На фото ай да Пушкин, ай да драма квин. В памяти Екатеринбург и Красная строка. В сердце Миша @bookzombie Фаустов и его все-все-все.
Я уже мчу на рабочую встречу по этой нашей 20-градусной столице, хотя еще 12 часов назад мчала с рабочей встречи по вполне октябрьской Плотинке. Кажется, все удается, хоть и не все получается. Обнимаю всех, кто был и остается с нами и со мной лично: обнимал, заботился, приносил воду, пытался кормить и отогревать и снова обнимал, приходил поддержать так, что и я чувствовала себя немного Ларри Кингом.
Спасибо за сладостные мгновения и т. д.

Пока думала, что пропустила пост с настроением понедельника и удивительной историей, рабочая почта решила сама. Фестивальный угар «under Пресса» продолжается. Программа @alpinaproza на ММКЯ 2023 уже в канале издательства (обратите внимание, это не Гостиный двор, а Экспо-чтоб его-центр), плюс я еще и 31.08 в 11:00 на главной сцене говорю с Дмитрием Воденниковым и лицеистами Дарьей Месроповой и Степаном Самариным о прозе и поэзии нынешних молодых.

Необязательный факт про «under pressure»: почему-то многие не узнают Боуи во втором голосе, хотя многие видели его дуэт с Анни Леннокс на трибьюте Фредди Меркьюри в 1992.

Переход между Театральной и Площадью Революции снова ставит эффектные музыкальные точки.

Сегодня по дороге на встречу писала сентиментальный пост о Красной Строке, затем шла из точки А в точку Б, одновременно пытаясь проверить на сайте программу ММКЯ. Отвлеклась на звуки пан-флейты и аккордеона, несущихся со спота «музыка метро». My heart will go on наигрывали двое, но аккордеониста я не запомнила, потому что с пан-флейтой сидел подросток в гусарском кивере и с эполетами. Все это роскошество было таких вырви-глаз-карнавальных оттенков, что в целом,применительно к моей гастрольной деятельности, саундтрек к Титанику встроился как родной. Если вы не помните, как звучит пан-флейта, вспоминайте скорее бессмертную Lonely Shepherd (да, тест на возраст).

Я скоро и об обычной книжной работе продолжу писать. Например, не отрываясь от модерации встреч, в промозглой уральской ночи закончила еще одну классную редактуру для Поляндрии No Age.

Рассказ по вторникам

Поскольку я вот только что вернулась из Екатеринбурга, неочевидным образом вспомнила об Александре Чуманове. Читала его не в юности, а много позже — о том, как искал и ждал его рассказы в «Уральском следопыте» когда-то, рассказывал братик. Поэтому ссылка на «16 копеек» ведет на сайт Шамиля, не удивляйтесь.

Постепенно у него на голове стало образовываться специальное углубление для того, чтобы гиря с головы не скатывалась. Потому что, когда она скатывалась, результат не засчитывали. Это одна из причин того, что пришедшие в найсхад с опозданием не могли достигнуть значительных результатов. У них эта лунка для гири формировалась плохо.
А с виду Фома был вполне обычным мальчиком, красивые волнистые волосы хорошо маскировали углубление, занятия другими спортивными дисциплинами закалили его, сделали невосприимчивым к болезням и стрессам. Он хорошо учился в школе и даже где-то в классе седьмом здорово увлекся математикой. Но тренер вовремя обратил внимание на это вредное для спорта увлечение, и математика не успела заметно отразиться на спортивных показателях юного дарования.

ММКЯ. День 1
От себя к сказанному Таней и Наташей добавлю: я собиралась на ярмарку днем, часов в 11, на час максимум. Но случайно встала за стенд и продала одну книгу, вторую, десятую, и в начале седьмого вечером Таня строго сказала: «идем уже домой завтракать». А это так круто на самом деле — рассказывать о наших авторах и их книгах. Потому что они у нас все самолутшие — мы же их выбрали. Люди приходят просто послушать, а потом говорят: «вы с такой любовью рассказываете, дайте еще эту и ту». А как иначе? Потому что это любовь.

Звонили, писали, подходили знакомые. Обняться на лету — нормальная книжная традиция. Приходили люди детлита — ко мне, и от этого очень тепло. Уже поздно вечером узнала, что еще одной книге, что я сделала до работы в Альпине, дали национальную премию. Это и моя радость тоже — все не зря.

Книжные люди это не только о книгах потому что, это очень о людях в первую очередь.

Замызганные изнутри и снаружи, Новые дома оставались непоправимо великолепны: окна их бесконечно вытягивались ввысь, а кирпич, потемнев, будто бы обращался в гранит; под самыми же их крышами широко белели просторные козырьки, и именно здесь я единственный в жизни раз видел Бога: он стоял на центральном, возвышенном от двух других навесе, большой, в длинном словно бы мраморном платье, недышащий и гудящий как провода над просекой, но ему недоставало головы, над круг­лыми его плечами не было ни сияния, ни какого-нибудь, скажем, контура или каких-нибудь, пусть неизвестных мне, букв; гул же все возрастал и плотнел, и я, не совсем зная, как мне быть, лег вниз лицом на теплую летнюю землю, чтобы он точно понял, что я узнал его, но как только перед моими глазами встала земляная темнота, гул стремительно превратился в бешеный свист, как если бы это был авианалет; я затрясся, и все затряслось вместе со мной, и отец, всегда что-то знавший об этом, но не хотевший мне говорить, вдруг произнес прямо в мой затылок: видишь, это совсем не так, как написано в священной истории.

