Сегодня размышляла о том, что 1 сентября в этом году несколько постмодернистское. Хотя, казалось бы, обошлось без обязательного репортажа с линейки.

Антиковидные меры, которые как бы есть и как бы нет – график передвижений по школе (Бел, привет, мы усовершенствовали метод движения вверх по лестнице, идущей вниз) и звонки для КАЖДОГО класса свой (пока пишу этот пост, в чат прилетает уже вторая или третья версия расписания звонков), термометрия, вход через запасной выход, полная неразбериха в логистике и атмосфера весёлого предапокалипсиса.

Но больше меня поразил какой-то почти сорокинский срез немного сбоящей реальности. Не знаю уж, какие странные ассоциативные пути привели к «Тридцатой любви Марины» в целом и к той знаменитой сцене с оргазмом, гимном и курантами в частности. Наверное, искромётные сообщения новой классной, исполненные изысканного в своей изощрённости канцелярита. Или остервенелые в своём вдохновении лица завучей по воспитательной работе и педагогов-организаторов, дрессирующих тех, кому (не)посчастливилось на линейку всё же угодить. (Раньше я, когда была совсем молодая и в системе, бесилась. Потом ржала. Потом снова бесилась – это уже когда родные дети в школу пошли. А теперь мне их всех щемяще жалко. Легко вот так, с богемно-диссидентским сарказмом, обсуждать страстотерпцев государевых. А многие из них действительно любят свою работу с религиозной истовостью. Лучше б детей любили, наверное).

Вообще во всём этом много какой-то перверсивной сублимации по Сорокину (ох, и икалось сегодня недавнему юбиляру). Отроковицы в униформе порноактрис, призывно смотрящие из-под густых чёлок на смущённых пап, оставшихся без пригляда, пока мамы подпихивают растерянных первоклашек вперёд своей очереди на термометрию и волнуются, не заставят ли всех делать торжественное фото в масках. Церебральный секс со стразиками и без естественной смазки, лицемерно названный общением в родительских чатах. Всеобщее обреченно-радостное настроение и решительный настрой на то, что надо просто потерпеть, дело-то в целом нужное, а кому-то и приятное.

На этом фоне странно смотреть на учителей, сохранивших собственно человеческие лица – немного усталой грусти, какое-то буддистское уже принятие происходящего, мягкая улыбка для всех и никого, просто направленная в мир. Они есть, их хочется забрать отсюда, вынести за скобки этого изначально неправильного тождества.

Я и надеюсь, что дети сами попросятся на семейное, и боюсь, что трусливо возложенное на систему придётся взять на себя и не вывезти должным образом. Но пока не готова идти на завод через костёр, в котором сгорают пристёгнутые к моему бунтарскому прошлому артефакты.

Когда тебя включают в какой-то чат в ватсапе, ты не видишь предыдущую переписку. И собеседник, пересылающий старые сообщения из этого же треда, как будто достаёт их из воздуха, как фокусник монетки.

Ещё очень жарко, а осень всё равно совершенно очевидно подобралась близко. По деревьям мазнула жёлтым, вечером воздух особый – такой только осенью. Рассвет в 6 с копейками, снова встаю в тот промежуток, когда воздух похож на сильно разбавленные чернила. Савва распушился, подставляет для почесать упругое пузо, которое раньше было вполне себе замшевое, а теперь мои пальцы утопают в короткой, но густой, почти шиншиллячьей, шерстке.

Осень дарит много сюжетов. О кошке с хвостом и повадками енота. О маме двойняшек, которая дремлет на карусели, пока они катают её против часовой стрелки. О пожилой паре: он с двумя палочками, она с ходунками и в кокетливой шляпке, гуляют каждый день и спорят о каких-то интегралах. О сове-сплюшке, которая так жалобно мяучит по вечерам, что пару раз мы едва не пошли искать котёнка. О Саньке, который борется с собой. О Ксю, которая игнорирует систему. О себе и мужеколечке, как мы пережили минувший год.

О том, что осенью, когда всё замирает в зябком ожидании мёртвого сезона, я ненадолго оживаю, много пишу, строю планы. А потом просыпаюсь, опускаю ступни на холодный пол, нащупываю на столике очки и, путаясь в ногах и спотыкаясь о кота, иду в синих сумерках варить кофе. Все сюжеты замирают до того момента, как я засну, едва коснувшись головой кровати.

