Тут телегой вакансию притащило. Не могу не вспомнить бессмертное (простите, кто это уже читал в запрещённой сети). А вообще это нелегкая судьбина и изрядный труд так-то. Когда-то я был уже не слишком молод, но все еще нуждался в деньгах и работал литредактором в отделе любовной любви. О случившихся там удивительных историях мои друзья и подписчики знали больше, чем им хотелось бы. Оля Нечаева с моего разрешения даже подборку потом на Снобе делала для Секса по средам.
Однако можно сколь угодно долго резвиться над авторами ниши, но, когда я забилась, что на спор как нефиг делать напишу что-то подобное, я таки не смогла. Скатилась в триллер категории В, который потом, каюсь, как литнегр загнала коллеге за небольшую сумму и купила шкаф-купе, что ли. Кто-то ж его (не шкаф) и издал, поди. Но это уже другая удивительная история.

Вот и верь после этого людям (пиеса)
Л: доброго вечера! Насть, я помню, что ты не хочешь опять работать над моим романом, но можно спросить один вопрос? А если я вставлю в финальную сцену элемент эротики? Почитаешь?
Ася: добрый 🧐 Это на похоронах, штоле?
Ася: Зы. вопросы задают.
Л: )))))))) после них, где герои прощаются.
Л: Вот смотри
Л: он просунул руку в декольте ее унылого вдовьего убранства и сжал ладонью ее острые груди, вжимая в спину шершавую ткань пиджака.
Ася: (не в сети)
Л: Насть?
Л: Насть?
Л: блин, Ординцова. Один вопрос всего.
Ася: *занудно* там было два вопроса.
Ася: *приглядывается* три даже
Л: ну ты просто скажи, да-нет?
Ася: ...отдалась я ему при луне, а он сжал мои белые груди и узлом завязал на спине. Вот и верь после этого людям.
Л: ты издеваешься сейчас что ли?
Ася: нет, объясняю, почему уже полгода работаю только с детскими книгами.
Л: а))))) Так что, да-нет?

Прислушалась к треку, под который работала, подумала о том, как меняются оттенки безнадеги, затем о Воннегуте, потом о Диме Захарове. Я лет 10 избегаю заканчивать посты фразой такие дела. Но никогда она еще не была такой воннегутовской и захаровской одновременно. По случаю, вытащила на свет старую рецензию и еще более старую музыку.
Димочка, дорогой, если ты меня сейчас читаешь, дописывай уже роман. Молчание затягивается, а нам нужна новая надежда.

Пишут, Захарова поругивают за то, что история слишком уж крутовыделанная и Сёма вышел живее людей в этой истории. А мне кажется, Дима сделал это намеренно. Любой кластер – довольно сложный организм. И его элементы вынуждены существовать в унисон. Вы видели на ютьюбе или даже в реальности мурмурацию — пугающее и завораживающее движение стаи птиц, скоординированный полет. Мы, со своей тонкой душевной организацией, так и взаимодействуем внутри системы, нет? К тому же, жизнь не за страх, а за царя, как, впрочем, и борьба ради борьбы – вполне религии, но они расчеловечивают, тела разноцветные, а желтые ручки, ножки и круглые головы одинаковые, как у фигурок Lego.

ну и поскольку давно не было дурацких мэшапов на канале, ютьюб как раз подбросил, когда kids with guns искала. Шура, кхм, лёг как родненький.

Подруга прислала картинку обо мне в детском книгоиздании. Весной, когда мы с толкача запустили серию, на каждой презентации или интервью, где ведущий знал меня лично, звучал один и тот же вопрос: ты как вообще в детском издательстве ведредом стала? Потому что пишу я обычно о верёвке. А делаю полотенца.
Такой вот неочевидный баланс распределения доброты в одном редакторе.

