Посетовали тут, что давно не было киносуббот. Я продолжаю идти по списку рекомендаций брата (некоторые фильмы он сто лет назад советовал, но с моими скоростями еще не все премьеры 2009 года охвачены). Сегодня южнокорейский Sinsegye — локализованный как «Новый мир». И в название, как водится, вшита игра смыслов: это и именование многоходовки, и обстоятельства, в которых не раз оказываются не по своей воле персонажи. Умирает глава крупнейшей мафиозной группировки, понятно, всем колется и хочется на освободившийся трон, у спецслужбы свои резоны, как и у вживленных в тела ОПГ и госструктур кротов. Новый дивный мир наступает не для всех и живые традиционно не раз позавидуют ушедшим.

Дисклеймер раз: фильм Пака Хун-джона, а значит, показательно больно будет всем. Высокочувствительным людям не стоит смотреть. Хотя лично мне психологические манипуляции доставляют больший дискомфорт, чем сцены нарочитой жестокости.

Дисклеймер два: это ремейк китайской «Двойной рокировки», по которой Скорсезе в 2006-м снял жалкое подобие правой руки с Николсоном, Уолбергом, Ди Каприо и Деймоном.

Впрочем, все три фильма можно смотреть спокойно — реализации сюжета о засланных казачках и твисты везде разные.

Живу совершенно скотски; хотя и не совсем беспутно, занятия свои почти все оставил и духом очень упал.

Цвет настроения — Лав Николаевич (на прошлогоднее вручение «Ясной Поляны» стоило попасть хотя бы ради того, чтобы узнать, как звучат по-македонски имя-отчество зеркала русской революции)

Настроение понедельника пусть будет сегодня.
Несколько лет назад мой дорогой проводник в музыкальное Дима @Sixways Захаров рассказал о «Легионе» и «Пиратах» Наади. Я пару дней слушала на репите обе песни и наконец придумала историю, которую, ебж, допишу в этом году. Обычно мне довольно легко убивать персонажей и тяжело придумывать им счастливые обстоятельства. А сегодня что-то рука не поднялась.

Путь пишущего от начала до конца усыпан тернием, гвоздями и крапивой, а потому здравомыслящий человек всячески должен отстранять себя от писательства.

Сегодня умылась зубной пастой, почистила зубы жидким мылом, снова пообещала себе сходить к окулисту, не покупать флакончики с дозаторами и думать о работе только во время работы. Заодно вспомнила о гвоздях и крапиве литератора из «Правил для начинающих авторов».

День рождения любимого автора сегодня, всю сознательную жизнь уверена: Чехов дан нам для утешения и радости.

Светлана Павлова «Голод. Нетолстый роман» — бумага и цифра вышли в РЕШ @shubinabooks, аудиоверсию записала актриса Лиза Янковская для Вимбо @Vimbo_audiobooks. Отличная начитка, я, правда, как всегда на ускоренной слушала, и в какой-то момент показалось, что это я — настолько близок мне интонационно, с внутренней усмешкой и в местах, где героиня матерится или возмущается, голос чтицы.

Копирайтер и журналист Лена вкалывает в рекламном агентстве, вязнет в вялотекущей интрижке с коллегой, ненавидит обожаемую начальницу (вернее, обожает начальницу, которую, буде представится такая возможность, столкнет с моста над Третьим транспортным кольцом), страдает булимией и, кажется, единственные светлые моменты ее жизни это имейлы от бабушки. Однажды Лена сдается и идет в терапевтическую группу — как у алкоголиков, но для тех, у кого расстройство пищевого поведения. Здесь же собираются и другие группы с общими интересами — клептоманы, например. С одним из таких горемык Лена заводит всамделишный роман, идеальный, будто киношный. И вроде бы даже жизнь налаживается у обоих. До поры.

Голод — это то, что Лена испытывает постоянно. Аллегория более чем прозрачна: Лена не просто страдает приступами обжорства, раз за разом извергая съеденное. Она изголодалась по нормальному скучному сексу без экстрима и ролевых игр, зато с понятным мужиком без затей; ей физически не хватает хотя бы базовой уверенности в том, что она, тридцатилетняя рекламщица с московской ипотекой и тревожным роботом-пылесосом, на самом деле достойна любви и уважения. Ей нужна значимая взрослая женщина, которую не надо спасать или которой не придется стыдиться: Лена сама себе мать едва не всю жизнь. Голод по самоценности и банальной стабильности — вот что терзает Лену на самом деле.