В эфире рубрика «меня не спрашивали, но я скажу» (про нового Пелевина, конечно).

Иногда я смотрю сериалы, пью пепси-колу, ем чипсы и читаю книги просто чтобы прочесть и замереть в моменте, а не с какой-то глубинной целью. Профессиональный читатель во мне вполне уживается с меркантильным Кю, внутренней бабусей и замотанной провинциальной тёткой средних лет, так что высказаться по модному поводу в общем месте мне нигде не жмёт, а где-то даже развлекает.

Новый роман мне понравился. Писатель, конечно же, продемонстрировал весь обязательный набор фокусов, которые от него так ждут, чтобы дружно возопить про Акелаисписался или АйдаОлегычайдадзенбуддист. Но сделал это вдумчивее и много душевнее обычного. Во всяком случае «Искусство лёгких касаний» и предшествующие ему iPhuck10 и «Тайные виды на гору Фудзи» кажутся халтурной поделкой, эдаким новогодним чёсом, на фоне новинки, прогремевшей задолго до официального релиза.

Уже все более-менее прошлись по главной героине Саше Орловой, которая то ли альтер-эго мэтра, то ли более зрелая итерация Лисы А Хули, то ли изящно покраденная у какой-то инстадивы персонажица (персонажка? 🤔), то ли просто сборная модель из трендовых штампов (тогда я бы поспорила насчёт возраста Саши, она кажется более моей ровесницей, чем на 10 лет младше, но, может, я просто мало со среднестатистическими тридцатилетними ̶д̶е̶т̶ь̶м̶и̶ общаюсь). Мне показалось, что в своей знаменитой нарочитой мизогинии автор вдруг извернулся и сделался нежнейшим феминистом. Он не мешает своей героине творить Каракалла знает что, не журит её по-отечески, не напоминает, где место женщины в конкретно взятой Москве или отдельно упоминаемом культе. Финал почти предсказуем в этой смелости, к слову. Где-то к середине первой части уже совершенно точно осознаёшь, что все эти «вжжж» неспроста.

Мне понравились стиль и язык (с). Это уже не тот Пелевин 90-х, который ветер перемен и всё такое, но и не такой громоздкий и напыщенный, как последние годы. Текст явно просчитан на то, чтобы быть разложенным на цитаты, как раньше. Ну и термин «милленипуты» создан с явно дальним прицелом.

Я не зря несколько дней назад писала, что восход «Непобедимого солнца» напомнил мне возвращение Гая Ричи (и Квентина, словно подводящего черту ИТОГО под всем сказанным раньше). Вроде бы всё новое, свежее, трендовое – надо же оправдывать ожидания поругателей и почитателей. Но и будто бы Тот Самый Мюнхгаузен стоит и крепко держится за верёвочную лестницу. И раздумывает, пошутил ли он уже главную шутку в своей жизни или ещё родится что-то искромётнее.

Не стоит искать каких-то откровений. Или рассчитывать на последний вздох Господина ПЖ. Если настроиться на очередной добротный весёлый постмодернистский текст с привычными переплетениями низменного, божественного и стёбного, можно легко и в радости провести несколько часов с писателем, который однажды обратил нас к конфуцианству на русский лад (ибо, как мы помним, Конфуций считал, что быть человеком – значит, любить людей, а Пелевин на свой манер любит всех нас. В глубине души. Где-то очень глубоко).

Фантастику я последние годы читаю редко и на этот роман вовсе не обратила бы внимание, если бы не дорогой писатель ШШИ aka Старик Измайлов.

Одна из тех книг, чтение которых напоминает мне перелёт SIP — SVO. Ни черта непонятно, как это устроено, но поражает до глубины души (и в форточку не выйдешь, пока не приземлимся). В смысле, дух захватывает, не оторваться и совершенно нет желания копаться в структуре и авторских приёмах, потому что в целом всё чудо как хорошо.

ДОДО — сверхсекретный департамент, который занимается проблемами возрождения угасшей магии. Что-то такое произошло в 1851 году, что навсегда изменило ход истории, открыв дороги научно-техническому прогрессу и перекрыв кислород всякому проявлению волшебства.

