Замызганные изнутри и снаружи, Новые дома оставались непоправимо великолепны: окна их бесконечно вытягивались ввысь, а кирпич, потемнев, будто бы обращался в гранит; под самыми же их крышами широко белели просторные козырьки, и именно здесь я единственный в жизни раз видел Бога: он стоял на центральном, возвышенном от двух других навесе, большой, в длинном словно бы мраморном платье, недышащий и гудящий как провода над просекой, но ему недоставало головы, над круг­лыми его плечами не было ни сияния, ни какого-нибудь, скажем, контура или каких-нибудь, пусть неизвестных мне, букв; гул же все возрастал и плотнел, и я, не совсем зная, как мне быть, лег вниз лицом на теплую летнюю землю, чтобы он точно понял, что я узнал его, но как только перед моими глазами встала земляная темнота, гул стремительно превратился в бешеный свист, как если бы это был авианалет; я затрясся, и все затряслось вместе со мной, и отец, всегда что-то знавший об этом, но не хотевший мне говорить, вдруг произнес прямо в мой затылок: видишь, это совсем не так, как написано в священной истории.

Дмитрий Гаричев «Lakinsk project» (НЛО, 2023) — неожиданно примиряющая с чужими изобильными, лезущими, как булавки из головы Страшилы Мудрого, книжными травмами.

Ехала с короткого для меня второго дня ММКЯ, где мы с Дмитрием Воденниковым, Дашей Месроповой и Степаном Самариным говорили о премии Лицей. Я еще на встрече начала перечислять ребят из длинных списков и финалов разных лет, конечно, забыла (и сейчас забуду) упомянуть большинство, потому что за семь сезонов участников было невероятное количество, а многие из них будто и вовсе все время были известные и любимые, и с некоторыми, конечно, счастье быть рядом профессионально и по-человечески.

Всю долгую дорогу домой нанизывала цепочку из звеньев, скрепляющих настоящее и будущее этой нашей литературы: Катя Манойло, Марго Гритт, Ислам Ханипаев, Игорь Белодед, Аня Шипилова, Саша Шалашова, Ася Володина, Таня Стоянова, Аня Лужбина, Надя Алексеева, Миша Турбин, Марина Кочан, Сима Орлова, Тим Скоренко, Кристина Гептинг, Евгения Некрасова, Вера Сорока, Любава Горницкая, Денис Сорокотягин, Сережа Кубрин, Екатерина Кожевина, Лера Крутова, Никита Немцев, Тимур Валитов, Малика Атей, Игорь Савельев, Оксана Васякина, Иван Шипнигов, Аня Маркина, Илья Мамаев-Найлз, Василий Нацентов, Евгения Джен Баранова, Вера Богданова, Рагим Джафаров, Таша Соколова, Егор Куликов, Булат Ханов, Сергей Скуратовский.

Это те (далеко не все), чьи имена я вижу в толстых журналах, на обложках книг, в премиальных списках. Те, с кем общаюсь как продюсер, редактор, мастер на курсах, критик, участник фестивалей, коллега-прозаик, коллега-поэт и друг. Не все из них дошли до финала, лишь некоторые стали лауреатами.
Но они есть. И их голоса слышны. Иной раз чуть более громкие, чем стоит. Порой несмелые, хотя надо бы наоборот.
И, возможно, это та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли. Но, мне кажется, нам есть что поведать друг другу.

Мне попеняли, что нет традиционных занимательных репортажей с ярмарки. У меня был короткий день — торопилась на питчинг CWS, поэтому история была одна, но занятная.
Покупатель на стенде в нашем углу собирает комбо из почти всего представленного Лимонова, немного рассуждает о судьбах литературы и серьезной прозе, затем спрашивает, нет ли у нас Кастанеды. «Там такое, знаете ли, ух! Там человек в ворона превращается!» — делится он восторгом. «И пеойтом злоупотребляет», — проявляю неуместную осведомленность я и сурово отрезаю, мол, нет Кастанеды (благоразумно оставив при себе замечание, что у нас для этого всего ежегодный Пелевин 1.0 — и никакие кактусы не понадобятся).