Так вышло, что почти одновременно появились две книги, где затрагивается тема расстройства пищевого поведения. Это не значит, что раньше ни у кого не было булимии, ею страдала, простите за общее место, даже Леди Ди. Просто стигмы снимаются постепенно, видимо настал момент такой. И Даша Месропова в повести «Мама, я съела слона», и Светлана Павлова в романе «Голод» поступают достаточно деликатно, чтобы не спекулировать на болезненном вопросе, но и не снижать регистры. Обе писательницы, и все, кто еще будет писать об этом, говорят о, казалось бы, простом и понятном: отстань от себя, ты УЖЕ справляешься. Но почему-то эта максима стала грустным мемом и формулой терапевтов и коучей. Самим себе как-то не часто ее говоришь. В смысле «отстань»? Ты до сих пор ничего не добилась, потому что не слишком старалась. Еще и задницу отрастила что твой авиапарк. За что тебя любить — ты собственной матери не нравишься.

У меня, как и у многих читавших, удивительно много общих точек с Леной, главной героиней этого действительно нетолстого романа. Хотя у меня нет РПП, нет других обсессий, нет проблем с самодурью руководства (скорее наоборот — у них есть с моей). Но Светлана пишет честно, жестко и очень близко к тому, что хоть раз да испытали многие из нас, независимо от гендера и возраста. Мы с детства попадали в идиотские ситуации, и эти повторяющиеся идиотские эпизоды преследовали нас в кошмарах, как Чендлера Бинга. Мы лажали на работе, стеснялись признать даже в близком кругу, что жизнь пошла по этой самой — не туда, в общем, обижались и обижали, паниковали без повода, винили себя во всех скорбях мира и загоняли чувство вины еще глубже, уходя в замкнутый цикл: понервничать, сорваться, натворить фигни, расстроиться, натворить еще больше фигни, {repeat until block}.
Просто как-то не принято без иронии вслух: привет, меня зовут так-то, мне столько-то лет и я (подставить свое). У Светы Павловой получилось, хотя иронии там немало, и написано это достаточно трагикомично и живо, чтобы представить в красках.

Я с четверга пытаюсь разместить этот пост, но отвлекаюсь на дела. Здравствуйте, меня зовут Анастасия, мне скоро 43 и я трудоголик.

Дина удивляется, что у меня появился еще один брат, но все проще и занятнее!
Антон Соя — большой человек с огромным сердцем, один из первых ленинградских панков, продюсер легендарного трибьюта КИНОпробы и нескольких культовых в определенных кругах рок- и панк-групп, составитель многотомной антологии «Поэты русского рока» и активно пишущий автор немалого количества хулиганских смешных детских книг (не считая подросткового темного фэнтези с Виктором Цоем в камео и того самого™ «Эмобоя»), — еще и, кажется, был первым, кто несколько лет назад назвал меня панк-редактором.
Так что, это ж-ж-ж неспроста.

Давно не было рубрики с необязательными фактами. Какая неделя — такой факт: они существуют!

День Бригитты Ирландской, патронессы поэтов. Подробнее, как всегда, у Шаши Мартыновой. А у меня традиционное имболковское.

Ночью болело сердце.
Я приложила к нему
тексты и песни.
Я говорила тихонько:
«Шшшш... Что же ты, ну».
А оно по-старушечьи ныло,
Тревожа щербинки и сколы.
Мое неразумное сердце из выжженной глины.

Утро взошло как по трапу.
Встали по левому борту
чайки и тучи.
Нервно сутулил февраль
спины прохожих.
Я баюкала сердце
и мысленно шла рядом с ними,
такими живыми и мягкими, словно из плюша.

Может, и с ними непросто.
Может, внутри у них
арматурные стебли.
Может, прохожие —
это такие сверхлюди.
Крепкие, не чета мне,
Несвоевременно хрупкой.
С ноющим сердцем, сгоревшим, но не закаленным.

Февраль, 2021
жизнь казалась такой сложной

Смотрим в окно.
Я, дурниной:
— 'Cause you got me, and baby I got you, babe. I got you, babe. I got you, babe.
Муж, меланхолично:
— В такую погоду Фил тень от хвоста не увидит.
Я, печально:
— В такую работу Фил выход из ноута не увидит.
Проходящая мимо дочь, с намеком:
— В такую погоду Фил дома сидит, на тень свою смотрит.
Сын:
— Вы все о чем вообще? До февраля неделя.
СавваИгнатьич:
*спит на том же месте, что и вчера, неделю назад, год назад*

С Днём сурка, дорогие. Давайте выбираться.