Дмитрий Гаричев «Lakinsk project» (НЛО, 2023) — неожиданно примиряющая с чужими изобильными, лезущими, как булавки из головы Страшилы Мудрого, книжными травмами.

Ехала с короткого для меня второго дня ММКЯ, где мы с Дмитрием Воденниковым, Дашей Месроповой и Степаном Самариным говорили о премии Лицей. Я еще на встрече начала перечислять ребят из длинных списков и финалов разных лет, конечно, забыла (и сейчас забуду) упомянуть большинство, потому что за семь сезонов участников было невероятное количество, а многие из них будто и вовсе все время были известные и любимые, и с некоторыми, конечно, счастье быть рядом профессионально и по-человечески.

Всю долгую дорогу домой нанизывала цепочку из звеньев, скрепляющих настоящее и будущее этой нашей литературы: Катя Манойло, Марго Гритт, Ислам Ханипаев, Игорь Белодед, Аня Шипилова, Саша Шалашова, Ася Володина, Таня Стоянова, Аня Лужбина, Надя Алексеева, Миша Турбин, Марина Кочан, Сима Орлова, Тим Скоренко, Кристина Гептинг, Евгения Некрасова, Вера Сорока, Любава Горницкая, Денис Сорокотягин, Сережа Кубрин, Екатерина Кожевина, Лера Крутова, Никита Немцев, Тимур Валитов, Малика Атей, Игорь Савельев, Оксана Васякина, Иван Шипнигов, Аня Маркина, Илья Мамаев-Найлз, Василий Нацентов, Евгения Джен Баранова, Вера Богданова, Рагим Джафаров, Таша Соколова, Егор Куликов, Булат Ханов, Сергей Скуратовский.

Это те (далеко не все), чьи имена я вижу в толстых журналах, на обложках книг, в премиальных списках. Те, с кем общаюсь как продюсер, редактор, мастер на курсах, критик, участник фестивалей, коллега-прозаик, коллега-поэт и друг. Не все из них дошли до финала, лишь некоторые стали лауреатами.
Но они есть. И их голоса слышны. Иной раз чуть более громкие, чем стоит. Порой несмелые, хотя надо бы наоборот.
И, возможно, это та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли. Но, мне кажется, нам есть что поведать друг другу.

Мне попеняли, что нет традиционных занимательных репортажей с ярмарки. У меня был короткий день — торопилась на питчинг CWS, поэтому история была одна, но занятная.
Покупатель на стенде в нашем углу собирает комбо из почти всего представленного Лимонова, немного рассуждает о судьбах литературы и серьезной прозе, затем спрашивает, нет ли у нас Кастанеды. «Там такое, знаете ли, ух! Там человек в ворона превращается!» — делится он восторгом. «И пеойтом злоупотребляет», — проявляю неуместную осведомленность я и сурово отрезаю, мол, нет Кастанеды (благоразумно оставив при себе замечание, что у нас для этого всего ежегодный Пелевин 1.0 — и никакие кактусы не понадобятся).

Сдержанно расстроившись, покупатель смещается к коллегам из АНФ, девочки предлагают ему «Все, что движется» Алексея Семихатова (который только что Книгу года получил, между прочим). Покупатель в ажитации: «Вы что! Я с ними вот с этими вот — Казаковым, Сурдиным и Нечаевым — хоть каждый день поговорить могу, мы коллеги вообще-то, я, между прочим, тоже физик! И вообще они врут про теорию струн, с ними только спорить и можно, а не читать (в этот момент я думаю о знаменитых драках на конференциях физиков, о которых, как и о теории струн, как многие девочки-гуманитарии, узнала из сериала «Теория Большого Взрыва»). А вот Кастанеда...Кастанеда это ж про жизнь. У вас тоже нет? Где он продается, не знаете?» Пока мучительно пытаюсь сообразить, кого из коллег не жаль куда б его отправить, Света из АНФ припечатывает: запретили Кастанеду, знаете ли.
Покупатель, к его чести, довольно быстро проходит стадии смирения с отсутствием и запретом Кастанеды и покупает книгу Стивена Пинкера, потому что с ним не знаком, а значит, спорить не о чем. Хотя нет там, конечно, такой жизни, как у Кастанеды.

Всё равно не успею завтра о традиционной пятничной book of calm, зато успеваю до конца лета напомнить о книге с кликбейтным названием. Но это тот случай, когда роман и правда клевый. Коллизия незатейлива, но ведь вопрос не в том, что, а как. О сюжете писала когда-то для страницы РЕШ. Может быть, меня что-то и царапало в начале, как ровесницу основателей ростовского Клуба неудачников, но все занозы очень быстро перестали мешать. Автор знает толк в том, как максимально использовать все предельные мощности жанра. За что ему спасибо.
Upd значки в кадре не несут смысловой нагрузки, просто выпали из коробки, когда брала книгу.

Вся телега в ожидании Шуфутинского бантах и гладиолусах, а у меня традиционное.

Wake Up Mr Anderson