Но Эрвин Шрёдингер, сам того не подозревая, своим мысленным экспериментом с тем самым не то живым, не то мёртвым котом дал учёным и, конечно, высокопоставленным военным, без которых никуда, шанс немного откатиться к заводским магическим настройкам. Учёным просто любопытно разобраться в физике процесса. Военные будут пытаться править миром не привлекая внимание русских хакеров.

На самом деле всё обстоит сложнее, чем девочка-гуманитарий пытается описать. Веселее, чем расскажешь в одном обзоре. Трагичнее, чем можно себе представить, копнув неглубоко. Увлекательнее, чем мои неловкие каламбуры.

«Взлёт и падение ДОДО» — не линейное повествование напрямую, а дневниковые записи внутренняя корпоративная переписка, письма и бюрократические отчёты (последние напоминают «Поправку-22» и «Лавочка закрывается»). Много озорного стёба, (псевдо)научных рассуждений, аллюзий на всё британское от шекспировских пьес до «Монти Пайтона и Священного Грааля». При этом события и персонажи развиваются, а не выскакивают как лапки с буквами, когда лупишь по клавиатуре печатной машинки.

Все коллизии построены на перемещениях во времени и пространстве и их последствиях. Брэдбери уже предупреждал нас об эффекте бабочки, а Хокинг, кажется, успокоил, мол, в принципе вот это всё невозможно и человечество всегда найдёт другой способ подпортить себе качество жизни. Но что если скачки внутри времени одновременно возможны и невозможны, и совершать их куда проще, чем бороться с бюрократической махиной и искать финансирование на глубоко засекреченные и безумно затратные эксперименты?

Историк-полиглот, кадровые военные, ведьмы-гобоистки, гики-фехтовальщики, варяги, Кит Марло — кого только не встретишь на страницах романа. Одного из лучших, прочитанных этим летом. И это как раз тот случай, когда меня сложно обвинить в предвзятости — фантастику я читаю, напомню, крайне редко.

10 из 10. Хочу сериал.

Подумала тут. Пелевин и Тарантино для меня расположены примерно в одном эмоциональном поле и появились в моей вселенной почти одновременно в середине 90-х. И, пожалуй, повлияли если не на мировосприятие, то на вкус к кино и литературе (по самому краешку, но всё же, всё же).

И так же, как постепенно перестала читать подряд новинки ВикторОлеговича, отчаялась смотреть премьеры Квентина. А если ненароком приобщалась, то всё больше расстраивалась (позже история повторилась с Гаем Ричи).

Но. Если в прошлом году вернулся Квентин, а за ним в начале этого подтянулся Гай, то в конце лета Непобедимое солнце согрело старые раны.

Внезапно миленькое, читайте смело!

Вот работа –
мои вера, правда и соль,
хлеб, которым должна накормить толпу,
мой несбывшийся долгий
резко прерванный сон,
мой непройденный донный
глубоководный путь.
Вот семья –
та, что долг, и отрада, и боль.
шанс, который не всем по билетику выдают.
та, что что клювом и в печень,
во взрыхленный мой бок,
мне по капле истечь бы –
поймают, зажмут, зашьют.
Где же я?
Где во всей этой пьесе мои слова?
Кто мне реплики невпопад подаст
и поправит мой грим?
Гоже лилиям тосковать
По непрожитым и чужим,
имитируя декаданс.

Вольному воля. Но в рамках разумного.
Ты не пытайся всем встречным понравиться.
Без маячков, без сигналов, без зуммера
Немо попробуй справиться.

Просто пройди, проползи, пролежи это.
Может, ответ сам собою появится.
Вытяни дурью, костьми или жилами.
Надо же как-то справиться.

Вот решето. Можешь лить свои домыслы.
Долго ли здесь до огарка оплавиться.
Господи, останови свой промысел.
Стой. Я сумею справиться.

Где твоя искра? Ужели вся выдохлась.
Импульс ушёл на уступки и правила.
Слышишь – ни треска, ни стона, ни выдоха.
Мёртвое поле. Справилась.

В дружественном треде зашла речь о выгорании и радостях жизни, фиксирующих нас в состоянии сиюминутного осознания себя. Поняла, что надо поведать о моей любви к корейской уходовой косметике. Пузырьковые маски – мощное удержание внимания здесь и сейчас, клянусь.

