по трубам летели ввысь.
И сосед по ним колотил до ночи.
Мы стучали тоже, что было мочи.
Он шумел один, а у нас – «семь-я».

За окном провинция, дождь, скамья,
на скамье – поломанный дом для кукол,
под скамьёй пригрелась худая сука,
у неё щенки и в глазах печаль.
Мы, прижавшись к стёклам, глядели вдаль…
И молчали.


🌟 Читайте подборку полностью в Атме > https://atma.press/biglit-07-2025/poetry-07-2025/euvarovand

___

___

ОРГКОМИТЕТ ЛИТЕРАТУРНОЙ ПРЕМИИ ИМ. ЮРИЯ ЛЕВИТАНСКОГО ОБЪЯВЛЯЕТ ДЛИННЫЙ СПИСОК III СЕЗОНА

В лонг-листе – 479 отобранных работ, большинство – 249 и 124 – по основным номинациям: Поэзия и Проза

В 2025 году на две основные – Поэзия, Проза – и три дополнительные, партнёрские номинации – от издательств «Рипол Классик», «Русский Гулливер» и литературного агентства «Флобериум» – было подано 1544 заявки из 22 стран, 1388 из которых были допущены к участию в конкурсе.

В состав жюри III сезона Международной литературной премии им. Юрия Левитанского вошли: Елена Черникова, Юрий Крылов, Герман Власов, Андроник Романов, Дмитрий Бирман, Владимир Софиенко, Александр Оберемок, Валериан Маркаров, Константин Шакарян, Эмма Огольцова.

В этом году Оргкомитет принял решение не ограничивать длинный список строго очерченной квотой. Все номинированные работы оценивались анонимно. Длинный список получился по настоящему — длинным!

🌟 Длинный список III сезона Литературной премии им. Юрия Левитанского в Атме > https://atma.press/literature/news/levitansky_award_long/

___