Пока я в цейтноте, соберу в одном посте все январские публикации на других ресурсах (ну как все, те, о которых помню).

Коллеги по Прочтению рассказали о своих книжных планах, я, ограниченная строгим «максимум четыре», коварно написала о том, что уже прочитала, потому что мои ожидания бьются с заметками коллег и рассылками издательств, и я к концу года позже все равно расскажу практически обо всем, что приглянулось. В нынешней подборке от меня «Оскорбление третьей степени» Райка Виланда, «Мир без Стругацких», заполненный 12 современными фантастами, «Голод» Светы Павловой в начитке Лизы Янковской и «Течения» Даши Благовой (с которой мы встречаемся, чтобы поговорить о юности, снах и книгах 9.02 в Республике на Тверской и 10.02 в Переделкине).

Группа «Альпина» подвела итог минувшего года, беспощадно попросив упомянуть одну-две книги. Мой выбор — «Комната Вагинова». А в блоге АНФ вышел мой материал о «Лавинии» Урсулы Ле Гуин. В краснодарском «Чарли» появилась полка с моим выбором книг «Альпины.Проза», а в их тг-канале — карточки с моими комментариями.

На странице «Редакции Елены Шубиной» рассказала (и еще потом расскажу!) о «Мире без Стругацких», в связи с котором с нежностью буду, кроме прочего вспоминать, как профакапила имя персонажа у Леши Сальникова, потому что от сердца надушнила в других местах рассказа, как бодалась с писателем-пешеходом Березиным, пересчитывала руки космонавтов, придуманных Веркиным, объясняла корректору, почему ССКР это правильная аббревиатура, и вообще получила огромное удовольствие от редактуры, за что отдельно благодарна Нике Дмитриевой и Василию Великому Владимирскому. Ну и авторам, конечно. А еще в новогодние каникулы читала «Кофе с перцем» Даниэля Бергера (да, который писал о нечисти) и первые страницы начинала как «чоита, орхам памук в великолепном веке какоита» и сначала не поняла, а потом ка-а-а-а-ак поняла, так что взяла свои первые впечатления обратно.

В журнале НАТЕ (до первого коммента с шуточкой за триста осталось раз… два…) опубликуют обещанную мною еще осенью рецензию на «Ру. Эм» Ким Тхюи (Поляндрия Ноу Эйдж, 2023). Моя вторая литредактура для Поляндрии и второй уже раз текст, который стоит продавать с корвалолом в придачу — поэтично, арт-объектно, но невероятно больно.

А еще подписала с одним там детским издательством договор на художественный рассказ — коротенький и неожиданно для меня с хэппи-эндом. Как в прошлом гост райтер и автор нескольких книг, названий которых не знаю, потому что был молод и нуждался в деньгах, поэтому торговал чем нашлось, не могу не отметить эту точку на таймлайне — легитимизация собственного имени завершена.

Настроение понедельника The end — во-первых, не нужен лишний повод для The Doors по понедельникам, во-вторых, в НАТЕ @NATE_lit вышел мой материал о книге, которая в конце лета едва не разбила мне сердце во время редактуры. И, пока работала с текстом, я все время слушала OST к «Апокалипсису сегодня» — не потому что люблю запах напалма по утрам, а потому что «Ру. Эм» (Polyandria Nо Age, 2023) рассказывает о людях в лодках, щепках Вьетнамского конфликта.

АБС-премия (международная премия имени Аркадия и Бориса Стругацких) прекратила свое существование. В смысле - официально приостановила деятельность.

Дорогие друзья!

В связи с уходом с должности председателя Фонда братьев Стругацких Андрея Стругацкого, а также кончиной ответственного секретаря АБС-премии Николая Романецкого, мною принято решение о приостановке АБС-премии.

Премия была учреждена в 1998 году лично Борисом Натановичем Стругацким. В 2023 году Премия отметила свой 25-летний юбилей. В 2012 году вместе с Борисом Натановичем мы создали Фонд братьев Стругацких, и он назначил меня директором Фонда и председателем АБС-премии.

За время ее существования премия стала не только международной, но и самой престижной премией в области фантастической литературы в стране. Ее финалистами и лауреатами становились многие видные писатели.

Спасибо членам жюри и всем, кто принимал участие в организации и помогал в работе.