Я читала «Каждые сто лет. Роман с дневником» еще осенью. Провалилась и брела вместе с Ксаной и Ксеничкой.
«Это будет, м-м-м, утешительно», — в своей неподражаемой манере предупредила меня его редактор, любимая моя Вероника.
И это правда было так. Почти медитативно, очень женски, но без истерики. Плавно, меланхолично. Даже там, где случалось безысходное, происходило страшное, где вскипала и мутной пеной убегала через край никогда не благополучная в этой части света эпоха.
Лучше, чем тот текст для сайта АСТ, я не напишу. А вы читайте книгу о постоянно ускользающем счастье. Что литература как не утешение в чужих горестях.

По телеграму гуляет флешмоб о книгах, которые все любят, а ты что-то не оценил. Я-то как раз чаще слышу «опять ты распиарила, а меня 700 страниц тошнило», но можно попробовать. Я, например, не выношу примерно всего Бакмана, которому давала не один шанс. И Ферранте бросила в середине квартета. Ну, о Песне льда и пламени рассказывала. Сюда же Макс Фрай и Акунин.
А вообще ещё задолго до знакомства с манифестом Пеннака поняла, что если читаешь не по работе, то можно бросать там, где не идет. Поэтому обычно у прочитанных мною книг такие высокие оценки на ЛЛ и хорошие отзывы здесь. Просто читаю то, что нравится, и не читаю то, что не нравится. А нравится мне довольно специфическое, чего скрывать.
Вообще, интересно, доживу ли до времен, когда деление на низкие и высокие регистры побледнеет наконец. Не все ли равно, кто чем забивает голову.
Хотя, конечно, хочется больше Сальникова и Веркина и меньше некоторых других, не упомянутых из притворной (зчркнт) деликатности.

Когда приходится представляться на каких-то не детлитовских встречах, где меня почти никто не знает, потому что о взрослых книгах я обычно писала в анонимном бложике либо по заданию редакции, где автором значился другой человек, нападает настроение: Смоктуновский

А вот снимал бы Нетфликс, Горшок оказался бы пропавшей принцессой, например. Но шутки шутками, а мы тут все живем как в сказке: чем дальше — тем страшнее.

«Король и Шут» — биографический сериал с элементами фэнтези, в нем будет восемь эпизодов.

Кстати, о музыке и фэнтези. Мало кто знает, но у меня есть каталог воображаемых панк-групп, названных в честь странных заголовков, названий животных и растений, научных и не очень терминов, позиций в меню, фраз из рекламы и комментариев в корректурах, надписей на упаковках и т.п. Вот навскидку:

Гигантский летучий кускус
Нелегальный скейтпарк в норвежском лесу
Шагайка биоразлагаемая
Слива растопыренная
Гигантский черноногий ктырь
Рвота кашалота (любезно предоставлено подругой Сашей Л)
Слёзы творога
Утомленная греча и сезонные фрукты
Внезапный несезонный гриб
Коррозионная усталость
Знакопеременные нагрузки
Свободолюбивый ручеек помоев
Путь Кассандры на флешке
Глухие стогны (это Даниил Файзов придумал)
Рекомые словоблуды
Кокошник и вуаль
Васильковый слодыч (спасибы Алексею Рачуню)
Бухтение красочного слоя (реальный термин штукатуров и реставраторов)
Подлесные Чурачики
Плод вторичной слабости
Бумажные глаза Пришвина
Софокл и прозревшие (редакция выражает благодарность Евгению Бабушкину)
Лук-севок (Федору Владимирову привет!)
Гнезда сомнений не вьются в доспехах (поперто у ИИ благодаря коллеге Елене Николенко)
густая поросль тончайших чувствилищ (Эдит Уортон, пер. Татьяны Боровиковой)
Байден внезапно начал кричать (новостной заголовок)
THE MUSHROOMS OF THE APOCALYPSE (реальная книга)
Шампиньоны армагеддона, волнушки рагнарёка, ложные опята глобальной катастрофы (Глеб Гавриш)
вымирающая секта трижды выходного дня (Макс Семеляк)
Улитка мигрени (Алексей Сальников)

UPD Пост обновляется

Кстати о гигантских летучих кускусах (карликовые тоже бывают, есть целое семейство кольцехвостовых кускусов. Но то, что их может быть больше одного вида, предположили меньше десяти лет назад, а подтвердили лишь после чудовищных австралийских пожаров 2020 года). Так что, это не хипстерская манка, а большой летающий поссум. Моё третье тотемное животное.
Картинка из интернета скрадена. В жизни мы с ним не встречались, к сожалению.

