Великая К.А. Терина опять нарисовала меня

Пятница повела себя непотребно и выступила как полноценный понедельник на острове Невезения. Поэтому я тоже смухлюю. Помните, конечно, историю о том, как Киз получил за рассказ «Цветы для Элджерона» премию «Хьюго», а за одноименный роман — «Небьюлу» (у меня нет сил перепроверять, если напутала, старшие товарищи поправят). Вот так у меня вышло с «Комнатой Вагинова» Антона Секисова.

Однажды этот текст уже был пятничной book of calm — но как аудиосериал на Букмейте, а сегодня на сайте вышел мой материал о бумажной книге, потому что роман получил премии моего сердца минимум дважды. Еще и недописанная полнокровная рецензия болтается в заметках: в ней я, как герои «Комнаты Вагинова», блуждаю между остранением и абсурдом, вспоминаю о новом варварстве, доминантах кэмпа и отсылках на подвал Клегга, — словом, обо всем, что не влезло в релиз, и, полагаю, добавлю что придумается по дороге. Так что это дело далеко не на одну трубку.

...вообще создается ощущение, что все герои обитают в лимбе — том, что у режиссера Нолана в его многоуровневых снах, а не том, что первый круг ада по Данте (впрочем, не точно и это). Не зря же хозяйка прямо указывает Сене на иллюзорность происходящего: «А вы знали, что человек видит сны круглосуточно, даже когда не спит? Просто разум их подавляет».

Давно не было киносуббот.
Поскольку мы семья высокой культуры и интеллектуального быта (нет), сегодня мостик между прибытием Марти МакФлая и Хэллоуином — The Frighteners, комедийный ужастик Питера Джексона с Майклом Джей Фоксом в главной роли. Немудрящий набор клише из готического канона и отсылок на знаменитые хорроры, чуть затянутая экспозиция, музыка в стиле «плохие дядьки идут на дело», наивные шутки, милая предсказуемость (комментарий старшего) и слабовато прописанный катарсис героя (дополнение от младшей). До киноэпопеи «Властелин колец» оставалось 5 лет.
Самое то в конце тяжелой недели.

Сегодня Всемирный день борьбы с инсультом — день, о котором мне хотелось бы знать с другой стороны, но что есть то есть.

Я все не соберусь развернуто поговорить о том, как пишут об этом в худлите, если речь не идет о пожилом или хотя бы относительно возрастном персонаже.
Мне было 20. С тех пор у меня кривая улыбка, чуть скрюченные пальцы левой руки, прокаченный по поводу внешности дзен и проблемы с качеством жизни, казалось бы, не связанные с нарушением кровообращения напрямую. И таких, как я, до сих пор часто считают воплощенным фантдопущением. Инсульт это же про стариков.
Но это проблема даже не медицины, а ментальности, позднего обращения к врачам, необращения вообще, непонимания проблемы, неумения распознать.

О своем опыте я писала совсем немного и вдруг обнаружила необоримую трусость превратить его хотя бы в повесть. Хотя ношусь с темой невидимой инвалидности много лет.
В прошлом году в Поляндрии вышла важная книга Джона Макгрегора «Споткнуться, упасть, подняться».

А на сайте АНФ опубликовали статью о профилактике инсульта.

Берегите себя и тех, кто рядом.

Мария Ныркова «Залив терпения» — третья книга совместного проекта Поляндрии No Age @polyandria и @smyslshop. На Букмейте есть аудиоверсия, начитанная Анастасией Великородной, ее голосами говорят персонажи «Кожи» Жени Некрасовой.

Я редко читаю автофикшен не по работе и в целом, в силу профессиональных и личных интересов, чаще обращаюсь к другим жанрам. Но с этой книгой у меня вышло как с «Хореей» Марины Кочан — в ней есть поэзия и история. Хотя, конечно, иной раз хотелось здесь пригладить, там притушить — откровенность и эмоциональность других меня утомляют, но это чаще не об авторах, а о моих предпочтениях и, снова профессиональных, установках.

Маша, подчеркнуто юная в своем розовом плаще и розовых кроссовках, назначена семьей быть самой старшей: она летит на Сахалин, чтобы продать квартиру и обрубить последнюю связь рода с этим поразительным и многотрудным островом. И эта поездка, как часто бывает с такими делами, становится экзистенциальным путешествием к себе, своим корням, своим страхам и родине, о которой уже столько сказано, которая не мать и не мачеха и никому не обещала ею быть. Родина — даже если и родственница, — хозяйка, пустившая тебя на постой, а там как повезет.