Сдержанно расстроившись, покупатель смещается к коллегам из АНФ, девочки предлагают ему «Все, что движется» Алексея Семихатова (который только что Книгу года получил, между прочим). Покупатель в ажитации: «Вы что! Я с ними вот с этими вот — Казаковым, Сурдиным и Нечаевым — хоть каждый день поговорить могу, мы коллеги вообще-то, я, между прочим, тоже физик! И вообще они врут про теорию струн, с ними только спорить и можно, а не читать (в этот момент я думаю о знаменитых драках на конференциях физиков, о которых, как и о теории струн, как многие девочки-гуманитарии, узнала из сериала «Теория Большого Взрыва»). А вот Кастанеда...Кастанеда это ж про жизнь. У вас тоже нет? Где он продается, не знаете?» Пока мучительно пытаюсь сообразить, кого из коллег не жаль куда б его отправить, Света из АНФ припечатывает: запретили Кастанеду, знаете ли.
Покупатель, к его чести, довольно быстро проходит стадии смирения с отсутствием и запретом Кастанеды и покупает книгу Стивена Пинкера, потому что с ним не знаком, а значит, спорить не о чем. Хотя нет там, конечно, такой жизни, как у Кастанеды.

Всё равно не успею завтра о традиционной пятничной book of calm, зато успеваю до конца лета напомнить о книге с кликбейтным названием. Но это тот случай, когда роман и правда клевый. Коллизия незатейлива, но ведь вопрос не в том, что, а как. О сюжете писала когда-то для страницы РЕШ. Может быть, меня что-то и царапало в начале, как ровесницу основателей ростовского Клуба неудачников, но все занозы очень быстро перестали мешать. Автор знает толк в том, как максимально использовать все предельные мощности жанра. За что ему спасибо.
Upd значки в кадре не несут смысловой нагрузки, просто выпали из коробки, когда брала книгу.

Вся телега в ожидании Шуфутинского бантах и гладиолусах, а у меня традиционное.

Wake Up Mr Anderson

По полупустому вечернему вагону фиолетовой ветки туда-обратно бегает мальчик лет семи и, имитируя эффект Допплера, кричит: «это такая зарядка-а-а-а-а для тех, кто не любит чита-а-а-а-ать».
Тоже, похоже, с книжной ярмарки возвращается.

Слушайте, праздник какой-то! Мужской голос на сидении сзади монотонно читает вслух вывески, мимо которых проезжает наш автобус. Строгий женский голос:
— Не пропускай!
— Не поправляй!
— Не надо было ребенку обещать!
— Не надо было обещать, что запишешь.
С угрозой:
— Читай, сказала!
— Аптека. Кальяны. Шаверма.
— Шаурма!
— Ты как твоя мама!
Дальше неинтересно и буднично ругаются, а мне выходить. Четвертый день ММКЯ всё.

Я календарь перевернула утром поняла, что мысленно наконец-то вернулась с Красной Строки и смертельно устала, поэтому сегодня комические куплеты про последний день ММКЯ-2023 исполнят героические коллеги. А я поработаю дома.
На фото с интеллектуализированной вечеринки™ молодые, нарядные и красивые Маргарита Ронжина, Александра Шалашова и Игорь Белодед говорят с залом на умном, а старенький и несколько истощенный коммуникациями я их немного подначиваю, потому что кто-то должен быть трикстером.

Сейчас дочь пришла с книгой рецептов (выбирает, что приготовить), я вспомнила, как вчера со сцены раздалось что-то типа: «готовить надо так, чтобы ни один продукт на вас не обиделся» (какая-то попсовая привязка к японской философии, так полагаю). За спиной лектора была фотография супа с креветками.
А что подумали креветки, никто не знал, потому что они были очень воспитанными.