Ещё одна книга, от которой я не ожидала, что на последних главах со мной едва не случится очередной инфаркт, так сильно сжала эта история сердце и не отпускала. Хотя в общем-то там всё довольно, м-м-м, книжно, даже театрально. Но не исключаю, что во многом благодаря полифонической начитке Алексея Багдасарова роман «Там, где раки поют» стал для меня одним из самых ярких осенью 2020 года. Вчера за занавесом прошла премьера экранизации, которую я в целом ждала, по этому случаю вспомнила старенькую рецензию.

Биолог Делия Оуэнс написала классический роман взросления, не только сосредоточившись на эволюции главных героев, а щедро сдобрив этот, ко всему прочему, детективный (но, чего скрывать, прямолинейный) узел красочными описаниями природы, любопытными фактами из жизни местной фауны и глубоким, как принято говорить, психологизмом. Хотя в некоторых местах, на мой вкус, излишним и несколько спорным, но у меня самой не так чтоб широкий эмоциональный диапазон. Хотя я понимаю, как это работает с людьми сентиментальными, и на их кнопочки Оуэнс жала со знанием дела.

История идёт по двум дорогам, которые в какой-то момент неизбежно сойдутся. Каждая линия начинается с поворотного момента: вот малышка Киа видит, как мать решительно и спешно покидает дом (потом выяснится, что далеко не за спичками и не к соседям за солью); а вот спустя 17 лет шериф осматривает труп местного первого красавца, практически Принца Чарминга. И, разумеется, события окажутся связаны — к этому приведёт цепочка действий и слов главных героев.

В романе есть всё, за что мы любим и одновременно ругаем современную прозу: острые темы (из грязи в уважаемые члены общества, слегка о сегрегации, а также абьюз, мизогиния и немного metoo), эмоции с максимально выкрученными настройками, колоритный сеттинг и почти нуарные герои — у каждого за душой секреты разной степени запачканности.

Особое место занимает сильная независимая героиня, у которой вместо кошек чайки, зато Киа вполне себе self-made woman, и представляю, как эта история грела сердца многим американкам. Что немаловажно, Киа ещё и болотная шваль. Вот то, что у Митчелл в «Унесённых ветром» и Харриса в «Молчании ягнят» называлось «белой рванью» — страта, одинаково презираемая как потомками плантаторов, так и наследниками тех, кто населял угодья по ту сторону особняков.

Роман отлично переведён и, при всём накале, Оуэнс спокойно и с отстранённостью учёного говорит о людях, в которых злонамеренности и благодушия намешано не то чтоб поровну, но в изрядных порциях. Что-то у них происходит по дурости, что-то по неопытности, многое из сиюминутного незрелого каприза.

Словом, в жизни мы как раз странно поступаем едва не чаще, чем книжные персонажи. И поэтому дурость-неопытность-каприз героев Оуэнс если не близки, то вполне понятны независимо от места и времени действия.

UPD июля 2022 года. Посмотрим, чего там в кино накрутили. Я всё чаще склоняюсь к ранним идеям Уайльда о том, что искусство не должно имитировать жизнь. Пусть реализм подтягивается к декорациям. Поэтому лично мне нигде не жали выпадающие за грани рационального моменты, например, взросления Киа и её способности переплавить почти аутичность неблагополучного ребёнка в созерцательность и упорство большого учёного. Я сама не без странностей.