Маша впитывает Сахалин как океаническую влагу и параллельно рассказывает истории своей семьи, снимает их как груз с натруженных плечей нескольких поколений: умерла в младенчестве, репрессирован, убит бандитами, убит медным парами, убиты землетрясением, умер, умерла, умерли, умирает, угасает. И в этом, как ни странно, много жизни, но много и страхов, которые Маша поборет, если в ней есть силы на проговаривание вслух с вплетением личного, общечеловеческого, с отсылками на всегда современного Чехова и разных повременных поэтов. Мария Ныркова сама поэт с ее тюленями, гладкими, как слезы, гниющими досками счастий и крепко стянутыми илом деревяшками бед.

И не такая уж внезапная параллель от меня: Маша это такая девушка Сирень из веркинского «Острова Сахалин» — смелое дитя, попавшее в чуждый мир по надобности, но бывшее там по неясному сердечному зову, исследующее себя, свою любовь, свою родину, которой не принадлежит, свое право покинуть этот край, зажмурив детские глаза, а открыв уже взрослые.

уязвимо движется мир по рельсам своим. по своей орбите. сопротивление доле — это ведь неестественно для мировой гармонии. если бы закон физики обладал сознанием — если бы солнце само выбирало как и когда — если бы у правила было столько же воли, сколько есть у меня, — мы никогда бы не настали.
я чувствую, что порабощена.
я чувствую, как порабощена.

Настроение понедельника и история.
Какой понедельник — такое остальное.
Обдумывая обзор нового романа Кати Манойло, слушала Sidsel Endresen и почти случайно набросала небольшую, но страшную подборку книг с голосами тех, чье тело вынужденно потеряло границы и перестало ощущаться собственным. В каких-то насилие и объективация — магистральная тема, в каких-то проходит по самому краю как часть бытования там, где скот ценнее женщин и детей или где ты виновата по умолчанию, просто надев юбку. И даже в вымышленных мирах такие истории — реконструкция имевшего место в реальности. В приведенных ниже текстах героини не то чтоб исправили мир, но попробовали преломить парадигму. Не уверена, что получилось у всех. Не уверена, что получится при нас.

Я не проводила исследование, взяла лежащее на поверхности сбивчивой памяти. Возможно, в списке не самые очевидные книги. Возможно, вам кажется, что чего-то не хватает, — воля ваша, но у меня вышло так.

Екатерина Манойло «Ветер уносит мертвые листья» (Альпина.Проза, 2023)
Марго Гритт «Вторжение» (Альпина.проза, 2022)
Алексей Поляринов «Центр тяжести» (Альпина.Проза, 2023)
Евгения Некрасова «Кожа» (Попкорн, 2022)
Мириам Тэйвз «Говорят женщины» (Inspiria, 2023)
Элизабет Уитмор «Валентайн» (Inspiria, 2021)
Виолен Беро «Как звери» (Поляндрия No Age, 2022)
Наталья Илишкина «Улан Далай» (РЕШ, 2023)
Шамиль Идиатуллин «Последнее время» (РЕШ, 2020)
Виктор Ремизов «Вечная мерзлота» (Альпина.Проза, 2021)
Вера Богданова «Сезон отравленных плодов» (РЕШ, 2022)
Сьон «Скугга-Бальдур» (Городец, 2022)
Юхани Карила «Охота на маленькую щуку» (Livebook, 2022)

Хэллоуин, Самайн, но Рассказ по вторникам по расписанию

Общее место писать «на самом деле Рэй Брэдбери был не только фантастом». Но он и правда на самом деле был еще и фантастом. Как прозаик Брэдбери начинал с готики, находясь под большим влиянием Йейтса (из которого, как из букета для Бубликова, дергал цитаты на названия) и Эдгара Аллана По (за что молодого автора поругивали наставники). И кроме детства, закупоренного в истории о Гринтауне, у Брэдбери и нуарные детективы есть, и забавный цикл о семейке, вроде Адамсов («Из праха восставшие»), и ехидные заметки о современниках, и милые стихи. И роман о Хэллоуине тоже — наверное, братья Дафферы перечитывали его, приступая к сценарию первого сезона «Очень странных дел».

Выбирая рассказ для вторника, я зависла, разрываясь между моим самым любимым «И все-таки наш», каноническим «И грянул гром», постапокалиптическим «Будет ласковый дождь» (страшный мультик моего детства, на ютьюбе есть — производство «Узбекфильм», что отдельно любопытно), философским «Здесь могут водиться тигры» (есть и такой советский мульт, что тоже добавляет нюансов), еще несколькими, для которых у меня закончились эпитеты. Поэтому остановилась на стареньком «Крошка-убийца» (Хэллоуин потому что).