Директор Фонда братьев Стругацких,
председатель оргкомитета АБС-премии
Сергей Арно

http://absfond.ru/index.html

Одновременно вычитывала и писала рецензии на два текста, у которых не было ничего общего на первый поверхностный взгляд. А затем они у меня синхронизировались — Лорри Мур «Запертая лестница» (Подписные издания @izdaniya, 2023) и Даша Благова «Течения» (Альпина.Проза @alpinaproza, 2024).
У Мур двадцатилетняя Тесси приезжает из глубинки в городок, который кажется ей довольно большим. По меньшей мере там есть собственный университет. У Благовой выпускница Настя перебирается из южного городка в Москву — на вожделенный журфак МГУ. И в целом поступление в универ и есть то самое Оккамово лезвие, отсекающее у обеих детское, неловкое, непонятное до неприятия, связанное с родителями, сиблингами и малой родиной. Вот она — новая жизнь: она будет простая, максимально понятная и потому счастливая.
Но взрослая жизнь оказывается, разумеется, не об этом. Тесси устраивается няней в обеспеченную весьма европеоидную семью ученого и шефини-повара, которые готовятся к процедуре удочерения чернокожей девочки. Настя становится няней изнеженной крошки, дочки мелкопоместных олигархов из другого конца страны, крошка ни к чему не готовится, она просто есть и требует внимания не меньше, чем двухлетка. И Тесси, и Настя стесняются своей внешности, растворяются в окружающих, ничего не понимают о себе, занимаются неловким детским сексом, потому что все занимаются им, чему-то учатся, потому что все чему-то учатся, ищут подработку, потому что, камон, взрослая жизнь, надо на что-то покупать сложносоставные кофейные напитки со смешными названиям, надо как-то улучшать себя, потому что все — ну вы поняли. При этом обе не особо вслушиваются в отзвуки внешнего мира, пытающиеся пробраться в кокон наскоро сколоченного внутреннего: хотя в мире Тесси не прошло и полугода с тех пор, как самолет вонзился, как дротик, в башню Всемирного торгового центра, а в Настином мире молодые — каждый на свой лад и с известной степенью истовости — решают, что будущее страны это и их личное дело тоже. И обе они, Тесси и Настя, в какой-то момент понимают, что начинать придется, как ни банально, с начала. И возвращаются домой, заново переживая инициацию в новых себя. Теперь уже по правилам любой трагедии — через утраты и катарсис.
Забавно, что вычитывая написанный еще в январе текст о романе Мур, я впервые подумала о «Течениях» в связке с «Запертой лестницей» и вспомнила, как некоторые англоязычные коллеги, вдоволь набегавшись между Анестезией и Анастейшей, стали называть меня Тесс. Такая вот притянутая за уши из ноосферы параллель.

О «Запертой лестнице» — скоро на Прочтении в моем материале.
О «Течениях» — поговорим лично с Дашей @kmv_chika Благовой завтра у Натальи Ломыкиной на радио, затем в Республике на Тверской в эту пятницу и в Переделкине в эту субботу. Ну и текст о тексте воспоследует, куда без него. Stay tuned.

Тем временем давно запустились учебные курсы, о которых у коллег и меня были еще осенние договоренности с координаторами разных школ и литмастерских. Ничто не предвещало, но у меня уже совершенно точно наметились две гостевые лекции — в конце февраля открытая и начале апреля — не очень открытая и целый авторский курс с середины мая по июнь (не для писателей!). Но об этом позже, потому что в ближайшую пятницу я по занятости не успеваю на две классные лекции, а вы успейте, пожалуйста: одна у Юрия Сапрыкина в Страдариуме (но будет запись), вторая — у Даши Бобылевой бесплатная в CWS.

Тексты Дарьи Бобылевой — мои книжечки умиротворения, хотя у иных читателей сейчас бровь поползла к линии роста волос. О ее книжном сериале «Магазин работает до наступления тьмы» и моей фанатской преданности я писала здесь и на других ресурсах так часто, что меня даже для блерба на четвертой сторонке бумажной книги позвали. А здесь вот обещают рассказ о том, как писать леденящие душу истории. И уверена, Даша подробно расскажет, как вздергивать читателю усталые нервы, — уж она в этом знает толк.

