Удивительное показывают у Егора Михайлова в канале. И в комментариях у него же ещё. Это круче Гоголя-Бриджертона.
И до кучи история. В местах, откуда я родом, один там граф написал свои знаменитые «Севастопольские рассказы» и примерно в это же время стал пацифистом. Но все изображения в центре города, в том числе на фасаде центральной библиотеки его имени, демонстрировали юного, красивого, с эполетами и усиками подпоручика, который сам попросился перевести его в горячую точку из Молдавии, потому что «хотел быть полезным Отечеству». Но я не об этом. Почти все дети моего поколения испытывали жесткий когнитивный диссонанс в первом же классе, когда открыв советский букварь, видели того же графа, но босого в бороде и косоворотке. И долго не могли сопоставить дедушку с юным военным.

Я не то чтоб разбираюсь в комиксах или кино, но дисишные Хранители, пожалуй, одни из моих любимых. Хотя больше собственно комикса и недурного сериала, вышедшего относительно недавно, люблю полнометражное кино и желательно режиссёрскую версию со встроенным мультом о Чёрной шхуне.

Вообще очень постмодернисткая штука и шутка, эти Хранители. Во-первых, это альтернативная история, в которой Никсон пошёл на новый срок, Дети цветов исчезли примерно так же быстро и надёжно, как наши авангардисты-обэриуты в 1930-х, а США выиграли Вьетнамскую кампанию благодаря команде людей и существ со сверхспособностями. Но это не Лига Справедливости какая-нибудь, а набор вполне себе психопатов и подонков. Кстати, когда война всё, их тоже быстро запретили, потому что даже в альтернативном раскладе революция жрёт своих детей.

А тут уж и 1985 год наступил, и думсдей клок уже на без пяти полночь. Весь мир практически по Летову в одной огромной… Холодной войне, в общем. Вроде как надо предотвратить ядерную катастрофу, которой привычно и не без оснований угрожают Советы. Тем временем странным образом погибает один из экс-Хранителей Комедиант — тип неприятный, но тоже ведь боевой товарищ, хоть и рыльце у него в пушку — а у кого не? В целом никому нет дела до пенсионера, выпавшего из окна, кроме единственного не снявшего по требованиям властей маску супергероя. Душка Роршах начинает собственное расследование, тем более что бывшие соратники то и дело неудачно падают на топор 17 раз, пропадают бесследно и вообще дела у них не очень. Пора объединять усилия, как в старые времена. Но покладистостью и открытостью намерений там и раньше никто не отличался, а теперь и вовсе.

Так что, здесь у нас психологический роман, детектив, шпионский и политический триллер, лав стори на краю апокалипсиса и пакет в пакете. «История Чёрной шхуны», что я вспоминаю выше, — комикс, который читает один из эпизодических персонажей.

У фильма отличный саундтрек, чернейшая и очень стильная атмосфера, мотивы исключительной достоевщины по глубине и мрачнейшая ирония. Довольно неоднозначное кино со строгим 21+, одно из немногих, которое не жмёт мне в дубляже.

К слову, Роршах и Комедиант — мои любимые антигерои, что многое должно рассказать обо мне понимающим людям. Но это вообще парадоксально человечная история, рассказывающая о бремени сверхчеловеческих способностей. Сейчас идея перепрошитой дихотомии «добро-зло» уже не кажется революционной, а когда комикс только вышел, полагаю, пересмотр архетипов сыграл на нужных струнах. Получилась такая себе повесть о ненастоящем сверхчеловеке — симулякр попсовых трендов, но с метамодернистским душком и утренним запахом свежего напалма. Довольно трагический, если задуматься, хотя не без хэппи-энда. Я уже много лет нахожу в нём некоторое утешение.

Nobody cares actually

Книга для отвлекающего субботнего чтения Нора Хироко Оямады хороша по многим пунктам. Рассказала, по каким именно.