Погуглила за вас. Рассказ был написан в начале 1940-х, затем были две журнальные версии и еще одна — для сборника «Темный карнавал». Переводов тоже несколько, я впервые читала в середине 1990-х не помню, чей. В оригинале Small Assassin — поэтому в некоторых изданиях «Маленький убийца». Текст малость перекликается с другой историей Брэдбери — «Вельд» (читала в переводе Льва Жданова), тоже хэллоуинской вполне. Она сначала называлась The World the Children Made.
В первом рассказе речь скорее о постродовой депрессии и принятии родительства как такового, во втором — предупреждение о темной стороне прогресса и о том, что, взрослея, дети меняют приоритеты и переназначают тех, кто для них авторитетнее. Многие люди проходят этот таймлайн одинаково: сначала утроба матери как маленькая вселенная (и теоретический младенец подсознательно ненавидит ее за то, что исторгла в шумный, яркий, холодный и чуждый мир, а матери, к слову, некомфортно, что ее тело ей больше не принадлежит и рождение одного человека нередко конец другого (во многих смыслах):

Кесарево сечение дало жизнь ребенку и чуть было не лишило Алису жизни. Она винит ребенка в своем предсмертном состоянии и в пневмонии. Она путает причину и следствие и сваливает вину за свои беды на самый удобный объект. Господи, да все мы так делаем! Мы спотыкаемся о стул, и проклинаем его, а не нашу неловкость. Если мы промазали, играя в гольф, то ругаем клюшку, мячик, неровную площадку. Или неприятности в бизнесе, мы обвиняем бога, погоду, судьбу, но только не самих себя. Я могу повторить тебе только то, что говорил раньше: люби ее. Духовный покой и гармония — лучшее лекарство. Найди способ продемонстрировать ей свои чувства, придай ей уверенность в себе. Помоги ей понять, какое невинное и безобидное существо ребенок. Убеди ее, что ради ребенка стоило рискнуть жизнью. Пройдет время, все уляжется, она забудет о смерти и полюбит ребенка.

), затем есть значимый взрослый или несколько, потом появляются ровесники и/или нечто абстрактное, сотворенный кумир. Например, виртуальная реальность, вытесняющая материальную. Здесь могло быть рассуждение в духе «Черного зеркала» о всяких запрещенных сетях и социальном капитале, но это и так очевидно. С уточнением, что оба рассказа были написаны в середине прошлого века.

Ребенок не может жить без привязанностей. Вы с женой позволили этой комнате, этому дому занять ваше место в их сердцах. Детская комната стала для них матерью и отцом, оказалась в их жизни куда важнее подлинных родителей. Теперь вы хотите ее запереть. Не удивительно, что здесь появилась ненависть.

В общем, как говорили в моем детстве, приятных вам кошмариков.

Татьяна Мастрюкова «Приходи вчера» (РОСМЭН @rosman_books, 2023)

«…а вдоль дороги мертвые с косами стоят. И тишина…»
Таня Мастрюкова среди меня главный местный специалист по фолк-хоррору. У нее вышло уже несколько подростковых книг, но «Приходи вчера» стоит особняком в этой линейке, потому что это как раз коллекция быличек, которые Таня собирала во время своих фольклорных экспедиций и отчасти использовала в текстах. Не сюжетные страшилки, привычные поклонникам предыдущих романов, а именно доработанные и сопровожденные комментариями автора личные истории — воспоминания, семейные предания, странные случаи. Как бы почти тру-хоррор, потому что люди в большинстве верят глазам своим, а глаза видели такое, что впору вызывать не собаку с милицией, а скорую психиатрическую.

Механизмы психики, помогающие сконструировать такие воспоминания, разные: у кого-то магическое мышление, кто-то пытается объяснить себе чудовищность происходящего или несчастный случай с близким человеком (как родители обвиняемых в теракте подростков из романа Дмитрия Захарова «Комитет охраны мостов»), у кого-то высокая чувствительность и развитое воображение. А еще былички рассказывали детям, чтобы те без надобности не совались куда не надо — это действеннее просто сказок, потому что апеллирует не к традиции, а к личному. Помните байки, которыми обмениваются мальчики у костра, когда к ним присоединяется охотник в рассказе «Бежин луг» Тургенева? Словом, это еще и способ безопасно прожить некий опыт. Научение через развлечение. (В этом месте должен быть трек АИГЕЛ «Тебе кажется»).