Рассказ по вторникам

А вот кстати о леденящих душу историях. Старожилы припомнят, как в будущем великолепный Джефф Голдблум в конце 1980-х в течение полутора, что ли, часов постепенно терял обаятельную улыбку и вообще человеческие черты, приобретая фасеточное зрение, внешнее пищеварение и способность далеко не пантомимой передавать загадку «кто над нами вверх ногами». Но я совершенно случайно знала, что «Муха» еще и экранизация. Хотя Кроненберг, всплывший сегодня в частном разговоре по другому поводу, традиционно многое изменил в одноименном рассказе Жоржа Ланжелена, написанном в 1957 году (а вот год не помнила — погуглила), — за 30 лет до релиза киноадаптации.

Итак, рассказчику звонит невестка со скорбной новостью: она убила его брата и позже даже подробно рассказала и показала как именно, но упорно не признавалась, почему. Убила, надо сказать, нетривиально для хрупкой женщины: привела на завод и размозжила жертве голову промышленным молотом. А муж ее, к слову, ученый, работавший над засекреченным государственным проектом, поэтому мотивы убийства не помешали бы никому. Рассказчик забирает десятилетнего племянника — сироту при живой матери и начинает регулярно навещать невестку в психушке строгого режима. Контакт все не налаживается: мужеубийца больше занята ловлей и разглядыванием мух, чем посетителем. Зато при сыне мух не ловит никогда и вообще по результатам медицинского освидетельствования выказывает полное отсутствие безумия. Однажды Анна передает деверю конверт с рассказом о том, как она дошла до жизни такой. О содержании несложно догадаться тем, кто фильм смотрел и помнит в общих чертах. Но вот финал в рассказе другой сюжетно, хотя интонационно схож с кино.
Скрывать не буду, текст немудрящий, но год написания, как всегда, добавляет оттенков смыслам.

Приезжайте в субботу в заснеженное Переделкино поболтать с нами!

На сайте Прочтения @prochtenie вышла моя рецензия на «Запертую лестницу» Лорри Мур, чего скрывать, люблю этот текст — и мой, и книгу.

Это многослойный текст, в котором нет ни одного образа в простоте. Почти любой эпизод или упоминание — часто это выясняется через несколько страниц или глав — неуловимо закольцовывается с каким-то еще. Мур чуть отстраненно и поэтично пишет об эстетике гниения и увядания, и хочется безыскусно подвязать к этому ассоциацию с обществом отчаявшихся и подсознательно жаждущих разоблачения лицемеров, которые со временем испортятся так же, а то и уже выглядят в глазах неискушенной героини как покрытые пушком испорченные фрукты. Семья, в которой работает Тесси, планирует удочерить темнокожую девочку, но движет ими не сила нереализованной родительской любви, а чувство вины и попытка заглазировать действительность, выглядеть современными и свободными до эпатажности. Младший брат Тесси кажется самым нормальным из семьи, славным парнем, который, как Антей, напитывается силой земли, на которой он вырос. Но после школы умница Роберт неожиданно для всех записывается в армию и попадает в действующие войска — идет война в Афганистане. Мать постепенно проваливается в себя, размягчаясь изнутри, как перезревающий плод. Отец тоже сдает, покрываясь патиной. Детство и юность выцветают, приглушаются, но новая взрослая Тесси словно не решается вылупиться до конца: так и стоит в скорлупке со слипшимися мокрыми перышками, в уже начавшем пованивать подсыхающем белке, и меланхолично наблюдает за тем, как перед ее взором развертывается новая эпоха. Тесси не уверена, что ей нравится такое будущее, и сама Мур не уверена, что ее студенческое прошлое, перетертое в национальной трагедии, как в кремуляторе, принесло ей какие-то уроки. Но, может быть, главный урок в том, что никаких уроков нет? Зато есть сюжеты.

ЧИТАТЬ ЗДЕСЬ

Провели первую презентацию второго романа Даши @kmv_chika Благовой. Завтра встречаемся в Переделкино.
Даша: мне вот сказали, что Вере (главный антагонист романа — прим. ред.) хочется вломить.
Я: да, это была я!
Даша: а Настя (героиня) ей благодарна!

Мне интересно читать современную прозу молодых, хотя мы с моим суровым бэкграундом часто вступаем во внутренний спор с героями романов новой волны. И недавно поняла, что бурчу, но одновременно восхищаюсь и отчасти завидую: у меня были совсем другие юность и молодость, нас не учили разбираться в себе, проговаривать чувства, быть откровенными и выбирать себя, помню много работы, много усталости и много ответственности. Всё. Мы стали теми самыми парнями©, но кто сказал, что это хорошо.

Теперь-то уж точно