Послушала последний по времени эпизод подкаста «Девчонки умнее стариков», стараюсь не гадать по гуще сказанного некоторыми членами жюри премии Ясная Поляна, и вместе с друзьями и коллегами жду завтрашнее оглашение Короткого списка. Лонг этого сезона здесь.

Зачем премии, кроме очевидной выгоды для автора, которому, возможно, вручат седло большое, ковёр и телевизор? Во-первых, той же книжной телеге будет что обсудить, выражая бурное возмущение или горячее одобрение (или декларировать равнодушие/брезгливость к этой части литпроцесса — тоже позиция и почесывание эго у себя в квартале).
Во-вторых, даже Длинный список повышает видимость текста и писателя (отчасти и издателя, но тут я ступила на зыбкое, свильну, пожалуй).

Приветствуем мы это или порицаем, ярмарки тщеславия никуда не денутся. Это часть большой игры и книжники добровольно заперты в этом интеллектуальном казино. Хотя в разговорах с авторами я все еще настаиваю: это бонус, а не самоцель. Писать ради премий и прослыть серийным номинантом/полуфиналистом/финалистом тоже позиция и почесывание. Но есть нюанс.

Итак, Короткий список Ясной Поляны 2023:

Екатерина Манойло «Отец смотрит на запад»
Евгений Кремчуков «Волшебный хор»
Рагим Джафаров «Его последние дни»
Эдуард Веркин «снарк снарк»
Алексей Сальников «Оккульттрегер»
Александра Николаенко «Муравьиный бог»

Объявление лауреатов — в октябре. А пока УРА!!

Напомнили тут, что сегодня понедельник, а я чуть не пропустила традиционное настроение и историю.

Что ж, после четырех дней ярмарки и внезапных вайбов Кастанеды (фан-факт: за ним еще дважды приходили разные люди, одного я даже уговорила на Мамлеева, почти не кривя душой связав того с доном Хуаном сложной цепочкой ассоциаций через раннего Пелевина и поздние встречи Южинского кружка), словом, грех не вспомнить, что People are strange.

Понятно, при чем тут к Кастанеде the Doors, но я все равно расскажу, снова проявив неуместную осведомленность. Моррисон придумал название группы, прочитав эссе Олдоса Хаксли об опыте расширения сознания через употребление мескалина — The doors of perception (А Хаксли, кажется, на поэта Блейка ссылался, и тут самое главное лично для меня сосредоточиться и не перекинуться на Джармуша и Игги Попа). В общем, такой вот дивный новый мир.

Рассказ вторника — «Талоны на жизнь» Марселя Эме.

В конце 1980 – начале 1990-х одним из многочисленных последних приветов распухшей и трещащей по швам империи были талоны — на масло животное, сахар, мыло, макароны и т. д. Набор на квартал, хочешь реализовать свое право на мыло хозяйственное, отрежь прямоугольничек и обменяй. Когда империи не стало, дома еще довольно долго в коробке с документами болтались разноцветные расчерченные листки с оставшимися «алкогольными» клетками. Не помню, что с ними стало потом.

Парижские власти из рассказа Марселя Эме (1942-й год написания — и акценты расставляются сами собой) пошли чуть дальше, когда запас масла и круп истощился: талоны стали выдавать бесполезным гражданам на жизнь — по количеству дней в зависимости от степени заинтересованности государства в тебе. Чем полезнее житель оккупированной страны — тем дольше он находится в осознанном промежутке между временными смертями. Но понятно же, что талоны можно потерять, украсть, выменять на черном рынке.
Дома был старенький сборник Эме с этим рассказом, кажется, издавала «Иностранная литература» еще. Видела его книги в издательстве «Текст», но тоже давно. В сети болтается, найти несложно. По атмосфере скорее карнавал по Бахтину — ехидно, абсурдно, почти водевильно. Но занятно.