Она нехотя выползла из-под пледа и, шурша по паркету шерстяными носками, решительно закрыла дверь в комнату. Щелкнула замком и проверила, дернув за ручку. Дверь не шелохнулась.
И тут прямо за ее спиной, у левого уха — она даже почувствовала дуновение воздуха на своей щеке — раздался сухой смешок, и, холодея, она услышала вкрадчивый голос:
— Наконец-то! Вдвоем ведь нам гораздо лучше…

В хорошей компании рассказала на Прочтении об одной из книг, напугавших меня за последние пару лет. Поскольку редакция поставила задачу выбрать текст, в котором ужасает именно реальное, а не вымышленное, я поняла, что мой личный топ состоит из десятка-полутора. Но, например, о «Комитете охраны мостов», «Ветер уносит мертвые листья», «Говорят женщины», «Ру. Эм», «Суть вещи» и нескольких других текстах, я еще буду писать развернуто (спойлер для редакторов: я скоро все сдам, честно-честно), а про книгу братика уже писала и не раз, решила ограничиться «До февраля» Шамиля Идиатуллина.
А подборка годная — некоторые книги выбрала бы и сама.

Сама не смогу поехать из-за накопившегося, но расскажу, вдруг кому-то будет интересно.
4 ноября в любимом Доме творчества Переделкино фестиваль жанровой переводческой литературы: ярмарка отличных издательств и дискуссии со спикерами, которых всегда приятно слушать — Александрой Борисенко, Екатериной Доброхотовой-Майковой, Василием Владимирским и еще много кем, подробнее Переделкинском пенале.

Я сейчас русскоязычного предсказуемо читаю и редактирую больше, чем переводного, но все равно слежу по мере сил за профессиональными событиями. Почему-то многим даже книжным людям кажется, что знать язык равно суметь перевести книгу. А потом «ой, чего-то книга какая-то не очень». Ну и, раз я уже митингую с броневика, это опять о том, что переводчиков нужно и важно упоминать. Они переносят поэтику и смыслы, и часто, если не резонируют с ожиданиями читателя, остаются крайними. А если текст оказывается не просто читабельным, но ладно скроенным и ловко сшитым, то это просто толмач солонку передал. Ну да, ну да.

Ну и снимать стигмы с жанров тоже полезно. Пусть расцветает всяк цветок.

Среда и регулярный подкаст.

У «Листай вправо», который ведут Ксюша Грициенко @zhutkoye и Валерий Печейкин @Gregor_Zamza, стартовал очередной сезон, в новом выпуске ребята говорят о тру-крайме — жанре предсказуемо популярном, потому что все страшное криминальное часто одновременно притягательно, хотя всем в душе и явно хочется оставаться подальше от описываемого, вздергивая усталые нервы только за прослушиванием подкастов, чтением книг и просмотром кино. А мне эта затейливая информация и примеры еще часто по работе необходимы, поэтому время бессмертного мема.

Оказывается, этим заметкам через пару недель 6 лет, судя по воспоминаниям одной там запрещенной сети. До 17-го года я долго пользовалась телегой только как мессенжером для некнижной работы и читала немногочисленные каналы, среди которых были Мир Фантастики, Литература и жизнь Егора Михайлова, Бляццкие коты и, кажется, что-то типа Популярной механики или N + 1. Потом завела собственный, чтобы потихоньку собирать куски будущей книги. Канал назывался вслед любимой фразе сына «Мама не матерится!» Затем я передумала писать тот текст, удалила посты и стала складывать сюда все подряд. Как, в общем-то, и сейчас — рецензии, новости, музыка по понедельникам, книжечка умиротворения по пятницам, ну и так далее.

Тематических каналов было все еще не так много, могла переименоваться в «ПРОППаганду» или «В вечных поисках энтелехии», но нейминг это вообще не моя сторона, не то что сильная, поэтому лет 5 назад я, как голубь из мема, решила, что «Заметки панк-редактора» приемлемо.

В какой-то момент 30 читателей, знакомых со мной лично, загадочным образом превратились в две с небольшим тысячи; некоторые из них подходят на мероприятиях, фестивалях или после лекций и говорят: «о, вы панк-редактор, я вас знаю!» До сих пор не поняла, как к этому относиться, поэтому чаще смущаюсь. Но не сильнее, чем люди, которым приходится объявлять это название в прямом эфире или на вручении какой-нибудь премии, упоминать в околоофициальном блоге, вставлять в презентацию или размещать на задней сторонке обложки (дважды решили все же не, а вот в книге Даши Бобылевой название это будет). Но как бы там ни было, канал помогает поддерживать иллюзию стабильности: рецензии, новости, музыка по понедельникам, книжечка умиротворения по пятницам, ну и так далее.