В огонь гляжу. А там горят «Идиот» и «Анна Каренина». И сказать надобно — хорошо горят. Вообще, книги хорошо горят. А уж рукописи — как порох. Видал я много костров из книг-рукописей — и у нас на дворе, и в Тайном Приказе. Да и сама Писательская Палата жгла на Манежной, от собственных крамольников очищаясь, нам работу сокращая. Одно могу сказать — возле книжных костров всегда как-то тепло очень. Теплый огонь этот. А еще теплее было восемнадцать лет тому назад. Тогда на Красной площади жег народ наш свои загранпаспорта. Вот был кострище! На меня, подростка, тогда это сильное впечатление произвело. В январе, в крутой мороз несли люди по призыву Государя свои загранпаспорта на главную площадь страны да и швыряли в огонь. Несли и несли. Из других городов приезжали, чтобы в Москве-столице сжечь наследие Белой Смуты. Чтобы присягнуть Государю. Горел тот костер почти два месяца…©

Wake me up when September ends

Мало помалу
птенчики станут коршунами.
Только мышата останутся мышками.
в норку из норки тихо, а то слопают.
слово за словом переливаешь ковшиком,
льёшь свою воду на чьи-то чужие мельницы —
Ты, как и я, вымышлен,
брось свою проповедь —
слышишь выстрелы в ельнике?

я же предупреждала.

Вот моё сердце —
будешь ли ты щипать корпию?
Перевяжи своих тяжело раненых,
не прерываясь на поиски
соломоновых копей.
Вот мои губы — хочешь отведать праны?
Туже тяни концы узорного пояса —
Нам пировать не к лицу, да и рано.
Кто-то большой очень на нас

Сердится.
(октябрь, 2015)

Виктория Шваб Галлант. Перевод Елены Николенко.

Чего все сочувствуют-то? Хорошая цитата. Соберись-тряпка-цитата, я считаю

Все новости должны быть такими ©

В нашей повседневной жизни твёрдая почва под ногами служит нам ориентиром, к которому мы неосознанно привязываем всё. Существование такой понятной и незыблемой отправной точки мешает нам представить ситуацию, когда ничего подобного нет. Но насколько незыблема земля? Теория тектонических плит, получившая признание в 1960-х, научила нас, что континенты медленно дрейфуют. Так что, если мы ищем неподвижную точку, под ногами её не найти.
Джон Хиггс «Всё страньше и страньше. Как теория относительности, рок-н-ролл и научная фантастика определили ХХ век»

Несколько лет назад, так вышло, я отмеряла жизнь неделями: вот еще один понедельник, а я до сих пор живая, и еще один, и еще. Как домовенок Кузька, постепенно дотянула до весны. Это была история с открытым, но условно хорошим финалом: интуитивно научилась жить здесь и сейчас, когда о майндфулнесе еще почти никто не говорил, об исследованиях Франкла знали только специалисты, а о людях с невидимой инвалидностью не говорили вовсе. Через силу училась чему-то новому. Писала много стихов и немного прозы (я была гострайтером, но об этом в другой раз). Читала много хороших книг — одна из них не дала мне рехнуться в очень страшную ночь, а теперь еще и ее автор один из самых родных по уму и духу людей. Не бросала работу — потому что работа была о делании жизни. Делать жизнь всегда лучше, чем делать ничего. Даже если это делание и эта жизнь кому-то со стороны покажутся неуместными.
Мне кажется, многие из нас в этом режиме сейчас.
Поэтому традиционное настроение понедельника. История выше. Берегите себя, пожалуйста. Обнимаю.

...одно из самых ценных мест для меня — когда беды позади, она остается возделывать сад. Буквально. Оливия — прирожденный садовник. И это близкая мне вечная философия: когда вокруг все рушится и Смерть, если не побеждает, но непрестанно намекает о неизбежности, делай то, что умеешь лучше всего: возделывай сад.
Рассказала о Галланте Виктории Шваб

Ладно, по двум многочисленным просьбам самовыразилась о романе, который не было никогда и вот опять. Спойлер: мне традиционно скорее нет, чем да. НО:
...вот что я вам скажу. Это лучшая замена думскроллингу эти дни. То есть это примерно то же самое, что в тг-каналах и тредах запрещенной сети, но с ламповыми отсылками к буддистским текстам и большому русскому роману, боевые девкороботы, размахивающие страпонами, виртуальное ультранасилие — почти по Берджессу и немного по Виктюку, несколько истеричная сатира с максимально выкрученными настройками. Пелевин снова показал, что он-де не с ними, не с нами, ни с кем вообще. Он, как и было заявлено, пишет одну и ту же историю. От этого грустно, немного страшно и — неожиданно — успокоительно как-то. Остались все же незыблемые ценности.

Лёша Сальников снова описал моё детское самоощущение (читаю его рассказ «Но пока...» в сервисе Строки):

Миша, отец, мама — подтянутые, а Саша не сказать что полный, вовсе нет, но кожу, которая его покрывает, он ненавидит, ощущает, что одет в нее, будто в комбинезон, что она — дряблая, будто из дермантина сделанная, — чужая ему.

воспоминаниями запрещенной сети притащило.