Думаю, именно в этом моменте Пелевин не угадал с обретением майндфулнесса, когда писал от лица Саши Орловой (а ведь она наверняка знала!). Вот сидишь ты на краю ванны и наносишь некую глинообразную субстанцию на кожу лица. Ещё в момент нанесения чувствуешь, как зловеще шипящее инородное вещество начинает раздуваться на манер строительной пены. И вот ты, отринув волнения о тщете сущего, счетах за коммуналку и сообщениях из родительских чатиков, судорожно соображаешь, когда последний раз видела свою личину в зеркале. Возможно, это была ваша последняя встреча в том качестве. И если удастся смыть маску (спойлер: не всю и не сразу), никто из вас не будет прежней. Так что, хозяюшке на заметку: перед первым использованием незнакомого косметического средства одновременно с аллергическим тестом сделайте селфи. ̶М̶о̶ж̶н̶о̶ ̶в̶ ̶м̶а̶с̶к̶е̶ ̶–̶ ̶э̶т̶о̶ ̶д̶л̶я̶ ̶п̶а̶т̶а̶л̶о̶г̶о̶а̶н̶а̶т̶о̶м̶а̶).

10-15 минут ты максимально сосредоточена на ощущениях. Маска потрескивает, как «Байкал» в высоком кафешном стакане (тут важно не уйти в воспоминания детства, хотя тоже медитация. Но нас интересует Здесь и Сейчас, потому что хз чем закончится «превышение срока пребывания»). Она легонько щекочет кожу – можно представлять, как сотни нано-умпа-лумпа работают по поверхности крошечными фрезами (опционально).

Затем срабатывает таймер (здравый смысл побеждает/просыпаешься) и ты приступаешь к умыванию. Помним, важно быть Здесь и Сейчас, потому что первые несколько минут с маской происходит ничего. Или почти ничего. Сдувшаяся пена похожа на очень густой и жирный шампунь, который проще снять строительным мастерком, чем смыть. Что, впрочем, тоже весьма способствует концентрации. В этот момент плевать даже на то, что дочь потеряла стопку тетрадей в середине маршрута Полка-Рюкзак. Или что сын подозревает, что оставил в школе шорты, но не уверен до конца, просто поделился сомнениями. Или о таянии льдов и его корреляции с индексом Доу-Джонсона.

Отодрав наконец лицехвата, смотришь в запотевшее зеркало – из него на тебя таращится всклокоченная и очень румяная тётенька. Обновлённая как после ретрита. Теперь можно сказать себе «Рашидовна, закрой фейсбук и начинай уже работать», закрыть фейсбук и начать уже работать.

̶К̶а̶к̶о̶й̶ ̶с̶т̶а̶л̶а̶ ̶А̶с̶я̶ ̶п̶о̶с̶л̶е̶ ̶в̶с̶т̶р̶е̶ч̶и̶ ̶с̶ ̶м̶а̶с̶к̶о̶й̶,̶ ̶в̶ы̶ ̶у̶з̶н̶а̶е̶т̶е̶ ̶и̶з̶ ̶с̶е̶л̶ф̶и̶.̶ ̶К̶а̶к̶о̶й̶ ̶с̶т̶а̶л̶а̶ ̶м̶а̶с̶к̶а̶ ̶п̶о̶с̶л̶е̶ ̶в̶с̶т̶р̶е̶ч̶и̶ ̶с̶ ̶А̶с̶е̶й̶,̶ ̶в̶ы̶ ̶у̶ж̶е̶ ̶н̶е̶м̶н̶о̶г̶о̶ ̶в̶ ̶к̶у̶р̶с̶е̶ ̶и̶ ̶т̶а̶к̶.̶

В соседнем треде дитя единорога и радуги заметило в комментариях, что фб для старперов. Им, молодым, ближе вк и тик-ток, потому что даже инстаграм превратился в маркетплейс (редакция, понятно, не несёт ответственности за. К тому же, тревожит судьба телеграма, не попавшего в жернова её суровой аналитики).

Собственно, вопросов у меня два:
— цукерботы её держат в заложниках?

— это что ж это, пока мы тут всем пенсионным фондом выбирали, какой мы диван, обитатели Одноглазников всё?! (что в целом объясняет секту свидетелей Одноклассников в вайберах. Особенно в праздники. Особенно со стразами)