P. S. Традиционно уточню для вновь прибывших: рукописи не рецензирую и не пристраиваю, рекламой не промышляю, джинсу не размещаю, кто я, где я — все в закрепленном посте, который все равно никто не читает.

Сегодня book of calm неожиданная для меня, но если я не пишу о филгуд-литературе, это не значит, что я ее никогда не читаю. Франческа Рис «Наблюдатель» (Бель Летр @belles_lettres, 2023)

Все начинается как один из стриминговых сериалов: возмутительно молодая, раскованная, внимательная к деталям, но в целом равнодушная к среднесрочным и дальнесрочным перспективам, лишенная карьерных стремлений англичанка живет в Париже идеальную юную жизнь в ярких красках. Так и хочется восклицать o-la-la! У Лии нет амбиций, но нет и особой финансовой стабильности, поэтому она откликается на вакансию старомодного толка: «Писатель ищет помощника». Ничего сложного: необходимо расшифровывать дневниковые записи уже чуть покрытого патиной известного, но давно не представлявшего публике ничего нового автора и проверять его почту. Так Лия оказывается на средиземноморском побережье, аромат свежего багета и кофе сменяется розмарином и морским йодом, добавляя роману еще больше французскости. Но, разумеется, чем глубже Лия погружается к контекст, тем менее все становится «o-la-la!»
Майкл Янг — не портящий борозды бонвиван, по меньшей мере себя считает таковым. Он женат очередным браком на бывшей модели, а ныне фотографе, у него взрослые дети, которым проще общаться с мачехой, чем с папашей, и он владеет половиной дома на побережье. Вторая половина принадлежит его подруге юности Дженни, семья которая тоже традиционно собирается здесь летом. Расслабленная полуаристократическая и одновременно неформальная атмосфера, упоительная кухня, курортный роман со знойным красавцем-музыкантом, интригующе неоднозначные отношения с сыном хозяина, много алкоголя, свободного секса и разговоров о темных секретиках взрослых — эта киношная молодость Лии невольно перекликается с богемными дневниками Янга. Ему принадлежит второй голос романа. Одно но. Девушке из середины 2010-х, неловко читать весь этот male gaze образца 1960-х (клеши, бакенбарды, творчество, free love и сопутствующие вещества). Майкл Янг той поры такой же напыщенный эгоистичный козел, как и теперь, только еще не слишком известный. Он уверен в собственной прекрасности, уестествляет все, до чего умудряется дотянуться, и искренне недоумевает, когда ему отказывают. При этом записи дневника пронизаны историей его всепоглощающей страсти к начинающей певице Астрид, но и здесь есть нюансы. Ненадежный свидетель, он подлакировывает действительность, особенно на тех страницах, где, покинув скучную Англию, некоторое время живет с Астрид в Греции, в самый пик правления хунты «черных полковников».

Чем дальше продвигается повествование, тем быстрее притупляются ароматы и приглушаются краски, море уже не такое теплое, туристы разъезжаются, призраки прошлого материализуются из похмельного дурмана и, наверное, надо сделать какие-то выводы. Но люди не меняются. o-la-la!

Дорогие, мы запускаем конкурс эссе!

Мы так вдохновились книгой Марии Татар «Тысячеликая героиня», что предложили нашим друзьям из «Альпины» устроить совместный конкурс, и они согласились!

Итак, вводные:
• Мы собираем эссе о женщинах в книгах: это может быть текст об одной или нескольких героинях классической или современной литературы.
• Объем 1,5–3 тысячи знаков.
• Дедлайн — 20 ноября.
• Тексты отправлять сюда.

Дальше наше жюри, состоящее из редакции «Прочтения», продюсера и редактора издательства «Альпина.Проза» Анастасии Шевченко, бренд-менеджера «Бель Летр» Дианы Чанкселиани, а также писательницы Екатерины Манойло, отберет лучшие тексты.
• Обладатель первого приза получит фирменный шопер, в который мы положим «Тысячеликую героиню» Марии Татар, «Ветер уносит мертвые листья» Екатерины Манойло, «Одиночку» Маргариты Ронжиной и «Наблюдателя» Франчески Рис.
• Обладатели второго и третьего приза получат «Ветер уносит мертвые листья» Екатерины Манойло и «Палому» Анны-Гаэль Юон.
• А несколько лучших эссе мы опубликуем у нас в «Прочтении»!

Да начнется конкурс! Очень ждем ваши тексты!