Я точно помню момент, когда со мной случились Арефьева и Ковчег: программа А, 1995 год, песня о старом солдате и матросе (интересно, её ещё не запретили?). Мне было 14, у меня было большое и в общем-то обычное человеческое горе — умер человек, заменивший мне отца, а с ним навсегда ушло ощущение уместности себя на мысленном острове, которому я должна была невымышленно принадлежать по праву рождения. Не то чтоб я фанат, но тогда простая и ясная мысль о том, что нельзя строить новое на старых костях запустила цепочку необратимых решений, благодаря которым я в том числе то, что из меня в итоге получилось. Но любимая песня не эта, а, пожалуй, Дорога в рай и Асимметрия.

Вечность берет за плечи, и этот недуг не лечат,
Я не могу это выразить ни песней, ни речью.

Написала о книге, которую вы все наверняка уже, а я вот недавно лишь.

Лет 10 назад такой густой замес на меня сокрушительного впечатления не произвел бы. Но в 2022 году было не по себе читать (вернее, слушать в начитке Всеволода Кузнецова, из-за чего мой мысленный Холден был неуловимо похож на Бреда, простите, Питта). И это не то чтоб о моем любимом социальном предвидении, а о том, что некоторым процессам мы не можем противостоять. Они аккомпанируют человечеству примерно с тех пор, как кое-какие животные догадались, что они равнее других (читай: всегда). Хотя всегда стоит пытаться и не давать оскотиниваться прежде всего себе. А там и другие подтянутся.

Понедельник — время неочевидной музыки и удивительных историй.
Однажды я внезапно оказалась в эпицентре какого-то очень девочкового трёпа, как в ромкомах каких-то прямо:
— ой, девочки, а у вас есть ВАШИ песни? — спросил кто-то из дам.
— да! Кукушка Гагариной!
— а у нас All for love! Мы на свадьбе пять раз под неё танцевали!
(перечисление десятка не известных мне композиций)
— На-а-а-сть, а у тебя с мужем? Вы под что танцевали? На свадьбе.
— У нас не было свадьбы
— Ну под что вы танцуете?
— Мужики не танцуют. А я так вообще хожу с трудом. — подумала. — Но песня есть, канеш.
(публика волнуется)
— О-о-о какая? какая?
— Есть, — поразмыслив, повторила я. — A Kiss to Build Dream On.
— Вы под неё познакомились? а почему она? прямо вот ВАША?
— Кхм, ну, да, почти. Она в заставке к олдскульному фолауту играет. — хрипло: — Входи, избранный. — поперхнувшись. — Мы фанаты в общем. Всей семьёй, даже СаввуИгнатьича хотели Волт-боем назвать.

Не без тревоги вглядываюсь на МирФе в фотографии со съемок экранизации (да, да, я во все экранизации вглядываюсь с тревогой, я такая), вспоминаю новость о том, что в каст вошёл агент Купер Кайл Маклахлен и думаю, что, возможно, экранизации культовых игр не то, чем кажутся.

Мне кажется, Лёшу Олейникова, автора текстов неожиданных, с острыми краями, немного пижонских в своей сложноустроенности, знают все. Его Соню из 7 «Буээ», живущую в мире, имеющем форму гроба, цитирует большинство моих знакомых. А еще Алексей — поэт, бьющий прицельно в сердце. Один из моих любимых современных авторов. И у него буквально на днях вышел сборник стихов. Есть в инет-магазинах.

„Когда я стану морем,
дающим покой влюбленным
на мягких простынях песка,
дающим приют бездомным
в сухих горах топляка.
Я стану морем, чей ветер
выжимает слезу,
держит на весу чаек,
сшибает с куста стрекозу.
Когда я стану морем
ракушек, медуз, гондонов,
забытых колец и цепочек,
слетевших с тел влюбленных.
Морем, забравшим совочек.
Я стану морем с очень,
очень пологим дном.
Морем, вздыхающим ночью.
И смеющимся днем.
Какой-нибудь старый писатель
снимет белый домик
под соснами на краю дюн.
Будет сидеть в шезлонге,
будет смотреть вечерами
в дрожащую даль мою.”
Алексей Олейников